Текст книги "Демоны крови"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Андрей Посняков
Демоны крови

Глава 1
Лето. Окрестности Чудского озера
ГОСТЬ

Благородные сеньоры, живя в сельской местности, никогда не занимались сельским хозяйством.

Марк Блок.

Феодальное общество

– Вот это тачка!

Миша посмотрел в зеркало заднего вида и ухмыльнулся.

– Да уж, по нашим дорогам только на таких и ездить. Кстати, что за модель-то? «Опель-Капитан»? «Испано-Сюиза»?

Сидевший рядом с ним, на пассажирском кресле видавшего виды «уазика», Генка Горелухин – Геннадий Иваныч, мужик лет сорока с половиной, местный, заядлый рыбак и охотник – скривил в усмешке тонкие губы:

– Ну, ты уж скажешь тоже – «Испано-Сюиза»! Где ее сейчас найдешь-то? «Мерс» это, тридцать пятого года, Гитлер еще на подобном ездил, кажется.

Машинка и в самом деле была хоть куда – доведенная до ума, отлаженная, сверкающая никелем и лаком, двухцветный – красно-белый – кабриолет с поднятым верхом, водителя Михаил разглядеть не успел – уж слишком быстро пронесся этот ретроавтомобильчик, здесь, на шоссе, «уазику» с ним не тягаться.

– Смотри, смотри, на нашу дорожку свернул, – Горелухин удивленно прищурился. – Это к кому, интересно?

– Может, автопробег? – притормаживая у заправки, предположил Миша. – Ну, это… Ударим по головотяпству и разгильдяйству и все такое прочее…

Геннадий Иваныч покачал головой:

– Не, вряд ли. Если б пробег – я б точно знал.

Тут Горелухину можно было верить вполне – он на ретротехнике был помешан, журналы специальные время от времени покупал, автомодельки – за неимением финансовой возможности приобрести какой-нибудь репликар. В общем – разбирался.

Залив полный бак, Михаил закрутил крышку и, забравшись в салон, покатил по шоссе к лесной дорожке, куда совсем недавно свернул ретро-«мерс».

– Дачники, может, какие, – тихо предположил Геннадий Иваныч – ну, не давала ему покоя эта машина! – Или туристы.

– А может, к Узбеку…

– Может, и к этому… – Горелухин презрительно скривился и сплюнул в окно. – Понаехали тут…

Узбека… и вообще, «узбеков», в поселке – сросшемся когда-то из двух – леспромхозовского «Советский № 3» и древнего Сяргозера – не любили. К слову сказать, сие многолюдное семейство вообще-то было чисто русским – Кумовкины, – просто вот лет пять, а то и больше – никто уже точно не помнил – назад они переехали в здешние края из Узбекистана, быстро обжились, выстроили приличный особнячок, кто-то занялся лесом, кто-то торговлей – конечно, были связи, иначе не позволили бы. Местных мужиков это злило – ишь, какие-то там пришельцы живут во много раз лучше их! Миша в эти неприязненные отношения не лез, лишь прикидывал иногда, этак, по справедливости рассуждая – вот ежели б здешние мужики за воротник-то не закладывали по любому поводу и без оного, глядишь, и сами бы жили не хуже…

– Чего, думаешь, мы хуже живем, оттого что пьяницы? – Горелухин словно подслушал Мишины мысли. – Ну, я вот не пью почти… И что? Богато живу?

Михаил ничего не сказал – а что тут скажешь? Хороший мужик Геннадий Иваныч, и работящий, и на все руки мастер, только вот невезучий, да…

– Вот ты, Миша, только не обижайся, как магазин-то в поселке открыл? – скосив глаза, собеседник ухмыльнулся. – Вот просто так взял и открыл, да? Явился вот, здрасьте, мол, я Ратников Михаил Сергеевич, решил тут у вас поторговать?

– Ну не так, конечно, – Ратников усмехнулся. – У приятеля моего тут кое-какие связи имелись… ну, среди местной власти. Василия-то помнишь, приезжал ко мне как-то?

– Василий… А, мент-то питерский?

– Он.

Михаил резко свернул на лесную дорожку, и Горелухин едва не ударился головой о лобовое стекло. Хмыкнул:

– Я сперва думал, Вася – это брат твой. Очень уж вы похожи.

– Ну да, похожи, – Ратников улыбнулся – обоим слегка за тридцать, оба высокие, оба брюнеты, только у Миши глаза синие, а у Василия – карие. – Ганс только чуть младше, на год.

– Кто младше? – не понял Геннадий Иваныч.

– Ну, Ганс, прозвище у него такое, у Васьки, от фамилии – Ганзеев… Хотя и не только от нее.

Пару лет назад старший опер капитан милиции Василий Ганзеев внедрялся по служебным надобностям в среду исторических реконструкторов, всяких там клубов и прочих – косил под вермахтовского гренадера, форму даже пошил и все такое. Вот с тех пор и повелось – Ганс! Так теперь и на службе звали.

Ратников притормозил и переключился на пониженную, проезжая лужу и как только «мерседес» в ней не застрял?

– Ну вот, – задумчиво покивал Горелухин. – Я же говорю – связи! Лапы мохнатые.

– Ага, лапы… Я, Гена, еще и в Питере родительскую квартиру продал… сюда уж приехал на свой страх и риск… да, Ганс помог, присоветовал. Не столько ради себя, сколько ради Машки – ей деревенский воздух нужен, легкие.

– А-а-а… Это да, воздух у нас знатный – ложками есть можно! – Геннадий Иваныч зачем-то снял кепку и, пригладив волосы, неожиданно улыбнулся. – Жена у тебя, Миша, славная! И красивая, и работящая, и приветливая… Где только такую нашел?

Где нашел?

Ратников только хмыкнул – знал бы ты, Гена, где!

– Так, значит, говоришь, супружница твоя легкими мается?

– Ну… не мается, но…

– Ей барсучий жир нужен! Натираться и внутрь… Что ж ты раньше-то не сказал, а? – Горелухин осуждающе покачал головой. – Есть ведь у меня, привезу… хочешь, так прямо сейчас заедем?

– Спасибо, Гена! – от всей души поблагодарил Михаил. – Только это… сейчас некогда – в администрацию зачем-то вызвали. Давай на днях?

– На днях так на днях, – Геннадий Иваныч вытащил из мятой пачки папиросину, сунул в рот и вопросительно посмотрел на некурящего – точнее, бросившего – Ратникова. – Я закурю, можно?

– Кури, кури, Гена.

Горелухин чиркнул спичкой, с видимым удовольствием затянулся и, выпустив дым, продолжал разговор:

– Я, кстати, знаю, зачем вас председатель зовет. Тебя, «узбеков», Пальчинского – всех, у кого заправки да лавки, ну и всякие там пилорамы… – Геннадий Иваныч презрительно сплюнул: частных предпринимателей он откровенно не любил, всех – ну вот разве что кроме Миши – считая ворами, мошенниками и проходимцами, да и вообще симпатизировал КПРФ. – Детский дом какой-то на лето домишко снял – ну, интернат бывший – небось, спонсорской помощи хотят, вот к председателю и обратились, а он – к вам, к кому же еще-то?

Председатель – так в поселке по старинке именовали главу администрации волости Юрия Михайловича Поганкина, не старого еще мужика, бывшего (при коммунистах еще) заведующего свинофермой, несмотря на свою фамилию, человека в общем-то неплохого и в округе вполне уважаемого.

– А, – сворачивая к поселку, кивнул Михаил. – Для детского дома, значит. Ладно… Тебя, Гена, где высадить-то?

– Да у магазина… Не, не у твоего – у ОРСа.

Магазин (бывший ОРСовский) назывался – «Немезида» – и принадлежал некой гражданке Капустиной, которую Горелухин на дух не переносил и даже продукты у нее покупал скрепя сердце – просто больше не у кого было. Ратников торговал промтоварами, сейчас вот разворачивался и с автозапчастями, о продуктовом ассортименте тоже, конечно, подумывал, но пока вот отдел не открыл, хотя в помещении бывшей школы – давно уже не функционирующей – подходящие местечки имелись, только вот нужно было нехило вложиться в ремонт. Но, вообще, если хорошо переговорить с тем же Поганкиным…

– Ну, спасибо, Миша, за то, что подвез…

– Да че ты…

– Маше привет большой… А за жиром обязательно заезжай!

– Хорошо, хорошо, заеду.

Простившись с Горелухиным, Миша проехал через сквер к старой школе, сиречь к собственному магазинчику – рядом с недавно отремонтированным крыльцом поблескивала на солнце синяя новенькая «Ока» – недавний подарок Ратникова супруге. Ну, не на «уазике» же ездить молоденькой женщине, можно сказать, девчонке – Маше, Марьюшке, не было еще и двадцати.

Поставив «уазик» рядом, молодой человек бегом взбежал на крыльцо и, открыв дверь, поздоровался с покупателями.

– Здравствуйте, дядя Миша, – заулыбались подростки-дачники – они всегда заходили за какими-то наклейками, нашлепками, солнечными очками и прочим подобным. – А катушки для спиннингов не привезли?

– После выходных заходите – будут… Маша, привет!

Ратников помахал рукой жене – стройненькая, темно-русая, зеленоглазая, она раскладывала на прилавках недавно привезенный товар – стиральные порошки, мыло, зубную пасту… Ой, как ей шел темно-голубой джинсовый костюмчик и желтая маечка! А ведь поначалу не хотела надевать, хмурилась… ну, понятно… А еще и косу недавно обрезала, подстриглась в «каре» – опять же, по желанию любимого мужа – и совсем уж – особенно в костюмчике этом – стала очень похожа на юную Софи Марсо из старого французского кинофильма «Бум».

– Здоров будь! – увидев, а точнее услышав мужа, Марьюшка отвлеклась от всех дел, выскочила из-за прилавка и, ничуть не стесняясь подростков, троекратно поцеловала в губы. – Ну, как съездил, удачно?

– Да слава богу, – Михаил ласково погладил жену по плечам. – И журналов привез, и дивидишек, и компьютерных дисков…

– О, диски! – обрадовались подростки. – Дядь Миш, а вы когда их выгружать будете? Давайте, прямо сейчас! Мы поможем.

– Да ладно, – Ратников махнул рукой. – Там всего-то пара коробок…

Быстро занес коробки, поставил на прилавок и обратился к парням:

– Смотрите! Вам, как первым сегодня покупателям – скидка.

Закончив с магазином, Миша кивнул супружнице и поехал обратно на площадь, в администрацию волости, располагавшуюся в довольно угрюмом здании, выстроенном в стиле позднего сталинизма – с белыми облупившимися колоннами и фронтоном.

Едва только выехал из сквера, как мимо пронесся тот самый автомобиль, красно-белый ретро-«мерс», кабриолет с поднятым верхом.

Да-а-а… Интересно, и в самом деле – к кому? Неужто к Узбекам?

А за рулем… мужик какой-то в сером пиджаке, при белой рубашке и галстуке. Надо же, еще и в шляпе, интеллигент недорезанный!

Оба! Едва не подрезав «уазик», напротив администрации лихо затормозила бело-синяя милицейская «нива» – местный участковый наконец-то получил транспорт.

– Здоров, Димыч, – захлопнув дверцу, Ратников помахал рукой участковому – молодому, напоминавшему оборзевшего подростка парню, лейтенанту милиции Диме… Как его? Дмитрий Дмитриевич?

Все звали просто – Димыч.

– А, Михаил! – участковый совсем по-мальчишески улыбнулся. – Разговор один есть.

– Так заезжай вечерком, – Миша развел руками, – баньку сварганим… водочку… Жена рада будет.

– Ну, уж как получится, – вытащив пачку сигарет, милиционер закурил, торопливо выпуская дым. – Что, тоже Михалыч позвал?

– Ну да.

Ратников кивнул, подождал, пока участковый докурит и потом уже с ним вместе – поднялся на второй этаж, где уже толпились приглашенные: вечно небритый Борька Ватников владелец одной из многочисленных пилорам, хозяйка «Немезиды» и еще двух лавок в окрестных деревнях – Капустиха, не первой молодости жеманно-скандальная дама в жутких розовых брючках, едва налезших на объемистые бедра, два «узбека» Кумовкины – старший, худой, с седоватой бородкой – Николай – и его младший братец, Эдик. Самого главного «узбека» – Петра Палыча – не было, видать, не счел нужным явиться – прислал сыновей.

Кроме них, в небольшом зальчике скромно притулился к стеночке высокий сутулый мужчина в темно-синем костюме с галстуком, коротко стриженный, в очках, на вид лет пятидесяти или что-то около этого, наверное, это и был директор детского дома.

– Привет всем. Здравствуйте! – Миша и участковый поздоровались с мужчинами за руку и, в ожидании председателя, уселись в жесткие кресла, как видно в старые времена стоявшие еще в клубе.

Глава волости – юркий живенький мужичок с веселым прищуром – не заставил себя долго ждать. С шумом поднявшись по лестнице, всплеснул руками:

– Ну, вот уж и собрались все! Извините, задержался немного… О! Хорошо, и участковый наш здесь. Так, что, начнем сразу?

– Ну, конечно, сразу, – пожал плечами старший Кумовкин. – Зачем звал, начальник?

– Сейчас узнаете, – усевшись за обшарпанный конторский стол, председатель отодвинул локтем разбросанные бумаги и указал рукой на незнакомца в костюме и галстуке: – Прошу любить и жаловать – Сидоров Иван Андреевич, директор детского дома. Его, так сказать, подопечные целое лето будут у нас в интернате… ну, в бывшем интернате. И вот по этому поводу я бы хотел со всеми вами поговорить… вернее, не столько я, сколько Иван Андреевич.

Конечно, речь зашла о деньгах. Впрочем, и не только о них – что касается лично Ратникова, так у него попросили – если это возможно – помочь не деньгами, а товаром – стиральным порошком, мылом, зубной пастой…

– Ты уж помоги, Михаил, – уговаривал глава волости. – А уж я потом… потом решим что-нибудь с помещением…

Ага! Как раз под магазин промтоварный.

– Или детишки детдомовские тебе огород прополют… Прополют ведь, Иван Андреевич?

Директор детдома поморщился, словно у него от этих слов заболел зуб:

– Юрий Михалыч, родной, давайте их детдомовскими не называть… Понимаете, прицепится такое слово… ну, как ярлык, что ли. А насчет огорода вы, Михаил Сергеевич, не беспокойтесь, все сделаем.

Ну надо же… и отчество уже знает. А этот Иван Андреевич – мужик не простой.

– Да ладно, – Миша замахал руками. – С огородом мы с женой как-нибудь и сами управимся, вот еще – детей чужих припахать. А с порошком да мылом – помогу, хоть вот сейчас прямо подошлите детишек… или даже кого-нибудь одного, со списком, а уж Маша – супруга моя – вам все к самому интернату подвезет, ну или я… Вам когда удобно?

– Да когда скажете, – директор улыбнулся и, поправив очки, подошел к Капустихе… а уж с той стало сложно!

Ратников не стал слушать, как владелица трех магазинов жалуется на беспросветно нищую жизнь, кивнул директору и, пожав председателю руку, направился к двери.

– Эй, эй, эй! – закричал вдруг участковый Димыч. – Постойте! Вы это, не расходитесь пока.

– Ах да, да, – глава волости хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл… Вот, товарищ участковый нам что-то сказать имеет. Послушаем.

– Вот-вот, послушайте, – молодой лейтенант улыбнулся, привычно пошарив глазами по креслам – не забыл ли фуражку.

Фуражку он забывал везде, где только мог, а потому в последнее время вообще обходился без головного убора, тем более служебная «нива» имелась.

– Короче, Лешу… ну, в смысле – гражданина Афоничева – все вы знаете…

– Афоню-то? А что с ним опять такое? Поди, чего натворил?

– Да не он… Пришел тут, заявление писать…

– Афоня – заяву?! Вот чудеса-то! И на кого?

– Да не знает он – на кого. Короче, пошел он тут на Танаево озеро, на рыбалку, а вернулся голым!

– Как голым?! – все недоуменно переглянулись, а Капустиха так даже томно опустила ресницы. – Ну, правда же как?

– Да так, – лейтенант ухмыльнулся. – Не помнит он точно – как. Говорит, выскочил из лесу какой-то парень – голый, в чем мать родила – скидавай, говорит, одежку…

– Ой, как интересно! – хлопнула в ладоши лавочница. – Где это голые мужики бегают, говорите – у Танаева озера? Ну-ну…

– Ишь как заинтересовалась-то! – глухо хохотнул Вашников, пилорамщик. – Ой, бабы… все вы об одном только и думаете…

– Это о чем это? – Капустиха надулась, даже, кажется, покраснела.

– О мужиках голых – о ком же еще-то? – Вашников уж совсем рассмеялся, в голос, а следом за ним – и все остальные, включая участкового и директора детского дома.

Впрочем, участковый тут же опомнился;

– Зря, между прочим, смеетесь! Типичный грабеж. У терпи… у потерпевшего в кармане куртки японская леска была, крючки, блесна какая-то крутая, недешевая и деньги – пять тысяч рублей. Ущерб для него значительный.

– У Афони – пять тысяч?! – Вашников снова захохотал. – Да трендит он все, Димыч! Ты ему веришь, что ли? Напился он пьяным-пьяно, полез купаться, а потом куда одежку кинул – забыл! Да кому она нужна-то, его одежонка… а про пять тысяч – это он врет!

– Да и я, честно сказать, так же думаю, – чуть смущенно признался тот. – Отказной материальчик готовлю… Но вот, счел за лучшее вас предупредить, мало ли что… Тем более – дети тут будут детдо… ну, короче – дети.

– Спасибо, товарищ лейтенант, за предупреждение, – громко поблагодарил председатель. – Мы его в своей работе учтем обязательно, верно, Иван Андреевич?

– Да-да, – директор детского дома машинально кивнул. – Ну, конечно, учтем.

– Миша, подождешь минут пять? – участковый схватил уходящего Ратникова за рукав. – Я сейчас тут, быстро.

– Подожду, чего же? – пожав плечами, Михаил спустился по лестнице и остановился на крыльце, рядом с уже успевшим закурить Вашниковым.

– Кури, Миша… Ах, черт – ты ж не куришь, все время забываю. И что, не тянет совсем?

Ратников улыбнулся:

– Почему же? Иногда очень даже тянет.

– А что тогда делаешь?

– Да так… водки наливаю стакан – намахнул, и уже ни к какой сигарете не тянет.

– Ты смотри-и-и, – уважительно прищурился пилорамщик. – Надо будет и мне так попробовать. Интересная метода! Как вообще, Миша, дела?

– Да ничего, идут себе. Слышь, Борис… мне бы горбыля малость на забор – подкинешь?

– Не вопрос! Пришлю грузовичок к твоей фазенде.

– О цене договоримся…

– Да какая цена, что ты? Мне все равно этот горбыль выкидывать… Водителю пива купишь – чтоб не зря катался – и все.

– Ну, спасибо, коли так… Ты вообще что такой задумчивый-то?

– Да так… – Вашников выбросил окурок. – У тебя твои продавцы жалованье прибавить не просят?

– Жалованье? – Ратников усмехнулся – ну, надо же, выбрал слово! – Да я и так им повысил, вернее, одной Верке – на тысячу, а второй продавец у меня Маша, супруга, ей-то зачем платить?

– Это точно! Умеют же люди устраиваться! Кстати, я тоже повысил, – владелец пилорамы снова закурил. – Кому на тысячу, кому даже на две… хоть вообще-то у меня и сделка, просто расценки немного поднял… так, вишь, мало! Те, кто не пьет, а вкалывает, у меня по тридцать штук заколачивают – и мало. Да ладно, если б только у меня…

Вашников явно разволновался, похоже, эта тема его задела давно и прочно:

– Вот у меня знакомый один есть, у него в городе своя фирма, офис там, ну, не суть… так лет пять назад, когда открывался, много народу к нему из бюджетных структур перешло… рады были – едва руками не плескали! Еще бы – у всех по семь-восемь тысяч зарплата, а у них – по пятнадцать-семнадцать. Красота. Сейчас по двадцать – и недовольны! Дескать, плохо хозяин зарплату повышает… надо больше! В газеты пишут – надо, мол, частника заставить, чтобы зарплаты росли, а они ведь и так растут…

– Э-э, – тихо засмеялся Ратников. – Я так думаю, им – в разы рост-то нужен! Сам посуди – у всех твоих бывших коллег зарплата семь тысяч, – а у тебя – двадцать! Так ты – кум королю… А когда у всех почти одинакова… Это ж что получается? Не, Боря, им не на три тысячи надо повышать, а в три раза – тогда только довольны будут.

– Сволочи! – угрюмо кивнул пилорамщик. – Увольнять таких надо на хрен.

Жаркое июньское солнце спряталось за набежавшим вдруг облаком, белым и кудлатым, подул легкий ветерок, зашумели росшие рядом деревья. Хорошо было кругом, славно, сладко пахли высаженные на клумбах цветы – синие, желтые, голубые – в кустах жимолости радостно щебетали птицы, а из не такого уж и далекого леса ветер приносил озабоченные позывные кукушки.

– И почему у людей такие глаза завидущие? – докурив, Вашников сплюнул. – Ну, народ! То хвалятся друг перед другом всякой хренью, то завидуют.

Михаил хохотнул:

– Так одно без другого не бывает! Потребительская цивилизация – культ наживы и денег!

– Хм… А ты, я смотрю этот… философ! Ладно, не обижайся! А я вот еще думаю… если б сейчас государство наше всем разом – обязательно всем! – пенсионерам пенсию до двадцати тысяч подняло… так опять недовольные бы отыскались: почему, мол, всем? Мы больше работали, а они меньше… И так – во всем! Ну, народ…

Махнув рукой, Ватников попрощался и, сев в свой «рено», укатил… наверное, на пилораму.

Через пару минут на крыльцо спустился Димыч, а следом за ним и все прочие, кроме председателя – тот, как видно, остался на своем служебном посту, хотя время уже было обеденное, точнее сказать – к нему подбиралось.

Кивнув, ушел директор детского дома, за ним – Капустиха – недалеко, в свой магазин, – братья Кумовкины, Эдик и Николай, сели в новенькую, сверкающую никелем и лаком «семерку» – других машин старший Узбек почему-то не признавал – и уехали.

Миша повернулся к участковому:

– Так о чем ты поговорить-то хотел?

Димыч вытер рукою выступивший на лбу пот:

– Об Узбеках. Точнее сказать, о старшем – Николае. Слышал – он пароход прикупил, вся деревня в шоке!

Ратников рассмеялся – действительно, это была самая обсуждаемая вот уже в течение месяца новость.

– Ну, допустим, купил. Но, ведь не крейсер, а так, суденышко, баржу самоходную или траулер бывший. Цветной металл собирается в Эстонию переправлять – кажется, законно.

– Да законно, – лейтенант махнул рукою. – Лицензию я лично смотрел – не подкопаешься. Только вот… – он оглянулся по сторонам и понизил голос: – Бизнес-то этот давно налажен, поделен… а Коля Кумовкин тут – без году неделя. Как бы не грохнули такого прыткого… мне на участке криминальные трупешники не нужны.

– Ну, – Михаил хмыкнул. – Думаю, Кумовкин не от себя работает… они, узбеки-то, вообще люди в таких делах осторожные.

– И все же! Ты это, мало ли услышишь чего, ну, про Кумовкина, про кораблик его…

– Чего услышу – скажу, – Ратников ухмыльнулся. – Да, думаю, тебе и деревенские все расскажут – Кумовкиных тут не любят.

Простившись с участковым, Михаил поехал в магазин, к Маше. Подумал, может, детдомовский директор успел своих детишек прислать – за порошками и прочим.

Один парнишка как раз ошивался на крыльце – небольшой, лет, может, одиннадцати, светлоглазый и, как почему-то показалось Мише, какой-то меланхоличный.

– Здравствуйте, – слегка картавя, поздоровался мальчик. – Вы – Михаил Сергеевич?

– Я Михаил Сергеевич, – улыбнулся Ратников. – Только не Горбачев. Ты из дет… Тебя директор прислал? За порошками и пастой?

– Угу, – парнишка кивнул как-то без особенной радости.

Маленький, худенький, с соломенными растрепавшимися волосами, в коротких, чуть ниже колен, штанишках, он чем-то напоминал грустного воробья. Ратников спрятал усмешку:

– А что, побольше и посильней тебя не нашлось?

– Не нашлось, – мальчишка вздохнул. – Побольше и посильней на пилораму ушли и за продуктами.

– Понятно. Тебя хоть как звать-то?

– Артем… Тема…

– Ну, что стоишь, Тема? Заходи.

В магазине на этот раз было пусто, и Маша с Ратниковым быстро подобрали товар в соответствии с принесенным Артемом списком, загрузили в «уазик»…

– Постой, – Маша выбежала на крыльцо с каким-то журналом.

Ага… Очередной номер «Истории авиации», Михаил его недавно начал возить, так, на пробу – может, Горелухин купит? или подростки… Пока вот, никто что-то не покупал…

– Тебя ведь Артем зовут, да? – Маша подошла к мальчишке поближе и улыбнулась.

– Да, Артем…

– На! Это вот для тебя журнал, бери… Как это… бонус, да, милый?

– Угу, – Ратников кивнул. – Бонус.

– Но… – парнишка озадаченно заморгал. – Но я не могу вот так… спасибо… но…

– Ну, бери, пожалуйста, я же видела, как ты на него смотрел… – девушка улыбнулась. – Ты же не хочешь меня обидеть, верно?

– Нет… – мальчишка покачал головой. – Не хочу.

– Тогда – забирай. И вообще, заходи иногда… У нас тут много чего интересного, да и так… поболтаем.

– Бери, бери! – расхохотался Михаил. – Да полезай в машину – поедем уже.

– Хорошо, – Артем обрадованно кивнул. – Поедем…

Хлопнула дверца.

Маша обняла супруга за шею, шепнула:

– Милый… Ты не обиделся, что я тут так вот, распоряжаюсь.

– Что ты, родная, – Ратников крепко поцеловал жену в губы. – Это ж и твоя лавка тоже.

– Вот уж не думала, что в люди торговые выбьюсь… А отрок этот, он мне таким грустным показался, несчастным, думаю, у него какое-то горе, я в таких делах разбираюсь, поверь…

– Я знаю…

– И журнал… он так на него смотрел, что я… я подумала…

– Правильно подумала, душа моя… Слушай, а что это у тебя на шее-то?

Марьюшка смутилась:

– Да бусы! Понравились они мне… красненькие, как рябинки. Себе оставлю – можно?

– Нет, нельзя! Она еще спрашивает! Оставляй, конечно, раз нравятся… Хм – между прочим, там «Made in China» на каждой бусине выбито.

– Тебе не нравится? Тогда сниму…

– Не, не, что ты! Очень даже тебе к лицу – к глазкам твоим зеленым… Ай, иди сюда, краса моя!

Еще раз поцеловав жену, Миша забрался в машину, повернул ключ и, уже отъезжая, повернул голову, заметив в светлых глазах мальчишки слезы. Хотел было сказать что-то… спросить… но раздумал. Наверное, и вправду у парня какое-то горе… Марьюшка разбиралась, уж сама-то за всю свою не такую уж и долгую жизнь горюшка хлебнула с лихвою. Да и сейчас… один выкидыш был, а второй раз что-то не беременела, а ведь хотелось бы уже и деток, и Маша по этому поводу переживала, чем дальше, тем сильнее – Михаил это чувствовал…

– А это жена ваша? – когда сворачивали к интернату, неожиданно спросил Артем.

– Да, жена.

– Хорошая… – Мальчишка почему-то вздохнул и отвернулся.

Потом снова – явно стесняясь – спросил:

– А правда можно в ваш магазин заходить? Даже так… ничего не покупая, просто…

– Конечно, заходи! – Ратников потрепал парнишку по голове. – Тебя ж приглашали.

У входа в интернат их уже поджидал директор.

– Ну вот, Иван Андреевич, – выскочил из машины Миша. – Привез, что обещал. Все по списку.

– Спасибо вам большое, Михаил, – крепко пожав Ратникову руку, улыбнулся директор.

Обернулся:

– Артем, положи там все внизу, на скамейке… Подожди, помогу сейчас.

– Я сам…

Оставив молодую супружницу торговать дальше, Миша покатил, наконец, домой, на усадьбу, располагавшуюся километрах в пяти от поселка и приобретенную года два назад при способствовании и по совету Ганса, точнее сказать – Веселого Ганса, так его звали реконструкторы. Не для себя покупал Ратников – ради Марьюшки, Маши, только ради нее. Но вот неожиданно и самому понравилось – прижился уже в здешних мечтах, как сказала Маша, «привык к волюшке» – и все меньше вспоминал родной Питер. Отремонтировал дом-пятистенок, поставил забор, ворота, сарай, скот вот только покуда заводить не решался – проблем с ним много, а выгода – сомнительная, от везения много зависит, от рынка сбыта. А какой тут, к черту, рынок, когда свой собственный поросенок – почти у каждого?

Однако овощей сажали немало, все больше капусту, свеклу, огурцы, репу, к картошке и помидорчикам Марьюшка относилась с опаскою. Вот и Михаил постепенно привык поменьше картофеля есть, и больше – всего другого, оно и для здоровья полезнее оказалось.

Сворачивая на лесную дорожку, к усадьбе, Ратников посматривал по сторонам – скоро должны были пойти ягоды – черника, голубика, за ней и смородина, – Маша собирать любила, все время просилась в лес. В лес… Вот он, лес-то – прямо за забором усадьбы и начинался – густой и дремучий, с высокими соснами, с вечно хмурыми елями, с ольхой, с орешником, со светлою липою, с папоротниками чуть ли не выше плеча…

Чу! Что это там такое, среди папоротников, на дорожке… точнее сказать – в луже? Что-то такое блестит красно-белое… Ха! «Мерседес-Бенц», ретро! И чего, спрашивается, в этакую грязину полез? В последнюю неделю все дожди шли, это сейчас – третий день – солнышко. Впрочем, и здесь проехать можно – Маша же на «Оке» проезжает.

Подъехав ближе, Ратников остановил машину и вышел:

– Что, застряли?

Давно уже углядевший «уазик» мужик в сером костюме, водитель «мерса», обрадованно улыбнулся:

– Уважаемый, вытащить не поможете?

– Ну конечно, – Миша пожал плечами. – Трос у меня только металлический…

– Ничего. И свой найдется трос. Вы не сомневайтесь, я заплачу.

– Да ладно!

Заплатит он… Не сказать, чтоб Михаил в деньгах уж совсем не нуждался, но вот в такого рода копейках – точно. Уж, слава богу, не бедствовал. И вообще, мужик этот сильно Ратникову не нравился, не сказать даже – почему? Вроде и одет более чем прилично, и вид, несомненно, интеллигентный – вон, в шляпе даже, – и все же было в этом человеке нечто отталкивающее: то ли губы были слишком уж тонкими, то ли подбородок – квадратным, то ли волосы слишком короткие, а уши – маленькие, прижатые, как у боксера. Нос большой, с едва заметной горбинкой, но в общем-то, обычное, ничем не примечательное лицо. Разве что взгляд… Резкий, хватающий, цепкий. И глаза тоже неприятные – какие-то бесцветные, холодные, как у снулой рыбы. И, как показалось Мише, неслабый был мужик – крепенький, коренастый. Возраст? Ну, можно было дать и тридцать пять и все пятьдесят – запросто. Непонятный такой возраст. И это тоже почему-то было не очень приятно. Как и костюм. Что-то в этом костюме было такое… этакое, не совсем обычное. Скорее всего – и пиджак и брюки выглядели как-то уж слишком старомодно… под стать машине. Тоже еще – пижон в шляпе! Глядит, как солдат на вошь. А голос бархатный, с небольшим таким мягким акцентом… эстонец, что ли?

Вытащив застрявший «мерс», Михаил гордо отказался от предложенных денег – двести рублей, не густо! – и полез в свой УАЗ.

– До губы как дорожка? – неожиданно поинтересовался пижон.

– Вы какую губу в виду имеете? – переспросил Миша. – Ту, что у Черной речки?

– Ну да, ну да, – незнакомец кивнул с каким-то нетерпением, словно бы раздраженный непонятливостью собеседника, – там, где пристань.

– А, где «Гермес» стоит, – Ратников ухмыльнулся. – Дорога есть – доедете. Если осторожно.

– Помнится, я тут по весне еще без всяких проблем проезжал, – усаживаясь в свое авто, буркнул пижон.

Завелся, поехал – осторожненько, не торопясь. Миша – следом. Тут одна дорога была, та, что вдоль Черной речки – к Псковскому озеру. Выбравшись на сухое место, «мерседес» поддал газу и быстро скрылся из виду, а Ратникову было все равно, он уже поворачивал к усадьбе и лишь про себя усмехался – ездят тут всякие! Ага… вот он к кому, значит – к Коле Узбеку, к Кумовкину. Небось, подельник по всяким неблаговидным делам. Тогда зачем такая приметная машина, спрашивается? Ладно, черт с ним.

Миша, наверное, и забыл бы и про пижона этого, и про его бело-красное авто, ежели б буквально на следующий день лужу не засыпали щебнем. Щебень привез самосвал – старый сто тридцатый ЗИЛ, собственность Коли Узбека. А, видать, рассердился на бездорожье неведомый гость – Узбек зря не расстарался бы! Ишь ты – самосвал щебенки ухнуть… да, похоже, и не один.

– Как хорошо стало ездить! – радовалась Маша. – И чего этих Кумовкиных так в селенье не любят? Вон как они для людей расстарались!

Ратников ухмыльнулся:

– Да не для людей, Маша, – больше для себя, чтоб ловчее было к пристани подъезжать. Подожди еще, разобьют нашу дорожку их грузовозы!

– А что, дядя Миша, правда, что у этих Кумовкиных – целый корабль?

Это спросил Тема, Артем, тот самый мальчик, что приходил за стиральным порошком и прочим. Потом еще раз пришел, и еще – Маша его привечала, вот и в гости привезла, второй раз уже.