Текст книги "Unknown"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Андрей Леонидович Мартьянов

Легенды авиаторов

Исторические рассказы – 2

51. Юность маршала

8 июня 1917 года, Западный фронт, район Морследе

Лейтенант Геринг вылетел на своем «Альбатросе» D III по тревоге.

Командир истребительной эскадрильи получил сведения о «Ньюпоре», который только

что пересек линию фронта и приближался к германским позициям.

Скорее всего, это был корректировщик артиллерийских стрельб. В любом случае нахала

следовало сбить до того, как он выполнит свое задание.

Вот он! Два полутораплана начали поединок.

Черно-белый самолет – цвета Германии – рассекал небо. С земли наверняка хорошо

видны черные полосы на нижней, светло-голубой поверхности нижнего крыла, – знак

командира, отличительный признак его самолета.

Никто не сможет отобрать у аса его победу: по яркой, индивидуальной для каждого

раскраске самолета любой наблюдатель легко поймет – кто вел бой и с каким

результатом.

«Ньюпор» атаковал германского летчика сверху, но промазал. Геринг ответил пулеметной

очередью, и враг начал снижаться.

Очень хорошо! «Альбатрос» по спирали спускался вслед за ним, прижимая его к земле. В

какой-то момент «Ньюпор» сделал попытку снова набрать высоту, но «Альбатрос» не

позволил ему этого сделать.

«Ньюпор» вынужден был совершить посадку.

Геринг улыбался. Он собирался представить свой трофей командованию. «Ньюпор» и

англичанин. Недурной улов! И никто не припишет эту победу себе: в воздухе поблизости

ни одного другого самолета не наблюдалось.

В этот момент самолет противника вспыхнул, и пламя как будто растворилось в ярком

дневном свете.

– Проклятье! – Геринг поспешно посадил «Альбатрос» и выскочил наружу.

Английский летчик не успел скрыться. Германец захватил его.

– Я второй лейтенант Сли из первой эскадрильи, – хмуро представился пленник.

– Англичанин! – хмыкнул Геринг. – Что ж, не только Красный барон ловит англичан

себе на завтрак.

– С вашего разрешения я австралиец, – возразил Сли, несколько уязвленный. Он был

совсем молодым и, честно признать, неопытным пилотом и еще не понимал, что против

Геринга шансов у него не было.

– Да какая разница! – рявкнул Геринг. – Теперь ты никто, желторотик.

...Сли отправился в германский плен. В те дни ни он, ни его победитель не знали, что

второму лейтенанту суждено пережить Вторую мировую и умереть в 1967 году – спустя

много лет после самоубийства Германа Геринга.

И уж точно не подозревали ни один, ни другой, что стройный, поджарый, героический

летчик превратится в карикатурного толстяка...

Пока что день был ясным, прекрасным, и стройный, мужественный стаффельфюрер

лейтенант Геринг одержал свою очередную победу. Шестнадцатую? Семнадцатую?

А впереди еще было много боев – много полетов – много славы.

21 сентября 1917 года, Западный фронт, расположение Jasta-27, местность к западу от

Рулера

В девять утра прозвучал сигнал тревоги, и Геринг вместе со своими ведомыми поднялся с

аэродрома.

В середине лета истребительная эскадрилья получила новые самолеты – «Альбатрос» D

V. Геринг был одним из первых, кто пересел на эту машину – его верный «Альбатрос» D

III был списан 16 июля после аварии.

Новинки появились у союзников еще весной – Сопвич «Кэмел», RAF SE.5 и SPAD S.7.

Как ни печально это признавать, некогда непобедимый «Альбатрос» D III уже не

справлялся с ними.

Летчики поговаривали о том, что новая конструкция любимого полутораплана превзойдет

прежнюю – и уж тогда держитесь, англичане!

Густав Лахманн, главный конструктор проекта, понимал: время поджимает. От него не

ждут принципиально нового самолета. Нужно лишь улучшить старый.

Да и смысла нет радикально менять передовую концепцию «Альбатроса» D III. Все

внимание было сосредоточено на совершенствовании аэродинамики.

Фюзеляж приобрел овальное сечение. Толщина его покрытия составила всего шесть

миллиметров (у D III она равнялась девяти). Было уменьшено расстояние между верхним

крылом и фюзеляжем.

Новый самолет по-прежнему оставался полуторапланом.

И старая «ньюпоровская» болезнь никуда не делась...

Аэродинамика у «Альбатроса» D V была по-настоящему хорошей. Соответственно, и на

пикировании он развивал большую скорость.

Следствие – сильная вибрация нижнего крыла – то, что называли «ньюпоровской

болезнью»... Однолонжеронная конструкция не рассчитана на такую значительную

нагрузку. И случалось, крыло отрывалось.

На фронте произошла серия катастроф по этой самой причине.

Но других машин пока не было. Приходилось пока геройствовать на том, что имелось.

...Вражеский отряд – четырнадцать бомбардировщиков «Бристоль» – возвращался с

задания.

Англичане направлялись к линии фронта.

«Альбатрос» Геринга поднялся на четыре с половиной тысячи метров и атаковал

превосходящего силой противника.

Он занял позицию ниже хвоста одного из вражеских самолетов и открыл огонь.

Английский летчик Ральф Кертис был ранен, но сумел посадить самолет, разрушившийся

при падении. Геринг не стал проверять, жив ли англичанин.

Кертис умер от полученной раны. Герман Геринг не без удовлетворения записал себе

восемнадцатую победу.

Его ведомый, унтер-офицер Вилли Кампе, уже немолодой – по меркам авиаторов —

человек, по возвращении на аэродром поздравил командира.

– Придет время, Кампе, и ты тоже начнешь сбивать англичан! – подбодрил его Геринг.

Он был доволен. Конечно, теперь уже не получается щелкать самолеты противника, как

орешки. И все-таки быть асом – чертовски приятно.

Как удачно вышло, что в начале войны он заболел ревматическим артритом и угодил в

госпиталь! Тогда-то он злился и страдал: идет война, а он, профессиональный военный,

закончивший военную Академию в Карлсруэ и военное училище в Берлине, лейтенант

Баденского пехотного полка принца Вильгельма, лежит на койке...

Но вот заехал к нему старый друг, бывший сослуживец по полку, а ныне – летчик Бруно

Лѐрцер, поговорил с ним по душам, – и жизнь мгновенно переменилась.

Бруно, а вслед за ним и его младший брат Фриц, прошел специальную подготовку и

сделался пилотом. Фриц когда-то учился в религиозном учебном заведении.

– Его теперь называют «летающий пастор», – давясь от смеха, сообщил Бруно. – Ну,

поправляйся, Герман, вставай скорей на ноги – и к нам. Не пожалеешь!

И Геринг не пожалел. С пятнадцатого года он летал с Лѐрцером на двухместном самолете

– наблюдателем, а потом не выдержал – решил сам сделаться летчиком.

В октябре того же пятнадцатого года мечта сбылась... Герман рвался туда, где шли бои.

– Я не могу прохлаждаться здесь, где за неделю не встретишь ни одного вражеского

самолета! – одолевал молодой летчик свое начальство. – Переведите меня туда, где

действительно сражаются!

Памятуя о том, что отец новоиспеченного пилота – влиятельное лицо, не последний

человек в мире военных, да и вообще личный друг Отто фон Бисмарка, – начальство

пошло молодому патриоту навстречу.

– Я уверен, эскадрилья моего друга Лѐрцера будет счастлива заполучить нового бойца во

славу великой Германии! – не обременяя себя лишней скромностью, заявил Герман

Геринг.

После радостной встречи в эскадрилье Геринг потребовал, чтобы ему позволили вылететь

при первой же возможности.

Вечером, в офицерском клубе, наспех оборудованном в каком-то местном французском

кабаке, Герман как ни в чем не бывало рассказывал:

– Когда я направил мой верный «Альбатрос» навстречу «Ньюпорам», сразу семь

самолетов врага повернули и стремительно унеслись прочь. Они действительно бегут,

едва завидев германца!

Кругом смеялись и одобрительно хлопали его по спине.

Новый летчик-истребитель действительно не отличался скромностью. С другой стороны,

не отличался он и робостью. Казалось, ему чужд инстинкт самосохранения: он бросался в

бой неистово, как дикий зверь, и не испытывал ни малейшего страха перед врагом.

2 ноября 1916 года он был сбит и с тяжелой раной бедра опять угодил в госпиталь.

– Лѐрцер, – жаловался Герман своему другу, когда тот заглянул к нему с визитом, —

забери ты меня, черт побери, отсюда. Не могу больше. Скучно!

– Заберу, – обещал Лѐрцер.

И с начала 1917 года Геринг летал в его эскадрилье... пока сам не стал командиром.

8 июля 1918 года, Западный фронт

– Капитан Геринг! – Голос адъютанта полка звучал торжественно. – Сейчас, когда вы

стали нашим командиром, позвольте вручить вам нашу культовую полковую трость. Ее

вырезал из терновника искусный мастер родом из Баварии и в свое время подарил

Манфреду фон Рихтгофену. Сейчас она переходит к вам как к командиру JG I —

Jagtgeschwader «Манфред Рихтгофен»!

...Пройдут годы, и эта трость превратится в маршальский жезл. Но ни о чем подобном не

ведает молодой капитан Герман Геринг, когда высоко поднимает этот символ воинской

славы и власти.

17 июля 1918 года, Западный фронт

Геринг был мрачен.

Он только что вернулся после очередного боевого вылета и был крайне неудовлетворен

произошедшим. Такое случалось уже не в первый раз.

Опять линию фронта пересекли французские двухместные «Кудроны» – двухмоторные

тяжелые самолеты.

Как обычно, они прорывались вперед плотным строем и с малой высоты производили

свои налеты. Двухмоторные бронированные аэропланы практически «не замечали»

летчиков Геринга.

Да уж, есть, от чего прийти в ярость! Герман лично атаковал один из «Кудронов» и

попусту расстрелял весь боезапас: француз преспокойно летел себе дальше.

Сбивать такие самолеты – дело зенитчиков. И незачем подставлять под пули

истребителей, чьи пулеметы, как выяснилось, бессильны.

Геринг взял лист бумаги и принялся писать рапорт начальству – командующему

авиацией генералу фон Хѐппнеру.

«Моих летчиков заставляют делать пять вылетов в день. Такие перегрузки не под силу

выдержать ни людям, ни машинам. И, кстати, о технике: я уже докладывал о том, что до

сих пор отсутствует нормальная телефонная связь между эскадрильями...»

Но была у Геринга и другая проблема, о которой он как командир не мог не задумываться.

В самом начале войны еще не существовало никаких тактических приемов воздушного

боя. Учились на ходу – точнее, «на лету», на ошибках, преимущественно на чужих

(потому что те, кто совершал ошибки сам, как правило, погибал)...

Сейчас все изменилось. Уже имеется значительный опыт. А пилоты по-прежнему

настроены лишь на одно – «свободную охоту».

Увлечены лишь тем, чтобы нарисовать на фюзеляже побольше звездочек. «Прямо как в

оперном театре – капризные примадонны и серенькие мышки-статисты», – с

раздражением думал Геринг.

Всем и каждому должно быть ясно: примадонна в полку только одна – сам командир.

Только он принимает решение: кому атаковать, когда атаковать и каким способом.

«Павлинов следует ощипать прежде, чем они потеряют свои перья», – решил Геринг.

18 июля 1918 года, Западный фронт, район леса Бандри

Ранним утром восемнадцатого июля вылет был необычным.

Всех, кто считал себя «звездой», командир оставил в резерве.

– Но как же так?.. – прозвучал чей-то недовольный голос.

Не оборачиваясь, Геринг поднял руку:

– Молчать! – рявкнул он. – ...Трибунал!.. Полетите, когда я дам сигнал!

Невнятная угроза трибунала подействовала.

В воздух поднялась первая группа и направилась в сторону леса Бандри.

Самолеты противника – SPAD – приближались.

Геринг с ведомыми вступил с ними в бой.

И когда сражение уже шло, подал сигнал «павлинам» и ввел их в бой.

Ему хотелось показать, что взаимодействие в воздушном бою приводит к желаемым

результатам скорее и вернее, чем «творческое самовыражение» одиночек.

И Геринг не ошибся.

Во время боя неожиданно на англичан сзади напали германские самолеты, которые до сих

пор оставались на земле.

Сражение закончилось быстро: несколько английских истребителей остались догорать на

земле. Остальные улетели.

Геринг, довольный, нарисовал очередную звездочку на своем фюзеляже.

Никто и никогда не отнимет у германского летчика его славы. Один за всех и все за

одного. И этот один – он, Герман Геринг.

И никто не мог тогда предположить, что этот бравый летчик спустя много лет закончит

свою жизнь в тюрьме Международного трибунала, приняв яд...

© А. Мартьянов. 14.02. 2013.

52. Западный ветер

30 октября 1916 года, Западный фронт, расположение Jasta-2, район Соммы

После гибели горячо любимого всеми Освальда Бельке, отца истребительных стаффелей,

признанного аса – победителя в сорока поединках! – осиротевшее подразделение, Jasta-

2, возглавил обер-лейтенант Стефан Кирмайер.

У Кирмайера уже имелся неплохой счет: еще летая на моноплане Фоккера, он сумел сбить

трех англичан. Теперь же у него был биплан «Альбатрос» DII. И Кирмайер, ни слова не

говоря, закрепил знак командира – черно-белую ленту между стойками бипланной

коробки.

Такая же была на самолете Бельке.

Jasta-2 продолжила свою боевую работу, которая с каждым днем становилась все труднее

– оружие противников постоянно совершенствовалось.

9 ноября 1916 года, Западный фронт, расположение Jasta-2, район Соммы, аэродром

Лагникурт

– Британцы!

На взлет пошли два самолета: барона Манфреда фон Рихтгофена и его младшего друга,

Ганса Иммельмана, которому исполнилось восемнадцать лет.

«Альбатросы» приблизились к линии фронта. Им навстречу шла настоящая армада

британских бомбардировщиков.

Англичане летели с какой-то ошеломительной наглой самоуверенностью. Их крылья

заполонили небо, их моторы ревели, в брюхе они несли бомбы.

Рихтгофен налетел на ту машину, которая шла сзади, и принялся стрелять из пулемета

«Шпандау».

Первыми же выстрелами он сумел поразить английского пулеметчика. Пилот пошел на

посадку. «Альбатрос» погнался за ним и сделал еще несколько выстрелов. Британец

приземлился недалеко от немецкого аэродрома.

– То-то же! – потер руки Рихтгофен. – Восьмой.

Он снова поднял свой «Альбатрос», чтобы посмотреть – как дела у юного Иммельмана.

Ганс не терял времени даром: он успел сбить второго англичанина.

Манфред сделал ему знак, и оба «Альбатроса» спустились на аэродром, чтобы лучше

рассмотреть свои «трофеи».

Пришлось оставить самолеты и пешком бежать через поле – приземлиться ближе к месту

крушения англичан не получилось. Стояла непривычная для поздней осени жара – а

может быть, оба молодых человека разгорячились после боя. Манфред бросил китель в

самолете и расстегнул рубаху.

Иммельман тоже избавился от «лишней» амуниции. На поле после недавнего дождя

стояли лужи, и сапоги тонули в грязи.

Забрызганные жидкой глиной, в расстегнутой одежде, оба аса выглядели сущими

бродягами, когда они добрались до своих потенциальных пленников – сбитых англичан.

Однако они опоздали. Рядом с британцами уже стояли какие-то германские офицеры —

блестяще одетые, в начищенных сапогах, безупречно причесанные.

Пилоты приветствовали их, поднеся руки к растрепанным волосам.

– Что произошло? – обратился фон Рихтгофен к одному из офицеров.

– Мне кажется, господа, вы имеете какое-то отношение к этим упавшим британцам, —

был ответ. – И лучше нашего знаете подробности дела.

– Увы, – развел руками Манфред. – Когда находишься в гуще сражения, плохо

отдаешь себе отчет в том, как выглядит вся картина в целом. Да и к тому же всегда

интересно, что видно с земли.

– В таком случае, вам будет небесполезно узнать, что британцы сбросили свои бомбы на

объекты, а на одном из сбитых аэропланов сохранился весь неизрасходованный запас…

– Германский офицер улыбнулся Рихтгофену и дружески взял его под руку. —

Позвольте, я представлю вас этим господам.

– Черт! – воскликнул Манфред и оглянулся на Иммельмана. – Боюсь, я несколько

неподобающе выгляжу.

– Ничего страшного, герою это простительно.

С этим он подвел Рихтгофена к чрезвычайно молодому человеку, стоявшему в центре

группы офицеров: на нем были генеральские брюки, на шее – орден. Сколько ни пытался

Манфред разгадать, что за погоны украшают плечи молодого человека, у него не

получалось.

– Это его высочество, великий герцог Сакс-Кобург-Готский, – прошептал офицер на

ухо Манфреду.

Герцог Сакс-Кобург-Готский был главой одного из крохотных германских княжеств,

входивших в состав Второго Рейха.

Коронованная особа с интересом уставилась на летчика. Наступило короткое молчание, а

затем герцог приветливо кивнул Рихтгофену:

– Я должен благодарить вас, мой храбрый летчик! – воскликнул он. – Из донесений

нашей разведки стало известно, что англичане намеревались разбомбить мою штаб-

квартиру. Но ваша храбрость помогла отвести эту угрозу: бомбы были сброшены на

другой объект, ближе к линии фронта.

– О, благодарите не меня, а западный ветер! – весело воскликнул Манфред.

– Как это? – поднял брови герцог.

– Очень просто, ваше высочество! При западном ветре во время боя машины всегда

отклоняются в сторону немецкого фронта. Следовательно, англичанам на их летающих

пианино, – скорость у них, ваше высочество, куда ниже, чем у германских

«Альбатросах», – приходится уходить на малую высоту, а там уж делать выбор:

сражаться до конца и быть убитым – либо садиться и попасть в плен. О, западный ветер,

это такой разбойник, ваше высочество! Думаю, он стоил Королевскому воздушному

флоту больших потерь.

Герцог рассмеялся.

– Да, вы храбрец и хитрец к тому же, – повторил он. – Я желаю наградить вас.

Он отцепил от своей груди орден и неловко прикрепил его к расстегнутой, пропахшей

потом и машинным маслом рубахе Рихтгофена.

22 ноября 1916 года, расположение Jasta-2

– Англичане, конечно, храбрецы, – рассуждал Манфред фон Рихтгофен. – Летают на

своих тяжелых таратайках. Этот их ужасный биплан FE.2... без слез не взглянешь! Когда

они его выпустили в небо? Еще году в пятнадцатом? И ведь продолжает ползать и

бомбить, особенно ночью... На что они рассчитывают?

– Может быть, они просто храбрецы, – пожал плечами юный Иммельман.

– В этом им не откажешь, – отмахнулся Рихтгофен. – Да кто не храбрец? Наши

«Альбатросы» – лучшие. И мы об этом знаем. Именно поэтому мы никогда не

уклоняемся от боя. Лучшая машина и лучший летчик – это верная победа.

Они сидели в столовой за ужином. Было уже темно, и разговор велся ленивый – все

устали.

– Ночные налетчики-англичане – это чума, – сказал Иммельман. – Но главное —

чтобы они не стали проблемой.

Все посмеялись, и тут в столовую вбежал ординарец.

– Они! Там!.. – выкрикнул он и снова скрылся.

«Они» могло означать только одно: англичане.

Несколько человек бросились к пулеметам, остальные похватали личное оружие —

пистолеты и карабины.

Скоро появился англичанин. Он шел на большой высоте, затем снизился почти до

пятидесяти метров и направился прямиком к казармам.

На самолет упал луч прожектора. Почти в то же самое мгновение прогремел выстрел, и,

как будто этим был дан сигнал, началась общая пальба. Затем подключились пулеметы.

Однако британец не отвернул – он пронесся прямо над головами стрелявших. Вот-вот

упадут бомбы...

– А теперь – в убежище! – лихо крикнул Манфред и сам подал пример, скрывшись в

щели, вырытой в земле.

Глупо летчику погибать от какой-то дурацкой бомбы.

Англичанин отбомбился и полетел прочь.

– Самолеты! – кричали кругом. – Целы ли самолеты?

Пальба, хоть и беспорядочная, принесла кое-какую пользу: англичанин торопился улететь

и сбросил бомбы кое-как. Самолеты, стоявшие на аэродроме, не прострадали.

Уставшие, летчики отправились по койкам.

А утром их разбудили голоса. Англичанин вынужден был сесть недалеко от аэродрома и

попал в плен.

– Рано радуетесь, – буркнул он в ответ на издевательские приветствия Рихтгофена. —

Вчера мы сбили одного из ваших.

– На чем вы его сбили? – вопросил Манфред. – На FE.2? Что-то сомнительно.

Но вражеский летчик покачал головой:

– Нет, это сделали «Де Хевиленды».

– Вы сами видели? – наседали немецкие пилоты.

Британец сказал:

– Я видел тело вашего летчика. И его самолет. «Альбатрос»-биплан с особым

опознавательным знаком – черно-белой лентой между стойками бипланной коробки.

Стало очень тихо. Было ясно, что англичанин не лжет.

Потом Иммельман звенящим голосом выкрикнул:

– Ну и что! Зато он успел убить одиннадцать ваших!

…Недолго оставался Стефан Кирмайер командиром ягдтстаффеля.

3 января 1917 года, Берлин

Инспекторат воздушных сил Германской империи размещался в тяжелом здании,

сделанном из мрачного векового камня.

Главный конструктор фирмы «Альбатрос», дипломированный инженер Роберт Телен,

знал: проект, с которым он пришел, встретит полное понимание.

Уже сейчас самолеты «Альбатрос» DII успешно сражаются с врагом.

Однако техника не стоит на месте, и во время войны это критично. Союзники создали

полутораплан «Ньюпор». «Герои у нас есть, теперь дайте им надлежащий самолет!» —

поступило распоряжение «сверху».

– Дайте им самолет «типа Ньюпор», – еще конкретнее прозвучал указ.

Телен и сам раздумывал над этим. Еще в те дни, когда биплан «Альбатрос»

владычествовал в небесах.

Демонстрируя проект военным, Телен объяснил:

– Прямое копирование мы сочли невозможным. Слишком много неизвестных. Гораздо

проще зная общий принцип создать собственную, чисто германскую модель самолета.

Идея чисто германского самолета – но все-таки «типа Ньюпор» – встретила полное

понимание.

– По существу, это – третья модель биплана «Альбатрос». Мы внесли некоторые

изменения в конструкцию планера, изменилась конфигурация крыльев – нижнее крыло

получило более узкую хорду, верхнее – больший размах и скошенные концы.

– И какая выгода?.. – пожевал губами суровый высохший старец, сидевший с краю

стола. Он, по всей видимости, ничего не решал, но тем не менее все показывали, что

считаются с его мнением.

– Выгода та, – с готовностью объяснил Телен, – что обзор пилота существенно

улучшается. Эффективность элеронов повышается. Самолет становится... более боевым,

ваше превосходительство!

– Однако известно также, что «Ньюпор» страдает от повышенной вибрации крыльев, что

приводит к их разрушению при перегрузках, например, при затяжном пикировании, —

подал голос начальник штаба. – Как вы справляетесь с данной проблемой?

– Мы усиливаем конструкцию нижних крыльев, – объяснил инжерер, – используем

дополнительные откосы к V-образным («фау-образным») стойкам бипланной коробки для

повышения ее жесткости..

– В общем, стараетесь, но результат не окончателен, – отрезал начальник штаба.

Он хорошо разбирался в теме.

Это было правдой: от флаттера самолеты «типа Ньюпор» до конца не избавились...

– И еще одно новшество, – поспешно сказал Телен. – Раньше радиатор находился в

средней части верхнего крыла. Теперь он смещен вправо. Мы изучили боевой опыт

летчиков, а они все утверждают, что радиатор, находящийся над головой пилота своими

трубопроводами мешает обзору. Кроме того, если он в ходе боя будет пробит, то струя

горячей воды и пара бьет прямо летчику в лицо.

– Сейчас эта маленькая неприятность устранена? – проскрипел старец.

– Так точно! – отрапортовал конструктор.

– Мы считаем, – подытожил начальник штаба, – что следует начать производство

новой модели «Альбатроса» – полутораплана «типа Ньюпор» – как можно скорее.

...К весне семнадцатого года их было на фронте уже около пятисот.

© А. Мартьянов. 03.02.2013.

53. «Давид» против «Голиафа»

7 июня 1915 года, район города Гент, Бельгия, 2 часа 20 минут

Дирижабль LZ 37 отбомбился и направлялся на базу. Рейд на Британские острова оказался

на сей раз не вполне удачным.

Да еще над Кале англичане неожиданно атаковали дирижабли и отогнали их от своей

земли. Тем не менее бомбы были сброшены.

Командир цеппелина – обер-лейтенант Отто ван дер Хеген – размышлял над

формулировкой будущего рапорта. «Задание выполнено отчасти, вследствие...»

В принципе, цеппелины показали себя достаточно эффективными.

31 мая первые бомбы с борта немецкого армейского дирижабля были сброшены на

столицу главного противника Германии – Лондон...

– Штурман! Где мы сейчас находимся? – спросил обер-лейтенант.

Штурман Альфред Мухлер сверился с приборами.

– Внизу Гент, – доложил он. – Кажется, поблизости какой-то монастырь...

– Gut, – одобрил обер-лейтенант.

Внизу оккупированная немцами Бельгия. Они почти дома. Можно расслабиться.

7 июля 1915 года, аэродром в Дюнкерке, район базирования Первого воздушного крыла

Авиационной службы королевского флота Великобритании, 2 часа 50 минут

– Суб-лейтенант Уорнфорд! Куда вас, черт побери, несет?

– Я не могу спокойно сидеть и знать, что эта свинья снова сбросила бомбы и

уходит безнаказанной!

С этими словами Реджинальд Уорнфорд ворвался в ангар и начал готовить свой «Моран-

Солнье L» к полету.

Суб-лейтенанту Уорнфорду было двадцать три года. Он родился в Даржилинге, в Индии,

и предполагал связать свою судьбу с торговым флотом, однако война переменила его

планы, и вот он оказался в авиации.

Уорнфорд слишком спешил – таково было общее мнение его инструкторов. Был

чересчур агрессивен, постоянно стремился прыгнуть выше головы.

Потребовалось вмешательство командующего Гровса, чтобы допустить его к полетам.

«Этот мальчик либо угробится, либо совершит нечто великое», – таково было мнение

командующего, и Уорнфорд воспринял его слова не как предостережение, а как

руководство к действию.

Дисциплина? К черту дисциплину, когда тевтонские дирижабли безнаказанно бомбят

Англию!

«Моран-Солнье» взлетел и скрылся в небе.

Где-то между Гентом и Брюгге английский самолет настиг противника. Он находился

сзади и выше цеппелина – на высоте приблизительно три тысячи метров.

Выключив двигатель, Уорнфорд начал снижаться. Когда дирижабль оказался в точности

под самолетом, летчик сбросил зажигательные бомбы прямо на противника.

Одну за другой, одну за другой.

Когда он освобождался от последней, первая взорвалась.

Сильный взрыв перевернул «Моран», и на короткое время пилот потерял управление. С

трудом он выровнял самолет и успел еще проследить, как пылающий дирижабль падает на

землю.

– Проклятье! – Уорнфорд обнаружил, что взрыв повредил и «Моран-Солнье»:

бензопровод протекал, топливо выливалось.

Оставалось одно: срочно садиться. Территория внизу занята врагом, но... Еще не хватало

погибнуть так глупо!

Уорнфорд направил «Моран-Солнье» к земле.

Немцы уже наверняка ищут английский самолет. Вряд ли от их ока укрылись такие

выдающиеся события, как взрыв дирижабля и посадка летательного аппарата противника.

Оставалось надеяться на то, что их конные разъезды где-нибудь застрянут...

Суб-лейтенант осмотрел свой самолет. Да, топливо вытекало. Если англичанин хочет

благополучно убраться с занятой врагом территории, ему предстоит как можно скорее

починить помпу и трубку питания, залить в бак из запасного резервуара, попробовать

перезапустить двигатель...

Уорнфорд возился со своим самолетом, каждое мгновение ожидая окрика на немецком

или выстрела в спину. Что ж, не зря потратил часы инструктор, который учил его

аварийному ремонту самолета и постоянно твердил, что из «этого задиры не выйдет

толка».

Ошиблись, сэр, с упрямым злорадством думал Уорнфорд. Кое-какой толк из «этого

задиры» все-таки получился.

Двигатель начал отзываться, самолет побежал по полю... Отрыв.

Вечерняя тьма скрыла «Моран-Солнье», небо приняло его...

7 июня 1915 года, район Гента, 3 часа 45 минут

Штурман Альфред Мухлер оглох, ослеп. Его лицо было мокрым – от крови, от слез, от

пота? Он не знал.

Он ощутил, как его толкнула сила, во много раз превосходящая человеческую, и

вышвырнула из дирижабля.

Он падал.

...– Очнитесь! О, сударь!.. Очнитесь!

Сквозь забытье Мухлер слышал женские голоса. В мутной пелене перед его взором

возникло лицо немолодой монахини.

– Где я? – прошептал штурман.

– Он пришел в себя! Он понимает! – обрадовалась монахиня и обратилась к

пострадавшему: – Вы в монастыре, дитя мое. Господь приземлил вас прямиком на

матрасы, которые мы разложили на земле для просушки. Однако вы сильно пострадали.

Сейчас сестра Беатриса посмотрит, какими переломами Господь покарал вас за участие в

этой бесчеловечной войне.

7 июня 1915 года, аэродром в Дюнкерке, 20 часов 30 минут

– Уорнфорд! Мы вас уже похоронили, дружище! – Этими веселыми словами суб-

лейтенанта встречали товарищи.

– Вопиющее нарушение дисциплины! Авантюра чистейшей воды, сэр! – Так

приветствовал молодого летчика командир эскадрильи. – Даже не представляю себе, как

вы мне все это объясните!

– Виноват, сэр! – Суб-лейтенант вытянулся. Его мундир был в пятнах, руки черны,

волосы немного обгорели, но глаза сияли. – Вражеский дирижабль сбит, сэр!

– Вас либо разжалуют, и вы будете чистить сортиры до окончания войны, либо... вас

признают героем, мой мальчик!

...Король Англии принял второе решение, и суб-лейтенант Уорнфорд за свой подвиг был

награжден Крестом Виктории – высшей наградой, которая дается английскому военному

за храбрость, проявленную перед лицом противника.

Журналисты называли «Моран-Солнье» Убийцей Гигантов и единогласно сравнивали его

с Давидом, повергшим Голиафа.

17 июня 1915 года, аэродром в районе Дюнкерка

Главнокомандующий французской армией Жоффр лично вручил молодому британскому

летчику орден Почетного легиона.

– Вы герой, сударь! – растроганно произнес французский маршал, распространяя запах

великолепного одеколона и не менее великолепных сигар.

Он был не очень высок ростом, но казался гигантом – благодаря превосходной осанке и

впечатлению величия, которое так отлично умели производить французские военные,

особенно старой закалки.

Затем состоялся праздничный обед.

«Черта с два я стал бы героем, плавая помощником капитана какого-нибудь торгового

корабля, мотающегося между Англией, Канадой и Индией, – думал Уорнфорд. – Так

что, по всей видимости, да здравствует война!»

К счастью, провозгласить этот опрометчивый тост он не успел.

Ему представили улыбающегося молодого человека в штатском костюме. У молодого

человека была длинная, красная шея, как будто натертая ремнем от фотокамеры.

– Генри Ньюмен-Бич, репортер, – представился он. – Американский репортер.

Англичанин приподнял бровь:

– Это что-то означает? Что-то особенное?

– Только то, сэр, что я не боюсь никаких опасностей – совершенно как военный, и ради

репортажа пойду в любое пекло, – как любой военный.

– В таком случае, вашу руку, сэр!

Уорнфорд обменялся с Ньюменом-Бичем крепким рукопожатием.

– После обеда мне предстоит перегнать самолет в Верне. Если хотите, можете составить

мне компанию. Сделаете свои фотоснимки, напишете статью о буднях аэродрома. Они

далеко не так увлекательны. Если, конечно, вы не считаете приключением разобрать

мотор и по локоть в масле хорошенько покопаться в нем.

– Уверяю вас, мне – а значит, и моим читателям, – интересно все, что связано с

авиацией! – заверил его журналист.

...Самолет был заправлен и готов к полету.

Уорнфорд сделал короткий испытательный полет – он не хотел рисковать пассажиром,

поднявшись с ним на незнакомой машине.

– Все в порядке. Генри, садитесь!

Самолет оторвался от земли и начал набирать высоту.