Текст книги "Быть корейцем..."

Автор книги: Андрей Ланьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

Фрукты-овощи

Корейцы, как, кстати, и все их соседи по Восточной Азии, с незапамятных времён были мастерами-огородниками. Находясь в Корее, все время чувствуешь, что имеешь дело с народом горцев, народом рыбаков и, в первую очередь, с народом земледельцев. До самого недавнего времени подавляющее большинство корейцев было крестьянами, и из поколения в поколение передавали они земледельческие традиции и навыки. Поэтому нет ничего удивительного в том, насколько изобильны овощами и фруктами корейские рынки и магазины. Многое из того, что там можно увидеть, вполне знакомо россиянам, но есть там немало и экзотики.

Из овощей в Корее наибольшее распространение имеет, пожалуй, дальневосточная листовая капуста, которая отличается от привычной нам европейской тем, что не образует кочанов. Европейская белокочанная капуста тоже в последнее столетие получила в Корее определённое распространение, но всё-таки в целом остаётся некоей экзотической редкостью. Её так и называют – «заморская капуста». В общем корейская листовая капуста по вкусу напоминает белокочанную, разница, пожалуй, лишь в том, что в ней содержится больше воды. Впрочем, корейцы считают, что настоящее кимчхи из европейской капусты сделать никак нельзя. Широко применяется в корейской кулинарии и редька. Она, как и капуста, служит главным сырьём для приготовления кимчхи – одного из важнейших блюд повседневной корейской кухни, которое в последние годы становится своего рода кулинарным символом нации. Кроме того, нарезанная кружочками маринованная редька часто подаётся на стол в качестве приправы. Корейская редька по своему виду не очень похожа на российскую – она большая длинная, цилиндрической или, скорее, сигарообразной формы.

Из других овощей следует назвать морковь, огурцы, помидоры (впрочем, последние по корейским представлениям относятся к... фруктам). Любопытно, кстати, что так называемая «корейская морковка», блюдо из острой маринованной моркови, которое в России пользуется сейчас немалой популярностью, в самой Корее совершенно неизвестна. Острая маринованная морковь – это специфическое блюдо российских корейцев. Относится это, кстати, и ко всем иным «корейским салатам», которые в последние годы получили такое распространение в России. Почти все эти салаты в самой Корее неизвестны, они представляют собой вольные вариации на темы корейской кухни, которые были созданы корейцами России-СССР-СНГ за полтора века их жизни в диаспоре. Надо признать, что российско-корейская кухня больше соответствует вкусовым пристрастиям россиян, чем собственно кухня корейская (сам я – большой поклонник «корейских салатов» по-московски). Однако, повторяю: к корейской кухне в точном смысле слова отношение они имеют весьма отдалённое.

Кроме того, корейцы едят и листья некоторых растений: корейской полыни, которая, в отличие от российской, не обладает горьким вкусом, пастушьей сумки, аралии. Их листья потребляют в пищу в сыром виде, заедая ими те или иные блюда. В состав корейских блюд в изрядных количествах входят лук и чеснок. Пристрастие корейцев к чесноку в своё время дало основание японцам называть их «чесночниками» – кличка, которую они и поныне воспринимают с немалой обидой. Возможно, именно поэтому корейцы почему-то уверены, что только они любят чеснок, и часто удивляются, когда видят с удовольствием поглощающего чеснок иностранца. Ещё одним специфическим продуктом, важным для корейской кулинарии, являются молодые побеги папоротника. Наконец, применяют в корейской кулинарии и грибы, хотя корейцы, как и жители многих других стран, с недоверием относятся к диким лесным грибам, и едят в основном грибы, выращиваемые на специальных плантациях.

Картофель не имеет в корейской кухне такого значения, как, скажем, в русской или немецкой, но, всё-таки, время от времени используется. В Корее известно два вида картофеля. Во-первых, это привычный нам «обычный» картофель, а, во-вторых, сладкий картофель батат, попавший в Корею из Юго-Восточной Азии.

Корейцы едят мало сладкого, так что роль десертов в корейской кулинарии выполняют фрукты и ягоды. В целом те фрукты, которые можно увидеть в Корее, достаточно хорошо знакомы и россиянам. Наибольшей популярностью, пожалуй, пользуются яблоки – огромные, сочные, сладкие. Я ещё не видел человека, которому бы корейские яблоки не понравились. Едят корейцы и груши, причём корейская груша отличается от российской и по вкусу, и, главное, по виду. Когда ко мне в Корею приезжали знакомые, я часто задавал им небольшую загадку: показывал фрукт, по форме напоминающий очень крупное яблоко коричневатого цвета, и спрашивал, что же это такое. Никому ещё не удалось угадать, что это – груша. Да, корейская груша не имеет «грушевидной» формы. По вкусу, впрочем, она довольно похожа на свою европейскую родственницу.

Едят корейцы и дыни, причём корейские дыни очень маленькие, чуть больше российского крупного яблока. В последнее время появились и зелёноватые западные дыни, семена которых недавно завезли из Америки (их даже и называют на американский лад – «мелон»). Немалой популярностью пользуются арбузы. Кроме того, едят корейцы персики, абрикосы, мандарины, хурму и, конечно, виноград.

С ягодами дела обстоят хуже. Традиционно корейцы ягод вообще почти не ели, но вот в последние пару десятилетий они пристрастились к клубнике. Многим русским, побывавшим в Корее, местная клубника не нравится: дескать, она и несладкая, и водянистая. Не знаю («на вкус и цвет товарищей нет») – меня лично корейская клубника вполне устраивает. Однако другие ягоды в Корее почти не встречаются. Временами (и очень ненадолго, на пару недель) появляется на рынках шелковичная ягода, временами попадается голубика (с ней делают вкусный йогурт), буквально пару-другую раз видел я на рынке и малину, но это, скорее, исключение. Хотя и заросли корейские горы малинником, корейцы малину едят мало, и не особенно-то любят, да и вообще ягодам предпочитают фрукты.

Любопытно, что клубника, которая ныне встречается в Корее очень часто, проникла туда совсем недавно, уже после войны. Её распространение стало возможным только после того, как в корейском сельском хозяйстве стали широко применять теплицы, а произошло это только в середине пятидесятых годов. В конце 1960-х гг. появились в Корее также голубика и садовая малина, которые, впрочем, и поныне остаются экзотикой.

Отсутствие в Корее достаточного количества промышленных холодильников и вообще мощностей по хранению собранных фруктов вызывает достаточно выраженную сезонность. В Корее, в отличие от, скажем, Америки, каждому овощу (точнее сказать, фрукту) воистину своё время. Март-май – это время тепличной клубники, потом появляются дыни, им на смену приходят персики и груши и, наконец, виноград. Пожалуй, одни только мандарины и яблоки, хорошо переносящие хранение, находятся на прилавках корейских магазинов круглый год.

В конце восьмидесятых были снижены таможенные пошлины, до этого препятствовавшие ввозу в Корею тропических фруктов – бананов, киви, ананасов. Впрочем, и ананасы, и бананы в Корее не только импортные, есть и свои, которые выращивают на острове Чечжудо, на самом юге страны. В результате все эти экзотические для Кореи фрукты в последнее время появились в продаже даже в самых захолустных посёлках. Однако большинство населения не очень-то привыкло к ним и берёт их не слишком охотно, тем более что и цены этих тропических фруктов, как говорится, «кусаются». Исключением стали, наверное, бананы, которые превратились в часть повседневного питания и в Корее. Надо сказать, что пришельцам из России бросается в глаза полное отсутствие в Корее свежих апельсинов. Возможно, это связано с попытками защитить производителей мандаринов. В то же время, апельсиновый сок в последние десятилетия стал одним из самых популярных напитков. Любопытно, что большинство фруктов корейцы подают на стол, обязательно очистив и от косточек, и от кожуры, и разрезав на кусочки. Относится это и к дыням, и к яблокам, и к грушам.

Сладкоежки былых времён

Сладости никогда не были важной частью корейской кухни. Веками считалось, что сладости – это, скорее, для детей или подростков, а никак не для солидных, взрослых людей. Изощрённые традиции западных десертов оставались в Корее неизвестными до совсем недавнего времени. В старой Корее дессерта после еды не полагалось – в лучшем случае, в конце трапезы подавали фрукты.

Тем не менее, коробейники, которые продавали традиционные сладости, были частью корейской городской жизни с давних времён. Их покупателями были почти исключительно дети и подростки, и именно на это была рассчитана их «маркетинговая стратегия». Они не могли позволить себе спокойно стоять на одном месте у рыночного прилавка – ведь ходившие на рынок серьёзные люди их товаром не слишком интересовались. Коробейники бродили по жилым кварталам, громкими выкриками оповещая жителей – детей, их мам и их сердобольных бабушек – о своём появлении.

Какие сладости продавали коробейники? Наибольшей популярностью пользовался «йот», сладкое коричневатое желе. Продавцы йота не расставались с большими ножницами, которыми это желе разрезали на тонкие ленты. На ходу коробейники непрерывно щёлкали этими ножницами, привлекая таким образом к себе внимание. Торговцы йотом использовали и другую маркетинговую уловку: они принимали оплату за свой товар не только наличными деньгами, но и старой домашней утварью. Деньги детям давали неохотно, а вот со старыми носками или с кастрюлей, которую можно было обменять на нескольких полосок йота, родители расстаться вполне могли.

Продавали коробейники и печенье из пшеничной или рисовой муки, смешанный с медом. В старые времена сахара в Корее почти не знали, а качестве источника сладости использовли мёд и сладкие красные бобы. Кстати, похожая ситуация существовала тогда и в России: до конца XIX века только богатые люди тогда варили варенье на сахаре, а семьи среднего достатка были вынуждены готовить его на меду.

Сахар вошёл в Корее в употребление только около 1900 г., когда его стали ввозить из-за границы во всё больших количествах. Появление сахара сделало возможным и новые сладости – например, леденцы, которые называли «ольсатхан» («круглый сахар»). Эти изделия ядовитого цвета пользовались огромной популярностью в колониальные времена.

Другим блюдом, которое завоевало корейский рынок в начале XX века, были китайские блинчики «хотток» – нечто вроде сладоватых лепёшек с начинкой из красных бобов (на наш вкус они напоминают оладьи, начинённые джемом). Хотток сначала изготавливались китайскими иммигрантами, которые стали прибывать в Корею после 1884 г. Вскоре эту нехитрую технологию переняли корейцы, так что такие блинчики пользуются немалым успехом и в наши дни.

Освобождение 1945 г. принесло с собой рост западного влияния, и корейская кухня не была тут исключением. Именно американские солдаты познакомили корейцев с печеньем привычного нам образца, до того времени в Корее неизвестным. В те голодные годы большинству корейцев приходилось есть всё, что только удавалось достать – даже если пища казалась странной и экзотической. Армейские пайки, которые попадали на чёрный рынок или доставались от американских знакомых, приучили корейцев ко многим новым видам пищевых продуктов, в том числе и к обычному для нас сладкому печенью.

Печенье нашло немало поклонников, в основном среди детей. В 1945 г. фирма «Хэтхэ» (и тогда, и сейчас – один из флагманов корейской пищевой промышленности) впервые наладила проивзодство собственного печенья. Впрочем, довольно быстро выяснилось, что взрослые корейцы сладкому предпочитают солёное. Появились всяческие крекеры, среди которых долгожителем является «креветочный крекер» компани Нонсим. Его начали производить в 1971 г. и продолжают изготовлять по той же самой технологии до сих пор.

Мороженое тоже появилось в Корее уже после войны. В колониальные времена в Корее торговали вразнос примитивными видами холодных сладостей. Наибольшей популярностью пользовались «пинсу», замороженные сладкие смеси на основе сладких красных бобов. В этом нет ничего удивительного: до начала шестидесятых молоко было почти неизвестно в Корее, и большинство корейцев не слишком-то жаловали молочные продукты.

Пинсу продавали с маленьких тележек – отдалённых предшественников нынешних рефрижераторов. Впрочем, никаких компрессоров и прочей механики в этих тележках не было: прохладу обеспечивали блоки льда, который каждую зиму заготовляли на Хангане.

Только в 1958 г. фирма «Лоттэ» начала производство мороженого западного образца. Поначалу эта продукция не пользовалась особым успехом: корейцы тогда были ещё непривычны к молочным продуктам. Быстрый рост потребления молока начался в шестидесятые годы и во многом помог увеличению продаж мороженого. К концу семидесятых мороженое уже продавалось повсюду, но в восприятии большинства оно оставалось «детской пищей». Отношение к сладостям у взрослых стало меняться только пару десятилетий назад, когда в Корее появились настоящие десерты.

О том, чего в Корее нет

Сегодня я хотел бы рассказать о том, чего в Корее... нет, какие из привычных нам продуктов нельзя найти в сеульских магазинах. Действительно, на российский взгляд корейские магазины кажутся изобильными даже сейчас, когда и в России времена дефицита ушли в прошлое. И, тем не менее, корейские кулинарные традиции весьма отличаются от российских, так что нет ничего удивительного в том, что многие из тех продуктов, к которым привыкли россияне, в Корее либо вообще отсутствуют, либо встречаются очень редко.

Начнём, наверное, с хлеба, в первую очередь – с чёрного ржаного хлеба. До шестидесятых годов корейцы не ели хлеба вообще – ни белого, ни чёрного. С конца шестидесятых хлеб стал всё чаще появляться в продаже, и сейчас его можно купить в любом магазине, однако это, разумеется, белый хлеб, приготовленный по американским рецептам. Привычного нам чёрного ржаного хлеба в Корее нет. Одно время, в начале девяностых годов, в районе Итхэвона, где в основном живут иностранцы и где сосредоточены многочисленные посольства, действовала небольшая немецкая булочная, в которой изредка появлялся и чёрный хлеб. Стоил он очень дорого (почти 8 долларов буханка!), по вкусу во многом отличался от российского (так как делали его по немецким рецептам), но всё-таки это был чёрный хлеб. Однако популярностью он не пользовался, и с 1995 года его перестали выпекать. Только недавно в Пусане и Сеуле вновь появился чёрный хлеб, на этот раз выпеченный по русским рецептам.

Если говорить о молочных продуктах, то ситуация тут тоже довольно интересная. Корейцы стали в больших количествах пить молоко только после войны, и технология производства молочных продуктов была позаимствована из Америки. В результате, в Корее есть многие виды молочных продуктов, которые в России либо вовсе неизвестны, либо появились в самое недавнее время. С другой стороны, многих привычных нам вещей в Корее нет – например, сметаны и творога. Точнее говоря, они изредка появляются в специальном «дипломатическом» магазине, совершать покупки в котором – по крайней мере, теоретически – имеют право только дипломаты и члены их семей. Правда, корейцы, как и другие народы Дальнего Востока, едят так называемый «соевый творог» (в Корее его называют «тубу», в Китае – «доуфу»), однако по вкусу он имеет с молочным творогом мало общего. Не слишком хорошо обстоят дела и с сыром. В корейских магазинах можно увидеть плавленные сырки (честно говоря, не особенно вкусные), но вот настоящего, привычного нам сыра там почти не бывает. Его можно купить только в крупных интуристовских гостиницах, где стоит он очень даже немало. Нет в Корее и привычного нам кефира, который вообще за пределами России почти неизвестен. В то же время всяческие йогурты, которые только в послеперестроечные годы стали проникать в Россию, очень популярны в Корее.

Как уже говорилось, не очень хорошо обстоят в Корее дела и с чаем. Самым популярным напитком в современной Корее является кофе, кроме того, охотно пьют корейцы и разнообразные травяные настойки, соки, но не чай. Хотя в Корее и есть немногочисленные любители зелёного чая, привычный нам чёрный чай остаётся редкостью. Правда, в крупных магазинах обычно (но не всегда) пачку чая купить можно, но особого выбора там нет – максимум пара сортов, а чаще всего – просто стандартная коробка «Липтона» в пакетиках.

Наконец, нет в Корее и многих привычных нам мясных изделий, например, колбасы или ветчины. То, что корейцы называют заимствованным из английского словом «хэм» имеет к ветчине в нашем понимании очень отдалённое отношение, а если говорить о сырокопчёных и полукопчёных колбасах, то ничего подобного в Корее вы не увидите нигде, кроме, может быть, самых дорогих гостиниц, где покупателями являются в основном иностранцы. Правда, сосиски в последнее время широко распространились и в Корее, но на российский вкус качество их оставляет желать лучшего. Если говорить о деликатесах, то нет в Корее и икры, которую сами корейцы, кстати, не очень-то и любят, а также и иных привычных русским рыбных деликатесов. Исключением, возможно, является копчёная красная рыба, которая пользуется в Корее успехом у отдельных любителей, но стоит очень дорого и продаётся только в больших универмагах.

С другой стороны, в корейских магазинах есть великое множество блюд, о которых нормальный житель России никогда и слыхом не слыхивал, и для тех корейцев, которым приходится подолгу жить в России, отсутствие этих продуктов представляет немалую проблему. Конечно, в корейских магазинах нет чёрного хлеба и сметаны, но ведь и в русских не так-то легко купить кимчхи из редьки или, скажем, тот же соевый творог тубу! Так что всё на свете относительно.

Корея и заграница

Россия – взгляд из Южной Кореи

Россия и Корея – две страны, которые формально, географически, являются соседями и даже (если иметь в виду Северную Корею) имеют короткую общую границу. Однако на протяжении многих десятилетий мы были далёкими соседями, и знали друг о друге, прямо сказать, не очень много.

Один из вопросов, с которым и мне, и многим другим российским корееведам приходится сталкиваться чаще всего, это вопрос о том, как же относятся к нам корейцы, как они воспринимают русскую культуру и русских, как меняется это отношение с течением времени. Сейчас я и попытаюсь рассказать об этом. Отношение к России вообще – вопрос слишком широкий, слишком сложный поэтому ограничимся, пожалуй, только одной его частью – отношением корейцев к русской культуре.

Начнём издалека, с тридцатых годов. До 1945 г., в те времена, когда Корея была японской колонией, её связи с Россией (то есть Советским Союзом) были не слишком-то тесными, что и понятно: японские власти рассматривали северного соседа как источник «коммунистической заразы», и меньше всего хотели, чтобы его «подрывное влияние» ощущалось в Корее – самой стратегически важной из всех колоний Японской империи. С другой стороны, и Советский Союз воспринимал Японию как вероятного, и даже почти неизбежного противника (чтобы убедиться в этом, достаточно бегло просмотреть советские публикации тридцатых годов), так что Москва тоже не очень поощряла контакты советских граждан с японскими подданными. Корейцы же тогда, несмотря на все официальные антиколониальные декларации, воспринимались Москвой именно как японские подданные. Не случайно, что когда все корейцы в 1937 г. были насильственно выселены с советского Дальнего Востока, это официально объяснялось «необходимостью пресечь японский шпионаж».

Тем не менее, уже в колониальную эпоху кое-какие сведения и представления о России проникали в Корею. Немалую роль в этом играли и японцы, точнее, японская интеллигенция. Дело в том, что в те времена в Японии, несмотря на весь официальный антикоммунизм, весьма ценили русскую классическую литературу. Именно по-японски корейские интеллигенты впервые прочли Толстого и Достоевского, Чехова и Горького. Вскоре появились и первые переводы русских классиков на корейский. Делались они не с оригинала (русский язык на должном уровне в Корее тогда мало кто знал), а с японских изданий.

В 1945 г. Корея была освобождена от колониального ига и вернула себе независимость. Советский Союз сыграл в этом решающую роль, и неудивительно, что последующие несколько лет были периодом короткого «советского бума», особенно среди южнокорейских левых. Это были времена, когда отношение к России было резко политизировано, когда занятия русским языком в Южной Корее воспринимались почти как оппозиционный акт, вызов существующему строю, когда переводы советской и даже русской литературы (в основном, по-прежнему сделанные с японского или английского) часто изымались из продажи правительственными цензорами.

Однако бум этот продолжался недолго. Его прервала Корейская война. Многие из былых поклонников России и тесно связанных с ней в те времена идей социализма ушли на Север вместе с отступающими коммунистическими дивизиями. Для тех, кто остался, Корейская война часто означала разочарование в коммунизме. Зачастую в этом были виноваты сами северяне, которые, заняв на несколько месяцев почти всю территорию страны, вели себя, скажем прямо, не лучшим образом. Отходу интеллигенции от коммунизма немало способствовала и активная антикоммунистическая пропаганда корейских правительств. Какбы не ссорились друг с другом корейские политики в 1948–1987 гг., решительный антикоммунизм был их общим знаменателем.

Однако разочарование в советской политике не всегда означало потерю интереса к русской культуре. Наоборот, шестидесятые годы были, пожалуй, тем временем, когда русская классика достигла пика своей популярности. В те годы вся корейская студенческая молодёжь читала наших классических писателей, когда немалой популярностью пользовалась и русская музыка, а традиции русского театра («Система Станиславского») тщательно изучались местными режиссёрами и актёрами.

В пятидесятые и шестидесятые годы первые русские отделения были открыты в нескольких корейских вузах. Популярность у них была довольно умеренная, что отчасти объяснялось отсутствием каких-либо перспектив трудоустройства для их выпускников. Никаких контактов с Россией у Южной Кореи тогда не было, её граждан до начала семидесятых ни под каким видом не пускали на территорию СССР, да и впоследствии, вплоть до 1987 г., разрешения на поездку в СССР выдавались и Москвой, и Сеулом только в самых исключительных случаях. Распространение любых советских изданий на территории Кореи было строжайше запрещено, причём исключения не делалось даже для совершенно безобидных вещей, вроде пластинок русской классической музыки, изготовленных фирмой «Мелодия» (уже тот факт, что они были произведены в СССР, превращал их в глазах тогдашних корейских цензоров в «подрывные коммунистические материалы»). Даже самостоятельные занятия русским языком считались крамолой и были официально запрещены. Разумеется, знание разговорного языка у тогдашних выпускников русских отделений оставляло желать лучшего, всё их образование строилось вокруг умения читать, а не говорить по-русски. Окончив русское отделение и получив диплом, выпускник практически не имел шансов получить работу по специальности, если ему только не удавалось попасть в аспирантуру (в те времена часто – за границей, в США или Германии) или же найти работу в армии или спецслужбах.

Если же говорить о большинстве населения, то его представления о СССР сводились, по большому счёту, к трём положениям: а) Россия – очень большая, очень холодная и очень агрессивная страна, опора мирового коммунизма; б) Россия – страна высокой культуры, страна Толстого и Достоевского, Чайковского и Станиславского; в) Россия – главный враг США и единственная страна мира, которая может при случае противостоять Америке. Разумеется, попал в Корею и традиционный американский набор «российских образов», который в те времена активно пропагандировался Голливудом: водка, снега, меховые шапки, медведи и злобные агенты КГБ.

Серьёзные перемены наступили только около 1988 г., когда СССР и Южная Корея установили между собой отношения (сначала – неформальные, а потом – и официальные, дипломатические). 1988–1992 гг. были эпохой второго, и куда более значительного, «советского бума» в Корее. Этот бум отчасти подогревали надежды корейских бизнесменов на гигантский потенциал российского рынка, отчасти – извечная тяга к запретному плоду, а отчасти – и вновь усилившиеся среди корейской молодёжи левые настроения. В те годы на полках книжных магазинов стала всё чаще появляться не только дореволюционная, классическая, но и советская литература. Спрос на неё был немалый. Раскупали молодые корейцы произведения не только (и даже не столько) Толстого и Чехова, сколько писателей социалистического реализма, популярность которых как раз в то время в самом СССР упала почти до нуля. Представляю, как поразились бы российские студенты в истово-перестроечном 1989 г., узнав, что их корейские сверстники зачитываются романом «Мать» (да, романом Горького)!

Следствием советского бума стало и стремительное увеличение численности российских отделений в корейских университетах. В 1988–1995 гг. они росли как грибы, и любой вуз, претендующий на респектабельность, в те годы стремился обзавестись русским отделением. В течение короткого времени русские отделения находились на пике популярности. Всем казалось, что тысячи корейских фирм вот-вот двинутся в Россию и сделают там многомиллионные состояния, и что этим фирмам будут нужны тысячи переводчиков и консультантов. Вдобавок, внезапное «открытие» России, до того времени совершенно недоступной и, следовательно, экзотически-таинственной и манящей страны, тоже воодушевляло многих. Результатом стал не только количественный рост корейской русистики, но и заметное улучшение «качества» студентов.

Однако ничто не бывает вечным, советский бум продолжался недолго. Окончился он около 1993 г., вскоре после распада СССР. К этому моменту стало ясно, что те розовые надежды, которые поначалу возлагал на Россию корейский бизнес, не оправдались. Находящаяся в состоянии хронического экономического и политического хаоса страна оказалась куда менее выгодным рынком, чем, скажем, стабильные и быстро растущие Китай или Вьетнам – государства, в которые в 1990-е гг. и двинулись основные корейские инвестиции. Разумеется, сравнительно скромный масштаб российско-корейской торговли означал и сравнительно малое количество рабочих мест с русским языком, и, соответственно, снижение популярности русских отделений среди абитуриентов. Корейские студенты девяностых годов в целом ведь куда прагматичнее своих предшественников, они хотят получать такие специальности, которые могут помочь им в поиске работы. Русский язык к таковым, скажем прямо, сейчас никак не относится. Впрочем, это не означает, что его в Корее больше не учат – сейчас русский преподаётся в трёх десятках университетов, хотя большинство студентов выбирают русское отделение не по причине особого интереса к России, а из стремления получить университетский диплом.

Снизилась и популярность русской литературы. Потеря интереса к таким книгам как «Мать» или «Как закалялась сталь» понятна: корейская молодёжь в последние годы несколько отошла от левых идей, да и вообще меньше интересуется политикой. Однако явно снизился в Корее и интерес к русской классике, столь популярной в шестидесятые и семидесятые годы. Причин на это немало. Отчасти это отражает и общий процесс, который затронул не только Корею, но и большинство стран мира: молодёжь, в том числе и образованная, сейчас читает куда меньше, чем несколько десятилетий назад. Нравится это кому-либо или нет, но в развитых странах книга в молодёжной среде во многом уступила позиции современной музыке и кинематографу, то есть областям, в которых достижения современной России, будем честными, не пользуются особым международным признанием. Вдобавок, неспешный стиль русских классиков сейчас многим кажется затянутым и скучноватым. Новые поколения, скорее, предпочитают более динамичную прозу американских авторов. Наконец, немалую роль играет и американизация культурной жизни Кореи. И школьные, и университетские программы в основном строятся с оглядкой на американские образцы, так что не удивительно, что американская и, шире говоря, англоязычная литература занимает в корейской «картине мира» всё более и более заметное место, вытесняя на второй план все «неанглоязычные» литературы.

И тем не менее, Россия и Корея остаются соседями, так что можно быть уверенным в том, что в отношении корейцев к России произойдёт ещё немало перемен.