Текст книги "Живой товар"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Вы все точно запомнили?

– Ну, не каждый день такое случается. Да и вообще у нас редко кто скандалит – клиент старается показать себя с лучшей стороны. А кроме того, память – мой профессиональный инструмент, я все-таки психолог.

– Действительно. Значит, Иващенко вела себя нормально.

– Не просто нормально – превосходно! Не сорвалась, даже голоса ни разу не повысила. Безукоризненно и профессионально она держалась. Только когда мы одни остались, позволила себе чуть-чуть ослабить поводья. Понимаете, Артур, она же обязана сохранять присутствие духа и доброжелательность к клиенту, что бы ей в лицо ни говорили. А это очень непросто...

– Значит, умеет скрывать чувства? А что она вообще за человек?

– Хороший человек. Довольно красивая женщина, но, к несчастью, одинокая. Работает прекрасно, отношения со всеми чудесные, очень спокойная, доброжелательная. Хорошая голова и, поверьте специалисту, просто ангельское терпение.

– Одинокая... Живет с родителями?

– Живет одна – у неё однокомнатная квартира на Черной Горе.

– Одна? Как у неё с мужчинами? Кто-то постоянный есть?

– Не знаю. Она об этом помалкивает. Вроде такого... близкого никого нет. Правда, кажется, какой-то появился, девчонки говорили. Но совсем недавно и, по-моему, она его пока всерьез не принимает. В общем, хорошая баба Аська и не очень везучая.

– Но скрытная, сдержанная и неглупая. Любопытно. А вторая,Кириченко?

– А что Кириченко?

– Как она реагировала?

– Да она обо всех этих событиях последняя узнала! Пришла на работу только на следующий день, а у нас самая запарка как раз со среды по пятницу. По-моему, всех подробностей скандала она так и не знает. Еле вспомнила девочку эту, которая уехала. Ведь больше года прошло. А Юля наша так своим чадом занята, что все остальное – уже потом.

– Значит, плохо работает?

– Ни в коем случае! Работает она очень хорошо, но не как Аська. И голову вкладывает, и душу, может с незадачливой клиенткой и поплакать за компанию, но – от звонка до звонка. А там – все на домашние проблемы. Вот в этом её отличие от Аськи – та, если на работе что-то не так, будет дни и ночи мозги сушить. Кстати, у них – четкое разделение труда, работают слаженно, совсем по-разному – но обе очень хорошо.

– Ясно. Работник добросовестный, но дом для неё важнее.

– А так и должно быть!

– Естественно, – не стал вдаваться в отвлеченную дискуссиюАртур Митрофанович. – Так. А другие ваши сотрудники?

– Что, прикажете с директора начать? – съязвила Валя. Онаощутила в Мюллере несогласие с её жизненным принципом,высокомерную снисходительность – и мгновенно ощетинилась.

Но тот остался невозмутим.

– Лаврука я знаю лучше других, но все же обрисуйте мне его – с психологической точки зрения.

Валентина директора ставила невысоко, как мужчин вообще, но открыто демонстрировать свое отношение не считала нужным, тем более – в плане этого конкретного разговора.

– Не светильник разума, но деловит и энергичен. Хватает ума не лезть в наши дела, но то, что от него требуется, выполняет успешно: снабжение, обеспечение, юридическая сторона. Не любит огорчаться, а потому без надобности подчиненных не угнетает: любить не будут, а такое ему огорчительно.

– Не слишком умен и самовлюблен... А не может ли он разболтать что-нибудь, допустим, из хвастовства или по недомыслию?

– Не думаю. Во-первых, не такой уж он простак. Да, не гений – но достаточно хитер и осторожен, поболтать может, но моментально съезжает на себя. Во-вторых, в тонкости нашей кухни он не влезает, знает только то, что на поверхности. А сознательно раскрыть что-то из секретов фирмы – абсолютно исключено. Его фирма – это его благополучие. Да он десять раз у генерального спросит, прежде чем что-то постороннему сказать.

– Разумно, – с привычной лаконичностью подытожил Кононенко. – А секретарша у директора есть?

– Есть, конечно. Хотя в нашей фирме принято называть её диспетчером офиса. Она звонки принимает, первая клиента встречает, и в делах у неё полный порядок.

– А какой она человек?

– Артур, поймите, нашей Анечке и двадцати нет – зеленая она еще... И, скажем так, недалекая.

– Тогда тем более разболтать может, по глупости.

– Мочь-то она может, но что? Информацией она не обладает, в каталоги наши не лезет, да и не пустит её никто. Существа дела толком не знает...

– Но вы же говорили, что у вас все слышно?

– Слышно. Да и потом мы между собой обсуждали, так что она могла бы кое-что рассказать. Но она проявила парадоксальную реакцию – слово "бордель" у неё не вызвало ни возмущения, ни негодования, она в толк не могла взять, почему Гончарова удрала, если имела постоянную работу за границей с приличной оплатой.

– Так она что, совсем... аморальна?

– Нет-нет! – перебила на полуслове Валентина. – Это просто иное поколение. Надежные контрацептивы лишили секс серьезных последствий, для них это просто легкодоступное удовольствие, а мораль, не подкрепленная страхом наказания, не функционирует. У них другая мораль. И проституция для нынешних – не позор, а обыкновенная профессия и даже довольно доходная. Короче, в её пересказе эта история приобрела бы иную эмоциональную окраску, это проникло бы и в статью... Нет, я не думаю, что она причастна к этой публикации.

– А в будущем?

– О, она уже поняла, что разговоры на эту тему могут повредить делам фирмы, а значит, её собственным доходам. Девочка она дисциплинированная и исполнительная, так что будет держать язык за зубами.

– У вас в фирме все так надежны...

– Да, у нас хороший коллектив. А кроме того, сейчас очень трудно найти работу – приличную, солидную, спокойную. Никто не захочет рисковать своим местом и болтать лишнее. Тем более, с нашей системой охраны.

Мюллер вежливо улыбнулся: губы раздвинулись, блеснулиослепительно белые зубы, но глаза остались холодными иозабоченными.

Валентина внутренне передернулась, потом ощутила нарастающую злость ей не удавалось придать разговору нужную тональность. Она попыталась сказать себе, что это – его профессиональный разговор, ему и задавать тон, но душа соглашаться на такое не желала.

– Ну что, Артур, я ответила на все ваши вопросы?

– Больше у вас нет сотрудников?

– Действительно. Ну, продолжим. Наш бухгалтер Галочка, Галина Артемовна Белова. Занимается исключительно финансовой частью, сидит в "бункере" практически безвылазно. "Бункер" – это единственное в офисе помещение с капитальными стенами и нормальной звукоизоляцией. При скандале не присутствовала, о приходе рассвирепевшей мамаши услышала только в перерыв, со слов остальных. Поболтать любит, но только на отвлеченные темы. А о деле с посторонними – представить себе невозможно. Бухгалтер есть бухгалтер. На этой должности человек всегда помнит, с кого первый спрос.

– Понятно. А... сознательно?

– У нас с финансами абсолютно чисто. Аудиторы – каждый квартал, причем из налоговой. Каждая платная услуга подтверждена документально. А о работе с клиентами она ничего не знает, даже когда у нас запарка, не может помочь. Что-то слышит, конечно, из наших общих разговоров, но это больше какие-то смешные эпизоды... а скандалы у нас редкость.

– Умная?

– Нормальная.

– Скрытная?

– Напротив – вся на ладони.

– Гм... Есть кто-то еще?

– Вместе с Беловой в "бункере" сидит наш компьютерщик Сережа Шварц. Извините, Сергей Леонидович.

– Шварц? А что ж это он не уехал?

– Думаю, из-за нерешительности. Во всем, кроме своего дела, – страшный рохля. Но сам объясняет, что тут он – первый парень на деревне, а там программистов – хоть пруд пруди. И еврей он, мол, только по отцу, а в Израиле это не еврей. И корни все у него здесь, и родни куча, и жена русская, и зарабатывает вполне прилично плюс халтурит понемножку. А если всерьез, то к нему полгорода на консультации бегает.

– Хороший специалист?

– Бог.

– Такой толковый?

– В деле – очень. В жизни – наивный: страшно порядочный. Никакому журналисту и слова не сказал бы – из брезгливости. Другое дело – если бы началось официальное следствие.

– Гм. Насколько в курсе дел фирмы?

– Всю технологию – алгоритм, как он выражается, – знает назубок. Сам отлаживал и доводил до формы, удобной для машины. Естественно, нужные данные в памяти машины быстрее всех может найти. И у самого память, как у компьютера, но, опять-таки, что касается работы. Знает все "как", но совершенно не интересуется "что". Обращает внимание только на смешные или пикантные детали.

– Как реагировал на скандал?

– Вначале страшно возмущался, потом начал хохмить – ну, сами понимаете, ситуация располагает к юмору... тех, кого не касается лично.

– Итак, правильно ли я понял? Умный, наивный, порядочный, страшно возмущался и может что угодно найти в памяти.

Валентина молча кивнула. Да, если кто может раскопать, то Шварц. И Аська – ей палец в рот не клади.

Кононенко словно подслушал её мысли:

– А из женщин мне самой интересной фигурой показалась Иващенко умная, сдержанная и одинокая, а потому дела фирмы полностью заполняют её жизнь.

Валентина снова кивнула.

– А она пользуется компьютером?

– Да. Как и все мы, кроме Анечки.

– Молодцы.

Глаза Мюллера смотрели на неё твердо, не мигая.

– Итак, вся информация у вас хранится в ЭВМ, постоянно работает на ней Шварц, а периодически пользуются все, кроме секретаря Анечки... А фамилия у неё есть?

– Баранцева, – чуть улыбнулась Валентина. – Анна Юрьевна.

Кононенко слегка шевельнул бровью и продолжил:

– Далее, насколько я понял, коллектив у вас замечательный и вы не видите никого, кто мог бы оказаться причастным к этой публикации или каким-либо дальнейшим.

– Да, Артур, боюсь, вам придется искать источник информации в другом месте.

– Ну что ж, большое спасибо, Валентина Дмитриевна. Но вы меня неправильно поняли – я никого из ваших сотрудников не подозреваю. Более того, после нашей беседы я твердо уверен, что, если к вам в фирму придут, то найдут там полный порядок и абсолютную законность.

– А вы ожидали, что будет как-то иначе?

– Нет, я надеялся, что именно так все и есть.

В этот момент в комнате появился Манохин.

– Валентина, твой комбайн готов к бою...

– А что там было?

– Так, ерунда, контакт плохой...

– Ну что бы я без тебя делала! Мужчины, ещё чайку?

– Нет, благодарю, мне уже пора.

Манохин запер за гостем дверь и повернулся к супруге.

– Ну что?

– Ничего. Ноль. Твой Мюллер, может, и специалист, зато язнаю людей.

– Но поговорить надо было.

– Ладно. Надо было – поговорили. Но завтра – никакой работы! Завтра ты вместе с сыном – на дачу. Сидите на речке весь день и пяльтесь на свои поплавки! Я подъеду позже. Мюллер немножко напугал меня – проверю ещё раз, все ли в фирме чисто.

– А как на дачу доберешься?

– Знаешь, в природе существует такое явление – электричканазывается. И не вздумай меня встречать – пройдусь полчасика,сало растрясу.

Манохин спорить не стал.

Легко и приятно соглашаться с женой, когда она от тебя требует ничего не делать. Чтобы это понять, не нужно даже быть таким умным, как генеральный директор.

* * *

Охранник впустил Валю – люди нередко являлись на работу в выходные, он таких уже знал в лицо. По тихому зданию она прошла к лестнице, поднялась на второй этаж и открыла дверь запасным ключом. Он остался у Манохина с тех пор, как ремонтировали помещение для IFC.

В офисе было тихо и пусто. Валя сразу пошла в бункер и включила монитор. В первую очередь надо было проверить, не осталось ли что-нибудь лишнее в компьютере. Она села и начала пролистывать разные файлы. После общих досье перешла к папке "Письма".

Раскрыла и принялась просматривать одно за другим, начиная с первых по датам. Прошел час, прежде чем Валя добралась до последних дней июня. И окаменела, увидев недописанное письмо. "Дорогая мама, здесь очень интересно..." Да, тогда Анечка пришла раньше обычного, пришлось бросить на полуслове, а потом явилась мамаша со скандалом – и все вылетело из головы...

Привычным движением Валентина Дмитриевна вытащила дискету из сумки, переписала, а в машине стерла этот странный файл. Время поджимало, но теперь она ещё внимательнее проверила все документы, к которым имела отношение. Все чисто...

Вот и славно.

Она выключила монитор, ушла в свою комнату – надо было пару минут подумать, прежде чем принимать решения. Потом сняла телефонную трубку, но так и не стала никому звонить.

Встала, заперла офис и поспешила на вокзал – к электричке.

Все дела могут подождать до завтра. А в воскресенье положено отдыхать.

Глава 30

Плоды честного труда

Сказать, что я хорошо спала – значит, сказать неправду: комары, изверги, всю ночь зудели над ухом.

Поэтому около шести я уже встала. Умылась холодной водой изанялась приготовлением завтрака. Слава Богу, все приготовлениесводилось только к многочисленным рейсам в холодильник иобратно на веранду. Потом в чайнике закипела вода и я взяласьварить кофе, стараясь воспроизвести Ирины приемы.

Сзади раздался Димин голос:

– Ну что за шум... Ты своей суетой весь дом перебудила!

Хотя на самом деле все спали – никто и не думал просыпаться. И даже ихнее высочество промямлило свое возмущение, не вставая с лежбища и едва разлепив один глаз.

– Вставай, лодырюга, кофе готов. Работы у нас навалом, а вы бездельничаете!

– Ах ты, ранняя пташка!

Дима схватил меня на руки и поволок под душ. Ну, душ – этогромко сказано, хотя мыться под ним можно. Дима, конечно,мальчик сильный, но и я ничего себе. Вспомнила пару приемчиков,которые мальчишки когда-то показывали, – выкрутилась... И ещеуспела кран повернуть, холодная вода довольно быстро разбудилагосподина Колесникова.

Пока он, уже совершенно добровольно, умывался, сверху спустилась Ира. Даже такая, нечесаная, ненакрашенная, припухшая со сна, она была очаровательна. Припухшая?.. Господи, да её ведь эти сволочи чуть не до смерти заклевали! А ещё хвасталась, я, мол, белобрысая, меня не едят. Как же! В наших краях комарье ненасытное, альбиноса до косточек обглодает и пальчики оближет.

– Ира, на тебе живого места нет!

– А-ася, у вас тут и вправду не комары, а летучие собаки! Я всю ночь не спала, отбивалась.

Ну, положим, спала она как убитая, я бы слышала...

За завтраком обсуждали диспозицию на день. Для всех это был вопрос не самый важный: у нас с Димой – выходной, а Ира ещё не пришла в себя после возвращения домой, от возможных угроз её увезли – и слава Богу.

Только Батищев скреб в затылке:

– Ребята, мне придется временно Иру на вас оставить. У меня в четыре тренировка. Я отсюда выеду загодя, все сделаю, зато после занятий сразу вернусь, даже домой заезжать не стану.

– А домашние твои волноваться не будут? И так уже ночь пропадал.

– А я временно сирота – старики поехали дикарями в Крым, нервы в порядок приводят.

– Так ты уезжаешь сразу после завтрака?

– Да нет, попозже, около двенадцати.

– Женя, можно тебя попросить? – Ира утренняя была менеерешительна, чем Ира вечерняя.

– Нужно!

А вот о Батищеве такого не скажешь – полон энтузиазма и готов как юный пионер. Господи, какая я старая! Вот Ира уже в пионерках не побывала, думаю...

– Ты моей маме позвони, скажи, что я, мол, на даче у старой знакомой и все у меня нормально, несколько дней отдохну, а если будет возможность позвоню. Ага, ещё скажи, что еду и немного денег я взяла и людям в тягость не буду.

– Бу сде! А номер? А, подожди, я за блокнотом сбегаю!

И действительно бегом понесся к машине. Интере-есное кино – обычно-то Женька на сигаретной пачке номера записывает. Не иначе, как собирается долго этим номером пользоваться. Вернулся вскачь, Ира продиктовала, он записал аккуратненько, выводя буквочки-цифрочки.

– Все?

– Нет, не все, – вмешался Дима. – Находится дача в Комаровке, знакомую зовут... э-э... Ольга Александровна, а ты – сосед по даче.

Ну Колесников, ну конспиратор! Мужчина многих скрытых талантов...

Ира только глазами хлопала – но помалкивала. Интересно, она всегда такой была или последний год научил?.. Но, похоже, соображает она быстро вдруг разлепила распухшие от комаров губы и вставила:

– А если спросит, что за знакомая, скажи, ведет школу танцев в Доме офицеров. А маму мою зовут Инна Васильевна.

Батищев все добросовестно записал. Колесников хищно повел носом в сторону кофейника – ну, значит с делами он покончил.

Теперь за дела взялась я – разлила кофе и распределилакрестьянские труды: хрупкие дамы своими длинными и тонкимипальцами (тут Ира угрюмо покосилась на меня) собирают урожайколорадских жуков, а могучие мужчины заделывают дырку в заборе,поливают, пока прохладно, все того достойное и ждут маляров,которые должны прийти красить крышу. Бутылка пшеничной длямаляров в холодильнике, самим не пить и малярам не давать, покане закончат.

Этот план мужчин устроил – их хлебом не корми, только дай забор чинить (см. "Приключения Тома Сойера"). Впрочем, если бы я умела чинить забор, то охотно уступила бы им жуков. Ничего, до Женькиного отъезда они с этим покончат, а там Колесников не уйдет из наших лап.

Мы с Ирой оделись – точнее, разделись – соответствующим образом, повесили на шею по молочной бутылке на ботиночном шнурке и вышли на просторы полей. Было около восьми и солнце пока только потягивалось и разминалось.

Двинулись по грядкам. Колорадов в этом году уродиласьтьма-тьмущая. Первые пять минут мне было противно хватать жуковпальцами, потом втянулась. Ира осваивала квалификацию оченьбыстро, руки у неё мелькали все шустрее. Попутно она успевалаеще и выдергивать какую-то флору.

Я осторожно поинтересовалась:

– Ира, а ты уверена, что надо, а что не надо выпалывать?

– Ой, так то ж картошка, а то сурепка, они совсем не похожи!

Я только вздохнула с завистью.

– А жуков этих что, травить нечем? Вон их прорва какая, всех не собрать.

Я мобилизовала свои убогие аграрные познания и что-то тампролепетала, безбожно перевирая названия, которые читалакогда-то на маминых огородных банках и склянках. А что ихпомнить, если все равно не помогают?

Потом, как подобает истинным земледельцам, поболтали о погоде, потом Ира начала вспоминать Махден. Я её на эту тему не наталкивала, случайно вышло – я что-то упомянула о базаре, и тут она пошла рассказывать про базар в Магомабаде, потом – о какой-то лавке, тряпках и безделушках, о старухе-хозяйке... А я-то думала, там только мужчины торгуют, оказывается, и женщины тоже, только старые. Мне вообще было интересно, а в Махден этот, наверное, я в жизни не попаду. Я и ляпнула:

– Как бы мне хотелось самой там побывать!

А она и говорит:

– Вы бы имели успех – рыжие там большая редкость.

Я мгновенно язык прикусила, щеки огнем полыхнули. Но,оказывается, Ира никак не собиралась меня осадить или задеть – просто привычка сработала. Смотрю – через секунду и самакраской залилась, сообразила.

– Простите, Ася, это я так, без задней мысли, просто – какженщина женщине. Вы ведь и красивая... Но вообще там нетолько... ну, плохое было. Я и научилась там очень многому...ой, ну не в этом смысле. На всяких европейских языкахпоговорить могу, любого человека разговорю. Немного дажепо-ихнему выучилась, но только говорить – читать не успела. Ну,косметика там, умение одеться – это само собой. В цветахразбираюсь, знаю сто четырнадцать способов пасьянсраскладывать, это Конни научила, была там у меня подружка...

– Ира, а тебе не больно все это вспоминать?

– Ну, я ведь не вспоминаю о противном. И вообще – теперь уже что, теперь я дома. Только я не думала, что тут так... ну, преступники, бандиты. Раньше, до отъезда, слышала, конечно, всякое, но когда сама столкнулась... Знаешь, – она незаметно перешла на ты, – когда на дороге стрельба началась... это совсем не так, как в кино... и в кино запахов нет...

– Ну не надо, слышишь? Мы с тобой заняты мирным созидательным трудом, картошку созидаем, чтобы зимой было что кушать. Ты себе говори все время: ой, надо внимательнее, чтобы не пропустить; когда на работе сосредоточишься, мысли уходят.

– Картошка... картошка там не такая, как у нас... Знаешь,как-то мне не приходило в голову, что тут я кому-то поперекглотки стану, что охотиться начнут. Что журналисты приставатьбудут – ждала, настроилась отбиваться. Мне с ними говорить не о чем, мало мне беды, так ещё позориться! И все же выговориться охота, рассказать все. А то иногда кажется, что от всех этих воспоминаний лопну. А вот начала тебе говорить – глупости всякие лезут, базар, старуха эта, Неджмие...

– Послушай, Ира... Рассказать, выговориться – с этим можно бы и повременить, хоть и тяжело. Не о том ты сейчас тревожишься. Думаешь, мы сюда сбежали – и все проблемы решены? Тебя уже пытались захватить на дороге. Что-то ты знаешь лишнее. Сама не догадываешься, что это важно, а они... ну те, кто на вас напал и кто их послал... они боятся, что ты рот раскроешь. И многое сделать могут, я даже говорить вслух боюсь. И вот я думаю, если посадить тебя перед магнитофоном или ещё лучше перед видеокамерой, чтобы ты рассказала все-все, а потом кассету спрятать в надежном месте, то будет хоть какая-то защита – ну, знаешь, как в фильмах: мол, если со мной что-то случится, то кассета попадет в милицию или там на телевидение – это можно решить...

Она молчала. И я рот закрыла. Пусть подумает. О наших с Димкой подозрениях я ей пока не хотела сообщать, хватит у неё своих забот...

Стоило мне вспомнить Диму – и мысль сразу перескочила. Подлая я все-таки! Хватило совести к Наде пойти, просить, чтобы шпионил кто-то, стыдно-то как! Он такой молодец, обо всем думает, заботится, а я его проверять вздумала. Ну молчун у тебя мужчина, ну не разливается соловьем, свои заботы при себе держит, тебе на душу не грузит – а ты уже недовольна. А он даже тапочки привез!..

Тут Ира прервала мои самокопания:

– Я подумала. Только, по-моему, ничего я такого не знаю, за чем кому-то гоняться стоит. Но ты говоришь – сама не догадываюсь. Давай я тебе все расскажу, что помню, ты вопросы задавай, если что непонятно или, по-твоему, подробней надо. Ну, вроде репетиция получится. А потом уж решим, что надо записывать... для чужих ушей... а без чего можно обойтись.

Ну что ж, правильно она надумала. Бросили мы свою охоту, тем более, что припекало уже заметно и я опасалась за Ирочкину молочно-белую кожу, устроились в тени под яблоней и начала Ира свой долгий рассказ. Как много, оказывается, может сохранить человеческая память!

К нам в агентство она пришла зимой, в самом конце февраля.Встретила её "толстая такая" (Юлечка, золотко мое). Ну,разговоры, кофе, анкета – с этим все ясно.

– Я сначала ни о какой загранице не думала, просто хотела мужа себе найти, лишь бы от мамаши сбежать, она меня так уже достала. А посмотрела, каких вы там женихов предлагаете, – тоска взяла, такие все скучные. Тогда она, сотрудница ваша, и говорит: а почему бы тебе за рубеж не поехать, ты молодая, красивая. Может, твое счастье в какой-нибудь Новой Зеландии. Согласилась я, дала объявление по сети, начали мне ответы приходить. Всякие. От некоторых меня просто пот прошибал, хоть сейчас я понимаю, что ничего там особенного не было, у них на это по-другому смотрят. Но были и нормальные письма. Стала переписываться сразу с десятком женихов, всем фотки одинаковые послала. Они мне уже домой пишут, свои карточки присылают. Ну, некоторых я быстро отшила, но человек семь настырных осталось, не отстают, пишут...

– А что за люди были?

– Ну, один француз из Тулузы, студент. Молодой совсем,восемнадцать лет. Звал к себе, приезжай, мол, нам вместе будетвесело. Но про замужество ни слова, а просто так я и тут бысколько хошь нашла. И языка я французского не знала тогда. Вобщем, перестала я ему писать, – а вообще симпатичный, немножкона Депардье похож... Знаешь, артист такой?

– Знаю, – вздохнула я. Кажется, я для неё все-таки прошлый век. – А ещё кто был?

– Учитель с Филиппин. Этот постарше, двадцать три года. На лицо ничего, хоть, конечно, глаза косенькие, только маленький, меньше меня. И далеко, черт-те где, за морем, и климат тропический, а какой язык у них – я даже не представляю...

– Понятно, этому тоже дала отставку.

– Ага... потом был один фермер из Канады. Приличный мужик и не бедный, и лицо симпатичное, только старый совсем – сорок пять лет, представляешь? У него жена умерла, трое детей, сын старше меня.

– Дальше ясно. Переборчивая ты невеста оказалась.

– Ага. Доперебиралась.

В уголке рта у неё появилась горькая складка, совсем взрослая.

– Прости.

– Что прощать, ты тут при чем?.. Сама во всем виновата. Вобщем, трое их осталось. Решила я тогда к вашей психологичкепойти, Валентине Дмитриевне. Она умная, по письмампсихологический профиль составляет, ну, вроде как портрет.Думаю, пусть расскажет про женишков моих. И от француза письма понесла – очень в Париже побывать хотелось, хоть проездом. Но она мне тоже говорит – мальчишка еще, какой из него муж, а на папины деньги у них не принято семью кормить. В общем, всего двое осталось и оба из Махдена. Только Исмаил в столице живет, а Махмуд – в дыре какой-то, я еле-еле на карте нашла. И из себя Исмаил виднее. А Валентина Дмитриевна говорит, обрати внимание, какой он взыскательный – и язык ему нужно знать, и фигура чтоб хорошая и тренированная, и в искусстве разбираться. Во-первых, значит, зрелый человек и четко знает, что ему нужно, во-вторых, явно ищет жену культурную и представительную по мировым стандартам, значит, чтоб было не стыдно с ней в обществе показаться, выходит, не из простых он, с положением, вот это, мол, действительно муж! Ну, откуда ж ей правду было про него знать, если она только письма читала, как и я...

– И после этого ты уже только с ним одним переписывалась?

– Нет, и со вторым тоже, на всякий случай – пока от Исмаила вызов не пришел и письмо: приезжай, мол, билет оплачу и все расходы здесь, побудь три месяца, познакомимся, на меня посмотришь и на страну.

– И ты согласилась, да?

– Нет еще. Я Махмуду, ну, второму, написала, что хочу сперва в вашу страну попасть, посмотреть своими глазами и познакомиться.

– А он?

– А он ответил, что с удовольствием пригласит меня на целый месяц, если я дорогу туда-сюда сама оплачу, потому что у него был трудный год в делах. Короче, выбрала я козла этого, Исмаила... А сама тем временем занималась, на тренировки бегала, на танцы, английский подгоняла, визу оформляла, как дура, у мамаши деньги клянчила, она гундела, но давала, рассчитывала, что все ей от такого зятька вернется с процентами...

Я почувствовала, что надо бы сделать паузу.

– Курить будешь?

– А есть?

Ой, у неё же и сигарет нет, а она молчит, терпит. Ну да, без денег вернулась, что-то у мамаши цапнула, но тратить не хочет... Ой, бедняга!

– Сейчас принесу!

Пробегая мимо мужчин – они вовсю стучали молотками – я только помахала рукой.

Ира закурила, сильно затянулась. Глаза её смотрели куда-товдаль.

– Слушай, – осторожно сказала я, – может, продолжение отложим на потом?

– Да ладно, раз начала – доскажу. В общем, написала я ему, что согласна приехать, он мне сразу билет заказал – из Заполья лететь надо было. Мамаша меня приодела, чтоб я там смотрелась... Ну, летели долго, с двумя посадками. Прилетели, за таможней меня Исмаил встретил. Он постарше оказался, чем на фотке, но ничего. Повел к машине – длинная-длинная, как трамвай, с шофером. Приехали в дом... ну, тот самый, он мне мою комнату показал, а потом и говорит – по-русски, представляешь? – куда я попала и чем буду заниматься. Я на него кинулась, а тут набежали, скрутили...

– По-русски?!

– Ну да, он, оказывается, у нас учился, в политехническом,собака. Прямо у нас в Чураеве, представляешь? И тогда ещё кнашим девчонкам присматривался, по ихним меркам у нас всекрасавицы, особенно если волосы светлые – у них-то там всечерные, да и мелковатые. А его семеечка, оказывается, этим бизнесом с дедов-прадедов занимается, он на инженера так просто учился, чтобы иметь заграничный диплом. А дальше началось самоепротивное...

Она замолчала. Глаза сузились. Снова сильно затянулась сигаретой.

– Не хочу я про это. Да и вряд ли там что-то для этих, здешних, важное окажется...

– Ну и не стоит лишний раз бередить душу.

– Лучше я расскажу, как удрала и домой вернулась.

– Давай. Тебе на земле сидеть не сыро?

– Ничего. А вообще смешно – самое лето, жарища, а мне после Магомабада свежо даже. Ладно, сейчас докурю – и пойдем дальше жуков ловить. Должна же тебе с меня хоть какая-то польза быть!

Я покосилась на неё – улыбается. Будем надеяться, это она не всерьез.

Мы пробирались вдоль грядок – то согнутые в три погибели, то на корточках, и она, постепенно оживляясь, рассказывала, как готовила побег, как магазинчик нашла, с хозяйкой сблизилась... Как ехала на такси и все погоню за спиной чуяла, как чуть не все свои деньги полицейскому на входе отдала, как внутрь вошла.

– Ну, приняли меня там почти нормально. Рассказала я им, правда, все. Но они ничего, вежливо со мной обошлись. Только сразу отправить не смогли, больше недели я у них проторчала. Паспорт-то у Исмаила остался, а с полицией они связываться не хотели, она там вся купленная и проданная, если б заявили, так ещё могли бы меня там силком оставить. Ну, связались с нашим МИДом, оттуда дубликат паспорта прислали, кому-то хорошо на лапу дали, чтобы вписать въездную визу, короче, хватило хлопот, пока смогли мне выезд оформить. На это время отдали меня на попечение какому-то младшему чиновнику, он и возился со мной...

– А как чиновника-то звали? Понравился он тебе?

– Да нет, не очень понравился. Скользкий какой-то, на местных манерами стал похож, разговором. Я сперва обрадовалась – приятный, светлоглазый... А уж потом разобралась, что он ко мне хуже моих клиентов относился, гнида похабная. А звали его вполне по-человечески: Юрий Дмитриевич.

– Молодой, старый?

– Не очень молодой. Около сорока. Может, тридцать пять, может, сорок пять. С виду старше твоего Димы.

– И твоего Жени...

– Моего...

Она резко выпрямилась и снова уставилась в даль.

– Дай закурить, а?

Пачка у меня была сзади за плавки заткнута, зажигалка – в левом носке. Ира закурила, выпустила дым носом. Еле слышно пробормотала что-то невнятное, но явно не по-русски. Вздохнула:

– На кой я ему нужна такая... порченая... Мало, что ли, честных вокруг?

– Не смей так говорить! Ты же не по своей воле этим занялась! Это они бесчестные, кто тебя заманил и продал, а ты...

– ...а я девушка честная, во все дырки затраханная, кроме ноздрей...

Я такое слышать не могла, зажмурилась, головой трясу, ору:

– Перестань! Перестань сейчас же! Перестань!

И тут мне щеку ожгло, в ушах зазвенело, дыхание перехватило – это она мне пощечину залепила!

Я ошарашенно раскрыла глаза и рот. Кое-как дух перевела:

– Ты чего дерешься?..

– Прости, Ась, это от истерики самое быстрое средство. На сигаретку, закури.