Текст книги "Легенды авиаторов. Исторические рассказы"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

место.

Флюг-капитан Гертинг отсалютовал герою-асу. Удет лично забрался в кабину.

Хейнкель с замиранием сердца следил за происходящим. Возможно, вот он – звездный

час для его самолета...

И – да. Ни самолет, ни пилот не подвели. Эрнст Удет установил на He.100 невиданный

рекорд – 631 километр в час.

8 июня 1938 года, Берлин, редакция газеты «Берлинер Цайтунг»

Фотокорреспондента Руди Готше вызвали к главному редактору.

Руди вошел в кабинет довольный. Он вернулся с Балтики с отличными фотографиями:

славный сын германского народа Эрнст Удет устанавливает новый рекорд скорости на

творении гения германских авиаконструкторов!

– Руди, – главный редактор странно не смотрел ему в глаза, – где твои негативы?

– В папке, – ответил фотограф. – Я всегда храню все в папках, надписанным.

– Отдай их мне.

– Я могу узнать причину?

– Нет, – сказал главный редактор и многозначительно показал пальцем наверх, между

потолком и портретом фюрера. Он прикрыл глаза, как бы кивая.

Руди расстроился.

– Но я так удачно...

– Мы отберем лучшие снимки, – заверил его редактор. – Те, которые лучше для

Германии.

Ничего не подозревающий фотограф, конечно, не мог и предположить, как сложилась

ситуация.

А сложилась она следующим образом.

«Наверху» – в воздушных сферах между потолком и Гитлером, – было принято

оригинальное решение: убедить весь мир в том, что рекорд был поставлен не на He.100, а

на He.113. Люфтваффе нуждались в деньгах. Деньги имелись у потенциальных

зарубежных покупателей.

Их надлежало убедить в том, что He.113 состоит на вооружении люфтваффе и что это

вообще первоклассная машина. Мировые рекорды устанавливает. Чтобы именно He.113

продавать доверчивым иностранцам!

Для того, чтобы дотошные европейцы и еще более дотошные русские не выведали истину,

из прессы срочно изъяли все четкие снимки He.100. Так погибли лучшие творения Руди

Готше...

А тем временем международному сообществу уже вовсю представляли He.113.

Начало ноября 1939 года, Мариэнэ

– Наконец-то!

Корпорации «Хейнкель» было разрешено поставлять истребитель на экспорт.

Японцы ждали этого разрешения, буквально топчась на пороге фирмы. На аэродроме

Мариэнэ уже готовились принять старых клиентов, как вдруг...

– Господин Хейнкель, мы получили сообщение от закупочной комиссии Советов, —

доложили Хейнкелю.

Эрнст Хейнкель вздрогнул.

– Когда приезжают русские?

– Они уже здесь. – На стол легли бумаги. – За поставку ценного сырья Советы хотят

приобрести образцы немецкого вооружения.

– Проклятье! – Серые глаза Хейнкеля, уменьшенные линзами, забегали. Он

лихорадочно соображал.

Необходимо развести советских специалистов и японских. Чтобы они не попадались друг

другу на глаза. И самолет... О каком самолете они хотят говорить – о стотринадцатом

или о сотке? Все так запутано...

Иван Федорович Петров, начальник ЦАГИ, начал как раз с «сотки».

Вместе с советским летчиком-испытателем Степаном Супруном Петров вышел на

аэродром.

– Вон он, ихний самолет, – кивнул Супрун. – Ох, полетаю, Иван Федорович!..

– Давай, лезь в кабину, немцы разрешили, – кивнул Петров.

Минут пятнадцать Супрун смотрел в кабине приборы. Выглянул, окликнул начальника:

– Дядя Ваня, проверь, как оно – в норме?

«Дядя Ваня» проинспектировал.

– Да вроде все в норме. Заводи мотор, послушаем.

Супрун завел мотор, вслушался в «музыку».

– Можно лететь, – подытожил он. – Надо немцам сказать, чтобы выводили на старт.

Петров был озадачен: ему показалось, что немецкая сторона не ожидала подобного

поворота. По аэродрому забегали стройные, молчаливые фигуры – взад-вперед.

Некоторые – с острыми папками под локтем.

– Да что там? – с досадой воскликнул Петров.

Через полчаса старательно выговаривающий по-русски слова молодой офицер доложил:

– Господин Петров! Существует чрезвычайно строгая инструкция за подписью самого

рейхсминистра авиации Геринга. К полетам на He.113 допускаются только летчики с

трехмесячной подготовкой.

– Бросьте, – возразил Петров. – Супрун на то и летчик-испытатель, что подготовки для

него не требуется.

Молодой офицер, не глядя, отсалютовал и куда-то отбыл.

Супрун закурил.

– Долго они так бегать намерены? – Он кивнул на суетящихся сотрудников. Те куда-то

звонили, что-то друг другу докладывали. Время шло. Супрун засмеялся: – А ведь мы не

уйдем!

Очевидно, до немцев это тоже дошло. Еще через час к советским специалистам подошел

следующий офицер, более хмурый, более толстый и менее симпатичный. Протянул

Петрову бумаги.

– Вы должны подписать согласие оплатить стоимость самолета в случае аварии, —

сказал он.

У Петрова в портфеле лежал миллион германских рейхсмарок. Не раздумывая, он

подмахнул бумагу.

Немец надулся и отошел. Часы тикали и тикали...

– Ну что они самолет-то не буксируют на взлетную-то полосу? – с досадой воскликнул

Супрун.

– Ты, Степан Павлович, давай-ка потише, – остановил Петров. – Следи за

выражениями.

Супрун засмеялся и отошел.

Как раз в это самое время к Петрову приблизился третий немец. Пожилой, сухощавый, с

усами. Наверняка еще в Первую Мировую сражался.

– Подпишите, – приказал он и подал Петрову еще одну бумагу.

– Что там?

– В случае катастрофы фирма не несет ответственности за жизнь летчика.

Петров глянул – Супрун еще не вернулся.

– Ну ладно... – И подписал.

После долгих проволочек самолет вывезли на взлетную полосу. Супрун запрыгнул в

кабину и поднял He.113 в воздух. Петров среди немецких «камераден» наблюдал за

полетом.

Одну за другой советский летчик выполнял на He.113 фигуры высшего пилотажа. Судя по

лицу Эрнста Хейнкеля, немецкие испытатели такого на его самолете не проделывали.

Похоже, сам конструктор дивится собственному детищу.

Когда самолет приземлился, Супруна встретили аплодисментами. Подняли на руки,

потащили в столовую. Хейнкель мгновенно распорядился устроить пышный банкет.

«Умеют немцы быть расторопными, когда им время тянуть не требуется», – с усмешкой

думал Петров.

Подошел Удет – ас, красавец, грудь в крестах. Петров с удивлением заметил, что в глазах

у него дрожат слезы.

– Я летал на этом самолете, – через переводчика сказал Удет, – но не думал, что он на

такое способен.

Ивана Петрова, Степана Супруна окружали германские фашисты, которые сейчас, после

впечатляющего полета, внезапно перестали быть фашистами и сделались просто

летчиками, конструкторами, чиновниками. Все-таки очень много общего у людей...

В честь советского пилота били одну за другой хрустальные рюмки.

А буквально за стеной представители потенциального противника СССР – Японии —

закупали не только этот же самый самолет, He.113, но и лицензию на его производство...

* * *

...Спустя короткое время в СССР пришли к выводу, что He.113 слишком напоминает

спортивный самолет. На роль настоящего боевого истребителя он не годится. Поэтому

интерес у советских специалистов к этому самолету быстро пропал.

Впрочем, He.113 действительно никогда не воевали. Но об этом все участники истории

узнают только потом, когда Великая война уже закончится. В безвестности останется на

сей счет один Степан Супрун – он погибнет в сорок первом...

© А. Мартьянов. 04.09. 2012.

23. Воздушный турист

Весна 1905 года, Париж

В клубе аэронавтов царило небывалое оживление.

На конкурс представлялись модели аэропланов, маленькие и полноразмерные.

Большинством голосов победителем признали унтер-офицера из батальона аэронавтов,

сапера Луи Полана.

Молодой, красивый, приветливый, он охотно раздавал автографы, показывал свою модель

и отвечал на вопросы корреспондентов.

Серьезная девушка в строгом сером костюме попросила унтер-офицера уделить несколько

минут. Полан охотно повернулся к ней, сделав жест корреспондентам-мужчинам, чтобы

те не мешали. Журналисты понимающе разошлись, однако остановились на таком

расстоянии, чтобы слышать каждое слово.

– Мсье, – спросила девушка, – как вы пришли к решению сделаться аэронавтом? Ведь

эта специальность, в отличие от остальных, не может быть наследственной!

– Хороший вопрос, – кивнул Полан. – Я происхожу из старинной семьи моряков,

мадемуазель. Так что, можно сказать, тяга к приключениям у меня как раз наследственная.

Равно как и страсть к механике, к изобретениям человеческого гения. Несколько лет я был

штурманом на пароходе, который курсировал между Францией и Японией.

– Разве море не дает вам достаточно романтики? – настаивала девушка.

– Великая Империя Моря давно уже покорена человечеством, – ответил Полан немного

высокопарно, но вполне искренне. – От соперничества с этой стихией не жди ни

опасностей, ни славы... ни прибыли.

Девушку покоробило последнее слово. Она быстро кивнула и отошла.

Но Полан не лукавил – призы за достижения в области аэронавтики назначались

действительно немаленькие.

В 1901 году он записался на службу в полк аэронавтов добровольцем. Под руководством

своего командира, полковника Ренара, обучался управлению аппаратом легче воздуха. Но

был в полку еще один офицер, капитан Форбэ, который заразил Полана «ересью

аппаратов тяжелее воздуха».

И Полан начал строить модели аэропланов, как маленькие, так и полноразмерные.

Лето 1908 года

Конкурс полноразмерных моделей аэропланов завершился. Луи Полан сиял от радости.

Всего три года прошло с тех пор, как он оставил военную службу и вплотную занялся

авиамоделированием, – и вот уже серьезные успехи!

Жаль, нет в живых капитана Форбэ, чтобы разделить его радость. Форбэ пробовал летать

на аэроплане и при посадке разбился насмерть.

Полан дал слово жене и друзьям: пока аэропланы не станут безопасными, в воздух он не

поднимется.

– Дорогая, обещаю тебе! – в тысячный раз повторял он встревоженной мадам Полан. —

Я не оставлю нашего сына сиротой. Мое увлечение авиацией совершенно безопасно: я

намерен строить модели. Господин Де Ла Морт приглашает меня на работу на свою

аэростанцию. В перспективе – небольшая фабрика по изготовлению авиационных

игрушек...

Мадам Полан вздыхала... и не очень-то верила.

И вот конкурс моделей клуба аэронавтики Франции. Биплан Полана – лучший.

– Настоящий, «живой» биплан, – заметил Анри Фарман, который также занимался

конструированием самолетов, только, в отличие от Полана, летающих. – Изумительно,

мсье. Жаль только, что он без мотора. А вы не хотели бы?..

Он не договорил. Они взглянули друг другу в глаза – и мгновенно поняли друг друга.

Луи Полан улыбнулся.

– Возможно, я сумел бы раздобыть какой-нибудь двигатель, – сказал, наконец, Полан.

– Что ж, до встречи в воздухе, – кивнул Фарман.

Поиски двигателя заняли время. Мадам Полан вынуждена была смириться с тем, что

увлечение мужа вышло на новый уровень.

– Я знала, что этим закончится, – только и сказала она.

– Дорогая, все только начинается...

Луи Полан получил летную лицензию за номером десять

.

Июль 1909 года, Бар-сюр-Об, Франция

«Дорогая, – писал Луи Полан своей супруге, – если бы ты могла меня видеть! Авиация

настолько новая область дерзаний человеческого духа, что каждый день приносит новые

потрясающие рекорды. 3 июля я поднял мой биплан на 5 метров и пролетел, с маленькими

промежуточными посадками, аж 8 километров. И это было признано великолепным

достижением.

Однако уже через несколько дней такой «рекорд» можно было бы счесть насмешкой: 9

июля я достиг высоты 15 метров! А 13 июля пролетел 12 километров – всего за 15 минут.

Это невероятно. Наконец, сегодня, 18 июля, – великий день моей летной карьеры: я

побил рекорд высоты Уилбура Райта и поднял биплан на 150 метров над землей».

А вот о чем Полан не стал писать своей жене – так это об аварии.

Луи Полан никогда не ощущал себя человеком войны. Авиация была для него областью

игры, спорта, молодости человеческого духа. Если не летающие игрушки – то летающие

ради развлечения люди, – вот его идеал.

– Я хочу показать, что аэропланы идеальны для путешествий, для туризма, – повторял

он, когда готовился к очередному полету памятного июля 1909 года.

Несмотря на то, что утро 19 июля было туманным, Полан поднял аэроплан, чтобы лететь

из Дуэ в Аррас. Полет проходил по плану, но затем погода начала портиться. Поднялся

сильный ветер. Полан начал подумывать о том, чтобы посадить аэроплан, и в этот момент

сильный порыв швырнул машину вниз. С трудом летчику удалось приземлиться.

Полан упал в поле. Он почти не пострадал, а вот биплан развалился.

«Маленькая катастрофа, – заявил он, ощупывая свои руки-ноги и убеждаясь в том, что

все цело, – такое, в конце концов, случается со всеми летчиками».

Январь 1910 года, Лос-Анджелес

Журналы перепечатывали репортажи о рекордах Луи Полана: перелет из Лондона в

Манчестер, рекорд высоты, рекорд скорости, рекорд выносливости... Затем появлялись

сообщения о новых рекордах, установленных Анри Фарманом, Юбером Лэтамом.

– Как вы относитесь к тому, что Фарман опять превзошел вас? – спрашивали

журналисты.

– Каждого истинного авиатора радует успех соперника, – ответил Полан, – потому что

это означает новую победу авиации

.

Но так думали не все.

Когда Полан получил приглашение принять участие в американском турне, он отправился

через океан вместе с двумя монопланами «Блерио» и двумя бипланами «Фарман».

Одновременно с Поланом в Америку прибыли и братья Райт. Они не принимали участия в

авиасалоне, цель их была иной: адвокаты фирмы намеревались помешать выступлениям

Полана. Причина – использование без разрешения патентованных изобретений братьев

Райт в конструкциях представленных самолетов.

Пока адвокаты выдвигали свои требования, Полан преспокойно поднялся в воздух. Еще

на пароходе, идущем в Америку, он получил известие о том, что его друг Лэтам побил

новый рекорд высоты и поднялся выше километра. Что ж, у Полана были шансы

«отплатить» по-дружески: в Америке он летал на высоте почти в два километра.

Полан с триумфом гастролировал по всей Америке: «Король Воздуха» давал

представления в Солт-Лейк-Сити, в Новом Орлеане; благодаря ему штат Техас впервые

увидел, что такое самолет.

17 февраля Полана настигло правосудие: федеральный суд приказал ему заплатить

братьям Райт неустойку в 25 тысяч долларов. Взбешенный, он отменил свое американское

турне и отправился в Нью-Йорк.

Адвокаты ждали его. Полан объявил, что отныне выступает бесплатно и отказывается от

денежных вознаграждений в случае победы в каком-либо состязании. Он дал несколько

представлений и, оставив адвокатов братьев Райт разбираться с прецедентом, вернулся во

Францию.

История с использованием патентованных изобретений братьев Райт затянулась на долгие

годы, но Луи Полана она больше не касалась. Он просто-напросто улетел...

Февраль 1912 года, Вильфранш-сюр-Мер

Мальчик Рене Полан с восторгом смотрел, как садится гидросамолет и как на землю

ступает его отец. Человек, которому подвластно небо! Человек, создающий лучшие в мире

игрушки, – а теперь ухитрившийся покорить обе стихии, и «потомственную» для

Поланов, – море, и совершенно новую, – воздух.

Школа для подготовки пилотов гидросамолетов под руководством Луи Полана —

знаменитого авиационного туриста – была открыта.

– Я считаю, необходимо совмещать все новейшие изобретения, – сказал Луи Полан на

открытии. – В частности, воздухоплавание должно сочетаться с фотографией. Каждый

человек имеет право увидеть – как выглядит земля с высоты.

– Кроме того, это было бы полезно для армейской разведки, – тихо вставил Анри Фабр,

инициатор создания гидроавиашколы.

Луи Полан не расслышал. Ему не нравилась идея использования авиации на войне.

15 сентября 1914 года, Амьен

Лейтенант Луи Полан остановился и отдал честь.

Полковник Ренар устало посмотрел на него.

– Что ж, все-таки пришлось вам вернуться к военной службе, Луи, – сказал он

дружески. – Вас переводят в Сербию. Вы – самый опытный и, что уж скрывать, самый

старый летчик-истребитель на этой войне. Под ваше начало передается эскадрилья в

десять «Фарманов». Экипаж – два человека: пилот и пулеметчик-механик. Отбываете

завтра.

Лето 1915 года, Сербия

– К утру потеряем, по меньшей мере, еще шестерых, – сказал военный врач.

Лейтенант Полан хмуро смотрел на импровизированный госпиталь. На передовой

действительно сделать для раненых можно было немного.

– У кого из них есть хоть какие-то шансы? – он указал на раненых.

– Трое, думаю, могли бы выжить, но нужна квалифицированная помощь, лекарства, а

главное – чистое и теплое помещение, – ответил врач.

– Я отвезу, – сказал Полан. – Мне и раньше доводилось брать пассажиров. Вы еще

слишком молоды, чтобы помнить мои рекорды, но один из них – перевозка людей.

Врач фыркнул. Какое ему дело до рекордов, спорта и прочих развлечений мирного

времени!

– Если вы намерены помогать, то действуйте быстрее, – только и сказал врач.

Луи Полан считается первым летчиком, который использовал самолет для перевозки

раненых. За это он был награжден Орденом Почетного Легиона.

10 мая 1937 года

– Мсье Полан, у меня для вас плохие новости, – незнакомый молодой человек

остановился на пороге комнаты.

Луи Полан отложил карандаш.

Уже много лет он работал над гидросамолетами. Это стало делом его жизни с тех пор, как

он перестал летать.

«В небе должен быть хотя бы один Полан», – так сказал ему сын, Рене Полан, когда

сообщил о своем решении сделаться летчиком-испытателем.

10 мая 1937 года он разбился насмерть во время демонстрации нового истребителя...

1960 год, Париж

Огромный пассажирский самолет компании «Эйр Франс» поднялся в воздух.

Молчаливый старик смотрел, как стремительно отдаляется земля. Стюардесса предложила

ему бокал вина, бриошь, немного фруктов. Почетный гость «Эйр Франс» – старый

летчик Луи Полан – получил приглашение участвовать в первом беспосадочном полете

Париж – Лос-Анджелес. Как давно был тот день, когда он прибыл в Америку на

пароходе и удивлял простодушных техасцев полетами на невиданной машине!.. С тех пор

миновали две войны, с тех пор погиб Рене – Рене, которому так полюбились модельки

самолетов, сделанные его отцом.

«Вы столько сделали для нашей авиации, – говорилось в пригласительном билете, – вы

много лет работали над технологиями обработки поверхностей с целью улучшения

аэродинамических качеств самолета. Вы были отцом нашей гидроавиации... Пионером

воздухоплавания... Героем войны...»

Да, все это так. Все так... Вот уже виден американский берег. Когда-то полет в триста

километров – от Лондона до Манчестера – был признан рекордным. Сейчас это

вызывает добрую усмешку, думал Полан.

Он умрет через три года, в 1963-м. Человек, который всегда считал, что авиация должна

служить спорту, туризму, дружескому соперничеству, общению людей.

© А. Мартьянов. 12.09. 2012.

24. Мари Марвингт – невеста опасности

– «Ну дела, ночь была», – донесся до Васи и Ганса Шмульке голос Брунгильды. Она

даже почти не фальшивила. – «Все объекты разбомбили мы дотла...»

– Поет, – многозначительно произнес Вася. – Наверное, хорошо полетала.

– О дамах на аэродроме существует немало комедийных историй, – заметил Ганс

Шмульке, традиционно заехавший в гости на авиабазу «Варгейминга». – Как тут у вас,

достаточно комедийно?

– Достаточно, – вздохнул Вася. – Мы известные комики, чего уж там. А вообще Frau

Leutnant вполне себе нормальный персонаж, так сказать. Звезд с неба не хватает, великих

побед за нею не числится, но неприятностей больших от нее тоже нет.

– А малых? – поинтересовался Шмульке.

– Не знаю, – протянул Вася с сомнением. – Иногда мне кажется, что Вольф в нее

немножко влюблен. Что слегка затрудняет ему жизнь, поскольку она выше по званию. А

сама она, как мне кажется, немножко влюблена в Лароша. Тебе что, нравятся истории про

любовь? Тогда ты ошибся сервером!

– Совсем не нравятся, – заверил его Шмульке. – Я просто так спросил. А ты сразу

начал сплетничать.

– Бонжур! – приветствовала друзей Брунгильда Шнапс. – И гутен таг заодно.

– А что это вы тут про бомбежки поете? – спросил Вася, известный своей

бестактностью. – Разбомбили кого-то?

– Это так увлекательно! – подхватила Брунгильда. – Знаете, когда Манфред фон

Рихтгофен бросал бомбы, он больше всего досадовал, что из-за крыла своего аэроплана не

может хорошенько рассмотреть, как они там, внизу, взрываются. И один раз высунулся

подальше, из-за чего поранил пальчик! Он про это смешно рассказывал – мол, «пролил

кровь за отечество».

– Да уж, этому человеку нравилось бомбометание, – кивнул Шмульке.

– Мне тоже понравилось, – сообщила Брунгильда.

– А разве женщины летали на бомбардировщиках? – поинтересовался Вася.

– Я могу назвать по крайней мере одну, – ответила Брунгильда. – Она была первой, кто

воевал на бомбардировщике. То есть – воевала, конечно.

– Авиатриса? – Вася подмигнул Шмульке. – Фройляйн Шнапс знает кучу историй о

выдающихся женщинах в авиации.

– Любопытно, – вежливо удивился Шмульке.

Брунгильда решила не обращать на эту напускную вежливость никакого внимания:

– Что касается Мари Марвингт, то да, весьма любопытно. Она была универсальной

спортсменкой, между прочим.

– Мари? – переспросил Шмульке. – Француженка?

– По месту рождения – да, то есть она родилась на территории Франции, но потом ее

семья перебралась в Мец, а этот город в те годы принадлежал Германии, – ответила

Брунгильда. – Так что немцы могут считать ее своей. А вообще она, как и все великие

люди, – достояние человечества!

– Вот как? – протянул Вася. – «Великий человек»?

– Например, во Франции выпустили марку с ее портретом, – отозвалась Брунгильда. —

Она, несомненно, выдающаяся личность. Во многом тут сыграл роль ее отец. Может быть,

он мечтал о мальчике, когда родилась девочка? Такое нередко случается. В общем, по его

инициативе она занялась спортом. Освоила теннис, потом бокс, гольф, футбол, хоккей,

плавала на каноэ, стреляла из ружья. Когда стала постарше, занялась альпинизмом.

– Погодите, погодите, – взмолился Шмульке. – Не так быстро. Я просто не успеваю

следить. Она занималась всеми этими видами спорта? Да один только бокс требует...

– Ну, она же не выступала профессионально, – возразила Брунгильда. – Просто

владела основами. Наверное. А вот с альпинизмом так, я думаю, нельзя, тут требуется

более серьезная подготовка.

– Еще и альпинизм! – воскликнул Вася.

– И что такого? Да, она совершала восхождения на горы! – ответила Брунгильда с

вызовом. Семь лет, между прочим, отдала этому виду спорта, с 1903 по 1910. Стала

первой женщиной, покорившей пики Швейцарских и Французских Альп. А в 1907 году

выиграла международный турнир по стрельбе. Первый приз ей вручал сам военный

министр Франции!

– Ага, так она все-таки француженка, – заметил Шмульке.

– В принципе, да, – кивнула Брунгильда. – Но погодите, это еще не все. Она

превосходно ездила на велосипеде. Однажды проехала от Нанси до Неаполя. В общем, 15

марта 1910 года Французская академия спорта удостоила ее золотой медали «За все виды

спорта».

Она замолчала, перевела дух. Оглядела своих собеседников, сначала одного, потом

второго.

– И почему вы не задаете мне вопрос, который всегда вертится на кончике языка?

– Какой вопрос? – не понял Ганс Шмульке.

Брунгильда хмыкнула:

– Насчет возраста. Сколько лет было даме, когда она совершила то или иное деяние? Это

ведь прямо покоя не дает, а?

– Не то чтобы совсем, но в общем любопытно, – не стал отпираться Вася.

– Мари родилась в 1875 году, – сообщила Брунгильда. – Можете подсчитывать. Да, ей

было почти тридцать пять, когда она увлеклась авиацией. Но она не могла пропустить

этот совершенно новый, захватывающий вид спорта.

– «Вид спорта»! – вздохнул Ганс Шмульке. – Вот про езду на танке никто не говорит,

что это вид спорта. И про стрельбу из башенного орудия – тоже. Не говоря уж о ремонте

гусениц...

– А также о покраске, – подхватил Вася. – Заправке топливом...

– Ну, хватит, я поняла, – сердита перебила Брунгильда. – Для Мари, как и для многих,

самолеты означали прежде всего спорт, азарт состязания. В 1911 году она писала: «Этот

новый спорт ни с чем не сравнится. Многие из нас погибнут, но это не встревожит других,

опьяненных полетом. Его прелесть – награда за риск. Летать подобно птице – это

прекрасно!»

– А сама она, случайно, не погибла за счастье летать, подобно птице? – спросил

Шмульке.

– Что, боязно? А вот представьте себе, она прожила почти девяносто лет! – с

торжеством объявила Брунгильда. – Но вернемся к полетам. Вообще Мари Марвингт

начала подниматься в воздух еще в самом начале двадцатого века – на воздушном шаре.

Научилась управлять им. В 1909 году совершила одиночный полет.

– На воздушном шаре? – уточнил Вася.

– Да. Она пересекла Ла Манш. Ее воздушный шар назывался «Падающая звезда»...

– Красиво, хотя с точки зрения авиации – неуместно, – заметил Вася. – «Падающая»!..

Декаданс какой-то.

– В любом случае, полет был удачным, – пожала плечами Брунгильда. – А вскоре в

жизни Мари Марвингт произошел переворот – она оказалась на самолете. Сперва в

качестве пассажира. В 1910 году начала учиться пилотированию. Она летала на

моноплане «Антуанетт». 8 ноября получила пилотское свидетельство – вторая женщина-

пилот во Франции. С тех пор Марвингт постоянно в небе. Она совершила около девятисот

вылетов и ни разу не упала. Вообще немыслимое дело!

– А во время войны чем она занималась? – поинтересовался Вася. – Сражалась,

конечно?

– Не сомневайтесь... Мари переоделась мужчиной и вступила в 42 пехотный батальон.

Правда, скоро ее разоблачили и отправили домой. Пришлось ей сделаться медсестрой

Красного Креста. Но продолжалась эта гуманная миссия недолго. В 1915 году Мари

Марвингт добилась своего, и ее сделали пилотом-бомбардировщиком. Первая из женщин,

между прочим.

– И как, удачно? – спросил Шмульке.

– В любом случае, ее наградили крестом. Так что, думаю, удачно, – ответила

Брунгильда.

– У меня вопрос, – Вася поднял руку, как ученик в классе. – А как у нее было с

образованием? То есть, я хочу сказать – она столько времени занималась спортом, на

книги, небось, и минутки не выдавалось?

– Не думаю, что так, – Брунгильда покачала головой. – Это была всесторонне развитая

личность. Между мировыми войнами она как раз много писала. Работала в Северной

Африке. Ее направлением стало взаимодействие авиации и медицины. Марвингт – одна

из учредителей организации «Друзья медицинской авиации».

– Сильно, – искренне сказал Шмульке.

– И это тоже еще не все, – быстро прибавила Брунгильда. – Она сама написала

сценарии и сама поставила два документальных фильма – «Крылья спасения» и

«Спасенные голубем» – о медицинской авиации.

– А во Вторую мировую? – после паузы заговорил Вася. – Ей ведь тогда было уже...

Нет, нет, не подсчитываю! – оборвал он сам себя.

– Во время Второй мировой она работала медсестрой в реабилитационном центре для

раненых летчиков, – ответила Брунгильда. – Видите, как она умела сочетать сразу

несколько своих призваний? Кстати, этот центр она сама организовала.

– Молодец, – сказал Шмульке. – Нет, правда. Я серьезно. Я под сильным

впечатлением.

– Еще она знала семь языков, – сообщила Брунгильда. – И летала до глубокой

старости. В восемьдесят ухитрилась полетать на реактивном истребителе. Представляете?

Сверхзвуковой истребитель, в восемьдесят лет! Примерно в те же годы получила

лицензию на управление вертолетом. Думаю, из чистого любопытства. В восемьдесят

шесть она проехала на велосипеде от Нанси до Парижа. А скончалась она в восемьдесят

восемь – 14 декабря 1963 года...

– Руку на сердце положа, я бы не рискнул доверить старушке управление реактивным

истребителем, – признался Вася.

– В самом крайнем случае она разбилась бы насмерть, – сказала Брунгильда. —

Прекрасная смерть для «невесты опасности» – это было ее прозвище в юные годы, когда

все давали друг другу пафосные имена.

– Угу, прекрасная смерть, – кивнул Вася. – И загубленный самолет. Не говоря уж о

том, что она могла уронить его кому-нибудь на голову.

– Не уронила же, – возразила Брунгильда. – Что рассуждать о том, чего не случилось?

Премии в память Мари Марвингт за достижения в области авиа– и космомедицине

вручают каждый год. Вот это была жизнь!

© А. Мартьянов. 12.09. 2012.

25. Патриоты Испании: Герника

Ноябрь 1936 года, Берлин

– Послушайте, Дольфи, – дружески обратился к щеголеватому молодому летчику

оберст Вольфрам фон Рихтгофен, – ну как вы будете летать, если, согласно вашей

медицинской карте, вы только что перенесли тяжелую травму?

Лейтенант Адольф Галланд смотрел на полковника ясными глазами. То обстоятельство,

что один из этих глаз после аварии FW.44 остался слепым, сохранялось в тайне.

– Медицинское освидетельствование показало, герр оберст, что я здоров, как черт! —

отрапортовал «Дольфи».

«А буквы и знаки на таблице окулиста я знаю наизусть, потому что память у меня точно

как у черта», – подумал он, и легкая самодовольная улыбка показалась на его губах.

Суровое лицо оберста поневоле смягчилось. Против обаяния Адольфа Галланда

бессильны были все – и начальство, и товарищи, и женщины.

– Ладно. «Легиону Кондор» нужны отважные и опытные летчики. Летать будете на

He.51. Вам знаком этот самолет? Испания ждет нашей помощи... обер-лейтенант.

Март 1937 года, Саламанка

В штабе играли в карты.

Рихтгофен потянулся за портсигаром, но Галланд опередил его:

– Сигару, герр оберст?

– Откуда вы берете такие восхитительные сигары, Дольфи?

– Военная тайна... Жизнь слишком коротка, чтобы провести ее без комфорта.

– Это правда, что вы возите в своем самолете шампанское и устрицы?

Галланд рассмеялся:

– Солдат должен быть готов ко всему и в первую очередь – к необходимости

отпраздновать очередную победу.

– Хорошо сказано, Дольфи... – Рихтгофен затянулся, с удовольствием выпустил колечко

дыма. – Хорошо, что на немецких самолетах летают теперь немецкие летчики. Между

нами говоря, эти испанцы совершенно не умеют летать. Мы правильно сделали,

отказавшись от роли инструкторов и пассивных наблюдателей.

– А кроме того, работать самому гораздо интереснее, – добавил Галланд и улыбнулся.

– Вам должно быть знакомо чувство восторга при виде смертоносных «цветов», которые

вспыхивают каждый раз, когда вы сбрасываете бомбу, – кивнул Рихтгофен. – Впрочем,

наша доктрина – развитие в первую очередь бомбардировщиков, – связана не только с

эстетическим фактором. Люфтваффе находится в возрасте мужания, в юном возрасте,

когда эксперимент становится необходимостью. Мы рискуем, набираясь опыта.

– Что ж, здешняя война дает все возможности для проверки теорий, над которыми

потеют наши умники, – кивнул Галланд. – Однако тот опыт, которым мы уже

располагаем, говорит мне о необходимости развивать также истребительную авиацию.

– Оборона? – фыркнул Рихтгофен. – Никогда!

– Я не говорю об обороне, – возразил Галланд. – Я говорю о здравом смысле.

– Что ж, Дольфи, у нас сейчас есть чудесная возможность проверить все теории на