Текст книги "Быть Руси под княгиней-христианкой"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

14

   – Ты очень похорошела, Краса, – улыбнулась Ольга деве. – Присаживайся поближе ко мне. Мы очень давно не виделись, и я рада встрече с тобой.

   – Благодарю, сестра, – ответила дева, опускаясь в кресло напротив Ольги. – Я вновь живу в лесной избушке, и покуда добралась пешком в Киев, изрядно устала.

   – Так отдохни у меня. Может, ты проголодалась или испытываешь жажду? – поинтересовалась Ольга. – Если да, я распоряжусь принести нам всё, что ты пожелаешь.

   – Мне ничего не нужно, – ответила дева. – Единственное, чего хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала и понята опасность, которая тебе грозит. Чтобы предупредить о ней, я и проделала неблизкий путь из леса в стольный град.

   – Выходит, ты не по случаю навестила меня, а пришла в Киев лишь из-за меня? И это при том, что ты... ты не праздна? – И Ольга кивнула на заметно округлившийся живот девы.

   – Да, сестра, несмотря на это. Хотя именно из-за будущего сына я покинула подворье воеводы Свенельда в Киеве и снова перебралась в лес. Мне, носящей в чреве плод, необходим покой, слияние с природой, пребывание в священных местах, где солнце и луна даруют возможность посвящённому в их тайны человеку вобрать в себя часть той небесной силы, которой они делятся с землёй и людьми. Однако то, что стало мне известно минувшей ночью, столь важно, что утром я немедля отправилась к тебе, хотя накануне вечером собиралась встретить рассвет у родника, где обитают добрые духи леса и воды.

   – Краса, ты вселяешь в мою душу тревогу, – сказала Ольга. – О какой грозящей мне опасности ты узнала этой ночью? От кого она исходит, в чём выражается, когда мне ждать её?

   – Спрашиваешь, от кого исходит опасность? Ты удивляешь меня, сестра. Ведь на всей Руси существует единственный человек, могущий представлять для тебя угрозу, – нынешний верховный жрец Перуна, он же бывший Олегов воевода Лютобор.

   – Я знаю, что с той поры, когда я стала христианкой, верховный жрец действительно возненавидел меня. Прежде он был моим другом, понимая, что я, заняв в случае смерти Игоря его место, смогу сделать для Руси ничуть не меньше, чем покойный муж. Но когда вместо Перуна я стала почитать Христа, он стал опасаться, что все свои силы я обращу уже не во благо Руси, а во вред ей, начав служить Константинопольскому патриарху и, значит, ненавистной ему Византии. Однако чем он может быть мне сейчас опасен? Киевская дружина на моей стороне, воеводский совет признал меня великой княгиней, никто из князей земель не выступил против меня, по крайней мере, не заявил об этом открыто, а на мятежных древлян скоро двинется моё войско. На какую силу намерен опереться верховный жрец, чтобы бросить мне вызов и оспорить предсмертную волю моего мужа и приговор совета? На жрецов и волхвов? Но я, предусмотрев это, присылаю языческим богам и их служителям даров не меньше, чем мой покойный муж. Что же я упустила, ежели, по твоему мнению, верховный жрец Перуна представляет для меня настолько серьёзную опасность, что ты вынуждена срочно предупредить меня о ней?

   – Ты упустила, что языческие жрецы обладают не меньшими знаниями, чем их заключено в головах христианских пастырей и ваших священных книгах. Понимая, что ему не по плечу лишить тебя власти силой, верховный жрец решил использовать оружие, которое уже не раз безотказно служило жрецам в достижении их целей. Это оружие – тайные познания многих поколений жрецов, недоступные простым людям, и умение использовать эти познания в собственных интересах.

   – Вот ты о чём, – задумчиво произнесла Ольга. – На самом деле, я совершенно выпустила из головы, что жрецы и волхвы обладают способностью заставлять служить себе добрые и злые силы окружающего нас мира. Но думаю, что их проклятия и заклинания окажутся бессильными против молитв, с которыми священник Григорий обратился к Святой Богородице, чтобы та оградила меня от бед. Я сегодня же попрошу его об этом.

   – Говоря о тайных познаниях жрецов, я имела в виду не их проклятия и заклинания, – заметила Краса. – Уверена, что они тебя уже сотни раз прокляли и не меньшее число раз просили своих богов покарать, однако ты до сей поры жива и здорова. Нет, верховный жрец собирается разделаться с тобой совсем иным способом, причём столь редким и изощрённым, что даже я впервые узнала о нём минувшей ночью.

   – Что же это за способ? – поинтересовалась Ольга.

   – Ты не забыла, как ушла из жизни княгиня Всемила, жена князя Олега, предшественника твоего покойного мужа?

   – Я помню это. Ведь я очень хорошо знала Всемилу, потому что мы с ней были... были дружны.

   – Дружны как собака с кошкой, – улыбнулась Краса. – Всемила ненавидела тебя за то, что в тебя, законную жену Игоря, без ума был влюблён её и Олегов сын Стемир, а ты с Игорем опасалась Всемилы оттого, что она или Стемир могли стать соперниками Игорю в борьбе за великокняжескую власть после смерти Олега. Ваша взаимная вражда и заставила тебя знать Всемилу, как никого другого. Так как рассталась с жизнью полная честолюбивых замыслов и сил княгиня Всемила?

   – Она не осмелилась поступить вопреки законам предков и ушла к ним на Небо вместе с князем Олегом на его погребальном костре.

Краса рассмеялась.

   – Ты сказала, что Всемила взошла на погребальный костёр своего мужа потому, что не посмела ослушаться законов предков? Сестра, ты противоречишь сама себе. Ведь только что ты заявила, что хорошо знала Всемилу. Значит, для тебя не секрет, что смысл жизни Всемилы заключался в том, чтобы после смерти князя Олега его власть досталась не Игорю, а её сыну Стемиру. Когда же тот сложил голову в бою, она не пала духом и продолжила борьбу с Игорем и тобой, стремилась занять великокняжеский стол. По силе духа и решительности Всемила не уступала тебе, а такие женщины, как тебе известно, не отступают перед трудностями и находят выход из любого положения. Неужто тебе никогда не хотелось узнать истинную причину, заставившую Всемилу живой взойти на погребальный костёр и вознестись на Небо, когда у неё было столько важных дел на земле?

   – Истинную причину? Мне ни разу не приходила в голову мысль, что поступок Всемилы мог иметь какую-либо иную причину, нежели желание следовать законам предков. Хотя поначалу я была немало удивлена, что столь волевая и настойчивая жена, как Всемила, вдруг отказалась в самый решительный момент от борьбы с Игорем за власть и вздумала добровольно расстаться с жизнью.

   – Ты уверена, что Всемила сделала это добровольно? – тихо спросила Краса, пристально глядя на Ольгу.

   – А разве могло быть иначе? Я собственными глазами видела, как Всемила в сопровождении жриц смерти-Мары подошла к священному костру, с их помощью поднялась в погребальную ладью и заняла в ней место рядом с мёртвым мужем. У неё не хватило силы духа сгореть живой, и одна из жриц по её просьбе заколола Всемилу кинжалом, после чего костёр был подожжён. Всемила распорядилась своей жизнью добровольно, ибо мы с Игорем не обмолвились с ней о самосожжении ни единым словом, а больше во всей Руси не было человека, могущего что-либо советовать, тем паче принуждать к чему-либо вдову покойного князя Олега.

   – Ты не приметила ничего странного в поведении Всемилы после того, как она заявила о своём желании уйти к предкам на Небо вместе с мёртвым мужем?

   – Она была подавлена, малоразговорчива, не желала никого видеть и общалась лишь с неотлучно находившимися с ней жрицами смерти-Мары. Впрочем, почему это должно казаться странным? Приняв решение уйти в мир мёртвых, Всемила отреклась от окружавшего её мира живых и перестала интересоваться его заботами. На её месте я поступила бы точно так, считая излишним утруждать себя ненужной отныне житейской суетой и готовясь к встрече с предками.

   – Ты наблюдательна, сестра, однако твои рассуждения не имеют ничего общего с действительностью. Всемила взошла на погребальный костёр князя Олега не добровольно, а по приговору тогдашнего верховного жреца Перуна, принявшего в борьбе между Всемилой и Игорем сторону твоего мужа.

   – Я впервые слышу такое объяснение поступка Всемилы, – медленно произнесла Ольга. – Чтобы я поверила в него, ты должна ответить мне на два вопроса: отчего бывшему верховному жрецу Перуна оказался более люб Игорь, а не вдова князя Олега, и как он мог заставить её взойти на погребальный костёр мужа помимо её воли?

   – Ответы на оба вопроса очень просты, сестра, особенно на первый. Уверена, что ты сможешь найти ответ на него сама. Вспомни, какие слухи ходили по Киеву об Олеговой жене и черниговском князе и подумай, как к возможному браку новой княгини Всемилы, происходившей из приильменских словен, с князем северян, тяготившихся властью над ними Киева, должен был относиться тогдашний верховный жрец Перуна, полянин по крови и бывший тысяцкий князя Дира, убитого по приказу незваного пришельца Олега?

   – Ты права, Краса, сегодня я сама могу ответить на заданный тебе первый вопрос. Действительно, Игорь, с младших лет выросший и воспитанный в Киеве, ставшем ему единственно родным городом, был больше по душе верховному жрецу, чем явившаяся с далёкого Ильменя словенка Всемила, жена убийцы Полянских князей Аскольда и Дира Олега, или её возможный муж, князь черниговцев-северян, не раз поднимавших мятежи против власти Киева. Но каким образом верховный жрец смог убедить или заставить Всемилу отказаться от борьбы за великокняжескую власть и вместо этого занять место в погребальной ладье рядом с мёртвым Олегом, я не в силах объяснить даже сейчас.

   – Поэтому на твой второй вопрос отвечу я. Верховный жрец не убеждал и не заставлял Всемилу отказываться от власти и тем более взойти на священный костёр. Всё это Всемила свершила сама, но не по собственному желанию, а потому что её разум уже не управлял телом, и она всецело находилась под влиянием чужой воли, которой не могла противиться.

   – Хочешь сказать, что Всемила пребывала во власти сопровождавших её жриц смерти-Мары и послушно следовала их воле? Но как подобное могло случиться?

   – Как? Сейчас узнаешь. – Краса протянула руку к великой княгине, обхватила пальцами её правое запястье и положила Ольгину ладонь на свой живот. – Как думаешь, чьё дитя я ношу в чреве?

   – Если верить разговорам о тебе и воеводе Свенельде, это ваш будущий ребёнок.

   – Верно, это наш сын. Но, прежде чем я стала от Свенельда непраздна, он должен был полюбить меня как никакую другую женщину, что уже были у него в то время и на которых он положил глаз, дабы обладать ими взамен надоевших. Думаешь, этого легко было добиться, ежели в Киеве и округе сколько угодно дев и молодых женщин, внешне ничем не хуже меня, а Свенельдова слава и щедрость, с которой он одаривал любимых женщин, заставляли льнуть их к нему, как пчёл на мёд. Однако я достигла своего. И не столько умом, красотой, молодостью, сколько тем, что заставила воеводу видеть себя такой, какой желала сама, смогла заставить его мыслить так, как нужно было мне, заставила его поступать так, как требовалось мне. Прежде чем стать вожделенной для Свенельда и быть владычицей его желаний, я покорила его разум и стала управлять его чувствами, как своими.

   – Хотя ты молода, Краса, однако у тебя ум настоящей жены, – одобрительно заметила Ольга. – Но это к слову. Как понимаю, для тебя Свенельд является тем, кем была Всемила для жриц богини смерти-Мары, а ты играешь роль всесильных жриц, безраздельно повелевающих волей и, значит, телом и поступками вдовой княгини?

   – Примерно так, сестра. Примерно потому, что я обычная ведьмочка и могу лишь возбуждать, усиливать или уменьшать чувства, питаемые ко мне другими людьми, но мне не по силам полностью покорить себе их волю или навязать собственную. Чтобы обладать такой способностью, мало иметь полученный тобой дар богов, надобно научиться у жрецов, как применять его. А это непросто и требует длительного времени.

   – Значит, у одной из жриц богини смерти-Мары, не отходивших от Всемилы последние дни её жизни, были упомянутый тобой дар богов и умение распорядиться им?

   – Может быть. А возможно, и нет. Ведь лишить человека воли или заставить его следовать чужой можно и другими способами. Ты слыхала о траве забвения? Настой из неё стирает память человека, делает его несмышлёным, как малое дитя, позволяет внушать ему любые мысли. Кто знает, каким образом жрецы богини смерти-Мары вынудили княгиню Всемилу повиноваться им, главное в другом – то, что было проделано жрицами по велению верховного жреца Перуна, может быть повторено ими и с другим неугодным человеком.

   – Например, со мной, – спокойно произнесла Ольга. – С этим предостережением ты и пришла ко мне, Краса?

   – Да, с ним. Но не пришла, а примчалась со всей быстротой, на которую способна в моём теперешнем положении. Потому что жрица, способная и согласившаяся заставить тебя якобы по собственной воле взойти на погребальный костёр Игоря, верховным жрецом Перуна уже найдена и со дня на день будет в Киеве.

   – Со дня на день? – усмехнулась Ольга. – Уж не в Хазарской или Ляшской земле сыскал верховный жрец себе помощницу, коли ей столько времени надобно добираться до Киева? Неужто Русь оскудела на подобных умельцев и умелиц?

   – Другими словами, ты хочешь знать, что мне известно об этой жрице? Отвечу. Она – старшая жрица Чернобога, владыки подземных сил и хозяина духов зла. Почитатели Чернобога верят, что человеческая душа не уносится с дымом погребального костра сразу на Небо, а ещё сорок суток пребывает на земле. Лишь после этого, перейдя через «Забыть-реку», отделяющую мир живых от мира мёртвых, и напившись из неё, душа устремляется к предкам. Напиться из «Забыть-реки» следовало потому, что её вода лишила душу памяти о прошлом, и это навсегда порывало её связь с миром живых. За водой из «Забыть-реки» сейчас и отправилась старшая жрица Чернобога. Ею она намерена напоить тебя.

   – Напоить? На моё согласие верховный жрец конечно же не рассчитывает, значит, он собирается заставить меня вкусить воды «Забыть-реки» силой?

   – Конечно. Охрану великокняжеского терема и тебя лично несут гридни, подобранные ещё Игорем, большинство из них – язычники. Ты уверена, что среди них нет таких, для кого повиновение богу воинов-русичей Перуну значит больше, нежели верность княгине-христианке? Что стоит пяти-шести таким гридням явиться к тебе ночью в опочивальню и насильно вынудить напиться воды из «Забыть-реки», после чего ты станешь во всём послушна воле жриц Чернобога, пособниц верховного жреца Перуна?

   – То, что ты сообщила, очень серьёзно и потребует от меня неотложных решительных действий, возможно, и пролития крови. Ты не могла быть введена каким-либо образом в заблуждение?

   – Сомневаешься в моих словах, сестра? Зря. Верховный жрец Перуна и старшая жрица Чернобога не могут действовать лишь вдвоём, прежде чем изменить власть на Руси, им необходимо заручиться поддержкой наиболее чтимых и уважаемых в народе жрецов и волхвов. Свидетельницей такой беседы верховного жреца Перуна с моим удочерителем я стала сегодня ночью.

   – Краса, но ведь ты – ведьмочка, и тебе так же ненавистны христиане, как верховному жрецу Перуна и старшей жрице Чернобога. Что заставило тебя предупредить меня об их заговоре?

   – То, что заставляет меня называть тебя не великой княгиней, а сестрой. Да, ты поклоняешься одному богу, я – другим, но судьбы твоего сына, его детей и моих сыновей будут настолько связаны и неразделимы, словно они были рождены близкими родственниками. Небо наградило нас и наших детей нелёгкой судьбой, поэтому нам обеим надлежит помогать друг другу.

   – Признательна тебе за помощь, Краса. Потребуюсь тебе я – приходи в терем в любое время.

   – Будет необходимость – обращусь обязательно. Раз я уже проделала это и ты выручила меня из беды, – улыбнулась Краса. – Теперь позволь возвратиться домой, сейчас мне не до гуляний и бесед...

Как ни покажется странным, но, расставшись с Красой, Ольга облегчённо вздохнула. Скольких бессонных ночей стоило ей желание понять, зачем верховному жрецу Перуна потребовалось ей дважды предлагать то, что она заведомо должна была отвергнуть, – разделить судьбу с Игорем. Теперь ясно, что слова жреца адресовались в действительности не ей, великой княгине, а всему Киеву, который от присутствовавших в Золотой палате жрецов и волхвов должен был узнать о состоявшейся встрече и предложении верховного жреца. Поэтому никто из горожан не удивился бы, если бы Ольга, прежде такая деятельная, внезапно отошла бы от всех дел и изъявила желание раньше отпущенного ей свыше срока уйти из этой жизни. Бывшая язычница, она под воздействием обращения верховного жреца взялась за ум, возвратилась в прежнюю веру и свершила поступок, доказывающий искренность её раскаяния в свершённой некогда ошибке.

О многом ты позаботился, верховный жрец, но смог ли предусмотреть, что Ольге удастся проникнуть в твои замыслы? Придётся проверить твою предусмотрительность...

Растянувшись неровной цепочкой, за Эриком следовали варяжские жрецы-дротты, сотники и гирдманы его дружины. Впереди шли князь Лют с сыном Резволдом, которые и вели гостей на старое варяжское капище[159]159
  Капище — языческий храм.


[Закрыть], в священную дубраву. Там первый полоцкий князь из рода варягов Регволд молился Одину, туда и сейчас ещё ходили те, кто верил в силу и могущество старых заморских богов.

Тропинка вилась среди густых камышей, её можно было рассмотреть лишь с помощью зажжённых факелов, которые несли сопровождавшие князя Люта дружинники. Тропа привела на небольшой островок среди болот, часто заросший вековыми деревьями. На краю священной дубравы виднелись четыре деревянных столба, поддерживающих высокую крышу. Под ней стояло вбитое в землю кресло для князя Люта, длинные деревянные скамьи для остальных участников торжества. Перед навесом огромными камнями-валунами была огорожена небольшая круглая площадка, посреди которой уже ярко пылал жертвенный костёр. Вокруг него располагались большие, грубо вытесанные из камня и дерева фигуры варяжских богов-идолов, отсветы языков пламени играли на их угрюмых, жестоких лицах.

Возле костра сновала вещунья Рогнеда, вдова недавно умершего последнего полоцкого дротта. Прибывшие варяжские жрецы сразу подошли к ней, принялись расставлять у огня принесённые с собой чаши и кубки, корчаги и бочонки с мёдом и вином. За оградой из камней слышался визг свиней и блеяние баранов, которых слуги притащили на спинах для жертвоприношения.

Вещунья Рогнеда ударила в било, и все дротты собрались вокруг костра. Князь Лют уселся в кресло, пришедшие с ним расположились на скамьях. Всё смолкло, лишь гудело пламя жертвенного костра. Старший из дроттов стал лицом к огню, повернулся лицом в сторону своей далёкой родины, воздел к небу руки.

– О боги, – громко раздался в тишине его голос, – услышьте меня! Услышь меня, повелитель бурь и ветров Один! Услышь меня, мудрая и добрая Фригга, его жена! Взываю и к тебе, вечно живущий в пещере и мечущий огненные стрелы Тор[160]160
  Тор — один из главных богов скандинавской мифологии, бог бури, грома и плодородия.


[Закрыть], их сын! Боги, услышьте меня, дайте совет своим детям!

Прищурившись на огонь, Эрик рассеянно слушал слова дротта. Происходившее вокруг будто перенесло его в холодную скалистую родину: бывший ярл Регволд хорошо знал, где выбрать место для священной дубравы и капища. На этом островке всё было так, словно ты не в славянских болотах, а на берегу моря в окрестностях Упсалы: те же вековые деревья, мшистые глыбы валуны, запах воды и мерный шёпот волн, набегавших на берег. О милая, далёкая родина, способная рожать только отважных воинов-викингов и рассылающая их потом в погоне за счастьем по всему свету...

Умолкнувший на полуслове голос дротта, пробежавший по скамьям громкий шёпот заставили Эрика открыть глаза и забыть обо всём на свете. В нескольких десятках шагов от островка посреди небольшой заводи, свободной от камыша, виднелись неясные очертания стоявшей прямо на воде человеческой фигуры. Ярко светившая луна позволяла рассмотреть на ней серебристую чешуйчатую кольчугу, варяжский шлем, длинное копьё в руках. Но дым от костра, сносимый ветром в направлении заводи, временами обволакивал фигуру так, что становились видны лишь её смутные контуры.

Подавшись корпусом вперёд, Эрик до предела напряг зрение. Кто из богов, услышав заклинания старого дротта, принёс им знамение? Тор, Ниорд, Глер? Словно отвечая на его вопрос, стоявшая на воде фигура медленно развернулась, подняла над головой руку с копьём. И Эрик с замиранием сердца увидел на шлеме бога длинные острые рога. Неужто сам Один прилетел к ним на крыльях ветров?

А фигура, искрящаяся в заливающем её лунном свете, колеблющаяся в обволакивающих заводь клубах дыма, бросила копьё. Эрик быстро поднял голову. По расположению луны и звёзд он сразу определил, что копьё полетело остриём в сторону Древлянской земли. Будто желая исключить всякие сомнения, блестящая фигура снова подняла руку, в которой уже сверкала боевая варяжская секира. И её лезвие снова смотрело по направлению Древлянской земли. В таком положении фигура простояла несколько мгновений, пока набежавшее на луну облако не погрузило всё в темноту. Когда же лунный свет опять залил болото и остров, фигура исчезла. Камыши и заводь были пусты, мёртвая тишина висела над священной дубравой. А может, всё это Эрику только почудилось? И его обманула игра света и воображения?

В то же мгновение тишина вокруг него словно взорвалась. Все повскакивали со скамей, громко крича, начали тянуть к луне и жертвенному костру руки. И, покрывая шум и гам, прозвучал торжественный голос старого дротта:

– Боги, вы услышали нас! Один, ты явил свою волю! И мы, твои дети, выполним её! Ты снова увидишь храбрость и отвагу своих сынов-викингов, они досыта напоят тебя вражеской кровью! Не забывай и помни о нас, Один! Будь всегда с нами, Один!

Старый дротт закончил речь-обращение к богам, поднял с земли узкогорлый кувшин. Двое жрецов протянули к нему через огонь по большому кубку. Очищая вино от земных пороков и соблазнов, дротт налил его над всеочищающим пламенем жертвенного костра, подал кубки Люту и Эрику.

   – Князь и ярл, вы видели и слышали волю Одина. Теперь вам предстоит выполнять её. Будьте послушны ей, и наши боги всегда будут с вами.

А жрецы уже закололи на алтаре у костра жертвенных животных, нацедили их крови в братскую чашу и обильно кропили ею викингов. Покончив с этим действом, они разлили вино по остальным кубкам и чашам, стали обносить сидевших на скамьях.

Утром Хозрой был в лачуге у вещуньи.

   – Рассказывай, – нетерпеливо сказал он, даже не поинтересовавшись, по обычаю, её здоровьем.

Рогнеда зевнула, прикрыла беззубый рот ладонью.

   – Нечего рассказывать. Боги дали свой знак раньше, чем я успела сделать по-твоему. Сам Один указал дорогу ярлу Эрику и его викингам на древлян.

Хозрой презрительно скривил губы.

   – Сам Один? Рассказывай, как всё случилось. Главное, ничего не придумывай.

Он внимательно выслушал сбивчивый и многословный рассказ вещуньи, какое-то время помолчал, задумавшись. Затем пристально глянул на Рогнеду.

   – Ты сама видела Одина? Или повторяешь чужие слова?

   – Видела собственными глазами, как сейчас тебя. Это был он, могучий и грозный бог варягов.

   – Хорошо, пусть будет так. Ты не выполнила того, что было велено, но я не отбираю у тебя деньги, которые дал. За это отведёшь меня на ваше требище и укажешь место, где видела Одина.

   – Я не могу этого сделать. Ты иноверец, и боги покарают меня за подобное кощунство.

   – Тогда тебе придётся вернуть деньги. Где они?

Рогнеда нехотя полезла в свои лохмотья, достала туго набитый кошель, протянула Хозрою. Но на полпути её рука замерла, затем дёрнулась назад, и вещунья снова спрятала кошель.

   – Пошли, хазарин...

На островке у остатков жертвенного костра Хозрой заставил Рогнеду ещё раз повторить рассказ о ночных событиях, попросил как можно точнее указать место, где появился и исчез Один.

   – Туда, – коротко приказал он своим двум слугам, указывая на заводь среди болота.

Хозрой не первый раз посещал Русскую землю и прекрасно знал Полоцк и его окрестности, где ему предстояло на этот раз действовать. Поэтому он лично и с большой тщательностью отбирал слуг для будущего путешествия. Это были два раба-германца, купленные им несколько лет назад на невольничьем рынке в Константинополе. Их родина, верховья Рейна, покрытая смердящими, непроходимыми болотами, была как две капли воды похожа на Полоцкую землю, а поэтому рабы должны были стать его незаменимыми помощниками. Тем более что за послушание и старание он обещал им вместе с семьями даровать по возвращению в Хазарию волю.

Сейчас Хозрой смотрел, как слуги быстро и умело плели себе на ноги широкие решётки, чтобы не провалиться в трясину, как подбирали длинные палки для промера дна. Как осторожно, один за другим, они скрылись в камышах.

Рабы отсутствовала довольно долго, но их возвращение вознаградило Хозроя за ожидание. В руках одного из слуг было копьё, которое он с довольным видом протянул хазарину.

   – Возьми, хозяин. Нашли рядом с заводью, которую ты указал.

   – Это всё?

   – Видели ещё одну свежую тропку. Три или четыре человека подходили по ней этой ночью к заводи.

На губах Хозроя появилась усмешка, он махнул слугам рукой.

   – Ступайте в город. Скоро приду и я.

Отослав слуг с острова, Хозрой подошёл к сидевшей на скамье под навесом Рогнеде, с усмешкой протянул ей принесённое рабами копьё.

   – Вот то, чем твой Один указал викингам дорогу на древлян. Это русское копьё, я видел их в жизни сотни. Ответь, зачем всемогущему варяжскому богу славянское копьё? И разве вообще нужны богам земные вещи? Теперь понимаешь, что то был не Один, а рус? И явился рус не с неба, а пришёл по свежей тропке среди камышей, которую обнаружили мои рабы. Русы перехитрили тебя, старую и мудрую вещунью.

Рогнеда хрипло рассмеялась, с оттенком жалости посмотрела на Хозроя.

   – Нет, они перехитрили только тебя. Потому что я должна была сделать и сказать то, что велел мне ты. Вы, хазары, считаете себя умнее всех, но судьба всегда ставит вас на место. Так произошло и на сей раз.

   – Русы перехитрили нас обоих, Рогнеда, – миролюбиво произнёс Хозрой. – Поэтому мы оба должны отомстить им за наше поражение минувшей ночью. Разве русы не насмеялись над богами варягов, выдав себя за самого Одина?

Вещунья фыркнула:

   – Мне нет дела ни до русов, ни до тебя, а потому никому и не за что мстить. Даже если русы оскорбили наших богов, боги сами отомстят им за это.

Хозрой полез за пояс, вытянул оттуда кожаный мешочек, протянул его вещунье:

   – Пусть будет по-твоему, я стану мстить только за себя. Но ты поможешь мне. Возьми это золото, оно твоё.

Рогнеда моментально выхватила из рук собеседника мешочек, подбросила его на ладони. Услышав звон золота, улыбнулась и тотчас спрятала мешочек за пазухой.

   – Приказывай, хазарин.

   – Завтра ты посетишь ярла Эрика и скажешь, что видела во сне Одина. Что он опять звал варягов в поход на славян, но теперь уже против киевлян. Как в таком случае должен поступить Эрик?

   – Снова узнать волю богов. Но старый дротт повторит то, что произошло минувшей ночью.

   – Старого дротта не будет, – отрывисто бросил Хозрой.

Вещунья с интересом взглянула на него, понимающе усмехнулась.

Что ж, все люди смертны. Только если не станет этого дротта, появится другой. А поскольку он видел на требище то же, что и его предшественник, он попросту повторит его слова.

   – Дротты тоже люди и любят золото, – заметил Хозрой. – Уверен, что ты, Рогнеда, знаешь всех жрецов и их тайные помыслы. Неужто среди них нет того, кто нам нужен?

Вещунья на мгновение задумалась.

   – Знаю одного, который мог бы тебе помочь. Говорить с ним буду я, а платишь ты. Тебя это устраивает?

   – Вполне. Только делай это скорее...

Утром среди варягов поползла молва, что старая колдунья Рогнеда видела вещий сон. Что сам Один, явившийся к ней, снова звал ярла Эрика и его викингов в поход на русов, но вовсе не против древлян, а против киевской вдовой княгини Ольги. Когда же Эрик, услышавший об этом, велел доставить к нему старшего дротта, чтобы тот истолковал этот знак богов, посланцы явились ни с чем. Старик ещё вечером отправился в лес собирать целебные травы и до сих пор не вернулся. Распорядившись доставить его немедленно после возвращения, ярл послал за Рогнедой.

Десятский придержал за локоть гридня, кравшегося рядом с ним по переходу великокняжеского терема, снял шлем и осторожно выглянул из-за угла. Начало деревянной лесенки, ведущей внутрь башни-смотрильни, где находилась любимая княгиней горница, была в полутора десятков шагов за поворотом перехода. Перед лесенкой, освещённой укреплёнными в медные кольца факелами, виднелись два гридня с копьями в руках.

Всё было так, как вчерашней и позавчерашней ночью, когда великая княгиня отчего-то перестала ночевать в своей опочивальне, а вздумала, как в давние годы, засиживаться допоздна за чтением и беседами в горнице на башне-смотрильне и коротать там остатки ночи. Может, её новый бог ромеев Христос послал ей знак о надвигающихся событиях, и она из предосторожности сменила место ночлега, полагая, что в сиротливо приютившейся к великокняжескому терему башне-смотрильне она окажется в большей безопасности, нежели в своих покоях и даже опочивальне. Однако княгиня-вероотступница ошиблась – посланцы языческих богов настигнут её везде, дабы заставить отречься от чужого русичам Христа и возвратиться к прежней вере, ибо великая княгиня Руси не может быть христианка.

Десятский надел шлем, привлекая к себе внимание, шумно переступил с ноги на ногу и вышел из-за угла. Гридни стояли уже не перед лесенкой, а плечом к плечу на первой её ступеньке, острия их копий смотрели не вверх, а в направлении, где он только что топал сапогами.

– Стой! – громко прозвучало в тишине, едва десятский успел сделать к лестнице пару шагов.

   – Други, я хотел... – начал десятский, продолжая идти к лестнице и не делая никаких враждебных или подозрительных движений.

   – Стой! – повелительно раздалось снова, и жала обоих копий потянулись к его груди.

Десятский остановился. Он сам был гриднем и знал, что стоявшая против него охрана наверняка получила строжайший приказ не пускать в башню-смотрильню никого, и гридни исполнят его даже ценой собственной жизни. Однако приказ получил и он, десятский, и тоже намерен выполнить его ценой своей жизни, а чужие он попросту не собирается принимать в расчёт.

Десятский резко присел, пригнув голову, упал на колени. И услышал, как тотчас над ним просвистели стрелы. Подняв голову, он увидел, что один из гридней поражён стрелой из самострела в глаз, у второго её оперение торчит из горла. Из-за угла бежали три его сообщника, чтобы подхватить убитых прежде, чем те во всём снаряжении свалятся на лестницу, произведя неимоверный шум и грохот. Одно дело, когда в ночи звучит «Стой!» или «Кто идёт?», которые гридни часто бросают в темноту, где может примерещиться невесть что, и совсем другое, когда рядом с местопребыванием великой княгини грохаются на пол два тяжеленных, облачённых в воинские доспехи тела с копьями и щитами в руках.