Текст книги "Демоны крови"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3
Лето. Чудское озеро
ПРОКЛЯТАЯ МЫЗА

Мы знаем, что у людей есть цели… но какие именно – мы не знаем.

Поль Вен. Как пишут историю.

Опыт эпистемологии

Лодку взяли у Горелухина. Была у него, даже с мотором, на веслах-то в этакую даль переть – намахаешься! С этим-то проблем не было, а вот с другим… Островок – небольшой совсем, можно даже сказать, маленький, располагался как раз у эстонской границы. Назывался… а черт его знает, как он там назывался! Все звали – Проклятая мыза… или Горелая, дом там когда-то давно сожгли или хутор. Раньше, до войны еще, остров принадлежал Эстонии, потом, естественно, СССР, а сейчас вот – России, Псковской области, хотя, конечно, эстонцы и скалили на него зубы – дескать, наш был, так отдайте! Ну, они и на Печорскую землю тоже посматривали… Ну, посматривай не посматривай, а никто им ничего отдавать не собирался!

Никакого разрешения Ратников не делал, а по совету того же Горелухина просто дал взятку командиру пограничной заставы – была тут такая, располагалась довольно далеко, пришлось уж съездить, деваться некуда.

Командир, точнее временно исполняющий обязанности командира, – толстый, похожий на заматеревшего бурундука, капитан – взял на лапу охотно и, можно даже сказать, вполне рутинно. Видно, просьба его ни капельки не удивила. Да многие ведь приходили с тем же…

– Что, у Желчи, в губе половить хотите? Клев там знатный… Нет, никаких бумаг я вам выписывать не буду. Так ловите. Просто скажу своим, чтобы не трогали… Как, говоришь, зовут-то?

– Миша… Ратников Михаил Сергеевич. Племянник еще со мной будет, Олекса… Алексей Рыбин.

Капитан хохотнул:

– Рыбин? Фамилия подходящая. Паспорта возьмите с собой… ну или ты свой хотя бы. Если наш катер увидите – спокойно дождитесь, я предупрежу. Когда ловить-то собираетесь?

– Так завтра.

– Завтра… – вытащив из кармана камуфляжной куртки замусоленный блокнот, капитан аккуратно записал туда дату и имена, после чего удовлетворенно махнул рукой. – Хорошего клева!

Вот так вот все просто! Покидая заставу – несколько деревянных, выкрашенных веселенькой зеленой краской домиков, – Михаил с ухмылкой посмотрел на припаркованный возле шлагбаума новенький серебристый «форд», похоже, принадлежащий тому самому капитану. А что? Каждый живет, как может… в меру своих способностей и возможностями предоставления требуемых обществу услуг. Хотите рыбки? Так и быть, ловите, не тронем. Но никакой бумаги не выпишем… а зачем? Слово на слово!

Ушлому капитану Ратников дал тысячу. Немного, но такова была такса за день. Ночь – больше, несколько дней – соответственно. Вполне разумные расценки… всем доступно, всем хорошо… А какие-то гады еще с коррупцией бороться собрались! Зачем, спрашивается? Это ж ясно – не столько взяточникам, сколько простому мужику хуже будет.

Утром Миша с Олексой встали на заре, как и положено рыбакам. Пока добрались до Черной реки, до озера, к лодке. Выгребли на веслах подальше, чтоб зря не шуметь, потом Ратников завел мотор.

Затарахтело, задымило – Олекса едва не свалился в воду, хоть Миша его и предупреждал, что будет шумно.

– Да ты не боись, не боись, парень! Гляди, как ходко идем.

– Вот то-то, что ходко… – мелко крестился юноша, – Ой, Господи… за грехи наши…

– Да перестань ты, – Ратников деловито направлял лодку к проливу между Псковским озером и Чудским. – Глянь лучше – денек-то какой хороший! Клев будет, этот точно… Ладно, ничего не найдем, так хоть рыбы наловим. Любишь, Олекса, ушицу?

– Люблю, – парнишка со страхом косился на тарахтящий движок. – Всякую люблю – и налимью, и стерляжью, и осетриную, и сомовью…

– Да уж, – засмеялся Миша. – Губа не дура! Ты чего так на мотор таращишься? Не бойся, говорю, не укусит. Мельниц ведь водяных не боишься?

– Не боюсь, господине… Так ведь то мельница!

– Так и это тоже вроде мельницы… только не на воде, а на… на другой жидкости. Сейчас вот мысок пройдем… потом свернем на север, потом – еще один мыс, а там уж часика три, три с половиной, останется.

– Ась?

– К полудню, говорю, будем!

И тем не менее Олекса косился на мотор со страхом – все ж таки средневековые люди были весьма косными, а страх – это основное, что имелось в их жутковато-беспросветной жизни. Страх перед Господом, перед всем новым, непонятным, перед чужаками, перед самим собой – необходимостью самолично отвечать за что-либо, ну и, наконец, страх перед властью. Привычный все поглощающий страх, который, однако, можно было значительно ослабить ощущением стаи – «мы» – «наши», «они» – «чужие», тупостью и – как вариант – бесшабашностью, этаким весельем, пиром во время чумы. Олекса, между прочим, многих этих страхов уже не имел, потому как относился к типу бесшабашному и в последнее время добывал средства к жизни тривиальным разбоем на пограничных территориях Тевтонского ордена. Или Ливонского. Еще точнее – отделения Тевтонского ордена в Ливонии – бывших меченосцев.

И вот этакий-то юный башибузук опасался обычного лодочного мотора. Вовсе не потому, что движок был такой страшный… он просто был насквозь непривычным, иным. А иное – тем более непонятное – всегда пугает.

Пройдя последний мыс, выбрались на просторы Чудского озера, широкого, привольного, этакого озера-моря, как и другое, северное озеро – Нево – Ладога. Хорошо, повезло с погодой – тишь стояла да гладь, а в небе ласково сверкало солнышко. Моторная лодка шла ходко, видать, двигатель был отлажен, да и волн особых на горизонте не виднелось, так вот и шли, спокойно-уныло, Олекса – видно было – затосковал и, похоже, совсем уже привык к мотору, даже затянул какую-то бесконечную песню, муторную и монотонную, чем-то похожую на религиозный гимн.

Время от времени Ратников сверялся с картой, корректируя по компасу курс. Вдали, слева показался какой-то большой остров – эстонский, – к нему приближаться не следовало, и Михаил взял ближе к берегу, низкому, болотистому, чуть дальше от озера покрытому непроходимой чащей, наполовину, впрочем, выпиленной «черными лесорубами». Там же, куда мог пройти лесовоз, уже ничего не было.

Миновав хорошо видные с озера поселки, Подборовье и Подолешье, Миша еще раз сверился с картой и пошел точно на север. По пути встречались рыбацкие баркасы и лодки, даже один раз показался на волне пограничный катер, правда, близко не подошел, исчез где-то за мысом. Ну и неплохо…

Островок показался из воды внезапно, а может, это Михаил просто его не сразу заметил, поглощенный двигателем. Как-то не так тот стал работать… стучал или так показалось? Не показалось – фыркнул и едва не заглох! Черт, этого еще не хватало! А Горелухин-то божился, мол – мировой движок, лично не один раз перебранный. Вот именно что не один раз. Может, горючее на исходе?

Открутив крышку, Ратников заглянул в бак… ага, увидел, как же! Да и чего смотреть-то, он же самолично перед отправкой залил десятилитровую канистру… и еще такую же прихватил с собой. Так что не в горючем дело.

– Остров, господине!

Вот тут-то он и возник. Остров – крутой, обрывающийся прямо в озеро, холм, густо поросший лесом. Ель, сосна, осина, кое-где – белоствольные пятна берез. Сосна и береза – деревья сорные – значит, тут некогда была вырубка… люди жили. Ну, ясно – жили, иначе бы откуда мыза-то? Та самая, что прозвали Проклятой… а еще – Горелой? Горелая, это потому что сгорела… или сожгли? А вот почему – Проклятая? По этому поводу никто ничего конкретного не сказал, да и далековат островок от поселка, могли не знать. Это раньше, в пятидесятые-шестидесятые, когда колхоз был, рыболовецкие баркасы на островок частенько захаживали – шторм переждать, да и так, перегрузиться. Горелухин сказал, тут где-то причал должен быть… Вот только где?

Подойдя ближе, Михаил заглушил двигатель. На всякий случай – а вдруг мель?

– Давай-ка на весла, Олекса! Вон на тот мысок греби… да возьми мористее.

Наверное, в данном случае следовало бы сказать – «озеристее», все-таки Чудское озеро – не море.

Миновали мыс. Ратников велел повернуть к берегу и как раз увидел причал. Облезший, с ржавыми, давно не крашенными кнехтами. К нему и поплыли, к нему и причалили, не обратив никакого внимания на предостерегающую надпись – «Частная собственность». Прямо на причале, крупными красными буквами. Ага, собственность, как же… Прикалывался кто-то. Слава богу, до островов еще не добрались.

Накрепко привязав лодку с подветренной стороны пирса, путники выбрались на берег и озадаченно завертели головами. Куда теперь идти-то? Та девочка, Светка, про дуб какой-то рассказывала. Вот его и нужно искать – дуб с дуплом. И где тут могут расти дубы? Явно не слишком далеко… так тут нет такого понятия – далеко – островок-то не шибко большой, может, два на три километра всего лишь.

– Гляди-ка, боярин… вроде как дорога.

И в самом деле – дорога. От причала и куда-то в лес. Миша посмотрел под ноги, увидев на песке свежие следы шин. Интересно, откуда они здесь могли взяться? Ратников нагнулся, потом присел на корточки, даже понюхал песок. В общем-то следы как следы – явно не грузовик и не трактор. Легковушка, только протектор такой, необычный… Расстояние между колеями слишком уж широко для обычной машины, даже для «Волги». Что же это за авто такое? И откуда оно здесь взялось? Наверняка с корабля какого-нибудь – с баркаса, буксира – ну, не с воздуха же! Остается понять – зачем? За какой такой надобностью?

А, что голову ломать, когда можно пойти да взглянуть, что там да как. Вот прямо по этому шоссе и пойти, в конце концов, ежели что, всегда можно сослаться на пограничного капитана. Или сказать, что заблудились…

Поднявшись на ноги, Миша стряхнул прилипший к старым джинсам песок:

– Пойдем, Олекса, глянем.

Идти пришлось недолго, нырнув в лес, дорожка метров через двести упиралась в ржавые широко распахнутые ворота, за которыми виднелись какие-то развалины. Черные, на фундаменте из больших гранитных валунов.

Ратников невольно замедлил шаг: ну вот она, пресловутая Проклятая мыза. Когда-то двухэтажное, здание теперь наполовину осыпалось, лишь кое-где на уровне второго этажа угрюмо торчали стены. Черные стены – точнее то, что от них осталось – черные глазницы давно выбитых окон. Жуть. Самое подходящее место для обиталища какого-нибудь вампира, оборотня или прочей, подходящей к случаю нечисти.

Даже Олекса поежился:

– Вот так дубрава!

Ну, дубрава – слишком уж громко сказано. За развалинами мызы, примерно в полсотне шагов, виднелся запущенный сад – густые, вымахавшие в полтора человеческих роста акации, тополя, рябины. Тут же, у небольшой, когда-то заасфальтированной, площадки, росли и дубы. Ну да, где еще играть в мяч, как не здесь? Разве что на дороге. А вон и тот самый дуб, дуплистый…

– Господине, это ты искал?

Это, это. Миша уже подбежал к дубу. Прежде чем сунуть руку, отыскал какую-то корягу, пошевелил ею внутри – вдруг гадюка какая? Укусит – местные говорили «жикнет» – и как зовут, не спросит. Бегай потом, причитай!

Увы, никаких браслетиков Ратников в дупле не нашел, как, впрочем, и их обломков. Правильно, на что надеялся-то? На случай да на удачу? Так-то оно так… Зато дупло оказалось прямо напичкано гильзами – похоже, что пулеметными. Миша нагреб целую горсть, высыпал в песок, подкинул одну гильзу в руке – просто так, машинально… Что-то вылетело… Записка? В войну так делали наши бойцы: помещали в гильзу записку со своими данными, на случай почти неминуемой гибели. И здесь, похоже, тот же случай… только записки какие-то странные… не бумага… целлулоид, что ли? Ха! Тридцатипятимиллиметровая кинопленка! Вон и перфорация… Кадры какие-то… и что-то наколото… Вернее, выцарапано иглой.

Михаил поднял пленку над головой, посмотрел… Что за черт?

– «Бр-т во фл. кино – звезда по…».

Такая вот оказалась забавная надпись. И в другой гильзе – точно такая же. И в третьей. А всего таких записок было семь. Абсолютно одинаковых…

«Бр-т»… Может, это значит – «браслет»? Кто-то хочет помочь… хотел… оставил знак, где искать. Но, черт побери, кто? Ладно, об этом и потом можно будет подумать. А если и действительно кто-то оставил знак, где искать браслеты? Тогда что значит – «фл»? Флигель?

– Олекса! А ну-ка, парень, осмотрим тут все.

– Как скажешь, боярин.

Заколебал он уже своим «боярином». Впрочем, Миша старался не обращать внимания – привык.

Вдвоем, они обошли всю мызу, обнаружив дальнее крыло – пристройку, пострадавшую чуть меньше других, и за разросшимися зарослями рябины и ивы – отдельно стоящее здание, старинное, одноэтажное, на массивном фундаменте из темно-серых тесаных плит. Флигель! Деревянный, обшитый добротными досками с остатками зеленой краски. Окна плотно прикрывали тяжелые ставни. Дверь – тоже надежная, обитая ржавым железным листом… с замком. Да-да, в петлях торчал амбарный замок… Похоже, им пользовались! Михаил не поленился, наклонился, понюхал – отчетливо пахло маслом. Смазывали… и судя по запаху, совсем недавно.

Впрочем, а что тут такого загадочного? Просто кто-то из рыбаков хранит здесь свои снасти. Или вообще – целая артель приспособила флигелек под нечто вроде ночлежки. А что – удобно! Всегда отдохнуть можно, и палатки не надо тащить.

Миша улыбнулся:

– Ну, вот он, искомый флигель. Осталось найти загадочное «кино» и «звезду по»… Что, Олекса, зайдем, посмотрим?

– Как же мы войдем-то, боярин-батюшка? – подросток озадаченно почесал голову – Прикажешь сломать дверь?

– А, пожалуй! Хотя нет, постой… Положи, говорю, камень! Дай-ка подумать… Хм… Если это рыбачки придумали, то зачем им с собой ключ таскать по всему озеру? Что глазами хлопаешь? То-то и оно что незачем. А значит, ключик-то наверняка где-то здесь… особенно, учитывая, что чужие здесь вряд ли ходят. А ну-ка…

Подойдя к двери, Ратников пошарил рукой за притолокой и извлек оттуда искомый ключ.

– Ну? Что я говорил, брат Олекса? Нужно было всего лишь логически помыслить… Оп! Вот и открылся…

Отворив дверь, Михаил аккуратно повесил замок с торчащим в нем ключом (чтоб потом не искать) на дверную петлю и, оглянувшись к своему спутнику, приглашающе махнул рукой:

– Заходите, дорогой друг, не стесняйтесь! Можете даже не вытирать ноги… тем более что никакого коврика здесь и нет.

Солнечный свет, проникая через распахнутую дверь, освещал внутреннее пространство флигеля достаточно, и Ратников не стал открывать ставни. К тому же отпирались ставни почему-то снаружи. Странно, но у каждого свои причуды.

А вообще флигель как флигель. Обычная – метров пять на четыре – комната, два окна, старинный конторский стол, продавленный диван, старинная печь, точнее сказать – плита, все из тех же тесаных плит, два колченогих стула, алюминиевый бак с водой… Кружка. На столе – черствый кусок хлеба… Ну точно – рыбаки.

Миша лихорадочно выдвинул из стола ящики… Тоже ничего интересного: старые, советские еще, журналы – «Огонек» и «Вокруг света» – обломок столового ножа, карманный фонарик на батарейках, тоже старый, но вполне еще рабочий, правда, светил тускло, пара гильз – на этот раз от охотничьего ружья – а также запутанные до полной кудлатости лески, блесны, грузила… Рыбаки…

Однако ведь в записке ясно сказано: «бр-т» – «фл», что значит – браслет – флигель. Ну все уже обыскали, все, осталось разве что плиту по кирпичику разобрать.

Михаил еще раз осмотрел и стол, и стулья – просто-напросто вскрыл их, как поступали знаменитые охотники за сокровищами пресловутой воробьянинской тещи… Диван – и тот обыскал до самого последнего уголка и уже приготовился снимать обивку, как вдруг…

Как вдруг белый свет взял и померк, очень даже резко. Еще бы – ведь столь же резко захлопнулась дверь.

Ветер? Фиг! Не открывается! Как ни толкать…

– А ну, друг Олекса, навались… Давай вдвоем, резко! И-и-и-и… раз – два…

Тщетно! Хорошая оказалась дверь. Надежная. И кто-то ее запер! На тот самый замочек, легкомысленно оставленный Мишей снаружи.

Глава 4
Лето. Чудское озеро
ОСТРОВ

Поскольку всякое событие столь же исторично, как любое другое, событийное поле можно делить совершенно произвольно…

Поль Вен. Как пишут историю.

Опыт эпистемологии

– Эй, кто там балует?! Не шути! – ударив ногой в дверь, грозно рыкнул Ратников.

Показалось, что снаружи послышался смех… неприятный такой, дребезжащий, злорадный.

– Вроде как смеется кто… – негромко заметил Олекса.

Миша вздрогнул – значит, не показалось! Значит, специально заперли! Зачем, интересно? И кто?

Подростки балуются? Но откуда здесь подростки? А вот так же, взяли да припыли.

– Давай-ка, Олекса, ставни попробуем…

Попробовали. Навалились вдвоем… Напрасные хлопоты – ставеньки оказались очень даже надежными, такие хоть в доты ставь, да и открывались они снаружи – что, кстати, заметил Михаил еще входя во флигель. Заметил, но выводов никаких не сделал, слишком уж был поглощен непонятной запиской. Теперь вот расхлебывай!

– Может, им что-то от нас надобно? – шепотом спросил Олекса. – Ну, тем, кто нас запер-то… Может, выкуп или еще что.

Ратников отмахнулся:

– Да какой, на хрен, выкуп?! Скажешь тоже! Эй, черти! Открывайте, пока худо не стало! Сейчас вот погранцам позвоним!

Михаил блефовал, конечно, никакой тут связи не было, да и мобильник он с собою не взял, зачем – раз уж все равно сети нет. Утопить только…

– Фу! – Олекса неожиданно скривился. – Что за запах адский? Господи, прости и сохрани!

Запах? У Миши екнуло сердце. И в самом деле, уже не нужно было и принюхиваться – пахло бензином. И звуки какие-то снаружи послышались мерзкие… словно бы что-то булькало. Ну конечно, кто-то обливал флигель бензином! А зачем обливал? Думать долго не надо – чтобы поджечь, конечно! Ну, точно! Вот уже и потянуло дымком… и вспыхнуло пламя! Еще раз ударив ногой в дверь, Ратников выругался и повернулся к Олексе:

– А ну-ка давай столом попробуем…

Вышибить дверь… ага… разбежались! Стол оказался неподъемным, да и неудобным, широким – вдвоем сотоварищи по несчастью едва сдвинули его с места. Да уж, что и сказать, на совесть раньше мебель делали, без всяких там ДСП, чистое дерево, дуб или что-то вроде.

А дым, между прочим, уже проникал во все щели, ел глаза, забирался в ноздри и горло…

– Черт! – Миша сплюнул, понимая, что все, кранты, что не выбраться из этого чертова флигеля никак.

Никак? Впрочем, было кое-что…

– А ну-ка снимай одежку!

Молодой человек и сам стащил с себя куртку, заткнув внизу, под дверью, широкую щель. Олекса лихорадочно разделся… бросился к окнам… Черт… темновато было.

Фонарик! Он же здесь, вот, в столе… Тускловато светит, но вполне сойдет. Что там в записке-то сказано? Браслет – во флигеле… под какой-то звездой по… Может, эта звезда где-то здесь нарисована? Откашливаясь, Ратников лихорадочно зашарил по стенам узким тусклым лучом.

А во флигеле становилось все жарче, уж слышно было, как, занявшись неудержимым пламенем, трещали бревна и доски. Ел глаза дым, проникал, хоть и заткнули щели… еще немного и все… Не от огня смерть придет, скорей – от удушья.

Черт! Черт! Черт! Одна теперь надежда… Да где ж тут рисунок-то? Миша мазнул лучом по плите, переметнулся к трубе…

Ага! Вот они – рисуночки… Правда – слишком много, и все мелкие, детские какие-то каракули. Смешные человечки, цветочки, облака, солнышко… И никаких звездочек! Одно солнышко… Солнышко?

Дым уже стоял тусклым слоем, слезились глаза, и было уже не вдохнуть и не выдохнуть, а в дальнем углу уже прорывалось жаркое пламя. Олекса, упав на колени, молился…

Солнышко! «Кино»… Ну конечно же – «Звезда по имени Солнце»! Интересно, автор записки откуда-то знал Мишины увлечения… Впрочем, не до того сейчас… Стул – к плите! Шатается, колченогий… Господи, до чего же тут дымно-то… невозможно! Спрыгнуть вниз, наклониться… вдохнуть обжигающий легкие воздух… Снова на стул… Вот оно, солнышко, на кирпиче… Михаил протянул руку… Шатается! Точно – шатается! Вытащить быстро… ага! Ну, вот она – ниша… а в ней… а в ней – господи! – браслетик! Витой, в виде змейки, желтенький… Он!

Олекса уже упал на пол, задыхался, выпучивая глаза… Да и Миша чудом держался… Из дальнего угла и от двери вдруг вырвались огромные огненные языки. Ударили, обожгли… Схватив лежавшего без движения парня за руку, Миша тут же сломал браслет…

И поначалу ничего не почувствовал… Правда, исчезло пламя… И жар. И дыма уже не было, а вот флигель – был! Только какой-то… новый, что ли… Веселенькие, сиреневые, в цветочек, обои, портрет какого-то дядьки на дальней стене, а в простенке, меж окнами – картина. Мазня какая-то… Детский рисунок, наверное – окно, белые облака, коричневое небо, а перед окном – скрипач. Тоже какой-то несуразный, коричневый, с белой, круглой, как шар, головой. И все как-то угловато, квадратами, линиями… та еще мазня!

Миша перевел взгляд – на столе стоял старинный радиоприемник, ламповый, в лаковом деревянном футляре, со стрелкой… а рядом, на тумбочке – патефон и стопка пластинок. Все, насколько успел заметить Ратников, в очень хорошем состоянии… успел заметить… Вот то-то и оно! Через пару минут, а то и раньше, стены флигеля вдруг стали бледнеть, размываться… вот исчез стол… приемник… детская мазня – картина… Да все исчезло! Осталась лишь густая трава да кривые сосны. А над головой – синее, с белыми прожилками, небо.

Черт! А ведь сработало! Господи, а парень-то где? Ага… Олекса все так и лежал, словно пьяный, раскинув в стороны руки, только уже – не на полу, а в траве, среди ромашек и клевера. Обнаженная грудь юноши мерно вздымалась.

Ну, слава богу, жив! Михаил уселся рядом, в траву, с наслаждением вздохнул густой сладковато-медовый воздух, потряс спутника за плечо:

– Эй, эй, парень! Ну, хватит уже спать, подымайся!

– А? – Олекса широко распахнул глаза и тут же прищурился от выглянувшего из-за облачка солнца. – Господи… где мы?

– А вот сейчас и узнаем! – усмехнулся Ратников. – Пройдемся, посмотрим… Ты вообще как?

– Да ничего, – подросток улыбнулся. – Грудь только саднит. И кашлять хочется. Господи! Так мы что ж, не сгорели? Так ты, боярин-батюшка, меня вытащил? Я ж навеки теперь твой должник!

Олекса бросился на колени.

– Ну, ладно, ладно, хватит тебе кланяться-то, – раздраженно попятился Михаил. – Давай-ка лучше пройдемся. Только, смотри это, осторожно…

Парнишка лишь улыбнулся и, с готовностью кивнув, вскочил на ноги:

– Батюшка-боярин, идем!

И никакого здесь не было флигеля! Как и сгоревшей мызы, и причала – и, кстати, лодки горелухинской тоже. А зато была трава по пояс, многочисленные цветы – анютины глазки, колокольчики, васильки, ромашки; а еще – сосны, елки, дубрава, заросли ивы по берегам, камыши с крякающими утками, и даже песчаный пляжик с плесом. На плесе плескала какая-то крупная рыба. Ну, точно – рыбацкий рай!

И ни-ко-го! Ну, не единой души – островок маленький, Миша с Олексой исходили его весь часа за два.

Потом выкупались, растянулись на пляже, подставив спины солнцу. Эх, хорошо! Даже комаров со слепнями нет – ветерком с озера тянуло изрядно, сдувал кровососов.

Олекса перевернулся на спину, довольно похлопал себя по животу, потом посмотрел на Мишу и тихо спросил:

– А мы сейчас где?

Хороший вопрос! Ратников и сам бы хотел это знать… Нет, где – ему было вполне понятно, куда больше занимало другое – в какой именно эпохе? Какой сейчас век на дворе? Если рассуждать логически, памятуя все прошлые перемещения, то – середина тринадцатого века, где-то сороковые годы. Среда, в общем-то, можно сказать, привычная – Миша ведь не первый раз уже… Это впервые был шок, все никак, до последнего не верилось, а вот сейчас… сейчас, наверное, привык.

Еще бы не привык – жена-то из этих вот самых мест, вернее – из этой эпохи. Средневековье, мать его за ногу.

И все же, хотелось бы поточнее узнать – очень уж сильно Мишу смущал изменяющийся на глазах флигель…

– Мы, Олекса, на острове.

– Ну, это я понимаю, – парень усмехнулся и набрал в ладони песок. – Горячий! Эх, хорошо бы поесть!

Да уж, это уж точно не помешало бы! Напиться-то беглецы напились вволю, как-никак – воды целое озеро, пей не хочу. А вот насчет еды…

Насчет еды Михаил, к слову сказать, не очень и беспокоился – их двое молодых и здоровых мужиков – неужто не пропитаются?

Не об этом сейчас думал – о том, как выбраться. Отыскать еще один браслет, другого выхода, как ни крути, не просматривалось. А значит, нужно было оставаться тут – выжидать, высматривать… Коль уж здесь есть переход, темпоральный туннель, значит, им пользуются. Те, кому надо. Торговцы людьми, люди Ирины Мирошкиничны. Кнут Карасевич, Кривой Ярил и прочие… Да, еще отец Герман, тевтонский каштелян! Вот его бы и разыскать, уж он-то точно поможет, Миша же ему в свое время помог, проводил самолично… А не захочет помогать, так и заставить можно!

Нет, в этом плане определенные перспективы все-таки имелись. Теперь – насчет еды…

Ратников сел на песке:

– Прикинем-ка, друже, что у нас имеется!

Имелось, увы, не так уж и много. У Миши – резиновые сапоги, джинсы с ремнем, клетчатая рубашка… да на ремне – ножны, а нож там, во флигельке остался… черт бы его побрал. Олекса экипирован еще хуже – даже рубахи нет – снял, щели затыкать. Старые Мишины брюки да кеды – что уж нашлось. Хорошо хоть на дворе, судя по всему, лето. На деревьях – ни одного желтого листика, да и солнышко жарит.

– Надо бы нам, боярин-батюшка, отсюда выбираться. И лучше – на немецкий берег, там у меня дружки.

Ишь как! Дружки у него! Бандиты-разбойнички – так прямо и сказал бы! Впрочем, это ведь и не худо, все какая-никакая – поддержка. Мало как там с отцом Германом все сложится? Если это, конечно, именно то время, тысяча двести сороковые…

– Выбираться, говоришь? – Михаил задумчиво посмотрел на синюю озерную гладь, тянувшуюся до самого горизонта, и, мысленно вспоминая карту, постарался прикинуть, сколько километров до эстонского – «немецкого» – берега. Выходило – уж никак не меньше десятка. И что?

Ратников невесело усмехнулся и сплюнул:

– Выбираться-то вплавь будем?

– Почему вплавь? – дернул плечом юноша. – Можно плот сладить. Или с рыбаками… Они ведь тут должны быть, вестимо!

С рыбаками… Да, это мысль. Только вот – стоит ли выбираться-то? Может, все ж таки лучше здесь подождать? Ну, этих людокрадов с браслетиками.

– Ты сказал – плот? – натягивая джинсы, Михаил ухмыльнулся. – Голыми руками делать будешь? Деревья рубить? Топора-то у нас нет. Ножа – и того даже…

– Да, это плохо, – согласно кивнул Олекса. – Тогда рыбаков придется ждать. Ницо! Бог даст, выберемся.

«Ницо» – так и сказал, по-новгородски «цокая».

– Лишь бы до зимы тут не просидеть, – Ратников поежился и накинул на плечи рубаху – Ну, давай насчет еды думать!

Насчет еды сообразили быстро: отыскали в сосняке подходящие сухостоины, выломали, заострили камнями, как смогли, да пошли на плес бить рыбу. Двадцать минут – и запромыслили пять штук увесистых лососей. По Мишиным временам – мечта рыболова, а здесь – обычная, так себе, рыбка. Здесь… знать бы еще наверняка, где это – «здесь»?

– Во! – пошарив на берегу, Олекса радостно показал два только что подобранных камня. – Кремень! Огниво! Посейчас костерок сварганим… испечем рыбку… Эх, еще бы сольцы малость!

Подросток говорил «посейцас», «испецом» – Ратников не обращал внимания, привык уже к подобному говору, хотя сам так не говорил, да и в прошлые разы всегда прикидывался жителем Заволочья, этаким мелким феодальчиком – своеземцем.

Еще пара часов, и молодые люди уже сидели тут же на бережку, у таявшего красными угольями костерка, ели только что испеченную рыбку. Нечищеную, конечно – ножа-то не было да и без соли… Но голодная смерть им уже не грозила. Конечно, хорошо было бы прихватить с собой ножик… и соль, коль уж на то пошло.

– Эх, хорошо! – наевшись, довольно потянулся Олекса, казалось, вообще не обращавший особого внимания ни на комаров, ни на мошек. – Сейчас, батюшка-боярин…

– Да не зови ты меня боярином-батюшкой, – раздраженно попросил Миша. – В который раз уже говорю!

– А как же звать-то?

– Зови просто – Михаил!

– Михаил-боярин!

Ратников поморщился и махнул рукой:

– Ну, пусть так…

Они сладили чудесный шалаш, большой, из елового лапника – уж пришлось наломать голыми руками. Олекса притащил мху, каких-то пахучих трав – сказал: от клещей да от мошек, и в самом деле – в шалаше никаких насекомых не было, что очень нравилось Мише. В шалашике этом, можно сказать, и обустроились: рядом, на полянке, выложили камнями место для костерка, притащили два сухих ствола, видать, когда-то поваленные бурей, чтобы было на чем посидеть, погутарить. В общем, неплохо устроились… еще бы ножик… и соль, надоела уже нечищеная и несоленая рыба.

Кстати, рядом, в лесу, вокруг небольшого болотца, в изобилии росла черника. Попадалась и голубика, и земляника с малиной, хотя для последней в общем-то было еще рановато, и даже первые грибы – подосиновики, подберезовики, опята. От грибов, впрочем, было мало толку, хоть Миша и жарил их на углях, вернее – подсушивал. Потом пожевал да выплюнул – невкусно.

От нечего делать «робинзоны» вставали поздно, если не было дождя, шли на озеро, купаться, потом били кольями рыбу да ходили к болотине, за черникой. Так вот – достаточно уныло – и тянулись дни. Спохватившись, Ратников даже стал их отмечать палочками, которые аккуратно втыкал в песок – пошла уже вторая неделя, а все ничего не происходило, и никто на острове не появлялся, ни рыбаки, ни кто иной. Нет, мимо как-то проплыла одна лодка, по всей видимости – рыбацкая, да приятели, увы, заметили ее слишком поздно, покричали, конечно, но…

– Ой, не надо бы нам так орать-то, – вечером рассуждал сам с собой Олекса. – Не ровён час, на лихих людишек нарвемся…

– На твою шайку?

– Не… мои отсюда далече.

По вечерам обычно вспоминали общих знакомых: новгородцев – Онуфрия Весло, Онисима Ворона. Михаил меньше рассказывал, больше слушал – Олекса оказался большим любителем потрепать языком. Много чего рассказывал, кстати, довольно интересно. И как в Новгороде жил, у бобыля, да потом – изгоем, как обманом поверстали в холопы, избивали каждый день – «примучивали», как, улучив случай, сбежал. Пристал к скоморохам, потом – в шайку. За новгородцев с рыцарями бился, потом – за рыцарей супротив новгородцев, потом – за псковичей… кто больше заплатит. Насколько помнил Михаил, тут, в пограничье, таких отрядов промышляло много. Иной раз грабили, большей же частью продавали свои мечи и копья – тем же рыцарям (в кнехты) или дерптскому (Олекса называл – «дорпатскому») епископу, псковичам, новгородцам. Еще смолянам можно было продаться, но те были прижимисты, платили немного – от военной добычи часть. Еще был литовский князь, тот платил щедро, однако и людишек у него своих хватало.

– А монголы? – как-то подначил Ратников. Им послужить не пробовал?