Текст книги "Демоны крови"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Даже призналась как-то:

– Мы оба с ним в этом мире… словно чужие. Я чувствую.

Миша даже обиделся – ишь, как заговорила, не любил он, когда у супружницы такое вот упадническое настроение… хотя, конечно, во многом она была права… хм, во многом? Да, в общем-то – во всем…

– Ну, кораблик у них, конечно, так себе, – Ратников усмехнулся. – Хотя, с другой стороны – вполне еще приличный. Им же железяки возить – не людей в круизы. Старый, конечно, но хороший, финской постройки, кажется. Бывшая самоходная баржа, называется «Гермес».

– Античный бог торговли, – кивнул Артем.

Вот так он и выразился, как всегда, слегка картавя – «античный», а даже не «греческий». Впрочем, этот мальчишка не так еще выражался, даже знал и умел к месту употребить выражение «гнусные инсинуации» или что-нибудь подобное. Это в одиннадцать-то лет! Умный был парень, только – Маша права – несчастный.

Жил раньше в Питере – земляк! – в довольно обеспеченной, даже богатой семье, родители, судя по всему, его, единственного своего сыночка, любили, правда, не разбаловали, что большая редкость, и совсем недавно погибли в автокатастрофе. А ребенок остался никому не нужным, хотя и имелись какие-то дальние родственники… Так вот Артем в детском доме и очутился – мальчик, можно сказать, из интеллигентной семьи, не как все прочие – социальные сироты, при живых родителях, алкоголиках да бомжах.

Нет, Тема никогда не жаловался, да и в детском доме его не обижали, не дразнили даже, но все же, все же… Маша его состояние очень даже понимала, верно, потому мальчишка так к ней и привязался. Иван Андреевич, директор, тому не препятствовал, наоборот, даже как-то попросил Ратникова, чтоб парня от себя не гнали… ну, разве что надоест сильно.

– Ты, Тема, молоко-то пей, – Маша налила целую кружку. – Хорошее молочко, деревенское.

Парнишка кивнул:

– Спасибо.

Потом поморгал немного:

– Дядя Миша… все спросить хочу… А почему у вас телевизора нету?

– А мы его не смотрим, некогда, – Ратников лениво потянулся. – Все, видишь ли, на работе… Маша – в магазине, я тоже – туда-сюда мотаюсь. Вот и некогда смотреть.

– Да и я тоже не смотрю, – Артем неожиданно улыбнулся. – Просто иногда бывают интересные передачи. В основном, конечно, вечером, поздно. Вот, я недавно про Колчака смотрел, потом – про Троцкого. Интересно.

– А ты, Тема, в каком же классе-то?

– В шестой пойду… осенью… Родители меня рано в школу отдали, сказали – нечего неучем шляться.

– Это они молодцы, – одобрительно ухмыльнулся Михаил.

А пацан опять загрустил – видно было, нахохлился весь, скукожился, голову свесил…

– Еще молока налить, Артем?

– А? Нет… спасибо. Пойду я уже, – парнишка вздохнул. – Пойду… Иван Андреевич сказал, чтобы к ужину не опаздывать.

– Так, может, тебя отвезти?

– Нет-нет… Мне, наоборот, по лесу гулять нравится.

– Мне тоже нравится… Смотри только не заблудись.

– Ну что вы! Там же дорога, тропа… До свидания.

– Постой! – вскинувшись с места, Маша вытащила из залавка конфеты и фрукты. – На-ка, возьми.

– Спасибо, не…

– Возьми, возьми… ребят угостишь. Ну! Бери же! Сейчас, мы тебе суму справим…

Сложив сладости в полиэтиленовый пакет, Маша почти насильно всучила его Артему и даже проводила гостя до самых ворот. Улыбалась:

– Завтра в магазин заходи, Тема.

– Обязательно… А… Маша, дядя Миша, я не надоел еще вам?

– Ну, что ты, дурачище! Не надоел, нет.

– Тогда зайду… обязательно.

Закрыв ворота, Марьюшка зашла в дом, пригладила волосы:

– Славный отрок…

«Своих бы нам!» – пряча глаза, стыдливо подумал Миша. Почему-то никак не беременела супружница… Почему? Надо бы к врачам… не сейчас, чуть позже, пусть еще попривыкнет…

– Любый… Как хорошо, что мы сегодня в церковь съездили, – перекрестившись на висевшую в красном углу большую икону Николая Угодника, Маша улыбнулась. – От того и на душе хорошо, благостно. А какой перезвон был?! Славно. Надо нам каждое воскресенье в церковь ездить, а то стыд – живем, словно магометане какие или, прости Господи, язычники. Вот и отец Александр про то говорит…

– Знаю, знаю, – обнимая жену, улыбнулся Михаил. – Хоть и далеко живем, а все ж ты у него – самая ревностная прихожанка.

– Ну, не самая… – Марьюшка, зардевшись, опустила глаза. – Но из молодых – да, наверное… Послушай-ка, любый… Давно хотела сказать – а давай часовенку в селенье поставим!

– Часовенку? – Ратников озадаченно поскреб затылок. – А, собственно, почему бы и нет? Одни, конечно, не сладим, так можно с народом вместе… Ватников, пилорамщик, досок даст, Капустина… с Капустихой не знаю, удастся ли, ну да и без нее люди найдутся… Господи, Маша! Чего же мне-то эта идея в голову не пришла?

– А ты молись чаще! Вот сейчас-то не стой дубинищем, голову-то склони, осени себя крестным-то знаменьем… да попроси смиренно у Господа чего хошь. Давай даже вот вместе попросим…

И стали вместе молиться. Михаил – негромко, Маша, наоборот, истово, словно свято верила в божественное провидение. А ведь и верила же! Ратников, под ее влиянием, кстати, тоже.

А потом… Потом Миша схватил супругу в объятья, поцеловал с жаром в губы… Маша поддалась, обняла мужа за шею… ах…

Вот уже и оба – на ложе, Ратников быстро расстегнул на супружнице джинсы… стянул… полетела на лавку и маечка, и Машина грудь трепетная и нежная застыла, затвердела упругими сосками… А Миша уже ласкал, гладил руками плечи, живот, бедра…

– Грешники мы с тобой, любый… Ай, грешники… – закатывая глаза, шептала Марьюшка… шептала и улыбалась…

А из музыкального центра пел Цой:

– Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве…

Маша подпевала – ей эта песня нравилась.

На следующий день, с утра, на усадьбу неожиданно заглянул Николай Кумовкин, Узбек. Заехал вроде бы просто так, по пути, так сказать – по-соседски, Ратников хорошо знал – Узбеки-Кумовкины просто так ничего не делают, потому и не любили их в поселке, а не только за то, что пришлые.

Маша в магазин торговать уехала, а Михаил собирался заняться машиной, старым своим УАЗом – подчинить, подлатать, подправить…

Но, конечно, гостя приветил – чаю предложил, пивка, водочки… От пива с водкою Кумовкин отказался, а чаю попил с удовольствием, целых две чашки. О погоде поговорил, о политике, а потом, уходя уже, гость обернулся:

– Михаил, спросить хочу… У вас на усадьбе ничего в последнее время не пропадало?

– Не пропадало, – Миша пожал плечами. – Так у меня тут ничего такого и нет. Да и место отдаленное.

– И у меня отдаленное, – гость неожиданно вздохнул и пригладил бородку. – Да только вот стал замечать – то одно пропадет, то другое… По мелочи, в общем-то, но все же приятного мало. Своих проверял – не они, да и не стали бы так мелочиться – куртку старую у сторожа забрали, нож, удочки…

При этих словах Ратников не выдержал, хмыкнул:

– Сторож-то спал, поди?

– Да спал… – Кумовкин поморщился. – Только это ведь все среди бела дня украли. Да и участковый наш говорил – в лесу деревенского парня раздели – вы ж сами слышали…

– Да слышал, – махнул рукой Миша. – Только думаю, врет все Афоня!

– Выходит, не врет. Или, скорее – врет, да не все. Завелся у нас в лесу какой-то черт. Или черти. Вы, Михаил, опасайтесь… и вдруг да заметите кого… этакого, неадекватного… звякните мне на мобильный, не в службу, а в дружбу. Номер я вам скину.

– Хорошо, – согласно кивнул Ратников. – Звякну. А что значит – неадекватный?

– Да не знаю, как и сказать… – гость замялся. – Ну, такой… не совсем психически нормальный – кому еще нужны старые вещи? Удочки?

– Может, пацаны озоруют?

– Может, – невесело усмехнулся Кумовкин. – Но Афоню же не они раздели!

Вообще-то Узбек правильно сделал, что предупредил – по здешним лесам всякого народу хватало, не только свои, псковские, но еще и новгородские, и даже питерские бомжи добирались. Проводив гостя до ворот – прямо за ними и стояла машина, тоже УАЗ, не паркетный джип, Михаил принялся наводить порядок в сарае, игравшем роль гаража, точнее сказать – ремонтной базы. Подобрал нужные детали, ключи, поднатужась, вытащил проветриться на солнце… и минут через двадцать, матерясь, затащил обратно: откуда ни возьмись, натянуло на небо тучи – серьезные такие, густо-сизые, низкие, злые, по всему видать – задождило надолго.

Миша уже собрался уйти в избу – нашлись бы и там дела, – да вот вдруг на глинистой, возле самого сарая, почве заметил отчетливый отпечаток ноги. Между прочим – босой! Сам он босиком сюда не ходил… Маша вроде бы тоже… да и по размерам – явно не Машин след, у нее-то тридцать шестой, а тут… тут, пожалуй, размера на три-четыре больше. Опять же – у самого-то Михаила – сорок третий. Что за черт? И кому тут надобно было шляться?

Вообще-то Ратников бомжей не боялся, но… вдруг что подожгут? Да и Маша… мало ли, одна тут останется.

Черт… Прямо как Робинзон на своем острове – точно так же след дикаря увидал. Вот и здесь…

Следы – поискав, Ратников обнаружил еще парочку – вели к сараю, а там уж дальше – мощеная дорожка, ходи – не хочу. Да и трава, опять же, смородиновые кусты, малина… Включив в сарае свет, Миша не поленился, тщательно все осмотрел на предмет покражи… да вроде бы все на месте – ключи, запчасти… Новый трамблер вон, и тот не взят! Запасные колеса, зимняя резина, фары… все тут, все в наличии, как и было. Ну не потащат же они на себе колеса? Они… или все-таки он? Кто, интересно? Впрочем, бомжей хватало, правда, так далеко они обычно не забредали. Ну а вот сейчас, кто знает, может, и забрели? Заброшенных деревень в округе много, жить можно вольготно, почти до самой зимы, ну а ежели печечку какую-нибудь подлатать, то и зимой тоже. Однако это все лирика. Надо на крыльце посмотреть, на веранде – может, там что пропало?

А ведь и пропало! Рейки – хорошие такие, сухие, пряменькие, Миша их от Борьки Вашникова с пилорамы привез – вот их не было! В уголке тут, у самых дверей, стояли, а сейчас нету. Исчезли! Странным образом испарились! Так-так… что еще? А еще – японская леска, толстая, на щуку… Соль! Целая солонка, старая такая была, деревянная, ею и не пользовались-то уже. Да-да, соль вместе с солонкой. И сухарики! Черные, ржаные – Маша специально для мужа, пивка попить – насушила. Так вот их тоже не было. И в самом деле – пацаны, что ли? Афоню раздели… Удочки, старый ножик, леска… соль… рейки зачем-то… Странный набор. Хотя в удочках-то, сухарях да соли – ничего странного. Вот только рейки… Ха! И ведь – топор! Топор тоже пропал – и это уже серьезно. Вот тут был в пнище вогнан… и нету.

Ладно, черт с ним со всем… но все же, Кумовкин-Узбек прав – нужно быть поосторожнее. И позвонить… Нет! Сперва лучше все-таки самому разобраться.

На обед – дождь к тому времени уже почти кончился – приехала Маша, не нравились ей перекусы на скорую руку, любила дома обедать, мужу самолично на стол подать, поцеловать в уста… Ах… Такие б все жены были – никто б и не разводился!

– Хороша ушица налимья! – попробовав обжигающего варева, Маша похвалила Мишину стряпню, что делала редко. – И квасок неплох ягодный.

Ну, квасок это уж она сама.

– Любый, а что там Артем про телевизор-то спрашивал? Может, нам и в самом деле его прикупить? На ярмарку в город съездим…

– Рано, – отрезал Ратников.

Маша не возражала:

– Рано так рано. Хлеба-то бери еще, я привезла.

– У Капустихи в лавке брала?

– Так где же еще-то?

Логично в общем-то. Ратников откусил пирог с ревенем.

– Тема-то заходил сегодня?

– Захаживал, – Марьюшка улыбнулась. – Страсти какие-то рассказал. Отроки их на рыбалку пошли, так их там едва не убили!

– Да ты что?! – Миша чуть было не подавился. – И кто?

– А пес его знает…

– Отроки-то что рассказывали… ну, вернее – Тема?

– Сыро было… вот, как сейчас… Они рыбы наловили, давай костер разжигать… чиркали-чиркали спичками, разожгли… Потом, говорят, выскочил какой-то черт из кустов, набросился с топором – отроки бежать… После вернулись, посмотрели – ничего и не пропало, ни удочки, ни рыба… одни только спички.

– Так-так, – тихо заметил Ратников. – Теперь и спички. Ну, все правильно…

Маша вскинула глаза:

– Что правильно?

– Да так… О своем я, о девичьем…

– О чем, о чем?! – она округлила глаза.

– Бродяги в нашем лесу появились, – повысив голос, пояснил Михаил. – Кое-что покрали… так, по мелочи. И все же дом на замок запирать теперь надо. И сарай. И веранду.

– Бродяги… – подперев рукой подбородок, задумчиво протянула Маша. – Может, это нищие – странники божьи, калики перехожие? Может, лучше бы не гнать их, а подать?

Ратников усмехнулся:

– Ну, положим, пока их никто никуда и не гонит… Только, похоже, один он… бродяга-то. Все ведь про одного рассказывают. Ну, отроки эти… Тема…

– Один, так один… тоже ведь – человек божий. Одному-то в лесу несладко!

Вот тут Миша не выдержал, фыркнул: ну, пожалела! Нашла – кого.

– Чего еще Тема интересного рассказывал?

– Да ничего, – Марьюшка вдруг рассмеялась. – Больше меня слушал.

– Ну да? – Ратников аж руками всплеснул. – И про что же ты ему говорила?

– А про жизнь свою, – тихо призналась девушка. – До той поры, как тебя встретила… Помнишь?

Еще бы…

Маша совсем загрустила, вот-вот расплачется… что и говорить – нелегкая у нее была жизнь…

Ратников подсел ближе к супружнице, обнял, прижал к себе, поцеловал в щеку:

– Так, стало быть, ты Теме все и рассказала…

– Ну… почти… Знаешь, как он внимательно слушал! Даже переспрашивал… Ой! – Марьюшка встрепенулась. – Совсем ведь забыла – сейчас с деревень дальних приедут. За мылом, да порошком, да прочим – третьего дня договаривались. Поеду я, любый! А то ведь ждать будут…

– Давай, – Миша махнул рукой. – Хотя подожди-ка… Давай-ка лучше я съезжу! Кое-что расспросить надобно, кое с кем переговорить… Оставайся!

– Хорошо, – мужу Маша прекословила редко, почти что и никогда. Все местные мужики откуда-то про это знали (честно сказать, сам же Миша и хвастал!), а потому завидовали Ратникову самой лютой завистью.

– Я тут пока тесто замешу… Пирогов давно не пекли, рыба еще осталась – как раз на рыбник.

– Вот и славненько! – вставая, Михаил поцеловал жену. – Умница ты у меня. Славная!

Он вернулся в сумерках. Поставив машину во дворе, выключил фары. Свет в доме не горел – видать, супружница уже спала… умаялась за день.

Стараясь не очень шуметь, Михаил снял на веранде ботинки и отворил дверь… Маша сидела за столом, на скамейке – прямая, словно бы проглотила жердь. И молчала.

– Машенька, я…

– А ну-ка, повернись, господине! И – медленно так – на лавку присядь.

Что такое?

Ратников недоуменно обернулся… увидев в дальнем углу незнакомого, в какой-то мешковатой одежде, парня. В руках парень держал лук с наложенной на тетиву стрелою и, ничтоже сумняшеся, целился Мише в грудь!

Глава 2
Лето. Окрестности Чудского озера
ОЛЕКСА

Как только благородный становился покровителем другого благородного, уважение к нему повышалось.

Марк Блок.

Феодальное общество

– Так, может, мы все ж таки свет включим? – послушно усевшись на лавку, негромко поинтересовался Ратников. – Чего в потемках-то разговоры вести?

– Свет? – незваный гость задумчиво помялся с ноги на ногу. – Ладно. Свет, пожалуй, можно. Заодно хоть увижу – есть у вас иконы аль нет.

– А то не видно, – протягивая руку к выключателю, ухмыльнулся Миша.

– Конечно, не видно. Лампадки-то не горят!

Лампадки ему…

Под потолком резко вспыхнул плафон – парень в углу дернулся, и спущенная с тетивы стрела, едва не поразив хозяина дома, хлестко впилась в стену, где и задрожала – противно так, словно оборвавшаяся на гитаре струна.

Ратников уж конечно не преминул воспользоваться сим обстоятельством: тут же метнулся в угол, ударил с ноги, а уж потом, не давая опомниться, схватил парня за подбородок да хватил головой об стену. Настолько зол был, что хотелось рвать, бить, убивать даже…

Выпущенный из враз ослабевших рук лук мягко упал на пол, а Михаил все не отпускал гостя, ударил об стену еще раз и еще… На, гадина, получай! На! На! На!!!

– Стой!!! – сбросив оцепенение, Маша подлетела к разъяренному мужу, повисла на руке…

– Нет… ну, я прошу… не надо! Ну, ты глянь только – он весь в крови уже!

Ага, в крови…

Едва только Ратников отпустил парня, как тот взвился, словно ракета, откуда и прыть взялась? Кабы Михаил не был столь опытен в подобных делах – ударил бы вот сейчас лбом в подбородок… Однако шалишь! Миша, чай, не в лесу найденный…

Уклонился, отпрянул, схватил со стола нож:

– А ну-ка потише!

Парень нехорошо осклабился:

– Вижу, хваток ты в делах ратных… Ниче! – он утер выступившую на губах кровь. – Ниче, посмотрим, как оно еще выйдет.

– Маша, звони участковому… Впрочем, я сам…

Не спуская с незваного гостя глаз, Михаил пытался придумать, как бы ему добраться до мобильника? Хотя что тут думать-то? Совсем уже с ума сбрендил – можно ведь просто послать за ним Машу!

– Принеси-ка мне телефон, милая. Он там, в комнате, в старой куртке.

А парень-то – настоящий бомж, бродяга! Босой, одежка явно с чужого плеча – теперь понятно, кто ограбил Афоню! – лицо… Господи, да он же совсем еще молодой, юный даже! Максимум лет шестнадцать-семнадцать, безусый еще, молоко на губах не обсохло, а туда же – грабить. Волосы грязные, спутанные, этакой соломенною копною… шея тонкая, да и вообще – весь в кости тонок. Однако жилистый, верткий. Глаза серые, злые – ишь, как зыркает… Вот снова поднял руку – утереть кровь. Что-то на запястье блеснуло… Браслет? Неужели серебряный? Тоже спер где-нибудь, паразит!

– Ты глазищами-то меня не сверли, – ехидно ухмыльнулся Миша. – Не просверлишь! Маша… ну, что ты? Он что, сделал с тобой что-нибудь?

– Нет… – супружница моргнула. – Мы просто говорили… Эй, отроче, откуда у тебя на руке такое?

– Мое!

– Я поближе посмотрю?

– Э, нет! – Ратников тут же выступил против такого явно не умеренного в данной конкретной ситуации любопытства. – Лучше не подходи к этому типу, милая…

Маша кивнула и снова посмотрела на парня:

– А ты брось!

– Да на… лови, жалко что ли? – Снятый с руки браслет полетел прямо в подставленные ладони. – Ох и светильники у вас… Аж глазам больно.

– Ничего, потерпишь…

Михаил тоже скосил глаза, рассматривая неожиданно изящную серебряную или из какого-то тускло блестящего металла вещицу. Браслетик оказался не простой – с рисунками в виде каких-то динозавров… нет, лучше сказать – драконов, ящеров…

– А браслетик-то наш, – тихо промолвила Марьюшка. – Точно – наш, новгородский. Вон и надпись – «Путята с Ильина». Верно, он и ковал.

– Это где ж такая улица? – Ратников задумчиво почесал затылок. – Случайно, не у Ильинской церкви.

– Не… – тут же отозвался парень. – Но рядом, на Славне.

– Славенский конец, значит, – Миша не преминул показать свое знакомство с историей средневекового Новгорода… знакомство более чем тесное…

– Да, Славенский! – в светлых глазах подростка вдруг вспыхнула какая-то непонятная надежда.

– А ты из кончанских, что ли? – уже кое о чем догадываясь, продолжал Ратников.

– Из уличанских… – парень улыбнулся.

Говорил он чисто по-древнему, по-новгородски, цокал – не «уличанских», а «улицанских»…

– А с Федоровского ручья знаешь кого-нибудь?

– С Федоровского?! Да у меня ж там Аграфена, тетка! У Козьмы-гребенника в приживалках!

– А вымол, пристань, от того гребенника Козьмы далече?

– Да рядом же!

Ратников пристально посмотрел прямо в серые глаза незнакомца:

– Значит, ты, отроче, Онуфрия Весло с вымола знать должен, и еще – Онисима Ворона.

– Знаю обоих!!! – обрадованно завопил парень. – С Онуфрием как-то за рыбой к Юрьевой обители плавали, а с Онисимом вообще дружки были…

– Ты сказал – были?

– Так я это… давно уже в городе-то не жил.

Улыбка у незнакомца оказалась очень даже обаятельной, веселой, и сразу стало видно, что вряд ли ему есть даже семнадцать… скорее – пятнадцать, четырнадцать.

– Боярин! Кажись, я тут наконец-то своих встретил! Не так? – отрок перекрестился – углядел-таки Николу Угодника.

Супруги переглянулись.

– Ну, похоже, что так, – осторожно промолвил Миша. – Не сильно я тебе приласкал-то?

– Да нет, боярин, – гость улыбнулся. – И посильнее бывало. Да и что сказать – я ведь первый начал. В хоромы твои вломился, боярышню, вон, напугал, обидел… Поделом!

– Да не обиделась я вовсе! – всплеснув руками, воскликнула Маша. – А испугаться – так и вообще не успела. Тебя как хоть звать-то?

– Олекса. Олекса Рыбин. Батюшка мой, Егорий Рыба, рыбак – на Федоровском вымоле знаменит был… пока не помер. Оттого-то и я там всех почти знаю.

– Ну, ты вставай-ка, Олекса. Садись с нами, поешь.

– А вот от этого не откажусь! – Олекса снова улыбнулся – радостно и светло. – Клянусь Михаилом Архангелом, с утра крошки во рту не было. Дожди пошли, костерок не развести, даже с огнивом местным, чудным, а рыбу сырую есть – сыроядец я, что ли?

– Огниво? – ухмыльнулся Миша. – Это ты про спички, что ли?

– Про что?

Подросток поднялся на ноги, и Маша ринулась собирать на стол. Ратников тут наконец разглядел и валявшийся на полу самодельный лук с зеленой тетивой-леской, и вытесанные явно из рейки стрелы.

– Ну, ты садись, садись… Руки вон вымой – рукомойник в углу, водицы не жалко.

– Благодарствую, боярин.

Парнишка поклонился… и в этот момент в окна попали с улицы длинные хваткие лучи – фары!

– И кого еще это несет, на ночь-то глядя? – всматриваясь в ночную мглу, негромко протянул Ратников. – «Семерка», что ли? Ну да, со спойлером… вон она, остановилась. Ха! У Эдьки Узбека такая! У них у всех, Узбеков, «семерки»… Маша! – Михаил принял решение тут же. – А ну-ка спрячь-ка нашего гостюшку… ну хоть в дальнюю комнату уведи… Олекса! А ну-ка спрячься!

– Враги? – понятливо кивнув, отрок поднялся.

– Не сказать чтобы враги… Но и не друзья тоже.

Ратников теперь понял – кого именно настойчиво выискивал старший Узбек Николай Кумовкин. Осталось выяснить только – зачем?

– Можно к вам? – приятный на вид молодой человек, лет двадцати трех, Эдик Кумовкин, осторожно постучался в окно.

– Входи, входи, Эдик, – дождавшись, когда Маша уведет гостя в комнаты, Михаил гостеприимно распахнул дверь.

– Ехал мимо, вижу, у вас свет горит… Дай, думаю, загляну. Все у вас спокойно?

– Да, все спокойно… А что? – Ратников умело изобразил на лице недоумение.

– Да так… Воруют у нас.

– Знаю, брат твой рассказывал.

– Так вот, – младший Кумовкин, как видно, не намеревался тратить время на долгие разъяснения. – Я, кажется, этого вора видел. Вот только что… Молодой такой парень, босиком. Меня увидал – в лес сиганул, не догонишь. Так вы, если что…

– Понял. Позвоню тебе или братцу, мне ведь тоже ворюги тут без надобности, – Миша ухмыльнулся. – Может, чайку?

– Нет, спасибо, – решительно отказался Эдик. – Я ведь так просто заехал – предупредить, мало ли.

– Спасибо. Ежели что, уж будь уверен – звякнем! Тебе или участковому.

Узбек резко обернулся на пороге:

– Участковому лучше не надо. Мы бы сами разобрались – зачем во всякую мелочь милицию впутывать?

– Да незачем, и верно, – Михаил улыбнулся, запер за гостем дверь и, дождавшись, когда скроются вдали, за лесом, мерцающие снопы фар, пошел в дальнюю комнату:

– Ну, Олекса! Давай, рассказывай, что натворил да как и, главное, откуда тут взялся?

– Так, может, все ж сначала гостя накормим? – вступилась Марьюшка. – Эвон отощал-то! Кожа да кости.

– Конечно, накормим, – улыбнулся Ратников. – Да ты, мил человек, не переживай – мы с Машей – тоже новгородцы, свои…

Олекса снова заулыбался:

– Это я уж вижу. Господи, как славно-то! Вот ведь славно!

Олекса Рыбин родился в Новгороде Великом в тысяча двести двадцать восьмом году, если считать от Рождества Христова, или – от сотворения мира в шесть тысяч семьсот тридцать шестом. Родился изгоем, батюшка-лодочник жил в бобылях, да вскорости и вообще помер от великого, случившегося года через два после рождения Олексы голода и мора. Олекса помыкался-помыкался у приживалки тетки, да не вынеся издевательств и побоев гребенника Козьмы, лет в двенадцать от него сбег, пристав поначалу к скоморохам – веселым людям, с которыми исходил и Владимирскую, и Полоцкую, и Псковскую земли, да был схвачен и поверстан в холопы одним прытким и жадным до чужого боярином… а уж от боярина он сбег к воинским людям, меч, рогатину и копье кому хочешь предлагавшим. Ну, за кровушку свою – не за бесплатно, вестимо.

– Понятно, – ухмыльнулся Ратников. – Ты, Олекса, значит, у нас – наемник, кнехт, если по-немецки.

– В кнехтах тоже побывать приходилось, – с аппетитом доедая рыбный пирог, коротко кивнул отрок. – У орденского лыцаря Иоганна.

– Не боишься мне про то сказывать?

– А чего мне бояться-то? – подросток усмехнулся. – Лыцарь Иоганн – человек не из последних, это вам всякий скажет, служить у него – за честь, а я волен хозяина себе выбирать… ну, как из холопства сбег… так ведь туда меня и поверстали облыжно.

– Откуда ж твой рыцарь? Из Мекленбурга? Из Померании? Швабец?

– Из Мекленбурга. Да, лыцарь Иоганн фон Оффенбах…

– Фон Оффенбах?! – обрадованно воскликнул Миша. – Так я ведь его знаю! Это поистине славный и достойнейший рыцарь, можно сказать – мой добрый друг.

Ну еще бы не друг! Знал Ратников очень хорошо и рыцаря Иоганна, и много кого еще, включая представителей знатнейших новгородских родов и даже самого князя Александра Ярославича Грозные Очи, впоследствии – лет через двести или того более – прозванного Невским.

А все началось в тот июньский день, года два назад, когда Михаил, вместе с другими членами клуба исторических реконструкций, воссоздавали в Усть-Ижоре знаменитую Невскую битву, Вот тогда-то, совершенно случайно, Миша и провалился в тринадцатый век и потом вынужден был долго и упорно оттуда выбираться, сообразив, что причиной подобного перемещения явился неприметный стеклянный браслетик, случайно найденный им у Ижоры-реки. Да, браслетик оказался ключом ко всему Его активно использовали торговцы людьми из того, прошлого, времени – новгородская боярышня Ирина Мирошкинична и ее подельники – Кнут Карасевич, Кривой Ярил, да и современники, о которых Ратников, по сути, совсем ничего не знал.

Вот там-то, в далеком тысяча двести сороковом году, он и встретил Марьюшку, Машу – холопку, рабу… девушку, вначале ставшую его любовницей, а затем – женой и другом. Именно из-за Маши пришлось бросить Питер, перебраться сюда, в глушь… Впрочем, юная Мишина супруга мало-помалу привыкала – уже и джинсы носить не стеснялась, и на «Оке» ездить – Миша обучил, да не просто так, сама же Маша и попросила – хочу, мол, с повозкой без лошадей управляться. Сначала у Ратникова один «уазик» был, теперь для Марьюшки пришлось «Оку» прикупить.

Вот только с телевизором пока опасался Миша, как бы не вызвать у любимой женушки шок! Хотя с другой стороны – все она уже про «другой мир» понимала, в меру собственного менталитета, конечно, однако воспринимала все без страха, как данность. И это радовало.

Еще проблема была бы с милицией да с властями. Сам-то Ратников тут прописался, женушку же любимую, естественно, не прописал. Никто этим вопросом и не интересовался, а с участковым местным, Димычем, Миша приятельствовал, как, впрочем, и с главой волости. В крайнем случае можно было подключить и «тяжелую артиллерию» в виде питерского опера Ганзеева – «Веселого Ганса», но пока такой надобности не возникало. Конечно, нужно было бы выправить Марьюшке хотя бы паспорт…

Кроме Миши с Машей, о провалах в прошлое знали еще только двое, не считая работорговцев, конечно, – один парнишка, дачник, Максик Гордеев, и девчонка Лерка, но ее можно было не считать, она так и осталась в прошлом – любимой супругой славного нормандского рыцаря Анри де Сен-Клера. Сама не захотела возвращаться. Ну, да бог с ней, можно надеяться, все там хорошо, в конце концов, не в бесправных холопках осталась, как вот Маша была, а благородной дамой.

Так что один Макс и знал… Вот об этом-то пареньке Ратников сейчас, глядя на Олексу, и вспомнил.

Как раз прошлым летом Максим, гуляя в окрестностях Танаева озера – недалеко, километрах в пяти, в лесочке – случайно наткнулся на браслеты – их как раз там обронили. Потом один Михаил использовал, отправляя обратно в прошлое орденского каштеляна отца Германа… в обмен на кое-какие сведения.

Максим тогда о браслетах говорил, что маме один подарил, другой – Лерке, нынешней даме Элеоноре, а больше у него и не было… У него не было. А у других? Может, кто-нибудь тоже наткнулся? Почему нет?

Эх, хорошо бы, конечно, Олексу обратно отправить! Чего ему тут…

– Ты ешь, ешь, не стесняйся! Маша еще положит.

Оторвавшись от еды, парень приложил руку к сердцу и слегка наклонил голову:

– Благодарствуйте!

Усмехнувшись, Ратников открыл две банки пива и, пододвинув одну гостю, спросил:

– А ты вообще как тут появился-то? Ну, в здешних лесах.

– Да как… – Олекса покривил губы. – Ходили мы тут с ватажкой по ливонскому бережку. Столкнулись кое с кем… Думаю, это орденцы были или дорпатского епископа люди.

– Какого-какого епископа?

– Ну, Дорпат… город такой… Дерпт еще говорят, Юрьев… – подозрительно осмотрев банку, юноша хлебнул пива и скривился. – Брр!!!

– Может, лучше кваску? – тут же предложила Маша. – Сама делала.

– А, пожалуй, – брезгливо вытерев губы, гость ухмыльнулся. – Уважь, хозяюшка.

– Так дальше, дальше-то что было? – Михаил в нетерпении забарабанил пальцами по столу. – Ну, столкнулись с орденцами и…

– Едва ушли! – отрок передернул плечами. – Правду сказать – я один и ушел… Так, наверное. И, знаешь, поначалу-то мы от них отбились, а потом… откуда ни возьмись вдруг грохот какой-то страшенный. Я как раз к одному нагнулся – браслетик с руки снять…

– Так-так-так! – заинтересовался Миша. – Что за браслетик?

– Да стекляшка… желтенький такой, витой, в виде змейки… Он у меня в руке и сломался – хрупкий…

Вот оно! Вот именно так и происходил переход, так сказать – нырок в чужое время!

– Дальше, дальше-то что?!

– Да ничего, – парень пожал плечами. – Только чудно как-то… Куда-то вражины все подевались… и наши, и мертвяки… Вот были только что… и еще грохот этот… Наклонился, голову поднял – и нету! Словно колдовство какое!

Олекса размашисто перекрестился на Николая Угодника. Михаил усмехнулся: а паренек-то, оказывается – палец в рот не клади! Ишь, «с ватажкой бродили». Иными словами – зипуна промышляли на ливонских границах, разбойничали! Впрочем, уж кто-кто, а Ратников этому парню не судья… И сам не ангел. Да и времена тогда были – не ты, так тебя! Никаким гуманизмом еще и не пахло.

– Значит, поднял ты голову – а вокруг озеро! Лес! – прищурясь, продолжал Миша.

– Вот и нет, боярин! – подросток резко качнул головой и глухо засмеялся. – На острове одном дело было. Мы туда на ладеечке скрытненько подошли – там и склады, и усадьба… Думали отсидеться, да не вышло – похоже, ждали нас там. Сноровку поджидали! Пришлось биться… И вот, выпрямляюсь я… А никого уже и нету! Я – к ладье, думаю, может, наши туда сбегли… Нету ладейки нашей! Чудной кораблище стоит – железный, и как не тонет-то? Я и рот от удивленья открыл, дурень, – тут-то меня и увидали, погнались. Снова трещотки затрещали, засвистало что-то…