355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Ланьков » Быть корейцем... » Текст книги (страница 35)
Быть корейцем...
  • Текст добавлен: 19 сентября 2016, 12:49

Текст книги "Быть корейцем..."


Автор книги: Андрей Ланьков


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Корейское зарубежье: Япония

Характернейшие черты корейской диаспоры в Японии – это, во-первых, её давний и глубокий политический раскол, а, во-вторых, достаточно приниженное положение, в котором находятся корейцы в этой стране. Корейцы СНГ и Китая, которые до конца восьмидесятых жили в коммунистических государствах и в своём большинстве являлись выходцами из провинций Севера (точнее, потомками таких выходцев), до недавнего времени придерживались просеверокорейской ориентации, хотя сейчас ситуация и изменилась самым радикальным образом. В общем-то, до 1990 г. у них не было и особого выбора... Корейцы США – недавние переселенцы из Южной Кореи, также не колебались в своих политических симпатиях – они были бесповоротно отданы Югу. Впрочем, в своём подавляющем большинстве корейцы этих стран политикой родины своих предков особо не интересовались, а спокойно вживались в новое окружение, и делали это достаточно успешно. Свидетельством этого успеха является уровень доходов и образования, который и у американских, и у российских корейцев заметно выше среднеамериканского и среднероссийского (в Китае ситуация особая).

Япония же – другое дело. История корейской общины в Японии заполнена отчаянной борьбой между пропхеньянскими и просеульскими группировками. Остаться в стороне от этой борьбы там трудно и сейчас, раньше же это было практически невозможно.

К концу Второй мировой войны в стране Восходящего солнца находилось более 2 миллионов корейцев. Некоторые из них были вывезены туда насильно, в порядке мобилизации для работы на военных объектах, но большинство (примерно 80%) эмигрировало вполне добровольно. Это было понятно: уровень жизни в Японии был заметно выше, чем в Корее, хотя относились японцы к «лицам корейской национальности» с немалым подозрением и враждебностью, так что дело не раз доходило и до погромов.

В 1945–1949 гг. большинство находившихся в Японии корейцев вернулось домой. Однако и тех, кто по разным причинам решил остаться в Японии, набралось немало – около 600 тысяч. Именно они и составили основу нынешней корейской общины. Пополнялась новыми иммигрантами община лишь в очень небольших количествах, после 1945 г. корейцы в Японию почти не переселялись (главным образом потому, что сами японцы такой эмиграции решительно противились). В настоящее время в Японии живёт около 650 тысяч корейцев. 650 тысяч – это примерно 0,6% всего населения Японии. Цифра сама по себе не очень велика, но Япония – страна однонациональная, так что сравнительно немногочисленные корейцы всё равно являются крупнейшим нацменьшинством Японии.

После окончания войны официальный Токио не пошёл на то, чтобы дать оставшимся в стране корейцам японское гражданство. Наоборот, переход в японское гражданство для корейцев был максимально затруднён. Вдобавок, и формальное принятие гражданства обычно не спасало их от дискриминации. С японским паспортом или без него, но для всех окружающих они всё равно оставались корейцами, то есть людьми второго сорта. Корейская же община также не принимала в свою среду тех, кто согласился перейти в японское подданство, считала их «перебежчиками», «предателями». В результате на смену гражданства решались немногие.

И в настоящее время корейцы, у многих из которых в Японии жили уже прадеды, и которые часто даже не владеют корейским языком, всё равно официально считаются «иностранцами». Подобной ситуации нет ни в одной другой стране с корейской общиной, везде корейцы в своём подавляющем большинстве являются гражданами той страны, в которой они живут. Уникальное положение корейцев в Японии создаёт, конечно, множество юридических проблем. Особенно суровы были правила поначалу. Например, по закону 1947 г. любого корейца, при котором при полицейской проверке не оказалось удостоверения личности, можно было посадить в тюрьму на срок до одного года. Этот закон был смягчён в 1961 г., однако обязательная регулярная перерегистрация корейцев осуществляется и поныне. То, что корейцы официально считаются иностранцами, делает недоступными для них многие области деятельности. В частности, они не могут служить в полиции, армии, занимать посты в большинстве правительственных организаций. К этой формальной дискриминации добавляется и неформальная. До недавнего времени (сейчас ситуация несколько улучшилась) корейцам было практически невозможно поступить на работу в крупную компанию и уж тем более сделать там сколь либо удачную карьеру. До середины 1980-х годов практически не было и смешанных браков, к которым плохо относились родители с обеих сторон.

Изначально подавляющее большинство корейцев составляли неквалифицированные рабочие, а в наши дни многие из них заняты в мелком и мельчайшем бизнесе. Они работают разносчиками, уличными торговцами, докерами, сапожниками и ремонтниками. Их доходы, как правило, невелики, и Япония – одно из немногих государств, в которых уровень жизни местных корейцев заметно ниже среднего по стране. Относится это и к уровню образования.

Основным занятием корейцев в Японии стал мелкий бизнес, который в этой стране традиционно не пользуется особым уважением и не приносит больших доходов. Многие местные корейцы содержат салоны для своеобразной азартной игры пачинко, японского варианта американского «пинбола». В 1997 г. в Японии насчитывалось 18 тысяч таких салонов. Этот бизнес приносит немалые доходы, по большей части в виде того, что на жаргоне современного российского бизнеса именуется «чёрным налом».

Не менее популярны среди мелких корейских предпринимателей и рестораны, в которых подают так называемое якинику. Блюдо это представляет собой слегка японизированный вариант корейского шашлыка-пулькоги, а сами рестораны, первоначально предназначенные только для корейских клиентов, стали популярны среди японской публики только в семидесятые годы. По данным опросов, якинику в последние годы стало самым популярным в Японии мясным блюдом. Будет лишь небольшим преувеличением сказать, что именно корейцы приохотили японцев к мясу: ведь до массового появления корейских шашлычных японцы мяса практически не ели (в 1962 г. среднестатистический японец потреблял всего лишь 1,2 кг говядины в год!).

Поскольку корейцы не могли (или не хотели) принимать японское гражданство, и поскольку японское общество решительно отторгало их, перед ними неизбежно встал вопрос о том, гражданами какого из двух соперничающих корейских государств становиться. В первые послевоенные годы примерно 98% всех корейцев Японии составляли выходцы из провинций Южной Кореи, и, казалось бы, следовало ожидать, что большинство сделает выбор в пользу Сеула. Однако этого не произошло. Корейская община оказалась расколотой. В 1945–46 гг. Японии возникли две организации, объединявшие местных корейцев – находившийся на право-националистических позициях Союз корейцев Японии (известный под корейской абревиатурой Миндан) и тесно связанная с коммунистами Лига Корейцев. При этом Лига по своей популярности существенно опрежала Миндан. Рассекреченные в последние годы документы японской полиции и американских спецслужб показывают, что, по их мнению, в конце сороковых годов примерно 75% японских корейцев были сторонниками прокоммунистической Лиги. После провозглашения КНДР Лига немедленно признала пхеньянское правительство единственной законной властью на Корейском полуострове.

Такие симпатии к Северу отражали социальный состав корейской общины. Среди корейцев были и преуспевающие бизнесмены, и высококвалифицированные специалисты, но основную их массу составляли люди бедные, зарабатывавшие на жизнь тяжёлым трудом, и испытывавшие вполне понятные симпатии к левым.

В 1949 г. японские власти запретили Лигу, но её активисты влились в состав находившейся тогда в подполье Компартии Японии, где они играли заметную роль в создаваемых для борьбы с «реакционным проамериканским режимом» группах боевиков. Однако в это время внутри корейских левых произошёл раскол. Так называемые «интернационалисты» считали, что интересы корейского национального движения должны быть подчинены интересам движения коммунистического. «Патриоты» же считали, что корейские левые должны держать дистанцию в отношениях с японцами, в том числе и с японскими коммунистами. Их настоящей родиной является Северная Корея, и её интересы следовало в первую очередь защищать.

В итоге «патриоты» одержали полную победу. В мае 1955 года они создали Всеобщую Ассоциацию корейцев Японии (известна под сокращёнными названиями Чхонрён или Чэчхонърён). В её состав вступило примерно 75% японских корейцев. Формально этот шаг означал автоматическое принятие северокорейского гражданства.

Следствием северокорейских симпатий стали трагические события т.н. «репатриации» – выезд примерно 110 тысяч японских корейцев на «историческую родину» в КНДР. Произошло это в начале шестидесятых годов. Большинство «возвращенцев», оказавшись в стране Ким Ир Сена, быстро пожалели о своём опрометчивом решении, но пути назад уже не было: обратно из КНДР не выпускали никого и ни под каким предлогом. Даже японским жёнам, уехавшим в КНДР со своими корейскими мужьями, не позволялось ездить домой для встречи с родственниками. Впервые небольшой группе этих женщин разрешили побывать на родине совсем недавно, да и то после тяжёлых переговоров на правительственном уровне. Оставшиеся в Японии родственники излишне доверчивых репатриантов вскоре стали получать от уехавших письма, в которых те вежливо просили оказать небольшую материальную помощь. Со временем стало известно, что от щедрости оставшихся в Японии родных во многом зависит положение уехавших. На полученные из Японии иены они могли покупать дефицитные товары в северокорейских валютных магазинах (где цены в несколько раз превосходили мировые), а в некоторых случаях передача крупной суммы в пользу государства означала, что «патриоту» можно получить пхеньянскую прописку или квартиру в хорошем районе столицы. Большая часть денег, конечно, оседала в северокорейской казне.

По мере того, как японские корейцы узнавали всё больше о реальной жизни КНДР, просеверокорейские симпатии естественным образом угасали. Около 1970 г. количество южнокорейских граждан в корейской общине Японии впервые превысило количество подданных страны чучхе и Великого Вождя. Однако процесс переориентации шёл на удивление медленно. И поныне в Японии активно действует Чхонрён. Ему, в частности, принадлежит целая сеть корейских национальных школ, где детей обучают на корейском языке по специальным программам, разработанным совместно с северокорейскими специалистами. Учебники этих школ и поныне заполнены славословиями в честь Ким Ир Сена и Ким Чжон Ира, чьи портреты в обязательном порядке висят во всех классных комнатах и аудиториях. В этих школах даже действуют пионерские дружины!

Имеется в Японии и корейский университет, также контролируемый Чхонрёном (то есть, по сути, Пхеньяном). В университете сейчас около 1500 студентов, преподавание идёт на корейском языке, а такие волнующие предметы как «История партии», «Революционная история Великого Вождя» и «Философия чучхе» занимают в его программе немалое место. Впрочем, японские власти официально не признают дипломов Корейского университета, так что возможности трудоустройства у его выпускников не очень велики: в японское учреждение на работу их с этим дипломом всё равно не возьмут. Большинство выпускников становится учителями корейских школ или работает в принадлежащих Чхонрёну организациях.

Противостоит пхеньянской пропаганде другая ассоциация – основанный ещё в 1946 г. Миндан, который объединяет тех корейцев, что выбрали южнокорейское гражданство. Соперничество этих двух ассоциаций, за каждой из которых, понятное дело, стоят не только правительства и организации, но и «органы» враждующих корейских государств, тянется уже более полувека. Порою борьба носит весьма жёсткий и даже кровавый характер, и тогда на японской земле разворачиваются сюжеты, вполне достойные пера Юлиана Семёнова.

Помимо сбора разведывательной информации северокорейские спецслужбы активно занимаются выкачиванием из Японии денег. Для этого используются самые разнообразные полузаконные и незаконные способы. В частности, особую роль в выкачивании денег из Японии играют упомянутые уже салоны пачинко. Чхонрён, как выразились бы в пост-перестроечной России, активно «крышует» этот бизнес, в котором задействовано большое количество неподотчётной наличности. В качестве платы за «помощь» и «защиту» владельцы салонов делают «взносы» в фонд организации, которая потом переправляет эти деньги в Пхеньян. По примерным оценкам, в восьмидесятые годы по каналам Чхонрёна в Северную Корею поступало 500–800 миллионов долларов в год. Сейчас поток пожертвований сократился во много раз. Впрочем, японские власти на все эти тайные переводы обычно смотрят сквозь пальцы. Для КНДР 500 или даже 100 миллионов долларов – огромная сумма, но для японской экономики это – капля в море.

Несмотря на заметное улучшение ситуации в последние годы, пожалуй, ни в одной стране мира этнические корейцы не подвергаются столь серьёзной и систематической дискриминации как в, казалось бы, культурно и лингистичеси близкой Японии. Однако ни это обстоятельство, ни наличие исключительно развитой системы образования на корейском языке не смогло остановить ассимиляцию, которая с особой силой идёт после 1980 г. Связано это с рядом причин. Во-первых, дискриминация корейцев с течением времени ослабевает. Показательно, что былое подозрительное отношение к смешанным бракам сейчас ослабело, и более половины всех браков в корейской общине заключается с японцами или японками. Сейчас у молодого корейца уже есть реальные шансы преуспеть в японском обществе (хотя, конечно, таких шансов у него по-прежнему меньше, чем у его японского сверстника). Однако в Японии, как и в Южной Корее, успех неотделим от образования. Чтобы стать кем-то, надо пройти тяжёлый экзаменационный марафон, и излишне говорить, что делать это приходится на японском языке. Именно владение этим языком и, шире, всей японской культурой и становится ключом к успеху. Корейский же язык и корейская традиция превращаются скорее в груз, в препятствие, ведь никаких прямых выгод владение корейским не даёт, а на изучение его надо тратить немало времени и сил. Наконец, сказывается и то обстоятельство, что нынешняя корейская молодёжь – это внуки и даже правнуки переселенцев, так что у них Корея (в которой многие не бывали вообще или, в лучшем случае, бывали только как туристы) всё реже и реже вызывает какие-то особые эмоции. Даже с корейским паспортом в кармане, они всё больше осознают себя японцами...

Корейцы СНГ: Страницы истории
Начало переселения

В 1860 году российские дипломаты решили воспользоваться сокрушительным поражением, которое англо-французские войска нанесли Китаю в Третьей Опиумной войне, и вынудили китайское правительство подписать Пекинский трактат. В соответствии с этим соглашением, Китай уступал России обширные и малонаселённые территории на правом берегу Амура – земли, которые сейчас мы знаем как Приморье. Одним из последствий этого решения стало и то, что у России появилась короткая, около 14 километров, граница с Кореей. А всего лишь через 4 года, в 1864 г., на этих новых территориях появился первый корейский посёлок, в котором жили 14 корейских семейств. С этих 14 семей началась история не только посёлка Тизинхе, но и всей полумилионной корейской общины СНГ.

Чем была вызвана корейская эмиграция в Россию? Тем же, чем и большинство эмиграций – нуждой. Люди вообще-то не очень охотно расстаются с родными местами. Особенно это относится к крестьянам, у которых во все времена и во всех странах существовала репутация неторопливых и прижимистых домоседов – а именно крестьяне на первых порах составили подавляющее большинство корейских эмигрантов. Однако жизнь на родной стороне была не слишком сладкой. Земли не хватало, а чиновники драли с крестьян огромные налоги, временами доходившие до 50% урожая. Официальная ставка налога была куда ниже, но значительная часть собранного в итоге оказывалась в бездонных чиновничьих карманах, и поделать с этим крестьяне ничего не могли. А рядом лежали владения России – огромные просторы, тысячи гектаров необработанных плодородных земель, которыми управляли относительно честные чиновники (впрочем, обычно чиновники поначалу попросту не добирались до посёлков нелегальных иммигрантов). И уходили за кордон, через почти неохраняемую в те времена границу крестьянские семьи, и росло число корейских посёлков на землях российского Дальнего Востока. К 1880 г. на территории Приморья существовал 21 корейский посёлок, а численность корейского населения края достигла 6700 человек (русских крестьян в Приморье тогда было всего лишь 8300). К 1901 г. на территории края проживало уже около 30 тысяч корейцев.

Как встречали корейских иммигрантов в России? По-разному. С одной стороны, российское чиновничество приветствовало иммиграцию – ведь переселенцы-корейцы поднимали целину и собирали немалые урожаи, помогая таким образом решать продовольственную проблему и осваивать огромный безлюдный край. Особенно важным это было до 1900 г., когда ещё не была построена Транссибирская магистраль, и переселенцев из России было на Дальнем Востоке очень мало. Чиновники с восторгом писали в своих отчётах о трудолюбии корейских крестьян, об огромной урожайности на осваиваемых ими землях, о честности и законопослушности новых переселенцев.

Однако была и другая сторона – «жёлтые» переселенцы воспринимались властями на Дальнем Востоке как потенциальная угроза, как некая «пятая колонна». В администрации края боялись, что заселение земель «азиатами» со временем станет основой для территориальных претензий к России со стороны её азиатских соседей. Короче говоря, к корейским иммигрантам относились примерно так же, как сейчас – к иммигрантам китайским. Именно поэтому я не мог не улыбнуться, когда не так давно в одной газете, издаваемой корейцами СНГ, прочёл репортаж с Сахалина, полный жалоб на «засилье китайцев», которые «наводнили Дальний Восток» и «вознамерились там обосноваться». Столетье назад точно в таком же тоне (и почти в тех же выражениях!) в газетах писали о предках авторов этой статьи…

В результате политика по отношению к переселенцам была весьма непоследовательной. Очень многое зависело от личных взглядов генерал-губернатора. Противником корейцев был Н.А.Корф, бывший генерал-губернатором Приморья в 1880-е годы. С другой стороны, генерал-губернаторы С.М.Духовский (занимал это дуолджность в 1893–1898) и Н.И.Гродеков (1898–1902) поощряли корейскую иммиграцию и бесплатно давали корейским крестьянам большие земельные наделы. Сменивший их в 1905 г. П.Ф.Унтербергер был противником корейцев и вернулся к дискриминационной политике Корфа (как-то так получалось, что корейцев не любили генерал-губернаторы из российских немцев). Пытались препятствовать переселению в Россию и корейские власти, которые были недовольны тем, что за кордон уходили потенциальные налогоплательщики. Время от времени российские и корейские чиновники даже пытались совместно бороться с корейской иммиграцией в Россию.

Однако корейская община на Дальнем Востоке быстро росла. Притяжение России с её земельным изобилием и относительно честной администрацией было слишком сильным, а закрыть границу наглухо при тогдашней технике было практически невозможно (никто, впрочем, и не пытался). К рубежному 1917 г. в России проживало уже более 90 тысяч корейцев, причём в Приморском крае они составляли почти треть всего населения. Главным центром расселения иммигрантов стал Посьетский район, находящийся близ Владивостока, на самой границе с Кореей. Корейские переселенцы составили там до 90% всего населения. К началу XX века на Дальнем Востоке действовали многочисленные корейские школы, выходили газеты, работали издательства. Вдобавок, Россия стала и центром политической эмиграции. После 1905 г., когда японские колонизаторы фактически взяли Корею под свой контроль, на территорию России стали уходить противники японцев. Укрывались на русской территории и разбитые японцами партизанские отряды. Уходили в Россию даже целые подразделения корейской регулярной армии, которые отказались подчиниться отданному японцами приказу о разоружении корейских национальных вооружённых сил и до последнего сопротивлялись японским войскам.

В новых условиях Россия стала не только главным центром сопротивления колонизаторам, но и важным центром корейской культуры. После 1910 г. в самой Корее колониальные власти практически запретили книгоиздание и образование на корейском языке, а в других странах тогда корейских общин практически не существовало (переселение в Китай только начиналось, а в Японии и США корейцев тогда не было вообще). Российский Дальний Восток был одним из немногих мест, где корейцы могли относительно свободно издавать литературу на родном языке, вести просветительскую деятельность, и даже заниматься политикой. Впрочем, с политикой следовало проявлять осторожность, так как российские власти после 1907 г. взяли курс на установление дружественных отношений с Японией, и пресекали слишком энергичную антияпонскую деятельность на своей территории. Эти относительные свободы привлекли в Россию многих руководителей антияпонского сопротивления. Однако большинство среди иммигрантов по-прежнему составляли крестьяне нищих провинций северо-восточной Кореи, которых гнали в Россию не столько японские репрессии, сколько обыкновенная нужда.

Переселенцы говорили в основном на северо-восточном (хамгëнском) диалекте, который сильно отличается от литературного сеульского языка – примерно так же, как русский от украинского. Поэтому весьма распространённое среди корейцев СНГ убеждение, что их язык, дескать, был «испорчен» от долгой жизни в России, не имеет под собой никаких оснований. Корейцы СНГ не «испортили» язык, а, наоборот, сохранили говор своих предков, которые отродясь по-сеульски не изъяснялись. Исключением являются корейцы Сахалина, потомки выходцев из южных провинций Кореи, но они оказались на территории СССР много позже – только в 1945 г. В начале XX века возникло и самоназвание российских корейцев – «корë сарам» (явно под влиянием русского названия Кореи, которое в самой Корее не используется уже несколько столетий).

Большинство корейцев переселялось в Россию всерьёз и надолго. Чаще всего в Россию уезжали с семьями (или вызывали семьи при первой возможности). Переселенцы стремились получить русское подданство, что было непросто. Чтобы облегчить получение российского паспорта, иммигранты охотно крестились, принимая православную веру – отсюда столь обычные среди корейцев старшего поколения старинные церковные имена, вроде Мефодия, Ювеналия, Агриппины. Стремление к русскому подданству имело вполне материальные объяснения – тем, кто его принимал, было легче получить землю, в то время как иностранные подданные были вынуждены батрачить на кулаков или арендовать у них землю. Корейцы побогаче старались выучить русский язык, а по возможности – и отправить детей в русскую гимназию. К 1917 г. среди переселенцев встречались уже и выпускники российских университетов. Однако эти образованные по-русски корейцы составляли лишь небольшую часть корейской общины, которая в целом продолжала жить очень замкнуто. Большинство корейцев русским языком не владело, что и понятно: в Приморье рядовой крестьянин в начале XX века вполне мог обойтись одним корейским языком. Можно было покупать товары только в корейских магазинах, учить детей в корейских школах, общаться с корейскими старостами, читать корейские книги. Крайней редкостью в те годы были смешанные браки.

К 1917 г. корейская община была уже важным элементом всей жизни российского Приморья. Однако революция 1917 г. стала для российских корейцев (как и для всех жителей нашей страны) началом серьёзных перемен.


Гражданская война и депортация

В годы Гражданской войны корейцы в своём подавляющем большинстве активно поддерживали большевиков – факт бесспорный, хотя и ставший в последнее десятилетие неудобным для официальных историков нового призыва. Однако было бы очень странным, если бы корейская община в тех условиях заняла иную позицию (или осталась нейтральной). Большевики обещали покончить с любой дискриминацией нацменьшинств – корейцы были нацменьшинством, к которому власти относились довольно настороженно. Большевики хотели разделить землю поровну – среди корейцев преобладали малоземельные крестьяне. Большевики обещали устроить мировой пожар и покончить с империализмом – Корея была японской колонией. Наконец, на Дальнем Востоке главными союзниками и спонсорами белых были японцы, что делало красных «врагом врага» и, значит, другом даже для многих богатых корейцев, которые при других условиях, пожалуй, и не стали бы поддерживать большевиков.

Среди немногочисленной корейской интеллигенции были и убеждённые сторонники большевиков – например, Александра Ким (Станкевич), которая в 1918 г. стала секретарём Хабаровского горкома. Александра Ким была расстреляна белыми, но к концу Гражданской войны в партии большевиков уже состояли многие сотни корейцев. В Приморье действовали десятки корейских партизанских отрядов, общая численность которых к началу 1920 г. достигла 3700 человек. Кроме этого, несколько тысяч корейцев вступили в Красную Армию или воевали в обычных (т.е. некорейских) отрядах партизан. Если учесть, что среди корейцев было всего 30–40 тысяч взрослых мужчин, способных носить оружие, то получается, что примерно каждый пятый кореец ушёл воевать за большевиков (причём сделал это совершенно добровольно). За оружие против японцев и их русских союзников – белых взялись и многие партизанские командиры, жившие в России после подавления партизанского сопротивления в самой Корее. В этой связи можно вспомнить, например, легендарного Хон Бом До, который ещё в 1907–1910 гг. прославился своими дерзкими операциями против японцев, а в годы Гражданской войны стал крупным красным командиром.

Гражданская война на Дальнем Востоке закончилась в 1922 г., и поначалу новая власть постаралась сдержать свои обещания. Корейские крестьяне получили землю, в крае стали открываться новые корейские школы (к началу 1930-х гг. их было более 300), в Уссурийске начал работать корейский педтехникум, был основан корейский театр и корейская газета «Сонбон» («Авангард»), которая и сейчас продолжает выходить в Алма-Ате под названием «Корë ильбо». В середине тридцатых годов во Владивостоке был создан корейский педагогический институт, который тогда был вообще единственным корейским высшим учебным заведением в мире. В те времена в самой Корее был только один вуз, и преподавние в нём шло исключительно на японском языке. Партийные органы, следуя официальной линии на поддержку «нацменьшинств», активно продвигали по службе «национальные кадры» из числа советских корейцев. Неславянское происхождение не только не препятствовало их карьерному продвижению, но, наоборот, помогало ему: власть стремилась продемонстрировать свой интернационализм, который поначалу был вполне искренним. В двадцатые годы появились корейцы-партработники, корейцы-офицеры (или, как тогда выражались, «красные командиры»), корейцы-администраторы. Были созданы национальные корейские сельсоветы, а военнообязанные корейцы проходили службу в корейском полку (26-й стрелковый полк 76-й дивизии). Многие образованные корейцы-коммунисты были направлены на работу в Коминтерн и разведывательные службы.

Тем не менее, не следует идеализировать положение корейцев даже в те благополучные годы. Несмотря на всю интернационалистическую риторику, центральные власти продолжали относиться к ним с подозрением, причём особое беспокойство вызывала продолжавшаяся и в двадцатые годы иммиграция корейцев. Ещё в 1925 г. Наркоминдел (так тогда назывался МИД) распорядился «принять все доступные меры для прекращения притока корейцев и китайцев на советскую территорию». Около 1930 г. была реализована давняя мечта приморской администрации – границу с Кореей и Китаем удалось полностью закрыть. С начала тридцатых годов нелегальное движение через границу и, следовательно, нелегальная иммиграция стали невозможны. Именно тогда, по сути, и закончилось начавшееся 70 годами ранее переселение корейцев в Россию. С этого времени корейская община извне уже не пополнялась, а её связи с Кореей оборвались (исключением являются корейцы Сахалина).

Вдобавок, Корея была японской колонией, и корейцев воспринимали как «почти японцев» и, следовательно, как потенциальных агентов главного противника Советской России на Дальнем Востоке. Компактно проживающие в приграничных районах корейцы вызывали нервозность и в Москве, и у местных властей. В этих условиях и произошла катастрофа 1937 г. – насильственное переселение корейцев, которые таким образом стали первым из «репрессированных народов».

Решение о выселении всех корейцев из приграничных районов и об их отправке в Среднюю Азию было принято ЦК ВКП(б) и Совнаркомом 21 августа 1937 г. (директива №1428–326бсс). Впервые в советской истории принадлежность к определённой этнической группе сама по себе стала достаточным основанием для наказания. Вдобавок, выселению предшествовал террор, свирепый даже по меркам 1937 г. В ходе репрессий были почти поголовно уничтожены выдвинувшиеся в послереволюционные годы партийные руководители, погибли в тюрьмах практически все корейцы-офицеры, была уничтожена вся корейская секция Коминтерна и большинство корейцев, имевших высшее образование. Само переселение прошло осенью 1937 г. Корейцам давали минимальный срок на сбор вещей, а потом грузили в подготовленные эшелоны, по 5–6 семей в товарный вагон. В этих вагонах для перевозки скота и двинулись 170 тысяч корейцев Дальнего Востока на новое место жительства, в Среднюю Азию. Эшелоны прибыли туда в начале зимы 1937–38 гг. Первую зиму пришлось провести в наспех построенных землянках, в которых умерло много детей и стариков (треть всех грудных младенцев не пережила той страшной зимы).

До самой смерти Сталина в 1953 г. корейцы подвергались вполне официальной дискриминации, хотя их положение было куда лучше, чем у других «репрессированных народов» (немцев, калмыков, крымских татар). В отличие от них, корейцы не должны были еженедельно лично являться в «спецкомендатуры» для регистрации, могли передвигаться по территории Средней Азии, а по получении специального разрешения – и за её пределами. Наконец, корейцы, в отличие от немцев или татар, и в сталинские времена могли учиться в высших учебных заведениях и занимать ответственные посты. Калмык или немец в 1941–1953 гг. не мог стать ни секретарём райкома, ни директором завода, ни офицером НКВД, а вот корейцы на этих должностях время от времени попадались. Тем не менее, дискриминация была реальной и весьма ощутимой. В армию корейцев не брали, выезжать за пределы Средней Азии по собственному желанию они не могли. Во время войны корейцев направляли на принудительные работы, в т.н. «Трудармию», где потери от болезней немногим уступали фронтовым. Правда, запрет на службу в армии не распространялся на тех немногочисленных корейцев, которые в 1937 г. проживали за пределами Дальнего Востока и избежали депортации. Многие из них приняли участие в войне, а один – капитан А.П.Мин – стал Героем Советского Союза.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache