Текст книги "Кукольник (СИ)"
Автор книги: Андрей Некин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
У самого Фиора Тигль заставил "ведущего легионы" надеть знак императора. То был древний серебренный браслет с отличительным символом легиона. Браслет был слишком широк для худого запястья Стормо, то и дело грозя бесславно свалится в грязь, и потому он нацепил его на плечо. "Вы совсем потеряли форму, Сир" – ругался советник, размахивая бородой.
Люди же замечали браслет, но не проявляли никакого особого внимания. Еще бы. Никто кроме легионера не ведал что это, да и там многие знали о нем лишь понаслышке.
Промозглый дождь лил, не переставая. Дороги размыло так, что даже лошадиные копыта вязли в грязи.
– Прекрасная погода, Сир, – кряхтел Тигль. – Видели бы вы, как легионы шли через пустошь во время месяца великого ливня. Вот тогда было страшно. А это так, к подошве прилипло. – Тигль подобрал бороду, правя лошадь по колено в луже. – Относитесь к этому, как к тренировке духа, мой император.
Впереди упало дерево, взметая вверх тучи брызг, – вымыло корни, да и сама земля стала одним большим куском грязи. Хорошо если они проходили лигу за фазу. Застрявшие покинутые повозки делали тракт похожим на одну необъятную помойку. Лишь кое-где мелькали островки жизни – костры под наспех раздвинутыми навесами. Лишь слякоть и бесконечный барабан дождя, и одинокая лютня уставшего менестреля, прибившегося к какой-то компании беглецов.
Стормо Торрий соблазнился мыслью сделать привал, но неумолимый Римус гнал их вперед. Поздней ночью они оказались под стенами Фиора, но там ожидала очередная неприятность.
Город на военном положении наглухо закрыл ворота на ночь, но звон серебра все-таки смог пробить маленькую щель в его непробиваемой обороне. В ту щель они и просочились. Римус настаивал на том, чтобы не раскрывать титул Стормо перед теми, кто легионером не являлся. "Так оно надежнее будет, Сир" – шипел он, оставляя их без благ, что мог предоставить им подобный сан. В конце концов, кто откажет императору в ночлеге?
Нынче же таверны Фиора забиты под завязку, и им удалось найти место только на окраине, где обычно ночевали самые бедные крестьяне и представители лихих профессий. Не замечая ни грязи, ни насекомых, ведущий легионы упал без сил в ловко замаскированное логово клопов. В кровать то есть.
– Подъем, Сир! – без всякой жалости заливался с самого рассвета Римус. Еще вечером он прослышал о когорте легиона, расположившейся в черте города.
Дождь кончился. В створы окон ярко бил свет, разгоняя ночной холод и стаи юрких многоножек. "Питательная штука, Сир" – подметил советник, поймав одну из них за длинный ус и отправляя в рот.
Тигль уже успел одеть кирасу и занимался тем, что прилаживал деревянную ногу на ее обычное место. Борода его совсем потрепалась и теперь висела жалкими клочками, напоминая высушенное мочало. Стормо Торрий выглядел и того хуже. Глаза ввалились, кожа посиневела от болотной воды, а плащ изодрался вконец, сверкая дырами и проплешинами.
– Безнадежная затея все это, Римус, – ворчал Император, крепко завязывая шарф, но Тигль не обращал особого внимания на его жалобы. Он слишком хорошо знал меланхоличный нрав своего юного повелителя. Но ничего, – лишь сжимал он крепче свои кулаки – однажды, и он ощутит, что такое вести за собой легионы, и кровь древних императоров обязательно заговорит в нем. Должна заговорить.
Улица обезлюдела, было слишком рано, хотя одинокий кузнечный молот уже где-то стучал там, вдали, своим чугунным звоном, уходил эхом меж камнем домов и железом крыш. Стая сонных перелетных птиц летела в небе, спасаясь то ли от стремительно наступающих холодов осени, то ли от полчищ гулей, поднятых для штурма Рейнгарда.
В отличие от Тигля Римуса, император отнюдь не был обеспокоен осадой крупнейшего приграничного города. Его осаждали так часто и долго, что лишь несведущие крестьяне каждый раз со страхом убегали в глубь Тулурка. Рейнгард взять невозможно, об этом твердили все его учителя по военной тактике. Цитадель построена с расчетом глубокой обороны от любого врага, и были ли это орки, или великаны, или даже сами драконы южного континента, шансов взять город, что словно железный еж, ощетинился орудиями и дюжиной каменных периметров, нет ни у кого. Пусть даже гулями управляли разумные существа, что само по себе небывалое событие, это ничего не меняет. Иные периметры вырезаны из цельных скал, башни вырублены в закаленном камне, а немалые промежутки стен – сплавы металлов. Число орудий на одной только восточной стене превышает сотню. Они стоят в два ряда, как на тяжелых линкорах Гибурга. В последний раз, как та батарея давала залп, орда разбежалась от одного грохота выстрелов.
Возможно, Римус заботится о достоинстве рода, – думалось императору. Сам же он видел смысл тяжкой и довольно опасной поездки лишь в том, чтобы показать магистрату – легионы все еще являют собою силу, а значит с их командиром надобно считаться.
Быстрым шагом они достигли восточных стен, где находилась местная школа меча, в которой и должна была располагаться легионская когорта болотных топей.
Запах веселых напитков чувствовался еще за несколько кварталов от этого сарая. Полуразвалившаяся анфилада покоилась на обычных деревянных столбах, врытых в землю, – словно причал, а не дом. Стены давно заросли мхом и плесенью, гнилая пакля торчит из всех щелей. Крыша из почерневшей черепицы, будто из навоза, провалилась то тут, то там, зияя темными дырами. Но само здание огромно, почти также как королевский дворец, все еще неприметно отдает запахом былой роскоши. Резные колонны, и камень у самого входа, что был по традиции пронзен сотней добрых мечей, словно клубок ниток иглами. Но даже он символ школы, покрылся грязью и железной ржой. А под ним у самых ступеней, валялись тела, но не сраженных в битве, а скорее в таверне. Отважные воины, методично уничтожающие крепкое вино.
– Это и есть школа меча?.. – вымолвил император, чувствуя, что затея еще безнадежней, чем ему казалось ранее.
– А что вы хотели, Сир? Сегодня предпочитают учиться стрельбе из огненной палки и пушечной науке. – Римус Тигль решительно взял господина за плечо. – Прошу вас, мой император, проявите волю и силу в отношении этих легионеров. Когорта болотных топей всегда была одной из самых жестоких в бою.
Тигль Римус Бесстрашный переступил ступени Школы.
У самого входа высилась проходная, уходящая вглубь здания. Здесь можно было бы увидеть ранее каменные бюсты императоров, начиная с самых древних и заканчивая Уро Торрием, но по какой-то причине здесь зияла лишь пустота и одинокий стол, за которым сидел гном в доспехе центурия.
"Пошли вон!" закричал он им с порога. В его рту не хватало зубов, но чувствовалось – он был настоящим воином. Таким, для которого камень пустоши – перина, а конская лепешка – лучшая подушка под голову. И он из тех, что был не просто легионером, а тем, кто получил рыцарское звание, судя по серебряной вязи на кирасе. Палладин или темпларий? А это значит, плевать он хотел на дворян или представителей магистрата. По древнему кодексу он подчинялся лишь императору. А Стормо Торрий вдруг с ужасом понял, что на императора он ни сколько не похож.
Проявите волю и силу, Сир?
– Я пришел мобилизовать вашу когорту, Сэр Гном! – осевшим голосом прохрипел Император.
Но красноносый изрядно перебравший гном, похоже, не разобрал ни слова. И со свойственной ему солдатской грубостью, заскрипел, как скрипит горная штольня осыпающимся камнем:
– Что это за пердеж из жопы? Говори громче, мальчик! Не видишь? Глуховат я! Учиться что ли пришел? Так гони тридцать серебренных ньютонов! Вон же на стене написано! Или ты не грамотный?
При этом гном грозно затряс пудовым кулаком в сторону таблички у дверей.
Стормо Торрий вдруг снова почувствовал себя слабым юношей перед миледи Реле. Но на этот раз верный Тигль Римус спас положение. Его движения были стремительны, и казалось даже деревянная культя ему не помеха.
– Цыц, пьяный гном! – зазвенел он мечом о ножны. – Это твой император, преклони колено!
Центурий, однако, не выглядел ни удивленным, ни испуганным:
– Убери свой ножик для начала, дедуля. Порежешься еще, – стукнул он латной перчаткой о стол, грохоча сталью доспеха. – Какой такой император? Уро Торрий пять лет как скончался!
– Это его сын – Стормо Торрий, дубина! Не видишь разве браслет ведущего легионы? – борода Тигля взмыла вверх. – А я есть первый легат Тигль Римус Бесстрашный. А первым приказом для тебя будет пройти на арену и при всей казарме получить пять плетей от самого нижнего по званию. За дерзость! Преклони колено перед императором!
Гном, похоже, мигом протрезвел. Он недоуменно поднял бровь, как будто приподнял чугунный печной заслон.
– Не шумите так, ваше леганичество. Слышали мы про наследника Стормо Торрий. Так ведь жеж не навещали нас ваше императорство никогда. Вот и не запризнал сразу. – Центурий поднял руку вверх в знак уважения. – С коленом, простите великодушно, но трудновато будет.
Гном выехал из-за стола. Мощное тело его было лишено обоих ног. Сам он катился на странной тележке со спинкой. Ее советник принял по началу за обычное кресло.
– Нету колена, Сир. Пещерный лев оторвал, – скрипнул гном, улыбаясь темным просветом за место передних зубов. – Столетняя война, помните наверно? Льва то я молотом забил, дак он вцепился в ноги, своей проломленной черепушкой то. Да так и после смерти мне их не отдал. Жадная зверюга попалась.
Тигль не обратил ни малейшего внимания на неожиданное откровение гнома. И сунув меч обратно за пояс, продолжил:
– Бегом... Езжай в казарму. Общий подъем когорты. Плетей получишь после.
Центурий недовольно заворчал, но видимо начальство все-таки признал. И покатил вперед по сумрачному коридору, скрипя колесами и смачно ругая творца в пол голоса.
– Пойдемте, мой император, осмотрим арену. – Тигль уверенно зашагал по коридору, что вел в другую сторону. Чувствовалось, он как будто заново родился, столь знакомы и близки ему были эти места. Даже борода его выпрямилась вместе с обычно сгорбленной спиной.
Выйдя к центру здания, Стормо догадался, почему здание столь велико. В центре постройки – пустое пространство без пола и крыши. Тренировочная арена, большая как песчаный слон, и свободная от всего, что могло мешать таинству меча. Не смотря на ветхость школы, арена сохранилась, как она была за долгие сотни лет до этого. "Священное место" – благоговейно шепнул ему на ухо первый легат, сладостно вдыхая аромат земли.
Но не то было с императором, свой чуткий нос ему пришлось старательно обмотать шарфом. Арена школы меча, как и везде, пахла не особенно приятно. Разило потом и кровью, спустя десятилетия, как будто древние духи все еще витали здесь, и шла незримая столетняя война. Прислушайся и услышишь звон стали, яростные вздохи учеников, постигающих науку боя в строю. Открой глаза – увидишь каменные столбы, изрубленные острым железом, и стены, потертые усталыми спинами. Верно, кто-то в жаркий полдень измученно прислонился к ним не в силах больше стоять, и так – тысячи раз.
Но все это лишь невидимый взору дух этого места. Ученики ушли, и даже крепко вытоптанная земля пробивалась травой и мхами. Дух недовольно ворчит устами Тигля Римуса, машет мечом из стороны в сторону, разминая старые суставы, радостно тянет плечами, и, усмехнувшись, ждет своих новых жертв или героев. Как придется.
– Идут, мой Император, – говорит дух, поглаживая бороду.
И вправду выбираются на арену сонные небритые легионеры. Кто из них молод, кто совсем стар, кто в шрамах и дырках, а кто покрылся оспинами от бесконечного похмелья. Ворчат недовольно, громыхают железом и посматривают в его, императора, сторону, оценивающе примериваясь...
И Стормо Торрий вдруг почувствовал что-то. Родство или быть может обычную приязнь. Но он ясно осознал, пусть это не образованные и неумытые простолюдины, но это его люди. Его воины.
Стормо Торрий скинул с лица шарф, поправил на носу очки и, вытащив из-за спины фламберг, привычным движением воткнул его в землю, оперся на его твердый и холодный эфес. Они должны были принять. Они поймут кто он. Вот сейчас.
– Я Импера...
Голос императора прервался на полуслове. Ветер продувал арену насквозь. Холод проник под одежду, и Стормо Торрий болезненно закашлялся.
Среди легионеров послышались смешки. Особенно выделялся среди них обезображенный лицом центурий из рода людей, ростом в полтора раза больше всех остальных. Он не смеялся. Он смотрел неотрывно, как будто хотел пронзить взглядом ведущего легионы. Его плоский палаш единственный не спрятан в ножнах, или просто не нашлось ножен в арсенале для подобного тесака...
– Эй, смотрите, братцы, – выкрикнул он без всякого уважения, – это сопляк, который не платил нам жалованья пять лет. Слышь, император, а не намочишь штаны, пройти испытание перед своим легионом, как древние?
Его голос был мощен и хрипл подобно орку. Он разнесся над ареной и заметался меж стен утробным эхом.
Звенящая тишина нависла над землей арены.
А потом... Тигль Римус, первый легат легиона, сорвался с места как ветер, переносясь из одной точки в другую. Или нет, не как ветер. Ветер не бывает столь быстр. Он будто забыл об отсутствующей ноге. И нога выросла вновь. "Священное место". Свой меч он вынул уже в полете.
Он ударил великана плашмя по щеке. Кожа лопнула, лицо центурия залила кровь. Гремя грудной паластиной, он растянулся на земле и немедленно вскочил в бешенстве.
Палаш ударил сверху. Удар начался еще за спиной, по науке орков. Двумя руками. Руками, что в обхвате толще торса старого советника. И когда он, казалось, уже поразил седую голову легата, грозя размозжить кости как гнилую труху, на пути его возникло препятствие. Препятствие.
Легат не двинул и мышцей. Он не двигал мечом. Просто меч внезапно оказался там, где нужно. И палаш отскочил с жалобным звоном от своего меньшего собрата, как отскакивает обычно меч от неподвижной скалы или чугунного ствола пушки.
"Магия" – прошелестел изумленный шепот в когорте. Вложивший весь вес в удар, великан отступил, раскрыв рот. Легат напоминал неподвижный, отлитый из стали памятник.
– Уважение, Центурий! – громыхнул его голос, словно удар кнута.
Легионеры обнажили мечи. Сталь зазвенела повсюду. Братья не предают своих. Легат это знал. Другого выхода уже не было. Как не было гибургской артиллерии, чтобы усмирить непокорную дворянству ярость легиона. Не было ни плетей стражи, ни преданных слуг с копьями и пистолями. И значит, императору придется сделать это самому...
– Мы обращались не к вам, уважаемый Первый Легат, – закряхтел Гном со своего стула-тележки. – Ваша власть и не подвергалась сомнению.
Обветренное лицо безногого ветерана, не ухмылялось, как на входе в школу. Оно олицетворяло саму суровость великой горы и холод скалистых пиков.
– Я обращаюсь к императору! – сказал гном.
– Мы обращаемся к императору... – вторили легионеры.
– Перед нами ведь стоит Император? Не так ли? – злобно захрипел гном. – Или это сопливая девка, нацепившая священный символ легиона? Как и его папаша Уро Торрий?
Тигль Римус горестно покачал головой. Борода его снова жалко повисла у самой земли.
– Император Стормо слишком молод и не опытен, чтобы проходить испытание, – дрогнул голос легата. Он все еще надеялся предотвратить непоправимое.
– Пусть проходит испытание с раненным вами Центурием Богусом или убирается вон! – зашипел гном. Серебренная вязь его блестела на солнце. Видимо, он начистил ее, пока был в казарме. Теперь знак виден полностью. Центурий-Гном был левиафаном. Высшее рыцарское звание. Его давали за столь великие заслуги, которые почитались как минимум невозможными.
Легат Римус кивнул головой. Чему быть, того не миновать. На негнущихся ногах он повернулся к императору, стоящему в пятнадцати шагах.
Лицо Императора не выглядело испуганным. А зря. Он поднял свой декоративный фламберг и без страха вышел вперед.
"Опасайтесь удара сверху" – шепнул ему Тигль, приблизившись. – "Его удар само безумие. Завтра я не смогу поднять руки...".
– Брось, Тигль, – улыбнулся Стормо. – Ты остановил его. А ведь ты не выиграл у меня ни одного боя на наших вечерних спаррингах. Это будет легко и быстро.
Римус горько усмехнулся в ответ: "Да пребудет с вами сила Мастера Меча, мой император. Постарайтесь измотать его. И рана даст о себе знать... И слушайте. Слушайте голос своей крови, Сир Стормо".
У Римуса мелко дрожало оставшееся колено. В крайнем случае, он не даст господину умереть.
Ведь господин не знал, что по наущению дворецкого Мориуса, боявшегося за своего императора, Тигль махал тренировочной палкой лишь для вида. Мориус чрезвычайно опасался, что юный Сир впадет в еще большее уныние, чем его привычное, от постоянных проигрышей воину, который когда-то был чемпионом всего северного легиона. Знал бы Легат, что все так обернется, гонял бы его палкой без всякой жалости.
Нет, Стормо Торрий годится на что-то. Но не против же опытнейшего центурия болотных топей!
Тем временем центурий Богус вытер кровь и легонько перехватил меч в одну руку, мол, сильный удар тут не понадобится. Его шатало от удара легата, но как грозен он в своей паряще скользящей походке, что дает возможность мгновенно шагнуть в любую сторону, уходя от быстрого замаха, или внезапно прыгнуть вперед, используя вес всех своих костей, обтянутых мышцами и раскроить врага в мелкие ошметки.
Легионеры одобрительно зашумели, предвкушая зрелище.
Стормо передвигался своей обычной манерой, словно гулял по саду... прямиком к смерти. Грудь открыта. Ноги выпрямлены. Тигль нервно схватился за бороду. Простите мой император, но вы дурак. "Уходи же от линии его атаки, ну! ну!" – взмолился он, почти оторвав половину седых волос.
Удар был тот же самый, что и против легата. Из-за спины. С полной силой и размахом.
Слава Мастеру, Император успел подставить свой меч.
Но лучше бы он его не подставлял... Масса центурия раза в два больше массы Стормо. Боевой палаш снес богато украшенный фламберг, как невесомую пылинку, и вместе с дорогой игрушкой врезался в легкую кирасу юного Торрия.
Императора тряхнуло землетрясением, отбитые руки выпустили оружие. Меч покатился по земле, а Стормо вслед за ним. Словно детский мячик, его тело врезалось в землю, а потом подпрыгнуло от нее же, и снова упало. Кираса выдержала, но инерция жесткого палаша полностью перешла в беспомощно хватающего воздух императора.
Очки отлетели куда-то в сторону. Нос пошел кровью. Шарф с худой цыплячьей шеи размотался и тащился по земле. Император ползком дотянулся до фламберга. Сжался, ожидая удара сверху. Но удара не было.
Легионеры хохотали. Этот звук дошел до него сквозь глухой "бум" шипящий в ушах, из них тоже сочилось что-то теплое и липкое. Шум то нарастал, то отступал, словно бой колокола. В глазах темнело, а потом прорезало ярчайшим из солнц. Изображение мутное, зрачки сочились влагой непроизвольно выступивших слез.
И хохот. Над ним смеялись. Какой противный звук. Ха-ха, ха-ха, ха-ха... Ха-ха, хаха, охохо...
Тигль? Верный Тигль? Зачем ты поддавался мне Тигль?
Простите меня, мой император. Мы слишком опекали вас. Если вы не переживете этот бой... главный бой, то я вскрою себе живот.
Второй удар был нанесен левой рукой центурия. Он решил размять мышцы на обоих кистях. "Хаха, хаха, хаха"
Император мотал головой. Что это за дурацкое эхо?
Удар был слабее первого. Император успел встать и снова подставить меч.
Безвольный фламберг отлетел от могучего палаша и стукнулся о плечо своего же владельца. Рикошетом пошел выше. Слава мастеру, снова приземлился плашмя. Но приземлился в черепную долю в районе виска, раскроил кожу, выпустил наружу поток маслянистой крови. Липкой, как грязь.
Свет залил все вокруг, показалось Стормо Торрию. А потом, "хаха, ха-ха-ха, хахахахаха", потом он услышал...
– Ты только посмотри на это жалкое семя шакала, Дорн!
Сухой, резкий голос разносился в пещере, как бой гибургских настенных часов, грозя разорвать окружающих в клочья.
По лицу его проходил жуткий шрам, ветвившийся по коже, как молния, начинался за бровью, увязал в носу, перебив ноздри, шел через губы, раздваивая их мясо на несколько кусков, и утекал через шею под латную рубаху.
Руки опирались на топор, что торчал из груды черепов. Обглоданных червем и с остатками гниющего мяса.
Горак Страшный – догадался Стормо. Я умер – было второй мыслью...
Безногий Лирус Бессмертный сидел на своей костистой лошади чуть поодаль. Прикованный цепью к седлу. Тяжелый прочный чугуний. Легенды не врали.
Дорн Рокката стоял выше. Его трудно было рассмотреть, потому как он стоял позади. Разве что оружие Дорна видно лучше, чем все остальное. Тяжелый палаш, острием уткнувшийся ему в грудь. Одно движение и ребра разойдутся под давлением железа, а лезвие войдет внутрь, раздвинув легкие с сердцем.
От Ребелия осталась лишь черная тень. Ведь он жил намного раньше всех остальных, и верно совсем утратил плоть. Но именно Ребелий подал голос вторым:
– Не торопись, Рокката Дорн. Как долго не приходил никто к нам. Столетия три, или может больше?
– Императоры растут червяками. Что поделаешь тут? – гулко ответил ему самый молодой из императоров.
– Может быть он предпочитает мальчиков, Горак?
– 'Желтый Ручей' – вот ему славное имя!
– Неужто, я стал таким же, как потерял ноги? – печально вторил конный всадник, Лирус Бессмертный.
Звук здесь – сплошное эхо. Многократно усиливаясь, уходил под необъятные потолки, в камень и в неизвестно откуда сочившийся свет.
– Что ты, брат, ты совсем не похож на это позорище! – надавил мечом сильнее император Рокката.
– Есть ли сказать тебе что, перед окончательной гибелью? – шумел Дорн голосом могучего ветра.
Стормо Торрий подумал, было, закричать, но боли не было. Совсем.
– Я не мог победить изначально, о древние императоры! Меня не тренировали ни с мечом, ни в строю...
Стормо прервал все тот же хохот. Но теперь смеялись духи в его голове. Раскатисто и долго.
– Легион хочет увидеть не силу тела, император-дурак, дурак-император!
– Если бы так, никто бы не пережил испытание. Целый легион сильнее любого из нас, пусть даже подходи они по очереди, – навис над ним Дорн Рокката своим корпусом. Плечи его заслонили свет.
– Пошел вон отсюда! Ты слишком глуп, чтобы умереть.
От третьего удара Стормо хотелось снова упасть, но ему вдруг показалось, что чья-то мощная рука ударила его в спину еще сильнее палаша, поднимая на ноги. Он шатался, как пьяница, но не падал.
От четвертого замаха удалось уйти.
Пятый почти поверг его на землю, но он в последний момент удержался.
– Подогни колени, повернись боком! – услышал он голос верного Тигля Римуса среди азартных криков легионеров.
Сбивалось дыхание. "Ха-ха, хаха, хаха".
Хорошо, Римус, я попробую.
Кираса уже была порвана и висела сломанными пластами железа. Кровь текла отовсюду. Как у какого-нибудь вампира во время дикой оргии.
А спустя фазу и того хуже – Император напоминал бычью тушу, подвешенную на крюк в мясном ряду городского рынка. Он падал и вставал, как неваляшка. Центурий начал бить серьезно. Обоими руками. Но нанести фатального удара так и не получалось...
В полдень снова начался дождь. Он лил как из ведра, но Сир Стормо Торрий его и не заметил. Технически говоря, он ослеп – лицо опухло, веки набрякли огромными мешками, практически не пропуская света. Через узкие щелочки исправно проникали лишь всплески метающейся стали.
Потом дождь кончился.
Стормо уже ничего не видел. В ушах стоял гул. А чья-то рука продолжала бить его в спину, стоило ему лишь слегка накрениться назад.
Безжалостно, беспощадно удерживает его эта невидимая рука от спасительного падения. Кажется, спина сейчас развалится на две половины в точке опоры и заскребет оголенным хребтом, волочимым по полу. Достоинство рода. О, как хочется сейчас Стормо попросить пощады и закончить бесконечную пытку. Отчаянно он кусает губу, не выпуская малодушие. Зубы прокусили плоть, добрались до самой челюсти. Боль ужасающая.
Достоинство рода обретает смысл лишь тогда, когда твой род смотрит на тебя. И Стормо чувствует его тяжелый взор.
Он упал к самому вечеру, беспрерывно проведя в дуэли шесть с половиной фаз.
Он ждал смерти, но смерти не было.
Ведь испытание императора никогда не являлось испытанием на силу тела.
***
В настоящие топи они вступили, спустя неделю. С тех пор, как Фер бывал здесь, огромное болото разрослось еще больше. Серый, дымчатый газ выходил из трещин в земле, кругом стоял непроглядный туман. Чахлые деревца и кусты – единственные ориентиры твердой земли в этом краю воды и грязи. Тропы, что оставляют болотные путники, помечаются врезанными в чавкающую плоть столбами. От края до края топь усеяна ими, словно тело огромного разлагающего ежика. В эпоху света, в топях искали золото, и артефакты старинных городов. Ведь когда-то топь была сушей, и там стоял величайший из городов, называемый Дзотой. Что случилось потом неведомо, но Дзота опустилась на дно моря, сама суша опустилась на сотни мер, вода океана бурь затопила все вокруг. Прошло тысячелетие, и вода ушла вниз, в соляные почвы Тулурка, оставив наружу остовы затонувших кораблей и гигантские скелеты морских чудищ. И особенно здесь на границе. Торчит из болот гниющая система мачт и железных ржавых стапелей. Грозные бушприты выпирают то тут, то там, увитые плющом и густыми зарослями болотного мха. Целое кладбище останков мертвых кораблей. Один умирает меж камней, что верно были морскими рифами, другой окружен белыми древними, как мир, костями, будто умершее морское чудище заглотало корабль целиком, почти не повредив.
И стены, остатки каменных монолитов Дзоты, одиноко красуются здесь, скрытые от глаза птицы или зверя. Торчащие прямо из болот пики башен дочеловеческой эпохи, полуразрушенные флигели, огромные головы статуй доисторических богов, размером с дом, как далеко под землей находились ноги статуй – невообразимо представить. Особенно выделяется среди прочего каменная женская рука с мечом направленным в небо. У головы этой статуи застыло отчаяние в глазах – как гениален был древний зодчий предсказавший судьбу своего народа, и время пророчески убило его творение – в ушах каменной богини шипели змеи, устроившие себе там логово, а рот истекал и пузырился болотной грязью, выводя наружу очередное проросшее чудом деревцо.
Поодаль – нетронутый временем корпус башни, что верно была частью замка, сиявший какой-то невообразимой синеватой краской. Видимо краска была создана магической силой, раз спустя тысячелетия и наводнения она не истерлась и не поблекла.
И все это древнее великолепие медленно уходило вглубь жадной, смрадно воняющей пасти великих топей. Пройдет еще тысяча лет и остовы полностью уйдут под землю, оставив лишь воспоминания.
А еще тьма, что погрузила и эту часть суши в свое властное безумие. Говорят, тьма приходила именно осенью. Порождая на свет неведомых ранее монстров, что бродят по этой земле, иногда даже доходя до стен человеческих городов, таких как Рейнгард и Фиор Болотный.
Никто не знает толком, что такое тьма. Но там, где она, солнце перестает всходить над горизонтом, ночь и холод наступает для несчастных, не успевших покинуть проклятое место. И нет вариантов преодолеть ее полог раньше обозначенного срока, так рассказывали немногие выжившие. Пока во всем остальном Тулурке проходит обычная ночь, для земель во Тьме – целая неделя, и все что остается, если ты попал в мир под колпаком – ждать, когда взойдет солнце и разгонит демонов, приходящих вместе со своей мрачной хозяйкой и ее непробиваемым, темным плащом. Благо, неделя не такой уж и большой срок.
Именно потому славная компания не нашла опытных проводников, а остановила свой выбор на бестолковом Ферро, блуждающем сейчас на границе топей в отчаянных попытках найти малейшие признаки правильного пути.
– Тсс! – предостерегающе подняла руку Калиль.
Где-то за гранью видимого рычала неведомая болотная гадина. Наступала ночь. В тумане над головой мелькнула тень. И даже Шара, бесстрашный волк, тихонько заскулила от гнетущей атмосферы топей.
– Нам стоит поторопиться, – нервно продолжила она.
– Я не вижу путевых столбов, – честно признался Ферро, – если продолжить идти, мы определенно утонем, Госпожа. Земля здесь уже больше жидкая и сильнее пахнет серой. Иные болота высыхают снизу и оставляют пустоту под собой. Ступишь туда, и если не повезет – в яму провалишься, и сверху засыплет. Нельзя ходить, если не видишь путевых столбов. Мне это еще папка ремнем объяснял, когда мы ходили здесь... Но будьте спокойны, Госпожа, если уж идете вдоль путевых столбов, то опасности и нет почти... Так что надо нам на привал до утра, пока солнце не встанет, Госпожа...
Орк недовольно хмурился. Калиль морщилась каждый раз, как Фер называл ее госпожой. Но они, тем не менее, не стали спорить со своим проводником.
Лагерь разбили на каменной плите. Костер весело трещал, отгонял болотные страхи и промозглую стужу. Остатки оленя показались Ферро вкуснее всего, что он когда-либо пробовал. Омрачало лишь то, что Калиль и Ху-Рарк заставили его дежурить первым. Полусонным он смотрел в огонь, и чтобы не заснуть почему-то запел. Дурно, плохо запел. Папка говорил, от его пения мухи дохнут. Но он тихонько пел, поэтому насекомым по идее ничего не грозило.
"Хей!" – весело притопнул Ферро. В кармане плаща он обнаружил припасенный кусок хлеба. Еще с таверны. Понес уже, было, твердый камень хлеба ко рту, да и замер.
В отблесках огня стояли две темные фигуры.
– Да ты пой, пой, юноша, – скрипуче отозвалась левая фигура. Та, что была потоньше. – Не стесняйся. Красиво поешь.
Трясущимися руками Ферро щупал по земле, в поисках оставленного там меча, под пальцами он находил лишь болотную грязь. Добрые друзья ночью на болотах не подходят. Так еще Папка говорил. Надо было разбудить сладко храпящего Ху-Рарка и Калиль, спящую чуть поодаль. Ферро силился закричать, но из глотки вышел лишь хриплый сип.
– Не кипешуй, юноша. Не кричи. Не проснутся ведь, – произнесла фигура, приблизившись чуть ближе. – Только голос такой красивый сорвешь.
Темные силуэты меж тем подошли совсем близко к костру. Пляшущий отблеск осветил левого говорящего, закутанного в черный плащ с капюшоном, опирающегося на столь же темный посох с фигуркой черепа у навершия. Череп сделан был из белой кости и выглядел бы как настоящий, если б не рубиновые камни, вставленные в глазницы. Второй силуэт, что побольше, был закован с головой в блестящую броню, с каждым шагом громко звенел тяжелый металл. Как же они подобрались незамеченными?
Из-под капюшона выглядывала иссиня-белая кожа. Говорящий протянул руки к костру, столь же бледные, как молоко.