Текст книги "Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 83 (всего у книги 84 страниц)

Дело, что я задумал, было для меня новым и непривычным, и оттого я остро нуждался в тех, кто в нем разбирается: это во‑первых. А во‑вторых я испытывал острый недостаток в людях, проверенных настоящим делом. В тех, кто не разбежится при первом же грозном окрике, и подкупить кого если и не невозможно, то хотя бы максимально трудно. Таких отыскать непросто, так ведь и задача передо мною стояла куда как серьезная.

Подобный подход прекрасно себя оправдал при освобождении Жанны. Конечно же с моими‑то деньгами я без труда мог отыскать наемников. Но вот вопрос – сражались бы они до конца, как поступили баварцы? Прошли бы по моему следу, чтобы спасти нас с Жанной? Вот почему всякий знатный человек старается собрать вокруг себя друзей и соратников!

Проблема лишь в том, что я обзавелся деньгами и стал бароном совсем недавно, а потому никакими преданными вассалами обзавестись пока что не успел. Но вассалы – дело поправимое, появятся, никуда не денутся. Сейчас же я остро нуждался в помощи совершенно определенного рода. И, кровь из носу, был должен ее получить. Доверенный человек, юркий и совершенно неприметный, привел меня к гостинице в порту Марселя.

– Второй этаж, четвертая дверь слева от лестницы, – тихо говорит он. – Я пригляжу, чтобы вам не помешали.

Не проходит и минуты, как я властно стучусь в дверь.

– Кого там черти принесли? – рычит из‑за двери знакомый голос.

– Барон де Тишемон, – представляюсь я.

Дверь распахивается, хозяин преувеличенно галантно интересуется:

– И какого черта занесло в этакую глушь вашу светлость, Робер?

А он вовсе и не удивлен, привычно отмечаю я. Похоже, по‑прежнему в курсе того, что происходит в этом мире.

– Я здесь потому, что мне нужна твоя помощь, Жак, – признаюсь я. – Дело весьма серьезное, и я предлагаю немедля поехать ко мне, благо гостиница совсем недалеко. Ты уж прости, но тут о подобных вещах говорить нельзя.

– Ныне я в опале, – пожимает плечами де Кер. – О каких серьезных делах может идти речь? Ты уверен, что ничего не путаешь?

– Собери вещи, – говорю я. – Если столкуемся, сюда ты больше не вернешься.

– Разбогател? – любопытствует Жак, когда мы подъезжаем к лучшей в Марселе гостинице "Дева и лебедь". – Слышал тут краем уха о твоем сватовстве.

– Наследство привалило, – туманно объясняю я. – Мне просто повезло, вовремя один хороший человек преставился.

Мы устраиваемся в гостиной. Уютно пылает камин, в руках нянчим кубки с вином.

– Скажи мне, любезный друг, – перехожу я к делу, – нет ли у тебя на примете какого‑нибудь проверенного, надежного банка с устоявшейся репутацией?

Ничуть не удивившись, Кер деловито интересуется:

– Хочешь вложить в него деньги, или занять золото под недвижимость?

– Закладывать мне пока нечего, – признаюсь я, – пожалованное королем имение только обживаю. Меня другое интересует: хочу по случаю прикупить банк.

– Но для чего?

Жак хмурит брови, лоб его идет морщинами.

– Ты только не обижайся, Робер. Но я скажу тебе, как на духу: староват ты для того, чтобы заняться банковским делом. Тут, как и в каждом ремесле, начать надо с раннего детства. Поначалу, лет десять, проходить учеником, затем еще столько же подмастерьем.

Он вздыхает:

– Отец, покойник, все пытался меня приобщить к финансовому делу, но я не выдержал, сбежал. Представить себе не можешь весь этот ужас: с раннего утра и до позднего вечера без остановки гремишь счетами, складывая и умножая, деля и отнимая, высчитывая прибыль и уточняя расходы.

Помолчав, Жак вкрадчиво интересуется:

– А знаешь ли ты разницу между флорином, дукатом и цехином? А как надо вести и проверять бухгалтерские книги? Да вот тебе самое простое – сколько весит тысяча зерен перца, а?

Я сокрушенно развожу руки.

– То‑то же! – восклицает Жак.

Осторожно, чтобы не спугнуть его, я говорю:

– Жак, ты же знаешь, друг, как я к тебе отношусь. Я тебя где‑то даже люблю.

Затуманенные воспоминаниями глаза Кера медленно проясняются, он машинально кивает, но тут же настороженно переспрашивает:

– Любишь, говоришь? Ну‑ну! Давай выкладывай прямо, что тебе нужно, без этих твоих подходцев!

Вот и попробуй общаться с разведчиком по науке Карнеги. Правильно говорят, что профессионального обманщика не надуть. Есть, правда, один способ, как добиться от Жака того, что хочешь. Надо сказать ему правду.

– Жак, – говорю я, – как ты слышал, теперь я богат. Ужасно, сказочно, и, не побоюсь этого слова, прямо‑таки неприлично!

Мой собеседник делает нетерпеливое движение, и я продолжаю:

– Мои деньги хранятся в добром десятке банков. Но так уж сложилось, что я чужим банкам не доверяю, и, вот такая у меня прихоть, желаю хранить все свои деньги в собственном. Это первое. И второе, но самое главное: я прошу тебя возглавить мой банк. Не пугайся, ненадолго. Едва только дело наладится, ты порекомендуешь мне надежного управляющего, а дальше занимайся, чем хочешь. В оплате сойдемся.

Пару минут Жак Кер молчит, переваривая услышанное. Затем, глядя мне прямо в глаза, он тихо спрашивает:

– Зачем это тебе?

И вот тогда, решившись, я открываю ему свой план. Поначалу Жак считает, что я сошел с ума. Затем – что это шутка, какой‑то нелепый розыгрыш. Но я терпеливо отвечаю на все его каверзные вопросы, и постепенно он убеждается, что дело может выгореть. Да что там может, оно просто обязано выйти!

– Для того, что ты задумал, нам и в самом деле потребуется завести собственный банк, – решает он наконец. – Получить концессию на его открытие можно хоть в Венеции, а хоть и во Флоренции, дело это нетрудное. Впрочем, учитывая некоторые обстоятельства, Венецианская республика исключается.

Я киваю, губы сами расплываются в самодовольной ухмылке. Все‑таки здорово я их умыл, до сих пор приятно вспомнить!

Язвительно фыркнув, Жак продолжает:

– Как только появится банк, в течение пары лет мы откроем филиалы во Франции и Британии.

– Еще один вопрос, – прерываю я Кера. – Скажи, а куда теперь пойдут твои люди, чем займутся?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу взять их к себе на службу. Думаю, что французский король перестал им платить, и вряд ли кто из них успел отложить достаточно денег для безбедной старости. Я прав?

– Пока я их подкармливаю, – пожимает Жак плечами, – но надолго меня не хватит.

– И сколько же у тебя числится разных умельцев?

– Если считать простых исполнителей, то десяток наберется, – не раздумывая отвечает Жак. – Ну а людей с головой, чтобы могли все продумать и просчитать – трое… вместе со мной.

– Насколько я тебя знаю, со всяким быдлом ты работать не станешь, – улыбаюсь я. – Так что исполнители, наверное, все же не простые.

– Люди – золото, – уверенно кивает Кер. – Работают без осечек. А простые потому, что головой работать не любят, хотя в своем ремесле равных им не сыскать. Требуется тебе, к примеру, чтобы человечек ненужный незаметно исчез, да так, чтобы и через сто лет следов от него не нашлось – сделают. Выкрасть что‑то или кого‑то, проследить за кем‑то незаметно – и тут им цены нет.

Жак тяжело вздыхает:

– Эх, что и говорить, у покойного графа все работало, как часы!

– Ну что же, – говорю я, – раз уж мне все равно придется собирать собственную команду, пусть я с самого начала знаю, что работаю с настоящими профессионалами. Хватит любительства, и никаких поддавков. Жак, я принимаю твоих людей.

– Есть у меня один вопрос, Робер, – улыбается Жак с некоторым напряжением. – Скажи, а тебе никогда не приходило в голову, что мы, как люди полностью лишенные предрассудков и рыцарского благородства, можем попросту отобрать у тебя деньги?

– Разумеется, приходило, – растягиваю я губы в ответной улыбке.

Жак легонько, почти незаметно отшатывается, из чего я заключаю, что в моих глазах нет и тени веселья. Отвечаю я ему медленно и спокойно, без всяких там истерических взвизгиваний.

– Именно потому все вы будете работать на разных направлениях, и в разных странах, никогда не встречаясь друг с другом. И потом, я не какой‑то безвестный рыцарь‑наемник, в руки к которому попало столько золота, что он не может его удержать. Я, дружище, ныне барон, с собственным замком, челядью и дружиной. И ты сам знаешь, чей я теперь родственник!

Мы глядим друг другу прямо в глаза, и во взгляде моем Жак без труда читает, что мертвецу деньги ни к чему, и лучше синица в кулаке, чем стилет в спину. Я стираю с лица улыбку, голос мой ровен:

– Итак, ты поможешь мне?

Жак Кер кивает, и крепким рукопожатием мы скрепляем сделку. Я протягиваю Жаку небольшой кожаный кошель, заглянув внутрь, тот одобрительно кивает.

– На эти камешки, – медленно говорит Жак, – я смогу открыть десяток банков.

– Не увлекайся, – усмехаюсь я, – лучшее – враг хорошего. И экономь деньги, нам они понадобятся.

И тут же хлопаю себя по лбу.

– Совсем забыл за всеми этими хлопотами! Жак, мне потребуется от тебя еще одна услуга. Надо пристроить младенца в добропорядочную семью. Я хотел бы, чтобы малыш вырос в доме, где работают с деньгами. Если он хотя бы наполовину пошел в отца, быть ему финансовым гением!

– Твой? – спрашивает Жак. – Впрочем, неважно. Мой младший брат с женой давно мечтают о ребенке, да все как‑то не получается. Так что, если ты не против…

Наутро мы уезжаем. У городских ворот наши дороги расходятся, Кер поворачивает коня на восток, я – на север. На прощание я негромко говорю:

– Пусть тебе улыбнется удача, брат.

Свежий ветер бьет в лицо, могучий зверь подо мною без устали вбивает копыта в дорогу, и с каждой секундой я приближаюсь к любимой. На лицо сама собой наползает глупая улыбка, и мне хочется петь от счастья.

– Скоро, совсем скоро, – шепчу я травам и лугам, рекам и пригоркам. – Еще немного и я вернусь к тебе, Жанна. Осталось всего одно дело.

К замку я подъезжаю уже на закате. Солнце скрылось за верхушками деревьев, что высятся по обе стороны широкой, в два возка, дороги. Сонно перекликаются птицы, ветер шелестит листвой. На быстро темнеющем небе начинают проступать звезды. Пока что тусклые, едва заметные, но не пройдет и часа, как небесные огоньки щедро засияют над головой. Я полной грудью вбираю воздух и одобрительно качаю головой. Вкусно, черт побери! Последний месяц я провел в зловонных портовых городах, и сейчас с удовольствием дышу чистым, напоенным ароматами трав и цветов воздухом леса.

Ах, эта сельская Англия, каких только чудес не навидаешься в британской глубинке! Убогих хижин французских сервов здесь и в помине не водится. Дома справные, крыты черепицей. Возле домов вырыты садки для рыбы, в сараях полным‑полно домашней живности. И то и дело встречаются пасеки. В окрестностях полно тимьяна, оттого тутошний мед выходит белым и изумительно сладким. Раз попробуешь, потом ни за что не оторваться!

Еще мне нравится привычка давать собственные имена домам и усадьбам. Веет от этого какой‑то обустроенностью, теплом и уютом. Интересно, каково это жить в доме, где веками обитали твои предки? Летят года, складываются в столетия, и все тот же дом стоит все на том же месте… Как подумаешь, сразу мороз по коже. И лезет в голову невольное: что ж вы, раз так хорошо живете, к нам полезли?

За поворотом дороги лес расступается в стороны, в широкой долине лежит небогатая деревушка. А вот и замок на холме, цель моего путешествия. Крепостные стены обветшали, ров перед ними заплыл грязью, и его не то что перепрыгнуть, перешагнуть можно.

– Как прикажете доложить о вашей милости? – спрашивает стражник.

– Мэтр Трабего, – представляюсь я.

Подбежавший мальчишка уводит коня, я же иду вслед за пожилым дворецким. Одежда на старике чистая, но изрядно потрепанная, и все, что я вижу вокруг говорит об упадке. Владелец замка встречает меня в главной зале.

– Ты! – хмурится Ричард, я без труда различаю в его голосе нотки безразличия.

Похоже, он и возмущается‑то лишь для порядку. Глаза тусклые, некогда широкие плечи сгорблены, высокий лоб пересекли глубокие, словно резали ножом, морщины.

– Да, мой друг, – признаюсь я. – Вы не ошиблись, это и в самом деле я.

Дворецкий заходится в кашле, и я прошу:

– Оставьте нас.

– Да‑да, ты можешь идти, Хью, – кивает рыцарь.

Шаркая ногами старик удаляется.

– Опять ты, – горько роняет Ричард Йорк. – Всякий раз, как мы встречались, ты приносил мне беду. После первой нашей встречи я потерял невесту. После второй – отставлен с королевской службы. Ликуй! С чем ты пожаловал ко мне сегодня?

– Так ведь первое число, – пожимаю я плечами, – пора платить.

– О чем ты? – щурится рыцарь.

Я достаю из кошеля пачку бумаг. Ричард Йорк закусывает губу, судя по всему он узнает свои долговые расписки. Да и как не узнать, когда на каждой оттиск личной печати и витиеватая подпись.

– Тут не все, – широко улыбаюсь я, – пару еще не успел выкупить, но через несколько дней, я думаю, соберется полный комплект.

Рыцарь молчит, глаза уставил в пол.

– Общая сумма твоего долга, – размеренно продолжаю я. – превышает стоимость замка и прилегающих угодий раза в три. А больше, если не ошибаюсь, у тебя ничего и не осталось?

– Дай мне еще времени, – поднимает глаза рыцарь, в них отчаяние и безумная надежда, – и я полностью рассчитаюсь, клянусь!

Какое‑ то мгновение мы стоим, сцепив взгляды, затем Ричард, глухо ругнувшись, отворачивается и подходит к пылающему камину. Как ни грустно это признавать, но рассчитывать ему не на кого: вся его родня в подобном положении. Йорков в Англии прижимают, не дают поднять головы, давят налогами.

Как же, они прямые конкуренты правящей династии. А это, знаете ли, намного хуже, чем враги‑французы, язычники‑мусульмане и даже краснокожие, что засели на другом берегу Атлантики. Прямые подручные сатаны, вот кто такие Йорки в глазах их ближайших родственников, Ланкастеров. Так что помочь сэру Ричарду некому, он совершенно один. Ну а десяток оставшихся верными воинов не в счет, их самих кормить надо.

– Время, – задумчиво тяну я. – Его всегда так не хватает.

И добавляю решительно:

– Я больше не могу ждать!

– Твое право, – глухо роняет рыцарь, его глаза потухли, словно покрывшись пеплом, гордая спина согнулась под весом забот.

Отвернувшись, рыцарь оглядывает зал с тоской в глазах, он словно прощается с фамильным замком навсегда. И то сказать, впереди его ждет неверный путь наемника, а что бы не твердила молва, из тысяч ронинов успеха и богатства добиваются считанные единицы. Нет, с голоду он не умрет, хорошие воины всегда нужны, редкий год в Европе не идет двух‑трех войн одновременно. А вот как насчет гордости?

– Я кое‑чем вам обязан, сэр Ричард, – продолжаю я ровно. – За освобождение из замка Молт, а еще вы отпустили меня в Кале.

Рыцарь морщится, ведь именно после того случая его карьера покатилась под уклон. После бойни в замке Молт он был всего лишь под подозрением, один из многих, тут же он явно доказал нелояльность и свободомыслие, граничащие с бунтарством. Ричард вскидывает голову, и я повышаю голос, не давая себя прервать:

– Но для настоящего рыцаря это мелочь, какую я и не стал бы упоминать, чтобы не оскорбить вас. А вспомнил я об этом лишь потому, что вы – единственный в Англии дворянин, знакомством с которым я горжусь.

– Уж и не знаю, могу ли заявить то же самое, – саркастически отзывается рыцарь, в глазах его медленно разгорается мрачное веселье. Похоже, мне все‑таки удалось его расшевелить.

Очень мягко я подхожу к Ричарду, и с минуту любуюсь камином. Мне решительно непонятна страсть англичан к этим уродливым сооружениям, но пусть уж она остается на их совести. Рыцарь вскрикивает, вмиг позабыв и об апатии и о сарказме, в голосе неподдельное изумление:

– Что ты делаешь?

– Собираюсь развязать гражданскую войну, – отвечаю я одними губами, глядя, как пылают в камине долговые записки разорившегося рыцаря.

– Ну а теперь мы можем поговорить серьезно? – спрашиваю я.

Ричард ошеломленно замер на месте. Глаза вытаращил, из полуоткрытого рта разве что слюна не течет.

– Эй, кто там! – кричу я. – Подать сюда вина!

Дворецкий, двигаясь с удивляющим меня проворством, влетает в зал с кувшином и парой кубков. Глава его возбужденно пылают, голову на отсечение даю, шустрый старик подслушивал у дверей. Ричард осушает пару кубков, я, едва попробовав, ставлю эту кислятину на стол. Вино у англичан дрянное, вот эль у них выходит намного лучше.

– Сыр Ричард, вы можете говорить серьезно? – уточняю я.

Тот молча кивает. Оглядев его с некоторым сомнением, я предлагаю:

– А не пройти ли нам туда, где нас не смогут подслушать? У меня к вам и в самом деле серьезный разговор.

Едва мы устраиваемся в личных покоях сэра Ричарда, как я без промедления приступаю:

– Так уж получилось, дорогой друг, что отныне я – мэтр Антонио Трабего, владелец банковского дома "Трабего и сыновья".

– Сыновья? – сдвигает брови рыцарь.

– Будущие, – уточняю я с улыбкой. – Будущие.

– А Антонио – это настоящее имя? Помнится, в прошлые разы вы называли себя иначе.

– Псевдоним, – поясняю я доброжелательно, Ричард задумчиво кивает.

– Но что мы все обо мне, да обо мне, давайте вернемся к вам, дорогой друг, – говорю я. – Спрошу прямо. Вы ведь выходец из старинного рода, имеющего неоспоримые права на корону Британии. Неужели вам хоть раз не приходило в голову, что и вы и сами можете стать королем?

– К чему вы клоните?

– К тому, сэр рыцарь, что вашу дорогую Англию оккупировала шайка проходимцев, которая деньгами и оружием поддерживает узурпаторов. И в то же время люди, каким по праву принадлежит трон, прозябают в нищете, всеми позабытые, – с жаром заявляю я.

Говорю я искренне, в голосе настоящая боль, руки к нему протянул ладонями вверх, телом подался вперед. Словом, сделал все, как и учили.

– Вы ведь не будете отрицать, что правь вы Британией, то не допустили бы творящихся сейчас безобразий? – бросаю я.

И, не давая опомниться, добавляю:

– Вот затем я сюда и прибыл. Довольно узурпаторам возглавлять трон! Сэр Ричард, если вы согласен стать королем, я помогу вам!

Рыцарь заворожено кивает. Бинго! Наживка проглочена, рыбка на крючке, и не сорваться сэру Ричарду с него, пока он жив. А уж он теперь постарается прожить подольше, отныне перед рыцарем маячит такой приз, что только подумаешь – дух захватывает!

В замке Ричарда я провожу еще пару дней. Главный вопрос решен: я нашел человека, который развяжет войну против царствующей династии, а вместе с тем, неизбежно, и против ордена Розы и креста. В оставшееся время мы согласовываем хоть и мелкие, но важные детали. Суммы, которые будут перечисляться, где будет получать золото сэр Ричард Йорк и, самое главное: что я потребую, когда рыцарь станет королем.

Я объясняю ему все детали очень подробно, не стесняясь по много раз повторять, так оно лучше усваивается. Про отдачу прошу не беспокоиться, мол, потребую обычный банковский процент.

И в самом деле, откуда сэру Ричарду знать, что деньги, выделенные на операцию "Английский леопард" проходят у "Визари и сыновья" по графе убытков? Большие деньги, ведь кошелем золота гражданской войны не развяжешь, а без постоянной финансовой подпитки из‑за рубежа любой внутренний конфликт быстро затухает. Весь фокус здесь в том, что мне не нужна быстрая победа над Ланкастерами. Я хотел бы поддерживать бунтовщиков, нет, повстанцев! несколько десятилетий, пока Англия окончательно не умоется кровью, не хлебнет досыта того, на что вот уже столетие обрекла Францию.

Монархом Ричарду Йорку никогда не стать, корону Британии нацепит его тезка и родственник, а потому рассчитывать на возвращение золота не приходится. Я улыбаюсь, да было бы из‑за чего переживать! Главное для меня – занять англосаксов внутренними проблемами. Пусть играют в войнушку на своем болотистом островке, делят власть, режут друг другу глотки, жгут и палят, мне не жалко. Лишь бы не лезли во Францию, а у себя пусть делают все, что хотят, я не возражаю.

Флот вторжения разгромлен, и розенкрейцерам нанесен страшный удар. Значит ли это, что они окончательно потеряют владения в Америке? Несомненно. А вот теперь главный вопрос, на засыпку. Оправятся ли орден Розы и креста от поражения? И сколько времени потребуется розенкрейцерам, чтобы понять: раз заморское золото потеряно для них навсегда, единственный выход – обратить все силы к захвату Франции!

В руках у розенкрейцеров, как ни крути, остались громадные богатства. Им по сути принадлежит Англия, где они пользуются всеобщим уважением и поддержкой, за них горой стоит король, пусть и в лице опекунов. Лишить орден Розы и креста точки опоры, заставить уйти из Англии – вот главная задача, после решения которой битву за Францию можно считать выигранной. И эта война будет намного труднее той, где я убивал своими руками. Отныне мне предстоит убивать золотом и драгоценными камнями.

Я собираюсь субсидировать гражданскую войну в Англии. Я сделал ставку на Белую Розу, и буду финансировать Йорков сколько потребуется, если надо – безвозмездно. Я буду вести свою собственную войну, и будет она не менее ожесточенной чем те, где я сражался ранее. Золото розенкрейцеров, выкачанное ими из Америки, будет работать против них самих. И я добьюсь того, чтобы династию Ланкастеров свергли, а орден Розы и креста вышвырнули из Англии. Вот тогда на истерзанную землю Франции наконец придет мир.

Зачем мне банк, спросите вы, к чему все эти сложности, и отчего нельзя передавать деньги повстанцам из рук в руки? Да затем что я, наконец, стал ценить жизнь. Отныне я человек женатый, и очень дорожу своим новым статусом. Концепция же физической ликвидации источника финансирования стара как мир и имеет горячих поклонников, расправиться с частным лицом не составит для них особенного труда. Мне же, напомню, еще детей на ноги ставить. (а у нас с Жанной обязательно будут дети)!

Вот почему я, как и прочие владельцы банковских домов, буду давать деньги в долг, посылать корабли за перцем и шелками, и делать все, чтобы быть от них неотличимым. Банки для того и придумали, чтобы вместо денег возить с собой финансовые обязательства, по‑простому – векселя. Выписываешь где‑нибудь во Флоренции бумагу, и по ней в нейтральном банке в Англии кто‑то, совсем тебе незнакомый, благополучно получает деньги.

Фокус здесь в том, что даже в двадцать первом веке, с его компьютерами и Интернетом, целые спецслужбы безуспешно ломают головы, годами пытаясь определить, откуда же поступают деньги на подрывную деятельность. Что ж, пускай розенкрейцеры попробуют вычислить меня в пятнадцатом веке. Надо будет, я организую целую сеть небольших банков, каждый из которых, проработав пару лет, будет «разоряться» и бесследно исчезать.

Жак Кер обеспечит меня знакомствами в деловом мире, он превосходно разбирается в том, как работают финансы. Я вложу в наш союз золото и собственную энергию, вместе мы победим. Впереди большая и тяжелая работа, на выбранном пути меня ждут победы и поражения, разочарования и новые надежды. Но в итоге я непременно добьюсь успеха! И пусть никто и никогда не узнает, как именно была вырвана победа в Столетней войне, я не переживаю по этому поводу. Не парюсь, как сказал бы шесть веков спустя.

Я добился в жизни всего, чего хотел, и уже через минуту сяду в седло и помчусь к любимой. Я преодолел все и заслужил принцессу. Впереди у меня цель еще грандиознее: я собираюсь поставить Англию на колени. Да, я буду бить тайно, со спины и в пах, а о рыцарских правилах ведения боя придется позабыть. А как вы хотели, если силы так неравны, а я должен добиться победы любой ценой?

И я ее добьюсь! И вот тогда‑то… Но это будет отдельная, совсем‑совсем иная история. И если только доживу, я непременно ее расскажу. Конь тихонько ржет, тычется в плечо мягкими губами, дергает ухом, отгоняя надоедливых мух.

– Ты прав, дружище, – говорю я негромко, – нам пора. Ведь жизнь – она такая короткая, а нам еще столько предстоит сделать!

Где‑ то далеко меня ждет Жанна, и от этой мысли на душе становится теплее. Моя маленькая принцесса, любимая, свет моей души. А еще – верный друг и надежный соратник. И если я не выложил Керу всей правды, то уж себе‑то лгать не буду. План гражданской войны в Англии – наше общее детище, первый наш ребенок.

Выросшая при одном из самых блестящих дворов Европы, Жанна прекрасно разбирается во всех хитросплетениях большой политики, и ей прекрасно известны все сколь либо важные фигуры христианских королевств. Вместе, плечом к плечу, мы справимся, и Англия будет повержена. Но вот знать о ее роли в нашей маленькой войне никому не обязательно, я уже оплакивал ее и не желаю больше терять.

Я улыбаюсь: в голову мне только что пришла забавная мысль, и даже жаль, что я не могу ею ни с кем поделиться. А подумалось вот о чем: неплохо бы мне прикормить где‑нибудь рядом с замком Тишемон бриганду‑другую наемников, чтобы те всегда были под рукой. В жизни не поверю, будто Жанне не захочется хоть иногда погонять британцев. Да и мне будет полезно поразмять кости, не отпущу же я ее на охоту одну?

И уже много позже, когда я пересекаю Ла‑Манш в голову приходит еще одна мысль. Думаю я о том, что выпестовавший и наставивший меня на путь Третий орден францисканцев давным‑давно разгромлен и подмят врагами. То, что некогда звалось Орденом Последней Надежды более не существует, и вряд ли когда возродится во всем блеске былой мощи, да это уже и не важно.

Последний осколок Ордена, одна из многих выпущенных им стрел, многие годы спустя я все‑таки поразил сердце давнего врага. Смерть моих друзей и наставников не была напрасной, пускай они и не дожили до нашей победы. Их лица одно за другим всплывают в моей памяти, и в глазах мертвецов я вижу сочувствие и поддержку.

– Мы сделали все, что могли, – беззвучно говорят они. – Теперь твоя очередь.

– Я не подведу вас, браться, – обещаю я.

– Знаем, – шепчут они, уходя, – мы знаем…

Эпилог XV век, Франция – Англия: как веревочке не виться…

Разумеется, дело на том вовсе не закончилось, и каждый из героев давней истории получил по заслугам.

Шевалье Робер взял Жанна Д'Арк в жены, и жили они долго и счастливо. И сам король не единожды инкогнито навещал замки Армуаз и Тишемон. По неуемной живости характера Дева продолжила борьбу против англичан. Она командовала большими отрядами, и даже брала на копье замки и города. Увы, ей больше ни разу не удалось добиться тех грандиозных успехов, как в далеком уже 1429 году. Шевалье де Армуаз, сеньор Тишемон повсюду сопровождал любимую. И было у них два сына, а потомки наших героев и поныне живут во Франции.

И пусть в далеком 1831 году директор Национального архива Франции Жюль Мишле "окончательно доказал", что не существовало никакой принцессы Клод Баварской, а была лишь пастушка Жанна из деревушки Домреми, да и ту живьем спалили гады англичане, мы‑то с вами знаем правду, не так ли?

Карл VII Валуа, придворными лизоблюдами прозванный Победителем, изгнал‑таки англичан из Франции, но счастья не заслужил. Сын его, Людовик IX, до конца жизни Карла устраивал заговоры, пытаясь свергнуть отца с трона.

Жиль де Лаваль барон де Рэ, впоследствии прозванный Синей бородой, в 1440 году за чудовищные свои злодеяния был арестован и казнен. Как веревочке не виться… Глухо поговаривали, что число его жертв составило более полутора тысяч, но точно никто ничего так и не узнал: все детали процесса засекретили по приказу короля. Известно лишь, что только в подземельях принадлежащего ему замка Тиффож нашли более трехсот детских скелетов. Заодно уж де Рэ приписали семь умерщвленных жен, что было совершенно лишним. К женщинам барон испытывал неподдельное отвращение, а первая и она же последняя супруга даже присутствовала на его казни.

Примерно в то же время герцог Алансонский за участие в очередном заговоре против царственного кузена был арестован и остаток дней провел в заточении в различных королевских тюрьмах. Орлеанский Бастард граф Дюнуа дождался‑таки возвращения брата из английского плена. А за выдающиеся свои заслуги и упорную борьбу против англичан пожалован был Бастард званием великого камергера французского королевства.

Бывший жених Жанны и претендент на трон Франции Фредерик, маркграф Бранденбургский, в 1433 году пал в боях с чешскими «сиротками», а его старший брат Лотар, напротив, дожил до преклонных лет. Род Виттельсбахов правил Баварским герцогством вплоть до девятнадцатого века.

Жак Кер за свои действительно выдающиеся деловые качества был в конце концов оценен и обласкан Карлом VII, и даже сделался при нем министром финансов. Королевский фаворит покрыл южную Францию сетью дорог, поднимал флот и развивал торговлю. А когда в результате сложной дворцовой интриги был лишен чинов и имущества, то перебрался на остров Родос, где остаток жизни провел в полном довольстве. После смерти Кера написанные им мемуары таинственным образом исчезли, и по сей день так и не найдены. Покоятся, верно, в "особом отделе" какой‑нибудь монастырской библиотеки. О самом же "королевском казначее" сохранилось лишь несколько скупых срок в пыльных средневековых хрониках.

Отец Бартимеус, бывший наставник Робера стал епископом Бове, но так и не дожил до вожделенной кардинальской шапочки. Вскоре после описанных событий он был найден в своей кровати мертвым. Ходили смутные слухи об отравлении, но доказать ничего так и не удалось.

Оуэн Мередит Тюдор, тайный муж Екатерины Валуа, пережил любимую, и уже в глубокой старости, в канун войны Алой и Белой розы был казнен по обвинению в подготовке заговора.

Французское рыцарство за всю Столетнюю войну так ничему и не научилось. В 1525 году в битве при Павии король Франциск I без тени сомнения в лоб повел рыцарское войско на засевших в укрытии немецких аркебузиров. В результате цвет французского рыцарства расстреляли в упор, сам король попал в плен, а его армия была разбита и рассеяна. Но атаковать врага прямо в лоб, подобно баранам, французские шевалье продолжали еще очень долго.

Война тяжело сказалась на Англии. Лишившись проклятых денег тамплиеров, король и Парламент попытались обложить налогами духовенство и мелких дворян. Прежних армий на те деньги собрать уже не удалось, и за двадцать лет ведения войны за собственно британский счет страна разорилась. Несмотря на отдельные успехи, англичане были полностью разбиты, и им пришлось окончательно уйти из Франции.

Вот тогда мятежный герцог Ричард Йорк и поднял восстание против тамплиеров, все еще стоявших за спиной английского короля, в истории те события назвали войной Алой и Белой Розы. На деле же то была битва за освобождение народов Британии от владычества ордена Золотых Розенкрейцеров. Как и положено войне, что ведется людьми без чести и совести, она явила примеры неслыханных ранее зверств. Захваченных в плен повстанцев казнили вместе с женами и детьми, отрубленные головы их выставляли на шестах на всеобщее обозрение. Но звериная жестокость не помогла новым тамплиерам, в конце концов англичане сбросили их иго.