Текст книги "Легенды авиаторов. Исторические рассказы"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– При посадке на снежную полосу требуется самый точный взгляд на землю и большое

внимание, – учил французских пилотов инструктор капитан Друзенков.

Младший лейтенант Ив Бизьен выучил эти наставления наизусть. И все равно отвлекся. В

какой-то момент ему показалось, что вот-вот самолет ударится о землю. Он резко потянул

ручку управления на себя. «Як» взмыл и стал парашютировать, покачиваясь с крыла на

крыло. Летчик ослабил штурвал, и машина «клюнула на нос». Подпрыгнув и оставляя за

собой обломки, самолет плюхнулся на снежный покров.

Майор Тюлян был вне себя.

– Ты соображаешь, что натворил? – кричал он на Бизьена. – Разгрохал самолет! Чему

тебя учили?

Бизьен молчал. Он боялся одного: отстранят от полетов.

– Ладно, – вмешался Друзенков. – Отдыхать. Времени нет, каждый человек на счету. И

все-таки, товарищи, не забывайте: вы сюда прилетели не советские самолеты бить, а

немецкие.

Бизьен погиб во время второго боевого вылета «Нормандии»...

Официально французская истребительная авиационная эскадрилья была сформирована 4

декабря 1942 года в городе Иваново. Военному соединению было присвоено

наименование «Нормандия» – в честь провинции, которая больше всех пострадала от

немецкой оккупации. Она приняла герб провинции Нормандия – квадрат красного цвета

с двумя золотистыми львами.

22 марта 1943 года

Обучение закончено. Предстоит первый перелет на боевых советских самолетах до

фронтового аэродрома. В тот же день эскадрилья «Нормандия» приземлилась на

прифронтовом аэродроме Полотняный, в 25 километрах от Калуги.

Французы боялись, что ждать отправки на фронт придется долго. Напрасно боялись: уже

пятого апреля эскадрилья получила задачу прикрыть бомбардировщиков, которые будут

наносить удар по артиллерийским батареям противника. Тюлян давал последние

инструкции:

– При встрече с противником атакуем его немедленно ударной группой, которую

возглавляю я. Боем не увлекаться и не забывать о прикрываемых бомбардировщиках.

Два девятка пикирующих бомбардировщиков Пе-2 пошли курсом на запад под

прикрытием истребителей эскадрильи «Нормандия».

При подходе самолетов к цели четыре вражеских истребителя, заметив группу

«Петляковых», пытались с ходу атаковать первую девятку. Французские летчики

Прециози и Дюран, находившиеся в этот момент выше и правее бомбардировщиков

заградительным огнем отразили атаку. Тогда четверка вражеских истребителей

набросилась на них и завязался стремительный бой. На помощь Прециози и Дюрану

подоспела четверка Тюляна. Два немецких самолета были сбиты.

С этого времени «Нормандия» стала регулярно участвовать в выполнении боевых задач.

Сопровождая в полете бомбардировщиков или штурмовиков, «нормандцы» всегда

надежно охраняли их от атак немецких истребителей.

– Черновая работа, – говорил капитан Литольф.

– Мечтаешь выйти на охоту? – Лейтенант Кастелэн понимающе кивнул.

– Тюлян разрешит, – сказал Литольф. – Я с ним уже разговаривал.

15 мая 1943 года

Был вечер, когда капитан Литольф в паре с лейтенантом Кастелэном вылетел на

свободный поиск: Литольф ведущий, Кастелэн ведомый. Вскоре летчики встретили двух

«Мессершмиттов».

Увлекшись погоней за «мессершмиттом», Кастелэн оторвался от Литольфа. Немец ловко

ушел от первой очереди и начал маневрировать. Кастелэн оказался сильней: через минуту

Ме.110 задымил и горящим врезался в землю.

На боевом счету молодого летчика появился первый сбитый самолет врага.

– Что мне с тобой делать? – спрашивал Литольф. – Ты герой и победитель, но

самовольное оставление ведущего в бою – недопустимо.

– Спроси русских, – предложил Кастелэн.

Литольф так и сделал.

Капитан Федоров, с которым он заговорил, ответил:

– Мы расцениваем такой поступок как самое грубое нарушение. Но у нас такие случаи

крайне редки.

– Значит, и у нас будут редки, – решил Литольф, и пришлось лейтенанту Кастелэну

отправиться под арест...

Прошла страшная русская зима, вторая для «нормандцев»; весной и летом шли бои в

западном направлении, а осенью пришел приказ Верховного Главнокомандующего.

«1-му отдельному истребительному авиационному полку Сражающейся Франции,

отличившемуся в боях при прорыве обороны немцев на реке Неман, присвоить

наименование «Неманский». Так прозвучало впервые знаменитое имя «Нормандия —

Неман».

После Второй мировой название соединения не исчезло.

Истребительная группа «Нормандия-Неман» участвовала в колониальной войне в

Индокитае (1946—1954), а также в военной операции НАТО против Югославии (1999).

Официально она была расформирована 3 июля 2009 года. Но во время Парада Победы

2010 года в Москве летчики «Нормандии–Неман» прошли по Красной площади.

© А. Мартьянов. 21.06. 2012.

05. Летчик, которому собаки приносили

удачу

6 октября 1944 года, аэродром «Антоново», юго-западнее Каунаса

– С этими французами не знаешь – плакать или смеяться! – сказал младший лейтенант

Дорошенко своему механику – сержанту Антону Кедрову. – Прямо как дети.

Соревнуются, геройствуют, забывают обо всем – лишь бы пошире хвост распустить!

Кедров хмыкнул.

– Расскажи про этих «детей» тем немцам, которых они сбивают.

Дорошенко покачал головой:

– Никакой дисциплины. Сплошные рыцари без страха и упрека. Каждый рвется

нарисовать на борту своего самолета как можно больше звездочек. Вылетают звеном —

возвращаются поодиночке. Ну посмотри ты на него!

Старший лейтенант Ролан де Ла Пуап легкой походкой шел по аэродрому, а за ним,

подняв хвост, бежала небольшая желтенькая собачка, которую он подобрал еще в

Иваново. Псина была объявлена его личным талисманом, и старший лейтенант перевозил

ее в своем самолете при каждом перебазировании полка.

– Мы тут шутим, а они ведь всерьез верят, что собаки приносят Пуапу удачу, – сказал

Дорошенко.

– Хорошо, что собаки не летают, – засмеялся Кедров.

Де Ла Пуап остановился возле беседующих. Блеснул улыбкой. Собака тоже остановилась,

села. Насторожила остренькие ушки.

– Завтра Неман! – сказал француз. И сделал несколько характерных движений рукой —

показал летящий самолет.

Дорошенко кивнул ему в знак того, что понял, и снова повторил, обращаясь к Кедрову:

– Ну просто как дети.

14 октября 1944 года, Восточная Пруссия

Погода стояла осенняя, то есть, по-простому, – мерзопакостная: распутица, дожди.

Тридцать девятая армия Третьего Белорусского фронта при активной поддержке авиации

двигалась на Тильзит. Немцы огрызались упорно, танки «Германа Геринга» грызли землю

и буравили воздух снарядами.

Передовые части Тридцать девятой армии упорно теснили немцев к реке Неман.

Бои не прекращались и в воздухе. «Нормандцы» вылетали каждый день.

– Отчаянные ребята, – говорил Кедров своему коллеге, старшине Капралову, механику

де ла Пуапа. – Им бы только немцев лупить, а о себе не думают. Как ты со своим не

поседел?

– Он хитрый, – уверенно отвечал Капралов. – Тут кроме собачьей дружбы, – он

глянул на пса, лежавшего на единственном сухом пятачке, под крыльцом КП, – еще два

фактора работают: лучше Яка машины не придумано – это раз, и голова у моего

старшего лейтенанта не только для ношения фуражки – это два.

Французы только вылетели к немцам в тыл, в район Тильзита, чтобы блокировать

аэродром противника. Четыре Яка-3. Когда «нормандцы» приближались к аэродрому

Иукштейн, навстречу им поднялись восемь истребителей.

Командир звена старший лейтенант де Ла Пуап не колебался ни мгновения:

– Атакуем все!

И бросился на ведущую пару Ме-109.

«Яки» превосходили «мессеров». Это тебе не «фоккеры», с которыми приходилось

изрядно возиться. Однажды де Ла Пуапу такой бой едва не стоил жизни... Но что об этом

сейчас-то вспоминать.

Французы не колебались: каждый из ведомых выбрал себе пару немецких истребителей.

Де ла Пуап был впереди остальных и первым догнал и атаковал «свой» Ме.109. Немец в

последний момент отвернул, но де Ла Пуап настиг его очередью.

Второй «мессер» перевернулся в воздухе и рванул в сторону аэродрома. Де Ла Пуап

видел, что этот противник от него уходит. Черт!..

Почти сразу же рядом показался еще один «Як-3» – второй «нормандец», Табюре, сбил

вражеский самолет двумя короткими очередями. Оставляя полосу черного дыма,

«Мессер» перешел в пикирование и врезался в землю на опушке леса возле своего

аэродрома.

Вторая пара французов, Соваж и Баньер, завязала бой с четырьмя «Фокке-Вульф-190».

Имея превышение, Соваж обстрелял с пикирования ведущего, но тот уклонился, и

пушечная очередь не задела его. Соваж поджег немца на выходе из пикирования. После

этого вражеские летчики не решились продолжать бой и скрылись в облаках.

Звено де Ла Пуапа, сбив два вражеских истребителя над их же собственным аэродромом,

вернулась на аэродром «Антоново» без потерь.

Ролан де Ла Пуап был из числа первых добровольцев, которые отправились в Советский

Союз сражаться с общим врагом.

Сейчас таким далеким казался сорок второй год, когда сотни французских летчиков

изнывали от безделья на авиационных базах Ближнего Востока и Африки. Доползали

слухи о том, что в Лондоне и Москве «Сражающаяся Франция» ведет переговоры с

советским командованием... А потом была отправка в Советский Союз.

Самым волнующим впечатлением стала для летчиков встреча с новым для них самолетом.

Французы влюбились в «Як» с самого начала – «Як-1» вызывал у них благодарность, а

«Як-3» – любовь и какой-то почти религиозный восторг.

И сейчас, сажая машину на аэродроме, «хитрый» Ролан де Ла Пуап совсем не выглядел

хитрым: простодушно, как подобает герою и рыцарю, поцеловал свой самолет и сказал

ему: «Спасибо».

16 октября 1944 года

Утром советские войска перешли в наступление. Артиллерия буквально рвала оборону

противника.

На аэродроме «Антоново» готовились к боевому вылету.

Если русских смешила, а иногда и раздражала склонность французов к индивидуализму и

«героизму», то французы с интересом приглядывались к тому, что составляло «образ

жизни советских людей».

Перед выступлением коммунисты провели на аэродроме митинг. Была получена

директива, прочитаны приказы. Красные знамена, намокшие под дождем, зло дергались

на ветру.

Французы охотно приняли участие в митинге.

– Мы и раньше били врага! Будем бить его еще крепче, чтобы приблизить час победы!

Русские хорошо приняли их выступления. Аплодировали и кричали: «Ура!»

Летчики Триста третьей авиационной дивизии и полка «Нормандия» должны были

блокировать аэродромы противника и прикрывать наступающий Второй танковый корпус.

День начался удачно: лейтенант Марсель Альбер (еще один из первых добровольцев)

открыл счет, сбив первый Ме.109.

– Погоди, Марсель, день только начинается, – сказал ему де Ла Пуап, не то в шутку, не

то всерьез.

Во второй половине дня полк «Нормандия» был поднят в воздух, чтобы вместе с другими

частями дивизии прикрывать наступающие советские войска. И уже поздно вечером, еле

живой от усталости, де Ла Пуап все-таки нашел в себе силы нарисовать на самолете еще

три звездочки.

– Удивительный сегодня получился день, – к де Ла Пуапу подошел Марсель Альбер,

тоже черный, пошатывающийся. – Двадцать девять нацистов мы сбили. Двадцать девять!

Командир полка сказал. Они там, на КП, уже подсчитали... И в Москву доложили. Но ты,

Ролан, как всегда, на два шага впереди всех. – Он кивнул на три звездочки, криво

нарисованные старшим лейтенантом.

– Знаешь, что я тебе скажу? – ответил Ролан де Ла Пуап. – Для меня важнее всего —

что мы сегодня без потерь.

– Нам сегодня чертовски повезло.

– В везении ли дело? – Де Ла Пуап коснулся рукой самолета. – С таким истребителем...

– Все, герои, идите отдыхать, – заговорил в полумраке старшина Аверьянов, механик

самолета Альбера. – Наделали тут дел, а нам теперь чинить.

Капралов молча усмехался, глядя на «своего» – де Ла Пуапа.

– Ничего, – сказал де Ла Пуап, рассеянно ероша шерсть на спине подбежавшей к нему

собаки, – если уж в моем ухе дырку заделали, то с самолетами как-нибудь разберетесь.

– Человек более живуч, чем самолет, – заметил старшина.

В прошлом году Ролан де Ла Пуап «догеройствовался»: преследовал «Фокке-Вульф-189»

и «немножко увлекся», как он потом признавал с деланно-покаянной улыбкой.

«Фоккер» уходил от француза, переходя в крутое пикирование, и лейтенант де ля Пуап

позволил погоне поглотить себя. А заодно – и остатки холодного соображения.

Результат: при резкой потере высоты на пикировании у него лопнула барабанная

перепонка.

«И упекли голубчика, – слово «голубчик» он старательно выговаривал по-русски, когда

рассказывал этот эпизод, – на две недели в госпиталь».

Ролан смертельно боялся, что не сможет вернуться в строй. То, что медики в московском

авиационном госпитале в Сокольниках все-таки ухитрились восстановить ему слух, он

считал чудом.

– Да, в общем-то, чертовски везет, – повторил он задумчиво.

– Идите спать, товарищ старший лейтенант, – сказал Капралов. Как отрубил. И де Ла

Пуап, отсалютовав, подчинился.

28 ноября 1944 года

Еще один митинг. Опять красное знамя и рядом – знамя Франции. Выступают

представители Советской Ставки. Де Ла Пуап смотрел на их лица. Лица советских

офицеров, особенно высшего состава, буквально завораживали его: никакого

«аристократизма» в чертах – простые, резкие, иногда грубые, иногда – наоборот,

мелкие. Лица простых людей – крестьян, рабочих. Усталость в глубоких морщинах

вокруг рта, между бровями.

Говорят резко, привычно, громко.

В этот день полку присвоено почетное звание «Неманский». Хорошо сражались,

прикрывая наступление наземных войск. Теперь будут называться – полк «Нормандия —

Неман».

Под этим именем полк войдет в бессмертие.

А лейтенант Ролан де Ла Пуап доживет до Победы и получит звание Героя Советского

Союза.

Но он этого еще не знал, когда разглядывал лица советских штабных и думал о том, что

еще предстоит на долгом пути к Победе.

© А. Мартьянов. 06.07. 2012.

06. «Як» или «Лавочкин»

24 апреля 1943 года, аэродром «Васильевское»

Прибытие главы военной миссии майора Мирле в эскадрилье «Нормандия» ждали.

Каждый день промедления казался потерянным напрасно. Не терпелось вступить в бой.

Но «просто так» ничего не делается – политики, а потом военные договаривались,

договаривались, договаривались...

...– Нам не нужно превращать «Нормандию» в еще одну советскую эскадрилью, —

согласился с Мирле командующий авиадивизии генерал Георгий Нефедович Захаров. —

Как символ она стоит гораздо больше, чем как обычное воинское соединение. Но все-таки

необходимо нам найти наилучший способ боевого применения «Нормандии»!

– Французские летчики привыкли к совершенно другому бою, нежели советские, —

объяснял майор Мирле. – Наша тактика отличается яркой индивидуальностью.

– Точно. Мы еще в Раяке об этом говорили, – вступил майор Жан Тюлян. – Вся эта

хваленая «тактика» сводится к одному: каждый лупит, как умеет, а потом возвращается на

аэродром. Если получилось вернуться...

– Вы это всерьез? – нахмурился Мирле.

– Не совсем, – признал Тюлян. – Только отчасти. – И обратился к Захарову: – В

обучении летчиков французской истребительной авиации главенствует принцип

максимальной самостоятельности в бою. Мы не получаем детальных указаний с земли.

Надеясь только на себя, оцениваем воздушную обстановку и самостоятельно намечаем

направление удара.

– Это не эффективно, – таково было мнение представителя штаба ВВС Красной Армии

инженер-капитана Смолярова.

Тюлян пожал плечами:

– Мы так воюем.

– Вот основные боевые задачи, которые должна выполнять французская эскадрилья на

первых порах своего пребывания в Триста третьей истребительной авиационной дивизии,

– генерал Захаров вынул из нагрудного кармана сложенный листок. – Свободный поиск

вражеских самолетов без перелета линии фронта. – Последние слова он подчеркнул

особо. – И дежурство на аэродроме для вылета на перехват вражеских самолетов.

Тюлян выразительно покривил рот.

– Пока активность авиации противника невысока, незачем попусту рисковать, – сказал

Смоляров. – Я согласен с товарищем генералом. Этого на первых порах вполне

довольно. И предлагаю по возможности освободить «Нормандию» от сопровождения

штурмовиков и бомбардировщиков при полете в глубокий тыл врага.

Все равно рано или поздно придется это делать, подумал он. От войны никого не

убережешь, а эти летчики просто рвутся в бой.

– А кстати, – заметил Тюлян, – мы тут обратили внимание, что товарищ генерал

прилетел на другом самолете, не таком, как у нас. Можно будет посмотреть?

– У нас секретов нет, – сказал генерал Захаров. – Смотрите, сколько хотите. И

спрашивайте, если возникнут вопросы.

Захаров производил впечатление человека тяжеловесного и как будто бы

недальновидного, но внешность его была обманчивой. Крестьянский сын с характерной

крестьянской наружностью, он был опытным летчиком, закончил военную школу

летчиков в Сталинграде и курсы при Военной академии Генерального штаба, а в тридцать

седьмом участвовал в войне в Испании, где его знали как Энрике Лопеса. Кстати, там он и

познакомился с некоторыми будущими «нормандцами».

Сейчас командир Триста третьей истребительной авиационной дивизии прилетел на «Ла-

5». Вот этот-то истребитель с мотором воздушного охлаждения и глянулся французским

летчикам.

Весь день «нормандцы» осматривали этот самолет, «разве что не облизывали», как

заметил Смоляров, поглядывавший на них из командного пункта.

Вечером несколько человек во главе с майором Тюляном обратились к Захарову с

просьбой.

– Мы бы хотели попросить о перевооружении эскадрильи, – сказал Тюлян, стараясь

держаться бесстрастно. Получалось не очень хорошо, натура сказывалась. Но главное —

не задеть ничьих чувств.

Нет, главное – самолет!

Захаров все понял. Чуть улыбнулся.

– Вам кажется, наверное, что «Ла-5» лучше, чем «Як-1», да?

Они переглянулись и промолчали.

Захаров сказал:

– Чуть позднее у вас будет возможность полетать на «Лавочкине». Сами убедитесь, что

большой разницы в боевых качествах нет.

– Хорошо, – осторожно согласились французы. Видно было, что они все еще

сомневаются.

Май 1943 года

Как и предвидел генерал Захаров, «освобождение» летчиков «Нормандии» от

сопровождения советских бомбардировщиков глубоко в тыл врага оставалось только «на

бумаге». Французы и сами требовали для себя лишь одной привилегии: драться.

Готовилось наступление, и летчики Триста третьей бомбили немецкие аэродромы. Девять

«Пе-2» в сопровождении двух «Як-1» углубились на территорию, занятую противником.

– Далеко зашли, – сказал Альбер своему товарищу, Иву Майэ. – Горючего не хватит.

Вернуться не сможем.

– Летим дальше, прикрываем, – ответил Майэ.

Бомбы падали одна за другой.

– Все, возвращаются, – донесся сквозь помехи голос Альбера. – До аэродрома не

долетим.

– Хорошо, что русские нам не могут приказывать, – сказал Майэ. – Мы ведь по-русски

не понимаем.

На самом деле на аэродроме их не слышали. Переводчик вместе с командованием ждал,

пока летчики появятся в эфире.

– Я тебе по-французски говорю, – сказал Альбер.

– А я тебе отвечу: пока держимся в воздухе – будем прикрывать.

– Неосторожно воюешь, Ив, – ответил на это Альбер. Но ни малейшей попытки выйти

из боя не сделал.

Они сопровождали бомбардировщиков, сколько могли.

Горючее было почти на нуле.

– Садимся, пока не упали! – крикнул Альбер. – Все, Ив, хватит, садимся!

Майэ направил самолет на поле. До аэродрома оставалось еще несколько десятков

километров. Но территория была уже «наша».

«Як-1» не подвел. С полностью выработанными бензобаками французские летчики

посадили самолеты в чистом поле.

Был вечер, после бомбежки вдруг стало очень тихо.

– А ты заметил, что здесь никогда не бывает по-настоящему тепло? – обратился Майэ к

своему товарищу. – Вроде бы, весна, лето, но по вечерам все равно откуда-то из-под

земли тянет ледяной стужей...

Середина мая 1943 года

– Захаров здесь! – Известие мгновенно облетело весь аэродром.

– Ну что, – обратился генерал к майору Тюляну, подошедшему к нему с рапортом. —

Время выполнить обещанное. Хотите полетать на моей «Стрелке»?

Тюлян просиял так откровенно и по-детски, что Захаров в ответ не выдержал —

засмеялся.

– Товарищ подполковник Голубов поступает в ваше распоряжение, – сказал Захаров. —

Объяснит и покажет. Потом расскажете товарищам, как вам понравился самолет.

Через полчаса после этого разговора Тюлян уже был в воздухе. Самолет «Ла-5» в его

руках демонстрировал чудеса: резко набрал высоту и на двух тысячах метрах сделал

поворот и понесся вниз.

В последний миг, когда уже казалось, что машина сейчас врежется в землю, последовало

выравнивание, и истребитель со страшным ревом пронесся над взлетно-посадочной

полосой.

– Ого, – сказал подполковник Голубов, а стоявшие рядом «нормандцы» дружно

расхохотались.

Под конец Тюлян прошел над аэродромом «на спине» – в перевернутом полете. Все, сел.

Кругом стояли молча. Наконец из кабины показался летчик. Никогда еще «нормандцы» не

видели, чтобы майор так светился. Неприкрытый, чистый восторг сиял в его глазах.

Французские летчики окружили его.

– Как? – слышалось со всех сторон. – Ну что? Лучше или хуже?

Тюлян ответил не сразу. Обдумывал ответ. Он понимал, что в какой-то мере перестарался,

и сейчас неосторожное слово может вызвать целый шквал эмоций.

– Сами видели, – сказал он наконец, – самолет что надо. Но «Як» тоже хорош. Мы на

«Яках» уже летаем. «Як» справляется с «Фокке-Вульфом», и мы в этом уже убедились.

– Ну так лучше или хуже? – повторяли вокруг.

– «Як» проще, – сказал Тюлян. – Пополнение освоит его быстрее. Остаемся на «Яках».

Исправлять хорошее – только портить.

Он переглянулся с генералом Захаровым. Тот кивнул.

– Ну вот, попробовали и сделали, так сказать, руководящие выводы, – проговорил он.

– Я тоже считаю, что пересаживаться сейчас на другие самолеты не стоит. Предстоит

крупная операция по ликвидации большого скопления вражеских самолетов на брянском

и спас-деменском аэродромах. Будем летать глубоко в тыл, бомбить. Я слышал, кое-кто

уже побывал в переделке и сумел дотянуть на «Яке» до нашей территории. Чего еще

нужно?..

© А. Мартьянов. 12.07. 2012.

07. Летчик номер восемь

Лейтенант Ларош с интересом рассматривал тарелку борща.

Стряпуха Гарпина весело наблюдала за ним из окошка раздачи.

– Что, не видал такого, сынок? – с густым украинским выговором вопросила она. Голос

у нее был могучий, грудной. Такой, что запросто долетит и до середины Днепра, и еще

дальше.

– О, мамо Гарпина, да тут у нас настоящий борщ! – Бодрый Вася принял тарелку, куда

повариха от души плюхнула сметаны, и уселся рядом с Ларошем.

Француз комически приподнял бровь.

– Есть такие славянские слова, шер ами, которые европейскому человеку физически не

выговорить, – заметил он, не без зависти наблюдая за тем, как Вася уминает борщ.

– Выговаривать не обязательно, ты лучше сам борщ попробуй! – ответил Вася между

ложками.

– Борч, – скорбно выговорил Ларош. – Звучит как самоубийство. Террибль!

Вася так и подавился от смеха.

Ларош сказал со вздохом:

– О да, вот гримас де ля фортуна. Ты можешь быть каким угодно распрекрасным

летчиком, но если не можешь выговорить слово «борч», над тобой будут смеяться

русские.

– Клянусь не смеяться! – отозвался Вася, предательски покрасневший.

– И как это урожденные французы служили в русской авиации? – продолжал Ларош. —

Может, потому, что были высокого происхождения и не употребляли в пищу этот самый

борч?

– «Борч», друг мой Ларош, в России употребляют все, – произнес Вася. – Равно как и

щи.

При звуке еще одного ужасного славянского слова Франсуа Ларош закатил глаза. Но он и

сам уже был готов захихикать.

– А что ты там говорил про французов в русской авиации? – осведомился Вася,

вымазывая тарелку коркой хлеба.

Франсуа Ларош ответил:

– В данный момент я имел в виду графа Ламберта. Вчера в газете попалось. – Он вынул

из кармана смятый листок газеты «Наше время» за 1909 год.

– Где взял? – Вася с интересом принял из его рук измятый листок, разгладил.

– Лежало в сундучке. И фото сохранилось. А имени фотографа нет...

– Зато есть имя авиатора, что намного важнее! – обрадовался Вася изымая у Лароша

старинную газету. – « Бывший русский офицер граф де Ламбер на своем аэроплане

совершает полет над Парижем. Он прилетел из Живизи, с аэродрома, в Париж, два раза

обогнул вокруг Эйфелевой башни и улетел обратно в Живизи. В общей сложности он

пролетел около пятидесяти верст». Ха, вот это рекорд!

– На самом деле – да, – подтвердил Ларош. – Вполне шарман рекорд. Только не

дальности полета, а высоты. Триста метров! До этого рекорд высоты принадлежал

Орвиллу Райту и составлял 172 метра. Рекорд де Ламберта был официально зафиксирован

и является первым рекордом мира, установленным российским пилотом.

– Погоди, он Ламберт или Ламбер? – уточнил Вася.

– И так, и так пишут, – сказал Ларош. – Сам знаешь, эти «т» в конце французских

фамилий не читаются. Иногда.

– И он еще на наш «борщ» жалуется, – заметил Вася. – Ладно, а чего это французский

граф – русский офицер?

– Ламберты служили в России еще с восемнадцатого века, – ответил Ларош. И снова

разгладил старый листок. – Шарль де Ламберт родился на Мадейре. Потом учился в

Париже. Его отец был русским подданным – как и прочие его предки.

– Да бог с ними, с предками, – нетерпеливо оборвал Вася и на некоторое время

предался компоту. – Про летчика рассказывай.

– Молодой граф имел модное увлечение – воздухоплавание, – продолжал Ларош. —

Скажи, мон ами, сметану из борча надо отдельно есть или сначала размешать?

– Как хочешь. Я размешиваю, а потом еще сверху отдельно кладу, – охотно

проконсультировал Вася.

Ларош рассеянно повозил ложкой в тарелке и вдруг засмеялся пришедшей ему мысли.

– Нет, ты только представь себе, Ламберт изобрел смешную штуку. Додумался

поднимать корпус судна над поверхностью воды с помощью подводных крыльев. Патент

зарегистрировал в 1891 году сначала во Франции, а потом и в Северо-Американских

Соединенных Штатах.

– Что-то не слыхал о таком, – нахмурился Вася. – А Горыныч знает? Ему как дракону

должно быть близко.

– Эксперименты получались, но потом Ламберт от идеи отказался. Исследовал крыло,

сначала один, потом на пару с Хайремом Стивенсом Максимом.

– С каким Максимом? – На лице Васи вдруг проступило понимание: – С тем самым

Максимом? Который человек и пулемет?

– Точно, мон ами. – Ларош кивнул. – В это время Максим строил огромный аэроплан с

размахом крыльев почти в тридцать два метра и весом больше трех тонн. Вот эту-то

махину и взялся испытать граф Ламберт. Это было в 1894 году.

– Ну и как – испытал?

– Ага. Рухнул за милую душу. И что самое интересное – Максим после этого к авиации

охладел, а Ламберт – наоборот, влюбился в самолеты по уши и окончательно.

Исследовал и изобретал. Чтобы удобнее было этим заниматься, создал небольшую

конструкторско-производственную фирму. Вообще он довольно долго работал, прежде

чем начало получаться.

– Сколько – долго? – спросил Вася.

– К вам можно? – Рядом появился штаб-сержант Хопкинс с подносом.

Вася кивнул ему в знак приветствия, а Ларош спросил:

– Скажи, Билл, ты в состоянии выговорить слово «борч»?

Хопкинс издал серию шипящих звуков, после чего невозмутимо уселся и принялся за еду.

– Мы тут про графа Ламберта, – сообщил Вася. – Русский летчик над Парижем.

– Не просто летчик, – добавил Франсуа Ларош, – а летчик номер восемь.

– Это еще что означает? – удивился Хопинкс, аккуратно зачерпывая ложкой «борч».

– Представь себе, что в мире еще совсем нет пилотов, – загадочным тоном произнес

Ларош.

– Ну, Шарль Перро, ты нам сказки-то не рассказывай! – возмутился Вася. – Мир без

пилотов?! Такого не бывает.

– А вот представь... И они только-только начинают появляться. И получают пилотские

свидетельства в летной школе: номер два, три... Граф Шарль де Ламберт получил

свидетельство номер восемь. Восьмой дипломированный летчик во всем мире.

Повисла пауза.

– Да, – выговорил наконец Вася. – Это надо осмыслить. Ну так когда он начал

получать результаты?

– Какой ты, Вася, приземленный, – упрекнул его Ларош.

– Как ты можешь летчика называть приземленным? – возмутился Вася. – Я

практичный.

– Ладно, согласен, ты у нас практичный, – согласился Ларош. – По-настоящему у

Ламберта стало что-то получаться с появлением надежных двигателей внутреннего

сгорания. Свой первый глиссер, снабженный бензиновым мотором конструкции Диона, он

построил в 1905 году. В общем, не так долго и возился.

– А летал у него кто? Или все сам?

– Был у него друг-воздухоплаватель Поль Тиссандье, – сказал Ларош. – Но граф и сам

поднимался в воздух. Заболел небом навсегда. Еще с легкой руки Максима.

Они посмеялись, а сержант Хопкинс спросил:

– Того самого Максима?

– Того, того... – подтвердил Вася тоном знатока.

Ларош заметил:

– Между прочим, именно граф Ламберт, испытывая свои первые аэроглиссеры,

столкнулся с таким неизученным физическим явлением, как эффект «воздушной

подушки».

– Здорово, – хладнокровно сказал Хопкинс. – Легко быть первооткрывателем в начале

двадцатого века.

– Хочешь сказать – повезло? – поинтересовался Вася.

– Хочу сказать, совпало несколько факторов. И фактор личности графа де Ламберта, судя

по тому, что я успел услышать, – не последний, – сказал Хопкинс.

– Абсолютно верно, – отозвался Ларош. Он доел борщ и взялся за котлеты. Котлеты

француз ел вилкой и ножом, элегантно и непринужденно. – В 1908 году братья Райт

открыли во Франции свою первую авиационную школу. Естественно, Шарль де Ламберт

тут же сделался учеником. Уилбур Райт, между прочим, удостоил его наивысшей

похвалы: «Граф де Ламберт и я летаем одинаково».

– Сильно, – сказал Вася. И, встретив взгляд Лароша, быстро прибавил: – Прости.

Продолжай.

– Продолжаю. – Ларош потер переносицу, как человек, который пытается собраться с

мыслями. – 7 октября 1909 года Шарль де Ламберт официально получил пилотское

свидетельство Французского аэроклуба за номером восемь. А уже 18 октября совершил

свой знаменитый полет над Парижем. Французские министры как раз собрались побывать

на аэродроме в Живизи, осмотреть новинки авиатехники. Полет графа был своего рода

сюрпризом.

– Ничего себе – сюрпризик! – вставил Вася.

Ларош пропустил его реплику мимо ушей.

– Готовился долго и в строжайшей тайне. О задуманном знали двое: сам граф и его

инженер-механик. Представителей прессы уведомили в последний момент. В 16 часов 37

минут аэроплан графа де Ламберта покинул территорию аэродрома, взяв курс туда, куда

никто не ожидал, – на Париж! Над городами еще никто никогда не летал. Это считалось

таким же смертельно опасным делом, как и полет над водой.

– Знаете, что я думаю? – хладнокровно произнес Билл Хопкинс. – Я думаю, что

Ламберт заодно пытался понять, годятся ли самолеты для разведки.

– Ты прав, – кивнул Ларош. – Была и такая цель. Военная. Но вообще требовалось