Текст книги "Быть Руси под княгиней-христианкой"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

   – Я? Каким образом? Среди жрецов у меня знакомых нет, а сам я ворожбой не занимаюсь.

   – Мне не до шуток, – нахмурилась Ольга. – Думаю, тебе тоже будет не до них, если жрецы опередят нас в приготовлениях к борьбе за власть и, сплотив язычников, не позволят мне занять место Игоря.

   – Я и не думал шутить. Ты знаешь, что наша Церковь осуждает суеверия, поэтому я не представляю, чем и как могу помочь тебе. Наоборот, как твой духовный пастырь, я обязан предостеречь тебя о греховности и пагубности поступка, который ты намерена совершить.

   – Считай, что уже сделал это, и готовься отпустить мне сей тяжкий грех, – усмехнулась Ольга. – А если мы оба не шутим, давай говорить серьёзно. Из разговоров в храме я знаю, что среди прихожанок есть бабы-ворожеи, коим, как и языческим вещуньям, дано свыше заглядывать в человеческое будущее. Уверена, что ты... как борец с суеверием... должен знать их. Посоветуй, к кому из них мне стоит обратиться.

   – Мне действительно известны несколько гадалок и ворожей из числа прихожанок, – сказал Григорий. – Но обращаться к их услугам я не советую. Большинство имевших с ними дело женщин, каясь затем в содеянном грехе, признавались, что предсказания ворожей зачастую не сбывались. А известие, которое ты намерена получить, столь важно не только для тебя, но и для всей христианской общины на Руси, что ошибиться никак нельзя. А если я уговорю уважаемого среди язычников воеводу или боярина, нашего тайного брата по вере, обратиться к жрецам с просьбой предсказать судьбу Игоря? Не напрямую, а как-нибудь вскользь, например, может ли он рассчитывать на его милости и благорасположение в ближайшие год-два?

   – Уверена, что из этого ничего не получится. Жрецы обычно предсказывают судьбу явившегося к ним человека либо его близких, а не посторонних ему людей, тем паче великого князя. Даже будь воевода или боярин, наш тайный брат по вере, самым чтимым среди жрецов, они не скажут ему правду о скорой кончине Игоря хотя бы потому, что это – их великая тайна, и они постараются использовать её прежде всего в собственных интересах. Разве я или ты на их месте поступили бы иначе?

   – Наверное, ты права. В таком случае у нас осталась единственная возможность узнать судьбу Игоря. Несколько лет тому назад отрёкся от старых богов и принял истинную веру жрец из-под Родни. Осознав всю мерзопакостность прежней жизни, он удалился в скит в дремучих черниговских лесах, где замаливает ныне прошлые грехи. В своё время он слыл не последним волхвом-предсказателем[68]68
  Волхвы — особый класс людей, пользовавшихся большим влиянием, обладали обширными знаниями о тайных силах природы, недоступных обычным людям, занимались наблюдениями за небесными светилами.


[Закрыть], не думаю, что он полностью позабыл былое ремесло. Однако трудно, очень трудно будет уговорить его взять новый грех на душу, вступив в общение с языческими лжебогами. По силам это будет только мне, крестившему его, но сможет ли быть прощён мне на Страшном Суде сей тяжкий грех?

– Сможет, Григорий, сможет, – твёрдо заявила Ольга. – Ибо и я, и ты действуем не ради личной выгоды, а во славу веры Христовой. Отправляйся как можно быстрее к отшельнику, а я стану ждать вас...

Глеб соскочил с ослика, присел на большой камень на обочине дороги. Снял с головы и положил на колени лохматую шапку, подставил потную грудь прохладному ветерку, дующему из распадка на противоположной стороне ущелья, вдоль которого вилась дорога на Чёрную речку. Дорога была пустынна, никто не мог помешать его размышлениям. А поразмыслить ему было о чём.

Глеб выполнил оба поручения главного воеводы Олега. Его лазутчики, часть которых знала языки здешних племён, действовали под видом местных жителей и уже третий день утром и вечером приносили воеводе Олегу известия о росте числа войск Эль-мерзебана и всех их перемещениях. Удалось также Глебу отыскать в долине Бердаа богатых и уважаемых людей, готовых сотрудничать с нынешними хозяевами стольного града Аррана, вести с ними взаимовыгодные торговые дела. Правда, от словесных обещаний они пока не перешли к делам, но ни Глеб, ни воевода Олег не торопили их с этим. Они понимали, что добрососедские отношения с жителями долины могут возникнуть после победы русичей и их союзников над подступающим к городу войском Эль-мерзебана, в случае же их поражения даже самые удачно начавшиеся дела не будут иметь продолжения.

Но, помогая главному воеводе, Глеб не забывал и о деле, не дававшем ему покоя с момента его появления под Бердаа, – о судьбе казны Аррана и личных сокровищ Эль-мерзебана. Он несколько раз проехал из конца в конец дорогу к Чёрной речке, самым тщательным образом осмотрел участок от сожжённых мостов до пещер с брошенными распряжёнными повозками, неоднократно ставил себя на место тех, кто прятал сокровища, пытаясь понять, где мог быть устроен тайник. Его старания не пропали даром – ему удалось сделать два важнейших вывода, которые должны были значительно сузить круг его поисков.

Во-первых, место тайника должно быть связано с отрезком дороги, который не может просматриваться с нависших над ней скал и с противоположной стороны ущелья. Ведь о каком тайном сокрытии сокровищ может идти речь, если за ним мог наблюдать случайно оказавшийся поблизости человек – охотник, пастух, путник, идущий по одной из проложенных невдалеке от дороги горных троп? Бочонки с сокровищами могли быть сгружены с остановившихся повозок и перенесены с дороги в тайник в месте, которое надёжно укрыто от посторонних глаз, двигайся они по самой дороге или находись в пределах видимости от неё. Этому месту надлежало отвечать ещё одному требованию: подступы к нему должны хорошо просматриваться с дороги, позволяя заблаговременно обнаружить возможного нежелательного свидетеля тайных дел.

Таких участков на дороге было два: один невдалеке от Чёрной речки, другой – рядом с сожжённым охраной каравана мостком, вторым по счёту, если следовать от Бердаа. После их внимательного осмотра Глеб решил, что для устройства тайника больше подходит место у мостка. Хотя участок вблизи Чёрной речки был хорошо защищён от лишних глаз – это был крутой изгиб дороги с отвесно вздыбившимися справа и слева от неё скалами, – он имел существенный недостаток. За расположенными слева от дороги скалами поднималась высокая гора, по которой вилась пешеходная тропа. Она опоясывала обращённый к дороге склон по всей его длине и исчезала на другом, невидимом с дороги. Для устроителей тайника это было крайне опасно: на просматриваемом ими участке, пустынном в сию минуту, в любой миг мог появиться неожиданно человек с недосягаемого для их глаз участка тропы.

Зато место у мостка как нельзя лучше подходило для тех, кто хотел бы остаться здесь незамеченным. На этом отрезке дорога делала резкий поворот сначала влево, затем вправо, после чего довольно круто спускалась к стремительному горному потоку, несущемуся по мрачной, глубокой каменной расщелине в ущелье. Через неё и был переброшен деревянный мосток длиной в десяток локтей и шириной, позволявшей проехать крестьянской телеге. На его противоположной стороне, справа, где дорога вплотную прижималась к ущелью, поднимался безлесный, отполированный ветрами утёс, хорошо просматриваемый с дороги. С подступавшей слева к дороге скалы спускалась к мостку переходная тропа, взобравшись по которой поближе к вершине скалы, можно было установить там дозор, чтобы тот своевременно предупреждал о приближавшихся по тропе к скале людей и, в случае необходимости, мог даже задержать их.

Во-вторых, тайник должен быть устроен рядом с дорогой, не дальше нескольких шагов от неё. Трудно было представить, что все семь с лишним десятков человек, сопровождавших повозки с сокровищами, знали об истинном месте тайника, скорее всего, оно было известно лишь некоторым. Именно им предстояло перенести сгруженные с повозок сокровища в тайник, причём сделать это как можно быстрее, чтобы не оказаться застигнутыми у тайника охотниками за сокровищами. Даже используй они захваченные с собой приспособления, перекатить или перетащить в тайник солидную кучу тяжёлых бочонков и коробов за весьма ограниченный срок на большое расстояние, особенно учитывая характер здешней местности, было невозможно. Выходит, тайник должен располагаться рядом с дорогой, чтобы сокровища туда можно было не перетащить, а просто закатить или даже внести. К тому же эти люди вряд ли собирались уходить от тайника пешком по тропам, значит, им нужно было достичь Чёрной речки прежде, чем туда успели бы добраться преследователи.

Эти выводы, к которым Глеб пришёл в ходе своих неоднократных поездок по дороге к Чёрной речке и долгих размышлений, вселяли в него уверенность, что тайник с сокровищами Эль-мерзебана может быть обнаружен. Участок дороги, на котором их следовало искать, он знал точно – около мостка через расщелину с горным потоком. А вот где тайник расположен конкретно и как в него попасть, чтобы стать обладателем сокровищ, пока оставалось тайной. Для разгадки её Глеб и прибыл сейчас к мостку, решив не покидать этого места, пока не добьётся своего.

Он встал с камня, низко опустив голову, медленно двинулся к мостку по самому краю ущелья. В проезжей части дороги тайник устроен вряд ли, а вот где-либо в склоне ущелья – вполне возможно. Разве не может быть в нём пещер, лазов внутрь каменной тверди, русел высохших подземных ручьёв? Укрой в одном из таких скрытых, невидимых с дороги мест сокровища, завали вход к ним камнем либо закрой предварительно подогнанной по размерам каменной плитой-дверью, и они будут в надёжном тайнике. Как могут попасть в такое место сокровища при почти отвесном склоне? Их можно спу– стать с дороги в требуемое место с помощью верёвок, подготовив перед этим тайник к приёму груза. Сделать это по силам трём-четырём человекам, которые могли быть спущены к входу в тайник на верёвках, там убирать переданный им с дороги груз и скрыть вход в тайник, а затем подняты на дорогу.

Очутившись у мостка и перейдя по нему на другую сторону расщелины, Глеб продолжил путь по краю ущелья. Достигнув места, где дорога начинала просматриваться с соседних с нею гор, он повернул обратно, однако двигался теперь вдоль подступавших к дороге скал. И отмечал про себя, что и в этих на первый взгляд каменных монолитах вполне могут существовать различной величины пустоты как естественные, так и возникшие с помощью человеческих рук. Почему бы им не стать местом сокрытия сокровищ Эль-мерзебана? Располагаться такой тайник может вровень с полотном дороги или выше её, что позволит нескольким крепким мужчинам быстро внести или поднять в него на верёвках содержимое повозок. А втиснутая в лаз тайника каменная глыба или плотно закрывшая вход в него потайная каменная дверь сделали бы это место незаметным не только для случайных путников, проезжавших по дороге, но и для охотников за сокровищами. А у Эль-мерзебана было и время, и возможность подготовить любой тайник, каких бы затрат человеческого труда он ни потребовал бы.

Дойдя до мостка у его начала, Глеб остановился, прислонился спиной к скале. К мысли, что тайник можно оборудовать в склоне ущелья либо в скалах близ дороги, он пришёл сразу после того, как проехал по дороге первый раз. Ему ли, столько лет проведшему среди людской вольницы, десятки раз прятавшему в тайных схоронках захваченную добычу, было не знать, в каких кажущихся на взгляд обычного человека непригодных для устройства тайников местах они могут располагаться! Сейчас, проходя по краю ущелья и двигаясь вдоль скал у дороги, Глеб делал это не для того, чтобы окончательно утвердиться в своём мнении. Нет, он хотел в последний раз проверить: не оставили ли укрыватели сокровищ каких-либо следов, могущих выдать их схоронку? Только что он убедился, что таких следов не существует. Теперь ему предстоит поискать их со всей возможной тщательностью в месте, которому он до сих пор почему-то не придавал должного внимания.

Конечно, он не раз побывал и под мостком, осматривал края расщелины, через которую тот был переброшен, пытаясь обнаружить там следы, но уделял этим местам столько же времени и усердия, как склону ущелья и скалам у дороги. И только вчера у него впервые появилась мысль, что именно в этом кроется причина, отчего он до сей поры не обнаружил тайник. Вчера, долго пробыв на дороге под палящим солнцем, он захотел пить и обнаружил, что забыл взять с собой баклагу с водой. Глеб решил попросить напиться у первого появившегося на дороге путника, просмотрел все глаза, однако не увидел ни на дороге, ни на сбегающих на неё со скал тропинках ни единого человека, хотя пробыл там до наступления темноты. В пути, покачиваясь на ослике, он вспомнил, что не встретил на дороге ни одного путника и вчера, находясь там с полудня до захода солнца, и позавчера, когда простукивал в поисках пустот скалы близ дороги всю первую половину дня. Такая же картина наблюдалась на дороге и три дня назад, и четыре, и пять. А встречал ли он вообще на ней людей? Да, такое случилось дважды: первый раз это был плетущийся из Бердаа бродяга, второй раз – отряд викингов, сопровождавший в город обоз с продовольствием. Сколько Глеб ни напрягал память, он не мог припомнить, чтобы хоть единожды видел на дороге людей, будь то случайный путник или житель расположенных в долине за Чёрной речкой селений.

Но кто и с какой целью восстанавливал тогда оба мостка на дороге? Причём уже на следующий день после того, как они были сожжены охраной каравана с сокровищами. Зачем с такой поспешностью потребовалось приводить в порядок дорогу, которой не пользуются ни горожане, ни окрестные жители? Ответа на эти вопросы Глеб не находил, а поскольку его интересовало все, связанное с этим местом, он решил всё-таки получить его. От воеводы Свенельда, которому было вверено управление Бердаа, он услышал, что о восстановлении каких-либо мостов и дорог он распоряжений не отдавал. Такой ответ Глеб получил и у городских властей, объяснивших, что о сожжённых мостах им известно, но поскольку дорога сейчас используется крайне редко, и приказа о работах на ней не поступало, они заняты более важными делами. Поинтересовавшись, не могли ли построить мосты жители расположенных близ дороги селений, Глеб узнал, что эта дорога всегда находилась в ведении городских властей, так что вряд ли кто-то пожелает добровольно обременять себя излишними хлопотами, особенно в нынешнее сложное время.

И тогда Глеб задал себе другой вопрос: а что, если таинственные строители мостов меньше всего думали о восстановлении кратчайшего пути между Бердаа и долиной за Чёрной речкой, а преследовали совершенно иные цели? Их могло быть только две: возобновление в собственных интересах движения по дороге и стремление скрыть под заново построенными мостами то, что, оказавшись после их сожжения на виду, внушало им опасения. Но кто мог преследовать такие цели? Сколько Глеб ни ломал голову, ответ напрашивался один – те, кто спрятал сокровища на участке дороги между двумя затем сожжёнными мостами и сейчас оказался отрезанным от тайника. Чтобы попасть к нему и вывезти сокровища в другое место, требовалось обязательно восстановить мосты. Именно мосты, а не один из них, которого оказалось бы достаточно для выполнения такого задания. Ведь восстановление только одного из двух сожжённых мостов являлось само по себе бессмыслицей, и в силу этого могло вызвать подозрение искателей сокровищ Эль-мерзебана и привлечь к себе их внимание.

Если бы речь шла только о вывозе из тайника сокровищ, разумнее всего было бы восстановить нужный мост непосредственно перед началом этого перемещения. Но дело заключалось в том, что тайник был оборудован в расщелине, над которой пролегал ближний к Чёрной речке мост, и покуда он находился в этом месте, к нему никоим образом нельзя было привлекать интерес посторонних людей. Вдруг нынешние власти Бердаа сочтут необходимым восстановить движение по дороге и в ходе восстановления мостов обнаружат то, что видеть им крайне нежелательно? Или искатели тайника, не найдя его в пещерах и поняв, что он устроен вблизи дороги, начнут на ней поиски, заинтересовавшись прежде всего её отрезком между мостами, здраво рассудив, что они могли быть сожжены для того, чтобы не допустить их к сокровищам? Восстановление же мостов решало эти проблемы: позволяло в нужное время вывезти сокровища как в направлении Чёрной речки, так и Бердаа, исключало возможность появления у тайника строителей, превращало отрезок между мостами в обычную часть дороги, ничем не отличавшуюся от других и потому вряд ли способную привлечь к себе чьё-либо внимание.

Какие доводы ни приводил Глеб, пытаясь разрушить возникшее у него предположение, это не удавалось. Мосты могли восстановить лишь для того, чтобы отвлечь возможный интерес к этому месту, которое, следовательно, и было местом тайника!

Однако это только предположение, но, если к нему добавляются не вызывающие сомнения доказательства, оно превращается в уверенность. С целью обрести уверенность в правильности сделанного вчера вывода и прибыл Глеб к мосту через расщелину с водным потоком.

Но довольно предаваться воспоминаниям и размышлениям, пора действовать. Глеб отошёл от скалы и, убедившись, что дорога в обе стороны пуста, спустился под мосток. Расщелина начиналась всего в паре шагов от моста, где толстые дубовые стволы, к которым были прибиты доски настила, ложились на дорогу так, чтобы она и мосток образовали единую ровную поверхность без спусков или подъёмов. Приблизившись к краю расщелины, Глеб нагнулся над ним. Где-то далеко внизу шумел водный поток, со стороны ущелья дул холодный ветер. Подхватывая со дна расщелины мельчайшую водяную пыль, он поднимал её до самого мостка, отчего край расщелины и ближайшие к ней предметы были влажными. Лучи солнца не проникали под мосток, и под ним даже ярким солнечным днём царил полумрак.

Повернувшись к расщелине спиной и опустившись на корточки, Глеб внимательно осмотрел участок горного склона, расположенный между краем расщелины и мостом, где на дорогу ложились дубовые стволы. Примерно два шага в ширину и не больше пяти шагов в длину, если считать таковой часть расщелины, оказавшуюся под мостком. Справа, между крайним дубовым стволом мостка и ущельем, проход не шире двух шагов, слева, где к мостку подступали скалы, проход немного уже, однако вполне достаточный для движения по нему человека с небольшим грузом на спине или двух идущих друг за другом людей, несущих между собой бочонок или неширокий короб. Именно по проходу слева от мостка и доставлялись к расщелине сокровища – он хоть уже, но поскользнись или оступись человек с ношей, он мог опереться на скалу, а не полететь в ущелье, как случилось бы это в правом проходе.

Но доставить сокровища с дороги под мосток лишь малая часть дела, главное – спрятать их в тайнике на склоне или дне расщелины. В данном случае для этого существовал единственный способ – спустить груз к нужному месту на верёвке или цепи. Глеб присутствовал при допросе подручными князя Цагола служителей арранского казначейства и лично интересовался, как выглядели бочонки с сокровищами. Услышав, что все они были одинаковы – два локтя высотой и локоть шириной, причём днища и крышки имели железные скобы для удобства их переноски, Глеб сразу отметил, что бочонки доступны для ношения их на плече либо спине, а скобы могут пригодиться не только при их транспортировке. Так и оказалось: к одной скобе или сразу к обеим можно было привязать верёвку или цепь и поднять или опустить бочонок на требуемое расстояние. По-видимому, так и поступили укрыватели сокровищ. А раз так, в месте, где груз спускался к тайнику, обязательно должны остаться следы трения верёвки или цепи о край расщелины, поскольку спустить несколько десятков тяжёлых бочонков, держа перед собой прикреплённую к ним верёвку или цепь на вытянутых над расщелиной руках, было невозможно. Значит, необходимо искать и найти эти следы.

Глеб достал из-за пазухи свечу, зажёг её и, не поднимаясь с корточек, медленно двинулся вдоль края расщелины, определяя места, доступные для спуска в неё способного легко разбиться груза. Таких мест оказалось три, в других склон изобиловал острыми выступами или массивными террасами-козырьками, делавшими спуск по ним крайне затруднительным либо вообще невозможным. Едва не утыкаясь в край расщелины носом, опуская свечу в неё на всю длину руки, Глеб самым тщательным образом обследовал одно пригодное для спуска место, другое – никаких следов скольжения по краю расщелины верёвки или цепи обнаружить не удалось.

Зато в последнем месте ему повезло сразу. Стоило Глебу поднести огонёк свечи к краю расщелины, где под небольшой поперечной ложбинкой просматривалось на расстоянии в десять – двенадцать человеческих ростов свободное от выступов и карнизов пространство, как ему бросилась в глаза её ровная, словно отполированная поверхность. Что это: результат вековой работы сбегавшего в расщелину ручейка дождевой воды, вкрапление кремниевой породы в обычный камень или?.. Глеб поставил свечу рядом с ложбинкой, плотно прижав указательный палец к её началу, провёл им по всей длине ложбинки. Поднёс палец к глазам. На нём отчётливо виднелись несколько коротких сероватых волосков. Шерсть пробегавшего мимо животного или волокна, оставленные двигавшейся вниз-вверх по ложбинке верёвки, на которой спускались к тайнику сокровища? Глеб густо намочил слюной большой палец, прижал его к указательному, принялся с силой растирать оказавшиеся между пальцами волоски. Когда он разжал пальцы, то увидел, что волоски превратились в однородное бесформенное месиво. Значит, это были волокна от верёвки, поскольку шерсть животного при таком испытании сохранила бы свою первоначальную форму.

Однако радоваться было рано – волокна могли быть занесены под мосток с дороги ветром невесть когда и оставались до сих пор в ложбинке, прилипнув к её влажной от водяной пыли поверхности. Впрочем, разве так уж сложно определить, попали эти волокна сюда случайно или остались от двигавшейся по ложбинке с тяжёлым грузом верёвки? Если волокна уцелели на поверхности ложбинки, то с таким же успехом они могли сохраниться ниже неё в местах, где намокшая верёвка тёрлась о склон расщелины. Например, на уступе, чуть-чуть выдававшемся из склона в полутора-двух локтях ниже ложбинки прямо под ней. Хватило бы только длины руки достать его! Глеб лёг на край расщелины, дотянулся до нужного уступа, медленно провёл по нему пятерней. Поднёс её к свечке, улыбнулся – ладонь была густо усеяна сероватыми волосками, ничем не отличающимися от тех, что он обнаружил в ложбинке, и растёр между пальцами. Теперь сомнений не было – в этом месте сокровища Эль-мерзебана спускались в тайник, расположенный в склоне либо на дне расщелины.

Глеб потушил свечу, выбрался из-под мостка, зябко передёрнул плечами. Присмотрел залитое солнцем местечко недалеко от своего ослика, присел там, привалившись спиной к тёплой скале. Вот он и обнаружил тайник Эль-мерзебана, точнее, ему стал известен участок местности, где следует искать тайник. Но прежде чем заняться поисками, необходимо решить, стоит ли ему самостоятельно заниматься этим. Допустим, он отыскал тайник. Что дальше? С десятком своих вернейших людей он может перепрятать сокровища в другой схоронок, однако какой в этом смысл? Чтобы стать хозяином сокровищ и распоряжаться ими, нужно в тайне от всех друзей и врагов вывезти их из Аррана. Но как сделать это, если на всех въездах в Бердаа стоит круглосуточная неподкупная стража, ни одна ладья без личного приказа главного воеводы Олега не имеет права куда-либо отправиться, а пеший или конный поход со своей сотней в Хазарию к атаману Казаку был обречён на неудачу: уж слишком много собралось вокруг Бердаа разбойных людей, чтобы можно было надеяться разойтись с ними добром. Однако делиться сокровищами с аланами, викингами, лазгами, не имевшими к их поискам никакого отношения, тоже не хотелось. Значит, нужно искать выход. И после некоторого размышления Глеб его нашёл.

Усевшись на ослика, он потрусил на нём в Бердаа и по прибытию в город тут же отправился к воеводе Свенельду.

   – Что привело ко мне, атаман? – поинтересовался Свенельд. – Ведь ты признаешь только главного воеводу Олега и вашего общего с ним друга Микулу.

   – Дела бывают разные, воевода, – ответил Глеб. – Одни можно решить с главным воеводой или Микулой, другие – только с тобой.

   – Забавные речи ведёшь, атаман, – произнёс Свенельд, с интересом глядя на Глеба. – Любопытно, какие такие дела можно вести лишь со мной и нельзя с главным воеводой и Микулой. Может, раскроешь сию тайну?

   – Конечно, иначе для чего я заговорил об этом? Скажи, как бы ты распорядился сокровищами Эль-мерзебана, узнай сейчас от меня, где они находятся и как ими завладеть?

   – А разве ты не слышал от главного воеводы, как условлено делить военную добычу промеж всех участников похода? Каждое войско получает свою часть согласно числу воинов, участвовавших в сражении либо во взятии города, когда добыча попала в наши руки. Ты и твои люди причислены к дружине воеводы Микулы и получите такую же долю сокровищ Мохаммеда, как и остальные русичи, сражавшиеся в долине у Узкого ущелья.

   – Слышал об этом способе дележа добычи и от главного воеводы Олега, и от Микулы. Ничего не имел бы против него, будь сокровища захвачены в бою у Узкого ущелья, при штурме Бердаа или при попытке Эль-мерзебана вывезти их из города. Однако ничего подобного не произошло. Мохаммед смог обвести вокруг пальца всех охотников до его сокровищ и надёжно упрятал их. Если они кем-то найдены, то какая разница, сколько аланов, лазгов или викингов участвовало в битве у Узкого ущелья или вошло в оставленный войсками противника Бердаа? Они не захватили, а упустили главную часть добычи и ничего не смогли сделать, чтобы отыскать её.

   – Не кажется ли, атаман, что по сему поводу тебе следует говорить не со мной, а с главным воеводой? – спросил Свенельд. – От имени великого князя дележом добычи ведает он, а его помощники воевода Микула, ярл Эрик, князь Цагол и воевода Латип.

   – Не кажется. С главным воеводой я уже говорил, с Микулой и затевать разговор не стоит – я его хорошо знаю и уверен, что он поддержит Олега. О князе Цаголе и воеводе Латипе ты вообще упомянул напрасно – они приняли участие в походе только из-за добычи и не уступят никому даже сломанного колеса от арбы. Общий язык о справедливом дележе сокровищ Эль-мерзебана можем найти только мы с тобой, воевода.

   – Что ты имеешь в виду, говоря о справедливом их дележе? – поинтересовался Свенельд.

   – Справедливо – значит, разделить сокровища между теми, кто на самом деле захватил их, а не помышлял об этом и остался в дураках. Чьи сейчас сокровища? Эль-мерзебана. Почему ни викинги, ни аланы с лазгами не требуют от Мохаммеда, чтобы он поделился ими с их воинами, участвовавшими в битве у Узкого ущелья или вступившими в Бердаа? Потому что у них нет ничего, кроме желания завладеть сокровищами. Если хозяевами сокровищ вместо Эль-мерзебана станем мы с тобой, отыскав их, разве появляется от этого у викингов или аланов с лазгами право требовать свою долю при их дележе? Они упустили сокровища из Бердаа, не смогли отыскать их, хотя потратили на поиски уйму времени и сил. Так за что они должны получать какую-то их часть, если у сокровищ попросту сменится владелец? Сокровища должны принадлежать лишь тем, кому удалось отобрать их у Эль-мерзебана – нам с тобой. Разве это не справедливо, воевода?

   – Как понимаю, ни главный воевода Олег, ни твой друг Микула не согласились с твоим пониманием справедливости дележа сокровищ, удайся их найти? – усмехнулся Свенельд.

   – В открытую я не говорил с ними, ибо заранее предвидел ответ, а он был не в мою пользу. Понять друг друга в этом вопросе можем только мы с тобой, воевода.

   – Откуда такая уверенность, атаман? Если твою точку зрения не разделяют воеводы Олег и Микула, почему с ней должен согласиться я? Разве я не такой, как они, русский воевода?

   – Как воевода – ты такой, а вот как человек – нет. Для Олега и Микулы главное в жизни – служение Руси и её великому князю, они видят в этом не только долг воина-русича, но смысл всей своей жизни. Для тебя смысл жизни совершенно в другом, а служба под стягом киевского князя всего лишь удобный способ достичь своих сокровенных желаний. В этом и разница между воеводами Олегом и Микулой и тобой. Для них слова «воевода» и «человек» равны и значат одно и то же, что и «долг перед Русью». Для тебя в этих словах есть разница: если нечто в жизни не приемлет воевода Свенельд, это же самое вполне может устроить Свенельда-человека. Сейчас я пришёл к тебе не как к воеводе, а как к обычному человеку.

   – А ты занятный собеседник, атаман, – сказал Свенельд, впиваясь в лицо Глеба тяжёлым, немигающим взглядом. – Но я что-то не до конца уразумел, почему со мной ты можешь говорить как с воеводой и обычным человеком и не можешь этого сделать с воеводой Олегом и Микулой, которые вроде намного ближе тебе, чем кто-либо другой?

   – Коли не понял, придётся растолковать, – с улыбкой произнёс Глеб. – Только как-то негоразд стоять мне в дверях, как просителю. Может, предложишь присесть?

   – Бери любое кресло у стены и садись ближе к столу. Только прежде открой настежь дверь, чтобы никто не мог подслушать нас. Сдаётся, что наш разговор будет не для чужих ушей.

   – Это точно, – сказал Глеб, распахивая дверь и усаживаясь напротив Свенельда в одно из роскошных кресел, стоявших прежде во дворце Эль-мерзебана. – Значит, ты не смог понять разницу между собой и Олегом с Микулой? Олег с Микулой родились на Руси, она для них – родина-мать, и они будут служить ей одинаково честно, осыпай их великий князь милостями или лиши завтра воеводских гривен. Русь и служба ей – для них все, иного в жизни для них просто не существует. А ты – викинг, для тебя родина – далёкая Свиония, если, конечно, ты не позабыл уже и о ней. Ты служишь не чужой для тебя Руси, а её великому князю потому, что приобрёл от него то, чего не смог получить от иных владык за свою бродячую жизнь: дом, землю, достаток, власть, почести. Предложи тебе другой владыка, например хазарский каган или ромейский император, больше, чем ты имеешь сейчас на Руси, и кто знает, не согласишься ли ты стать под их знамя? Потому что главное для тебя – ты сам, твоё положение при дворе властителя, твоё богатство, и ты согласен служить любому, при ком сможешь достичь наибольшей власти и благополучия. Я прав, воевода?

   – Кое в чём – да, – процедил сквозь зубы Свенельд. – У Микулы с Олегом действительно есть Родина, которая для них превыше всего, а я утратил старую и не нашёл окончательно новую. Таков удел многих викингов, а не только мой. Но разве не схожая судьба и у тебя, бездомного бродяги, который, как и я, предпочтёт служить удачливому и щедрому атаману, а не тому, который оставит его без куска хлеба и добычи? Мы с тобой птицы одного полёта.