Текст книги "Легенды авиаторов. Исторические рассказы"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

© А. Мартьянов. 22.11. 2012.

35. Стремительный и безоружный

15 октября 1938 года, Лондон

Сэр Джеффри де Хэвиленд прибыл утренним поездом из Хартфилда, где размещался его

завод.

Авиапромышленнику необходимо было повидать своего старого товарища, сэра

Уилфрида Фримена. Старина Уилфред занимал теперь высокий пост члена Авиационного

совета по исследованиям и разработкам. Несмотря на занятость, сэр Уилфред согласился

принять сэра Джеффри.

Высокий, сухощавый, с длинным породистым лицом, сэр Джеффри, несмотря на возраст

– пятьдесят шесть, – двигался с удивительной легкостью. Глядя на него, нетрудно было

поверить, что он совсем недавно отошел от полетов.

Да, это было так. Еще несколько лет назад сэр Джеффри де Хэвиленд лично испытывал

все сконструированные им модели самолетов.

О, он хорошо знал себе цену! Да, собственно, никто и не отрицал его заслуг.

Давно забыта самая первая его неудача. Первый самолет, разбившийся при первой же

попытке подняться с земли. Это было – дай Бог памяти! – в 1910 году...

Второй самолет был продан королевской фабрике воздушных шаров в Фарнборо.

Четыреста фунтов. Первые заработанные сэром Джеффри в авиации деньги.

А потом была страшная Великая война. И десятки, сотни, тысячи самолетов «Де

Хэвиленд», построенные в те годы. Все они носили инициалы своего создателя, от первой

модели до модифицированной девятой.

DH.9. Самый массовый английский самолет. Его детище, составившее основу

королевских ВВС. Говорили, что в бою с немецкими машинами этот самолет оказался

слабоват. И все равно он оставался «главным английским самолетом». Он воевал в России

против большевиков, он охранял колонии Великобритании до начала тридцатых.

– Джеффри, старина, никто не отрицает твоих заслуг, – пытался уговаривать его

Фримен.

Де Хэвиленд сидел перед ним в кресле с высокой спинкой, мрачный, тени залегли в

глубоких морщинах вокруг его рта и между бровей.

– Пойми, наступает другая эпоха, – продолжал Фримен. – Эпоха цельнометаллических

самолетов. У тебя же нет никакого опыта в проектировании и строительстве подобных

машин.

– Подобных чему? – уронил сэр Джеффри. – О чем мы вообще говорим?

Министерству нужен двухмоторный бомбардировщик. Я строил двухмоторные

бомбардировщики, если уж на то пошло.

– Идея выглядит безумной, ты отдаешь себе в этом отчет? Деревянный бомбардировщик!

Уже на стадии эскиза я могу тебе определенно сказать: у этого аппарата

неудовлетворительные летные качества. Он слишком тяжелый.

– Мы предполагаем выпустить данную машину без вооружения, – сказал де Хэвиленд.

– Мой сын, Джеффри-младший... Ты, наверное, знаешь, что он занял мое место на посту

главного летчика-испытателя фирмы?

На лице сэра Уилфреда мелькнуло – «растут дети»... Сын сменил отца. А де Хэвиленды

действительно талантливая семья. Две знаменитые актрисы – Оливия де Хэвиленд и

Джоан Фонтейн – его кузины. Теперь вот еще и сын. Чтобы летать, нужен талант.

Особый талант, не всеми еще оцененный. Поэзия без слов, музыка без нот, картина без

холста – вычерчиваемая крыльями в воздухе.

И тут сентиментальные мысли сэра Уилфреда смыло, точно волной. До него наконец

дошел смысл произнесенного.

– Вы предполагаете выпустить невооруженный деревянный бомбардировщик, сэр

Джеффри? – переспросил он. – Вы... э... сэр?..

Он проглотил слова, о которых оба могли бы впоследствии сильно пожалеть.

Де Хэвиленд молчал. Мигала лампа.

Наконец сэр Уилфред произнес:

– А если немецкие машины окажутся еще более скоростными? Они будут догонять и

сбивать ваши деревянные самолетики пачками!

– Серийные истребители, насколько нам известно, развивают скорость не выше шестисот

километров в час, – ответил де Хэвиленд. – Мы же предполагаем построить самолет,

который сумеет летать быстрее. До шестисот сорока километров в час. Все просчитано.

Да я на Библии готов поклясться, что все обстоит именно так!

– На бумаге оно, может, и так! – взорвался Фримен. – А как будет в реальности?

Какие-то утопии!..

– Сэр, – вымолвил де Хэвиленд, – выслушайте наконец наши соображения. Письма,

которые фирма посылает в министерство, очевидно, не доходят до адресата. Поэтому я,

собственно, не поленился приехать лично.

– Слушаю вас, – также официальным тоном откликнулся Фримен.

– Сейчас уже невозможно отрицать, что война близка. Мы не называем противника

открыто, но даже самому недалекому мальчишке-газетчику понятно: это Германия. Мы не

знаем, какими средствами располагают немцы. Черт побери, сэр, нам неизвестно даже, как

далеко продвинулась их авиация. Из публикаций в газетах вообще ничего нельзя понять:

немцы напускают туману так, словно учились этому в Лондоне.

– Не могу с вами не согласиться, сэр, – кивнул сэр Уилфред.

– Не перебивайте, сэр, – строго остановил его де Хэвиленд. – Не стану отрицать: в

условиях мирного времени у нас нет ни малейшего шанса выйти на рынок военной

техники с нашим деревянным бомбардировщиком. Но во время войны в стране неизбежно

возникнет дефицит алюминия.

– Между прочим, бальза тоже не растет в Англии, – вставил сэр Уилфред Фримен. – За

ней придется ездить в колонии.

– Алюминий будет в дефиците, – с нажимом повторил сэр Джеффри. – А древесину

можно хорошо отполировать.

– Но невооруженный боевой самолет!.. Звучит абсурдно!

– Не так абсурдно, как вам кажется, сэр, – заметил де Хэвиленд. – Бортовые пулеметы

защищают самолет от истребителей только отчасти. А против зенитной артиллерии они

вообще бессильны. Если же мы изымем оборонительные стрелковые установки, то наш

бомбардировщик станет более высотным, более скоростным и маневренным. Он легко

сможет уклоняться от атак истребителей противника. Равно как и от зенитного огня.

Фримен тихо постукивал пальцами по столу. Слушал.

Голос де Хэвиленда окреп:

– Далее, мы предлагаем уменьшить экипаж до двух человек: пилот и навигатор-

бомбардир. Это сократит людские потери. А если будет сбит четырехмоторный

бомбардировщик, который так люб министерству, то Британия потеряет сразу семерых

своих сыновей. Согласитесь, в этом аспекте мое предложение гораздо менее абсурдно,

чем показалось вам на первый взгляд!

– А вам не кажется, что члены экипажа будут просто перегружены обязанностями? —

задал вопрос Фримен. – Господи, сэр Джеффри, их будет всего двое! Навигатору

придется держать связь с землей, наблюдать за воздушной обстановкой, сбрасывать

бомбы, а пилоту – вести машину несколько часов без отдыха! Способен ли на такое

человек?

– Англичанин способен на многое, – ответил сэр Джеффри. – К тому же, до Берлина на

крейсерской скорости наш самолет, по моим расчетам, будет лететь всего два часа.

Сэр Уилфред Фримен выдержал долгу паузу и наконец прервал молчание:

– Хочу только напомнить, что мы уже развернули производство четырех двухмоторных

– кстати, цельнометаллических, – бомбовозов: «Бленхейма», «Уитли», «Веллингтона» и

«Хемпдена», – сказал сэр Уилфред. – А вы предлагаете нам строить маленькие

деревянные игрушечные самолетики.

– Ваше встречное предложение неприемлемо, – холодным тоном заявил де Хэвиленд.

Он положил на стол толстый конверт, полученный из министерства авиации. —

Выступить в качестве субподрядчика? Производить крылья для самолетов чужих

конструкций? Вам не кажется, сэр, что это просто унизительно?

– Вам предоставлено право трудиться на благо Британии! – не выдержал Фримен. —

Что еще нужно? Вы же патриот!

Де Хэвиленд вскочил с кресла, нагнулся через стол к сэру Уилфреду.

– Да, – сказал сэр Джеффри. – Я патриот. И как патриот я говорю вам: фирма «Де

Хэвиленд» в состоянии послужить Империи гораздо лучше, чем ей предложено. Строить

для кого-то крылья? Пфе! Мы будем строить бомбардировщики.

– Хорошо, – сдался сэр Уилфред. – Черт побери, дружище, какой напор!.. Возможно,

ваша идея имеет здравое основание.

29 декабря 1939 года, поместье Салисбери Холл

– Письмо, сэр!

Бомбардировочное командование наконец ответило.

Пришел официальный заказ на постройку прототипа.

Еще в середине декабря фирма «Де Хэвиленд» отправила в министерство очередной,

доработанный проект.

Два варианта нового деревянного самолета (кое-где его уже успели иронически окрестить

«мечтой термита»): бомбардировщик и истребитель-разведчик.

Де Хэвиленд в конце концов согласился с необходимостью добавить третьего члена

экипажа бомбардировщика. Для радиста была спроектирована отдельная кабина позади

крыла. Бомбардировщик мог нести две бомбы по 227 килограммов (или четыре – по 113

килограммов).

Истребитель-разведчик – двухместный – получил четыре двадцатимиллиметровые

пушки в нижней части фюзеляжа и три фотоаппарата.

Бомбардировочное командование никак не могло смириться с идеей самолета без

оборонительных стрелковых точек. Но в конце концов Фримен, решительно занявший

сторону де Хэвиленда, сумел пробить в министерстве проект.

– Можно начинать работу, джентльмены, – сэр Джеффри сиял, обращаясь к своим

конструкторам. – Нас призвали на службу Англии – и не на подхвате, как

предполагалось изначально, а в передних рядах. Мы будем делать собственный самолет.

С октября конструкторский коллектив был переведен в это старинное поместье – в пяти

милях от завода в Хатфилде.

Налеты Люфтваффе неизбежны. Немцы непременно будут бомбить завод. На сей счет

никто не строил иллюзий. Вокруг предприятия уже выкопали траншеи, обложили

подстанцию и все важнейшие сооружения мешками с песком. Выдали противогазы

сотрудникам фирмы и всем жителям прилегающего района.

Маленький деревянный самолет, быстрый, как москит, поднимется в небо и защитит

Метрополию. День и ночь будут работать конструкторы, улучшая проект, а рабочие не

отойдут от станков.

Долгожданный пакет из министерства, давшего наконец «добро» на эти работы, лежал на

столе у главы фирмы. Предстояли долгие дни напряженного труда – ради того, чтобы в

небо взлетел один из самых знаменитых английских самолетов, «Москито».

Единственный самолет фирмы «Де Хэвиленд», не имевший в своем обозначении

инициалов главы и основателя фирмы – DH...

© А. Мартьянов. 30.11. 2012.

36. Полѐт «Москито»

15 апреля 1940 года, Лондон

– Нет, нет и нет! – Министр авиации Великобритании лорд Бивербрук был

непреклонен. – И слушать не желаю. Сэр, решение было принято. Решение обоснованное

и утвержденное. Это не мой личный каприз, сэр.

Сэр Уилфред Фримен, член Авиационного совета по исследованиям и разработкам,

старый друг и товарищ сэра Джеффри де Хэвиленда, упрямо положил на стол министра

докладную записку:

– Я подробно изложил свои соображения, сэр, почему для «Москито» фирмы «Де

Хэвиленд» необходимо сделать исключение.

– После того, как начались активные боевые в Северной Европе, прекращение всех

разработок со слишком отдаленными сроками готовности серийных образцов

прекращено, – отрезал министр. – Мы не можем делать исключения для ваших личных

друзей, сэр.

Фримен вспыхнул:

– Речь идет не о личном одолжении, сэр! Речь идет о благе страны. Де Хэвиленд

разработал самолет, который, возможно, спасет Британию. Заморозить этот проект было

бы... неосмотрительно.

Министр иронически сощурился:

– Что ж, вы можете держать себя в руках, сэр, и я отмечаю это обстоятельство как

положительное. Чем так примечателен этот самолет, что вы готовы за него биться?

– Это двухмоторный бомбардировщик, – начал Фримен. – Два мотора Роллс-Ройс

«Мерлин», мощностью почти в тысячу триста лошадиных сил. Самолет способен

развивать скорость свыше шестисот километров в час. Дальность полета – две тысячи

четыреста километров.

– Вы говорите о деревянной машине? – уточнил министр. – Господи, сэр! Этот

самолет уже сейчас называют «мечта термита»!

– При всем моем уважении, сэр, как раз термитам на этом самолете делать нечего, —

возразил Фримен. – Все продумано. Обшивка трехслойная, что позволяет радикально

уменьшить количество подкрепляющих стрингеров, шпангоутов и нервюр. Верхний и

нижний слои – из фанеры, средний – из легкой бальзы. Все склеивается под давлением

формальдегидным клеем. Как раз это предотвращает поражение насекомыми.

– Гм, – проговорил министр. – Но что-то от насекомого в этом самолете все же есть.

«Москито». Думаете, он способен будет жалить немцев?

– Не построим – не увидим, – Фримен заметил, что министр впервые дал слабину. —

Чем примечательна фанера, сэр? Швы практически отсутствуют, качество поверхности —

превосходное. Главный аэродинамик фирмы «Де Хэвиленд» Кларксон продумал здесь

каждую мелочь. Аэродинамическое сопротивление крайне низко.

– Сейчас все наши силы стянуты к Норвегии, – сказал лорд Бивербрук. – Я не могу

взять на себя ответственность...

– Сэр! – взорвался наконец Фримен. – Я даю вам личные гарантии, что к июлю сорок

первого все пятьдесят бомбардировщиков-разведчиков «Москито» будут переданы

Королевским ВВС.

– Не смею сомневаться в вашем честном слове, сэр, – мрачно отозвался лорд Бивербрук,

– однако все наши усилия должны быть сосредоточены на производстве самолетов

«Харрикейн», «Спитфайр» и «Бленхейм». На новые проекты нет ни средств, ни времени.

Мы не можем позволить себе распылять силы!

Фримен раскланялся и вышел.

5 мая 1940 года, Лондон

– Опять вы?

Лорд Бивербрук оторвался от сводки.

Положение дел было сложным. И перспектива не выглядела вдохновляющей. Немцы

развивали наступление в Европе.

Британия несла потери.

В кабинет министра вошли сэр Уилфред Фримен и сэр Джеффри де Хэвиленд.

– Решили атаковать меня плечом к плечу, как старые боевые товарищи? – министр

позволил себе поднять бровь. – Джентльмены, вы теряете время.

– Я прибыл сюда, оставив мой завод, – глухо заговорил де Хэвиленд, – потому что не

могу допустить... Сэр, я обязан предоставить вам все данные! Я владею абсолютно всей

информацией и в состоянии ответить на любой вопрос по самолету.

– Гм, – молвил лорд Бивербрук. – Могу ли я предложить вам чаю? – Он позвонил, и

скоро в кабинет явилась секретарша с подносом.

Сэр Джеффри почувствовал, что успокаивается. Горячий чай – большая сила.

– Сэр Уилфред передал мне, – заговорил де Хэвиленд, – основное возражение

министерства против развертывания строительства самолетов «Москито»: Англия сейчас

должна как можно быстрее строить другие, уже испытанные самолеты.

– Это так, – кивнул лорд Бивербрук и с любопытством глянул на посетителя.

Сэр Джеффри выглядел усталым, однако глаза его горели. Глаза неутомимого борца.

– Но «Москито» – деревянный самолет, – проговорил де Хэвиленд. – Продолжение

разработки никак не скажется на выпуске прочих серийных самолетов. Ведь наша

конструкция практически не требует применения металлообрабатывающих станков.

Вообще в производстве «Москито» можно использовать низкоквалифицированную

рабочую силу.

Лорд Бивербрук вынужден был признать:

– Это плюс.

– Кроме того, – приободрился де Хэвиленд, – наши конструкторы отказались от

обычных масляно-пневматических амортизаторов основных стоек шасси. Это

существенно упростило проект. Мы заменили их набором резиновых прокладок. Вместо

стали используем, где возможно, ковкий чугун.

– О, – молвил лорд Бивербрук, – хорошо. Но, – он поднял палец, – вот мое главное

возражение: моторы. Ваш «Москито» заберет у других самолетов моторы.

– Сэр, – де Хэвиленд оставался бесстрастным, что выдавало в нем опытного игрока в

покер, – моя фирма выступает с инициативой. Мы готовы ремонтировать на нашем

заводе самолеты «Харрикейн» и моторы «Мерлин». Мы располагаем соответствующими

возможностями. А взамен...

Лорд Бивербрук поднял руки и рассмеялся.

– Ваша взяла, сэр! Делайте вашего деревянного «комара»!

18 июля 1940 года, Хатфилд

Сэр Джеффри де Хэвиленд вызвал к себе главного летчика-испытателя фирмы, Джеффри-

младшего.

Тот вошел, быстрый, немного угловатый.

– Вы меня звали, сэр?

Де Хэвиленд кивнул ему на стул.

– Вы готовы испытать еще один самолет, разработанный вашим отцом, сэр?

На лице Джеффри-младшего появилась улыбка:

– Еще один?

Отец показал ему на конверт:

– Сегодня пришел контракт на разработку еще одного варианта «Москито» – на сей раз

истребительного. Бомбардировщик-разведчик уже готов. И если бы не эти проклятые

налеты Люфтваффе, мы бы уже...

Он помрачнел.

Немецкая авиация постоянно тревожила завод. Потери человеко-часов были настолько

значительны, что ресурсы фирмы сократились на треть.

– Нас могут задержать, сэр, но нас не остановят, – спокойно отозвался Джеффри-

младший.

3 октября 1940 года, Хатфилд

Над заводом отчетливо слышен был зловещий вой.

«Юнкерс». Один или несколько?

Похоже, один.

– В укрытие! Скорей, скорей!

Теперь уже завывала заводская сирена. Люди спешили покинуть рабочие места.

Немецкий самолет отчетливо виден был в небе. Он вынырнул из облаков и зашел для

бомбометания.

– Скорей!

Грохот взрыва заглушил заводскую сирену, и она, как по команде, замолчала.

Второй взрыв, третий.

Несколько человек остались лежать на земле. Среди поднятых в воздух обломков не

видно было крови. Потом начался пожар.

Де Хэвиленд вместе с ведущим инженером фирмы Бишопом уже ехал на автомобиле из

поместья Салисбери Холл. Ехать недалеко – пять миль.

– Абсурд! – сказал Бишоп, наклоняясь к рулю автомобиля. – Конструкторский состав

нарочно эвакуировали подальше от возможного места бомбежки. И вот вы мчитесь прямо

в эпицентр...

Де Хэвиленд не ответил. Он сделал знак остановить машину – до завода оставалось

меньше мили. Вышел. В небе виден был «Юнкерс». Навстречу ему шел какой-то другой

самолет. «Харрикейн»! Сэр Джеффри стиснул зубы.

Ju-88 падал. За ним тянулся длинный шлейф дыма.

Бишоп тоже выскочил из машины, подбежал к шефу, тяжело дыша.

– Сбит, сэр! Падает!

Земля вздрогнула от сильного взрыва.

Сэр Джеффри направился к машине:

– Едем. Необходимо оценить ущерб.

Вместе с инженерами завода и руководителями цехов он ходил среди дымящихся

развалин. Кто-то из работников позаботился дать де Хэвиленду респиратор.

Погибших вытаскивали из-под развалин и относили на площадь перед административным

зданием.

– Двадцать один убитый, – доложили сэру Джеффри. – Еще около семидесяти

раненых. Отойдите, сэр, здесь тяжелый воздух.

Сэр Джеффри сел на скамью. Он чувствовал страшную усталость.

– Самолет?.. – прохрипел он.

– К сожалению... – Бишоп подошел к нему с блокнотом в руках. Блокнот был весь в

черных пятнах копоти, и руки у ведущего инженера тоже были черны. – К сожалению,

сэр, почти все деревянные заготовки для прототипа уничтожены.

«Нас могут задержать, но нас не остановят», – вспомнились де Хэвиленду слова сына.

Он улыбнулся. Под респиратором улыбки не было видно.

25 ноября 1940 года, Хатфилд

Ярко-желтый самолет стоял на аэродроме, готовый к взлету.

Такой жуткий канареечный цвет был выбран нарочно – чтобы исключить недоразумения

с зенитчиками.

Силуэт «Москито» не был известен английской службе ПВО. А в деле обороны работало

правило: сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы. Незнакомому самолету грозила

опасность.

Но де Хэвиленд, который занимался своей работой уже больше тридцати лет, знал, как

уладить дело.

Основные агрегаты самолета доставили из Салисбери Холл на завод автотранспортом еще

в начале ноября. Здесь произошло последнее чудо: сборка.

Шеф-пилот фирмы, Джеффри-младший, поднял самолет в воздух.

Через полчаса он совершил посадку. Свершилось. «Москито» в небе. Как обычно, в

первом полете шасси не убирали.

Первым из самолета вышел пилот, за ним – пассажир, ведущий инженер Бишоп.

Бишоп озабоченно хмурился.

– Ну что ж, джентльмены, всех благодарю за работу, – произнес ведущий инженер. —

Будем летать, будем испытывать самолет. Условия у нас неблагоприятные, наступает

зима. Оно и к лучшему. Наш «комарик» должен доказать, что никакие погодные

неприятности ему нипочем.

11 декабря 1940 хода, Хатфилд

Сэр Джеффри облачился в свой старый летный комбинезон.

Несмотря на возраст, де Хэвиленд сохранил юношески стройную, подтянутую фигуру.

Комбинезон до сих пор был ему впору.

Он перехватил взгляд сына:

– Не говори мне, что я слишком стар, чтобы летать, – предупредил он. – Я испытывал

самолеты, когда тебя еще на свете не было.

– Это-то и пугает, – пробормотал Джеффри-младший.

Но он говорил не всерьез. Отец всегда очень ответственно относился к своим машинам. И

до недавнего времени действительно все испытывал в полете сам.

– Я буду спокойным пассажиром, – обещал сэр Джеффри.

– Не сомневаюсь, сэр, – спокойно отозвался сын.

Несколько дней назад Бишоп летал на «Харрикейне» следом за испытуемым «Москито» и

обнаружил интенсивные завихрения за мотогондолами. В некоторых режимах полета это

могло привести к флаттеру.

Бишоп внес изменения. В задней нижней части мотогондол смонтировали щелевые

закрылки. Теперь предстояло убедиться в том, что новшество работает.

– Что происходит? – спросил де Хэвиленд сына. – Почему ты выключил двигатель?

– На правой мотогондоле вспучилась обшивка, – ответил Джеффри-младший. – Идем

на левом моторе. Все в порядке, сэр.

«Москито» совершил нормальную посадку. Де Хэвиленд ступил на землю аэродрома,

постоял несколько секунд, приходя в себя. Потом на его лице появилась улыбка.

– Срочно ремонтировать! – приказал он. – В конце года члены правительства Британии

желают видеть новые самолеты. Мы должны успеть.

30 декабря 1940 года, Салисбери Холл

– Что ж, – сэр Джеффри откинулся в кресле и взял чашку горячего чая. – Время сейчас

не такое, чтобы состязаться со своими же и праздновать победу англичан над

англичанами. И все же... – Он отпил глоток. – Что скажете, Бишоп? Вчерашние

испытания были очень впечатляющими, не так ли?

– О да, сэр, – кивнул Бишоп, подлаживаясь под тон шефа. – Несомненно.

– Прекрасные самолеты – истребитель Хоукер «Торнадо», например, – продолжал де

Хэвиленд. – Лорд Бивербрук был просто в восторге.

– Разумеется, сэр, – подхватил Бишоп. – А бомбардировщики «Стирлинг» и

«Галифакс»? Они были прекрасны.

– И все-таки именно «Москито» был отмечен как блестящий проект! – заключил де

Хэвиленд. – Блестящий, джентльмены! Более того. Мы получили второй официальный

заказ – на постройку ста пятидесяти самолетов. Мне также порекомендовали расширить

производственные площади, поскольку нас ожидают куда более крупные заказы.

Он поднял чашку чая, подержал ее в воздухе, потом поставил ее на поднос и позвонил:

– Глэдис, принесите, пожалуйста коньяк.

Он взял стакан, коньяк блеснул благородным темным янтарем.

– За «Москито»! За его счастливый полет!

© А. Мартьянов. 30.11. 2012.

37. Многообещающая неудача

17 декабря 1922 года, Москва, бывший завод «Дукс»

Николай Николаевич Поликарпов внимательно оглядел собравшихся.

С этими людьми ему предстояло трудиться плечом к плечу, строить самолеты для

молодой Советской власти – поднимать Республику на крыло.

До сих пор дела обстояли плохо.

Завод «Дукс» национализировали еще в восемнадцатом и тогда же переименовали в

Государственный Авиационный завод – ГАЗ № 1.

Но от одного только переименования толку мало. Завод был, а самолетов не было —

выпуск их прекратился. «Разруха».

Технически образованные работники покидали завод. Остальные перебивались кто как

мог.

Хуже всего обстояли дела, наверное, в конструкторском отделе. Снабжение там

прекратилось вовсе. В чертежи самолетов заворачивали колбасу, если удавалось ее

достать.

Никаких идей там не зарождалось. А если бы какая-нибудь идея случайно забрела на

бывший завод «Дукс», то в панике убежала бы прочь: отсутствовали материальные

средства к ее воплощению.

Что можно начертить плотницким карандашом по газетной бумаге?

Казалось, советская власть забыла об авиационном заводе...

Но это, конечно же, было не так. Несколько месяцев назад появилась программа

восстановления и расширения предприятий авиационной промышленности.

Николай Николаевич был мобилизован возглавить конструкторский отдел завода ГАЗ №

1. И вот теперь он проводит первое собрание трудового коллектива.

Их совсем немного: четверо инженеров и десять человек чертежников.

Двое перешептывались:

– Почему Коля?

– Потому что он ведущий сотрудник, – отвечал другой.

– Куда он нас вел, простигосподи, – вздохнул первый.

– Как мог, – был ответ. – По крайней мере, он не увольнялся и ничего не искал на

стороне, как многие другие.

– Товарищи! – заговорил Поликарпов. – Нам поручена важная задача: оживить

русскую конструкторскую мысль в области аэропланостроения. Говорят, мы во всем

отставали от Запада. Но это не так. Мы помним, какие самолеты строили русские

конструкторы. Помним большие бомбардировщики «Илья Муромец» – несколько их них

перешли на сторону Революции, товарищи! Были и другие.

– Были да прошли! – подал голос пессимистически настроенный чертежник Лапкин.

– Прошли, и скатертью дорога, – строго ответил Поликарпов. – Создадим новые. У нас

имеются неограниченные резервы, которых не знала царская Россия, – наш рабочий

класс, который теперь ощутил себя хозяином страны. Мы должны привлечь к разработке

деталей аппаратов широкие круги производственников – как мастеров, так и рабочих.

Обычно они не имели тесной связи с процессом конструирования. Сейчас все изменилось.

Дорога творчества открыта для всех.

Он перевел дыхание. Его слушали настороженно, но, кажется, начинали проникаться

перспективами. Очень хорошо.

– Не будем увлекаться сложными аппаратами, – продолжал Поликарпов. – Будем

строить простые и надежные. Использовать при постройке только русские материалы.

Запад не хочет нам помогать – мы должны показать европейским буржуям, что не

желаем зависеть от их благодеяний. И наконец главная задача, товарищи: предстоит нам

дать нашему Воздушному Флоту такую боевую машину, которая могла бы противостоять

Западу на боевом фронте. Удобную в эксплуатации в боевых условиях и понятную всем.

Расходились воодушевленные. И дело было не только в том, что замаячила реальная

перспектива государственного заказа – а значит, и снабжение, и усиленные пайки. Дело

было в ощущении нужности. Трудящийся человек должен ощущать, что он необходим

своей стране.

9 февраля 1923 года, Москва, завод ГАЗ № 1

Дмитрий Павлович Григорович вошел в просторное полупустое помещение, огляделся.

– Принимайте хозяйство, товарищ Григорович. – Поликарпов начал знакомить его с

сотрудниками КБ.

Поликарпова перевели в конструкторский отдел Главного Управления объединенных

авиационных заводов, а КБ бывшего «Дукса» поручили Григоровичу.

Несколько лет Дмитрий Павлович работал в Червонном, с известным авиационным

строителем Терещенко. Затем Григоровича сманил к себе в Петербург на завод Первого

Всероссийского товарищества воздухоплавания один из основателей этого товарищества,

господин Щетинин.

Григорович, несомненно, был одаренным человеком. И вовремя развязался с этим

белогвардейцем и эмигрантом Терещенко.

– Наша первоочередная задача, товарищ Григорович, в плане развития Рабоче-

Крестьянского Красного Воздушного Флота, – это создание истребителя, – объяснил

Поликарпов. – Будем действовать совместно.

– Наработки имеются? – осведомился Дмитрий Павлович. – Хотелось бы

ознакомиться.

Поликарпов кивнул:

– Я уже по собственной инициативе кое-что набросал... Есть один биплан, но... – Он

помедлил. – Мне представляется более интересным и перспективным моноплан. Веду

сейчас изыскания по истребителю монопланной схемы.

– Необычно, – заметил Григорович.

– С конструкцией все довольно просто, она будет деревянная, – оживился Поликарпов.

– Но загвоздка в двигателе. За рубежом сейчас авиамотор не купишь, сами знаете. А на

отечественных заводах... – Он махнул рукой и замолчал.

Московский завод «Икар» с прошлого года пытался выпускать что-то вроде

американского мотора «Либерти».

«Либерти» мощностью в 400 лошадиных сил был создан еще в семнадцатом году на

автопредприятиях Соединенных Американских Штатов. Его производили массово для

самолетов на заводах «Форд», «Паккард», «Кадиллак», «Линкольн»...

Об авторских правах и патентах молодая советская власть не задумывалась. Республике

нужен авиационный мотор! Поэтому использовали трофейный двигатель. Чертежи

выполнили в метрической системе мер и запустили в работу.

– В общем, думаю конструировать истребитель под «Либерти», – заключил

Поликарпов.

Они пожали друг другу руки и после короткого совещания разошлись.

Работа началась.

23 мая 1923 года, Москва

– Пришла бумага, Иван!

Поликарпов ворвался в кабинет заведующего производством ГАЗ № 1 Ивана Косткина,

потрясая конвертом.

Косткин поднял покрасневшие от бессонных ночей глаза.

Вдвоем с Поликарповым они задерживались после работы на несколько часов, а то и на

всю ночь. Проектировали истребитель-моноплан, который назвали ИЛ-400 – истребитель

с двигателем «Либерти» мощностью в 400 лошадиных сил.

Это была их творческая инициатива, которая никак не поддерживалась «сверху». Так

сказать, способ проводить свободное время.

Но оба знали, что работают на Республику. И Республика ответила. Когда настало время,

Главное Управление Военной промышленности получило доклад о новом самолете.

Одобрение выразилось в сумме в восемнадцать тысяч рублей золотом.

Можно начинать!

Моторы будут! «Либерти» российской постройки уже близки к завершению, скоро

предстоят их заводские испытания, а там и серийное производство.

– Директор завода знает? – спросил Косткин.

Директор ГАЗа Немцов полностью поддержал проект инициативных работников и

выделил для строительства самолета помещение заготовительного производства.

– Действуйте, товарищи.

2 августа 1923 года, Москва, Ходынский аэродром

Начальник летной испытательной станции Константин Арцеулов был взволнован.

Наконец-то истребитель отечественной постройки готов к испытаниям!

Самолет выглядел необычно. Во всем мире в истребительной авиации преобладали

бипланы, что имело смысл: самолет при той же суммарной площади крыльев получался

более компактным, а значит, более маневренным.

Но

моноплан,

особенно

свободнонесущий,

обладает

значительно

меньшим

аэродинамическим сопротивлением.

Константин Константинович вглядывался в самолет, как бы стараясь впечатать его в

сознание.

Глаз художника – а Арцеулов был одарен художественно, – безошибочно определил

слабое место.

– Чем обеспечено нормальное центрирование, когда мотор вдвинут совсем в крыло? Чем

уравновешен вес хвоста? – повернулся он к Поликарпову.

Николай Николаевич ответил:

– Здесь все просчитано. У нас есть свой секрет: угол установки крыла.

Ацеулов покачал головой. «Может быть, я обманываюсь?» – подумал он.

Моноплан с толстым низкорасположенным свободнонесущим крылом ждал мгновения,

когда его поднимут в небо. Фюзеляж имел фанерную обшивку, крыло и оперение —

полотняную.

Пора.

Арцеулов дал отмашку.

Испытания начали с пробежек.

Что-то не так. ИЛ-400 упорно не желает отрывать хвост от земли. Сместили назад шасси.

– Переставьте стабилизатор на крайний отрицательный угол, – сказал Арцеулов. —