Текст книги "Кукольник (СИ)"
Автор книги: Андрей Некин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
И сейчас, как в детстве, у него аж слезы выступили, не мог он терпеть этого.
Ферро добежал до рыцарей и леди, и раздвинул руки в попытке защитить старую свинку.
– О, благородные сэры, – неумело поклонился он, – прошу вас, не мучайте бедных хрюшек.
Благородные сэры были не старше его самого и о ужас, юная Герцогиня Нелль рассматривала его.
– Эй, с каких это пор свиньи запрещают ЛЮДЯМ развлекаться? – засмеялся молодой Барон. И юноша рядом с ним, видимо паж, тоже засмеялся. И Она. Она, прекрасная леди Нелль, тоже смеялась.
Ферро, надеясь, что все еще обойдется, продолжал увещевать: "прошу не надо, господин". Лошадь напирала на него, и он невольно схватил ее за поводья.
– С дороги, свинья! – перестал смеяться Барон.
Ферро хотел отступить, но потом вспомнил, что деда также убили, и ноги его тут же омертвели со страху. И надо бы сейчас же упасть на колени и просить прощения у господина, да только не умел Ферро складно говорить и по привычке грустно качал головой из стороны в сторону.
– Да отпусти же ты, – раздраженно пнул его ногой Барон. – Ну все, ты напросился.
Барон ловко соскочил с лошади и выхватил меч. Его движения были уверенны и быстры.
– Не убивай простолюдина, Орлейль, он просто пасет свиней, – певуче отметила Нелль.
– Не волнуйтесь, леди Нелль. Этот меч тренировочный – он не заточен.
Так вот. Ферро никогда не задумывался о том, чтобы стать воином. Жизнь не посылала ему ни испытаний, ни приключений. Ни даже маломальской драки со сверстниками. "Ферро в деда пошел" – говорил папка. И, правда, юноша был высок ростом и силен. В деревне свинопаса не любят, но опасаются. А может не его, а до сих пор деда боялись. "Уж больно страшен он был", – осторожно шушукались люди. Рассказы ходили, байки всякие. Стоило им на рынок пойти – другие крестьяне брезгливо отворачивались при виде странной семьи из отца и сына. "Старшой то ихний все рычал, а эти по-человечьи разговаривают" – тихо шептали они, стараясь, чтобы голоса их не доходили до ушей свинопасов. "Собаками затравить", "на костер и дело с концом" – грозились соседи меж собой...
Ферро наконец испуганно отступил и взмолился взглядом к госпоже Нелль. "Останови же его, ну, прекрасное облако" – отчаянно просил про себя Ферро. Колени его предательски затряслись, он нелепо пятился, запинаясь.
Барон Орлейль нанес первый удар. Быстро и почти незаметно, как показалось Ферро. Молодой барон был отличным воином.
Но юноша все-таки успел пригнуться, пропуская меч над головой. И сразу глупо растянулся на земле, поскользнувшись в грязевой луже.
Он немедленно вскочил и даже руки поднял, защищаясь. Барон, как и все молодые господа, учился в школе меча, а Ферро драке был необучен. Да и не положено было бить господина.
Отец часто говорил: "Не дерись, сын, никогда! Будут бить – стой спокойно. Кнутом хлестать – стой на месте! Палкой – руки и не подымай даже. А если почуешь, что злость накатывает, так сразу в холодный пруд с головой! Все ясно? Деда дрался – и вон смотри, что получилось. Деда глупый".
Шли дожди и снег, вяла трава и зацветала снова. Из той бесконечной череды дней Ферро запоминал немногие события. Он помнит, как в прошлом году, поздним вечером, пришли стражи барона и забрали все, что у них было. И так каждый год. Иногда они еще спускали собак, тогда приходилось прятаться в лесу. Как там сказал дед? Пошли вон с моего луга, червяки?
Краем глаза Ферро увидел, что старый кабан был уже при смерти и хрипел кровью, отчаянно дрыгая толстыми ножками. Стрела торчала у него за лопаткой. Льется кровь. И смеющиеся господа. Смеющиеся над ним и его мертвым глупым дедом.
Как часто слышал он ловкие слова менестрелей, что защищали их лучше всяких щитов, и ему бы теперь остановить благородных господ хитрым словесным уговором.
– Деда не глупый... – отчего то сказал он. А потом повторил так громко и уверенно, что поразился сам себе:
– Деда не глупый!
"Гррх!" – такой звук издают грязные орки в своей безумной атаке, что сметала благородных господ вместе с их блестящими начищенными доспехами, говорили менестрели. Вместе с лошадьми сметала, и со всеми их гремящими пушками. Гррх! Глаза Ферро медленно наливались кровью. Каждая умершая господская свинья – это десять ударов плети по спине отца. Ферро терял контроль над собой, руки его затряслись от злобы, все кругом поплыло красным. Ферро зарычал, как бойцовый пес, скаля зубы, и вытягивая невидимые когти. За что вы убили деда? Гррх! Ферро почуял кровь. За что вы убили маму? Гррх!
И тут произошло нечто невообразимое, мир на секунду замедлился, застыл как изваяние в гипсе. Сколь много слабостей у его противника, неожиданно для себя вдруг понял он своим абсолютно холодным, как зимний снег, рассудком: открытое колено, что выдвинулось слишком далеко вперед, сама поза, что оставляла открытым живот, неверный хват меча, – кисть не выдержит нагрузки, коль скоро ударить лезвие сверху.
Юноша никогда не думал о том, чтобы стать воином, но...
Гррх! И Ферро ударил. Сразу во все места. Во все слабые места противника. Ребро ноги настигло колено барона. Замок из его рук обрушился на ударную кисть, а колено настигло уязвимый живот. Барон зашатался, чуть не выронив меч, заплетая ногами, словно деревенский пьяница. "Пошел вон с моего луга, червяк!" – так сказал его глупый дед.
Гррх?
И тут все пропало. Так же как наступило. Ферро испугался того, кем только что был. Его руки стали снова его руками. Ноги, которые только что разили врага, стали всего лишь подпорками для тела, а не боевыми инструментами. И он трусливо завопил: "Прошу вас не надо, великий Господин Орлейль!".
Но Орлейль бил его железной палкой, чем, по сути, и являлся тренировочный меч. Он в бешенстве бил его по голове и телу, считая удар от простолюдина, да еще и при леди, высшим оскорблением.
Лицо Ферро наполнялось синевой. Перебитый нос испускал прямо таки фонтаны крови. Кажется, хрустнуло одно из ребер.
Паж Орлейля подзуживал и насмехался: "Правильно, Сэр, проучите как следует эту свинью!".
Ферро же стоял, как истукан, поняв, что жалостливые просьбы не заставят барона остановиться. "Уж лучше его, чем свиней".
Бывали вечера, наведывался сам Барон, припоминая злосчастный укус. Становился напротив отца и принимался выбивать из крестьянина дикость. "Смотри, по-волчьи то как глаза горят" – приговаривал он. Барон одинаковых ошибок дважды не совершал – рядом и арбалетчики стояли со взведенными болтами, так что и связывать было без надобности. Папка тоже сначала глупый был, стоял без звуков, пока барон об него палки ломал; приговаривал про себя: "мы то все в роду крепкие растем, авось у старого господина нога полегчает". Потом папка поумнел – научился корчить рожи, издавать жалостливые стоны, и господин стал приезжать намного реже.
Дыхание молодого барона тем временем становилось все тяжелее и тяжелее, а удары все слабее. Ферро стоически терпел.
Окончательно выдохнувшись, барон чуть ли не свалился на свинопаса и толкнул его в грязь. Ферро бы не упал никогда от такого слабого удара, но он сделал вид, что упал под действием барона. Так еще папка учил: благородным нравится ощущать свою силу.
Барон положил ему ногу на голову и вдавил ее в грязь. Он пошутил что-то про свиней и публика, конечно, засмеялась. Ферро был готов заплакать от обиды. Но он терпел и кинул взгляд на леди Нелль. Она смотрела на него молча, как прекрасное облако в форме лепестка. От этого почему-то стало легче. Ферро потерял сознание.
Избитый Ферро очнулся через пару часов. Свиньи разбежались. Он обнаружил еще несколько мертвых поросят, забитыми на смерть великими господами. Ферро еле дополз до дома. Сразу на крыльце его ждал отец.
Становилось еще хуже от мысли, что свиньи даже не были отцовскими. Все в наделе принадлежало барону Орлейлю старшему. Отца изобьют плетьми, так случалось всегда, когда пропадала хоть одна свинка. Сегодня их померло больше десяти. Никакая спина не выдержит столько ударов. А если и выдержит, то они отберут последнее, чтобы покрыть расходы великого барона.
Но в глазах отца не было злости или досады, там застыло какое-то другое чувство.
– Быстрее, собирайся, – крикнул он еще издалека.
Заплывшими глазами Ферро мало что видел. Слова отца, носившегося по дому и собиравшего вещи, доносились до него, как в бреду.
"Что же ты наделал... Дурак... Младший барон как доехал до замка, так и свалился с лошади... Рука, говорят, перебита, колено опухло, ребра сломаны... Хрипит кровью. Лежит при смерти".
– Што ты говришь, папка, – прошамкал разбитыми губами Ферро, – он же в латах был. Какие ребра?
– Какие ребра? Баронская кираса погнулась, как оловянная ложка! Его верно тараном ударило... Что уж теперь. Посадят тебя в подземелья, как убивца, – сражаться благородным на потеху, а то и вздернут дурака...
Мысли Ферро судорожно заметались.
– Папка, это не я!
Отец его как будто и не услышал. Он кидал в дорожную сумку что ни попадя. Складное удило, подкову, самописное перо, старый масляный светильник, вяленое мясо и чайник.
– Зачем мне чайник?
– Продашь, дурак!
Он подбежал к дальней стене и буквально сорвал замок с облезлого сундука. Там хранились семейные сокровища.
– Вот, – протянул он ему старый дедовский ржавый двуручник, сгибаясь от тяжести.
Дедушка еще на столетней войне воевал, от него и осталось. Лицо деда он почти не помнил. А то, что видел во сне, на утро забывалось. Помнил разве что фигуру его – огромную, широкую, высокую, как столб. Такую же, как этот меч. Странно, что отец до сих пор хранил тяжелый клинок. Крестьянам хранить, а тем более использовать оружие – строго запрещалось.
Пока Ферро глупо улыбался необычному подарку, отец успел вытолкать его за дверь.
Он буквально затащил сына на единственную старую лошадку.
– Папка, как же ты без лошади то?
– Все-все, поехал-поехал, – прикрикнул отец.
– Я вернусь, Папка. Обязательно, – сжимая меч, твердо произнес Ферро. – Пусть только попробуют тронуть тебя.
– Беги уже. Доедешь до Рейнгарда. Оттуда беги на восток. Не пропадешь там, – отвернулся он.
– Папка, я знаю что делать. Гррх! Я стану рыцарем и смогу защитить тебя от барона! – зажглись глаза юноши.
– Ферро свинопас рыцарь? Дурак ты. Найди добрых людей, Ферро, устройся по хозяйству. Научил я тебя всему. Возвращаться тебе сюда не зачем. Прощай, Ферро. Глупый ты, как твой дед, – крикнул отец напоследок, шлепнув лошадь по крупу.
Сын успел обернуться. Кажется, он понял, что застыло в глазах удаляющегося отца. Помимо слез, там было еще что-то.
Что-то вроде гордости.
Ферро крепче сжал эфес меча. Собирались тучи, сверкнула молния, глубже в нору забился лесной кот. У юноши защемило в груди, будто эти места он видит последний раз.
***
Благородный сэр Стормо Торрий был императором Тулурка. Но это не значит, что он наделен какой-либо властью.
Само слово было позаимствовано с другого континента и в Тулурке с приходом к власти лиги механиков и науки не имело особого смысла. Символы, из которых составлено слово, означает лишь: "Ведущий за собой легионы".
То есть сила-то у него была – власти не было.
Дань традициям, но определенный вес у дворянства имелся. А значит и у него, как у вершины благородного сословия, тоже было право голоса.
"У императора есть право голоса" – Стормо Торрий засмеялся от нелепости смысла получившегося предложения. Поправил очки. От природы у него очень плохое зрение.
А еще Стормо был нищ и беден. У любого самого завалящегося барона в Тулурке больше слуг и земли, чем у великого наместника. Стоит ли говорить об этом, но с незапамятных времен земли императорам вообще не принадлежали по определению, ведь вся земля итак их, – они раздавали ее, а потом собирали подати со своих подданных.
Но время ушло, и подати теперь собирал механический Гибург на нужды науки. Титулы остались, а законы исчезли. Императору принадлежат дворяне, которым принадлежат земли, но это вовсе не значит, что земли дворян принадлежат ему. Забрать их при нынешнем порядке вещей уже не получится. И пусть легионы и крестьяне признают его власть сколько угодно, и даже герцоги встают на колено, целуя перстень. От того его положение становилось только унизительнее.
Совсем тихо и незаметно, без каких-либо переворотов, показательных казней особ голубых кровей и стрельбы из пушек власть плавно перетекла к научному магистрату.
Это называется "прогресс", когда-то сказала ему юная миледи Реле, едко хихикая. Иногда Императору снилось, как он бросает Миледи об стену – так чтоб тапки слетели – и душит, душит ее тонкую шейку, а она вопит своим мерзким голосом: "Нет, не убивайте меня, мой Император! Простите меня, мой Император!".
Последний раз он видел миледи-ректора лет шесть тому назад. Славные времена, когда Уро Торрий, его отец, еще был жив, а королевский замок не пришел в запустение.
Стормо тогда был нежным мальчиком тринадцати лет, но отец посвятил отрока в рыцари, чем Стормо ужасно гордился. По тому случаю Император разорился наследнику на новый камзол и настоящий взрослый фламберг с заточкой подгорных гномов. Замок был полон гостей, которые все приезжали и приезжали. Ведь этот день еще важнее, чем какой-нибудь день рождения.
Стормо гулял в саду, размахивая фламбергом, представляя, что он сражается с орками на столетней войне, как настоящий ведущий легионы.
Юный рыцарь рубил стволы деревьев, отсекал ветки и азартно топтал землю. Увернулся от удара грозного орочьего топора, скакнул в сторону, развернулся и сделал выпад. Тяжелый фламберг поразил врага в живот. С севера надвигались гоблины с дротами. С юга катился шаманский огненный шар. Он попал в окружение, черт возьми! И совсем рядом что-то тяжело вздохнуло. Затряслась земля от удара. Атаковал огромный горный тролль! Рах-Гор-Клохл!
И тут...
– Перестань шуметь, оборванец!
Он не заметил ее сразу. Миледи в белоснежном пышном платье сидела на скамье под тенью дерева. В руках ее была толстая книжка. Самая толстая, какую Стормо когда-либо видел. А еще сумка, из которой торчали инструменты. Красивое лицо юной леди было испорчено тенью негодования.
– Кто тебе разрешил гулять в этом саду и махать железной палкой, слуга?
Удар тролля оказался сильнее, чем мог вынести сэр Стормо Торрий. Он в миг стал пунцовым как помидор, стремительно теряя дар речи. Глаза его сами собой нашли потертости на штанах и ботинках. Неужели он похож на слугу?
Ужас возникнувшей мысли поразил его точнее дротиков всей орочьей армии. Он встал, как вкопанный, не зная бежать ли от позора или сражаться до последнего.
– Ты что не слышишь? Это сад для благородных господ!
– Э-эт-то мой сад, Леди. Я сын Императора, – выдавил из себя принц Торрий.
– А-а! Ну ты вылитый слуга, сын Императора! – нагло улыбнулась Леди, – Верно говорят, что семья Торрий совсем опустилась!
До маленького Стормо наконец, дошло, что девушка не по случайности обзывалась оборванцем. Она с самого начала знала кто он такой...
– А что ты тут делаешь, сын императора? Машешь палочкой, представляя себя великим воином? Ха-ха.
И тогда в тот самый момент Стормо Торрия прорвало. Он был не кем-нибудь, а рыцарем в конце концов. Кровь древнего Императора забурлила в нем:
– Не ваше дело, леди, – спокойно воткнул он фламберг в землю, поправляя очки, – и может мы и бедны, но моя семья победила в столетней войне континентов! Мой отец – победитель северных орков! Еще одно слово о роде Торрий – и я разобью вам нос, Миледи!
– Победитель северных орков? Ха-ха, да его там для красоты на коня посадили! Всю работу сделала гибургская артиллерия моего родителя, глупый оборва...
Наследник сэр Стормо Торрий, посвященный рыцарь, палладин и единственный верный подданный своего отца, развернулся на носках и маршировал к выходу из сада, четко шагая на негнущихся ногах, как умеет только самый опытный легионер. За собою он оставил жалко расплакавшуюся миледи с разбитым носом...
Тот случай с будущей госпожой ректор был видно последней каплей. Казна полностью перешла под контроль магистрата. "Тихая революция" прошла еще при императоре Роко и теперь закономерно подошла к своему логическому завершению:
Император самой могущественной страны на континенте сидит в потертом, штопаном камзоле на троне и думает к кому бы напроситься на ужин. Подперев голову локтем на своем троне, с которого давно облетела всякая позолота, он прекрасно понимает, что давешние события в саду – единственная стоящая победа монархии Тулурка за последние полтора столетия.
И не побеждал его отец никогда северных орков. Мягким он был человеком, как его дед и как его прадед. И подаренное оружие – детская игрушка. Блестящий сувенир, что ковался исключительно для ярких парадов, а не для поля брани. И очки, черт бы их побрал, совсем не делают его похожим на сурового главнокомандующего многотысячных легионов. А еще – дурацкий шарф, ведь юный король исключительно болезненный человек.
– Поднимите ноги, мой Император, я протру пыль.
То был дворецкий Мориус, старик, служивший еще при Роко Злосчастном.
Нынешний же император послушно задрал ноги. Замок пребывал в жутком состоянии. Царство пыли и паутины вместо тронного зала, старинные латы вдоль стен – единственные его жители. Роскошное когда-то убранство поблекло и рассыпалось на куски, противно скрипел выстеленный красным дубом пол, птицы свободно летали где-то в вышине потолка. Грядет осенний сезон дождей, а крыша протекает так, будто крыши и нет вовсе.
Исчез из стен замка звон золота, и расползлись слуги в другие дома, а по углам валяются ворохи опавших листьев. И это за какие-то пять лет с момента смерти "победителя северных орков". Стормо печально вздохнул.
– Не волнуйтесь, мой Император, советник Тигль Римус поймал с утра карпа. Нас ждет вкуснейшая уха! – утешил дворецкий, чуя, что настроение господина совсем никуда не годится.
Советник Тигль тоже достался императору по наследству от родителя. Опытный кстати рыцарь, что развлекал его вечерним спаррингом на мечах. Император еще ни разу не проиграл изрядно поседевшему в последнее время Тиглю, и поэтому развлечение потеряло свою приятную остроту несколько лун назад.
– Не хотите ли пройтись для аппетита, милорд? Здешний пыльный воздух совсем не идет на пользу вашему здоровью.
Император болезненно чихнул. Начнись война, и, как спрашивается, он поведет легионы в поход, ночуя на холодной земле и в снегу? О нет, такого Стормо Торрий вынести не может. Да и понадобится ли... Легионы влачат еще более жалкое существование, нежели их повелитель. "Война на мечах? Какой дикий архаизм!"– считалось в магистрате, мол победу все равно одерживает артиллерия и новый полк ружейников при Механическом Гибурге. Пехотные легионеры и кавалеристы сидят в цитаделях у самых границ, ничего не делая и проедая государственное жалование. Того гляди и вовсе распустят, и тогда его, Императора, положение станет более чем жалко.
Милорд грустно поднялся с облезлого трона. И столь же грустно поплелся по длинной дорожке тронного зала. Потом по трехъярусной лестнице, потом по коридору, еще раз – по лестнице поменьше. О, как велик императорский замок! Через залу аудиенций, столовую, кухню, еще один коридор к черному входу (тяжелые двери парадного некому было открывать). И, наконец, сад – единственное, что сохранило свой прошлый блеск в полном великолепии... ну или хотя бы частично.
Дубы величественно высятся, занеся ветви над деревьями поменьше, как мечи древних титанов. Узловатые корни так сильно прорываются в землю, что в камне крыльца, да что там – в гостевой зале замка рушатся и трескаются полы под их напором, древа выпирают прямо из плит, того и гляди разорвут все на части. Хотя есть в том и свой плюс. Затопленные подвалы замка осушаются, будто воду цедят не замшелые дубы, а всасывают песчаные слоны крепкими хоботами, чье стадо может опустошить целое озеро.
В такт настроению Императора скрипят давно сломанные качели, махая унылым ржавым остовом на ветру. Под ними немалые лужи, и даже приди Стормо Торрию мысль вспомнить детство, наврядли бы он полез туда – не мешало только испачкать последние добротно скроенные по фигуре штаны.
Посреди сада расположился угрюмый почти уродливый мемориал. Кто бы знал, зачем он там? Сад хоть и не ухожен, но сочетает в себе свои компоненты идеальным образом. Они все подогнаны друг к другу, как детали хорошего доспеха. Будто натюрморт: опрятные тарелочки с яблоками, бокалы игристого вина, гроздья ягод и фруктов, золотой кубок, пошитые серебром скатерти и... гротескный мемориал, словно песчаный слон прямо на этом столе наложил вонючую кучу. Слева от кубка, прямо на яблоки...
Непереносимая дисгармония. Лицо императора искривилось.
Тяжелый вид у этого древнего памятника. Чугунная чужка. Круг и колонны, уходящие далеко вверх. Полностью железный, отвратительно заржавевший памятник. Но он был посвящен Плачущему Гобо. И сносить его ни в коем случае не полагалось.
Император подошел и с удовольствием пнул, вызвав металлический звон на весь сад и окрестности. Эхо заметалось меж железных колонн и ушло дальше к небу.
Стормо Торрий присел на алтарь Мастера, тем самым, кстати, сильно оскорбив того.
В руках его пронеслась искра, и он блаженно задымил курительной палочкой, осторожно отводя дым от одежды. Не мешало еще, чтоб дворецкий или Тигль Римус учуяли запах. Привычка простолюдинов не одобрялась при дворе.
Он выдохнул последний синий дым и тогда-то с последней затяжкой нашел это.
Блестящий кусок пергамента, что завалился меж колонн... Хотя разве пергамент бывает блестящим? И настолько ровным и гладким? Да и как он мог пролежать столько времени незамеченным?
Стормо Торрий смял его. Но он разогнулся, как будто ничего и не произошло.
Стормо Торрий попытался разорвать его. Но казавшейся хрупкой, бумага не порвалась, как он не силился.
Заинтересованный, он зажег кремниевое огниво. Квадратный лист удивительного пергамента не только не сгорел. Он даже не нагрелся.
Внешне ничем не примечательный за исключением одного: на полотне его были изображены символы на языке древних. Затейливые закорючки, идущие ровными строчками, такими ровными, что кажется, ни один человек не может так искусно владеть пером, чтобы повторить подобное. Даже каллиграфы Гибурга, которые копируют и пишут книги лучшими перьями. Такая машинопись была замечена лишь в книгах эпохи восхода человечества. Говаривали, так умеет писать лишь специальный механический автомат. Но, к сожалению, Император не умел читать на этой тарабарщине.
Любопытную вещицу он рефлекторно сунул в карман.
Правда, сразу же забыв о ней... Почему?
Потому как еще от ворот, сильно запыхавшийся от быстрого бега, главный императорский советник, сир Тигль Римус кричал что было мочи:
– Война, мой Император! Гибург пал! Рейнгард атакован силами третьей стороны!
***
Ферро скакал весь вечер и всю ночь. Временами казалось глаза уже сомкнулись, и это всего лишь сон. Тени деревьев, шумящая листва, блеск звезд где-то высоко в небе. Обе луны стремительно бегущие по небу, как будто кричали ему: "У тебя все получится, свинопас Ферро, скачи же вслед за нами!".
К утру лошадь обессилено упала на землю. Загнал ее Ферро безумной ночной скачкой. Но и тогда он продолжил свой путь, бросив лошадку, – авось отдохнет да и вернется домой, поможет хоть как-то отцу пережить трудное время. Юноша закинул дедовский меч на плечо, подхватил отцовскую сумку и двинулся дальше лесной тропинкой.
До Рейнгарда была неделя пути. А дедовский меч уже тянул к земле, как тянет тяжелый кузнечный молот гномов. Как им Деда на войне махал? "Видимо, очень сильным воином был" – подумал Фер. Навскидку меч весил, как половина самого Ферро, а то и больше. Рубанешь таким – любую кирасу в клочья порвет, а кольчугу так и подавно. Огромный заточенный лом, а не меч. Не для пешего боя явно сделан. Рубить таким надо, сидя на великом коне, сверху вниз, пробивать латы и гнуть шлемы. В пешем бою особо не помашешь, за пару ударов выдохнешься. Да и на коне, исключительно в строю биться надобно.
Ферро же и нести то такой тяжко было. Зачем дал железяку отец, коли не хотел, чтобы он рыцарем стал? Свинопас недоуменно качал головой, продолжая механически шагать по узкой тропинке.
Опасно ему было по тракту основному идти. Наверное, ищут его уже всюду.
Прошагав еще пол дня, юноша вконец умаялся и упал прямо посреди дороги, подложив под голову сумку. За ухом явственно проступал отнюдь не мягкий контур отцовского чайника. Но он даже его не заметил и тотчас сладко засопел, обнимая тяжелый меч.
Следующим днем он достиг маленького городка, Фиора Болотного.
Фиор Болотный, как следовало из названия, стоял возле великих топей Тулурка. Возможно, не стоило заходить в город, но Ферро не был охотником, чтобы добыть пищу в почти лишенном живности лесу, а запасы, что дал ему отец, были слишком малы, тогда как до Рейнгарда топать еще пять дней и это по основному тракту, по которому свинопасу ходить нельзя. Лесными тропинками да горными проходами в два раза больше времени выйдет.
Ферро устал и был растерян. Денег у него – два с половиной медяка. И порции каши не купишь. Он слонялся по городу, и даже бросил все оставшиеся монетки у храма Мастера Игры. Кто знает, может быть, он подарит ему удачу?
К вечеру, отчаявшись, он зашел в самую грязную таверну на окраине, – обычно в них можно расплатиться работой.
Света в ней практически не было, что типично для подобных заведений. Время за полночь, но посетители еще за столами, поэтому Ферро устроился в углу, прислонив меч к стене. Он хотел дождаться того, чтобы публика рассосалась, и поговорить с пьяным хозяином можно будет наедине: предложить ему услуги по мытью полов, чистке выгребных ям, и той работы, что хозяева обычно делать не любят. Но он, Ферро, подобного не чурался.
Ферро и не заметил, как задремал. Хозяин и сам клевал носом и, похоже, собирался прикорнуть под стойкой.
Следующее утро встретило его нерадостно. Печально нахмурилось это утро хмельной рожей хозяина таверны, ткнулось в него практически багровым носом и приказало даже по началу убираться. Но хозяин работу все-таки дал, накормив его с утра вчерашними остатками со столов, что было по мнению Ферро верхом щедрости.
Выгребную яму Ферро очистил еще до полудня.
С конюшней намучился еще пару часов.
Двор вымел к вечеру.
А нарубить дров успел лишь снова к ночи.
Хозяин остался доволен, поставил перед ним поистине королевский ужин – горячей каши и пару кусков черствого хлеба. Он даже отсыпал ему три монетки.
Поэтому юноша расцвел, как майская роза, и аппетитно хлебал то, что хозяин таверны обычно подавал дворовой скотине.
"..сломаны ребра. Сквозь доспехи..." – снова подумал он. Может Господин с лошади упал? Или все-таки нет? Ферро с уважением посмотрел на свое колено, которым заехал в грудь барону. Вдруг его возьмут в школу мечей? Сначала, конечно, сортиры убирать, или оружие чистить, а потом кто знает... Он слышал о простолюдинах, что возвышались до рыцарей. А рыцарей даже благородные господа не вправе обижать. И уж точно рыцарь-свинопас Ферро сможет постоять за бедного отца.
Жизнь наладится, и он снова будет лежать под одним только небом на огромных полях, лениво жуя хворостинку. Зеленые луга, дом и менестрели у костра. Ферро мечтательно улыбнулся. Будущее для него на какой-то миг прояснилось и засияло прежними красками.
И тут дверь таверны хлопнула так, что стекла зазвенели. Ферро опасливо повернулся, боясь привлечь внимание. Это могла быть стража... Да так и застыл с куском хлеба в зубах.
На крыльце стоял самый настоящий орк! Красный, с клыками огромными, как у полярного волка, и торчащими изо рта, точно загнутые гвозди. В проходе, где запросто проходили трое людей, он чуть не снес плечами деревянные колонны. Узловатые руки и чудовищных размеров двуглавый топор за спиной.
Орк был из южного племени, с облегчением заключил Ферро, заметив клеймо на плече. История противостояний южных и северных орков известна всему Тулурку. Их войны порой были еще ожесточеннее чем столетняя война. Говорили также: северные орки намного больше и свирепей своих южных родственников. Ферро с удивлением покачал головой, неужто что-то может быть страшней стоявшего перед ним создания в бою.
Южные орки нередкие гости на границе континента, ведь им были дарованы привелегии еще во время войны. Хотя Свинопас, конечно, видел подобное существо впервые.
Больше же всего удивляла его спутница, которую Ферро и не заметил по началу из-за огромного красного туловища. Он слышал про девушек, живущих в устье какой-то реки, что являются воинами наравне с мужчинами, но признаться полагал, это всего лишь сказками.
Вот что значит город!
А девушка-воин была самой настоящей. Протяни руку – дотронешься. В легкой кольчуге и одежде охотника. С луком за спиной и мечом на поясе. Они устроились неподалеку от Ферро, и он с любопытством продолжал их рассматривать. Дубовая скамья прогнулась под тушей орка и грозила сломаться на две половины. А девушка была красивой. Не леди Нелль, конечно, но все же ничего – с удивлением отметил про себя Ферро.
Так он и глядел, пока орк не обернулся и не показал ему кулак. Кулак был огромный, как голова свинопаса. Ферро намек понял.
Куда-то идти юноше было уже поздно, поэтому он втайне надеялся, что хозяин снова напьется и не заметит его, спящего за столом. И стоит отметить, надежды не были лишены оснований.
Меж тем парочка подошла к хозяину. И тем страннее было, что он совсем не испугался орка, и даже прикрикивал на него, когда тот повышал голос. "Спокойней, животное, а то стражу позову" – нагло отвечал хозяин. Хотя с точки зрения Ферро, после одного удара подобного кулака, который имелся у орка, звать стражу уже будет нечем. Но, к счастью, девушка сдерживала злого орка. Удивительно, но вероятно она была лидером странной компании.
– Осень жеж, – громко сказал хозяин таверны, – дураков проводить через топи сейчас не найдете... Хотя... Спросите у того бродяги – ему видно терять уже нечего. Помои ест и причмокивает.
Ферро испуганно затрясло. Во-первых, хозяин показывал прямехонько на него. Во-вторых, он и не подозревал, что у него на лице написаны все его проблемы.
Может хозяин недолюбливал орков (действительно за что их любить?), может, хотел подшутить, а может перепутал Ферро с кем-нибудь другим. Но факт оставался фактом, двое сели к нему за стол и орк без лишних разговоров стукнул кошелем серебра об стол. Ему предлагали работу.
– Ты значит местный, червяк, – рявкнул орк, то ли спрашивая, то ли как бы намекая, что Ферро лучше бы оказаться местным.
Лицо его с тяжелыми надбровными дугами исполосовано шрамами вдоль и поперек, остро выпирают скулы. Кажется, Мастер-Творец не слишком то старался над лицом красных воинов. И это было для Ферро очень понятно. Лицо – оно для девок, украшение к телу, настоящему воину оно без надобности, разве что железо на уши вешать и продевать стальные обручи в нос, как знак количества поверженных врагов. Плечи орка внушали ужас своей шириной и объемом. Под кожей словно бы груды камней. Или даже нет, там, за кожей, – не камни, там – железный каркас гномьей сборки многократного закаливания... Еще бы эдакий топор за спиной весит поболее дедовского двуручника.