Текст книги "Мятеж номенклатуры. Москва 1991-1993. Книга 1"

Автор книги: Андрей Савельев

Соавторы: Андрей Кольев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

Лидеры Моссовета Попов и Станкевич упустили и другое – политический механизм решения проблем города. Их роль в уничтожении блока «ДемРоссия» была наиболее заметной. Координационный совет блока разбежался сразу после распределения административных постов. Затем всплыли на поверхность закулисные интриги по вопросу о назначении начальника ГУВД, а также махинации при введении поста мэра Москвы. В результате исчез механизм согласования позиций большинства, исчезло единое понимание того, ради чего существует Моссовет и каковы его ближайшие и перспективные задачи. Программу «ДемРоссии», которой москвичи оказали доверие на выборах, выполнять было некому. Вспоминать о том, что Попов со Станкевичем были лидерами блока, да и о самой программе блока, стало неудобно.

Другой момент, в котором руководители Моссовета упорно бездействовали – это формирование социальной среды, способной к самоорганизации и воздействию на власть. Декларации о поддержке многопартийности были забыты, а КПСС практически ни в чем не была потревожена. Попов со Станкевичем в закулисной игре уже договорились с номенклатурой, которой конкуренция идей была совсем некстати. Вся забота о формирующихся политических партиях состояла в выделении восьми полуаварийных комнат под Общественный центр Моссовета, где некоторые московские общественные организации нашли себе временное и весьма неуютное пристанище.

Роль председателя Моссовета и его команды в организации развала Моссовета как органа власти трудно переоценить. Во время сессий Гавриил Харитонович Попов неоднократно сам руку прикладывал для разрушения демократической процедуры (ради внедрения демократии он, по собственному выражению, "выкручивал руки"), а высокомерие Сергея Борисовича Станкевича постоянно выводило сессию из состояния равновесия. Это можно было бы им простить, если бы с таким трудом принятые решения выполнялись. Вместо этого Президиум, руководимый этими двумя недюжинными политиками, проявлял поразительное миролюбие по отношению к исполкому, игнорирующему все ключевые постановления Моссовета.

Состоявшийся за кулисами сговор с номенклатурой вынудил Попова и Станкевича приложить все свои силы и весь авторитет для того, чтобы навязать депутатам утверждение исполкома Моссовета списком. Для проталкивания соответствующего решения была пущена утка о том, что в Москве где-то кем-то сформирован Комитет национального спасения, подобный тому, который действовал в Литве. Против диктатуры такого комитета, якобы, мог спасти только лужковский исполком.

Разменяв свой политический капитал на эти малоприличные игры, дуэт руководителей Моссовета лишился поддержки большинства депутатов и основательно подорвал возможность их нормальной работы. 85 депутатов из бывших соратников Попова и Станкевича открыто заявили о том, что это – предательство интересов избирателей ("МК", 18.01.91).

Между сессиями, казалось бы, основное внимание руководители Моссовета должны были уделить работе депутатских комиссий. Но это было для них пустой тратой времени. Они и обращения депутатов, отчаявшихся добиться аудиенции у своих лидеров, не читали. По сути дела это было присоединение к информационной блокаде, которую с их же попустительства наладил лужковский исполком.

Вместо помощи депутатам в комиссиях и избирательных округах, Поповым и его командой была организована кампания шельмования инакомыслящих. В «Курантах» бывших союзников Попова обвиняли в единстве с "погромщиками в Тбилиси и Вильнюсе, Баку и Риге, с создателями комитетов общественного спасения и защитниками этих комитетов от правосудия, с теми, кто вывел войска на улицы Москвы 28 марта, кто захватил ТВ в Вильнюсе и Москве". Все это наворочено депутатами-"поповцами" Коротких, Макагоновым и Максимовым. Один из них стал впоследствии штатным щелкопером «демократических» газет, второй – чиновником мэрии, третий – из пятой колонны в Моссовете после кровавого октября перебрался в кресло председателя Городской Думы. Вечная память их порядочности.

Наконец, годовщину своего пребывание в Моссовете Г. Попов отметил организацией антидепутатского митинга. На этом митинге основными доводами были грубые ругательства, а политической позицией – одобрение рукоприкладства. (На фразу о том, что теперь понятно откуда берутся всякие «адольфы», депутат, имевший в виду тактику Попова, получил пощечину от «поповца», выскочившего у него из-за спины. Нанесший пощечину считал себя либералом и потом кормился при СП «Сити», о котором уже было сказано немало.)

Стоило ли после всего этого верить Г. Х. Попову, пытавшемуся в своем прощальном «докладе» рассказать о каких-то попытках изменить порядок работы Моссовета? Вялость и примитивность таких попыток не демонстрировала искреннего стремления к реформам и действительной организации работы. Моссовет уже прошел стадию становления. Многие научились работать, и от дружного "демократического одобрямса" перешли к вдумчивой оценке рассматриваемых на сессиях документов. Вместо того, чтобы поддержать то, что с таким трудом наработано, Г. Попов предпринял рывок к креслу мэра. Причем в чисто большевистском духе – главное ввязаться, а там посмотрим.

О каком доверии к Попову и Станкевичу могла идти речь? Только о таком, которое формируется не интересами дела, а интересами клана, интересами закулисной интриги. Когда вопрос о доверии был поставлен на голосование, Г. Попов получил равное число голосов "за доверие" и за «недоверие» – по 177. К Станкевичу отношение было менее негативным, и он просидел в своем кресле первого зама председателя Моссовета еще долго.

Депутаты прозрели раньше избирателей – уже через год своей работы. Это прозрение ничего, кроме больших неприятностей, им не дало.

Без царя в голове

ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КВОРУМ

Уже на 15-й день первой сессии Моссовета 21 созыва во весь рост встала проблема добросовестности депутатов и их присутствия на заседаниях. Станкевичу, сидящему в президиуме, кричали в микрофон, что сессия не подготовлена, что ее эффективность ничтожна, что не определены приоритеты в работе… Бестолку. Станкевич предлагал только штрафы за пропуски сессии и сетовал на отсутствие письменных предложений (которые, впрочем, некому было рассматривать). Но никаких штрафных санкций к прогульщикам так никогда и не было принято. Попов со Станкевичем, а потом Гончар, стремились к тому, чтобы объяснять провал работы именно безалаберностью и безответственностью депутатов. Формировался негласный сговор: я лоялен к вашим проступкам – вы лояльны к моей деятельности.

Проблема кворума на сессиях Советов оказалась для лидеров демократии совершенно неразрешимой, а в тайных мыслях разрешение этой проблемы было, скорее всего, нежелательным. Постепенно выяснилось, что неустойчивость численности присутствующих на сессии депутатов дает невиданные возможности для манипулирования системой голосования (об этом подробнее в главе "Вздох в микрофон"). А в некоторых ситуациях сессию можно было вообще не собирать.

Например, длительная пауза между 1-й и 2-й сессией, продолжавшаяся более четырех месяцев, сама по себе способствовала утверждению разгильдяйской психологии. Пример разгильдяйства показал сам Председатель Моссовета, который вместо решения городских проблем все это время занимался созданием своего нетленного труда "Что делать?", а вместо организации работы Совета договаривался с партийно-государственной номенклатурой по поводу раздела власти. Восхищение этой брошюркой в среде «демократов» отчасти было вызвано именно предоставляемой возможностью забыться в безответственных рассуждениях о судьбах страны и отвлечься от насущных проблем Москвы.

Но прозрение рано или поздно наступает. Как мы уже отмечали, депутатам судьба предоставила возможность избавиться от иллюзий раньше других. Им воочию пришлось столкнуться с предательством собственного руководства: увидеть махинации вокруг кандидатуры на пост начальника ГУВД, пережить "выкручивание рук" во время утверждения исполкома Моссовета, наблюдать прямой саботаж решений Моссовета по статусу Москвы…

Поскольку депутаты стремительно избавлялись от наивности, Попову пришлось играть ва-банк, делая ставку на ликвидацию Моссовета как властной структуры. Потеряв доверие депутатов, еще можно было опираться на все еще наивных избирателей. И тогда на вооружение была взята идея "сильной исполнительной власти", реализованная до полного умерщвления власти представительной.

Решением Президиума ВС РСФСР о введении в Москве поста мэра был нанесен сильнейший удар по Моссовету. Оправиться отчасти удалось только благодаря тому, что вопреки усилиям «демократов» удалось избрать нового председателя Совета Н. Н. Гончара. Была надежда на то, что последний реализует многочисленные предложения по организации работы депутатов. Нет сомнений, что в иных условиях эти меры были бы непременно реализованы. Но ситуация диктовала Гончару иной подход. Лето 1991 года было ознаменовано рождением нового административного монстра – московской мэрии. Усиление Моссовета означало бы, что на пути номенклатуры возникает преграда. Ни московским бюрократам, ни их союзнику Гончару это было невыгодно.

Гончар не зря осторожничал с организационной активностью. Власть мэрии к осени простерлась до президентского кресла и стимулировала целый залп Указов, добивающих Моссовет и развязывающий руки сложившейся номенклатурной коалиции мэрия – Правительство Москвы. Эта коалиция могла утопить проклюнувшуюся политическую карьеру нового председателя Моссовета. После того, как выбор был сделан в пользу карьеры, оставалось аккуратно сдать Моссовет, извлекая из этого максимальную пользу. Отказ от решения ставшей проклятой для Моссовета проблемы кворума и был одним из способов этой сдачи.

Такова уж была судьба московских депутатов – выбирать себе руководителей, которые использовали Моссовет в своих личных целях и упорно не желали работать как организаторы. Ситуация при этом становилась безнадежной, поскольку всегда решающие преимущества получали «добронравные» люди, терпеливо подталкивающие Моссовет к пропасти. Шаг за шагом мэр Москвы и Президент России, работая сыгранным дуэтом, отсекали властные функции Моссовета. Верховный Совет и Конституционный Суд охотно во всем способствовали им. В конце концов на растерзание очень «независимой» прессы и избирателям остался безобидный обрубок народных чаяний образца 1990 года, только и годный на то, чтобы его лягали и кусали. Именно таким Моссовет и оказался полезен – меньше пинков и укусов приходилось на долю тех, кто в действительности правил бал.

Итак, Попов, задвинувший Моссовет на задний план политики и управления городом, торжествовал. Для окончательной победы оставалось немного. Последний бастион – Городская Дума (Малый Совет) – пал после проведения выборов в самом Моссовете (см. главу "Думский переворот"). Переродившиеся почти поголовно в номенклатурных чиновников члены Президиума Моссовета легко объединились с ярыми «поповцами» и бывшими коммунистами из группы «Москва».

Моссовет стал безвредной игрушкой в руках номенклатуры и мишенью для журналистского словоблудия.

ПРОЦЕДУРНЫЕ КАВЕРЗЫ

Помимо изъятия у Моссовета большинства его законных полномочий, он последовательно разрушался процедурой своей работы. Раз за разом Попов и Станкевич воспроизводили нелепый механизм ведения сессий. Алгоритм принятия решения был настолько непродуктивен, что заставлял думать о ведущих сессию дурно: либо дураки, либо сознательно ведут дело к развалу.

Злонамеренность руководства опиралась на наивность депутатов. Они с самого начала полагали, что хорошую работу можно сделать при хороших правилах. Казалось, что если разработать удачный регламент, то дело пойдет как по маслу. Депутаты не сразу обнаружили, что могут сами себя удушить той процедурой, которая создана их собственными руками. Буквально на первой сессии возникла ситуация, когда политические оппоненты использовали процедуру, чтобы парализовать работу сессии. Если на первой сессии в 1990 г. коммунистическая фракция «Москва» демонстративно покидала зал, то в 1993 г. фракция "Демократическая Россия" открыто срывала кворум. И ничего нельзя было сделать против саботажа. Таков был закон, таков был регламент.

Вот как обсуждались поправки к принятию решений под надзором Станкевича. Сначала все поправки депутаты вносили от микрофонов, а потом эти поправки (уже забытые и перепутанные в мозгах) начинали голосовать все подряд. Группа "Сильный Совет" попыталась переломить ситуацию. С лета 1991 г. эта группа проводила анализ работы сессии и давала рекомендации по повышению процедурной эффективности. Никакой поддержки со стороны руководства Моссовета эта деятельность не получила. Более того, введенные правила размножения материалов позволяли распространять рекомендации "Сильного Совета" только мизерным тиражом. В конце концов последовательный порядок принятия поправок был введен, но было уже поздно. Депутаты уже привыкли к тому, что сидеть на сессии просто глупо – есть более важные дела.

Порой, когда это было нужно номенклатуре, депутатов вынуждали "давать продукцию". Поэтому все обсуждения сводились к минимуму, а неугодные решения блокировались в самом начале – при обсуждении повестки дня. Опасные для сговора руководства с исполнительной властью проекты в большинстве случаев даже не удавалось внести в эту самую повестку дня. Лишь по вопросам, вызывавшим накал страстей и таким образом консолидирующим оппозицию режиму Попова-Лужкова (позднее Лужкова-Гончара), удавалось ломать процедурные игры.

Попов, Станкевич, Гончар всегда старались разогреть сессию настолько, что никакие поправки к нужным им проектам решений уже не проходили. Скорость, с которой голосовались поправки, превышала возможности осмысления сути принимаемых или отклоняемых предложений. Необычайно короткое время для обоснования необходимости той или иной поправки со стороны их авторов исключала взвешенный подход. Даже при искреннем стремлении сознательно участвовать в голосовании не было никакой возможности успеть проследить текст поправки, сличить его с текстом редакционной комиссии и воспринять аргументы за или против поправки. В результате депутаты реагировали только на поверхностный смысл предложений своих коллег или на их фамилии ("Меня не интересует что предлагает этот дурак, я все равно "против"!"). Поправки обычно не проходили даже при почти единогласном голосовании, поскольку они принципиально не могли заинтересовать отсутствующих в зале. Полупустой зал был для руководства Моссовета гарантией от случайностей.

Подчас зал и ведущий сессию были едины в своем нежелании работать продуктивно. Депутаты делали вид, что участвуют в работе сессии, ведущий делал вид, что он им помогает.

Ситуация вынуждала разработчика любого документа добиваться всего лишь начала рассмотрения вопроса на сессии (для чего требовалась благосклонность руководства). Не было сомнений в том, что прения в основном станут поводом для самовыражения выступающих и не смогут повлиять на результаты голосования "за основу". Примерно сотня депутатов, не считающих обязательным выслушивать какие-либо аргументы, возвращалась в зал лишь для голосования и почти всегда голосовала «за». Ситуация повторялась и при обсуждении поправок, за исключением того, что из курилок депутаты уже не возвращались.

Станкевич в нужный момент мастерски переводил сессию на наименее интересные для депутатов темы. Депутатские запросы традиционно звучали при полупустом зале. Не удавалось привлечь внимание и к отчету созданных сессией под напором руководства скучных комиссий.

Помимо чисто процедурного абсурда Моссовет стал заложником тунеядства. Лидеры отказывались выполнять лидирующую роль. Они не предлагали никакой концепции работы, и, предпочитали идти вслед за событиями, не тревожа верховные власти предложениями по организационной реформе самих Советов. Потом неэффективность работы системы Советов объяснялась их генетическим родством с коммунистическим режимом. Профанация была налицо. Как со стороны лидирующих и ведущих, так и со стороны ведомых.

Один из депутатов Моссовета сказал однажды замечательную фразу: "Для приличных людей никакой регламент не нужен". Это действительно так. Если люди собрались, чтобы совместно сделать что-то полезное, они не будут ставить друг другу подножки, опираясь на вечно несовершенные правила. Но как раз такого человеческого отношения между депутатами с различными убеждениями и не дали наладить сначала Попов со Станкевичем, а потом и вся верхушка Моссовета во главе с Гончаром, нашедшая себя в интригах и переговорах с лужковской администрацией.

ПОД ЖЕЛЕЗНОЙ ПЯТОЙ

Пока Моссовет боролся сам с собой, мэрия все дальше распространяла свое влияние. Благодаря Б. Ельцину в руки вчерашних и новых номенклатурщиков, попали не только рычаги власти, используемые КПСС, но и многое другое. Это многое – прямое подчинение им руководства милиции и территориального управления Министерства безопасности, бесконтрольное решение всех вопросов, связанных с собственностью Москвы и громадными средствами, сконцентрированными во внебюджетных фондах.

Все закулисные интриги и жестокие разборки в структурах исполнительной власти до публики не доходили. Зато депутатские склоки крутили по московскому каналу телевидения часами более года. Жизнь становилась все хуже, а тут на экране занимались совершенно непонятными разговорами народные избранники. Услужливые комментаторы торопливо толковали: они некомпетентны, слабы, ничего не умеют и хотят бесконечно могучей личной власти. Этим они мешают толковым хозяйственникам, ночи не спящим в заботах о любимом городе. Поносимым и шельмуемым депутатам оставалось мучиться бессильной злобой, прорывающейся в редких и бездарно сделанных телепередачах с их участием. Многие предпочли не нервничать и пошли к хозяевам города на поклон – просить доходного места при мэрии.

Может быть так и стоило поступать, смиряясь и оправдывая себя той конкретной пользой, которую можно приносить избирателям на административных постах? Тогда во что должна превратиться система представительных органов власти? Снова в тот же придаток партийных структур (теперь закамуфлированных номенклатурой под хозяйственные)? Не всем по душе было перерождение избираемой власти в назначаемую. Природное упрямство мешало согласиться на крутую смену убеждений.

Нет, такой выход для порядочных людей не подходил. Он противоречил здравому смыслу и становился предательством по отношению к собственным устремлениям, высказанным когда-то избирателям. Система, которую лепила новая номенклатура и подсобники из «демократов» была явно противоестественна и внутренне конфликтна.

Зампред Моссовета Ю. П. Седых-Бондаренко и академик В. М. Капустян написали на эту тему статью "Как Моссовет может стать сильным" ("Столица", 1992). С их точки зрения, неэффективность доминирования исполнительной власти была обусловлена целым рядом причин. Прежде всего, в такой ситуации административный пост появляется еще до своей функции, а потом изобретает эту функцию и требует под нее финансирование. Значит приходится содержать не аппарат, решающий реальные проблемы, а изобретателей функций. Расточительность налицо! Второй момент состоит в том, что хозяйственная деятельность приобретает технократический характер: она привязана к техническим комплексам города, а не к конкретным потребностям населения. При ослаблении властных установок технические комплексы начинают работать вхолостую или самостоятельно определять свои задачи. В то же время депутаты, как представители населения во власти, обязаны выявлять и исследовать проблемы города, определять первоочередные из них и намечать стратегию их решения. Если обеспечить эту естественную функцию депутатского корпуса, роль администраторов-исполнителей сохраняется в разумном распоряжении выделенными им под решение конкретных проблем ресурсами. Тогда деньги расходуются под конкретные проблемы, а не под обеспечение существующих административных структур.

Такого рода эффективность была убийственной для номенклатуры, собирающейся нажиться в обстановке разрухи и хаоса. Поэтому железной пятой наступила номенклатура на горло представительной власти, пытавшейся по началу говорить именно о проблемах Москвы.

ПЕРЕД МОРЕМ ПРОБЛЕМ

И все-таки депутаты могли попытаться самостоятельно перейти в проблемный режим работы, не воспроизводя бюрократию хотя бы в своей среде. Не тут то было. Зря что ли оставлял Г. Попов в Моссовете мощный арьергард – пятую колонну? Зря что ли привечал бывших коммунистов из моссоветовской группы «Москва» Ю. Лужков?

Группа "Сильный Совет", не ведая с кем связалась, раз за разом делала заходы вокруг руководства Моссовета, дабы внедрить проблемный режим работы Моссовета.

Вот что предлагали. Поскольку отраслевая структура депутатских комиссий совершенно не способствовала эффективной работе, и внутри них возникали мелкие личные счеты, значительная часть депутатов с большей охотой встраивалась в работу хозяйственных структур. Это убивало Совет. Поэтому предлагалось опереться на инициативные группы разработчиков конкретных решений городских проблем и отказаться от жесткой отраслевой специализации. Проекты инициативных групп должны были существовать поначалу в виде принципов – не более. Лишь после принятия депутатами общей концепции решения проблемы, должен был начинаться поиск юридических формулировок.

Для того, чтобы видение городских проблем не замыкалось в узких группах из депутатов и специалистов, предлагалось сделать обязательным инструментом в работе депутатов циклы публичных слушаний, проходящих вне заседаний сессии. На этих слушаниях группа разработчиков должна отвечать на вопросы, формировать пакет возражений на свою концепцию, корректировать список принципиальных моментов, который должен быть вынесен на голосование сессии Моссовета. Тут могли сложиться и группы, отстаивающие альтернативные подходы. (В режиме слушаний с участием специалистов сессия работала лишь один единственный раз – при обсуждении судьбы Северной ТЭЦ в 1990 г.)

Часть депутатских заседаний должна представлять собой запланированные встречи с депутатами России от Москвы, с представителями администрации города и содержать заранее подготовленные вопросы по конкретной проблеме.

Заседания Моссовета, как предлагала группа "Сильный Совет", не должны превращаться в испытание для психики и в физическую муку: в перерывах вблизи зала заседаний должен был работать простейший буфет, газетный киоск, 3–4 городских телефона, в фойе должна была звучать негромкая музыка, прерываемая с окончанием перерыва.

Если хотя бы часть этих предложений была принята, Моссовет не попал бы в нелепую ситуацию, когда масса юридически выверенных решений все-таки не исполнялась. Замахиваясь на проблему, депутаты не могли оценить своих реальных сил и часто действовали по принципу: "А пусть попробуют не выполнить!"

Администрация и не собиралась выполнять ровным счетом ничего из депутатских мечтаний. Либо потому, что это было ей невыгодно, либо потому, что администрация приняла на вооружение принципиально иной подход в своей работе. Проблемы города в стратегии администрации не должны были становиться предметом открытого обсуждения и столкновения мнений. Общение власти с городом должно было происходить лишь через различного рода подачки в виде льгот и хождение граждан по чиновникам с челобитными.

* * *

Лишь однажды группе «Сильный Совет» почти удалось сломить сопротивление моссоветовского начальства и применить проблемный подход при решении вопроса о процедуре приватизации жилья. Для примера мы приведем здесь комплекс вопросов, которые пришлось бы решать Моссовету, если бы проблемный подход был принят.

Группа "Сильный Совет" предлагала, прежде всего, прояснить для себя цель приватизации жилья. Это либо извлечение максимальных средств для нового жилищного строительства, либо получение максимального числа приватизированных квартир и «выброс» квартир на рынок, либо что-то другое? (Либерал-гайдаровцы впоследствии сказали, что для них главное – чтобы был собственник, как можно больше собственников. Что из этого вышло, мы знаем. Собственниками стали почти все, только одни – собственниками лачуг, другие – шикарных хором одни – собственниками ваучерных фальшивок, другие – собственниками заводов, банков, земли и пр.).

Следующий важнейший вопрос, который нужно было решить при последовательном подходе к проблеме, это вопрос о том, в состоянии ли городские власти подтвердить в полном объеме свои обязательства перед гражданами, состоящими на учете по улучшению жилищных условий? Стоило также определить, можно ли принять на себя еще и новые обязательства, связанные с приватизацией? В последнем случае необходимо было бы решить, каким образом учесть приличную обеспеченность жильем одних и плохую (или никакую) обеспеченность других. В случае признания неспособности городского хозяйства и действующих на данный момент властей вынести бремя прежних обязательств вместе с новыми, стоило бы разобраться, какими именно обязательствами Моссовет готов пожертвовать: готов ли он замедлить продвижение очереди на получение бесплатного муниципального жилья, готов ли он отсечь «хвост» очереди или будет исключать из очереди состоятельных лиц?

В случае принятия концепции «дешевой» приватизации жилья (т. е. преимущественно бесплатной), надо было бы определить, что передается москвичам бесплатно: стоимостный эквивалент, равный для всех, или жилплощадь, выделяемая на каждого человека и на семью в занимаемой квартире (независимо от ее качества)? Следующие вопросы – об оплате «излишков» (сверх бесплатного норматива) и технологии оценки качестве жилья (элитные здания и элитные территориальные зоны).

Таков круг вопросов, связанных с приватизацией жилья, над которыми депутатам не довелось по-настоящему поработать. Кропотливое исследование проблемы обеспечения москвичей жильем было не по душе номенклатуре и ее союзникам. Их принцип дележа, как и при использовании ваучеров, состоял в праве силы.

Поначалу к «сложному» решению проблемы приватизации жилья склонялся и московский мэр. Г. Попов не раз говорил о необходимости доплаты за излишки приватизируемой жилплощади, но, буквально через несколько дней после очередного выступления такого рода, он утвердил правила бесплатной приватизации жилья. Дело было обставлено так, будто с этой инициативой выступил председатель Моссовета Н. Гончар, а его поддержал Президиум Моссовета. Никакого решения Моссовет не принимал, никаких корректировок в рамках российского закона о приватизации не вносил. Просто Попову было позволено все.

Администрация Москвы, объявив бесплатную приватизацию, практически сразу отбросила все обязательства перед очередниками на жилье. Состоятельные граждане вовсе не пострадали. А больше всего выиграла все та же номенклатура, получившая бесплатно в собственность все свои хоромы. Это была цена «простоты» – резкое имущественное расслоение общества. Такая простота, как известно, хуже воровства.

Итак, моссоветовское начальство обыгрывало депутатов, а исполнительная власть громила Москву, растаптывая железной пятой все попытки применить в столице законы России. Вместо внедрения проблемного подхода проводники интересов мэрии постоянно ввергали сессии Моссовета в состояние сумбура. Предложения группы "Сильный Совет", распространяемые среди депутатов и представляемые руководству всю вторую половину 1991 г., были полностью проигнорированы. Депутаты не учились достигать компромисса в предварительных обсуждениях, руководство сваливало все на крайне перегруженные сессии, голосование имеющихся альтернатив практически никогда не проводилось, заседания все время сползали к истерии…

Помимо действий пятой колонны, работу Моссовета калечило и извращенное народолюбие. Большинство депутатов находилось при стойком убеждении, что надо выдавать побольше решений "полезных для города". Ради тактического успеха они старались не замечать, что проигрывали стратегически, что «полезность» выпускаемых решений исчезающе мала.

Члены группы "Сильный Совет" попытались на издыхании своего энтузиазма создать депутатский клуб, в котором могли бы еще сложиться нормальные человеческие отношения между депутатами, но натолкнулись на полнейшее равнодушие руководства и депутатскую леность. Вместо помощи моссоветовские наследники Г. Попова блокировали все попытки всерьез поставить эту работу.

А ведь все можно было бы сделать по уму. Нужно было только в какой-то момент одуматься и начать все сначала – с определения нескольких ключевых проблем, над которыми депутатам придется работать в течение длительного периода.

Таких проблем, на решение которых, отбросив второстепенное, стоило сориентировать всю работу, было не так уж много. Это:

– соблюдение законов России исполнительными структурами города (нормой должны были стать открытые судебные разбирательства, инициированные депутатами должен был возникнуть банк данных по случаям нарушения законности должны были быть созданы органы независимого финансового контроля, внесены законодательные инициативы по коррекции российского законодательства и пр.)

– формирование и поддержка независимых рыночных структур, не имеющих генетической связи со старыми исполкомовскими формированиями (единая система льгот, кадровые центры, разумное лицензирование, ответственность собственника перед городом, ответственность властей перед производителем и пр.)

– поддержка новых политических и общественных организаций и движений, не ведущих коммерческой деятельности и действующих в рамках закона (обеспечение их помещениями, выходом в средства массовой информации, возможностями участия в подготовке проектов решений органов власти и пр.).

Если бы Моссовет сконцентрировался именно на этих направлениях работы, которые ему прелагал "Сильный Совет", то удалось бы избежать того беспросветного одиночества, в которое Моссовет загнали его руководители. Впрочем, надеяться на какую-то победу все равно было бесполезно. Силы были не равны.

МЫ ПОНЯЛИ, ЧТО ПРОИГРАЛИ

Для наиболее прозорливых депутатов (точнее, желающих что-то прозревать в туманном будущем) общий проигрыш Моссовета в борьбе с номенклатурой стал ясен уже в начале 1992 года. Неформальное депутатское совещание, которое удалось провести в конце января, констатировало глубокий кризис Моссовета. Возможностей антикризисных мероприятий было много, но реализовать их было некому.

Депутаты говорили о том, что им не удалось взять власть с самого начала, когда имелась широкая поддержка населения, когда исполкомовцы сидели на сессии и ждали своей участи. Попов и Станкевич (оставаясь членами КПСС) не пошли по этому пути – пути здравой политизации Моссовета. Оттого-то и воспроизвели они старую отраслевую систему организации представительной власти, удобную номенклатуре, но бесполезную для Москвы. В результате депутаты только наплодили в комиссиях новую группу чиновников с которыми им самим же и пришлось вести длительную и безуспешную борьбу.