Текст книги "Sex Around The Clock. Секс вокруг часов"

Автор книги: Андрей Кучаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Янь Лин распоясал свой халат, отвязав перевязь с мечом, расстегнулся и подкрался к фигуре с лейкой. Он поднял сзади одежды «садовника», чтоб исполнить прихоть, – трудно рассудить, свою или жены, – и увидел вместо абрикосов и персиков два плода кокоса, незрелых и мохнатых.

«Садовник» оглянулся в гневе, и сёгун в ужасе узнал чиновника по особым поручениям при императорском дворе, который уже несколько дней ожидался в провинции, где служил Янь Лин. Он не стал особенно размышлять о том, почему сегодня это важное лицо поливает цветы, а вчера ловило рыбку… «Иной раз думать нужно не о себе, а о государстве!» – видно, подсказали ему отцы, а деды позволили сдержать гнев.

«Хорош бы я был минутой позже!» – подумал, холодея, сёгун и рухнул на колени. «Садовник» поморщился и поднял поверженного сборщика податей на ноги с колен.

– Если хочешь избежать канги и ссылки и, напротив, получить место Воспитателя императорских детей и пост Начальника провинции, молчи и делай то, что я тебе велю! Немедленно собирайся и поезжай в столицу! Вот тебе вызов и предписание! Вели слугам вьючить лошадей и навьючиваться самим, – ты знаешь, как император любит подарки, а я пока догляжу за твоей женой!

– Как мне благодарить вас, солнце замещающий, когда в том есть нужда… императора? – сказал чиновник и бросился распоряжаться делами по отъезду и дому.

Все сомнения его относительно Цин Инь разом рассеялись, он понял, что был услышан ею на супружеском ложе в ночной час, и под видом игры она ловко обстряпала его насущные дела. О том, чем было заплачено за такую стряпню, сёгун решил подумать после возвращения из столицы в чине Начальника и чине Воспитателя, который давался в те годы впридачу, но и за известную мзду. Конечно, в таких чинах легче думается о семейных неурядицах – они остаются где-то в самом низу дерева забот!

Нечего и говорить, что в столице дела сёгуна завершились наилучшим образом, и он вернулся, что называется, в белом паланкине и с полной бамбуковой коробкой палочек с кремом, которые так искусно пекли при императорском дворе.

Как нет нужды и говорить, что звон колокольчиков фарфорового павильона и провожал и приветствовал новоиспеченого начальника! Неизвестно только, для кого колокольчики звонили непрерывно во все время его отсутствия? Ну, да в провинции много достойных людей!

Сразу по приезде новоиспеченный начальник провинции Янь Лин велел дать пятьдесят палок по пяткам новому садовнику, который как раз приступил к своим обязанностям и сразу провинился: слишком коротко подстриг кусты бересклета и самшита, придавая им форму иероглифов «янь» и «инь» в честь хозяина и его супруги.

– Справедливость прежде всего, – приговаривал Янь Лин, – без нее легко можно спутать понятие гражданского долга с понятием долга супружеского.

– Я не виноват, – причитал садовник, – просто ножницы оказались тупые, потому что ими холостили вашего же борова!

– Это не оправдание, – отвечал новый Начальник провинции, – ведь сначала надо было подрезать самшит, а потом все остальное! Спроси у борова! Если не образумишься, я заставлю тебя это понять при помощи тех же ножниц!

К этому времени супруга воеводы Цин Инь вышла в сад полюбоваться цветущим гранатом, – он вдруг зацвел во второй раз ради такого случая! – она с удовольствием понаблюдала за исполнением наказания, а заодно и видом садовника сзади, потому что не все садовники с этой стороны одинаковы! Вот об этом она размышляла скорей всего, сидя на мягком пуфе, обтянутым шкурой белого тибетского шпица, а ее попугай приговаривал, сидя на ее плече:

– Ну! Еще! А ну, наддай! Ох, как хорошо! Ой, как сладко! Ну же, еще!

Люди диву давались, с какой страстью верещала умная птица! А попугай не унимался:

– Ну? Говори, какое у тебя еще желание? Не стесняйся! – и прибавлял: – Начальник провинции! Начальник провинции!

Жизнь пошла своим чередом. Урожаи были на удивление обильными, налоги уплачивались исправно, бандитов на дорогах если не убавлялось, то и не прибавлялось, а в доме нового начальника провинции кладовые ломились от припасов, слуги лоснились от жира, светильники были полны благовонного масла, даже золотые рыбки в маленьких бассейнах раздулись, как рыба фугу. И только в спальнях царило уныние.

Наложницы сгорали от зависти и безделья и выли в отсутствие хозяйки еще громче…

Да и сам новый начальник становился мрачнее и мрачнее.

Хозяйка, казалось, ничего не замечала. Она по прежнему поливала цветы в саду днем, таская на спине клетку с любимым попугаем, а по ночам все также каталась в лодке по Круглому озеру. Даже чаще, чем раньше. То ли ее мужа закусали тысяченожки, то ли луна на нее нагоняла бессоницу.

В начале лета в южных речных провинциях уже отцветает вишня-сакура, но зато начинают цвести сливы и мелкие яблочки-«японки», водоемы наполняются дождевой водой, сбегающей с Цветочных гор, реки бывают набиты икрой форели и лепестками лотоса, а косули приходят пить из источников, полных молодых головастиков; в паху шкура у молодых антилоп становится бархатистой, как щеки у будущих плодов персика или юных кастратов.

Соловьи начинают оглушать своим щелканьем буковые горные рощи, дикие голуби затевают любовные игры в голубых кронах пиний, похожих на плоские облака над горизонтом, что видны с берегов Восточного моря, или на мазки туши, нанесенные искусными художниками, из тех, что остались неизвестными и живут на небе. Голубые сойки вьют гнезда на каштанах, а лазоревые ласточки – под закругленными стрехами пагод горных монастырей. Цапли стоят в черных окнах изумрудных болот и не спешат перекусить бирюзовых лягушек, давая и им насладиться жизнью.

По неизвестным причинам Янь Лин совсем слег, а его жена Цин Инь, наоборот, расцвела, как гранатовое дерево с южной стороны снежной сопки. Ну, неизвестной такая причина бывает только для слепых или глупых, а людей не проведешь! Они шептались, собравшись на кулачных боях или прополке риса, о том, что сёгун не может забыть о цене, заплаченной за свой новый пост. Ерунда, конечно. Скорей всего, Янь Лин страдал от ночных излишеств, которые сам позволял себе в постели: он любил перед сном поесть риса с изюмом и мясной подливкой, заедая все это фигами и запивая вином с корицей. И об этом болтали на рынках и в лавочках, где продают лапшу с моллюском сюнь.

В эту пору в провинции объявился чудесный целитель, даос из Тибета, который забрел в такую даль, наблюдая птиц, ибо это и было его занятием в мирской жизни.

Наложницы Начальника провинции вместе с Первой женой решились пригласить его к своему повелителю. Даос согласился лишь тогда, когда узнал стороной, что в доме начальника живет птица, способная раз в год превращаться в рыбу. Воистину, ничего не скроешь от людей!

Он сразу установил, что сёгун умрет от ревности, если не научится верить своей старшей жене. Про птицу же он сказал, что если поместить ее в воду, то она попросту захлебнется.

– Как мне научиться доверять этой женщине? – спросил несчастный вельможа. – У нее не только попугай научился плавать, но и жены дворян-сёгунов в ее обществе забывают долг и танцуют до зари с гребцами и рыбаками. А она сама совсем перестала входить ко мне в спальню, плавая в лодке с мужчинами со всего околотка.

– Таковы внутри все женщины, – ответил даос, – это никак не связано с нашей верой в них. Взгляни на меня – разве не от женщины я рожден? А своего отца я никогда не видел!

– Но она позорит мое имя и лишает меня уверенности в чистоте крови наследников!

– Голубые сороки выкармливают птенцов кукушки несмотря на то, что видят, насколько кукушата больше птенцов голубой сороки! Испытай ее, может быть, она и не так порочна, как ты себе представляешь.

– Как мне сделать это? – спросил сёгун мудреца.

– Умри, – сказал даос и с этими словами покинул дом вельможи.

сёгуну не надо было повторять умного совета дважды, он был мудр и потому-то и добился своего высокого положения.

На следующее утро по дому, а потом и по городу, а потом и по всей провинции разнеслась весть, что Правитель провинции при смерти. Все жители надели белые одежды и намазали лоб красной охрой, как делали когда-то их прадеды.

Только Цин Инь вместо траура назначила очередные игры на Острове Небесных Сетей. Она даже не собиралась, как понял Янь Лин, дожидаться, когда ее повелитель испустит последний вздох.

«Как я мог жить бок о бок и спать живот к животу с такой женщиной?! – клял себя новый и уже такой слабый правитель. – Прав был монах, проверка все обнаружила, теперь мне, пожалуй, не стоит умирать. Но с такой бабой не стоит и жить! Все-таки надо довести дело до конца! Притворюсь-ка я покойником: это будет как раз то, что надо – ни жив, ни мертв!»

Спервоначала Янь Лин сообщил из-за ширм, изменив голос, горькую весть наложницам, которые принялись тут же вопить уже совсем немыслимо громко и драть на себе волосы и одежды. Их на этот случай заперли в фамильном склепе, оставив рисовых лепешек и воды побольше, чтоб слез хватило до утра. Потом он велел себя закутать в пелены-саван, погребальный халат, возжечь жертвенные светильники и воскурить благовония в доме и перед ним. На дверях он велел вывесить свитки с иероглифами памяти и скорби. Но когда стемнело, – была только вторая ночь после новолуния, – он приказал слугам из самых близких и надежных тайком отнести себя прямо в саване на погребальных носилках в лодку, распорядившись, чтобы проследили за наложницами, дабы они не переставая орали и выли, причитая по якобы усопшему хозяину громче обычного в десять раз. Последнее им было выполнить не так уж и трудно: с кладбища из фамильного склепа несся совсем уже жуткий вой! Вся округа, таким образом, получила весть о кончине владыки.

В дополнение к печальным событиям пришло и еще одно – прибыл тайный ревизор, высокий чиновник из П., города, которому пророчили в будущем славу столицы, потому мы его пока не называем. Этот чиновник должен был проверить всю подноготную Начальника провинции, на которого в нынешнюю столицу, по слухам, пришло столько доносов, сколько палок следовало бы дать мошенникам, что там упоминались, или их составителям, если доносы были лживы!

По приказу Цин Инь от Янь Линя скрыли поначалу это известие, чтобы его не расстраивать, а заботы о задабривании важного лица она, по слухам, взяла на себя, причем поклялась не щадить сил, чтобы прикрыть собой занемогшего супруга от возможных неприятностей – ведь в каком доме нет сора, если отодвинуть лари с перинами и сундуки с шубами!? Ну, а усопшему она, как легко понять, и вовсе не собиралась сообщать последние новости, ибо для него последние новости были, что называется, вчерашним бульоном из бычьих яиц, да простит нам Небо эту расхожую шутку!

В провинции стоял плач и стон на всякий случай еще до всех проверок, так что Янь Лин был теперь уверен, что и до его жены Цин Инь дошла скорбная весть, и она теперь-то уж обнаружит себя в своем предосудительном поведении с гребцами, которые тоже, наверное, догадались, что хозяину дома настал конец. Хозяин же, все еще живой, приказал плыть к Острову Небесных Сетей, чтоб самому и на этот раз, как когда-то, понаблюдать за игрой в «Золотую рыбку».

Янь Лин застал как раз тот момент, когда его красавица-жена переодевалась и гримировалась, чтоб обратиться дряхлой каргой: она стояла перед серебряным полированным подносом, в котором она отражалась уже с отвислым животом из дохлой трески и грудями из рыбьих пузырей, что не мешало разглядеть ее подлинные стати, которые при свете гнилушек, подвязанных между бедер, выглядели такими соблазнительными, что ее можно было принять за лисицу, явившуюся с того света, чтобы губить души земных мужчин.

Новый садовник, неизвестный сёгуну выписанный, как ему сказали, из самой императорской теплицы накануне, обряжался в рыбака, которому предстояло пытать счастья с сетью в темном пруду вместе с другими участниками «ловли».

Янь Лин обратил внимание, что садовник этот был подстрижен, как стригутся в столицах – четыре пучка на лбу и двойная косица с вплетенными в нее последними указами императора на шелковых лентах. Еще он обратил внимание, что, переодеваясь, садовник упрятал свой секатор в бисерную торбу с добрый кошель для зерен гаоляна! «Да, без такого инструмента, видно, в столицы садовникам лучше не соваться! Я-то думал, что лучше меня стригаля нет!» – с такими грустными мыслями наблюдал игру из укрытия недужный вельможа.

Все шло, как и в прошлый раз. Другие придворные, наряженные рыбаками, приносили улов, за который получали игривый нагоняй, отчего лампочки на известных местах взлетали проворней светляков в июне, и лишь среди ярко сияющих гнилушек на холме у хозяйки меркли, да и то на время.

Наконец могучий рыбак-садовник, после того, как в третий раз закинул свой невод, вытащил, как было заведено, Золотую рыбку, которая сияла, как шутиха в лунный новый год, и просила человечьим, а точнее – птичьим голосом, отпустить ее в родной пруд. «Старуха»-хозяйка назначила на этот раз уж совсем непомерно высокую цену: она через рыбака-садовника выразила желание быть женой Первого Государственного Советника при Императоре! Выше был только сам Император, так что даже Янь Лин был смущен и напуган в своем тайном убежище такой дерзостью: требовать брака со вторым лицом государства, когда еще законный супруг не остыл окончательно!

– Передай своей досточтимой госпоже, своей бесноватой старухе, – обратилась к рыбаку Золотая рыбка, – такое было бы возможно, если бы воскрес твой, как только что нас известили, скончавшийся Начальник! И вдобавок если бы он еще получил – что было бы вторым чудом! – назначение на высокий пост Советника. Но ты сам знаешь, что это невозможно!

– Не знаю, но это – ее условие, – заявил «рыбак», наряженный зеленой нутрией, и оскалился на бедную рыбку – позолоченного попугая – весьма непритворно, так что игра становилась несколько мрачной, под стать зловещей картине: в камышах зеленоватым светом светилась спрятанная лодка с завернутым в саван посиневшим правителем. – Если надо – не сомневайся, наш хозяин воскреснет, и пусть его немедленно произведут в Советники! Пусть будет целых два чуда – моей госпоже безразлично! – тут Янь Линю почудилось, что жена красноречиво посмотрела в сторону кустов, где он прятался с гребчихами. – В противном случае она велит зажарить тебя к столу!

Тут подала голос и сама жена:

– У нас сегодня как раз припасено белое вино из Чуйской долины, которое хорошо с жареными карасями! А тебе, если мое желание не будет исполнено, – повернулась она к именитому садовнику, – я прикажу тебе ходить до самой смерти в женском нижнем платье и белых чулках с шелковыми завязками, так что ты не посмеешь даже выйти на улицу!

Янь Лин ушам своим не верил: его жена хотела только одного – чтобы он воскрес и получил новое высокое назначение!

«Выходит, она все это время думала об одном своем муже, то есть обо мне, и ни о чем плохом не помышляла, кроме как о благе для меня и моего дома, включая наложниц, слуг и многочисленное потомство!»

«Пока я проверял ее и строил козни, она была озабочена лишь мыслями о моем чудесном воскрешении и возвышении, что почти одно и то же!»

Ослабевший вельможа расплакался и позволил унести себя в погребальных носилках домой. Он даже не стал наслаждаться дивной музыкой фарфоровых колокольчиков, которые уже заливались на весь туевый лес. Правда, его по ошибке отнесли сначала на кладбище, в фамильный склеп, и лишь потом, прихватив наложниц, он, веселый, прибыл домой. Дома он приказал перенести себя на любимую циновку, а выпущенным из склепа наложницам приказал заткнуться и идти спать на свою половину, чтобы немножко выспаться и самому после приятного открытия и в ожидании чуда: воевода потихоньку внушил себе мысль о всесилии жены и всерьез ожидал назначения! Ведь свершилось же один раз, так почему не повториться чуду?

Да, легко мы внушаем себе приятную нам нелепицу и выбрасываем прочь из головы нежеланное, но правдивое! Порой такие подмены приводят к плачевным результатам, хотя и не сразу: оборотни не торопятся обнаружить свою сущность, намеренно долго оставаясь лисицами и мороча простодушных!

Поймет ли кто, как удивились жители, прослышав о воскрешении своего Правителя?! Даже если учесть, какие чудеса случались во времена, о которых мы мало все-таки знаем!

Тем не менее наутро сёгун был здоров, как не болел, выпив отвара из корней цветка каланхоэ. Его не удивило даже, что новый садовник подавал ему отвар в одних белых чулках и с фонариком на причинном месте.

Попугай приветствовал вошедшего криками: «Ух, ну и даешь же ты жару! Я давно так не парилась даже в своей бане!»

Воскресший начальник не сразу заметил, что попугай кричит так, словно он не «он», а «она», а когда заметил, вспомнил, что вчера в игре был он не попугаем, а рыбкой.

Попугай, сияя позолоченными перьями, орал во все свое горло: «Давай, давай, жарь! Ой, до чего сладко! Никогда такого не пробовала! – И еще: – Главный Советник императора! Эй, Главный Советник императора!»

И уж совсем не удивился сёгун, когда гонец как раз к вечерней трапезе привез из столицы приказ императора о новом его назначении на высокую должность. Этот приказ вручил ему дюжий садовник уже при луне, надев, вероятно, впопыхах белые чулки и не сняв злополучного фонарика. Янь Лин от радости на это не обратил внимания. Тем более, что фонарик жалко волочился за садовником по полу. Не обратил он внимания от радости, скорей всего, и на то, что не видит рядом своей мудрой жены Цин Инь.

Но утро все расставляет по своим местам: тени от кипарисов – около их стройных свечек, ночные туфли-гета – около смятых постелей!

Под бурные ликования, сдобренные новыми неискренними слезами, провинция вторично простилась со своим Начальником, и домашние стали собирать его в дальний путь.

Сборы были недолги, и на семидесяти лошадях, в ста повозках, в десяти паланкинах отбыли в столицу новый высокий вельможа с женой, наложницами и всеми слугами и домашним скарбом, не забыв клетки с разговорившимся не в меру попугаем и лейки из фигурной молодой высушенной тыквы.

Жизнь в столице была, не в пример жизни в провинции, куда как весела! Это хорошо известно тем, кому выпало счастье живать в столицах: на государственные дела у высоких сановников почти не остается времени. Политическими кознями и дворцовыми интригами Советник занимался больше в постели с женой, а военными делами – так вообще после других, не менее важных дел, вроде пиров, соколиной охоты и походов в чайные дома самого изысканного пошиба. Император, будучи очень стар, не любил лишнего шума, какой бывает, когда отчитываются о военных сражениях рьяные подданные – от него у Правителя Поднебесной случались припадки головной боли, потому он был очень доволен своим Советником и, когда тот все же иногда являлся, не отпускал его от себя, любуясь на исполнительного и пригожего вельможу, под рассказы которого дряхлому Императору хорошо спалось.

Скоро Советник стал таким своим во дворце Императора, что частенько отдавал по хозяйству все распоряжения сам, щадя силы сильно уже немолодого Правителя. Он указывал поварам, как солить капусту кольраби, мариновать омаров, натирать редьку и размешивать кашу из тыквы с добавлением шелковичных коконов и тертых моллюсков из раковин речных жемчужниц.

Потихоньку он стал руководить и министрами, подсказывая, где прижать народ с податями, а где позволить уменьшить, а то и вовсе отменить сборы. Первое касалось отдаленных бедных провинций, второе – тех тучных уездов, где сидело полно родственников его самого или его жены Цин Инь.

Он диктовал теперь цены на гаолян и рис, присутствовал при взвешивании золотых слитков в казну, ключи от которой висели на его поясе рядом с пустыми ножнами от меча, – теперь он не носил мечей, ибо гнушался лишних тяжестей, хотя порой сам греб лопатой серебро, когда им наполнял лотки для уплаты за дорогую снедь к своему столу и за украшения для императорских наложниц. Осмелев, он входил к ним в покои, чего не позволял себе никто, кроме самого Императора и его кастратов. Он дошел до того, что мылся с ними в бане, тер им спины и умащивал благовонным маслом. Бывало так, что он и засыпал уж никак не на циновке, а на кровати из слоновой кости, стоящей на нефритовых черепахах. При этом он укладывал с собой от двух до пяти наложниц, так что черепахи только кряхтели, когда они все вместе затевали возню, какой не видывал никогда прежде и сам Император, подглядывавший за своей спальней через специально устроенное отверстие с хитроумным стеклом. Он только охал и толкал в бок своего придворного художника, чтоб тот срисовывал для памяти наиболее занятные переплетения, такие, как «Пестики лотосов среди бабочек со сложенными крыльями» – на такое и мы бы поглядели, представься случай!

Эти рисунки еще и сегодня можно увидеть в богатых домах Нанкина. Правда, говорят, что там висят все больше копии. Ловок же двуногий зверь по имени человек!

О Цин Инь все забыли, кроме старых жен бывшего сёгуна, которые теперь выли уже вместе с ней, словно ослицы в период случки, чем немало смущали ночную стражу, которая бросалась в уличную темь на поимку разбойников и приходила назад в казарму в итоге с пустыми руками. Впрочем, она всегда приходила с пустыми руками, потому что обленилась за последний год невероятно!

Кстати сказать, у Цин Инь было полно хлопот, ибо она решила при дворце Правителя Поднебесной устроить висячий сад, вроде того, о каком пишут старые книги. Для этой работы ей нужны были помощники, понимающие толк в садовом деле, умеющие обращаться с привоем и подрезкой и орудовать и секатором! Дел хватало, супруги почти не встречались, несмотря на всю роскошь кровати под балдахином на четырех нефритовых черепахах!

Так все шло и шло до тех пор, пока новоиспеченому Советнику не показалось, что Император стал в своем дворце лишним. Поистине, правы те, кто говорит: «Голод приходит только тогда, когда у хорошего карпа съедена голова!»

И тут Янь Лин вспомнил о своей жене Цин Инь.

«Если она так ловко устраивала мои дела раньше, благодаря чему я там, где я сейчас, и мне золотое кресло ставят даже тогда, когда все, кроме Императора, стоят навытяжку, то само Небо велит и дальше моим делам устраиваться ее нежными ручками, маленькой головкой и всем остальным, что так ловко у нее скроено из розового кварца с прожилками из агата!» – размышлял теперь уже без содрогания сёгун, он же Первый Советник императора, его глаза, уши, а с некоторых пор еще и его руки, ноги, губы, – короче, все то, без чего не откроешь сосуд наслаждений и чего перечисление у людей понимающих занимает целый свиток, да еще и с рисунками вокруг иероглифов, что обозначают женское начало в постели и мужское – в бою.

Он приказал позвать Цин Инь и, справившись у нее о здоровье ее и двух своих старых жен-наложниц и, пропустив описание многочисленных женских недомоганий, перешел сразу к делу.

– Я хотел бы, – заявил Советник без обиняков, – чтобы вы, Ваша Светлость, устроили на здешних прудах увеселения, вроде тех, что устраивали на Круглом озере на Острове Небесных Сетей. Чтобы статные юноши во главе с нашим садовником снова стали закидывать сети в темную воду пока не будет выловлена Золотая рыбка, ну, а дальше Вы все знаете! Я хочу быть Императором и повелевать Поднебесной! Нынешний Император стар, враги набрали силу, и дело может кончиться плачевно, не окажись на императорском возвышении такой человек… такой человек… – И тут Янь Лин описал, каким должен быть человек на императорском возвышении, так что выходил портрет, в точности совпадающий с портретом как раз Янь Линя.

Цин Инь выслушала супруга молча, потупив взор, лишь однажды подняв свои все еще прерасные глаза цвета коры молодой вишни, да и то она смотрела не на Советника, а на птицу, что влетела в форточку покоев дворца и, описав круг, вылетела, словно подписывая свиток с приказом грозного Советника.

– Будет исполнено, мой повелитель, – смиренно отвечала женщина, – во всяком случае, в части игры и Золотой рыбки, что же касается вашего назначения, то подобное могут обещать только Небеса, ибо речь идет как раз о повелителе Поднебесной.

Советник нахмурился: в появлении птицы и словах жены почудились ему непокорность и даже угроза.

– Вы уж постарайтесь, дорогая Первая жена! – грозно закончил он свою речь, – а то как бы не надел я кашу на вашу лебединую шею и не приказал стегать вас кнутом на площади за…

– За верность моему долгу? Или за верность моему супругу? Я чего-то не пойму своей вины, – потупилась Цин Инь.

– За соблюдение одной верности в ущерб другой! – нашелся сёгун.

Цин Инь только низко поклонилась и вышла.

Надо сказать, что Цин Инь была очень мудрой женщиной и знала своего мужа так же хорошо, как все причуды своих садовников, равно как и их садовый инструмент. Недаром садовников ей искали по всей стране специальные посланники со специальными мерными веревочками, какими меряют угрей, когда отбирают их к столу Императора… «Сколько веревочке ни виться, а конец будет!» – эту поговорку и сочинили измерители угрей, к слову сказать.

Цин Инь давно занималась устройством висячего сада, как раз для этого развесив сети над островом, который тоже был назван Островом Небесных Сетей. Садовники менялись каждую лунную четверть, так что жена сёгуна едва успевала следить, когда же гордыня окончательно лишит мужа рассудка.

И вот, как видим, день этот настал.

Начались приготовления в празднеству. Остров, как мы знаем, был уже найден, как раз посреди подвернувшегося весьма круглого озера – в императорских садах чего только не было круглого с твердым посередине. Сплетены были и шелковые сети, в которых качались кусты азалий и олеандров с рододендронами.

Приглашены были чиовники первого ранга с женами и слугами, чиновники второго ранга были приглашены без жен, но со слугами, третьего же ранга сановники приглашались и без жен и без слуг – лишь с собачками, которых очень любил старый Император. Вы скажете – глупость не приглашать жен, но позволить принести собачек, которые и нужны-то только для прихотей женщин, да и то под подолом! Но если бы только это были единственные глупости, которые вершились и совершаются по воле лукавых царедворцев, что пристроились под балдахинами ослабевших владык! Нет, таких глупостей много, и на форму приглашения никто и внимания не обратил!

Сам дряхлый владыка тоже был приглашен – как же могло хоть что-нибудь в Поднебесной происходить без участия Императора! Даже если речь идет о попытке свергнуть его самого коварнейшими интригами! Слепы люди, а на императорском троне они слепы сто крат! На сей раз ему пообещали обычное дворцовое представление.

Однако сидеть он должен был на переносном троне в отдалении от остальных, загороженный экраном из бумаги, расписанным цветами ириса, в искусной раме и на ножках, – все это было покрыто еще и лаком с позолотой – как умеют делать только в одной горной деревне на Формозе! Такие предосторожности принимались, чтоб не смущал Император приглашенных своим солнцеподобным видом. (А, если честно, чтоб не смущал Император своим уж очень износившимся видом новых придворных, которые тогда потеряли бы часть уважения к нему. Старые придворные уже ничем не смущались, даже когда запускали руки по локоть в казну, либо по самое плечо под нижние юбки наложниц – больше по привычке, из них самих давно высыпался весь песок!) Однако это были напрасные предосторожности – Император все время выглядывал из-за экрана со своей трубкой и стеклышком – он был очень любопытным Императором!

Только с Главным садовником, что должен был исполнять главную роль – старика-рыбака, – это уже вошло в обычай! – выходила заминка. У Императора были свои садовники, такие же дряхлые, как он сам, их при всем желании не могла использовать капризная Цин Инь для своего висячего сада, где для почтенных по возрасту была уж слишком сильная качка! Но по заведенному обычаю, Главный садовник не мог быть ничьим, кроме как императорским, ее же мастера привоя и подрезки выполняли другую работу! Прежний, что подстригал сад Императора и заботился о растениях, утонул как раз накануне в том самом круглом озере, напившись пьяным тутового вина – не путать с туевым, какое бывает только в стихах, да и то неприличных, – он слыл еще и прекрасным сочинителем стихов и выполнял работу садовника не столько из нужд пропитания, сколько из нужд возлияния, потому что любил вино, как всякий сочинитель стихов, а при императорском дворе платили за что угодно, только не за стихи сочинителям, считая, что награда их, состоящая в наслаждении поэзией, и так является чрезмерной.

Никто не удивился, когда сметливая Цин Инь пригласила садовника из соседнего уезда, о котором мало что было известно, разве только то, что он умел подражать голосам птиц, особенно петуха, чтобы будить тамошнего владыку. Он так искусно подражал этой птице, что Начальник той провинции никогда не опаздывал ни к утренней трапезе, ни в зал заседания суда. Цин Инь давно уже метила пригласить его для своих нужд, да все не было случая, к тому же и садовник тот слыл строптивым! А тут подвернулся уж больно подходящий случай!

Этого чудо-садовника иногда даже приглашали будить самого Императора, когда тому позарез нужно было рано встать, чтоб успеть посмотреть, как распускаются бутоны магнолий или как враг пытается перелезть через Великую Стену. Не зря гласит пословица: «Когда видишь садовника, не спеши просить у него подвой!» Вот только неизвестно, следовала ли Цин Инь народной мудрости!

И вот все приготовления были уже закончены, гости съехались на праздник в ночь на этот раз полнолуния, так что в императорских садах было светло, как днем, и можно было даже рассмотреть иголки на тиссовых деревьях (не путать с туевыми деревьями, на которых вместо иголок растут веточки, похожие на червячков, и шишки, похожие на яички камышовки). Сам Император, которому объяснили суть игры через слуховую трубку, сделанную из рога яка, потирал уже руки в предвкушении удовольствия за своим экраном. Он понял смысл игры по-своему: он ожидал увидеть танцы купальщиц и забавы юных рыбаков, до которых был очень охоч.

Янь Лин сидел подле Императора, но по другую сторону экрана, чтобы без помех ублажать самую юную из императорских наложниц щекотанием пяток. Он, было, приготовился к удовольствиям и похлеще!

Цин Инь подала знак, и игра в «Золотую рыбку и старика» началась.

Первые сети, которые метали гости, принесли опять речных чертей, пару сомов с необыкновенно толстыми шеями и неизвестную рыбу, внутри которой просвечивала еще одна, внутри которой виднелась следующая и так далее до самого малого малька, совсем трудно различимого, так что лучше прервать перечисление, чтоб не испортить глаза.