Текст книги "Демоны крови"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Не бойтесь, по миру побираться не пустим! Кстати, а давайте-ка составим самый полный реестр… возможно более полный. Что, вы говорили, у вас имеется-то – Модильяни?

– И еще – Брак, Матисс, Пикассо… только не у меня, не совсем у меня.

– Но ведь это уже ваши проблемы, верно?

– Все так, – Ратников мотнул головой. – А Поленов вас не интересует? И еще – Коровин. Есть несколько эскизов, легко можно взять.

– Что за эскизы?

– Парижский цикл… Так возьмете?

– О, друг мой! – пьяно расхохотался доктор. – Не беспокойтесь, мы возьмем всё!

«Мы»… в который раз уже он говорит «мы»… Шайка! Наверняка есть еще кто-то… кто-то, кто в курсе всего, включая и пресловутые браслетики. Вряд ли таких людей много, быть может, один, два… курьер – наверняка, а охранники, медсестры и прочий обслуживающий персонал – просто пешки. А вот этот доктор Лаатс… тот еще тип! Циничен, умен, нахален и, похоже, абсолютно лишен всяких нравственных принципов. Врач ведь все-таки должен помогать людям! Так он и помогает. Одним за счет других.

А доктор пьянел все больше и больше, как видно, он принадлежал к тому не такому уж и малочисленному типу людей, которые напиваются достаточно редко, да и то – только в компании или вот – на пару с кем-либо, по большому счету все равно с кем, не это главное… главное – говорить, говорить, говорить… Изливать душу, вещать, словно оракул!

Вот и сейчас господин Отто Лаатс как раз и доходил до подобной кондиции, он уже не пил – швырял в себя коньяк, как грузчики швыряют тяжеленные мешки в прожорливое жерло корабельного трюма! Маленький, с тонкими губами, рот его ни на секунду не закрывался, как писали когда-то классики – «Остапа несло»!

И несло вполне пафосно! Господин доктор уже чувствовал себя величайшим знатоком искусства, причем изливал из себя суждения крайней непоследовательно – вот только что обругал дивизионистов и тут же похвалил Сера, обозвал нехорошим словом Коро (за что – было не очень понятно) и принялся восхищаться художниками барбизонской школы, потом перешел на музыку – как же без этого?

А Ратников все выжидал удобный момент для того, чтобы, будто бы случайно, перевести разговор на нужные рельсы. Вот для начала хотя бы на медицину…

– Медицина? – пьяно икнув, с надрывом переспросил Отто. – Что вы знаете о медицине, друг мой? Что вообще знает о медицине обыватель? Да ни черта! Только то, что мы, врачи, ему скажем. А мы ведь многое не договариваем, очень многое! Чтобы в медицине сделать прорыв, в любой ее области, нужны люди. И не добровольцы, нет! Ну, кто согласится добровольно принять препарат, если после этого шансы бедняги на жизнь упадут до одного-двух процентов? А кто добровольно согласится на декапитацию, грубо говоря, на то, чтобы ему оттяпали голову. Очень быстро оттяпали, иначе все гистологические исследования мозга коту под хвост, фикция! Никто на это не пойдет, естественно. Потому нам, медикам, приходится выкручиваться, все время выкручиваться, все время ходить на грани… Плесните-ка еще коньяка, Михель! Спасибо, дружище… Так. О чем это я? Ах да, о медицине…

Выплеснув в себя коньяк, доктор кривовато улыбнулся и продолжал:

– Медицина… Спасать людишек… хм… А для того, чтобы спасти, скажем – создать вакцину от чумы или гриппа, скольких таких же людишек нужно убить? Да-да, именно убить, заразив во имя эксперимента! И речь идет не о десятках – о тысячах! О сотнях тысяч! Для уверенности, для чистоты эксперимента – чем больше, тем лучше. Вы знаете, друг мой, какой всплеск был в медицинской науке сразу после Великой войны? А почему? Да все потому же – человеческий материал… все эти раненые, умирающие… а ведь могли и не умереть. Но должны, должны во имя науки! И я, ее скромный служитель… то, что я здесь делаю… О, это не только деньги! Это возможности, чудеснейшие возможности… уникальная аппаратура… ну где еще можно грамотно провести ту же декапитацию? И даже – тсс!!! – исследования на живых мозгах! После того, как «консервы» уже выпотрошены, зачем их сразу же убивать? Пусть послужат науке…

Честно сказать, даже такой почти законченный циник, как Ратников, был сейчас немного вне себя.

Людоед! Вместо милого и приветливого человека, тонкого ценителя музыки и искусства перед Михаилом сейчас сидел людоед. Мясник с кровавыми руками, из той породы людей, что скоро – очень скоро! – затопит в крови весь мир. И это – врач, представитель одной из самых гуманных в мире профессий! Впрочем, о гуманности медицинской науки доктором Лаатсом тоже было заявлено:

– Медицина гуманна? Да кто вам это сказал, дружище Михель? Гуманности в ней не больше, чем в артиллерийском снаряде, поверьте мне, я знаю, о чем говорю. Вовсе не дурацкая клятва Гиппократа определяет лицо медицины, а кое-что другое… Главное – это личные амбиции медицинских светил, многие из которых – законченные садисты, и финансовые интересы фармацевтических фирм. То есть амбиции и деньги, и больше ничего. Да, и еще желание встать вровень с Богом!

Вот так вот – ни больше ни меньше, как вровень с Богом.

Лаатс быстро пьянел, вот уже начал клевать носом, потом вдруг встрепенулся, подбежал к патефону, снял с диска пластинку, уронил, чертыхнулся, наклонился, чтобы поднять да так и завалился на пол, захрапел, и Ратникову стоило немалых трудов водворить своего подгулявшего дружка на тахту.

– Спи, дружище Отто! – Миша подошел к окну и отдернул занавеску.

Ну конечно же никаких часовых у флигеля не было, еще бы – кто бы посмел-то?

Оглянувшись на храпящего доктора, молодой человек осторожно вышел из дома, осмотрелся и неспешно зашагал на задний двор, уж там-то не должно было быть никаких охранников… а и были бы, так что? Водворили бы обратно в палату… но не так быстро, как если бы Михаил вышел сейчас к фасаду.

На заднем дворе кипела работа: у пристройки, шагах в десяти, имелся сарай, точнее говоря – дровяник, рядом с которым активно кололи дрова трое подростков лет по пятнадцати или чуть старше, в смешных широких трусах, босые. Один – круглоголовый, стриженный ежиком пацан – все время подгонял остальных:

– Эй, эй, не сачкуйте! Норму выполним – в деревню за соломой поедем, сам доктор сказал!

– Лучше бы сказал, для чего нас тут держат? – нервно выкрикнул другой, растрепанный и тощий, с топором в руках.

Третий – темненький – молча подбирал расколотые дрова и складывал их в поленницу.

– Для чего? – круглоголовый пожал плечами. – Так он же говорил – эпидемия, карантин! Вот проверят и выпустят… Эх, парни, пусть тут и скучно, да зато кормят от пуза! У себя в деревне я отродясь так не едал… Ой!

Парнишка быстро осекся, словно сморозил явно не то, что следовало бы говорить в полузнакомой компании. Попытался неловко оправдаться:

– Я хотел сказать, что… ну котлет у нас в деревне не было… ой…

Снова запутался, оглянулся по сторонам и, заметив Ратникова, облегченно улыбнулся:

– Здрасьте, дяденька! Вы не с фермы?

– Не с фермы…

– Жаль.

Остальные двое парней тоже прекратили работу, с любопытством уставившись на Михаила.

– Что-то я вас здесь раньше не видел, дяденька, – снова завел круглолицый. – Вы из города приехали? А-а-а, наверное, вы русский плохо знаете! А я и по-эстонски могу…

Ратников не слушал сейчас ни русского, ни эстонского, он глаз не мог отвести от небольшой синенькой татушки на левом предплечье темненького паренька… очень даже клевая татушка для конца тридцатых годов – синий логотип российской хэви-металл группы «Ария».

Глава 15
Июль 1938 года. Чудское озеро
СТУК-ПОСТУК

Первая условность приучила нас противопоставлять настоящее под видом вещи как таковой, и прошлое, с маркировкой «история», которая делает его полуреальным.

Поль Вен. Как пишут историю.

Опыт эпистемологии

– Жанна из тех королев, – быстро напел Ратников первую вспомнившуюся к случаю песню. – Кто любит роскошь и ночь… «Ария», значит, нравится?

– Очень! – темненький парнишка застенчиво улыбнулся. – А вам?

– И мне… в молодости еще нравилась.

– А я так больше рэйв уважаю, – подал голос второй, лохматый. – Дяденька, а вы не знаете, нас случайно не ищут? Мы ведь из детского…

– Ищут каких-то, – Миша пожал плечами. – Вас как звать-то, парни?

– Я – Рома, – лохматый опустил топор и кивнул на темненького. – А это вот – Игорь.

Ну, все понятно… Те самые побегушники! Группа крови – первая с положительным резус-фактором… и третья, тоже положительная… так, кажется.

– А меня Колькой зовут, – подал голос круглоголовый. – Я из Гдова.

– А меня – Михаилом, – в тон ему отозвался Ратников. – Можно – дядя Миша.

– Дядя Миша, а у вас сигаретки не будет? – оглянувшись, шепотом спросил лохматый… Рома, Роман Артюхов, детдомовец-побегушник.

– Да, покурить бы сейчас неплохо, – темненький, с «Арией», Игорек просительно заглянул в глаза. – Нет у вас?

– Увы, парни, бросил! – Михаил виновато развел руками и тут же исправился: – Погодите-ка, сейчас схожу, гляну… вроде у приятеля были.

– У приятеля? Так вы в гостях тут?

– Считайте, что так.

Махнув ребятам рукой, Миша быстро зашагал обратно во флигель. Доктор Лаатс так и храпел, раскинув на тахте руки, рядом, на столе, возле выкрашенного темно-зеленой краскою сейфа – увы, запертого – лежала пачка «Кэмэла», нераспечатанная, да и не похоже было, чтоб доктор курил, так, наверное, держал для кого-нибудь.

Распечатав, Ратников взял несколько штук, и, прихватив с плиты коробок спичек, пошел обратно к парням. Имелась, конечно, мысль – пошарить у доктора в карманах, поискать ключик от сейфа, но… рано! Рано! Сейф-то был опечатан, незаметно вскрыть не удастся.

При виде Миши ребята тут же побросали работу, встали, выпрямились, и захлопали с надеждой глазами…

Первым не выдержал лохматый, Рома:

– Ну, дядя Миша, принесли?

Ратников с деловым видом уселся на какой-то чурбан и, вытащив из кармана сигареты и спички, щедрым жестом протянул ребятам:

– Курите, парни!

– Ой! Спасибо!!! Мы только за сарай зайдем, чтоб санитары не увидели… Дядь Миша, вы нас так… так выручили! Понимаете, тут если насчет добавки или компоту там – хоть заешься… а вот с сигаретами строго. Не разрешают курить, сволочи… у нас сразу все отняли, еще когда в машину… дядя Миша, а это что, «скорая» такая? Ну, «ретро»? По цвету – подходяще: красная с белым, только вот без крестов…

Радостно затягиваясь, лохматый Ромик болтал без умолку, не надо было и подгонять вопросами.

– Мы уж с неделю здесь… или даже больше. Говорят, анализы хорошие – в пятницу выпустят, хорошо б, если так… Но все равно сегодня понедельник только… или вообще – суббота. Долго! Знаете, надоело уже в палате, телика нет, даже радио…

– Ну вот вам еще и радио! – ухмыльнулся круглоголовый Колька, этот-то, судя по всему, был как раз из местных, – У нас его и в колхозе-то нет… на центральной усадьбе только. А хорошее курево! Даже лучше, чем «Дели».

– Ты-то как здесь? – быстро спросил его Ратников.

– Да на лодке перевернулся, – парнишка грустно махнул рукой. – Вот, на островок выплыл, а тут и набежали – карантин, говорят, у нас. Этот, как его… гриб!

– Грипп, что ли? – переглянувшись, рассмеялись Игорь и Рома.

– Дак я и говорю – гриб! – докурив, Колька заначил окурок за ухом и шмыгнул носом. – Вот как «испанка» была, мне тятенька покойный рассказывал…

– Вы на него внимания не обращайте, дядь Миша, – махнул рукой Игорь. – Он у нас как бы того, малость с придурью. Говорит, иногда и не врубишься, о чем базарит.

– Сами вы с придурью! – Колька обиженно хлопнул глазами. – Я, про между прочим, поболе вашего во всем понимаю. Вот вы думаете, вы где?

– Да ясно где, – пожал плечами Роман. – На острове, в клинике… на карантине. Нас с детдома увезли в срочном порядке. Медсестра сказала, чтоб быстро… Нам даже руки связали, чтоб по пути не убегли, правда! Но мы попытались…

Ах медсестра…

– А вот и не знаете вы ни фига! – прищурившись, важно заявил Коля. – Мы не просто на острове, мы – в буржуазной Эстонии! Зуб даю!

Побегушники снова переглянулись:

– Да ла-а-адно!

– Вот вам и ладно! Выпустят вас в пятницу – куда пойдете?

– Так это… в детдом обратно, там, вообще, не так уж и плохо, прикольно даже. Правда, директор ну до чего ж душный… все разными придирками докапывается – это не так, то не этак… Да и кровь у всех взяли – анализы.

– Ну, это понятно – раз эпидемия…

– Да какая эпидемия, Колян? Это б и по телику, и по радио триста раз бы сказали… а ведь молчат что-то!

– Так, может, и не молчат. Радио-то здесь нету!

– Ну вообще-то – да, – Рома махнул рукой. – Нету.

– К себе, в детский дом, говорите? – оглянувшись, продолжал Колька. – Так вас пограничники и пустили! А если и пустят… ой…

Он снова осекся, испуганно обернувшись на Ратникова.

– Вы, ребята, не беспокойтесь, – быстро произнес тот. – Вернуться домой я вам помогу.

– Правда?!

– Только сначала вы мне кое в чем помогите.

– Да не вопрос! Что делать-то, дядя Миша?

Ратников огляделся по сторонам и, понизив голос, продолжил:

– Вы всех знаете, кто в клинике этой лежит?

– Да откуда? – нервно хохотнул Игорь. – Нас же из палаты не выпускают. Еду приносят, туалет – в номере. Вот только дня три назад… бросили на дрова. Так и то – за счастье! Охраняют строго – карантин ведь.

– Девчонки какие-то в соседней палате лежат, – негромко перебил Колька.

– Да какие на фиг девчонки?!

– Это вы ничего не видите. Вроде как и не от мира сего. А я вот все примечаю!

– Ой, приметливый ты наш!

– Тихо, парни! – цыкнул Михаил. – Говори, Коля.

– Так я и говорю, – подросток пожал плечами. – Две девки там… Было четыре – двоих в ту пятницу выпустили.

– Это ж откуда такие сведения? – улыбнулся Миша.

– Вы спали, а я видел в окно – на прогулку их выпускали или еще куда, они к дубу старому шли – ну, куда всякие талисманы вешают, на счастье – пережиток, в общем. Медсестра их и вела… а потом, я видел – они молились! Эстонки, видать.

– Ага, эстонки… Чего ж нас-то не разбудил?

– Да уж вас добудишься! Как-то ночью санитары дверь запереть забыли, я и хотел рвануть да вас прихватить…

– Ну, и чего не прихватил?

– Так не добудился! Да и замок закрыли – видать, вспомнили.

Со двора вдруг раздался какой-то крик, ругань… Парни вздрогнули.

– Наверное, Матиас, охранник, – вслух предположил Колька. – Пошли-ка… А то больше и вообще во двор не выпустят. Ой, как бы он не принюхался.

– Да не очкуй, учует, – негромко хохотнул Роман. – Матиас сам смолит, как заводская труба.

Черт! Быстро ушли парни! Слишком уж быстро, Ратников просто не успел ничего конкретного им предложить, да и не было у него пока никаких планов – слишком уж спонтанной оказалась эта встреча. Миша лишь помахал вслед ребятам рукой:

– Пока! Надеюсь, еще увидимся.

– Конечно, увидимся, – на ходу обернулся Игорь. – Думаю, мы тут до самой выписки провозимся, ну, короче, до пятницы – куча-то вон большая!

До пятницы… До этого времени нужно срочно что-то придумать, как-то использовать этих парней, себе и им же на пользу. Михаил неожиданно усмехнулся: ишь ты, придумали – карантин! Эпидемия!

Над головой, по светло-синему небу безмятежно плыли белые кучерявые облака, подсвеченные золотистыми лучами вечернего солнца. Рядом, в кустах, сладко пели птицы – малиновка или соловей, прямо под ногами бурно росли васильки и ромашки, пахло пряной травою и сеном. Эх, хорошо! Кабы не знать – где…

Выждав минут пять, молодой человек осторожно выглянул из-за сарая – у дровяной кучи остался один круглоголовый Колька, сноровисто докладывающий поленницу.

– Дядя Миша! – он сразу заметил Ратникова, словно бы специально ждал.

– А остальные где? – подойдя ближе, справился Михаил. – Что, ушли уже?

– Да, их в палату загнали. Меня вот оставили – дрова в поленницу доложить. Вдруг – дождь?

– Да вроде не похоже на дождь-то! – Миша, прищурившись, посмотрел в небо.

– Так это сейчас не похоже. А ночью? Ветер, вон, опять же, поднялся… Дядя Миша!

– Да?

– Мне с вами поговорить надо. Серьезно поговорить.

Ратников пожал плечами:

– Ну, давай там, в тенечке, присядем.

В тенечке – это за сараем, так, чтоб не отсвечивать в окна.

– Сейчас, только дрова доложу… я быстро!

И в самом деле парнишка управлялся со своим делом недолго, видать, к труду был привычный. Впрочем, несколько поленьев так оставил валяться, чтоб, ежели что, сказать – вот, мол, немного устал, притомился, присел в тенек отдохнуть… а потом – все и закончить.

– Ну? – Ратников строго посмотрел на подростка. – Выкладывай, что ты там хотел?

– Дядя Миша… – с мольбой в голосе воскликнул Колька. – Мне ведь нельзя обратно. Это я так только перед этими… хорохорился, мол – сбежим на ту сторону и все дела… А там что? Мне ж не поверят! Скажут – раз с той стороны, значит – завербованный, непременно так и подумают, у нас парторг знаете какой липкий? Да еще политрук погранцовский… и еще из органов полно людей. А у меня ведь тятенька не погиб, соврал я… – Мальчишка опустил глаза. – В лагере он – «Указ о колосках» слышали?

– От седьмого августа тридцать второго года, – кивнув, заученно повторил Михаил, когда-то сдававший тему сталинских репрессий – кстати, с третьего раза, и не потому, что не знал, просто препод был зверь. – Приравнивает мелкое хищение государственной и колхозной собственности к крупному. Десять лет, кажется?

– Да. Столько тятеньке и впаяли – говорят, еще легко отделался. Потому – вернусь я, не поверят, точно! Мамку в лагерь, меня – в детдом для детей врагов народа… а то и расстреляют, запросто!

– По возрасту под расстрел подходишь, – кивнул Михаил. – С двенадцати лет ведь высшая мера…

– То-то и оно, что с двенадцати… А мне – шестнадцать уже, да и происхождение – из поповских.

– И происхождение у тебя не очень…

– Так о чем я и толкую! Нельзя мне туда. Вы бы, дядя Миша, мне здесь помогли, а? Чтоб только не в «лагерь для лодырей», а? И не в батраки… лучше б в город, при мастерской какой… я ж к технике во какой тянучий! Сызмальства у МТС крутился, только гнали меня… из-за батьки.

Ратников снова усмехнулся:

– Так здесь ведь тоже не сахар! Сам же сказал – «лагеря для лодырей», тюрьмы, нищета кругом беспросветная! Люди бегут массами – на корабль иностранный матросом – за великое счастье считают!

– Да знаю я все, дядя Миша! Только сами видите, нельзя мне обратно никак. Вернусь – точно мамку посадят, сестер-братишек – по детским домам. А здесь… может, как-нибудь приживусь. Только бы в городе лучше, а?

– А почему ты именно меня обо всем этом просишь? – поинтересовался, наконец, Михаил.

– Так кого же? – в карих глазах паренька вновь мелькнула надежда. – Доктор со мной не разговаривает, санитары-медсестры тоже, об охранниках я и не говорю. Матиас – так тот только приказы отдает… А вы… Я ж вижу! Вон какой костюм на вас… туфли…

И в самом деле, еще третьего дня, с легкой руки Лаатса, Ратников сменил больничную пижаму на добротную пиджачную пару приятного светло-серого цвета. Модный, с большими лацканами, пиджачок пришелся как раз впору, лишь брюки, на Мишин взгляд, были чуть широки и коротковаты… впрочем, в это время все именно так и носили. Именно так… А еще под костюм имелись две сорочки, несколько пар носков и белые парусиновые туфли – вообще, писк здешней моды. Немудрено, что хлопец принял Ратникова за лицо, несомненно, наделенное властью.

– А еще я как-то раз вас в окно видел. Вы с доктором по парку гуляли.

– Да, – Михаил кивнул. – Было дело. А теперь – давай-ка конкретно! Чем ты мне можешь помочь?

– А всем! – радостно откликнулся парень. – Знаете, эти двое, Игорек с Ромиком, ужас как подозрительны! Потолковать бы с ними как следует – много чего рассказали бы. И так-то как примутся меж собою гутарить – ни одного словеса не поймешь, хоть вроде и по-русски… Очень подозрительные парни! Их ведь могли и специально с той стороны забросить.

– Ладно с парнями, – Ратников посмотрел вдаль. – Что насчет «мерседеса» скажешь? Появляется тут иногда такой… красно-белый.

– А, красно-белый… Какс на нем ездит. Юстас Какс, так его зовут, я слышал. И должность знаю – курьер. А больше ничего не знаю, но могу проследить, вызнать.

– Хорошо, – кивнул Михаил. – Теперь о девчонках. Что за девчонки? Подробнее!

– Об этих тоже пока мало знаю, – подросток сглотнул слюну. – Двоих выписали, две остались. Но с этими проще – мы с одной, Верка зовут, перестукиваемся сквозь стенку. Ну, азбука Морзе, знаете?

– Ха! – удивленно воскликнул Миша. – А ты-то ее откуда знаешь?

Колька обиженно хмыкнул:

– Что ж я, в школе не учился, что ли? У нас в семилетке военных кружков много было: и «Ворошиловский стрелок», и «Красный водник», и…

– Короче! Можешь кое-что спросить?

– Конечно!!!

– Кто вторая? Ну кроме этой Верки.

– А! – подросток повеселел. – Так это я и так знаю, Верка сообщала. Зовут – Маша, лет – около двадцати, хитрая.

– Хитрая?

– Ну о себе мало рассказывает, ничего почти.

– Та-ак…

Ратников призадумался. С одной стороны, на душе его вдруг стало радостно – теперь-то он точно убедился, что Маша – здесь, в клинике. С другой стороны… С другой стороны – нужно было что-то предпринимать, используя вот этого добровольного стукача, Кольку.

– Ты знаешь что? – Миша соображал на ходу. – Ты эту свою Верку проверь… может она того, заслана…

– Заслана?

– Ну, оттуда. Да и Маша эта мне что-то не нравится… Ишь ты – хитрая, говоришь?

– Это не я говорю, это Верка.

– Ты вот что, вот что ей отстучи… есть такая кодовая фраза, совдеповская… «Группа крови на рукаве»! Отстучишь?

– Обязательно!

– И передай, что ответили. Сможешь?

– Мы на дровах еще дня три точно будем.

Поговорив с парнишкой, Ратников отправился обратно во флигель – доктор Лаатс все так же храпел, только теперь перевернулся на бок, уткнулся в стенку, как раз под «Скрипачом» Матисса. Опустевшая бутылка коньяка валялась на полу, рядом вторая, початая, так же стояла на небольшом столике с закуской.

– Эй, эй, дружище! – оглянувшись на дверь, молодой человек потормошил спящего… прошелся руками по карманам…

Мог бы и не шарить – с металлическим стуком из внутреннего кармана на пол выпал небольшой браунинг. Изящный такой, можно даже сказать – дамский. И с полной обоймой.

Аккуратно положив пистолет обратно, Михаил уселся в кресло и выпил грамм двадцать. Закусил лимончиком и, посмотрев на висевшего меж окнами портрет президента Пятса, подмигнул:

– Ну, что хмуришься, братец? Не нравится, что тут пьем? Погоди, вот скоро придут Советы…

Надрывно зазвонил телефон, а минуты через две, снаружи, за дверью послышались чьи-то торопливые шаги. Постучавшись, во флигель вошел Матиас, начальник охраны:

– Господин Ла… Ого, та вы тут неплохо провотите время!

Михаил улыбнулся:

– Хотите выпить, Матиас?

– О, нет, нет, спасипо. На рапоте не пью.

– Ну, как знаете, – Ратников пожал плечами. – Тогда я, пожалуй, пойду к себе.

– Та, та, ошень правильный решение.

Ну еще бы… За этим, небось, и приходил – проверить. Сначала прозвонил, а никто трубку не взял, так и сам явился. Всю малину разогнал, гад!

Они ответили – Маша ответила! Как передал на дровах Колька – «на рукаве порядковый номер»… ну да – «мой порядковый номер на рукаве», Марьюшка эту песню знала. Как знала теперь, что родной супруг ее на произвол судьбы не бросил и вот явился на выручку.

С одной стороны, Михаил сейчас радовался тому, что дал о себе знать, с другой же – тревожился, спрашивая себя: а стоило ли так рисковать? Может быть, если б он подумал получше, поразмышлял бы, то… Впрочем, что сделано, то сделано, и, наверное, сделано правильно. Маша-то, небось, неизвестно что думала, а тут вдруг такая радость! Весточка!

Нет… правильно все, правильно!

В этот день Лаатс как раз зашел с утра, извинялся за «не совсем подобающее поведение». Улыбался, шутил, но глаза смотрели настороженно, холодно, словно бы с угрозой спрашивали, а не наболтал ли их обладатель чего лишнего?

– Вы заходите вечерком, Михель. Обязательно заходите!

А почему бы и не прийти? Ну как же…

Вечером доктор не зашел за Ратниковым по пути во флигель, как это он обычно делал. На этот раз прислал Матиаса. Поднявшись с койки, Михаил набросил на плечи пиджак и вздохнул – с Лаатсом нужно было что-то решать, и, если до пятницы невозможно будет ничего придумать, то придется… В конце концов, доктор Лаатс – единственный здесь хирург. Или… или есть еще кто-то? А вот это надо было узнать у того же Кольки, непременно нужно узнать, вчера вот забыл спросить, так хоть завтра.

К удивлению Миши, доктор ждал его не один, а в компании двух молодых людей, которых представил как своих ассистентов. Молодые люди выглядели довольно угрюмо, хотя при появлении гостя встали и, вежливо кивнув, уселись обратно: один – на тахту, другой – на стул у самой двери. Оба чем-то схожи – мускулистые, коротко стриженные, в одинаковых серо-зеленых френчах такого покроя, который когда-то нашивал Александр Федорович Керенский. И где-то их Ратников уже…

Черт! Те самые парни… Поджигатели!

Молодой человек инстинктивно дернулся к выходу.

– А вот это вы напрасно! – холодно произнес Лаатс. – Совершенно напрасно, друг мой. Смею вас заверить – мои ассистенты стреляют неплохо. А еще очень хорошо владеют приемами джиу-джитсу. Хотите испробовать на себе?

Ратников оглянулся, словно затравленный волк, парни с ухмылкой вытащили пистолеты.

– Я же говорю вам – не дергайтесь! Садитесь вот сюда, в кресло, – доктор с усмешкой махнул рукой. – Интересно будет с вами поговорить… перед тем, как разобрать на запчасти!

– Что?!

– Шучу, шучу, – Лаатс примирительно улыбнулся. – Просто у меня уже накопилось к вам много вопросов. Нет сил терпеть!

– Я всего лишь бедный беженец…

– Ой, бросьте вы! – цинично засмеялся доктор. – Какс давно уже узнал вас. Случайно, уверяю вас, чисто случайно. Хотя… может быть – не совсем.

– Какс?

– Юстас Какс, человек на красно-белом «мерседесе». Кстати, машина не из дешевых. Да-да, не из дешевых. Какс пару раз видел вас там… вы понимаете, где. А память у него очень и очень хорошая, особенно – на лица.

Михаил быстро пришел в себя, улыбнулся, заложил ногу на ногу, даже попросил, если можно, плеснуть в бокал коньяку – специально тянул время, стараясь выбрать линию поведения. По-прежнему все отрицать, придерживаясь избранной версии? Подумаешь, какой-то там Какс… он вполне мог и обознаться!

– Налейте ему коньяк, – Лаатс обернулся к ассистенту, сидевшему на тахте, и тот поспешно выполнил приказание.

– Только давайте договоримся больше не лгать, – негромко предупредил доктор. – И чтоб у вас не осталось даже соблазна… Ники!

Дверь немедленно отворилась, и во флигель с поклоном заглянул… Колька! Скользнул краем глаза по Ратникову, усмехнулся:

– Звали, господин Лаатс?

– Что поделывали вчера наши друзья, Ники? – радушно осведомился врач.

Парень пожал плечами:

– Ничего такого, больше болтали. О чем – будет предоставлено в отчете.

– Отлично! Ты пока свободен Ники.

Поклонившись, Колька ушел, круглая голова его мелькнула в окне…

– Ну? – Отто Лаатс потер руки. – Будем разговаривать? Или мне немедленно погрузить в формалин тех двух девок, которым вы передавали кодовую фразу? Что-то там про кровь… Кто-то из них работает на вас. Вера или Мария? Или сразу обе? Вы это непременно скажете, всенепременнейше, уверяю вас, друг мой, уж это – без всяких сомнений… Что вы хотите?

– Хочу в долю, – глотнув коньяку, нагло заявил Ратников.

– В долю?! – доктор неспешно прошелся по комнате и, резко обернувшись, насмешливо посмотрел на Мишу, – А вы знаете, я вам почему-то не верю! Да и не нужно нам никого, как вы изволили выразиться, «в долю» – поверьте, конкурентов и так достаточно. Я имею в виду… гм-гм… поставщиков.

Господин Лаатс подошел к телефону и снял трубку:

– Доктор Нойман? Готовьте девушек к операции… Да-да, обеих. Начинаем сегодня же!

Он быстро оглянулся на Ратникова, а тот смотрел в окно… на воинов в сверкающих на солнце кольчугах, быстро бегущих к мызе…

– Хороший коньяк… – молодой человек приподнялся. – Можно еще?

– Ну… если в последний раз… Что ж, извольте. Олле, налейте…

Сидевший на тахте парень, убрав пистолет, потянулся к бутылке… Второй, у двери, тоже расслабился – Миша метнул ему бокал прямо в голову. Попал, впрочем, сам того уже не видел – прыгнув к неосторожно приблизившемуся Лаатсу, выкрутил ему руку, выхватив из кармана докторского пиджака браунинг… Знал, где лежит.

– Сесть всем! – передернув затвор, ухмыльнулся Ратников. Быстро! И не вздумайте дергаться – живо прошибу башку вашему врачу!

– Но ваши девушки… – злобно застонал Лаатс. – Я один могу спасти их…

– А с чего вы взяли, что мне их будет жаль? – Михаил громко расхохотался. – Вовсе не факт, дорогой Отто, вовсе не факт!

– Хорошо, – покладисто кивнул хирург. Попробовал бы он в такой ситуации быть непокладистым! – Вы позволите, теперь уж я выпью… что-то разволновался.

– Пейте, черт с вами.

Лаатс потянулся к бутылке – Миша не спускал с него глаз… Чем тут же воспользовались ассистенты – довольно ушлые, надо сказать, парни. Тот, что бы у дверей, немедленно выскочил, второй же, Олле, бросился в окно, вышибая раму и стекла…

Все произошло настолько быстро – буквально в какие-то секунды – что ни Ратников, ни – тем более – доктор не успели ничего сообразить. Вот только что были ассистенты – оп! – и уже нету! Лишь один президент Пятс хмуро глядел с портрета. Впрочем, не на Ратникова и не на хирурга, похоже, что на круглоголового музыканта. Смотрел явно неодобрительно, видать, не нравился эстонскому диктатору-президенту Матисс.

– Все! – обхватив голову руками, надрывно воскликнул Лаатс. – Теперь – все. Вы понимаете, теперь они не оставят нас в живых! Кроме меня, ведь есть еще и доктор Нойман. Пусть он еще молод, но… Нет! Нет! Они будут стрелять, непременно будут, ведь на карту поставлено все! О, боже! Боже! Вы разрешите позвонить? Быть может, еще не поздно договориться.

– Извольте! – кивнув на аппарат, Михаил подошел к окну… Парни в кольчугах… они то появлялись, то исчезали в каком-то зеленоватом мерцающем мареве… И охранники…

В них, похоже, летели стрелы, тающие в странной дымке… Ах, вот оно что!

Ратников закусил губу – он понял. Он все правильно понял.

– Они отключили телефон, – плюхнувшись в кресло, растерянно бросил врач. – Все.

– Нет, не все! – Михаил протянул руку и коротко приказал: – Браслет! Браслет, живо! И только не говорите, что у вас их нет! Смею предположить – они хранятся в сейфе. Открывайте! Ну! Живо!

Трясущимися от страха руками доктор Лаатс вытащил из внутреннего кармана ключи. Лязгнула дверца…

– Вот, здесь только один… – опустив глаза, доктор протянул Мише синенький стеклянный браслетик. – Можете сами взглянуть.

– Ну, один так один…

От зорких глаз Ратникова вовсе не укрылась та мстительно-радостная усмешка, что промелькнула на тонких губах доктора, словно тень стремительной хищной птицы на спокойной глади синего лесного озера.