Текст книги "Живой товар"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Хазарин Андрей
Живой товар

Хазарин Андрей

ЖИВОЙ ТОВАР

кухонный триллер

Описываемые события, имена действующих лиц, названия фирм и организаций, географические названия и т. п. (кроме общеизвестных) полностью вымышлены. Любые совпадения являются случайностью и не могут служить основанием для каких-либо претензий к автору или издательству.

ОТ АВТОРА

Почему кухонный триллер?

По определению, триллер – это произведение, в котором главное – не столько логика раскрытия преступления, сколько вызванные этим преступлением чувства и переживания персонажей, естественно, сопровождаемые страхом, мурашками по коже и нервной дрожью (которая по-английски именуется thrill отсюда и название жанра). Предполагается, что дрожь эта должна возникать равно как у героев, так и у читателя. И главным персонажем триллера не обязательно является проницательный сыщик – это может быть и жертва, и преступник, и даже совершенно посторонний человек, волею безжалостного автора вовлеченный в заваруху.

Но почему кухонный? Наверное, это уже специфика нашей страны – бывшего СССР. В силу принятого у нас способа решения жилищной проблемы мы живем на кухне. В комнатах мы спим, смотрим телевизор, пылесосим и принимаем гостей по торжественным случаям. А вся остальная наша жизнь проходит на кухне. Здесь мы выясняем отношения с женой (или мужем – у кого что есть), курим бессонными ночами, треплемся с близкими друзьями, пьем кофе, водку и другие национальные напитки, делаем подвернувшуюся халтуру и даже пишем романы. Кухня – это ось и центр нашей уютной, хоть и тесноватой домашней вселенной.

Вполне понятно, что наши персонажи, наши с вами земляки (в широком смысле слова) и современники, живут точно так же – на кухне, где занимаются всем вышеперечисленным плюс по-любительски вычисляют преступников и способы их разоблачить, а самим при этом остаться живыми и по возможности здоровыми.

Последняя оговорка – несколько в сторону. Если вы решитесь читать эту книгу, то, уверен, будете ежеминутно натыкаться на знакомые названия улиц и фирм, а также имена-отчества персонажей. Заверяю вас, на самом деле это не ваши знакомые, а мои – просто, как добросовестный бытописатель, я вынужден был оставаться в рамках реальности, и свидетельствуют эти совпадения только об убогости языковой фантазии тех, кто дает имена и названия.

Спасибо вам, что взяли в руки эту книгу, спасибо друзьям, уговорившим меня её писать, спасибо фирме, которая решилась её издать, рискуя собственным финансовым благополучием.

Искренне ваш

Автор

Пролог

Ирэн

Небывалая жара, стоявшая последнюю неделю, ночью наконец-то разразилась дождем. Но здесь даже дожди не приносили облегчения. Утро вставало такое же душное, как и всегда, только ещё более влажное.

Ирэн все чаще вспоминала, какое утро на родине – свежее и прохладное, с запахом молодой зеленой листвы и цветов. Здесь даже цветы чаще пахнут плесенью и пылью – или гнильем и отравой... А с детства родные запахи сирени и жасмина можно найти только в парфюмерной лавке.

Ну не растет здесь сирень и все, хоть тресни. Говорят, там, чуть выше в горах, встречается, но чтобы попала сюда – это чудо, а особенно к ним... "Поклонники" почему-то считают своим долгом заказывать сюда орхидеи в изящных коробочках – а для неё все эти химические цветы и пахнут одинаково... Отвратительно пахнут, честно говоря.

Вообще с ней много чего произошло со дня приезда сюда – такого, что и вспоминать не хочется. Но вот запахи... Уж лучше запах угольев из тандыра высокой печи, на внутренних стенках которой жарят здесь лепешки... Правда, вспомнив запах дыма, сразу она подумала и о вони бараньего жира, на котором здешние все готовят... Почти год уже прошел, а не привыкла, все с души воротит...

Мама всегда говорила, что жарить нужно только на растительном, только высокой очистки, почти совсем бесцветном...

Непонятно, почему сейчас в голову лезут все эти глупости ерундовые. Может, потому, что стараешься отогнать другие мысли – о том, что сегодня предстоит сделать, а может, действительно откуда-то жасмином тянет?.. Вчерашний поклонник мало чем отличался от других – то же неизменное превосходство, та же жадная любовь к запретному шампанскому, тот же непременный цветок орхидеи в наглухо запечатанной коробочке... То же полное презрение ко всем девочкам – странная смесь брезгливости, похоти и надменности. Первое время, когда она только-только начала соображать что к чему, ей казалось, что все её "поклонники", как их тут принято называть, стесняются сами себя...

А после привыкла уже и к этим странным отношениям – тем более, что здесь она была одна такая: высокая, очень белокожая, с очень светлыми волосами (ни осветлять не надо, ни подкрашивать). А ей с самого детства хотелось иметь волосы темные, сильно вьющиеся, как у Майки из третьего подъезда... Но Бог дал почти прямые, длинные, светло-пшеничные. Мама очень гордилась и её волосами, и глазами – тоже очень светлыми: серо-голубыми с темным ободочком. Вот тебе, мамочка дорогая, осчастливила меня моя внешность – самая экзотичная здесь. И клиенты постоянные уже появились, и поклонники, один даже узнал, что день рождения недавно был, – цветочек прислал: все ту же орхидею отвратную...

Если когда-нибудь домой попаду, наломаю сирени во дворе – охапку, поставлю в ведро, пусть пахнет на весь дом.

Только сейчас, мелькнувшей мыслью, она позволила себе вернуться к цели своего путешествия, к настоящей цели, и тут же решила об этом не думать чтоб не сглазить.

Позади все так же топал Ахмед – молчаливый охранник, с которым девочки по очереди выходили в город: купить всякие мелочи для себя. И правильно – в одиночку женщине по этим улицам не пройти, как ни прячься под почти непрозрачным покрывалом – то ли рост выдает, то ли осанка, но мужчины на улице всегда точно знают, что вот мимо пришла европейская женщина, "ференги-ханум" – так один поклонник объяснял. Да и сама несколько раз видела, какими глазами смотрят местные мужики на немок в высоких туристских автобусах. Выразительно смотрят, переводить не надо...

Сегодня и предлог для прогулки выдумывать не пришлось – Исмаил сам поручил выйти в город и купить каждой из них тканей на новые костюмы – в доверие к нему вдруг вошла, что ли? Или какой-нибудь козел-клиент заплатил щедро, он решил премировать лишней прогулкой почти без охраны. Только Ахмед... Ну какой из него охранник – так, скорее носильщик. Правда, за эти месяцы она ни слова от него не услышала, даже и не знает, какой у него голос.

Ну а девочки, как узнали, что она выходит, начали заказы давать – кому духи, кому из белья что-то...

Исмаил, гнида хитрая, разрешает домой подарки посылать – чтоб старались заработать, клиентам угождали получше. Только написать ни слова нельзя. Как-то попыталась записочку спрятать – нашел, обматерил, все тряпки в клочки изорвал. Но больше никак не наказал, только после этого ещё тщательнее стал посылки проверять.

Многие девочки домой посылают шмотки, благовония всякие, в общем, глупости. Она после того случая – только кожаные изделия: сумки, чемоданы, куртку матери послала, дома все это в десять раз дороже...

Была в её теперешнем существовании и одна хорошая черта – правда, только одна. Если когда-нибудь домой удастся приехать, то теперь объясниться с кем угодно сможет, почти на любом языке, уж на любом европейском – это точно.

Кроме обязательного здесь английского смогла, хоть и не совсем свободно, французский выучить, и немецкий... Особенно хорошо теперь она знала испанский – в соседней комнате жила Кончита, хорошая девочка. Разговорились в первый же вечер, когда Конни, так её здесь звали, только появилась. А за последние пару месяцев здорово подружились. Конни у себя дома учительницей работала, так они скоро начали болтать уже на двух языках, а потом Ирэн попробовала учить её своему языку, чтобы хоть как-то отвлечься.

Это Конни объяснила, что на базаре многие лавки имеют второй выход на соседнюю улицу. Вот только понадобилось много времени, чтобы такой магазинчик отыскать и с хозяйкой познакомиться. Деньги, как и положено, свое дело сделали, но все равно было бы трудно объяснить, зачем она так часто заходит в лавку почти у самых медных рядов, если бы не её любовь, причем совершенно подлинная, ко всяким безделушкам. Да она там могла бы торчать часами, рассматривая и перебирая статуэтки, бусы, какие-то кувшинчики и крохотные сосудики, в которые и налить-то ничего невозможно. Фаянс, керамика, медь, серебро... Просто глаза разбегаются. Стоит гроши, но такое все... живописное.

И как-то удача ей улыбнулась: вот так, как и сегодня, стояла она тогда возле прилавка, на ломаном языке объясняясь с хозяйкой, старухой Неджмие, как вдруг щеку погладило движение воздуха – сквознячок откуда-то потянул. Ну, слово за слово – короче, она дозналась, что сзади есть ещё одна дверь, на другую улицу...

Еще несколько встреч и некоторая сумма понадобились, чтобы узнать, когда ожидается новый товар. И вот, о чудо, оказалось, что через неделю сюда привезут не только побрякушки, но и кое-что из одежды – импортной, из Штатов, Японии и даже, может, Франции.

Ахмед уже привык, что в этой лавке она проводит довольно много времени, поэтому спокойно остался снаружи, покуривая свою неизменную трубочку.

Там же снаружи остались и шумные ряды восточного базара. Галдеж тут страшный, куда там Вознесенскому рынку. Плюс – дома такого не услышишь – из рядов медников и мастеров по серебру доносится перестук и звон – интересно, можно часами смотреть, как сидит он, работает что называется "на коленке" и из-под молоточка рождается какой-то небывалый ещё узкогорлый кувшин кумган по-местному – или там широкое плоское блюдо.

И ещё плотная входная занавеска чуть приглушила запахи базара сокрушительная просто смесь, особенно по жаре, под безжалостным восточным солнцем. Но здесь, в полумраке, царил только один запах – странная смесь сандала, старого дерева, пыли и затхлости, как в бабушкином сундуке.

Ну, положим, никакого бабушкиного сундука она в жизни не видела, так, вычитала в какой-то книжке, все ей представлялось, что это и есть запах далеких стран, все тянуло на сказку и романтику... Мама всегда бурчала, что романтика сейчас не в моде и до добра не доведет... Ну, может сейчас эта базарная романтика поможет ей жизнь выправить...

Увидев знакомое лицо под откинутым покрывалом, старуха жестом позвала её в дальний угол, где высоко на плечиках висели разные наряды. Даже в полумраке рябило в глазах от красок, кружилась голова от непривычных фасонов. Особенно Ирэн понравилось нечто черное, длинное, шелковое, все сплошь вышитое серебряными и золотыми нитями – цветы и драконы, замки и птицы... Она не смогла устоять, тем более что балахон оказался ей почти впору и чудесно спрятался под обязательным покрывалом. Хоть вообще она не любила носить черное – знала, что оно её сильно бледнит, поэтому даже нынче утром вышла в темно-зеленом платье и с темно-зеленым покрывалом.

Но сейчас ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы сменить наряд – теперь под ним можно было спрятать и сумку со всякими нужными мелочами.

Хозяйка только молча кивнула в ответ – в прошлое посещение Ирэн запиской попросила её кое о чем. Никто бы просьбу и не подумал исполнять, если бы солидная купюра не подтверждала слова. Вот сейчас старуха и показала пальцем на вторые двери – мол, такси уже ждет...

Пора... Ирэн неслышно прошла к выходу, махнув рукой на прощание. Хозяйка кивнула в ответ, девушке показалось, что блеснула слеза. Но взревел мотор, машина рванула и улочки начали мелькать все быстрее и быстрее.

Богатая и изысканная накидка молчаливой пассажирки убедила водителя в платежеспособности. Ну а то, что конечный пункт поездки был написан на бумажке, его ничуть не удивило, – может, она простужена и не говорит, а сипит, а может не хочет, чтобы её голос слышали, ханум вроде не из простых...

Кривые и короткие улочки старой части города исчезали, вскоре разбитый "форд" выехал на современную магистраль. Еще две минуты – и машина, скрипнув тормозами, остановилась возле трехэтажного здания европейского типа со знакомой символикой на табличке перед входом.

Посольство... Теперь можно и дух перевести. А то ведь даже в заднее стекло посмотреть боялась – все погоня чудилась, да так реально, как будто сидишь в кино и видишь все происходящее на экране.

Но все-таки расслабляться нельзя. Обманутый Ахмед может появиться в любую минуту – надо спешить.

Толстый полицейский сохранял полную невозмутимость все время, пока она говорила. Казалось, что слова до него просто не долетают, – так неподвижен он был. Но стоило показать ему ещё одну солидную купюру, кстати, предпоследнюю в кошельке у Ирэн, как он сразу ожил и даже галантно придержал дверь, пока она входила в вестибюль.

Прохлада большого холла отрезвила Ирэн. Только сейчас она стала понимать, что, появившись здесь, возможно, ничего и не добьется... Но попытаться надо было обязательно.

После уличной жары кондиционированная прохлада показалась просто пронизывающей. Она начала дрожать... И долго ещё не могла прийти в себя только сейчас стало по-настоящему страшно, все самое трудное ещё впереди. И путь домой сейчас казался таким неблизким, ещё дальше, чем неделю назад, когда она уже все продумала.

Ее мысли прервал звук шагов – кто-то спускался по лестнице. Ирэн не пошевелилась, только подняла голову. И встретилась взглядом с другим человеком. Чуть ли не первый раз за год на неё смотрели не маслено-черные, а светлые – серо-зеленые – глаза.

Подошедший оказался пепельным блондином, довольно молодым, с приятным лицом.

– Чем можем вам служить? – голос тоже оказался довольно приятным правда, на её вкус несколько высоковатым для мужчины.

Наконец-то, подумала она. Вот сейчас я и скажу то, что повторяла в мыслях, как молитву, сотни раз.

Она открыла рот и хриплым от сдерживаемого волнения голосом произнесла:

– Здравствуйте, я – Гончарова, Ирина Алексеевна Гончарова. Меня заманили сюда обманом. Помогите мне вернуться на Родину...

Глава 1

Ася

Утро всегда начинается одинаково. Для меня, во всяком случае. Будильник приходится заводить даже на выходные – иначе могу продрыхнуть полдня – и тогда, естественно, все планы накрываются. Поэтому мой лучший утренний друг – "Янтарь". Голос у него зверский – как-то соседка жаловалась, что её он тоже поднимает. Ничего удивительного, честно говоря, – стены у нас сами знаете какие: всегда можно узнать, что смотрят соседи по телевизору и о чем говорят по телефону...

Вообще, у моих бытовых приборов голоса громкие и отчаянные – чайник свистит, как Соловей-Разбойник, кофемолка, она же весь остальной комбайн, воет, как волк зимой. Поэтому одновременно их лучше не включать... Но почему-то получается так, что когда чайник закипает, я как раз успеваю засыпать зерна.

Мой бывший всегда говорил, что так моя техника реагирует на мое появление в кухне – не нравится, мол, ей это. Ну, сам он в кухне появлялся только с одной целью – чего-нибудь загрызть.

Теперь он загрызает где-то в другом месте, а я уж в свое удовольствие и комбайном повою, и чайником посвищу. Потому что без утреннего кофе жизнь мне не в жизнь – просто ничего не соображаю. И кофе завариваю себе так, чтобы ложка стояла, – у меня это не питье, а еда.

Мама всегда на меня шумела, что я с утра ничего не ем. Ну не могу я! Вот зато вечером... Особенно если сладкое... Мамин наполеон, например.

Размечталась! Какой там наполеон! Мама последний раз пекла года три назад, на Алькин день рождения – ему тогда двадцать пять стукнуло. Алька это мой брат Олег. Он у нас мальчик правильный, мамин любимчик... До сих пор не женился – маме никто из Алькиных девушек не нравится.

Так они и живут втроем: мама, папа и Алька. А я уже седьмой год живу сама – в том смысле, что не с ними. Это счастье было единственным достоинством моего недолгого гражданского, как принято говорить, брака с одним типом. Правда, тогда он мне казался не типом, а вполне приличным мужчиной. Но тогда я была моложе...

Онегин, я тогда моложе и лучше качеством была... Все время лезут в голову дурацкие цитатки – то ли от лености мысли, то ли в жизни не так уж много новых ситуаций.

Не люблю вспоминать о прошлом – ужасно обидно становится и за то, чего сделать не успела, и за то, чего не заметила, мимо прошла... Лучше уж послушаю, что рассказывает молодой человек по телевизору. Это надо же! Еще и семи утра нет – а он уже и выбрит прекрасно, и выражение лица у него такое, как будто сейчас три часа дня, а то и все четыре.

Новости я люблю – как все женщины; для меня это сплетни солидного такого, государственного масштаба. Он сказал, она сказала, он поехал, а тот выстрелил. Поэтому второй мой друг – это телевизор в кухне на подоконнике. Тоже, кстати, от того типа остался.

Как тогда свекровь (ну, почти свекровь) кричала! "Все заберу, голой тебя оставлю!" Но вот как-то не удалось ей это сделать... Хотя она уже потом долго звонила, в трубку шипела как змея.

Хорошо хоть, все это закончилось быстро. Кстати, как и сегодняшний кофе. Новостей особых не было, вкусненького тоже не нашлось. Можно и на работу идти. Вот только завтрак надо с собой взять.

Честно говоря, терпеть не могу собирать завтрак на работу. Но каждый раз приходится. Потому что никто мне ничего не подаст – некому подавать.

Как всегда, бутерброды. Так, сладкого сегодня ничего брать не надо Галка обещала варенье из кабачков принести на пробу. Вы, говорит, такого в жизни не ели. Ну, положим, и не такое ели. И с лимоном, и с айвой и вообще, не Галке вареньем хвастаться.

И воды горячей опять нет – как выключили первого июня, так теперь первого октября и включат... Мне-то что, я и под холодным душем поплещусь, а одну мою тарелку можно кипятком из чайника ополоснуть. Хуже, что скоро фрукты пойдут – варенье, желе. А кастрюлю от желатина холодной водой отмыть – целое дело. Эпопея. А, чего я причитаю – за столько лет можно уже и привыкнуть.

За окном что-то мрачновато, дождик будет, наверное. Костюм отглажен, только надо надеть юбку – я свои светлые брюки от костюма в любой дождь зашлепываю так, что только химчистка спасает. Так, ещё и зонтик надо, и туфли другие – а то португальские луж не любят.

Ну, вот вроде и все. Теперь можно и умываться. Хотя нет, ещё надо бы пакетик для фруктов захватить – я черешню уже видела, может, и встретится по дороге домой. Тем более, что сегодня вроде жалованье обещали.

Какая все-таки гадость холодная вода! Хоть и говорят англичане, что полезно, цвет лица и вообще, но все равно – я больше тепленькую люблю. И мыло тоже люблю хорошее, со свежим запахом.

Ну вот. А теперь нарисуем себе новое лицо, оденемся и вперед – шеф опозданий на любит. Хотя я не помню уже, когда в последний раз опаздывала.

Да, подружка, хороша ты! Увидит сейчас кто – в обморок упадет. Это не потому, что я некрасивая, нет. Просто с утра, ненакрашенная, я выгляжу на все свои тридцать пять – лицо бледное, и морщинки уже крем не сильно прячет, и блеск в глазах куда-то подевался.

Но это мы сейчас поправим. Румяна подчеркнут скулы, темным карандашом очертим веко. Хорошо, тени вышли из моды – я и раньше не сильно любила эти зеленые или коричневые пятна на лице. Вот что у меня в полном порядке, так это ресницы! Их хоть французской тушью крась, хоть ленинградской из картонной коробочки – они все равно длинные, пушистые, кверху загибаются. Вот. Так-то лучше. Еще один штришок – помада. И теперь я уже чуть лучше. И чуть моложе. Никак не больше тридцати четырех с половиной.

Ой, время! Завозилась, корова! Так, теперь быстрее. Духи – в сумку, бутерброды туда же, ключи в карман. Вперед!

Лифт тоже не работает! Вот денек начинается! А как же мне вечером на мой восьмой подниматься? Ведь никто на руках наверх не понесет! Когда-то некий воздыхатель попробовал – головой остену ударил: не приспособлены наши лестницы для переноски прекрасных дам на руках. Они рассчитаны только на габаритный груз – медленно ползущую прекрасную даму с двумя сумками...

Воздух, лето... Как я лето люблю все-таки! Особенно летнее утро цветы у кого-то пахнут, кошки ходят, ещё тихо. Цветы! Разуй глаза, крошка! Жасмин возле пятиэтажек расцвел – вот и пахнет. Надо будет попросить Сережку, чтобы вышел и наломал. Он быстро растет, и мы порадуемся, и посетителям приятно будет. А то офис у нас какой-то казарменный – ни цветочка, ни лепесточка. Одни бумажки да мы, красавицы.

До метро мне идти недолго – минут семь. Это если как сегодня обуться. А если надеть нормальные туфли с приличными каблуками, тогда все десять. Поэтому мои семь минут каждое утро пять раз в неделю – это моя зарядка. Все женщины – животные сумчатые, поэтому зарядочка получается вполне на уровне.

Я живу возле конечной, далековато, зато у нас давки, чтобы зайти в вагон, почти не бывает. Другое дело – выйти из него...Но с утра мы все идем и едем в одну сторону, так что получается. Еще пересадка – и теперь уже до конца. А там две минуты до здания, на второй этаж – и вот они, родные двери в родную фирму.

Два года я сюда уже хожу, но так и не научилась открывать эти самые двери. Их нам ставили какие-то мастера из банка, вот и натворили – один ключ, длинный такой, надо, чтобы прорези точно вниз смотрели, и не вращать его! Раньше я самая первая приходила, все мучилась, чтобы на рабочее место попасть. А теперь это ответственное дело Анечке отдали – её секретаршей взяли, а она ближе всех живет, на работу пять минут пешком. Теперь она у нас с ключами мается.

Давайте, пока никого нет (рано ещё – часы у меня, оказывается, на целых пять минут спешат!) я вам наш офис покажу. Он у нас на уровне – даже в рекламе показывали. Стены светло-серые, нет, это не обои – это штукатурка такая: жидкая, в банках, страшно удобная штука оказалась. Нам зимой все комнаты за один день перекрасили.

Здесь, за капитальной стеной, наша бухгалтерия сидит. Ее у нас целый один человек, Галочка Белова. Хорошая спокойная девочка – мама двоих маленьких деток и одного большого крошки. Это её варенье мы сейчас будем пробовать, если народ не появится. Из кабачков. Интересно, из хрена ещё не придумали варенья?

Там же у Галочки – наша гордость, то есть гордость нашего шефа: "Пентиум". Полная периферия, подключен ко всем сетям, к каким только можно. А ровно через три минуты после восьми, как обычно, появится и заклинатель нашей техники – Сережа Шварц. По-немецки значит "черный". Потому он совершенно белый, кожа светлая-светлая, все лицо в вот таких веснушках, и всегда растрепанный. Моя помощница – второй менеджер Юля – его одуванчиком называет. Похоже, но он ничего, не обижается. Он умный, а умные не обидчивы.

Это – заветная дверь, кабинет нашего шефа. Сюда мы не пойдем – чем меньше у него в кабинете бываешь, тем лучше.

Здесь, в закутке, мы кофе варим, обновками хвастаемся и талию друг другу меряем специальным инвентарным сантиметром. Вот, теперь ко мне на рабочее место пришли.

Нашу комнату, где мы людей принимаем, обставлял, наверное, какой-то сумасшедший. Не было ни одного нормального стола – только низенькие журнальные столики и глубокие кресла. Это чтобы у клиентов создать видимость интимной обстановки. Но как они, бедные, мучаются, когда надо анкету заполнять! Ужасно ведь неудобно. Да и нам с Юлькой тоже неудобно было – выклянчили вот только недавно нормальный большой шкаф и пару столов нормальной высоты. Хотя для разговоров с людьми низкие столики удобнее. Вот только зимой наши собеседники уходить долго не хотят.

И правильно. У нас здесь ковер на полу, тепло, чай-кофе наливают, беседу беседуют и ещё улыбаются. Правда, и фирма наша – дело очень тонкое. Потому что я работаю в брачном агентстве.

А теперь извините, мне пора – рабочий день начался.

И вместе с ним вошла моя подруга и помощница Юлечка Кириченко. Она меня чуть моложе, но зато раза в три толще, поэтому считает меня вечно неразумным ребенком, который без её надзора обязательно пропадет. Особенно если его, то есть меня, не кормить.

– Аська, я тебе такую вкуснятину принесла! Обязательно попробуй.

– Юлечка, котик, разденься. У нас с тобой ещё целый рабочий день впереди, напробуемся.

– Хорошо, хорошо.

Юлька ускакала переодеваться в закуток – ей ехать долго, поэтому департаментский вид она наводит уже прямо на работе. Особенно долго ей даются туфли.

Ну что поделать: обувь у нас вне зависимости от сезона может быть только одна – строгие лодочки на высоком каблуке. Это не мы придумали, это начальник у нас такой. Он прав, конечно. Менеджер – это лицо фирмы. Мы должны выглядеть на все сто три процента, в том числе и наши ноги. По той же причине, кстати, брюки у нас тоже не приняты: шеф любит короткие юбки. И только Юльке сделано исключение. Ее габариты и короткая юбка – "две вещи несовместные". Зато ей все прощается за голос – он у неё удивительный: чуть низковатый, бархатный и красивый! Когда она с мужчинами разговаривает – это представление, за которое надо деньги брать, – ей рассказывают все подряд, да ещё с какими подробностями!

Я действую по-другому: я слушаю. Тоже неплохо получается. Только первое время тяжеловато было – к концу рабочего дня от постоянного общения голова кружилась. Но зато теперь мы честно можем говорить, что у нас появилась профессиональная болезнь: не можем забыть ни одного своего клиента, ни я, ни Юлька, обе...

Что-то она завозилась там. А может, с Галкой заболталась, а о деле забыла: у неё со вчерашнего дня так все на столе и валяется: анкеты неразобранные, по местам давно уже разложить пора, ручки, карандаши...

Я так не могу – у меня на столе все-таки мало-мальский порядок. И в делах так же: все папочки на местах, ни одна распечатка не лежит просто так, все сразу в дело подшиты.

Раньше, правда, мы все больше на технику надеялись – информацию оттуда доставали, только когда надо. Даже фотографии через сканер пропускали и хранили в записи (потом, правда, спохватились – за месяц всю память забили, пришлось отказаться). Все было классно до тех самых пор, пока у наших соседей сверху зимой не прорвало отопление. Нашему офису досталось так, что страшно было зайти. Манохин, генеральный, посмотрел, гадкие слова сказал и кинулся искать новое помещение, не могли мы ждать три месяца, пока ремонт сделают, слишком дорого простой обошелся бы – вот тогда мы сюда и переехали. Так вот, в тот исторический потоп компьютер, конечно, залило – а тогда ещё Володя зачем-то кожух снял, в общем, в открытую машину налилось литров пять кипяточка... И вся информация тогда погибла – то есть та, что только в машине была... С дискет, конечно, перегрузили, что осталось, но долго ещё связи восстанавливали. Вот поэтому теперь и копируем все подряд и на дискеты, и на бумагу. Папок, конечно, развелось, зато не боимся без данных остаться. Пусть заливают.

У работы в нашей фирме есть несколько разительных отличий от любой другой работы. Мы – сфера услуг, поэтому каждого клиента должны любить как родного. Слушать, в рот смотреть, сочувствовать... Мне чуть легче: это потому, что я занимаюсь личной жизнью своих клиентов с удовольствием. А Юлька мучается – ей сочувствовать тяжело, она слишком близко к сердцу все принимает. И ещё одно – наша Юлия занимается клубом знакомств в городе, вот поэтому её и находят, если вдруг что-то случается.

Тут как-то прибежала девчонка – поссорилась с парнем, которого Юля ей нашла. Разговора самого я не слышала, потом смотрю – ревут обе! Носы красные, косметика потекла, ужас... Ну, я их и вылечила – зеркало показала. Успокоились, и как быстро!

Я потом подружке своей выговаривала, что она непрофессионально к делу подходит, а она мне:

– Аська, мне ж её жалко было! Она такая хорошая, умная, приятная, а эти козлы все никак её не оценят!

Козлами Юлия у нас мужчин называет. Причем всех без разбора – это у неё память о разводе такая осталась.

– Юлечка, а себя пожалеть? Ты же после этих рыданий такая делаешься, что приходится с работы уходить, чтобы успокоиться – руки дрожат, голова болит...

Но она не слышит. Жалко – и все тут. Вот такая у меня сотрудница Юлия.

Галка нам обеим как-то сказала, что мы после конца рабочего дня (а он у нас длинный – с восьми до восьми, ни тебе профсоюза, ни трудового законодательства) похожи на двух старых кляч: вымотанные, усталые, разговаривать с нами невозможно... Но это она завидует – ко мне и после работы пристают. Вот только в последнее время стала я класс терять: раньше приличные мужчины клеились, а позавчера попытался меня снять подполковник в отставке...

Но ближе к делу. Что-то сегодня работать совсем не хочется. Да и тихо с утра – нет никого. И в ежедневнике первый посетитель записан на десять, а сейчас только девять без десять (это я в Суздале подцепила, они там говорят "без пять", "без десять" и даже "без сорок пять"). Значит, можно и новые документы разобрать... Вон Анечка сколько их приволокла!

Мы с Анечкой по сути тезки – но за два года, что я здесь работаю, меня никто даже Асенькой не звал. А её нельзя звать иначе: она у нас молоденькая, привлекательная. Такая кукла: брюнеточка, глазки кругленькие, голосочек тихий и тоненький. Не интеллектуалка, мягко говоря, дитя простое и простодушное – но в делах порядок, ни с кем не ссорится, шефу в рот смотрит.

В общем, можно сказать, что мне с сотрудниками повезло. Нормальные люди, не злые, не эгоистичные. Праздники вместе отмечаем, раньше в отпуск вместе ездили, пока работы мало было. Сейчас фирму на две недели на ключ не закроешь – умыкнут клиентуру. Это потому, что появились у нас в городе ещё такие же, как мы. Вот только нам пока везет: и дела прилично идут(даже жалованье повысили!), и от клиентов отбоя нет...

Ну вот, пока я тут с вами болтала, руки сами разложили по местам чистые анкеты (их вчера из типографии привезли), в папки все подшили. Даже ни один телефонный звонок меня не оторвал. Хорошо, тихо...

Накаркала! Юлька как завопит! Ну, я со всех ног и побежала!

Она висела на телефоне и кричала:

– Мама, не волнуйся, я сейчас приеду, ты постарайся его успокоить, валерьянкой его напои!.. Да... Да... Я уже выхожу! Все, через полчаса буду!

– Юлька, что случилось?

Ну, кое-как, через слезы, добились. Юлькина мама повезла Дениску, внука, Юлькиного сына, в бассейн на занятия. Мальчишке всего шесть. Толпа в метро страшная, вот и спихнули кроху с платформы вниз. Хорошо ещё – мама его за руку держала. А тут поезд. Вытащили, в общем. Только сильно очень напугался – и теперь молчит.

Ну какой сейчас из Юлии работник! Короче, отпустила я её. Значит, посетители теперь все мои будут. Держись, Анна Георгиевна.