Текст книги "Еретик"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Часть третья
О том, что Атриб и Мануф пали, Ираклий узнал быстро. Уставшие от затяжной блокады всей индийской торговли купцы сочли приход Амра знаком Божьим, прямо указующим, что пора возобновлять привычную мирную торговлю. Их поддержали ремесленники и крестьяне, и никто даже не подумал рисковать собственной бесценной жизнью, чтобы в перспективе обогатить несколько приближенных к императору семей. И почти сразу же пал Самнуд – главный город на всем восточном направлении дельты Нила.
– Взяв Самнуд, Амр взял нас не только за горло, но и за ядра, – на мгновенно собранном военном совете, в основном, из членов Сената, констатировал Ираклий.
И никто из притихших сенаторов даже не подумал возражать.
– Теперь он переждет паводок и двинется на Мемфис [64]64
Дамьетта. В Египте два Мефиса: собственно Мемфис и Мемфис – Дамьетта (Laurent, 1864) – второй по значению порт после Александрии. В Египте пары одноименных городов (Дамьетта, Бусирис, Никея, Матария и т. д.) – норма.
[Закрыть].
Аристократы молчали.
– А если он возьмет Мемфис, у аравитян появится выход и в море Египетское, и в море Африканское, и в море Мраморное… то есть ко всем нашим портам.
– Ему не взять Мемфиса, – осторожно возразил Теодор.
– Верно, – кивнул Ираклий, – потому что Мемфис защищают мои родичи, а не ты.
Теодор насупился, но возражать не рискнул.
– Да, Амру не взять Мемфиса, – прошелся перед членами Сената Ираклий, – но и нам его теперь в полной мере использовать не удастся. Как только аравитяне взяли Атриб, Мануф и Самнуд, они парализовали половину внутриегипетской торговли. И об опасности такого исхода я вас всех предупреждал.
– Все дело в этих предателях несторианах, – подал голос кто-то.
Ираклий горько усмехнулся. Несториане и впрямь не воспринимали Амра как чужака. Для них и мухамедяне, и евреи по-прежнему были намного ближе и понятнее высокомерных и заумных сторонников идеи двух природ, да еще и трех ипостасей во Христе.
– Это быдло вообще слишком уж много о себе возомнило, – поддержал сказанное Теодор. – Плети им хорошей не хватает! А ты, император, слишком… добр.
Аристократы замерли. Фактически Ираклия только что обвинили в слабости и мягкотелости.
Ираклий выдержал паузу и кивнул.
– Верно, Теодор. Я и впрямь слишком добр. Фока за такой провал снял бы с тебя кожу. Прямо сейчас. Возможно, лично.
Полководец побледнел.
– Но я не Фока. Я не буду снимать с тебя кожу, я поставлю на Сенате вопрос о личной ответственности тех, кто тебя на этот пост пропихнул.
Теодор поперхнулся. При таком повороте все его покровители грозили вмиг превратиться в злейших недругов.
– Что тебе надо от меня, Ираклий?
– Ты должен вернуть империи хотя бы Самнуд, – процедил император. – Не вернешь, пеняй на себя.
* * *
Амр отправился посмотреть на свой последний выигрыш, лишь когда узнал, что и Самнуд – ворота в целых два Нильских рукава – пал.
– Елена?
Женщина резко обернулась и прижалась к стене спиной, и Амр горько усмехнулся. Все было понятно.
– Ты когда стала рабыней? Неделя? Две?
– Две, – опустила глаза женщина.
– Садись, – кивнул Амр в сторону низенького столика, – сейчас ужин принесут. А до этого кем была?
– Монашкой.
Амр удивился.
– А разве христианам разрешено делать монашек шлюхами?
– Я – военная добыча, – глухо проронила Елена.
– Тогда понятно, – кивнул Амр и требовательно хлопнул в ладоши.
Дверь открылась, и на пороге появился помощник повара с подносом. Аккуратно поставил на столик дымящееся блюдо с мясом, кувшин с кобыльим молоком, несколько лепешек, мед…
– Иди, поешь, – улыбнулся Амр, – мне сказали, ты почти ничего в рот не берешь. Почему?
– Грех, – коротко отозвалась женщина.
– Мед и молоко даже таким, как ты, не грех, – возразил Амр, – я узнавал.
Женщина не двигалась. Амр вздохнул, подошел к ней, взял за руку и силой подвел к столу.
– Кушай. А за себя можешь не бояться. У меня в Вавилоне четыре временных жены есть. Мне хватает.
– Как это – временные жены? – моргнула монашка.
– Вдовы, сироты, безродные, – пояснил Амр и оторвал кусок дымящейся говядины, – те, кого замуж второй раз не берут, а детей кормить чем-то надо. Мои солдаты в каждом городе таких женщин подыскивают.
– Человеку положена одна жена, – покачала головой женщина и осторожно взяла самый маленький кусочек лепешки.
– Много ты знаешь о жизни, монашка, – рассмеялся Амр.
– Иисус сказал, даже вторая жена – прелюбодеяние, – упрямо сдвинула брови рабыня, – и то, что вы делаете, – блуд.
– Мухаммад на время похода разрешил, – парировал Амр.
– И Мухаммад твой – блудник, – отрезала женщина.
Амр крякнул и бросил мясо на блюдо.
– Значит, монашек брать, как военную добычу, это можно! Насиловать, кого ни попадя в павшем городе, это – пожалуйста! А по-хорошему с женщиной договориться – блуд?
Елена так и замерла – с надкусанной лепешкой в руках.
– Не зли меня, женщина, – со вздохом принялся обгрызать косточку Амр, – а то, Аллах свидетель, назад на Родос отошлю. Сколько мужчин тебя там поимели?
– Никто, – мрачно отозвалась монашка и осторожно потянулась к молоку.
– Врешь.
– Не вру, – поджала губы женщина, – со мной ни у кого не получается.
Амр открыл рот, чтобы оторвать зубами кусок мяса, да так и замер.
– Что ты сказала?
– Я девственница, – буркнула рабыня. – Уже сорок два года подряд.
Амр растерянно моргнул.
– Ты так плохо пахнешь?
Монашка густо покраснела.
– Обычно пахну… как все.
Амр хмыкнул. Он слышал, что у некоторых диких племен женщин зашивают, вроде как до самой свадьбы… а некоторые бывают, как утверждают мудрецы, сразу и женщина и мужчина.
– У тебя… там… что-то не так? Не по женской природе?
– Все там нормально, – опустила глаза в пол рабыня.
– Тогда почему?!
Амр ничего не понимал.
– Я им всем – как мать, – глотнула монашка, – и мужчины это чувствуют.
* * *
Симон шел от офицера к офицеру – строго по цепочке перепродаж и выигрышей. Здесь, на маленьком каменном острове, мужчины буквально сходили с ума от скуки и менялись женщинами так часто, как могли. Понятно, что солдаты находились в худшем положении, но для офицера проиграть женщину или даже законную жену своему товарищу в кости за грех не считалось.
– Была у меня эта Елена, – не стал скрывать самый первый, – но я ее сразу продал; толку никакого.
Симон понимающе кивнул и двигался к следующему.
– В кости проиграл, – мрачно отзывался тот, – баба видная, хоть и в возрасте, но – вот зараза! – мне ее не хочется. В первый раз на такую нарвался.
Симон хмыкал и двигался к тому, кому Ее проиграли на этот раз, и, понятно, что история повторялась – от мужчины к мужчине. Заговор, что когда-то был на Елену установлен, действовал и поныне. А потом его вывели на замершего с картой в руках коменданта, и все рухнуло.
– Амру я ее проиграл, – буркнул комендант и вдруг его брови поползли вверх. – Подожди, а ты кто такой?
– Лекарь. Я всегда здесь был, – послал наваждение Симон.
– У меня с памятью, слава Всевышнему, все в порядке, – покачал головой комендант и повернулся к двум рослым гвардейцам, – взять шпиона!
– Стоять! – приказал Симон, и двинувшиеся к нему бугаи послушно замерли.
– Взять его, я сказал! – рявкнул комендант.
Те не двигались. Комендант оценил ситуацию, что-то понял и потянул меч из ножен. Симон вздохнул, развернулся и неспешно побежал к стене. И, конечно же, перед ним расступались все, и только дышащий в затылок, не поддающийся наваждению главный полководец так и мчался вслед, яростно кроя руганью никуда не годных солдат.
– Всем смотреть на меня! – вскочил на стену Симон и раскинул руки.
Защитники Родоса замерли.
– Сейчас я взлечу в небо, – пояснил Симон, сделал шаг назад и ухнул в кроваво-красную воду. Вынырнул, отплевался, лег на спину и размеренно поплыл к Трое.
Стрелы, которыми посыпали «Симона» ошалевшие от невероятного трюка солдаты так и уходили в небо – туда, где они его видели.
* * *
Невольный миг навязанной Амром откровенности что-то изменил, и Елена вдруг стала рассказывать – все больше и больше. Она говорила и говорила: о странных, почти забытых монахах, о налете имперских гвардейцев, о келье размером с дворцовый зал, о садике размером с ковер, но более всего – о звуках, которые постоянно доносились до нее с той стороны каменной стены монастыря. Оказавшись в заключении в четырнадцать лет, она ориентировалась в мире лишь по этим звукам.
– И ты просидела там двадцать восемь лет?
– Да.
– И ни разу не попыталась бежать?
Елена опустила глаза, и Амр покачал головой и почему-то вспомнил об Аише. Принцесса тоже стала заложницей своей великой судьбы. Едва Мухаммад умер, яркая, сильная, деятельная Аиша оказалась под надзором соглядатаев Хакима и Али. И, вот парадокс, в то время как Аиша тигрицей металась по своей клетке, мечтая о дне, когда она вырвется и продолжит начатое мужем, Елена терпеливо ожидала, какую судьбу назначит ей тот, кому она перешла в очередной раз.
– А почему ты все это мне рассказала?
– Ты первый, кто спросил, – дрогнувшим голосом отозвалась Елена. – Никто раньше не спрашивал. Вообще.
Амр вздохнул. Такой женщине следовало стать женой Мухаммада. Ее исключительная родовитость и его полные божественной правды откровения могли сделать невозможное. Но пророк умер, и теперь мужем Царицы Цариц мог стать любой проходимец.
– Нет, я не возьму тебя в жены, – вслух подумал Амр.
– Почему?
Амр пожал плечами, вытащил кости и бросил.
– Один и один. Видишь?
Елена склонилась над костями.
– И что?
– Я загадал на тебя и на себя, – серьезно произнес Амр, – и будь уверена, если б на костях была совсем гладкая грань, выпала б именно она.
– Неразумно ставить свою судьбу на кости, – покачала головой монашка. – Спаситель сказал…
Амр поднял руку.
– Скажи мне, женщина, что бы ты сделала, если бы сама правила своей судьбой?
Монашка хлопнула глазами.
– Я не…
– Ну, же! – подбодрил ее Амр. – Ты же была когда-то ребенком! Вспомни! Чего ты хотела больше всего?
Сорокадвухлетняя старая дева ушла в себя, всхлипнула и вытерла тыльной стороной все еще красивой ладони сбежавшие по щекам две крупные, с горошину, слезы.
– Воли… хочу. Всегда хотела.
– Тогда бери лодку и отправляйся, – решительно кивнул Амр в сторону Великого Потока, – воля там, а не здесь, возле меня.
Монашка прикусила губу, и Амр рассмеялся, подобрал с пола кости и сунул ей.
– Попробуй загадать.
Она хихикнула, неумело тряхнула кости в ладонях и бросила.
– Шесть и шесть, – констатировал Амр. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, а большего никогда не выпадает.
* * *
Ираклий получил известия о возвращении Самнуда через несколько дней. Осознавший, что ему грозит, Теодор буквально вылезал из кожи и, вырезав оставленных Амром для присмотра за городом магометан и всех, кто им симпатизировал, силой вернул город в состав империи. А затем Нил резко пошел вверх, и люди Амра не смогли сделать уже ничего: пойма стремительно становилась кроваво-красным морем.
Примерно в то же время, Ираклий и получил долгожданное известие из Ватикана.
«Северин умер от воспаления кишок, – сообщал агент, – это огромная потеря для всего христианского мира. Святые отцы даже не знают, кто бы мог заменить столь святого человека на его престоле… поэтому выборы нового Папы отложены».
Ираклий улыбнулся. Нет, он понимал, что это – не страх смерти. Страх никогда не останавливал монахов на пути к верховной власти. Епископы просто ждали, чем окончится схватка за Египет. Это было умнее.
«Иерархи чрезвычайно обеспокоены тем, что случилось у Вавилона, в месопотамском [65]65
Вплоть до Вавилона (Каир) Нил протекает двумя рукавами, образуя беспрецедентно плодородную долину – месопотамию (буквальный перевод с греческого – междуречье).
[Закрыть]ущелье, по которому протекает Великий Поток, – писал далее его агент, – иначе как чудом, назвать происшедшее невозможно, однако то, что евреев и аравитян пострадало столь мало, а христиан – так много, вселяет ужас и…»
Строчка закончилась на полуслове. Ираклий перевернул листок и вздохнул. Мокрый речной песок, по которому армия Амра прошла, а имперская – застряла, грязевая волна, смывшая половину войска Теодора, до странности легкое падение Трои в руки врага – все это настораживало и его.
«…вселяет ужас и надежду… все понимают, что проигрыш христиан у Вавилона – это колоссальный выигрыш для второй, невизантийской части христианского мира».
Ираклий скрипнул зубами.
«Поэтому главный вопрос дня – твой «Экстезис». Принято негласное решение всячески его поносить, – как и саму идею Унии. Никто не хочет упустить столь уникальный шанс избавиться от твоей тирании, пусть и ценой резни. Аравитян полагают поставить на место позже, когда с их помощью покончат с армянами. И в Генуе, и в Венеции знают, что этим дикарям ни в Аравии [66]66
Античный мир знал, как минимум, три Аравии. Здесь речь об Аравии египетской, на правобережье Нила, в так называемой Азии.
[Закрыть], ни, тем более, в Египте хозяевами не стать…»
Ираклий досадливо цокнул языком, именно этого он и ждал, и боялся.
«Ну, и Везувий опять проснулся. Не особенная новость, но пепла уже вылетело столько, что солнца не видно. Понятно, что люди боятся, а кликуши за месяц собрали для храмов столько денег, сколько раньше и за десять лет не собирали…»
Далее ровными столбиками шли цифры, отражающие суммарный баланс в торговле крупнейших провинций Ойкумены, – по сути, самое главное. И только в конце следовала короткая приписка: «Кифа снова получил какое-то новое задание – третье за последний месяц. Деталей не знаю».
Ираклий присвистнул и задумчиво поскреб щеку. Кифа, был достаточно ценным агентом Рима, таких по пустякам не дергают. И если его первым заданием в этом месяце определенно было противостоять линии Ираклия на Соборе, а вторым – выехать в Египет для сбора данных о продвижении армии Амра, то что могло стать третьим?
«Союз с аравитянами против меня?»
Такое было бы почти невероятно. Ираклий был еще достаточно силен, чтобы покарать предателя, – кто бы им ни оказался.
«Неужели его цель – Елена?»
Гибель Ахилла была слишком красноречивой приметой утечки информации, а то, что на Западе с возможным появлением этой монашки считаются, секретом не было. Ираклий вздохнул. После того, как приливная волна четырежды прошла по кварталу ткачей, от видевших Елену свидетелей не осталось даже следа. Но у него было такое чувство, что Царица Цариц не только жива, но и как никогда ранее опасна.
* * *
Симон выбрался на берег неподалеку от крепостных стен Трои и сразу же увидел, что за ним наблюдают десятки глаз: аравитяне явно не понимали, почему яро желавшие смерти перебежчика солдаты Родоса стреляли в воздух.
– Беги к воротам! – крикнули ему на греческом и сразу же – на армянском и еврейском, – тебя пропустят!
Симон кивнул и побежал вдоль стены, а едва обогнул крепость и подошел к воротам, обмер. Прямо перед ним, в компании двух крепких монахов, стоял Кифа.
– Ты? – так же обмер Кифа. – Что ты здесь…
– Я тоже не ожидал тебя увидеть, – кивнул Симон. – На чем добирался?
Кифа уклончиво мотнул головой.
– Купцы подвезли.
Это была откровенная ложь. Единственным купеческим судном, прорвавшимся сквозь заслон военных у Никеи благодаря родственным связям капитана с самим Теодором, было то, на котором приплыл сюда Симон.
«Значит, судно Кифы было имперским или церковным…»
Первое отпадало просто потому, что Кифа всегда находился по ту сторону от императора Ираклия.
– Эй, ты! – приоткрыли ворота и жестом подозвали Симона, – проходи.
– Я раньше стоял! – кинулся к щели Кифа. – У меня письмо!
– Подождешь.
Симон победно улыбнулся и протиснулся за приоткрытую створку.
– У меня дело к вашему вождю.
«И все-таки что здесь делает Кифа?»
Этот кастрат определенно имел какое-то дело к Амру, и вариантов было всего два: закулисные переговоры с аравитянами против Ираклия… и Елена.
Симон вздохнул, прошел в дверь комендатуры и замер. В огромной комнате сидел только один человек – небогато, а точнее, почти нищенски одетый аравитянин. Но вот его глаза…
– А ты ведь и есть – Амр, – прищурился Симон. – Слышал, слышал, как ты пророка убить пытался. Дважды? Молва не лжет?
Аравитянин мрачно мотнул головой и жестом пригласил присаживаться.
– Что надо?
– Я пришел за Еленой, – не стал юлить Симон.
Амр хмыкнул.
– А у тебя что, какие-то на нее права?
Симон задумался. Юридических прав на Царицу Цариц у него не было да и быть не могло. Это у нее были права на всех, кого ни коснись. И Амр, судя по выражению глаз, понимал об этом больше, чем ему положено.
– Нет, конечно, – покачал он головой, – но Елена все время в опасности, а я мог бы это остановить.
– А ты кто такой? Какого рода? – заинтересовался Амр. – А то пришел, о себе – ни слова, а Елену ему подавай.
– Я – Симон амхарец, – понимающе кивнул Симон, – без роду, без племени. Нашу деревню царь Херод вырезал, когда я ребенком был. Ни Ираклию, ни Патриарху не служу. Сам по себе.
Аравитянин с сомнением покачал головой.
– Никому не служишь, говоришь? А что за дело тебе до Елены?
Симон оценил ситуацию. Амр был сильным человеком, однако наваждению поддавался, это чувствовалось.
«Навести?»
– Почему молчишь? Или совесть еще осталась, врать не позволяет?
Симон удивился. Это слово он услышал впервые за последние пять-шесть лет. В империи предпочитали другие слова: необходимость, долг, служение…
– Когда-то я был одним из ее учителей, – сказал он чистую, хотя и неполную правду, – но уроки еще не окончены.
Аравитянин все с тем же сомнением покачал головой.
– Оставь ее в покое, Симон. Пусть Елена сама выбирает свой путь.
«Знает! – полыхнуло в голове Симона, – он что-то знает!»
И земля тут же отозвалась толчком.
* * *
Амр мог вызвать охрану в любой миг. Более того, он сразу оценил повадку Симона и решил, что мог бы справиться с ним даже сам, единолично, – монах он и есть монах. Но ему стало интересно.
– Скажи, Симон, зачем она тебе на самом деле?
Гость задумчиво оттопырил нижнюю губу. Он явно знал об истинном весе этой женщины и прямо сейчас решал, что именно сказать.
– Она родит Спасителя.
Амр опешил.
– А разве Иисус не Спаситель?
Монах вздохнул, осмотрел комнату и все-таки сел – чуть наискосок.
– Я сам над этим постоянно думаю, Амр. Пророков ведь было много. Только тех, кто стал известен двадцать восемь лет назад, десятки и десятки. У индусов это – распятый на дереве Кришна, у итальянцев – так же распятый Митра… Тот же Мухаммад, которого ты дважды пытался убить…
Амр поджал губы, но прерывать гостя не стал.
– Тот же Мухаммад. Разве кто-нибудь знает его истинную роль? – гость хмыкнул. – Сомневаюсь. Идола из него уже сделали, а живого слова почти никто не помнит.
– Я помню, – покачал головой Амр. – Хорошо помню.
Гость наклонил голову.
– Ты уникален, Амр. Признай это. Да, и ты бы не помнил, если бы не личная трагедия…
Амр глотнул. Так оно и было.
– Тебя ведь женщина бросила? – всмотрелся в его глаза монах. – Как ее звали? Райта?
Амр вздрогнул. Никто не произносил при нем этого имени – уже много лет.
– Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал?
Гость смотрел прямо – глаза в глаза – и эти глаза были печальны.
– Ты сам. Ты думаешь об этом – все время.
Амр потянулся к сабле.
– Не надо, – покачал головой монах. – Это пустое. Всего лишь смерть.
Амр яростно выдохнул, вскочил и подошел к окну. Он действительно уверовал в Единого лишь потому, что его бросила женщина. Он помнил об этом всегда. И он не хотел, чтобы чужак видел сейчас его лицо.
Когда он отыскал Райту, она сидела, обхватив колени Мухаммада, и рыдала.
«Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Разве здесь место замужней женщины?»
Райта повернулась, и он вдруг вспомнил, как взял ее в бою – тогда, много лет назад. Глаза были те же.
«Я ухожу от тебя, Амр, – сказала она, – и я принимаю ислам».
Амр тогда совершенно растерялся. Он взял Райту, как добычу. Но Амр всегда уважал эту женщину, и он хотел узнать, что произошло, – немедленно, лично от нее, а не от стоящих полукругом родичей Абу Касима!
«Но почему?! Разве я тебя когда-нибудь обижал?»
Райта, не опуская глаз, покачала головой.
«Мухаммад сказал, Единый повелел принимать детей от рабынь, как родных, – глухо произнесла она. – Я еще не старая. У меня еще будут дети».
Амр тогда тоже потянулся к сабле, но рядом с Мухаммадом стояли его родичи – и по Сафии, и по Аише, и по Хадише. А главное, он видел по глазам Райты – эта женщина уже не отступит.
«Талак. Талак. Талак, – стиснув зубы, процедил он троекратную формулу развода. – Ты свободна поступать, как знаешь».
Следующие три дня Амр метался, как раненый тигр. Он свято выполнял указание старейшин своего рода: девочек от женщин врага топить, мальчиков – кастрировать. Хотя можно и продать – главное, подальше. Только так его племя могло избежать появления в своем стане кровных врагов и неизбежной мести. И все три дня он яростно отвергал эту жуткую догадку: прими он Единого еще тогда, в самом начале, и его дом был бы теперь полон сильных сыновей и прекрасных дочек. Потому что и они, воспитанные в исламе, жили бы по тем же законам, что и родители, – без лишней жестокости.
– А потом ты пришел к Мухаммаду, – подал голос из-за его спины монах, – и увидел, что ему еще больнее, чем тебе.
Амр всхлипнул и яростно вытер глаза рукавом.
– Откуда ты знаешь?
– Я часто виделся с Мухаммадом, – тихо произнес монах, – и я знаю, как себя чувствует настоящий пророк.
– Как? – не поворачиваясь, шмыгнул носом Амр.
– Так же, как рассеченный пополам: твоя нижняя половина истекает кровью, семенем и дерьмом, а твоя верхняя все это видит и молит Единого об одном: скорее бы конец.
* * *
Теодор слишком хорошо понимал, насколько все против него. Если честно, он полагал, что Ираклий лично его как-нибудь накажет, – понятно, что не смертью; после Фоки столь высокородных аристократов уже не убивали. И тогда заработал бы обычный сенатский механизм: все бы кинулись его защищать, хотя бы для того, чтобы насолить императору. Но Ираклий обхитрил всех.
Едва он принял решение отдать Теодора на суд тех, кто настаивал на его назначении главнокомандующим, перед сенаторами встал вопрос: на кого валить вину за утрату Траянского канала. И выбор был невелик: или на себя, или на Теодора. Ираклий оставался перед Сенатом чист.
«Сволочь!»
Проблема усугублялась тем, что все до единого аристократические роды Византии были зависимы от индийской торговли. В отличие от Фоки, уминавшем все под себя, Ираклий решительно поставил своих армян в общую очередь, и снова выиграл. Теперь вина за эту войну лежала не только на армянах, а на всех поровну. А значит, и расходы на грядущие боевые действия по возвращению канала так же ложились на всех, а Теодор уже не мог оправдаться чем-нибудь вроде происков императорской семьи. Следовало выкручиваться самому.
Решение пришло быстро, едва Теодор взял Самнуд. Посмотрев, как реагируют родичи казненных им предателей, главнокомандующий послал надежных людей в Александрию и тут же сел писать письма всем, кто поддался мнению толпы и принял Амра, как законного правителя.
«Мир тебе, Сабендос, теперь ты, я слышал, в большом почете у аравитян, – быстро, почти по шаблону писал он, – но ведь дети твои учатся в Александрии, на земле империи. Как тебе идея о кастрации всех твоих сыновей? Нет-нет, не подумай, что я угрожаю, но ты знаешь, этот армяшка Ираклий совсем свихнулся от ярости.
Да, и дочка твоя, кажется в Кархедоне замужем – так? Неужели ты думаешь, тамошние армяне простят тебе предательство? Да, и деньги они приличные потеряли. Это я, твой друг, понимаю, что Траянский канал мы потеряли не из-за тебя, а из-за этого тирана, но поди объясни это армянам! Для них Ираклий свой, а ты… сам знаешь, кто.
Надумаешь исправить положение, беги прямо ко мне. Слава Всевышнему, я еще имею какое-то влияние на это армянское чудище на троне. Похлопочу.
Твой преданный друг Теодор».
– Так, кто там у нас следующий? – задумчиво поднял он опись павших городов, – Клавдий? Ну-ну…
«Мир тебе, Клавдий, – аккуратно вывел он, – я слышал, тебя принудили признать власть аравитян. Но ведь твой сын служит у меня во втором легионе, а твоя дочь в Александрии изучает геометрию и философию. Нет-нет, не подумай, что я угрожаю, но ты же знаешь этих армян! Для них воинская честь – пустое слово…»
– Никуда ты, сука, не денешься! – зло хохотнул Теодор, – на четвереньках назад прибежишь!
* * *
Амр распорядился впускать следующего, когда Симон отправился вслед за Еленой, а сам он немного успокоился. И его снова удивили.
– Я не уполномочен делать тебе, принц, официальных предложений, – мягко улыбнулся монах, явно кастрат, – но все, что я пообещаю, будет иметь силу закона.
– Я не принц, – покачал головой Амр.
– По духу, ты принц, – с явным уважением и даже восхищением произнес кастрат. – Да, и по занятому положению…
– Зачем ты здесь? – оборвал его Амр.
Кастрат улыбнулся еще приятнее.
– Тебя уже начали предавать, принц. Сначала губернатор Абоита, затем – губернатор Фаюма…
– Их уже взяли, – поджал губы Амр, – и оба сидят в колодках, как я и обещал.
– А вчера тебя предал Сабендос…
– Сабендос? – удивился Амр, – но почему? Он же терпеть не может императора! Я знаю, там личные счеты!
– У Сабендоса есть семья… – сладко улыбнулся кастрат, – и она в руках этого чудовища Ираклия.
Амр яростно крякнул. Гарантировать безопасности семей он своим новым союзникам еще не мог.
– Не надо рассчитывать на аристократов, – покачал головой кастрат, – они будут тебя предавать все равно. Купцы тоже предадут – рано или поздно. Менас улыбается лишь до тех пор, пока ему это выгодно.
Амр пожал плечами. Так бывало чаще, чем хотелось бы.
– Но простые-то люди на моей стороне.
«Подожди… что я такое делаю? – мелькнула в голове новая мысль, – почему я перед ним оправдываюсь?»
– Ближе к делу, монах.
Кастрат охотно кивнул.
– Простые люди на твоей стороне, только потому, что ты объявил амнистию по долгам и снял подати на три года вперед. Но ты никогда не думал, что будет, когда эти три года закончатся?
Амр на мгновение ушел в себя. Конечно же, он об этом думал. Но что еще можно было сделать? Разоренные неурожаями и податями крестьяне остро нуждались в передышке, их нельзя было не освободить от этих податей.
«Ну, ничего, как-нибудь обратно загоним, пусть и через три года… Стоп. Что это?»
Амр был совершенно уверен, что никогда таких планов не строил!
– Верно говоришь, монах, – согласился он, – люди привыкнут жить достойно, и загнать их в такие же условия станет невозможным. Но именно этого я и хочу. Пусть они хоть раз разогнут спину и посмотрят в небо. У вас же здесь половина крестьян – язычники! Пусть поймут, что мы все – дети Единого!
Этот улыбчивый кастрат его уже раздражал.
– Какие правильные слова! – восхитился монах. – Как умно! Ставь на варваров, и не прогадаешь! Только так можно свалить армян!
Амр тряхнул головой.
«Свалить армян… ставь на варваров…» – новые мысли уже крутились в его голове ярким цветным хороводом, а в глазах плыло.
– Уходи! – выдохнул он и потянулся к сабле. – Немедленно! Быстро, я сказал!
– Последний вопрос, – поднялся кастрат, – где Елена?
– В лодке на Ниле, – выдохнул Амр и властным жестом призвал охрану.
«Я же не собирался этого говорить!»
А охрана все медлила.
– Уходи, монах, пока жив. Или я тебя лично зарублю.
* * *
Вестник из Клизмы, конечной точки Траянского канала, уже на выходе в море, далекий родич огромной семьи императора принес Ираклию самые худшие вести из возможных.
– Весь твой флот заперт в Мекканском море и стоит в заливе напротив канала.
Ираклий поджал губы. Это стало неизбежным, едва Зубайр перекрыл все протоки, ведущие в Нил.
– Твои солдаты и матросы голодают.
И это было ожидаемо. Взятые на время похода припасы подошли к концу, в сожженных, почти пустых крепостях курейшитов поживиться было нечем, а верблюжьи караваны Амра двигались в глубине Египта – не достать.
– Некоторые капитаны попытались прорваться к тебе по суше, но их отбросили назад крестьяне, – Зубайр там со всеми договорился.
Ираклий досадливо крякнул. Как только Амр объявил всеобщую долговую амнистию и полное освобождение от податей на три года – и для купцов, и для ремесленников, и для крестьян, египетских подданных как подменили. Назад в империю не желал никто. Это разрушало Византию быстрее, чем что-либо еще.
– Пресной воды тоже немного. Зубайр к источникам не подпускает. На днях вспыхнуло четыре матросских мятежа. Двух твоих капитанов убили.
– Зубайр этим уже воспользовался? – поднял глаза Ираклий.
– Да, – кивнул родич, – и очень успешно. Все знают, что тех, кто переходит к Амру, на три года освобождают от всех повинностей. И все считают, что ты, император, потерял Египет навсегда.
– Как? – опешил Ираклий. – Почему? Так быстро?
– Все смотрят на небо, – печально вздохнул родич, – а знамения против тебя…
Ираклий помрачнел. Комета так и нависала над землей, то уходя за горизонт, то снова появляясь, и эта огненная фигура с раскинутыми в стороны руками и как бы склоненной на грудь головой так и оставалась яростным укором человеку. И, что хуже всего, от нее нет-нет, да и чиркали в землю стремительные огненные «стрелы».
По счастью, кроме Антиохии, разрушений это пока не принесло. Да, как говорили очевидцы, там, куда эти «стрелы» вонзались, горели даже камни, но земля лишь на мгновение содрогалась – и все. Нил – главный кормилец всей Ойкумены – так и продолжал нести свои красные воды к морю – царственно и неспешно. И все-таки, люди боялись.
Все они считали, что виновной в несоблюдении заповедей Христовых была и оставалась именно власть – как ни крути. А уж когда солнце стало затмеваться серой пыльной мглой, а на землю полетел вулканический пепел, империя начала трескаться по всем швам. Ираклий буквально чуял это кожей. Объяснить простым неграмотным людям, что комета на все небо не обязательно – сам Спаситель, пришедший для Страшного Суда, а пепел – не предреченная пророками кара, а выбросы далекого, аж за морем Везувия, было нереально.
А потом пепла стало так много, что Солнце начало светить еще тусклее, чем когда-то светила Луна, а Луны и вовсе никто не видел. И понятно, что начались холода, и даже Ираклий растерялся: в Александрии, впервые за всю историю Византии, увидели настоящий лед.
Услышав об этом странном и зловещем явлении впервые, Ираклий не поверил. Сам сходил на берег и обомлел: море, на сколько хватало глаз, было полно серым от пыли крошевом. Он присел, выловил кусок, размял его в ладонях и долго смотрел, как диковинное, обычное лишь в гиперборейских странах явление тает в его руках. Но, вот беда, в море лед уже не таял.
В такой ситуации аравитянам даже не надо было что-то говорить: знамения сами говорили за себя, и предостережения пророка из рода курейшитов обретали особое значение.
– Как думаешь, насколько быстро наш флот перейдет под власть аравитян? – глухо проронил Ираклий прибывшего из Клизмы родича.
Он знал, что это неизбежно, и все-таки надеялся на невозможное.
– Ты же понимаешь, Ираклий, – смутился родич, – агитаторы за Амра есть на каждом судне, и число их растет…
– Сколько дней?!
– Да еще эта странная идея о двух природах во Христе. Люди считают, что ты продался заморским еретикам, а Спаситель…
– Сколько?!! – заорал Ираклий.
