Текст книги "Еретик"
Автор книги: Андрей Степаненко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– Ну, что, начнем с Менаса, – предложил патриарх. – Что решили купцы?
Самый главный купец Египта встал. Он давно обсудил условия с остальными купцами, и теперь лишь доносил их общее решение.
– Город сдать, – отозвался Менас. – Условия Амра просты, понятны и, как всегда, честны.
Теодор скрипнул зубами, но счел за лучшее не оспаривать мнения торгашей, а напротив, поддержать.
– Город сдать, – вопреки протоколу, вторым поднялся он. – Амру мы шею все равно сломаем. Сейчас главное – расправиться с предателями в императорском дворце.
Члены временного совета скорбно замерли. Здесь почти никто не симпатизировал Мартине, но и принца Теодора никто не уважал.
– Кто еще скажет? – смутился нарушением регламента патриарх.
– Сдать, – поднялся Филиадес.
– Сдать, – вторил ему Евдокиан.
– Сдать… сдать… сдать…
Да, многие совершенно не желали подчиняться этому варвару, однако в такой ситуации лучше всего было придерживаться обычной византийской политики: обещать, бог знает, что, и разорвать договор точно в тот момент времени, когда нужда в нем отпала, а силы империи достаточно выросли.
* * *
Для выполнения поставленной задачи Кифа первым делом избавился от директора Мусейона. Старого, известного ученостью и несгибаемостью грека до смерти забили по пути домой неизвестные религиозные фанатики. Ясно, что для библиотеки Мусейона с 700 000 томов хранения это стало катастрофой. Все понимали, что новый директор, кого бы ни назначил император Ираклонас, будет входить в дело месяцами. Вот тогда Кифа и приступил к основному – подкупу, шантажу и переговорам.
– Я никак не пойму, – начал он разговор с курирующим Мусейон второстепенным чиновником городского совета, – вы что – собираетесь оставить архивы всей империи аравитянам? Они же по договору всего через шесть дней в город войдут!
Чиновник побледнел. Он лучше других знал, сколь важны эти архивы; за иные бумажки с людей кожу снимали! А уж оставлять такое сокровище врагу… за подобное преступление могли и рассечь.
– Я… не знаю. Указаний не было.
– И не будет, – констатировал Кифа. – Мартина только о своей власти думает, а наши все в панике.
– А что делать? – утер обильно выступивший пот чиновник.
– Не знаю, не знаю… – с сомнением покачал головой Кифа. – Можно, конечно, в Кархедон вывезти, но туда гунны Кубратоса рвутся, могут наши сокровища и вместо топлива использовать.
Чиновник глотнул. Степень учености гуннов он понимал.
– Возле Константинополя сейчас варвары Амра, – продолжал вслух размышлять Кифа, – да и пожары там в последние месяцы едва ли не через день…
– Может быть, к Папе в Италию? – сам предложил чиновник и сам же испугался своей смелости. – Только я не знаю, разрешат ли…
– С вашим начальством, что ли поговорить? – задумчиво проронил Кифа и уже видел: все удалось, а нужные мысли в чиновничью голову запали.
Понятно, что не везде и не все шло так гладко, но трусов и дураков хватало повсюду, и Кифа делал ставки именно на них. Ну, и на фактор наглости…
– У меня распоряжение самого принца Теодора! – потрясал он бумагой перед заступившим на место директора тонким и сухим, как жердь, не по статусу дерзким сирийцем.
– Пошел вон, каплун, – одним жестом перечеркнул все надежды сириец.
Понятно, что Кифа тут же двинулся выше, и вскоре уже сириец доказывал своему начальству, что он – не пособник врага, а Кифа, через хорошо оплаченных чиновников уже руководил погрузкой на суда. Книги, свитки, описи, нотариальные копии, журналы регистрации сделок – сколько же здесь было всего!
А едва он отправил первую дюжину кораблей, его нашел один из начинающих агентов.
– Я видел женщину лет сорока и высокого татуированного амхарца на городском рынке.
Кифа обмер.
– Что они делали?
– Покупали фрукты, – пожал плечами агент.
– А куда пошли затем?
– Куда-то в сторону квартала гончаров, – вздохнул агент, – а дальше я не помню. Как вышибло все из меня.
Кифа прищурился, – почерк Симона различался ясно. Он жестом подозвал главного помощника.
– Направь всех, кто у нас есть, изучить направление от рынка до квартала гончаров и далее. Разрешаю снять наших людей с библиотеки.
Это направление было куда как важнее, чем все книги Мусейона вместе взятые.
* * *
Когда Елена впервые попросила фруктов, Симон еще не понимал, чем рискует, а потому позволил ей прогуляться до рынка и купил все, на что падал ее жадный до новых впечатлений глаз. А потом он понял, что за ними следят. Провел Елену до квартала гончаров, повернулся, поймал взгляд ищейки и просто вышиб ему память – даже без слов. С тех пор он выходил на улицу строго один, и Елена ждала его в замкнутом дворе снятого дома – у заросшего маленького пруда под старой шелковицей.
Симон вообще предпочел бы не выходить, но Елена хотела то баранины, то верблюжьего молока, то инжира. И чего-то на рынке – по военному времени – обязательно не оказывалось, и ему приходилось искать замены. Он понятия не имел, значит ли это, что Елена беременна, но предпочитал не рисковать и приносить все, чего она ни попросит.
А вечерами, перед тем, как лечь на супружеское ложе, он садился под той же шелковицей у пруда и на память, в своем переводе рассказывал ей греческие предания и сирийские поэмы да напевал армянские песни. И, конечно же, просидевшая две трети жизни взаперти Елена почти утрачивала разум от восторга.
– Еще, Симон, еще! – умоляла она.
– А может, в постель? – прагматично предлагал Симон. – Ты намного прекраснее любого их этих стихов.
Он хотел ее постоянно.
– Еще, – упрямо мотала Царица Цариц головой.
И, конечно же, Симон в считанные дни исчерпал все свои запасы и был вынужден идти в город за книгами. Но вот здесь что-то творилось.
– Нет свежих поступлений, – разводили руками торговцы, – война, сам должен понимать.
– Какая война! О чем вы говорите? – отмахивался Симон, – что я, Амра не знаю? Небось, освободил вас на три года от налогов, вы и сдались.
– Вот как раз от налогов он на этот раз никого не освободил, – вздыхали торговцы, – из-за мятежа проклятого Мануила. Но свежих книг все равно нет. Переписчики говорят, Мусейон закрылся.
Симон вздохнул, двинулся к Мусейону, а едва подошел, обмер. Грузчики – один за другим – бегом таскали огромные фолианты к пристани.
– Спасаем все, что возможно, от безбожных и безграмотных аравитян, – пояснил, в чем дело монашек-счетовод.
– А куда… спасаете? – поинтересовался Симон.
– Папа обещал на хранение взять, – счастливо и наивно улыбнулся монашек.
«Взялась лисичка курочек сторожить…» – подумал Симон и сунул монаху пару золотых.
– Найди-ка мне каких-нибудь греческих поэтов.
Его лично отношения Империи и Папы абсолютно не касались.
* * *
Амр встречал очередное посольство в палатке перед стенами Александрии. После недавней грозы с кислым, почему-то, словно лимонный сок, дождем [88]88
Вулканическая активность, как правило, завершается кислотными аэрозолями и дождями, вымывающими из атмосферы газовые выбросы.
[Закрыть]небо – впервые за много месяцев – оставалось чистым и ясным, и настроение было таким же.
– Меня зовут принц Теодор, – представился один из визитеров.
– А меня – Андроник, – наклонил голову второй.
– Присаживайтесь, прошу вас, – улыбнулся Амр и окинул Теодора быстрым взглядом.
Похоже, что именно этот полководец отдал ему Египет практически без драки.
– Что привело вас ко мне? До сдачи ведь еще целые сутки…
– Мы пришли говорить не о сдаче Александрии, – мотнул головой Андроник.
– А о чем? – удивился Амр.
– Твои люди стоят у стен Константинополя, – прищурился Теодор, – но они не умеют брать города.
– Верно, – согласился Амр.
У него и впрямь не хватало грамотных полководцев, плюс ко всему, ушедших на восток варваров начала косить чума.
– Я могу взять столицу империи для тебя, – задрал подбородок повыше Теодор.
Амр замер. Насколько он знал Теодора, тот не взял бы и маленькой горной деревни.
– Каким образом? – поинтересовался он и тут же понял, каким.
– Я по условиям сдачи должен вместе с флотом покинуть Александрию, – мерзко улыбнулся полководец, – и никто в Константинополе не ждет, что я вернусь, как враг.
Амр замер. Такой концентрированной подлости он уже не встречал давно.
– А почему ты решил вернуться домой, как враг? – поднял он брови.
– Я должен поквитаться с отравительницей Мартиной, – процедил принц, – вина ее доказана, и возмездие – это святое.
Амр вздохнул. Что ж, отравитель в любой стране наказывался особенно жестоко, кем бы он ни был. Ну, и даже трусливый и подлый Теодор имел право на правосудие. Правда, оставался один вопрос…
– А почему ты не возьмешь Константинополь сам для себя? – прищурился Амр. – Ты ведь принц… стал бы императором.
Визитер окаменел, и Амр легко читал на этом лице все: и непомерные амбиции, и такое же непомерное тщеславие, но главное – тщательно скрываемый, но такой же непомерный страх.
– Я – верю в Единого Бога, – глотнул Теодор, – для меня главное – справедливость.
– Что ж, – поднялся Амр, чтобы принять от Теодора присягу на верность. – Будь по-твоему.
Его, принявшие Единого, люди слишком часто погибали из-за незнания правил большой войны. А ему еще предстояло брать и Пентаполис, и Карфаген. Ему нужны были всякие полководцы – даже такие.
* * *
Хаким, Али и халиф собрались вместе, едва получили известия о том, что патриарх увез предложения Амра о сдаче в Александрию.
– Если патриарх взял эти условия в руки, значит, они уже готовы сдаться, – констатировал Али.
– Сколько дней они могут попросить на размышления? – прищурился Хаким. – Как думаете?
– Обычно, семи дней хватает, – глотнул халиф.
Хаким глянул в календарь. Это означало, что завтра войска аравитян войдут в главный торговый город мира.
– Амр и так уже слишком силен, – выдавил Али. – Если он возьмет Александрию, жди беды.
Хаким молча кивнул. Взяв Александрию, Амр получал возможность вывести в открытое море весь отобранный у Византии флот. В сегодняшней ситуации, когда Амра в Египте поддерживали все – от крестьян до купцов – это означало одно.
– Еще полгода, и он захватит весь мир…
Хаким и сам не заметил, что произнес это вслух.
– С этим флотом не захватит, – возразил ему Али, – но если поставить на византийские суда наши косые паруса… вполне.
Хаким задумался. Косые паруса, позволявшие маневрировать у берегов Индий, не были известны ни грекам, ни армянам, ни, тем более, итальянцам. Они использовали прямые, сильно уступавшие при маневрах. Никто и никогда не сталкивал суда с парусами этих двух типов в морских сражениях, но, по оценкам бывалых капитанов, преимущество в бою должно быть, по меньшей мере, двойным.
– И кто пожнет главный урожай? – обвел Хаким собеседников глазами.
Али и Халиф на мгновение замерли.
– Аиша Умм Абдаллах… – первым смог выдавить Али. – Она наиболее опасна.
Все было так. Эта эфиопка вполне могла выдвинуть на место первого среди равных своего сына от Мухаммада – Абдаллаха. И тогда, при всегдашней поддержке Негуса Абиссинского и с воинскими успехами Амра, место императора всего мира Абдаллаху было обеспечено.
– Мы должны взять Ойкумену без Амра, – проронил то, о чем думали все, Хаким.
– Да, – согласился Али, – Амра пора устранять. Теперь мы и без него управимся.
– Но ведь Абдаллах… да, и другие дети Мухаммада… они все равно самые вероятные… – начал, было, халиф и осекся – такими глазами глянули на него два ближайших родича Пророка.
Но все, конечно, понимали: эта проблема еще тяжелее, еще неразрешимее, а в перспективе еще опаснее, чем невероятные успехи выскочки Амра.
* * *
Мартин прибыл в Александрию в день сдачи города. По улицам уже бродили совершенно потрясенные видами сказочно богатого города первые аравитяне. Элита города спешно отплывала прочь из Египта. Кое-где под шумок грабили и убивали. И понятно, что грузчиков, мечущихся от Мусейона к причалу, были сотни и сотни. Однако Мартин уже видел: вывезти всего они уже не успевают.
– Сколько погрузили? – спросил Мартин у стоящего рядом с Кифой епископа Теофила.
Именно он отвечал за прием рукописей от Кифы.
– От силы, двадцатую часть.
Мартин глянул на солнце. Времени уже не оставалось: еще полчаса, и здесь будет Амр.
– Хватит, – кивнул он Кифе. – Больше не грузить.
– А как же быть с остальными книгами? – удивился Теофил.
– Сжечь.
Теофил растерянно моргнул, но стоящий рядом Кифа тут же понимающе кивнул. Оставлять знания в руках врага было еще опаснее, чем оставлять им страну – пусть и ненадолго.
– Хватит! Хватит! – махнул он счетоводам. – Больше не грузить!
Но едва он подпалил факел и двинулся в сторону библиотеки Мусейона, к нему кинулись все: и грузчики, и счетоводы, и переписчики.
– Ты что делаешь, тварь?!
– Правил не знаешь?!
– Куда ты идешь с огнем?!
Кифа подал знак нанятым еще вчера солдатам, и те сомкнули щиты и двинулись на обступивших его работников библиотеки.
– Разойдись! В сторону! В сторону, тебе сказали!
– Что вы делаете?! – заорали из зажатой солдатами со всех сторон толпы. – Зачем?!
Но Кифу это уже не касалось. Улыбаясь от понимания всей значительности момента, он вошел под высоченные своды и двинулся вдоль стеллажей и полок, периодически тыкая факелом в мгновенно загорающийся папирус. Ускоряя шаг, дошел до конца, развернулся и побежал назад, к выходу: огонь уже охватил все. Выскочил и окинул взором бушующую толпу и ряды оттесняющих ее солдат.
– Варвары! – рыдали переписчики, лучше остальных знающие, сколько месяцев уходит всего на одну книгу.
– Чудовища! – кричали, как от боли, переводчики и архивариусы.
– Скоты! – бились в обтянутые кожей щиты библиотекари.
Мартин подошел и ободряюще притянул Кифу к себе за плечо.
– Ну, вот и все, брат. Самое главное мы сделали.
Кифа кивнул. Он тоже знал, что все величие любого народа не может удержаться в слабой человеческой памяти, а потому, поднеси факел к стеллажу, и вчерашнее величие станет пеплом. И это было правильно, потому что лишь один престол и лишь один народ в Ойкумене имеет право быть по-настоящему великим – престол и народ Папы.
– Неужели вы думаете, мы это так оставим?! – прорвался сквозь солдат растрепанный архивариус.
– А куда ты денешься? – рассмеялся Мартин.
– Клянусь! – стукнул в грудь кулаком архивариус. – Клянусь всем, что у меня есть, я восстановлю каждое слово! Даже если придется потратить на это всю жизнь! Вот этими руками восстановлю!
Мартин глянул на Кифу.
– Что скажешь?
Кифа обвел взглядом бушующую и рыдающую за сомкнутым строем толпу.
– Ну… всего им не восстановить… но что-то… очень может быть.
И тогда Мартин недобро улыбнулся и властным жестом подозвал к себе командира наемников.
– Всех, кто сейчас находится на территории Мусейона, согнать вместе.
– Сделаю, – кивнул командир и все-таки замялся, – а зачем?
Мартин глянул на архивариуса. Он так и кричал, то стуча себя в грудь, то потрясая в воздухе растопыренными пальцами, словно показывая, какими именно руками будет восстановлена библиотека.
– Я хочу, чтобы им всем отрубили руки.
* * *
Симон увидел дым над Мусейоном почти за квартал. Побежал, прорвался сквозь идущих прочь от библиотеки наемников и замер. Все библиотекари и архивариусы, переводчики и переписчики были здесь. Кто-то, шатаясь, как пьяный, и потрясая обрубками рук, посылал проклятия уходящим в море кораблям. Кто-то сидел и раскачивался от невыносимой боли. Кто-то разбредался прочь – и своими ногами, и на четвереньках, и даже ползком.
– Ну, вот, все и кончилось.
Симон обернулся. Сзади слезал с верблюда окруженный своими полководцами Амр.
– Что кончилось? – не понял Симон.
Амр поджал губы.
– Власть патриархов и пап над Египтом. Люди такого не прощают.
* * *
Кифа смотрел на этих двоих со стороны. Они стояли, разговаривали и смотрели, как аравийские солдаты перетягивают кровоточащие обрубки библиотекарей кожаными тесемками и помогают им встать на ноги. Но Кифу беспокоило не это. Не далее как час назад один из его лучших агентов случайно заметил Симона выходящим из дома, и все изменилось.
– Сделано. Она у нас, – подошел сзади агент.
– Иду, – кивнул Кифа и окинул Симона прощальным взглядом.
Еще через четверть часа он входил в резные двери богатого, некогда купеческого дома. Елена, а это была именно она, бледная и перепуганная, стояла на коленях меж двух крепких охранников.
– Встань, – приказал Кифа.
Елена с усилием поднялась, и он изучающее осмотрел ее всю – теперь вблизи. Царица Цариц оказалась немолодой, не слишком красивой женщиной с грубоватыми, немного амхарскими чертами лица. Но для тех, кто понимал толк… – Кифа цокнул языком, – это была самая сладкая добыча во всей Ойкумене.
* * *
Симон почуял неладное внезапно – как удар. Повернулся, расталкивая широкими плечами глазеющих на высоченные здания аравитян, побежал по улице, задыхаясь, подбежал к знакомым дверям и обмер. Двери были распахнуты настежь.
– Нет…
Он вбежал внутрь, оглядел пустой двор и вдруг увидел, как это происходило: человек в рясе на входе и двое рослых бородатых мужчин, держащих в руках извивающуюся Царицу Цариц. Видение было столь ясным, столь отчетливым, что он вздрогнул и, пытаясь не упустить это состояние, заглянул чуть дальше. И снова увидел все ясно и точно: ее провели улицей до крытой повозки, сунули внутрь, а затем, в богатом, явно купеческом, доме поставили на колени, пока не пришел…
– Кифа…
Симон видел его так ясно, как если бы он стоял напротив. Кастрат цокнул языком, вышел, и Елену потащили вслед за ним в сторону гавани.
– Кархедон, – выдохнул Симон.
Неясно как, но он точно знал, что ее везут именно туда.
* * *
Амр принялся помогать Симону без колебаний.
– Я дам тебе судно, – кивнул он и тут же подозвал двух своих помощников. – Найти корабль и отправить в Кархедон…
– Но бухта пуста…
– Найти! – повысил голос Амр. – Посмотрите те, что в ремонте. И поставьте косой парус – быстрее доберется. Дать воинов.
– Нашим людям в Кархедоне появляться нельзя, – покачал головой наблюдающий за разговором Зубайр. – Убьют.
Амр задумался.
– Значит, попросим армян или греков, – через мгновение решил он, – отправьте гонца к Менасу, он кого-нибудь даст.
Зубайр тут же отправил человека к Менасу, и Амр предложил потрясенному потерей монаху присесть и сел рядом сам.
– Скажи, Симон, ты понял, для чего Царица Цариц послана Аллахом в мир?
– Не до конца… – тихо сказал Симон.
Он выглядел совершенно раздавленным.
– Сначала я думал, она родит Царя Царей, который будет править миром.
Амр удовлетворенно хмыкнул. Это была неплохая идея, ибо войны прекратились бы сразу.
– Но потом я понял, что войн этим не остановить, – словно услышал его мысли Симон. – А главное, Джабраил сказал…
– Ты говорил с Джабраилом? – обмер Амр.
– Не я лично, – вздохнул монах, – с ним говорили семеро юных пророков, которых я водил в Иерусалим.
Амр открыл рот, да так и замер. Он совершенно точно знал, что самый последний пророк Единого – Мухаммад.
– И что… они сказали? – глотнул он.
– Почти ничего, – обреченно покачал головой Симон, – им сразу заткнули рты.
– Как это?
Монах распрямился и тоскливо глянул в небо.
– Все семеро впали в пожизненный сон, – явно жалея о своем участии в такой судьбе мальчишек, произнес он, – сейчас, как я слышал, их за деньги показывают людям – словно каких-то уродцев…
Амр с облегчением вздохнул. Мухаммад снова оказался прав; он и впрямь был, да так и оставался последним посланным людям пророком.
– Так что ты узнал от Джабраила?
– Елена подарит нам Спасителя, – вздохнул Симон.
Амр моргнул.
– Опять?!
Симон досадливо крякнул.
– Пойми, Амр, никто не знает, приходил Спаситель или нет. Двадцать восемь лет назад пророков было столько, и говорили они так красиво, что лично я совсем запутался. А главное, евреи говорят, что после прихода мессии должно наступить всеобщее счастье! Оглянись, Амр!
Амр пожал плечами и оглянулся по сторонам.
– Ну, оглянулся. И что?
– Ты видишь всеобщее счастье?
– Нет.
Такового и впрямь не наблюдалось. Повсюду было одно: корчащиеся от боли в обрубленных руках работники Мусейона.
– Ты извини, Симон, – покачал Амр головой, – с этим вашим мессией что-то не так. Нет, – упреждающе поднял он руку, – Иса – достойный человек и, безусловно, – пророк, а его мать Мария – выше всяких похвал! Но вы что-то о нем неправильно поняли.
– В точку, – кивнул монах. – Мы именно что-то не поняли. Словно Господь мстительно закрыл нам глаза – даже на себя самих.
– И ты хочешь это исправить?
Монах задумался.
– Уже не знаю, Амр. Чтобы исправить главную беду потомков Адама, нужно распять сына Елены… моего сына…
Амр поджал губы.
– И?.. Как ты поступишь?
Монах опустил голову.
– Я не хочу, чтобы мой сын умирал. Я хочу носить его на руках и лепить ему игрушки из глины. Я хочу нормальной семьи, Амр. Я устал. Я очень устал.
Амр вздохнул и глянул в небо.
– Ты счастливец, брат.
Симон поднял голову и непонимающе моргнул.
– Да, да, ты – счастливее меня, ты еще чего-то хочешь, – улыбнулся ему Амр. – Я ведь тоже устал. От глупости. От продажности. А больше всего от ненависти. Я – воин. Я убил очень многих. Но порой даже я не выдерживаю того, что вижу. И тогда я прошу Аллаха не медлить, когда придет мой черед предстать перед Ним.
– Просишь забрать? – удивился Симон и вгляделся в его глаза. – Сколько же тебе лет?
– Я моложе тебя, брат, – похлопав его по плечу, поднялся Амр, – намного моложе.
Ему еще предстояло выяснить, как наказать исполнителей этой бесчеловечной расправы над библиотекарями и надо ли по законам этой страны их наказывать вообще.
* * *
Кифа не отходил от Елены ни на шаг – ни в порту, ни на судне. Он понятия не имел, как ее намерен использовать Мартин. Эта женщина одинаково годилась и чтобы стать матерью-императрицей всей Ойкумены, и чтобы выносить и родить Спасителя.
– Ты ведь беременна? – поинтересовался он.
Елена покраснела и опустила глаза.
«Беременна…» – подтвердил себе Кифа.
– От Симона?
Елена еле заметно кивнула.
Что ж, это никак не мешало. Похоже, пророчества сбывались, и вскоре именно эта женщина родит сына, обреченного пролить жертвенную кровь во искупление всего рода человеческого.
«Агнца, могущего пострадать за всех…»
И ровно в тот момент, когда это произойдет, человек станет вечным должником. И не заповеди, а именно гнетущее чувство неоплатимого долга, погонит его по жизни окровавленным кнутом.
И человек навечно потеряет покой. Ибо не бывает в покое должник, не уплативший долга. Но, вот беда, долг перед тем, кто спас и тебя, и твое потомство от вендетты, от вечной кровной мести Небес, неоплатим.
И человек навсегда перестанет испытывать это незамысловатое животное счастье. Ибо невозможно быть счастливым, зная, как страшно убивали Спасителя, – чтобы выкупить твое право на это счастье.
И именно так – совестью – человек спасет себя от самого себя. У алчущего кусок застрянет в горле. У жаждущего намертво сомкнутся уста. А желающий всех женщин сразу пожалеет, что его не кастрировали в детстве.
Человек станет взрослым.
* * *
Симон ждал, когда ему подготовят толком не достроенное, при нем снятое со стапелей судно, но думал почему-то не о Елене и даже не о Кифе. Симон мог думать только о сыне – о Спасителе. Вдруг посетившая его жуткая догадка, что Спасение – чудовищная ловушка, уже не отпускала.
«Нет, не может быть! – отказывался он верить сам себе, – этого не может быть!»
Но логика упрямо диктовала свое: предреченное пророками Спасение это кабала, и бесчестная…
Главное, людей спасали от кары за первородный грех Адама помимо их на то воли, и более всего такое «Спасение» походило на внезапный выкуп ваших долгов. Вы приходите к ростовщику и узнаете, что все ваши расписки находятся у того, кто выкупил их по невероятно высокой цене – собственной кровью. Чувствовать себя Спасенным, зная о такой цене, мог бы только недоумок или негодяй.
Симон поворачивал этот тезис и так и эдак, но выходило одно: кровь Спасителя ложилась на всякого, кто корыстно решался использовать эту страшную жертву для спасения своей маленькой души. И это становилось новым долгом – тем более страшным, что расплатиться за него человеку было нечем.
Что ж, Симон видел, что постигает тех, на ком висит неоплаченный личный долг. Сначала они хорохорятся, затем строят из себя святош, начиная винить в том, что совесть болит, всех, кроме себя, а, в конце концов, обращают свой праведный гнев против первопричины – того, кто им занял.
– Чудовищно…
Если Симон верно понимал людей, то сначала «Спасенные» станут притеснять евреев и аравитян – тех, кто не откупался чужой кровью; тех, кто для них, как живой укор совести. А вот затем… затем они доберутся и до первопричины. И неизбежно кончат мятежом против каждого слова Спасителя – кем бы он ни был, и что бы им ни заповедал.
* * *
Когда Кифа прибыл в Кархедон, в гавани сгружались наемники – тысячами и тысячами, а все море было покрыто квадратными парусами. Все знали, что Александрия будет отдана врагу, а значит, не пройдет и нескольких дней, как Амр выведет захваченный у Византии флот в открытое море. И вот готовились к этой неизбежной морской схватке основательно.
– Мартина не видели? – ходил Кифа от одного должностного лица к другому. – Кто-нибудь знает, где святой отец Мартин?
Но перепуганные чиновники мало что могли сказать и беспокоились только о своей шкуре. Отозванные в Константинополь Валентином Аршакуни армянские легионы уже не защищали Кархедон, а потому всем заправляли итальянцы, а вокруг города рыскали разведывательные отряды гунна Кубратоса. И как теперь повернется расклад сил, не ведал никто.
Лишь спустя несколько часов, двигаясь от человека к человеку, Кифа отыскал-таки Мартина – в маленькой гостинице, нетрезвым, в компании полудюжины голых шлюх.
– Ки-ифа, – протянул первый кандидат в будущие Папы, – иди к нам.
Кифа лишь пожал плечами. Он знал, что Мартин кастрирован уже взрослым, а потому до сих пор тоскует по женскому телу, но смысла травить себя вот так, намеренно, не видел.
– Я привез ее.
Мартин вздрогнул и побледнел, а затем его глаза уставились куда-то вдаль, словно сквозь стены, и он сделал почти безразличный жест.
– Садись. Рассказывай.
– Я нашел дом, в котором они отсиживались, – сухо отчитался Кифа, – взял ее в последний миг и вывез последним кораблем.
– Какая она?
– Могу показать, – встал Кифа.
– Нет-нет, не надо, – выставил белые ладони вперед Мартин.
– Но она здесь, со мной, – упрямо сдвинул брови Кифа и толкнул дверь, – заведите ее!
Мартин открыл рот, а в следующий миг Елена зашла.
– Ты?! Мартин?! – опешила Царица Цариц.
Кифа непонимающе глянул на Елену, но та смотрела только на Мартина. А тот глотал воздух распахнутым ртом и отмахивался полной белой рукой.
– Уведите, – приказал Кифа.
Он уже понял, что лучше было Мартина послушать. А тем временем тот с трудом перевел дух и уставился на него.
– Ты заслужил наказание.
Кифа молча склонил голову.
– Поэтому именно ты ее и убьешь, – произнес Мартин.
– Как? – поднял взгляд Кифа. – Почему? Что…
– Елена уже не нужна.
Это было сказано так внятно и однозначно, что до Кифы дошло сразу. В глазах у него помутилось.
– Но почему? – хрипло выдавил он.
Мартин коротко и как-то зло хохотнул.
– Папа Иоанн пришел к выводу, что любая империя будет для нас чересчур опасна. У нас должна быть одна империя – Римская Католическая Церковь, – Мартин нетрезво рассмеялся, – но… в царстве педерастов женщины ни к чему.
Кифа стиснул зубы. Елена была в его руках, но вся польза от нее утекала сквозь пальцы, как песок. Он кивнул, развернулся, чтобы выйти и… все-таки обернулся.
– Но ведь я выполнил обещанное. Что с моей наградой?
Мартин поднял брови вверх и рассмеялся.
– Будет тебе награда, Кифа, будет! Все, как тебе обещали.
– Я стану основателем Церкви? – уточнил Кифа. – Первым Папой под тем именем, какое я указал?
– Станешь, – уверенно кивнул Мартин. – Архивы Империи в наших руках, так что я тебя даже Иеговой сделать могу.
Он булькнул, рассмеялся над этой своей удачной шуткой, а потом расхохотался – в голос, взахлеб, до истерики.
* * *
Коронация Констанса II, десятилетнего сына Грегории и покойного Костаса проходила в храме Святой Софии, и Мартина следила за каждой деталью сложного и длительного ритуала с вниманием загнанной в угол волчицы. Только этот десятилетний мальчик обеспечивал ей поддержку родичей снохи Грегории.
«Или уже нет?»
Родичи снохи имели собственные амбиции, да и конфликтовать со всем Сенатом из-за нее они, пожалуй, не станут. А тем временем Валентин Аршакуни шел в Константинополь, а подписавший капитуляцию Александрии Теодор должен был прибыть вот-вот, может быть сегодня или завтра. Лично для нее такая концентрация войск в столице не означала ничего хорошего.
– Где он? – вполголоса спросила она подошедшего для доклада секретаря.
– Аршакуни уже в нескольких часах от города, – так же вполголоса ответил секретарь, – будет в Константинополе к ночи.
Мартина поджала губы. Валентина можно было переманить на свою сторону за деньги, но она понятия не имела, сколько он запросит.
«Да, и Теодор…»
Этот всеми обойденный и всеми обиженный принц ненавидел всех, кто чуть успешнее его – за собственную вечную неуспешность. Поэтому его следовало опасаться даже больше, чем Аршакуни.
Вокруг оживились, и Мартина распрямилась. Пятнадцатилетний император Ираклонас прилюдно обнимал своего племянника и соправителя, десятилетнего императора Констанса II. Значит, вот-вот должна была начаться коронация третьего императора – трехлетнего сына Мартины Давида-Тиберия.
Его подвели к патриарху, и Мартина замерла. Однако Давид-Тиберий вел себя с пониманием всей важности момента: послушно подставил голову на помазание, с любопытством осмотрел и поцеловал патриарший крест и лишь спустя четверть часа, уже в короне, принялся вертеться и ковырять пальцем в носу.
На таком «трехглавом» правлении – Ираклонас, Констанс и Давид-Тиберий настоял Сенат, не желавший нарушать сложившейся расстановки политических сил внутри патрицианской верхушки. Однако Мартина не слишком верила в стойкость подобных союзов; она лучше многих понимала, что судьбу империи решат всего два разговора – с Аршакуни, и с Теодором. И она вовсе не была уверена, что эти разговоры вообще состоятся.
А уже вечером, по завершении утомительной процедуры чествования и знакомства юных императоров с сенаторами, она получила первый тревожный знак.
– На патриарха Пирра напали, – принес новость задыхающийся от бега монашек. – Прямо в храме святой Софии.
– Патриарх жив?
Монашек кивнул.
– Успели отбить.
Посыл тех, кто стоял за напавшими на самого терпимого иерарха Церкви, был предельно ясен: никаких компромиссов.
«Только бы хватило денег на подкуп Аршакуни…»
Полководец мог запросить и больше, чем она могла заплатить.
* * *
Потеряв Елену, Симон утратил большую часть самообладания, и небольшая, напоминающая теперь лампаду комета отозвалась на огненный шквал в его груди огненными плевками в землю – куда-то на восток. Однако тут же проявилась и польза: он добрался до Кархедона немыслимо быстро, – почти штормовой ветер дул строго по курсу. А потому Симон нагонял ушедшего вперед Кифу быстро и неотвратимо.
