Текст книги "Быть Руси под княгиней-христианкой"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

   – Вместо того чтобы преследовать охранников и вырвать у захваченных пленников признание, куда исчезли сокровища, они бросились в пещеры на поиски тайника, – сказал Олег. – Кому-либо из твоих собеседников не пришла в голову мысль, что повозки прибыли к Чёрной речке уже порожними?

   – Нет, им пришла в голову другая – охранники перегрузили поклажу из повозок на своих лошадей и направились с ней прямиком к Дербенту по горным тропам. Когда толпы разбойников, превратившиеся в каменотёсов, в поисках скрытых лазов и потайных дверей скололи на локоть[62]62
  Локоть — древнерусская мера длины, равная 38-46 см. (длина локтевой кости человека).


[Закрыть] все стены, потолки и полы пещер, кое-кто из их главарей взялся за ум и решил попытаться отыскать сокровища через исчезнувших охранников каравана. В ближайшем селении сказали, что вчера через него проскакал отряд в три-три с половиной десятка дейлемитов, в соседнем селении сказали то же самое. Однако ни в одном отряде на лошадях не было ничего, кроме обычных походных вьюков, и главари заключили, что сокровища спрятаны за Чёрной речкой невдалеке от селений. Там сейчас разбойники и ведут поиски, насколько мне известно, с тем же успехом, что и в пещерах.

   – А что, если сокровища вообще не покидали стен Бердаа? – спросил Олег. – Например, были спрятаны в подземельях дворца Эль-мерзебана или в каком-либо тайнике в городе? А отправка каравана, уход от возможной погони по дороге к Чёрной речке, брошенные у пещер повозки – всего лишь игра, затеянная для того, чтобы убедить охотников за сокровищами, что они теперь находятся где угодно, только не в пределах города.

   – Узнав о бесплодности поисков сокровищ в пещерах у Чёрной речки и её окрестностях, о тайнике в городе подумал князь Цагол и велел разыскать и доставить к нему всех оставшихся в Бердаа служителей казначейства. Среди них оказался главный хранитель казны Аррана и два его помощника, которые сообщили, что передавали казну личному представителю Эль-мерзебана. В их присутствии она была помещена в пятьдесят восемь бочонков и погружена на шесть повозок, в которых уже находились личные драгоценности Мохаммеда и казна Бердаа. Они также явились свидетелями, что все повозки в сопровождении семидесяти пяти охранников-дейлемитов, шестеро из которых заняли места возниц в повозках, покинули внутренний двор казначейства и направились в сторону Дербентских ворот.

   – А если все трое врут? С какой стати им говорить правду?

   – Князь Цагол также задал себе эти вопросы и постарался заставить казначейских чиновников говорить правду. Мне кажется, это ему удалось. Когда с тебя сдирают кожу, в твоём присутствии насилуют скопом дочерей или на твоих глазах вытягивают из старухи-матери жилы, вряд ли возникнет желание лгать. Тем более что речь идёт не о твоём личном богатстве, а о чужих драгоценностях и не принадлежащей тебе казне.

   – Согласен, что князь Цагол умеет добиваться от людей правды. Выходит, сокровища на самом деле вывезены из Бердаа и сейчас покоятся в тайнике вблизи ведущей к Чёрной речке горной дороги. – Олег круто развернулся к Глебу, встал лицом к нему, посмотрел в глаза. – Скажи, что, на твой взгляд, необходимо предпринять для их успешного поиска?

   – Осмотреть окрестности дороги от первого сгоревшего моста до Чёрной речки. Осмотреть тщательно, не оставляя без внимания ни одного камня, ни единой скальной расщелины, ни...

   – Это мало чего даст, – оборвал Глеба Олег. – Несколько десятков бочонков ничего не стоит спрятать в горах так, что можно находиться в двух шагах от них, не подозревая об этом. Пусть сокровища ищут все, кого они привлекают: разбойники, аланы, лазги, викинги, а ты займёшься другим делом, действительно нужным и важным. Через несколько дней к Бердаа подойдёт войско Эль-мерзебана и приступит к его осаде. Прежде чем это случится, нам необходимо запастись всем необходимым, что позволило бы вести бой против Мохаммеда сколь угодно длительный срок. Ярл Эрик, предводители аланов и лазгов предлагают отбирать у жителей долины всё нужное нам насильно, на правах победителей, однако я поступлю по-другому. Великий князь Игорь намерен обосноваться на Кавказе навсегда, и не в его интересах плодить среди здешних племён врагов Руси. Поэтому я буду не грабить жителей окрестных селений, а торговать с ними. Однако слава у нас совсем не та, чтобы верить в моё желание вести с окрестными жителями честную торговлю, и нужно разузнать, кто из уважаемых в долине Бердаа людей готов первым сделать нам в этом шаг навстречу. Займись этим. И ещё одно. Чтобы успешно противостоять Эль-мерзебану, нужно знать о его войске как можно больше. Может, с помощью местных дружков из... из тех, с кем ты действовал сообща прежде, удастся собрать сведения о воинстве Мохаммеда? Конечно, я, как главный воевода, не забываю вести разведку, однако твоя помощь была бы мне весьма желательна.

   – Я выполню твои задания, главный воевода. Навстречу войску Эль-мерзебана мои люди отправятся сегодня же, разузнаю я о нём и у своих здешних друзей. Думаю, не составит особого труда отыскать в долине торговцев, желающих продать твоему войску необходимые товары. Да и окрестным земледельцам куда выгоднее будет получить за свой труд деньги, нежели сгноить выращенное в лесных да горных схоронках.

   – Желаю успехов в делах, атаман.

4

– Добрый вырастет из княжича внук Перуна, – неожиданно прозвучал за спиной Ольги голос, заставивший её вздрогнуть.

Едва сдержавшись, чтобы тут же не броситься к игравшему рядом Святославу и не подхватить его на руки, Ольга медленно повернула голову в сторону тропы, откуда раздался голос. На краю лужайки, по которой юный княжич под присмотром мамки и нянек обычно гонялся за бабочками и стрекозами и где в тени группы молодых берёзок любила сидеть и наблюдать за сыном Ольга, стоял верховный жрец Перуна. Ладони обеих рук положены на верх длинной клюки, взгляд прищуренных глаз под лохматыми бровями холоден и пытлив.

Что ему надобно? Почему он здесь, в великокняжеском саду? Привели дела? Но дела у языческого жреца могут быть к язычнику великому князю, а не к его жене-христианке. Проходил мимо и решил порадовать мать добрым словом о её ребёнке? Но верховный жрец не из тех людей, кто может случайно очутиться на дальней лужайке великокняжеского сада и тем паче расточать ласковые слова детям или их матерям. Значит, он специально явился к Ольге и начал разговор. Однако о чём они могут вести беседу, христианка и язычник, женщина во цвете лет и немощный старик, великая княгиня и жрец? Выходит, есть о чём, и сейчас она это узнает.

   – Постараюсь вырастить из сына достойного великого князя и храброго защитника Руси, – ответила Ольга, стараясь ничем не выдать своего волнения. – Присаживайся, старче, – указала она место на скамье рядом с собой.

   – Благодарю, великая княгиня, за честь, – сказал жрец, не двигаясь с места. – Но лучше постою на солнышке, пускай погонит старческую кровь быстрее по жилам.

   – Тебе виднее. По делам к великому князю следуешь или просто шёл по саду мимо? – не смогла удержаться от вопроса Ольга.

   – Пожелал увидеть тебя, великая княгиня, – верно поняв вопрос Ольги, бесхитростно ответил жрец. – Был сегодня на могиле, в которой по вашему христианскому обычаю лежит мой бывший побратим князь Аскольд, вспомнил былое и захотелось поговорить с человеком, который, как и я, хорошо знал покойного князя и его деяния. И ноги сами привели меня к тебе.

   – Но я даже не видела князя Аскольда. Откуда мне знать о нём и его делах? – удивилась Ольга.

   – Человека не обязательно видеть, чтобы знать его. А зная, можно судить о деяниях его как свершённых, так и замысленных, которые по тем или иным причинам ему не удалось начать либо довести до конца. Разве не так?

   – Так, старче. Но я крайне мало знаю о князе Аскольде. Лишь то, что он ходил походами на Хазарию, Балканы, Царьград, что принял христианство и был... принял смерть вместе со своим князем-соправителем Диром от пришлых варягов. Это знает об Аскольде всяк киевлянин и полянин, даже малое дитя. Мои знания о нём – ничто по сравнению с твоими, бывший любимейший Аскольдов сотник и побратим Лютобор. Твои ноги привели тебя не в то место.

   – О нет, великая княгиня, меня привели к тебе не столько ноги, сколько наши боги, а они не могут ошибиться. И я это вижу. Ты назвала меня Аскольдовым сотником и его любимцем, а ведь этого не знают даже многие сегодняшние дружинники, помня меня лишь как воеводу князя Олега. Да, я был некогда побратим князя и его ближайшим сотником, я ходил во все его походы и сражался бок о бок с ним, мы даже любили с ним одну и ту же женщину. Но с той поры, как Аскольд изменил нашим богам и стал рабом Христа, я перестал понимать его, и наши пути разошлись. Но его прекрасно должна понимать ты, тоже предавшая наших стародавних богов и впустившая в душу лукавого Христа. Ты читаешь те же книги, что Аскольд, внимаешь словам и наставлениям такого же христианского жреца, воспринимаешь окружающий мир и происходящие в нём события точно так, как Аскольд. В своё время мне не дано было понять своего побратима, может, сейчас ты растолкуешь мне, чем чужие боги лучше наших, отчего их законы для вас предпочтительнее, нежели законы богов ваших отцов и дедов? Не поняв Аскольда, возможно, пойму тебя?

Развернувшись на скамье лицом к собеседнику, забросив ногу на ногу, чтобы удобнее было сидеть вполоборота, Ольга приготовилась было к словесному поединку. Впрочем, есть ли в этом смысл? Разве сможет она переубедить хотя в чём-то верховного жреца и будет ли ему по силам поколебать её веру в Христа? Нет! Так о чём им говорить? Однако это не хуже её должен понимать и собеседник, тем не менее он явился к Ольге. Значит, причина его встречи с ней совсем в другом. В чём, она узнает, когда об этом сочтёт нужным сообщить жрец, а покуда нужно отвечать на его вопросы, не раскрывая перед ним душу и не пуская в мир собственных мыслей.

   – Старче Лютобор, ты желаешь постичь разницу между Христом и языческими богами? Но для этого надобно располагать знаниями не только о Дажбоге[63]63
  …о Даждбоге — (Дажбог, Даждьбог) – бог солнца и небесного огня в русской мифологии, сын Сварога.


[Закрыть], Перуне и других богах русичей, но и о Христе, его деяниях, сути его заповедей. Что ведаешь ты об Иисусе, о канонах христианской веры?

Ольга с умыслом назвала собеседника по имени. Пусть знает, что отныне для неё он не верховный жрец Перуна, который для неё как божество перестал существовать, а обычный старик, коих множество на Руси и в её стольном граде, и она, великая княгиня, беседует с ним так, как беседовала бы с любым другим стариком на его месте. По-видимому, жрец понял это, потому что по его тонким, бескровным губам скользнула едва заметная усмешка.

   – Я мало знаю о твоём боге, великая княгиня, ибо не верю в него. Однако я часто присутствовал при беседах и ссорах христианина Аскольда и язычника Дира, касающихся их веры и богов, и проник в их суть, что заставило меня принять сторону князя Дира. Я знаю главное – с помощью Христа Римский Папа и Царьградский патриарх желают господствовать над другими народами, изгнав из их душ родных богов, навязав им чужие законы и обычаи, истребив в них дух вольнолюбия и превратив в послушных рабов Христа. Вот почему князь Дир не пожелал стать христианином, хотя был согласен с Аскольдом, что если Русь примет христианство – это весьма укрепит великокняжескую власть.

   – Князь Дир понимал это? – встрепенулась Ольга. – Но укрепление власти великого князя – это одновременно и укрепление Руси, поскольку часть князей земель жаждет самостоятельности и сварами с Киевом ослабляет державу. Ежели вера в Христа служит усилению Руси, о каком стремлении господствовать над другими народами Римского Папы либо Константинопольского патриарха говорил князь Дир и повторяешь ты, старче Лютобор?

   – Усиление власти великого князя внутри Руси и желание Папы и патриарха владычествовать над другими народами и племенами – разные вещи, великая княгиня. Провозглашая, что всякая власть от Бога, что ежели один Бог на Небе, то и на земле должно быть точно так, христианство укрепляет княжью власть внутри державы. Но ежели Папа заявляет, что он – посланник Бога на земле, а патриарх вторит ему, что он – главнейший из христиан, то кому надлежит подчиняться каждому рабу Христа, будь он смердом[64]64
  Смерд — земледелец в Древней Руси.


[Закрыть] или великим князем? Папе, если он принадлежит к Западной ветви христианства, либо патриарху, ежели причисляет себя к Восточной ветви[65]65
  Западная и восточная ветви христианства. — Разделение христианской церкви на католическую и православную произошло в 1054 – 1204 гг.


[Закрыть]. А духовная и светская власть шествует рука об руку, папа и римский император, патриарх и византийский василевс[66]66
  Византийский василевс — титул императора, который обладал неограниченной властью.


[Закрыть] – суть одно и то же.

   – Ошибаешься, старче Лютобор. Или не слыхал одну из основополагающих заповедей Церкви Христовой: Богу – Богово, а кесарю – кесарево? Действительно, каждый христианин, кем бы он ни был в жизни, – раб Божий, но отнюдь не патриарха, ни василевса либо иного земного владыки.

   – Произнесённые тобой слова, великая княгиня, я слышал много раз, однако жизнь опровергает их и в Риме, и в Царьграде, зримо являя, что духовная и светская власть – единая власть. Или не знаешь, что Царьградские василевсы ссылают неугодных патриархов в дальние монастыри, а патриархи зачастую участвуют в заговорах, дабы возвести на трон желанных им владык? Или не слыхала, что Римский Папа и императоры Священной Римской империи в открытую дерутся между собой за власть, силой оружия доказывая, кто из них главный на земле? Да что император Священной Римской империи, ежели с властью Папы не желают мириться ни короли, ни герцоги, ни князья, хотя относят себя к лону его Западной ветви христианства. Так что между словами и делами огромная разница, великая княгиня.

Ольга нахмурилась. Верховный жрец знал о христианстве намного больше, чем она могла предполагать, причём того, чего она не желала бы. Сейчас Ольга находилась примерно в том положении, что в беседах с ней священник Григорий, изначально уверенный в своём превосходстве над собеседницей-язычницей. Это положение было не из приятных, и она не хотела пребывать в нём.

   – Старче Лютобор, ты сказал, что после посещения могилы князя Аскольда на тебя нахлынули воспоминания, и ты отчего-то решил, что я могу стать твоей собеседницей в разговоре о нём. Ты ошибся, ибо я не знала князя и не могу сказать о нём ничего. Теперь ты затеял разговор о христианстве, о котором имеешь представление понаслышке, отчего всё сказанное тобой – пустые слова. Если это все, с чем ты ко мне явился, нам пора расстаться, – сказала Ольга.

   – Я пришёл к тебе совсем не для разговоров о князе-покойнике и твоём Боге, поскольку они не дают ничего ни тебе, ни мне. Зачем я навестил тебя, ты уже поняла, отчего и не желаешь продолжить разговор. Однако я завершу его, чтобы между нами не осталось недомолвок. Вера в Христа выгодна земным владыкам, ибо укрепляет их власть над подданными, и вдвое выгодна тебе, женщине-властительнице, не имеющей надёжной опоры в языческой дружине, зато преуспевающей в дружбе с боярами и купцами, поклоняющимися Христу. Но ты не просто женщина и великая княгиня, ты – мать и воспитательница юного княжича, коему в своё время надлежит защищать Русскую землю от недругов и приумножать её славу. Для этого в первую очередь ему потребуется сильная, верная дружина, готовая противостоять любому ворогу, пожелай он завладеть Русью силой оружия либо с помощью правой руки ромейского императора патриарха, уже сейчас считающего Русь своей Шестидесятой Восточной епархией. Как сможет твой сын, стань он великим князем-христианином, вести войну против захватчиков-ромеев, если в его душе совьёт гнездо и поселится ромейский Бог? В борьбе за свою великокняжескую власть ты, женщина, вправе использовать все доступные тебе приёмы, можешь в том числе и отречься от веры предков, однако Русь не позволит тебе сделать из княжича вместо гордого внука Перуна жалкого раба Христа, для которого главнейшим делом жизни станет не служение Руси, а пресмыкательство перед Христом, дабы тот предоставил ему место в своём Царствии Небесном. Вот что я хотел тебе сказать и сказал, великая княгиня.

   – Ты угрожаешь мне, старче Лютобор? – недобро прищурилась Ольга. – Мне, великой киевской княгине?

Под усами жреца вновь мелькнула усмешка, и по весёлому блеску, появившемуся в его глазах, Ольга догадалась, что это вовсе не усмешка, а то, что у других людей именовалось смехом. Главный жрец Перуна не мог смеяться, как обычные люди! Может, разучился в старости, возможно, не умел толком и прежде. Ольга знала, что Лютобор после смерти при третьих родах жены остался на всю жизнь один и воспитывал двух сыновей с помощью сестры. Сейчас из его уст Ольга услышала, что он любил женщину, которую вместе с ним любил и князь Аскольд. Ольге была известна эта женщина, бывшая наложница Аскольда, однако людская молва не связывала её имя с Лютобором, значит, его любовь к этой женщине была неудачной. Так у кого было научиться смеяться воину, посвятившему зрелые годы княжьей дружине, а на старости лет ставшему главным жрецом грозного бога русичей-воинов Перуна?

   – Угрожать тебе, великая княгиня? Зачем? Судьбой тебе предопределено стать великой княгиней всей Русской земли, но тебе не суждено узреть пришествия на Русь Христа. Родная тебе кровь прольётся трижды, прежде чем это случится! Сей удел уготован тебе на Небе, однако в него иногда может внести поправки человеческая рука. Помни об этом, княгиня-вероотступница...

Верховный жрец снял ладони с клюки, выпрямился и неторопливо двинулся по тропе в сторону, откуда пришёл на лужайку. Явился, посчитав излишним поприветствовать Ольгу, и удалился, решив не нужным проститься с ней. Что ж, так и должно быть: сейчас не старик жрец разговаривал с великой княгиней, а русский витязь Лютобор, сотник-побратим Аскольда и воевода Олега, бросил вызов своему возможному будущему врагу.

Ольга приняла его! И не сегодня, а гораздо раньше, когда сразу после своего крещения перестала существовать не только для Лютобора, а для всех языческих жрецов. Это было негласным объявлением войны, которое рано или поздно должно было прозвучать вслух. Ольга предполагала, что это случится после кончины Игоря, когда она, княгиня-христианка, останется один на один со жрецами, оплотом язычества на Руси, однако это произошло раньше. Почему? Может, разгадка кроется в словах Лютобора: «Судьбой тебе предопределено стать великой княгиней всей Русской земли...»? Но то, что Ольга должна унаследовать власть мужа, было известно и прежде, тем не менее никто из жрецов не вёл с ней об этом речи. Отчего это случилось именно сегодня? Причина может заключаться в одном – если раньше появление Ольги на столе великих киевских князей воспринималось её недругами как нечто отвлечённое, всего как далёкая возможность, то сейчас это стало близкой реальностью, заставив самого главного жреца Перуна срочно выступить с угрозой в её адрес.

Но откуда Лютобору известно об этом? И не только об этом, «...тебе не суждено узреть пришествия на Русь Христа. Родная тебе кровь прольётся трижды, прежде чем это случится...» Главный жрец говорил с Ольгой так, словно заглянул в её будущее и прочитал страницы её грядущей жизни. Заглянул... Вот и ответ на её вопросы – языческие боги открыли жрецам судьбу её мужа, а поскольку их судьбы связаны воедино, жрецы сделали выводы и о её будущем. Но если Лютобор заявил, что ей надлежит стать великой княгиней всей Руси, а это может случиться лишь после кончины Игоря, значит, языческие боги предрекли смерть мужа? В таком случае она должна быть готова к подобному развитию событий, они не должны застать её врасплох, ей надобно встретить их во всеоружии.

А вдруг все её рассуждения всего лишь игра её ума и растревоженного воображения? Просто разволновавшийся сверх меры после посещения Аскольдовой могилы Лютобор стал немного не в себе и в горячечном состоянии наговорил ей невесть чего, желая выразить княгине-вероотступнице свою неприязнь. Однако за Лютобором такого прежде никогда не замечалось, наоборот, он всегда отличался трезвостью рассудка. Тогда выходит, что близкая смерть Игоря – правда, и жрецы уже учитывают её в своих планах.

Хватит гадать – она должна точно знать, что ждёт в ближайшее время её мужа. И она услышит это из уст человека, чьим словам безоглядно верит. Конечно, было бы лучше узнать собственную судьбу, но с тех пор, как она приняла крещение, это стало невозможным. Но ничего, ей будет достаточно и тех сведений, которые она может получить об Игоре.

Ольга громко хлопнула в ладоши, кивком подозвала посмотревшего в её сторону десятского сопровождавших её и княжича великокняжеских гридней[67]67
  Гридни — княжеские телохранители, воины отборной дружины.


[Закрыть].

   – Будь готов со своими воинами сопровождать меня сегодня ночью к вещунье Витязине, – велела она.

   – Великая княгиня, мы готовы следовать за тобой или княжичем куда угодно в любой миг, – ответил десятский. – Но посмотри на небо и заходящее солнце. Как бы ночью не случится грозе.

   – Ты плохо слышишь или разучился понимать русскую речь? – повысила голос Ольга. – В полночь мы с тобой и гриднями будем у вещуньи, что бы ни сулило ночью небо...

Поляна со священным родником в дубовой роще встретила Ольгу необычайной тишиной. Не было слышно ни шелеста листвы, ни криков ночных птиц, ни того трудно объяснимого разнообразия звуков ночного леса, которые язычники приписывали проделкам леших, кикимор и прочей нечисти. Вокруг поляны всё словно вымерло. В то же время какое-то смутное беспокойство начало охватывать Ольгу, непонятная тревога холодной змеёй стала вползать в душу.

Может, это обычное, однако давно не испытываемое ею предгрозовое состояние природы, передаваемое и человеку, которого язычники считают единым целым с окружающим живым и мёртвым миром? Что за мысли лезут ей, христианке, в голову? Хотя ничего удивительного в этом нет, поскольку она в заповеднике язычества. Кстати, она вовремя вспомнила о грозе – судя по всему, ей вскоре быть и лучше встретить её под надёжной крышей великокняжеского терема, а не в дубраве или в седле под открытым небом. Значит, необходимо скорее начинать и заканчивать дело, с которым она сюда прибыла.

Быстрым шагом Ольга минула участок поляны, отделявший её от священного родника, вступила под сень обступивших его высоких кустов. Вот и струящийся под ногами серебристый в сиянии луны родник, и яблоневая колода-кресло, в котором обычно восседала в ночи полнолуния вещунья. Она была там и сейчас. Сидела, как всегда, откинувшись на спинке самодельного кресла, положив высохшие руки-палки на его подлокотники, подставив лицо с закрытыми глазами яркому свету ночного светила. Однако Ольга тотчас ощутила, что сегодня нечто не так и подле священного родника. То ли совсем не слышалось его журчания, то ли яблоневая колода утратила свой запах, то ли безмолвно застывшие в ожидании грозы вековые дубы-великаны передавали ей свою тревогу в связи с приближающимся разгулом небесной стихии. А может, обитавшие рядом с родником и в его струях языческие божества леса и духи воды таким образом выражали свой протест по поводу прибытия княгини-иноверки?

Пользуясь тем, что вещунья пока не обратила внимания на её появление и даже не приоткрыла глаз, Ольга получила возможность какое-то время внимательно рассмотреть её. Обыкновенная древняя старуха, мало чем отличающаяся от множества ей подобных. Даже не верилось, что перед ней бывшая дева-воительница Миловида, слывшая одной из красивейших женщин Киева, перед чарами которой не устоял даже князь Аскольд. Среди её поклонников был не только он, хотя молва не сохранила других имён, поблёкнувших перед его именем, и только случайно Ольга узнала сегодня об одном из них, Аскольдовом сотнике – побратиме Лютоборе. Интересно, что между ними было? Ведь Лютобор не из тех мужчин, что отступают от своей цели, не добившись её, а девы-витязини были вольны во всех поступках, и нравы их мало чем отличались от нравов воинов-мужчин. В мыслях Ольги вовсе не было осуждения красавицы Миловиды. Наоборот, не предоставь ей судьба возможность выйти замуж за Игоря и вступить в борьбу за право быть властительницей Руси, Ольга тоже хотела бы стать девой-воительницей, полноправной хозяйкой и вершительницей своей жизни, не подвластной злой людской молве, не зависящей от воли-приговора родни или прихотей мужа.

Однако молчание у родника затягивалось. Витязиня этим хотела выразить Ольге свою неприязнь к ней, вероотступнице? Вполне объяснимый поступок. Но Ольга не покинет Перуновой дубравы, не сделав попытки поговорить с вещуньей.

– Витязиня, я пришла к тебе, хотя понимаю, какие чувства ты должна ко мне испытывать, – громко начала Ольга, глядя в закрытые глаза вещуньи. – Христианки Ольги для тебя не существует, и я нисколько не удивлюсь, если ты прокляла меня. Поэтому обращаюсь к тебе как жена язычника Игоря, великого князя Руси. От твоего брата по вере, верховного жреца Перуна Лютобора мне стало известно, что дни Игоря сочтены и мне вскоре предстоит заменить его на столе великих киевских князей. Мне будет суждено отстаивать интересы Руси, радеть о благе её жителей, блюсти мир и покой среди её племён. Волею Христа и твоих богов мне, христианке, придётся владычествовать над языческой Русью, взвалив на свои женские плечи это многотрудное дело. Очень многим это будет не по нраву, и они, помышляя о собственном величии и будучи рабами необузданного властолюбия, пойдут наперекор воле Неба и не пожелают признавать меня великой княгиней. Дабы заблаговременно быть готовой охладить их горячие головы, пресечь возможные раздоры и свары на Русской земле, мне надобно знать, когда может наступить смутное время. Витязиня, ежели твои боги не желают междоусобиц на Руси, не хотят видеть на ней реки крови, пролитой в бесславной братоубийственной войне, пусть откроют мне судьбу великого князя Игоря. Прошу их об этом не ради собственной корысти, а для спокойствия на Руси, для сохранения жизней воинов-русичей, внуков Перуна.

Ольга смолкла, не отрывая взгляда от лица вещуньи, застыла в ожидании ответа. Но та по-прежнему молчала, даже не приоткрыв глаз, не изменив первоначального выражения лица, будто прозвучавшая речь была обращена вовсе не к ней. И вдруг Ольга заметила, что хорошо видимая на белой коже синяя жилка, которая во время её прошлых посещений Витязини пульсировала близ её левого виска, сегодня неподвижна. Если присовокупить к этому непонятное молчание вещуньи, её полную отрешённость от происходящего рядом с ней, то можно подумать... Неужели?..

Ольга наклонилась к Витязине, приложила ладонь к её лбу. Он был холоден как лёд. Прильнув ухом к её груди, Ольга, как ни напрягала слух, не могла расслышать биения сердца. Вот почему не журчит родник, не источает аромат яблоневая колода, стоят, будто в молчаливом карауле, великаны дубы – на поляне поселилась смерть!

О какой смерти она говорит, если рядом ласково звенят водные струи, испускает благоухание цветущего сада яблоневая колода, о чём-то своём шепчутся ветви дубов? Но главное в другом – глаза вещуньи широко открыты и смотрят в какую-то точку за спиной Ольги. И отражается в них не стоящая в шаге Ольга, не висящая над поляной луна или дубы-исполины напротив, а объятый пламенем неведомый град, обнесённый деревянной крепостной стеной, на которую по приставленным лестницам лезут воины в русских шлемах.

Повинуясь неведомой силе, Ольга повернулась, чтобы увидеть, куда направлен взгляд вещуньи, и понять, отчего в нём отражался несуществующий град-крепость. И в этот миг небо словно раскололось, раздался оглушительный гром, и длинный, ослепительно яркий зигзаг молнии озарил поляну. Земля под ногами Ольги качнулась так, что она, дабы не упасть, ухватилась рукой за ближайшие ветви кустарника. Но ничего больше не произошло, на поляну не упала ни единая капля дождя, не повторились ни раскаты грома, ни блеск молнии. Однако Ольга сразу ощутила, что ручей вновь безмолвен, что яблоневая колода не испускает аромата, среди дубов царит тишина.

Наверное, этого и не было, а звон струй воды, благоухание весеннего сада и шёпот дубовых ветвей ей лишь почудились. Как и то, что вещунья будто бы открыла глаза – они сейчас у неё закрыты точно так, как и при появлении Ольги у родника. Да и были ли гром, молния, качание земли, если на зеркальной поверхности родника нет даже малейшей ряби, а трава рядом с ним сухая, чего не могло быть, дрогни на поляне земля и расплескайся из родника вода? Всё это Ольге просто привиделось, а причина заключается в проделках языческой лесной и водной нечисти, которой прежде повелевала Витязиня и которая решила потешиться над оказавшейся в их логове христианской душой. Скорее отсюда!

Ольга чуть ли не бегом пересекла поляну, запыхавшись, остановилась у поджидавших её гридней. Их вид был беспечен, кони спокойно щипали траву на краю поляны.

   – Вижу, вам ни гром, ни молния нипочём, – заметила Ольга.

   – Гром? Молния? – удивился десятский. – Ветер разогнал тучи, и ненастье пронеслось стороной. Великая княгиня, посмотри, какая яркая луна, и прислушайся, какая кругом тишина. Словно в дубраве вымерло всё живое.

   – Ты не далёк от истины, десятский, – сказала Ольга, садясь в седло. – Домой... быстрей домой...

Но прискакала Ольга не домой, а к священнику Григорию.

   – Горе привело ко мне или душа нуждается в Божьем утешении? – спросил священник, пытливо вглядываясь в лицо поздней гостьи.

   – Для Божьих утешений существует иное время, а не глубокая ночь, – отрезала Ольга. – Мне нужен не духовный пастырь, а умный советчик. Вот почему я у тебя.

   – Слушаю тебя, великая княгиня, – уже другим тоном сказал Григорий, уловив настроение гостьи. – Чем могу помочь?

   – Знаешь, откуда я к тебе пришла?

   – Откуда мне знать об этом? – удивлённо спросил Григорий.

   – От своих людей, которых давно тайно имеешь в великокняжеском тереме, как, впрочем, и по всему Киеву. Один из них – десятский – сопровождавших меня в ночной поездке гридней-телохранителей, которого я приставила сберегать юного княжича. Ведаю, что он христианин, хотя скрывает это, поэтому доверяю ему больше гридней-язычников и раньше держала близ себя, а теперь подле сына. Он ничего не сможет рассказать тебе о моей встрече с вещуньей, посему сделать это придётся мне самой.

   – Ежели считаешь, что это необходимо, готов выслушать тебя.

   – Десятский конечно же сообщил тебе о моём дневном разговоре с главным жрецом Перуна. Однако он не присутствовал при нём, и ты не знаешь, что заставило меня отправиться ночью в Перунову дубраву. Жрец разговаривал со мной не как с женой великого князя, а как с великой княгиней Руси. Понимаешь? Для жрецов Игорь уже не существует, вместо него хозяйка Русской земли – я, христианка и их враг! И верховный жрец счёл нужным предупредить меня о неприятностях, которые поджидают меня в случае, если я вздумаю крестить Русь либо обратить в свою веру сына. Жрецам ведомо, что Игорь не жилец на белом свете, и они уже готовятся к событиям, которые последуют после его кончины. Коли так, этим надобно заняться и мне. Но прежде я должна точно знать, что Игоря вскоре не станет. А ещё лучше, когда это случится. Я хотела услышать это от вещуньи Витязини, но застала её у священного родника мёртвой. – Ольга на миг задумалась, стоит ли рассказывать Григорию о всех событиях на поляне, и решила промолчать о них. – К другим языческим жрецам я обратиться не могу, поэтому помочь мне должен ты, Григорий.