Текст книги "Легенды авиаторов. Исторические рассказы"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

краях.

Воздух стал разреженным, и аппарат, едва набравший скорость и оторвавшийся от земли,

упал с высоты нескольких метров.

Амелия осторожно провела руками по лицу, тряхнула головой, попыталась пошевелить

ногами. Конечно, синяков и царапин – не сосчитать, но все кости целы.

Чего не скажешь об автожире. Машина разбилась вдребезги.

К упавшей «Черной Марии» уже бежали и ехали люди.

– Вы в порядке, мисс Эрхарт? Какое несчастье!

– Отвезите меня в гостиницу… – попросила она. – И мне надобится телефон.

На следующий же день с завода Питкэрна пилот пригнал новый автожир. Неугомонная

Амелия продолжила полет...

20 мая 1932 года, Харбор-Грейс, Ньюфаундленд – побережье Северной Ирландии

– Мели, – тихо сказал Джордж Путнэм, прощаясь с супругой, – я помню, что именно я

предложил тебе стать первой женщиной, которая пересечет Атлантику по воздуху. Но ты,

может быть, все-таки будешь благоразумна?

– Контракт, – одними губами произнесла Амелия. – Наш брачный контракт.

Она с удивлением отметила, что ее муж – этот сильный, уверенный в себе человек —

испугался. Да, он боялся потерять ее. Амелию это тронуло.

– Я имел в виду... Может быть, ты перестанешь наконец дурить? – вдруг взорвался

Путнэм. – Возьми с собой хотя бы кофе! Тебе придется не спать часов тридцать.

– Почему тридцать? – подняла брови Амелия.

– У Линдберга полет над Атлантикой занял тридцать три часа, – напомнил Путнэм. —

Черт побери, Мели, не засни за штурвалом!

– «Вега» – быстрый самолет, – ответила Амелия. – Я долечу до Европы гораздо

быстрее, чем за тридцать часов. Что до твоего кофе... Ты же знаешь, я не верю в

тонизирующий эффект чая и кофе. Я намерена пользоваться исключительно нюхательной

солью. Это помогает лучше всего.

Он лишь всплеснул руками. Спорить с Амелией бесполезно. Даже в пустяках она будет

яростно отстаивать свою позицию.

– Не беспокойся, – она как будто прочитала его мысли, – я все продумала. Я возьму с

собой суп в термосе и пару баночек томатного сока. Нельзя перегружать самолет. Мне

понадобится взять дополнительное горючее.

Самолет «Локхид Вега» был специально оборудован для дальнего перелета.

– Все будет хорошо, – заверила мужа Амелия.

Он смотрел на нее как в последний раз. До чего хороша Амелия в этом новом кожаном

комбинезоне, летном шлеме, с легким шелковым шарфиком на шее!.. Улыбается как ни в

чем не бывало. Неужели она ничуть не волнуется? Ему страшно, а ей хоть бы что... А он

как подумает, что она летит без всяких средств связи...

Чарльз Линдберг покорил Атлантику в 1927 году. И с тех пор никому не удавалось

повторить его успех. Более десятка пилотов предпринимали одиночные перелеты – и

исчезали навсегда.

А Амелия... она ведь, к тому же, еще и женщина... И этот самолет... «Вега» никогда не

вызывала у Путнэма доверия. Выбор Амелии был, с его точки зрения, довольно спорным.

Хоть фирма «Локхид» и предоставляла знаменитой летчице самые новые и лучшие

аппараты, сама по себе «Вега» – отнюдь не образец надежности. Машина неустойчивая.

Все пилоты как один признают, что этот самолет не прощает ошибок. А тут еще

дополнительный груз – горючее…

Вечерело. «Вега» поднялась в воздух и исчезла в небе.

Теперь оставалось ждать известий с другого берега.

Хорошо хоть, что прогноз погоды обещал благоприятные условия для полета.

...Синоптики ошиблись.

Когда наступила ночь, «Вега» вошла в зону сильного шторма. То и дело вспыхивали

молнии. Амелия вела самолет сквозь бурю.

Она чувствовала свою «Вегу», как будто слилась с ней в единое целое. Иногда ловила

себя на том, что улыбается. «Такое ощущение, будто я в барабане, заполненном водой, и

дерусь со слонами», – думала она.

Но мотор гудел, и машина летела вперед.

Внизу, в ночи, вздымались волны Атлантики.

«А вот это уже паршиво», – сказала себе летчица, когда увидела, что отказал высотомер.

Рассвет заставил ее сделать еще одно неприятное открытие: она теряла топливо.

Нарушилась герметичность топливоповодов, и горючее вытекало тонкой струйкой.

Но самолет держался. Хорошо, что в крыле для увеличения прочности установили

дополнительные усиления… И хорошо, что Амелия не знала – все эти усиления успешно

треснули, и крыло не развалилось лишь чудом.

Самолет становился все тяжелее. Началось обмерзание. Амелия вдруг поняла, что не

справляется с управлением. Самолет сорвался в штопор.

Молчаливая бездна вод приближалась стремительно. «Вега» резко потеряла несколько

тысяч футов... пронеслась над волнами... и выправилась. В последний миг Амелии

удалось вывести самолет над самыми гребнями волн.

Все. Теперь нужно дотянуть до берега.

До любого берега.

Триумфальный полет над Францией исключается. Топлива не хватит.

Поднялось солнце, и впереди засияла зелень над полосой прибоя и скалами.

«Вега» пролетела над равниной и опустилась на траву.

– Эй, мисс! – раздался хриплый голос.

Пастух глазел на женщину, прислонившуюся к самолету и неподвижно глядевшую на

небо.

– Эй, мисс, вы откуда свалились-то?

– Где я? – тихо спросила женщина.

– Северная Ирландия, – пастух насмешливо сощурил глаза. – Недалеко от

Лондондерри. Сами-то вы откуда?

– Из Америки, – ответила женщина.

– Вот это да! – искренне удивился пастух. – Ну вы, мисс, и даете!..

Амелия устало улыбалась.

В эти минуты она была абсолютно счастлива.

© А. Мартьянов. 23.12. 2012.

43. Красный барон

27 апреля 1917 года, Западный фронт (Франция)

Антон Фоккер прибыл в расположение Одиннадцатой эскадрильи.

Весна, третий год изгоняемая из этих краев громом пушек и разрывами снарядов, вновь

робко подступилась к деревьям, тронула землю зеленой порослью.

Все еще прохладный ветер студил щеки, теребил волосы.

Авиаконструктор и летчики, казалось, не отдавали себе отчет в своей молодости: все они

казались себе изрядно пожившими, хлебнувшими на своем веку людьми.

Не было рядом никого, кто указал бы им на эту ошибку...

– Господин Фоккер? – Командир эскадрильи, светловолосый человек с пристальными,

немного навыкате глазами, крепко пожал Антону руку. – Рады вас приветствовать.

– Барон фон Рихтгофен? – в свою очередь чуть наклонил голову Антон Фоккер. —

Счастлив знакомством со знаменитым асом. Наслышан о ваших подвигах.

Рихтгофен побледнел еще больше – хотя, казалось, это было невозможно. Так

выражалось у него волнение – и это создало ему репутацию человека с ледяной кровью.

Даже экстаз, который он испытывал, глядя на очередной сбитый им вражеский самолет,

был каким-то холодным, словно огонь, вскипающий в его жилах, тут же застывал.

Репутация Фоккера была куда менее известной. И все-таки летчики хорошо знали этого

молодого авиаконструктора из Голландии: он был, пожалуй, единственным из всех, кто

ездил на фронт, разговаривал с истребителями, которые летали на его самолетах,

выспрашивал их мнение о машинах, внимательно выслушивал пожелания.

И, что еще более удивительно, – шел им навстречу.

– Говорят, у вас можно попросить чудо-самолет и через пару месяцев получить его? —

заговорил Манфред фон Рихтгофен.

Антон обаятельно улыбнулся:

– Я не такой уж Санта-Клаус, но попробовать стоит. Расскажите, как воюете, барон. Это

правда, что вы перекрасили свой самолет в красный цвет?

Рихтгофен засмеялся:

– Мне хотелось, чтобы неприятель узнавал мою птичку еще издалека. Ее называют «Пти

руж» – красная малютка...

Они прошлись по аэродрому.

– Знаете, господин Фоккер, недавно произошел один случай, – заговорил барон. —

Возможно, до вас дойдут кое-какие слухи. Мы тут соперничаем, и, честно сказать,

уступаем «соседям» по численности сбитых самолетов. А тут еще меня... гм... можно так

представить дело, что меня сбили. – Он вскинул голову. – Хотя лично я считаю, что

сбитым является лишь тот, кто падает.

– Полагаю, будет лучше, если я услышу эту историю из первых уст, – вежливо

отозвался Фоккер.

– Было так, – заговорил барон. – Я летел с моей эскадрильей и заметил противника.

Тот тоже летел со своей эскадрильей. Это произошло в окрестностях Ланса. Знаете, когда

летишь навстречу врагу, когда вот-вот начнется бой – нервы поневоле напряжены... —

Он энергично кивнул, словно отвечая своим мыслям. – В тот день у меня было пять

машин, у англичан – в три раза больше. Черт побери, они летели, как мошкара! Но если в

душе ты не сомневаешься в своем превосходстве, то не усомнишься и в победе.

Фоккер слушал молча. Он знал, что немцы любят хвастаться. Пожалуй, никто так не

хвастлив, как германские асы. Англичане – те другие: послушать их, так они совершают

подвиги между попойками и посещениями борделей.

– В общем, англичане нас атаковали, – рассказывал Рихтгофен. – Мы сомкнули ряды и

позволили этим джентльменам приблизиться. И тут один из них имел глупость

отклониться в сторону. «Ну все, дружок, ты пропал!» – воскликнул я и с громким криком

устремился за ним. Он начал стрелять раньше времени – верный признак того, что он

нервничал. «Давай, давай! – сказал я ему. – Все равно промажешь!» Он просто поливал

меня огнем! Ощущение не из приятных.

По тому, как блестели глаза барона, Фоккер понял: тот наслаждается каждым мгновением

из пережитого.

– Честно сказать, в тот миг я громко смеялся, – прибавил Рихтгофен. – Англичане

вечно стреляют всякой дрянью! Нужно только привыкнуть, и все. Когда же я подошел к

нему метров на пятьдесят и сделал пару прицельных выстрелов, раздался хлопок, и что-то

ударило по моей машине. Я понял, что в меня попали. Завоняло бензином, мотор заглох.

Когда бензобак продырявлен, и дьявольская жидкость струится по ногам, чертовски

велика опасность пожара! Я направил самолет вниз.

– На какой высоте это происходило? – хладнокровно осведомился Антон Фоккер и

вынул из кармашка жилета маленький блокнотик.

– Думаю, тысячи две – две с половиной, – ответил Манфред фон Рихтгофен. – Так

что путь предстоял долгий. Я мчался вниз с такой скоростью, что не могу высунуть

головы! Воздушный поток вдавил бы ее обратно! И все-таки я приземлился. – Он

расправил плечи. – Это был луг, не очень большой, но для осторожной посадки хватило.

Машина была пробита в нескольких местах. Топлива не осталось, двигатель был

поврежден. Словом, я горестно сидел, свесив ноги из машины. Внезапно меня окружила

толпа солдат. Вперед выступил офицер. «Я следил за боем и был чрезвычайно

взволнован!» – произнес он. Он все время твердил: «Это было ужасно, ужасно!» На его

автомобиле я добрался до моей части...

Он помолчал, просвистел несколько тактов немецкой песенки, потом добавил:

– Кстати, знаете, что ходят слухи, будто красной машиной управляет девушка – нечто

вроде Жанны д'Арк? Англичане полагают, что только женщина может раскрасить самолет

в столь экстравагантный цвет.

– Забавно, – Фоккер убрал блокнот в кармашек. – Однако, полагаю, у вашего рассказа

имеется какая-то цель?

– А, да! – спохватился Рихтгофен. – Видите ли, наши «Альбатросы» – D.III – это,

конечно, очень хорошие бипланы, и скорость у них высокая, до 175 километров в час,

особенно если ими управляют хорошие летчики, но...

– Да? – Фоккер вновь достал блокнотик.

– Недавно мы провели несколько учебных боев, – продолжал барон. – Я был на моем

«Альбатросе», а мой соперник – на трофейном триплане «Сопвич». И знаете что?

«Сопвич» не дал мне ни шанса – ни в атаке, ни в маневре. Если британцы все пересядут

на подобные самолеты – не будет иметь значения, насколько они самоуверенные ослы и

до какой степени путают войну со спортивными состязаниями, – они станут непобедимы.

– Я могу увидеть этот английский самолет? – поинтересовался Антон Фоккер.

13 июня 1917 года, Шверин

Глава бюро по производству прототипов Рейнхольд Плац внимательно смотрел на бумаги,

разложенные перед ним на столе.

Фоккер сидел напротив, засунув пальцы в кармашки жилета.

Плац поднял наконец взгляд на конструктора.

– Вы намерены переделать в триплан уже строящийся образец биплана?

– Абсолютно точно, – кивнул Антон. – Сейчас Техническое ведомство германской

армии, которое ведает заказами новых самолетов, заключило договоры с

авиапредприятиями «Сименс-Шукерт» и «Пфальц» и профинансировало проектирование

трипланов. Будут созданы три опытных образца для испытаний. Тем временем мы —

поскольку в Германии не хватает мощных моторов – теряем военные заказы на

истребители. Но! – Он поднял палец. – Мы опередили всех. Техническое ведомство уже

знает о нашем самолете. О нашем новом триплане. Если оно проявит к нему дальнейший

интерес, то может профинансировать проект.

– Хорошо, – сказал Плац. – Я понял. Быстро переделываем почти готовый биплан в

триплан. Как я вижу, размах крыльев равномерно возрастает от нижнего крыла к

верхнему. Для усиления трипланной коробки лонжерон каждого крыла, ближе к

законцовкам, соединен подкосами. Два пулемета... Очень неплохо. Кто будет испытывать

этот самолет? Все летчики на фронте.

– Я договорился с лейтенантом Вернером Фоссом, – спокойно отозвался Фоккер. – Он

мой друг. И известный ас. Так что его мнение тоже будет иметь вес.

9 августа 1917 года, Адлерсхоф, аэродром Идфлиг

Испытания были завершены.

Вернер Фосс дал Dreidekcer’у – триплану – самую лестную характеристику:

превосходная маневренность и скороподъемность. Правда, имелись опасения насчет того,

что после оснащения триплана для фронта его взлетный вес чрезмерно возрастет...

Однако приемная комиссия сочла самолет подходящим.

Был получен заказ на серию из двадцати самолетов.

И вот наконец все позади.

Первые трипланы Фоккера отправляются на фронт.

19 августа 1917 года, Маркебек, Бельгия, расположение Первой истребительной

эскадрильи

– Наконец-то! Эти машинки станут для наших врагов полной неожиданностью!

Манфред фон Рихтгофен с восторгом смотрел на трипланы, прибывшие в часть.

Всего два.

– Как будем делиться?

– Ну, один я возьму себе, – засмеялся его друг, командир Десятой истребительной,

Вернер Фосс. – Все-таки это я их испытывал.

– Нет уж, первый – мой! – сказал Рихтгофен. – А второй, так уж и быть, забирай.

– Кстати, знаешь, кто приехал? – добавил Фосс. – Сам Фоккер. Завтра покажет нам,

как они летают.

Антон Фоккер не только ездил по эскадрильям и беседовал с истребителями, он еще и

испытывал собственные самолеты у них на глазах...

2 ноября 1917 года, Бельгия

– Слишком много катастроф, – докладывала комиссия по выявлению причин аварий. —

Осмотрев остатки разбитых трипланов Фоккера, мы пришли к однозначному выводу:

конструкция крыла не выдерживает нагрузок, которые создают элероны. Их балансиры

создают в полете высокую нагрузку на клееные соединения крыла.

– Я лично проведу испытательный полет! – вызвался Рихтгофен. Ему нравился его

чудовищный триплан с ярко-красными крыльями, нагонявший ужас на англичан одним

своим видом. – Несколько дней назад мы с моим братом Лотаром были вынуждены

совершить аварийную посадку: у Лотара отказал двигатель, а у двигателя моего самолета

оторвался один из цилиндров... Но это, как видите, не отразилось на нашем боевом духе.

Рихтгофен с готовностью занял место в кабине триплана. Он поднял самолет в воздух и на

малой высоте гнал его с максимальной скоростью как можно дольше.

Наконец полет завершился. Вскрыли обшивку крыла.

– Смотрите!

Большое количество конденсата, обнаруженное под обшивкой, практически «убивало»

клеевые соединения.

– Вот и причина разрушения крыла. – Комиссия обобщила полученные данные и

отправила Фоккеру требования, включавшие двенадцать пунктов: усилить узлы крепления

элеронов, усилить конструкцию нервюр, покрывать внутренние поверхности крыла

морским лаком...

Фоккер выполнил все требования.

– Этот самолет поднимается так быстро и сам по себе он настолько маневренный, что

никто и не замечает, как медленно он летит, – заметил при этом Антон. Он до сих пор не

мог добиться, чтобы ему дали более мощный двигатель. Триплан был еще медлительнее,

чем «Альбатрос». Но его достоинства действительно затмевали его недостатки.

21 апреля 1918 года, Западный фронт, район деревушки Бертангу

Красный триплан снова поднялся в воздух.

Что бы ни происходило на земле, какие бы неудачи ни преследовали пехоту, – небо

будет принадлежать германской авиации!

Красный Барон занимался своим любимым делом – вылавливал и уничтожал англичан.

Два самолета-разведчика, кажется, слишком увлеклись своей миссией. Ничего, Манфред

фон Рихтгофен напомнит им об осторожности!.. Это будут восемнадцатая и девятнадцатая

победы, одержанные им на триплане Фоккера.

Сражение проходило почти над самой английской линией обороны. С земли стреляли по

знаменитому красному триплану – каждому хотелось уничтожить знаменитого аса.

На помощь разведчикам поднялась эскадрилья капитана Брауна.

Рихтгофен преследовал лейтенанта Мэя. Тот успел расстрелять все патроны и теперь

жался к земле. Красный Барон прошел над самой линией окопов...

Бешеная погоня так увлекла его, что он не заметил, что в хвост ему зашел британец —

капитан Артур Рой Браун.

Палили и с земли – из винтовок и пулеметов.

...И случилось то, что представлялось невероятным: объятый огнем, Dreidecker рухнул на

землю...

Рихтгофен все еще сжимал штурвал. Он был мертв, его самолет разрушен. Кровь заливала

живот и ноги немецкого аса.

Его враги делили славу убийцы Красного Барона: пулеметчики Иванс и Буйе

претендовали на эту честь, капитан Браун также предъявлял свои права.

А Рихтгофен спал мертвым сном.

Через десять дней ему исполнилось бы двадцать шесть.

© А. Мартьянов. 16.01.2013.

44. Невзятая высота

8 декабря 1938 года, Киль

Корабль был спущен на воду.

Церемония проходила чрезвычайно торжественно, с оркестром и почетными гостями. И

все же непосвященному зрителю видна была лишь «верхушка айсберга». Скрытыми же

оставались несколько лет ожесточенной борьбы за авианосец.

Главным «камнем преткновения» оставалось мнение командования воздушных сил:

незачем строить авианосцы, пока в Кригсмарине не хватает «классических» кораблей!

За границей уже вовсю рассуждали о возросшей роли авиации – в том числе и о

необходимости широкого строительства авианосцев, – а Германия по-прежнему «плелась

в хвосте прогресса».

В конце концов, конструкторское управление получило указание изучить вопрос об

авианосцах. Но делать это следовало «между прочим» – в свободное от главных задач

время.

К апрелю тридцать четвертого стало понятно, что «между прочим» авианосец не

построить. Выделили специального человека – инженера-кораблестроителя и

технического советника морского министерства Вильгельма Хаделера. Летом он

представил эскиз.

Это был именно эскиз: почти все характеристики определялись приблизительно. В

Германии не имелось ни авиационного оборудования, ни самих самолетов...

В конце тридцать четвертого немного помогли японцы – дали кое-какую техническую

документацию по авиационному оборудованию авианосца «Акаги».

Пытались кое-что подсмотреть и у британцев во время официального визита немецких

офицеров на английский авианосец, но не преуспели.

Теперь работы велись постоянно. 16 ноября 1935 года, через несколько месяцев после

заключения англо-немецкого военно-морского соглашения, – когда Германия получила

право строить авианосцы, – был подписан договор с фирмой «Дойче Верке Киль А.Г.» на

строительство головного корабля «А».

К этому моменту все уже было готово.

И вот, спустя три года, корабль сходит со стапелей.

Он получил величественное и многозначительное имя «Граф Цеппелин».

Выстроились, наблюдая за церемонией, все партийные и военные руководители Рейха:

Гитлер, командующий Кригсмарине Рѐдер, командующий Люфтваффе Геринг, верховный

главнокомандующий генерал-полковник Браухич, командующий вермахта генерал-

полковник Кейтель...

Дочь графа Цеппелина – графиня Хелла фон Бранденштейн-Цепеллин —

собственноручно «окрестила» корабль, носящий имя ее отца.

Так хорошо все начиналось!..

Май 1940 года, Штеттин

Работы на «Графе Цеппелине» были прекращены.

– Все, что летает, – мое! – объявил Геринг. – Хватит тратить деньги на эту

бесполезную игрушку. Если авианосец мне не подчиняется, то он вообще не нужен!

13 мая 1942 года, Штеттин

Штаб флота выдал заказ на продолжение работ на авианосце.

На «Графе Цеппелине» предполагалось разместить 28 бомбардировщиков и 12

истребителей.

Рейхсминистр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер собрал по этому поводу

совещание.

– Давайте будем конкретны, – обратился он к представителю Технического

департамента, нервно сжимавшему карандаш. – Какие истребители вы имеете в виду?

Боюсь, благодаря некоторым товарищам по партии, – он не стал вслух называть имя

Геринга, – мы потеряли время. Самолет Bf.109t, специально созданный для авианосца,

успел устареть. Теперь «Мессершмитт» предлагает новый палубный истребитель —

Ме.155.

Чиновник ответил казенной фразой:

– Это проект чрезвычайной важности. В заказе прямо указано, что необходимо

использовать узлы Bf.109 для нового самолета – это позволит облегчить производство.

Заодно и конструкторы «Мессершмитта» – и без того загруженные под завязку —

получат небольшую передышку. Они не могут проектировать с нуля узлы для каждого

нового самолета.

Шпеер подумал еще немного и кивнул:

– Хорошо. Но это следует утвердить в нескольких вышестоящих инстанциях. И если

проект получит «добро»...

17 сентября 1942, Берлин, летное поле

Герман Геринг всем своим видом показывал, что «то, что летает», но не принадлежит ему,

мало его интересует.

Министр Шпеер, напротив, взирал на самолет благосклонно.

Разработка Ме.155 была закончена.

– Какой-то странный коктейль, а не самолет, – сказал Геринг.

Ему не нравилась погода, не нравилось общество Шпеера, не хотелось тратить время и

соблюдать приличия.

– У него только фюзеляж и оперение – от Bf.109g, – возразил представитель

«Мессершмитта», – а вот крыло совершенно новое.

– Какой размах? Что-то здоровенное, – заметил Геринг.

– Размах одиннадцать метров, площадь – почти девятнадцать квадратных метров, —

охотно объяснил ведущий специалист. – Шасси убирается вдоль размаха крыла к линии

симметрии самолета в ниши. Предусмотрены складывание крыльев, крепления к

катапульте и посадочный крюк.

– Ну да, это же самолет для корабля, – в это выражение Геринг вложил всю силу своей

иронии.

– Вооружение – двадцатимиллиметровая пушка и два крыльевых пулемета, —

продолжал специалист. – Думаю, это неплохо. Максимальная скорость – шестьсот

сорок пять километров в час. Продолжительность полета – более часа.

– Ну, что вы меня уговариваете? – Геринг пожал плечами и обернулся к Шпееру: —

Можете записать, что я был в восторге.

Начало декабря 1942 года, Киль

«Граф Цеппелин» был отбуксован в гавань.

Адмирал Рѐдер злился. Еще и потому, что его соперники явно брали верх: авианосец «не

пошел».

Было установлено, что многочисленные доработки «Графа Цеппелина» потребуют не

менее двух лет.

Да, все слишком хорошо начиналось в сороковом году...

Самолет, как сообщают, готов, но корабль – нет.

Шпеер принял эти новости с поразительным хладнокровием.

– Ввести авианосец в строй в течение ближайшего времени никак не удастся, —

подытожил он и тотчас отдал новое распоряжение: – Следовательно, фирме

«Мессершмитт» надлежит отложить проект Ме.155.

8 ноября 1942 года, Берлин

Альберт Шпеер, конечно, знал, что «Мессершмитт» не оставит его в покое. Но чтобы так

скоро?..

«Мы слишком много вложили в эту работу! – гласило письмо, отпечатанное на пишущей

машинке, столь заслуженной, что буква «о» у нее слегка погнулась. – Возможно

переделать наш в одноместный бомбардировщик. Такой самолет способен поражать

точечные цели тысячекилограммовой бомбой. Мы намерены предложить эту идею

Техническому департаменту как уже почти готовую и нуждающуюся лишь в некоторых

доработках

Авианосное оборудование теперь не требуется, и это определенно развязывает нам руки:

самолет можно существенно облегчить.

Заодно увеличить объемы баков.

Стойка шасси должна быть удлинена, чтобы обеспечить разбег с бомбой».

– Что ж, можно попробовать, – решил Шпеер, дочитав письмо и дважды остановившись

на технических подробностях.

Он позвал секретаря и продиктовал короткий ответ.

19 декабря 1942, Берлин, совещание у Гитлера

Фюрер сидел с тем отсутствующим видом, который на самом деле означал крайнюю

степень внимания.

Представитель фирмы «Мессершмитт», казавшийся особенно мятым по контрасту со

своим идеально выглаженным пиджаком, нервно ждал своей очереди заговорить.

Пока что пафосно гремел рейхсмаршал Геринг:

– Я убежден, что скоро появятся бомбардировщики, действующие на высотах, которые

для существующих истребителей недоступны.

– Откуда такая уверенность? – негромко осведомился Шпеер.

– Хороший летчик чувствует подобные вещи сердцем... – При этих словах Гитлер чуть

встрепенулся. Геринг продолжал: – Приоритеты изменяются. Теперь вместо

бомбардировщика нам срочно необходим высотный истребитель. И это действительно

должен быть приоритетный проект.

Человек из фирмы «Мессершмитт» подался вперед: настало то самое мгновение.

– У нас уже имеется фактически готовый самолет – Ме.155. Его нужно переделать в

перехватчик с потолком полета в четырнадцать километров. Размах крыла следует

увеличить приблизительно до тринадцати метров, установить гермокабину...

Шпеер быстро произнес:

– Действуйте.

И совещание перешло на другие темы.

7 августа 1943, Берлин

Такого удара «Мессершмитт» от Технического департамента не ожидал.

С утра на фирме хлопали двери.

– Как такое могло случиться? И все под видом «заботы» о нас!..

Технический департамент заключил, что Мессершмитт и без того уже загружен работой

над важнейшими проектами.

«Боюсь, вы не в состоянии уделять достаточно времени Ме.155. Поэтому все чертежи и

расчеты следует передать на «Блом унд Фосс», – гласило распоряжение Технического

департамента.

«Блом унд Фосс» была старой компанией, которая уже много лет производила не только

самолеты, но и корабли. Что, естественно, никого из руководителей «Мессершмитт» не

радовало.

– Мы фактически завершили проект!

Шпеер философски пожимал плечами. Решение принято, идет война, все обязаны забыть

о личных амбициях ради блага Рейха. О чем можно еще спорить?

15 августа 1943 года, Финкенвердер

Главный конструктор «Блом унд Фосс» – Фогт – опустил кулак на чертежи, полученные

из компании «Мессершмитт».

– Никуда не годится!

Таков был окончательный приговор.

– У этого самолета слишком много слабых мест. Он никогда не сможет стать

нормальным высотным истребителем.

Герман Геринг лично прибыл в Финкенвердер.

– Господин Фогт, – распорядился повелитель «всего, что летает», – я желаю, чтобы

каждое серьезное изменение конструкции самолета было согласовано с

«Мессершмиттом». Вам это понятно?

– Я и мои коллеги убеждены в том, что самолет совершенно «сырой», – упрямо

произнес Фогт.

– Меня не интересует, в чем вы там убеждены! – взорвался Геринг. – Вы обязаны

завершить работы как можно скорее. «Мессершмитт» трудится над этим проектом уже не

один год. Эти специалисты будут сопровождать вас на каждом шагу. Так мы сэкономим

время.

– Я составлю подробный отчет, – сказал Фогт.

Отчет Фогта Герингу не понравился.

«После внимательного изучения проекта Ме.155 мы пришли к следующему выводу:

Необходимо переработать ряд узлов самолета.

Следующие части должны быть полностью перепроектированы:

1) конструкция центроплана

2) размещение запаса топлива

3) шасси и устройство их выпуска

4) радиаторы

5) профиль крыла

6) установка нагнетателя

7) горизонтальное оперение».

– Почему бы просто не написать, что они собираются делать абсолютно другой самолет,

наплевав на все достижения своих предшественников? – ядовито осведомился Геринг,

позвонив в Финкенвердер по телефону.

– Если то, что мы видим сейчас, называть «достижениями», то да, наплевать! – ответил

Фогт.

Ему придавало смелости то обстоятельство, что разговор происходил не лично, а по

дальней связи.

– Кстати, на фирме Мессершмитта вас считают дилетантами, – заметил Геринг.

– Насколько я помню, мы все здесь трудимся на благо Рейха! – заявил Фогт. – Проект

высотного истребителя поручен нам, и мы требуем полной автономности. Мы не хотим

отвечать за чужие ошибки.

– Хорошо, – зловеще согласился Геринг. – Но вы должны быть готовы ответить за

собственные.

– Если мы их совершим. В чем я сомневаюсь.

На этом разговор завершился.

«Блом унд Фосс» обязался выпустить для начала три опытных самолета.

1 сентября 1944 года, Финкенвердер

Первый Ме.155-VI полетел.

– Проще перепроектировать крыло, – заявил Фогт, – чем проводить «врезку» нового

шасси и радиатора в крыло «Мессершмитта».

Приблизительно так же он комментировал другие изменения, внесенные им в

конструкцию.

Самолет до сих пор назывался «Ме». Название «BV» – более соответствующее истине

(«Блом унд Фосс») он получит позднее.

Впрочем, сейчас все работают на благо Рейха, не думая о собственной выгоде, не так ли?

8 февраля 1945, Финкенвердер

– Мы должны готовить предсерийную партию, – беспокоился Фогт. – А у нас пока что

взлетает лишь второй опытный самолет! Мы снова меняли конструкцию, но знаете, что я

скажу? Я по-прежнему не удовлетворен результатом!

Конструкция по-прежнему страдала рядом неизбежных недостатков. Требовались

дополнительные изменения, чтобы устранить все погрешности базовой конфигурации.

16 апреля 1945 года, окрестности Берлина

– Сегодня – важный день, – Фогт озабоченно потирал лицо носовым платком. —

Технический департамент заказал нам серию из тридцати машин. От сегодняшнего полета

многое будет зависеть.

Опытный самолет BV.155 отправлялся в свой первый полет.

Его провожали как в бой.

...И не напрасно.

Вскоре двигатель заглох. Ломая тонкие березки, пилот с трудом опустил машину на

какую-то поляну.

И застрял. Поляна оказалась болотом.

Бросить самолет – немыслимо. Секретная опытная разработка.

Нужно попробовать связаться с наземными частями...

Послышался рев моторов, голоса. Пилот насторожился: неужели красные уже здесь? По

слухам, они наступают и скоро будут в самом Берлине. Где их, разумеется, ждет

сокрушительное поражение от мобилизованных и готовых драться до последнего

человека горожан.

Да, но кто эти люди?

К счастью, это были свои.

– Камераден! – обрадовался пилот. – Эта ценная для фюрера машина. Ее нужно

спасти!..

Камераден угостили летчика шнапсом, рассказали, как видели падение странного

самолета, и выразили готовность помочь.

Все попытки вытащить самолет из болота оказались тщетными.

– Давайте цепью! – распорядился молодой лейтенант.

Он выглядел так, словно вырос в приюте и никогда хорошо не питался: впалые щеки,

оттопыренные уши, потемневшие глаза.

Не успел летчик и двух слов сказать, как на крылья самолета были наброшены цепи.

Снова заревели моторы – завели бронетранспортер.

Самолет чуть накренился вперед, а затем произошло неизбежное: одно крыло сломалось,