Текст книги "Чистый Дом (СИ)"

Автор книги: Андрей Полторацков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)

– Постой Фрэнк. Может он правду говорит. Только вот это меня ещё меньше радует. Ведь выходит если Дмитрий не знал о существовании отсека и оружия, то всё это предназначалось не ему.

– А кому же?– удивился подошедший Денис.

– Тому, кто осведомлен об этом отсеке и знает, как этим всем пользоваться. Дмитрий, тебя должен был кто-то встретить?

– Конечно. Разумные люди, знающие Порядок, а не дикари…

– Я тебе сейчас таких дикарей покажу,– замахнулся Фрэнк кулаком в сторону Дмитрия.

– Погоди ты,– оборвал его Капитан.– С кем-нибудь конкретным?

– Нет.

– А место посадки было указано у тебя?

– Да, в навигационных системах корабля была помечена предполагаемая площадка приземления. Но ваши люди всё забрали.

– Ладно. У нас будет время это проверить. А пока собирайте тут всё, что есть. Это надо будет показать старцам,– речь Капитана прервала канонада, раздавшаяся снаружи.– Пора уходить. Взрывчатка готова?

– Да.

– Тогда все в проход. А потом взорвем всё к чёрту.

По одному оставшийся отряд спустился в подземный ход, выходивший далеко на юг от крепости. Последним спустился Капитан. Он закрыл люк и поджег фитиль, ведущий к заложенной взрывчатке.

***

– Отдавайте приказ наступать,– сказал человек, сидевший на лошади. Его тело покрывал длинный плащ из грубой кожи, а лицо было полностью спрятано под капюшоном.

– Но господин, зачем нам эти жертвы? Они в западне. Ангар мы полностью окружили. Этим жалким бенгальцем некуда бежать. Они скоро сами сдадутся. А для ускорения этого мы можем поджечь ангар. Мои люди уже готовят смолу.

– Идиот,– человек в капюшоне нагой толкнул в грудь собеседника так, что он упал в грязь.– Если ты подожжешь ангар может пострадать корабль. А мне он нужен в целости и сохранности. И тысяча твоих солдат не стоят того, что находится там. И ты получишь достойную плату, которая с лихвой покроет все твои потери. Отдавай приказ.

– Слушаюсь господин,– с раздражением сказал командир гетов, отряхивая грязь.

Геты открыли огонь по ангару, но крепкие бревна не давали пулям проникать внутрь. Под прикрытием выстрелов передовой отряд медленно подходил к ангару со всех сторон. Когда они были на расстоянии каких-нибудь десяти метров раздался мощный взрыв, озаривший всю округу.

Взрывной волной не только разрушило ангар до основания, но и все близлежащие постройки, в том числе убило и гетов, пошедших на штурм. Подземный проход был завален.

Материал, из которого был сделан космический корабль, предназначенный для межзвездных перелетов, выдержал взрыв, но всё же развалился на несколько частей.

– Только не это!– воскликнул человек в капюшоне.– Немедленно тушите огонь!

*****

Глава 27

Последние пару недель Юрий Георгиевич просто сиял от счастья. Хоть его предложение о модификации корабля не принесло ожидаемого результата, вектор исследований благодаря ему принял новое направление. Его теория набрала больше всего процентов совместимости из всех предложенных вариантов. Но на девяноста двух процентах программа показала сбой и разрушение корабля.

Дома, как считал Юрий Георгиевич, тоже всё наладилось. Хоть часто уходить с работы пораньше ему не удавалось, вечерами он отключал все средства связи и, стараясь наверстать упущенное за последние годы, всего себя отдавал жене и детям. Как-то раз, встретившись в коридоре с Михаилом Петровичем, он с гордостью сказал:

– А мы семьей вчера ходили в зоопарк. Очень увлекательно.

– Рад за вас. Как супруга?

– Счастлива Михаил Петрович,– делая ударение на слове “счастлива” ответил Юрий Георгиевич.– И я счастлив. И заметьте, на работе я тоже не отстаю от других.

– Вы играете с огнем дорогой друг. Не опалите себе крылья. Вам может показаться, что всё хорошо и вы всюду успеваете. Но рано или поздно этот мыльный пузырь лопнет. И вам может не понравиться то, с чем вы останетесь.

– Всегда бывают исключения.

– Поверьте, я искренне надеюсь, что это именно тот случай. Но я реалист.

Одним днем, когда Юрий Георгиевич обедал в кафе после очередного совещания, к нему подошли Доктор Аллон и Доктор Пристон.

– Здравствуйте уважаемый коллега,– поприветствовал его Доктор Аллон с присущим ему акцентом.– Не возражаете если мы присядем?

– Разумеется, присаживайтесь,– ответил Юрий Георгиевич, обводя взглядом полупустой зал, в котором было множество свободных столиков. Этот взгляд не остался незамеченным американцами.

– Сегодня установилась небывалая жара в городе,– заметил Доктор Пристон, делая глоток холодного кофе.

– В июне так всегда. В августе будет прохладней Доктор Пристон. А вы не любите жару?– холодно ответил Юрий Георгиевич.

– Я вас умоляю, мы столько времени уже работаем вместе. Зовите меня просто Джек. А Доктора Аллона – Бил. Мы ведь практически одна семья,– улыбнулся Доктор Пристон.– Пусть и интернациональная. И да, Юрий, жара не по мне. Я родом из Миннесоты, не самый жаркий штат.

– А вы Бил как относитесь к Московской погоде?

– Лучше, чем Джек, но всё же предпочитаю более прохладный климат. Море или океан тоже бы скрасили жару. Но, увы, Москва находится черт знает где от ближайшего побережья. Тут летом сущий ад. Вот были бы мы с вами сейчас где-нибудь в Калифорнии, я бы отвез вас на превосходный пляж. Там великолепный песок и множество баров с бесконечным количеством прохладительных напитков.

– Бил не сыпь соль на рану. Кажется, так вы тут говорите?– уточнил Доктор Пристон у Юрия Георгиевича.

– Так почему бы вам туда не отправиться, если там так хорошо?

– Америка это пройденный этап. Уже около трех лет мы трудимся на благо России. Стоит одной ноге пересечь американскую границу, как она тут же окажется в кандалах.

– Это очень похоже на Америку,– Юрий Георгиевич демонстративно посмотрел на часы.

– Зря вы не любите Штаты Юрий.

– А за что мне их любить?

– Америка это прекрасная страна,– Доктор Аллон закрыл глаза и широко улыбнулся.– Америка это не только мировой центр развлечений, отдыха, бизнеса, но также и страна больших возможностей?

– Возможностей?– усмехнулся Юрий Георгиевич.– А не просветите ли меня Бил, каких именно возможностей?

– Как каких?– удивился Доктор Аллон.– Да любых. Вы можете творить, придумывать, производить. Будучи в Америке перед вами открывается такой спектр направлений вашей деятельности, что даже вообразить трудно. Вы можете заниматься чем угодно.

– Или правильнее сказать “чем по средствам”,– поправил его Юрий Георгиевич.– Вы забываете, что Америка это в первую очередь страна денег. Платное образование, платная медицина. И все те развлечения, о которых вы говорите, тоже платные. Быть может, если вы богаты, то тогда в Америке перед вами масса возможностей. Но я вам открою секрет Бил, если вы богаты, то перед вами и в самом большом захолустье мира откроется масса возможностей. А вот если денег нет, то Америка единственное что может предложить, так это большой пинок под зад.

– Вы ошибаетесь,– вмешался в спор Доктор Пристон.– Да, в начале века было много проблем в социальной сфере. Однако сейчас вопрос денежного и социального неравенства преодолен в Америке. Любые двери открыты перед любым человек. Главный критерий это единство двух: желание работать и умение работать.

– Джек, вам надо юмористическую передачу вести,– улыбнулся Юрий Георгиевич.– Я вас умоляю, вопрос денег и социального неравенства преодолен! Да Америка сейчас самая неравноправная страна в мире. Взять хотя бы один Нью-Йорк и его гетто.

– Это совсем другое дело. Гетто это преступные районы. Его жители сами выбирают свой путь. А демократичная Америка не навязывает им стереотипы, не загоняет в рамки как в России. Если они избрали путь нищенства, не желая работать, это их право.

– Конечно, жители гетто сами выбирают путь не получать образование, медицинское обслуживание и быть застреленными в двадцать пять,– сыронизировал Юрий Георгиевич.– Вы бы хоть со стороны себя послушали. Вот ответьте мне на вопрос Джек. Гетто это рассадник преступности?

– Разумеется.

– А если ваша Америка такая великая и хорошая, то почему она с этим явлением не борется? Почему не устранит эту преступность?

– Это крайне сложно.

– Чушь. Сложно быть может только с финансовой стороны. Постройте школы, больницы, создайте рабочие места. Сделайте нормальные условия для жизни.

– Это не приведет ни к чему. В основе жителей неблагополучных районов лежит нежелание людей, их населяющих, трудиться. Они как паразиты, хотят только получать, не прилагая никаких усилий при этом.

– Вы ошибаетесь. Неужели если бы вы кому-нибудь сказали, что дадите жилье для семьи, дадите работу, чтоб он мог содержать семью, для его детей построите школы, больницы, спортивные площадки, он бы ответил, что ему это всё не нужно? Что он предпочитает быть вором, убийцей и рисковать своей жизнью ради куска хлеба? Глупости. Любой, даже самый убогий район, элементарно превратить в фешенебельный квартал. Стоит только захотеть. Но властям Америки это не надо. Им выгодно наличие гетто.

– Зачем же оно может понадобиться?– поинтересовался Доктор Аллон.

– Рабы Бил. Всё очень просто. Чтобы процветать, перепроизводить, богатеть и жиреть Америке нужны рабы.

– Это глупости. В Америке рабство отменено давным-давно.

– Удивительно как американцы плохо знают собственную историю и свое законодательство. Вы считаете, что рабство было отменено? А я скажу, что оно было в Америке всегда и есть до сих пор. И готов поспорить с вами на бутылку коньяка, что докажу это вам.

– Пари принято. Просветите нас.

– По закону, рабство было запрещено. Это так. Однако была небольшая поправка. А именно, рабский труд запрещен за исключением бесплатного труда тех, кто провинился перед обществом. То есть преступников.

– Преступники должны отрабатывать долг перед обществом за совершенное преступление. Это не рабство.

– Подождите с выводами. Конечно, преступники должны искупать свои грехи перед обществом. Но не такими методами. В Америке очень популярны частные тюрьмы, которые находятся под тотальным контролем их собственников. Процент частных тюрем в Штатах на прошлый год составил девяноста три.

– И что же в этом плохого?

– А то, что так называемые собственники тюрем получают деньги за выполнение определенных работ, куда они направляют заключенных. Будь то строительство дорог, домов, копание траншей или Бог знает что ещё. С полученных денег платится налог в казну государства, оплачивается труд тюремной охраны, коммунальные расходы. А всё остальное собственники тюрем кладут себе в карман. Заметьте, что заключенным ничего не платят. Они кроме еды и клетки ничего не получают. Вот вам и бесплатный труд за еду и койку в интересах одного человека. Чем вам не рабство?

– Позвольте возразить,– сказал Доктор Пристон.– Эти люди совершили преступления. Их насильно никто не захватывал, не похищал. В рабство их не продавали. Этих людей предавали честному суду, который определял наказание соразмерно совершенному преступлению.

– Вы опять опережаете события. Говорите соразмерное наказание? Вы уверены, что наказание соразмерно совершенному преступлению? Посмотрите, чтоб так называемых рабов было много и работали они долго, ваши законодатели установили весьма интересную шкалу градации наказаний. Так, нередки случаи, когда за кражу ста тысяч долларов давали пятнадцать и двадцать лет тюремного срока. Это же безумство. Попытка побега – плюс ещё пятнадцать лет. Если кого убил – восемьдесят лет. Если же несчастный не дай Бог убил кого-то при ограблении, а потом оказал сопротивление при аресте, то тут всё, лет так сто двадцать ему обеспечено.

– В Америке суровое законодательство, это правда.

– Вы говорите, что их никто не продавал? Я вам возражу. Их продало. Государство. А стоимость этих рабов составляется из суммы налогов, которые владельцы тюрем уплачивают за работу. Но и это ещё не всё.

– Что же ещё?

– Изучите статистику условного досрочного освобождения по американским тюрьмам. Вы будете очень удивлены. Ведь отпускают досрочно в основном только тех, кто достиг глубокой старости, то есть тогда, когда заключенный уже не может работать и приносить деньги. И действительно, зачем держать раба, который не может работать, а кормить его надо. Ведь тогда этот заключенный приносит только убытки. И вы называете это актом милосердия, будто бы человек искупил свою вину перед обществом. Хотя на самом деле он стал просто ненужным отработанным хламом в американской капиталистической системе. В Американской пенитенциарной системе главное не наказание человека за преступление, не искупление долга перед обществом, а бесплатная работа во благо какого-то дяди. Вот и всё. Есть все основные составляющие, а именно: труд в течение всей жизни за еду и место для сна в корыстных интересах конкретного человека, который покупает это право у государства за деньги. А вы говорите рабства нет.

– Но причем тут гетто?

– Это просто. Чем меньше человек получает возможностей для саморазвития, тем больше он деградирует. Дайте ребенку скрипку – он начнет играть и сочинять. Дайте ребенку пистолет и иглу – он будет убивать и станет наркоманом. Чем меньше в гетто возможностей для построения нормальной жизни, тем больше потенциальных преступников и как следствие – рабов. Гетто – это своего рода инкубаторы, где рождаются американские рабы. Человек, рожденный в гетто, сразу попадает в систему, из которой выбраться удается единицам.

– Но в тюрьмах работают не только те, кто родился и воспитывался в гетто.

– Опять же посмотрите на статистику,– продолжал Юрий Георгиевич.– Америка первая в мире страна по количеству заключенных. При этом девяноста процентов заключенных составляют афроамериканцы и латиносы. Белых всего десять процентов. Да, не все заключенные выходцы из гетто. Но подавляющее большинство из них из бедных штатов, маленьких городов, где нет нормального образования, где нет работы. Гетто называют отдельные кварталы в крупных городах и пригородах. Но если взглянуть шире, в гетто проживает пол Америки.

– Я всё же настаиваю, что заключенные, сколько бы лет они не трудились, не могут считаться рабами,– возмутился Доктор Пристон.– Рабы остаются рабами всегда, и их дети рождаются рабами. Дети заключенных – свободные люди.

– Разумеется, Джек, нельзя говорить о классическом рабстве. Всё же мы живем в двадцать первом веке, а не в семнадцатом. Но между американскими заключенными и рабами с плантаций очень много схожего. Разве рабам не могли дать вольную? Могли, и я скажу вам более, что многим рабам даровали свободу. Особенно на севере Штатов ещё до гражданской войны. А освобождение из тюрьмы можно сравнить с этой же вольной.

– Рабов, которым даровали свободу, были единицы. Остальные, особенно на юге, были рабами до самой смерти.

– Как и те, кто отбывает заключение сроком в сто и более лет. Или вы думаете, что у них есть шансы дожить до конца своего срока?– улыбнулся Юрий Георгиевич, наливая себе чай.– Кроме того, вспомните про Луизианское восстание две тысячи сорок первого года и его последствия.

– Луизианское восстание это черное пятно в истории Америки,– согласился Доктор Пристон.

– Джек,– спросил его Юрий Георгиевич,– а что вы подразумеваете под “черным пятном”, Луизианское восстание или Луизианское побоище?

– Само событие. Это было ужасно. Сколько людей понапрасну погибло,– посетовал Доктор Аллон.

– Бил, говорите всё как есть. Не просто погибло, а было безжалостно убито. Луизианское восстание две тысячи сорок первого года – это был не просто митинг, это было крупнейшее восстание афроамериканцев против несправедливости и неравенства, установившегося в Америке. Это был настоящий вызов сложившейся системе. И чем всё закончилось? Вместо того чтобы прислушаться к таким простым и понятным требованиям, как равенство, человеческое отношение, решение социальных проблем, и искать компромиссы, что сделали власти в Америке?

– Прибегли к помощи армии, чтобы разогнать демонстрантов…

– Чтоб разогнать собственных граждан, имеющих право говорить и быть услышанными. И не просто разогнать, а уничтожить. Сколько человек тогда было убито Бил?

– По данным, озвученным в СМИ, около трёх тысяч.

– Три тысячи!– повторил Юрий Георгиевич.– Хотя я уверен, что число жертв гораздо больше. Так вот, за одну ночь расстреляли три тысячи афроамериканцев, которые просто хотели, чтобы с ними считались как с равными, что как вы говорите, и так предусмотрено Конституцией США. И ответьте на вопрос, сколько представителей силовых структур были привлечены к ответственности и понесли наказание?

– Ни один,– промолвил Доктор Пристон.

– Ни один,– медленно повторил Юрий Георгиевич.– Видите, за убийство трёх тысяч мирно митингующих афроамериканцев никто к ответственности привлечен не был. Уголовное дело было развалено. Насколько я помню, в Америке в рабовладельческий период, убивать рабов тоже можно было безнаказанно. Вот вам ещё одна параллель. И вы продолжаете утверждать, что в Америке нет рабства? А что же это тогда?

– Вы сгущаете краски. Подобным образом можно описать любую страну.

– Ну опишите Россию. Только у вас не получится. Можете и не стараться. В России совершенно по иному устроена пенитенциарная система. У нас более толерантно относятся к преступникам. Увы, чаще даже более снисходительно, чем к пострадавшим. Вы ни в одной картотеке дел не найдете, чтоб кому-нибудь дали 40 или более лет заключения. Труд заключенных оплачивается. И все доходы от труда заключенных идут в государственную казну. В этом огромная разница, которую невозможно отрицать.

– Но ведь есть и более толерантные страны, та же Норвегия.

– Мы сейчас не сравниваем разные страны, не ищем кто лучше, а кто хуже. Мы говорим про рабство в Америке. И отрицать его наличие в Штатах это то же самое, что признаться в собственной слепоте. Рабство там есть, и в промышленных масштабах,– закончил Юрий Георгиевич.

– Что ж Юрий. Не могу согласиться полностью с вашей позицией,– пожал плечами Доктор Аллон.– Но могу согласиться с тем, что бутылка коньяка с меня. Это пари за вами, но я жажду реванша.

– Вы поймите, дорогой друг,– поддержал коллегу Доктор Пристон,– мы не хотим сказать, что Америка идеальная страна. В ней есть много такого, чем гордиться нельзя. И есть много людей, которых хотелось бы забросить на какую-нибудь далекую необитаемую планету. Но в ней есть и много хорошо.

– Джек, вы мне тут уже час говорите, что в Америке много хорошего, но не привели ни одного примера.

– А природа? В Америке есть чудесные места.

– Природа и география стоят в стороне, так как не от человека зависит, где что окажется. Чудеса природы можно найти даже в самой варварской стране, но прекраснее она от этого не станет. Главный показатель – это именно отношение власти к людям и людей к власти. Но оставим эти споры, это может продолжаться часами. Лучше объясните мне, если там так хорошо как вы описываете, то почему вы работаете здесь, а не на благо Америке?

– Здесь больше платят,– улыбнулся Доктор Пристон после секундного молчания.

Глава 28

Как только Юрий Георгиевич пришел к себе в офис к нему тут же подошел молодой человек лет двадцати, одетый в черный костюм и черную сорочку. Профессор сразу понял, что это от Андрея Ивановича.

– Юрий Георгиевич,– сказал пришедший,– вас желает видеть Андрей Иванович.

– Конечно, я к нему сейчас зайду, только разберу кое-какие бумаги…

– Андрей Иванович желает видеть вас немедленно,– сказал молодой человек тоном, не оставляющим выбора.– Следуйте за мной.

“Их этому с юности учат. Сказал, как убил, – подумал про себя Юрий Георгиевич.– Да уж, разговорчик будет не из приятных. Не стоило мне отключать телефон на все выходные”.

С этими мыслями профессор вслед за сотрудником аппарата администрации президента отправился на верхний этаж, где его ждал Котов Андрей Иванович.

– Садитесь, Юрий Георгиевич,– с порога приказал ему первый советник президента.

– Здравствуйте, я…– профессор хотел всё объяснить, но Андрей Иванович оборвал его жестом руки. Наступила непродолжительная пауза, в течение которой советник президента пристально смотрел на профессора.

– Вы знаете, Юрий Георгиевич, сколько людей мне поручилось за вас?– начал он.– И что это за люди?

– Могу представить,– ответил Юрий Георгиевич, словно нашкодивший ученик на приеме у директора.

– Можете. А что же вы тогда всех этих добропорядочных господ и дам подставляете? Или вам всё равно, что по вашей вине этим людям могут меньше доверять в будущем?

– Конечно нет Андрей Иванович…– снова жест рукой оборвал речь профессора.

– Тогда объясните, по какой причине вы отсутствовали на сегодняшнем совещании?

– Сегодня было совещание?– удивился Юрий Георгиевич.– Я не знал, я бы ни за что его не пропустил.

– Разумеется, вы не знали. Вам об этом не сообщили. А не сообщили из-за того, что не смогли с вами связаться. Все выходные ваш телефон был отключен, а почту видимо вы не проверяете.

– Я отключил телефон. Мы с семьей ездили загород,– оправдывался Юрий Георгиевич.

– Поездка загород, как это мило. Особенно это было бы мило, если бы тут выпускали плюшевые игрушки или подстилки для пикников. А я что-то подобного тут не вижу. А вы?

– Нет, но…

– Никаких но!– Андрей Иванович повысил голос.– Мы здесь не в игрушки играем. Это самый засекреченный объект на всей планете. Мы выполняем государственный приказ строжайшей секретности, от которого зависит будущее всех: мое, ваше, президента, да всех людей Земли. После того как вы дали согласие на участие в проекте вы перестали принадлежать самому себе. Теперь вы всецело принадлежите государству. И вы должны быть готовы по первому же звонку в любое время дня и ночи явиться куда вам скажут и делать то, что вам велят.

– Я не на это подписывался,– вспылил Юрий Георгиевич.– У меня есть семья!

– Тихо!– тем же повышенным металлическим тоном оборвал его Андрей Иванович.– В сложившейся ситуации семья вторична. Главное, что имеет значение – это проект. Всё остальное не должно мешать выполнению вашей задачи – построению корабля по заданным параметрам. Вы даже не представляете, что от этого зависит!

– Я так не могу. Мне нужно уделять время и семье. Я и так вынужден от жены всё скрывать. Не заставляйте меня делать выбор.

– Юрий Георгиевич,– тон Андрея Ивановича смягчился,– а выбора уже никакого нет. Он был. И вы его сделали. Пару месяцев назад, в институте, когда открыли желтую папку. Именно в тот момент вы решили свою судьбу. Вы могли отказаться, но научное любопытство и живой интерес взяли вверх. И папку вы открыли, будучи предупрежденным обо всех последствиях этого шага. И я что-то не помню, чтобы вы просили время для того, чтобы посоветоваться с семьей. Теперь выбора у вас никакого нет. Только одно – подчинение и исполнение своих обязанностей. До победного конца. А после этого вы сможете вдоволь проводить время со своей семьей. Сейчас же для вас должна существовать только работа.

– А если я откажусь?

– Откажетесь?– удивленно спросил Андрей Иванович.– Вы не откажитесь. Вы не из тех, кто вот так берет и выкидывает свое будущее на помойку. Вам нравится то, что вы делаете. Вы любите творить, создавать. А где вы найдете больше возможностей для этого, чем здесь? И вы прекрасно понимаете, что этот проект самое важное событие в вашей карьере. Люди вашей натуры держатся даже за самую тонкую соломинку, пусть даже и с острыми шипами, если она соединяет их с мечтами, идеалами, устоями. При этом вы не обращаете внимания на окружающих вас людей. Для вас главное – это воплощение идей и идеалов в жизнь.

– Это не правда, я не такой.

– Такой Юрий Георгиевич, просто вы этого ещё не поняли. Но на всякий случай я вам всё же разъясню последствия шага, на который вы хотите решиться сгоряча. Из этого проекта можно устраниться двумя способами. Первый – это выполнить все поставленные перед вами задачи.

– А второй?

– Сомневаюсь, что вы хотите о нем узнать.

– Позвольте это решать мне.

– Будь по-вашему. Второй способ – это потеря трудоспособности. Поскольку вы работаете головой, то в вашем случае потеря трудоспособности может быть только одной – потеря головы. Вам всё понятно?

– Яснее некуда,– промолвил Юрий Георгиевич. Он только сейчас начал понимать во что ввязался. И если до сей поры профессор видел во всем этом проекте только научный интерес, то сейчас он предстал перед ним с новыми красками, окрашенными в темные тона. Он понял, что просто так его не отпустят, о чём ему только что убедительно дал понять Андрей Иванович.– Я могу идти?

– Да, вы можете вернуться к своим обязанностям. Поскольку вас не было сегодня на совещании довожу до вашего сведения, что завтра вы со мной и профессором Зельциным уезжаете на пару дней.

– Как на пару дней? У меня у сына будет игра. Я обещал, что приду.

– Значит скажите, что придти не получится. Не стоит начинать наш разговор сначала.

– Опять секреты от семьи? Сколько так можно?! Мне это нельзя, другое нельзя, ничего нельзя говорить. Что по вашему я скажу жене?

– Скажите, что вас отправляют в другой город, для обмена опытом между институтами. Или что-либо иное. Всё что угодно, кроме правды,– спокойным голосом ответил Андрей Иванович, словно речь шла о каком-то пустяке.

– А куда мы едем?

– Вы всё узнаете в свое время. А теперь можете идти. И последнее Юрий Георгиевич, так сказать совет на будущее. Не разочаруйте меня. Не стоит этого делать.

Юрий Георгиевич в бешенстве вышел из кабинета Андрея Ивановича. Всё внутри у него горело огнем. Он хотел тут же пойти к себе, собрать все вещи и бежать как можно дальше отсюда. И в сущее негодование его приводило то, что сделать этого он не мог.

Профессор всегда старался быть независимым от работы человеком. Он любил то, чем занимается, работа доставляла ему удовольствие. Но Юрий Георгиевич всегда предпочитал думать, что стоит ему только захотеть и он сможет работу отодвинуть на второй план, взять отпуск и уехать куда-нибудь с семьей или просто провести время дома. Он считал, что в отношении с работой занимает главенствующую позицию.

Сейчас же Андрей Иванович недвусмысленно дал ему понять, что он сам себе не хозяин. Что над ним есть работодатель, который волен распоряжаться его судьбой. А Юрию Георгиевичу остается только слепо подчиняться. Даже если из-за этого пострадают его отношения с женой.

Профессор зашел в кафетерий и попросил стакан холодной воды – от негодования его бросило в жар. Он пытался понять, когда же всё так изменилось. Вот он студент, практикант, аспирант, наконец, доктор. После он работает в институте, всегда веселый, жизнерадостный. Изобретает, преподает, становится профессором. И тут он становится подневольным работником, беспрекословно выполняющим приказы сверху. Когда он из свободного молодого человека превратился в раба средних лет? В какой момент работа взяла вверх над ним?

Раньше ему всё удавалось совмещать. Теперь же страдает либо семья, либо его научная деятельность. Неужели Михаил Петрович был прав, говоря о том, что истинному ученому невозможно совмещать работу и семью? Неужели нужно делать выбор?

Профессор был так поглощен своими размышлениями, что не заметил, как к нему подошла Елизавета Денисовна.

Елизавете, инженеру космостроения и доктору физических наук, недавно исполнилось тридцать два года. Она также, как и Юрий Георгиевич входила в группу профессора Зельцина. В последнее время между ними сложились теплые дружеские отношения.

– Привет Юра. Неприятный разговор с Котовым?– поинтересовалась она, кладя руку на его плечо.

Юрий Георгиевич не сразу ощутил касание, и не сразу понял, что обращались именно к нему. Словно пробуждаясь ото сна он ответил:

– Привет. Даже не представляешь насколько неприятный. Отчитал меня как провинившегося мальчишку.

– Я сама Котова как огня боюсь. Стороной обхожу его, если в коридоре замечу. Такое ощущение, что он прямо в душу смотрит и знает все, о чём я думаю. От одного взгляда мурашки по коже. Зря ты пропустил сегодняшнее совещание. Он был зол. Хотя по нему практически невозможно сказать, что он чувствует и способен ли что-нибудь чувствовать вообще. А почему ты не пришел?

– Я с Мариной и детьми уезжал на выходные загород. Чтобы никто не беспокоил отключил телефон.

– Это ты конечно зря. Всех в субботу оповестили о совещании. Что тебе Котов сказал?

– Сказал, что завтра я с ним и Зельциным уезжаю куда-то на несколько дней. Он на совещании про это ничего не говорил?

– Про поездку ничего. Интересно, куда это.

– Надеюсь не в тюрьму,– иронично улыбнулся Юрий Георгиевич.

– Не переживай Юра, всё обойдется,– успокаивающе погладила его по руке Елизавета Денисовна.– Может к начальству поедете. Он на совещании говорил, что руководство требует отчета о ходе строительства и подготовке корабля к старту.

– Уж лучше в тюрьму, чем к начальству Котова,– усмехнулся профессор.

– Ну вот, ты уже улыбаешься. Ко всему нужно относиться с позитивом.

– Не на всё можно смотреть через розовые очки Лиза. Не во всех вещах есть позитивные стороны. И кому как не тебе это знать. Что-то тут творится странное, нехорошее. Нутром чувствую что-то неладное. Сегодня у меня как пелена с глаз спала.

– Что ты имеешь в виду?

– Пока и сам не знаю. Поживем, увидим. Просто будь аккуратней.

– Обещаю, буду смотреть в оба,– улыбнулась Елизавета Денисовна.– Теперь расскажи, как отдохнул на выходных.

– Отдохнули великолепно. Но сегодняшнее утро всё перечеркнуло. До сих пор отойти не могу.

– Выброси это из головы. Как бы ты не переживал всё равно уже не изменишь тот факт, что сегодня не пришел на совещание. Так что зачем переживать по тому, что уже изменить нельзя. Просто не думай об этом.

– Тебе легко говорить, а мне вот завтра с ним ехать непонятно куда. А я даже в глаза не могу ему смотреть.

– А ты очки солнечные надень. С зеркальными стеклами. Пусть сам на себя смотрит. Может окаменеет как Медуза Горгона.

– Спасибо тебе,– обнял Юрий Георгиевич Елизавету Денисовну.– Разговор с тобой меня всегда успокаивает. Ладно, пойду я. Надо наверстывать упущенное время. Дел много.

*****

Глава 29

– Доложите генералу Париосту, что прибыл гонец из крепости Розенборг,– крикнул Максим на подходе к проходной военной администрации города Тарнара.

После получения приказа от Капитана Максим сразу же отправился в город за подкрепление. Он пытался добраться до Тарнары как можно быстрее, в связи с чем не жалел ни себя, ни свою лошадь. Весь в пыли, с взлохмаченными волосами и потрескавшимися от жажды губами, после безостановочной езды Максим наконец-то добрался до города.

– Куда прешь солдат?– огрызнулся на Максима постовой.– В таком виде тебе только под мостом наргон пить, а не на прием к генералу идти. А ну пошел вон отсюда.