355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Гребенщиков » Голоса выжженных земель » Текст книги (страница 60)
Голоса выжженных земель
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:22

Текст книги "Голоса выжженных земель"


Автор книги: Андрей Гребенщиков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 70 страниц)

– Я хочу знать, что со мной сделают подмосквичи!

– Я уже говорил, они адекватные люди, вряд ли стоит ждать кровавых ритуалов, жертвоприношений и каннибализма.

– Успокаиваешь свою совесть? Мол, сдам девку на ответ-хранение знакомым пацанам, а они ее даже пальцем не тронут, пожурят за какое-нибудь убийство и с миром отпустят домой. Так ты себе это представляешь? – Лю распалялась от собственных речей, однако недостаточно, чтобы зажечься по-настоящему.

– Совесть к работе не имеет ни малейшего отношения. Ты сильно ею мучилась, когда людей на тот свет отправляла?

– Я убивала в основном всяких тварей. Бандитов, насильников…

Кузнецов грубо прервал ее:

– В основном? Очень удобное оправдание – «в основном»… А я выполняю заказ на девочку-убийцу, тварь, которая ради денег готова на любое преступление. Так что напрасно ты беспокоишься о моей совести, она абсолютно спокойна и сейчас тихо-мирно дремлет себе в морально-этической нирване.

Высотные дома скоро кончились, сменившись приземистыми малоэтажками, те уступили место пустырям вдоль раздвоившейся дороги, разделенной на равные половинки железным горизонтальным швеллером. Броневик не сунулся в ближайшую правую полосу, плотно забитую самым разнообразным транспортом, а миновал разделительный швеллер и пошел по встречному направлению – «против шерсти». Машин, которые в последний час ушедшей цивилизации стремились попасть в гибнущий мегаполис, было намного меньше, и все они теперь кучковались на обочине, сметенные с дороги неведомой силой.

– Подмосквичи грейдером прошлись, расчистили себе путь, – Кузнецов правильно истолковал удивление Лю, однако неизвестное слово «грейдер» совершенно обесценило его объяснение.

В салоне становилось жарко, злокозненное светило не могло выжечь людям защищенные светофильтрами глаза, но попыток навредить не оставляло ни на миг. Его смертельные лучи нагревали внутри кабины все, до чего только могли дотянуться!

Когда терпеть стало совсем невмоготу, антиквар-водитель нажал на панели кнопку с ничего не говорящей Летиции надписью «А/С». И уже через минуту сквозь дефлекторы внутренней вентиляции задул сказочно приятный охлажденный воздух, легко победивший духоту и удушье.

– Что это? – удивлению девушки не было предела. Впрочем, одну из версий тут выдвинула ее неугомонная, слабо подкрепленная знаниями о прошлой жизни эрудиция. – Холодильник?

Александр насмешливо хмыкнул:

– Почти угадала. Это его мобильный брат – кондишен. Знатный борец за микроклимат салона и комфорт вверенных ему пассажиров!

– Что ж ты раньше не включал этот чудо-кондишен, зачем душегубкой изводил свою нежную и ранимую попутчицу? – искусственная прохлада подействовала на девушку умиротворяюще, и скандалила она теперь через силу, с плохо скрываемой ленцой.

– У каждого агрегата есть свой ресурс. Когда кондиционер гакнет в отведенный ему срок, где я фреоном его заправлю? В Москве нынче худо с сервисами… – Кузнецов бережливо уменьшил поток холодного воздуха. – Хвала автомобильным богам, пашет, родимый, уже восьмой год, почему хладагент до сих пор не улетучился, одному Мегатрону известно… Вот и берегу ценную опцию до последнего, не гневлю небесных защитников.

– Восемь лет? Значит, столько ты владеешь своим «Волком»?

Александр понял, что сболтнул лишнего, и немедля насупился. Наблюдать воочию процесс «насупления» Лю не могла физически, ей мешала зеркальная маска антиквара, однако его напряженная поза выдала душевные терзания с головой.

– Знаешь что, девочка Лю, ты действуешь на меня чересчур… – Кузнецов на секунду задумался, – расслабляюще и обезоруживающе. Это, честно говоря, странно: обычно хамы и лезущие под кожу наглецы, наоборот, напрягают и бесят отчаянно.

– Не меняй тему, – Летиция не попалась на уловку. – Что случилось восемь лет назад?

Броневик дернулся, но не как в прошлый раз, когда коварный Кузнецов оттормозился со всей дури, сейчас тяжеленную многотонную махину без видимых причин бросило в сторону, чуть не впечатав в швеллер. Александр вовремя среагировал, молниеносно выровнял петляющую по дороге машину и вернул на прежнюю траекторию.

– Какого…

Новый боковой удар, теперь со стороны Лю, она почувствовала, как нечто массивное врезалось в правый борт, в заднюю часть кузова. Взвизгнули теряющие сцепление покрышки, броневик пошел юзом, зад понесло к обочине, передок стало закручивать к швеллеру – автомобиль грозило развернуть на месте вокруг своей оси. Кузнецов отчаянно рванул руль в сторону заноса и одновременно вдавил педали газа и тормоза в пол. Затрещали АБСом тормоза, обороты двигателя рванули к красной зоне тахометра, шины, теряя резину, вгрызаясь грунтозацепами в дряблое, неоднородное покрытие мертвой два десятка лет дороги, протестующе загудели, засвистели, заголосили – но сдюжили, помогли матерящемуся сквозь зубы водителю поймать машину в скольжении. «Волк», вновь послушный рулю, по касательной, без особого ущерба корпусу, задел швеллер и с приданным ускорением «лег» на заданный человеком курс.

Кузнецов, усмирив броневик, что есть силы ударил по газу, бросая «Волка» вперед. Нужно было уходить от погони!

– Кто… напал? – у Летиции перехватило дух.

– Не знаю, по зеркалам не понять, солнце слепит, – Кузнецов говорил прерывисто, тоже стараясь успокоить сбившееся дыхание.

– Но они… за нами?

– Не знаю! Не ви…

Новый толчок, пришедшийся по заднему бамперу, оказался хоть и заметным, но не сильным, «Волк» не сбился с пути, не потерял управляемость.

– Похоже, они не поспевают за нами! – Александр даже не думал скрывать облегчения, в голосе слышалась неподдельная радость. – Еще чуть-чуть и оторвемся!

Броневик вновь ускорился, разгоняясь до пугающей девушку скорости. Все вокруг мелькало, теряя очертания, сливаясь в единое разноцветное пятно.

Однако во внешнем мире нашлись вещи, способные опередить даже броневик, вот-вот рискующий преодолеть звуковой барьер, – Летиция когда-то читала о нем и сейчас была уверена, что низко летящий «Волк» вот-вот нарушит дозволенный предел, доступный только звуку. Кузнецов мог бы ее успокоить, объяснив, что сто двадцать километров в час ни в коем случае не покушаются на скоростные достижения звуковых волн, однако сам в эту секунду с изумлением наблюдал, как их, словно стоячих, обходили справа и слева трех– и четырехколесные байки.

– Твою мать! Рейдеры!

– Кто?!

– Кто-кто… за сиропчиков твоих рейдеры впряглись. От этих уже не оторвемся.

Пронесшиеся мимо рейдеры исчезли из виду, скрывшись за ближайшим поворотом, однако стоило броневику выехать на ровный участок дороги, как по его корпусу и лобовому стеклу застучали автоматные пули, с неприятным хрустом разлетелась одна из передних фар. Байки ждали их метрах в ста пятидесяти впереди, а их седоки планомерно расстреливали приближающийся броневик из стрелкового оружия.

– Нам же не страшны «калаши»?!

– «Калаши» – нет, – Кузнецов мотнул головой, но он явно ждал чего-то потяжелее и, к несчастью, дождался.

Воздух расчертила белая, клубящаяся дымом полоса, а спустя мгновение древняя фура, стоящая на обочине, полыхнула нестерпимо ярким огнем, раздался взрыв, и во все стороны полетели остатки ни в чем не повинного грузовика.

– Шайтан-труба, – констатировал антиквар и нажал на тормоз. Демонстрация силы оказалась успешной, первый выстрел предупредительный, а второго лучше не дожидаться. – Хьюстон, у нас проблемы.

Глава 15
Танцы в лазерном дыму

Иду первым, жалея маркиза, слишком тот напуган. Я бы с удовольствием обозвал его ссыклом, только чувствую себя не намного увереннее.

– Заходим? – тяну руку к двери. А еще я тяну время, не хочу внутрь. НЕ-ХО-ЧУ!

Зулук нервно кивает. Как скажешь, друг шизоид!

Дверь не заперта, и петли, давным-давно забывшие о смазке, пронзительно скрипят. О скрытности можно забыть, вся округа уже в курсе деятельности какого-то идиота, посягнувшего на проклятую башню. На самом деле идиотов целых два, но что это меняет?

Топчусь в нерешительности на пороге, и деликатно-трусливый Зулук, дышащий в спину, меня отнюдь не подгоняет. Дать бы стрекача отсюда на первой космической, пусть стыдно, зато быстро-быстро!

– Давай, солдатик, что толку на улице вымораживаться.

Как воспитанный человек, уступаю инициативному товарищу дорогу: прошу, господин торопыга, рветесь в бой, мешать не буду!

– Сволочь, – коротко благодарит он и… не сходит с места.

– Ну и кто из нас сволочь? – набираю в легкие побольше воздуха и, как отчаянный ныряльщик, готовящийся к прыжку в ледяную, безжизненную воду с высоченной скалы, делаю шаг.

Внутри что-то неправильно… очень неправильно. Звук! Такого звука быть не может. Отголосок грохочущей в отдалении музыки. Ритмичное дискотечное «бунц-бунц», стены – здесь они другие, отштукатуренные и облагороженные плохо различимым в полутьме декором – вибрируют от мощного, бомбящегосаунда. Сзади выразительно удивляется маркиз, все же он мастер непечатного слова, я пока сдерживаюсь, но из последних сил.

– Господа, – широкоплечий силуэт замечаю впотьмах не сразу, хоть он вовсе не прячется. Игры теней всегда таят неожиданности. – У нас работает фейс-контроль, попрошу снять… головные уборы.

Хороший эвфемизм для «противогаза». Стягиваю резиновую морду, затонированный визор, защищающий от солнца, здесь только мешает. Сразу становится светлее.

– Верхнюю одежду можете оставить в гардеробе.

Вот и для «химзы» нашлось свое определение…

Мы в обширном холле, площадь которого явно превышает основание крошечной башенки. Интересно… Рассматриваю богатый интерьер, возникающий из тьмы прямо на моих глазах. Паркетный пол из дорогого сорта древесины, вдоль стен, убранных бархатными занавесками, удобные кожаные диванчики, стойка гардероба – еще один памятник деревянного зодчества. Высокий потолок – а он-то как уместился в приземистой башне? – украшен помпезными хрустальными люстрами. Богато, ничего не скажешь.

Вежливый «силуэт», превращенный разгорающимся светом ламп в здоровенного охранника в элегантной «двойке», терпеливо наблюдает за нами. Гостями… видимо, из будущего. Нет в нашем времени роскошных холлов, работающих гардеробов и зовущих в пляс «бунц-бунц».

– Что думаешь? – шепчет в затылок Зулук, до сих пор скрывающийся за моей спиной.

– Я не думаю. Мы же в Узле силы, значит, нужно готовиться к любой блуде. Дискотека – не худший вариант, между прочим.

Моя одежда под химзой – древняя вязаная кофта и потертые джинсы – выглядит, мягко говоря, непрезентабельно. Зулук в адидасовских трениках и грязной олимпийке – ну точно пожилой гопник, – картина еще более унылая. Однако могучий охранник с профессиональной улыбкой пропускает нас в темный, мерцающий стробоскопами зал.

– Приятного вечера.

Яростно грохочущая музыка мгновенно захлестывает нас. Она больно давит на уши, а вспышки света и хаотично обстреливающие огромное пространство прожекторы выжигают сетчатку. Давненько я не был в подобного рода заведениях… Тяжко здесь без привычки.

Зулук что-то кричит, но я его не слышу. Наверняка жалуется на жизнь, ругает современную (современную чему?) молодежь и «дегенеративную музыку». А мне – пусть я оглохший и ослепший – здесь нравится, бахнуть бы горячительного, и можно хоть сейчас пускаться в дикий пляс. Я не такой старый и замшелый, как некоторые!

На танцполе извиваются тела танцующих, людей немного, но все отдаются волшебному биту с такой кипучей энергией, что невольно возникают мысли об экстази. Н-да, мне среди беснующихся делать без химии нечего… Тащу маркиза за собой в противоположный конец зала, если я еще что-то соображаю в развлекательных заведениях, то где-то должен быть чилл-аут, зона отдыха для перетанцевавших.

Вместо чилл-аута обнаруживаем полноценный, хоть и небольшой бар. Музыка долетает и сюда, но теряет в пути самые оглушающие децибелы.

– Я слишком стар для этого, – бормочет Зулук, и я его наконец-то слышу.

– Сколько тебе лет? – мы пробираемся сквозь тесно составленные столики, но никак не можем обнаружить вакантные места. Поиски затрудняет висящий удушающим смогом табачный (и не только) дым.

– Немногим больше твоего, – маркиз ворчит, обходя очередное препятствие. – Но я никогда не любил…

Мы обтекаем очередной занятый столик с разных сторон, и я так и не узнаю, чего Зулук никогда не любил. Не велика потеря, если говорить начистоту.

Вскоре мы приходим к неутешительному выводу: приземлиться здесь некуда. Разве что у барной стойки, но Сумасшедший Люк, существо с тонкой душевной организацией, заявляет, что не желает сидеть, как петух на насесте.

Не знаю, почему он принял высокий барный табурет за петушиный насест, моя душевная организация не столь тонка, а незнание освобождает от мук выбора – с некоторым трудом вскарабкиваюсь на четырехногое чудо, напоминающее другое малоуважаемое животное – спортивного козла, сильно усеченного по длине. Табурет, зараза такая, оказывается жутко неудобным, его «седалище» меньше моего и, кроме дискомфортных ощущений в пятой точке, я каждую секунду рискую низвергнуться с сомнительного пьедестала… Петушиное-не петушиное, но что-то извращенное в этой жертве дизайна определенно есть.

Маркиз с проклятиями следует моему примеру, он еще более потешный «альпинист», чем я. Два неуклюжих старпера…

– Чем я могу вас угостить? – бармен, парень студенческого возраста, не чета нам, получившим свое высшее образование еще до Войны, приветливо улыбается.

– В кредит наливаете? – желчно уточняет маркиз. Правильный вопрос, с деньгами – с теми деньгами – у нас туго.

– Никаких кредитов, все за счет заведения, – улыбка бармена становится шире, но в приливе благодарности я прощаю ему эту зубастую голливудщину.

– Что у вас в ассортименте? – я нетерпелив, я уже весь в предвкушении.

– Все! – отличный ответ, мой любимый. Остается выбрать из внушительного списка возможностей.

– Коньяк, – Зулук опережает меня. На лице его глупо-восхищенное выражение. Гляжусь в него, как в зеркало…

– Я буду пиво, – и выразительно тычу пальцем в краник с лейбой уважаемых чешских пивоваров.

– Одну секунду, – суетится паренек по ту сторону бара. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

– А разве барменам можно с посетителями…?

– Барменам категорически запрещено, но я тут еще и хозяин по совместительству, так что на правах хозяина… Вы не против?

– С удовольствием, – маркиз тянет к нему руку. – Я Зулук, моего коллегу можно называть Солдатиком.

Опять эта сумасшедшая рожа лезет поперек батьки! Еще минуту назад дрожал от страха и прятался у меня за спиной… Шустрый какой, слов нет.

– Зулук и Солдатик? – слегка удивленно переспрашивает бармен-хозяин. – Ну тогда я Химик, с вашего позволения.

– Химик в хорошем смысле или…?

Да заткнется этой неугомонный шиз или нет?! Сейчас обидит доброхота, и останемся мы с горящими трубами.

Однако бармен сама любезность, хоть и немного туманная:

– Трудно сказать. Для меня оба смысла хороши.

Поднимаю холодный бокал дурманящего пива (мы не виделись с ним два десятка лет!) за знакомство. Зулук добавляет:

– И за радушие щедрого хозяина!

Чокаемся. Бармен, как и я, предпочитает пиво, своей «посудой» мы сдавливаем тщедушной пузатый бокальчик маркиза с двух сторон. Два Голиафа и крошка Давид.

Господи, что за аромат, что за вкус! От непередаваемого словами (даже матерными!) наслаждения у меня кружится голова. Я рискую сойти с ума от счастья… Мой спутник, сошедший с ума несколько раньше при невыясненных обстоятельствах, изображает из себя просветленного. Да он точно на полпути к нирване. Ему бы еще чуть-чуть «топлива», и корабль достигнет вожделенной орбиты…

И хозяин не скупится, новая порция древнего напитка уютно плещется в бокале. Тяну ноздрями забытый запах: кайф! Кайф, кайф, кайф! Планета остановись, я сойду здесь!

Стекло звенит:

– За гостей!

Мы пьем, мы хмелеем, мы наслаждаемся жизнью.

– Как вам мое заведение?

– С таким коньяком мне бы и в аду было неплохо, – у маркиза уже заплетается язык, кто празднику рад…

– А что за повод? – я цепляюсь за ускользающую трезвость. – Что собрало здесь всех этих людей?

– Их, как и вас, собрал я, – Химик не забывает обновлять наши емкости. Весьма похвальная черта! Еще бы он не уклонялся от ответов.

– А что вы… вернее, мы нынче празднуем? – я умею быть настойчивым.

– Мы радуемся товарищам, присоединившимся к нашей дружной компании.

Еще один туманный ответ? Ну и ладно, я азартный, люблю трудности:

– А что вы отмечали вчера?

Бармен поднимает свой бокал и произносит крошечный тостик, вероятно, в мою честь:

– За любопытство!

А за свою честь грех не выпить. Чокаюсь, пью.

– Знаешь, Химик, – я захожу на новый круг. – У меня крайне богатый словарный запас, которым я настолько виртуозно владею, что могу безболезненно сформулировать один и тот же вопрос десятком разных способов. К тому же я неутомим.

Парень смотрит на меня в упор, осуждающе качает головой и тяжело, с укором вздыхает:

– Уважаемый неутомимый Солдатик, здесь нет никакого «вчера». Какой от него прок?

– Без вчера нет сегодня, – маркиз расплывается в совершенно ошалелой улыбке. Ему хорошо – вне зависимости от наличия и отсутствия «вчера» или «сегодня».

– Не хотел вас расстраивать, господа, но время остановилось – и тут же умерло… от остановки времени.

Он тоже пьян? Да нет, такого не проймешь парой-тройкой пива, взор его ясен, а движения точны.

– И завтра уже не наступит? – с обидой в дрожащем голосе уточняет Зулук. Я бы на его месте только радовался отмене завтрашнего похмелья.

Химик усиленно трет бархатной тряпкой и без того блистающую чистотой барную стойку. Ему больше не интересен наш разговор?

– Я не имею привычки говорить о том, чего нет, в частности, о будущем.

– Какой на дворе год, парень? – четвертая кружка пива добавляет мне решимости.

Тряпка перестает скользить по идеально ровной поверхности стойки. Бармен неприятно скалится, демонстрируя желтоватые зубы-клыки.

– На дворе? Двора тоже не существует, как и года.

– Ты наркоман, да? – меняю тон на дружелюбно-сочувствующий, не стоит злить агрессивных неадекватов. – Отсюда и соответствующая кликуха, ты сидишь на «химии»?

– Пожалуй, да, наркоман – тряпка окончательно исчезает из поля зрения, парень в нервной задумчивости барабанит пальцами по дереву. – Только я не сижу, я лежу в коме – это в лучшем случае, либо вообще давно откинулся… Когда закончились вода и продукты, мы с подружкой забрались в придорожную башенку и обожрались «колесами». От безнадеги. Тогда еще был год, кажется, две тысячи тринадцатый… Год был, а надежды на спасение уже не было: дикая радиация и неизбежный голод не очень-то ей способствуют… Мы шли в Пермь, зачем – не знаю, не помню, какая теперь разница. Но даже не смогли выйти из Чернушки…

Маркиз усиленно трет виски и мучительно пытается сконцентрировать взгляд хоть на чем-нибудь. Напрасно, его личный «шар голубой» уже вовсю крутится-вертится во всевозможных направлениях.

– А что стало с твоей подружкой? – дикий разговор пьяного с обдолбанным, но раз уж он назвал меня любопытным…

– Оглянись, друг, только быстро, очень быстро!

Предупреждение или ловушка? Пока сознание разбирается с сомнениями, инстинкты разворачивают мое тело на сто восемьдесят градусов. Окружающее пространство теряет четкость, не поспевая за мной, краски тускнеют, геометрия вот-вот распадается на воображаемые пиксели… Через мгновение мир становится прежним, насыщенным и живым, но на сетчатке запечатлевается пустота, притаившаяся за спиной. Резко поворачиваюсь к бармену, он на месте, как и Зулук, но вся картинка вокруг выстраивается слишком медленно: стены, пол, барная стойка, кружки на ней, бутылки на зеркальных стойках…

– Ты и меня угостил химией, сынок? – я больше не дружелюбен, вкладываю в голос угрозу и каждый миг готов подкрепить ее действием.

– Солдатик, ты спросил меня про подругу, – бармен разводит руками. – Ты в ее снах. Или кошмарах. Или в ее коме… в галлюцинациях или видениях… А может, в ее умирающем сознании? Какой вариант тебе нравится больше – выбирайся любой, не промахнешься!

– Я в твоем бреду, не иначе…

– Вполне рабочая гипотеза, не хуже прочих. Пиво еще будешь?

– Конины бахни, друж-жище, а то меня вер-р-р-толетит, – маркиз держится за стопку, чтобы не свалиться с высоченного табурета. Не самая надежная опора…

– Наливай, – благосклонно соглашаюсь я. Бредни бреднями, а пиво не терпит пустой посуды. – Я не шибко разбираюсь в химии, но так меня торкало исключительно с абсента. Лет двадцать пять тому назад.

– Ты не пьянеешь, – когда кружка осушена до дна, я проявляю чудеса наблюдательности.

– Фантомы совсем не берут меня, – Химик горестно трясет патлатой головой. – Я хочу нажраться и обо всем забыть, жаль, что не умею напиваться воображаемым алкоголем…

– А у меня с коллегой неплохо получается, – я бью Сумасшедшего Люка по спине – эта дорвавшаяся до коньяка пьянчуга уже спит, упав на стойку, – но он даже не реагирует. – Кстати, а кто так ловко воображает настолько восхитительное чешское пиво? Я бы пожал талантливому фантазеру его талантливую конечность!

Если не можешь убедить безумца в его безумии, просто подыграй ему. И сам развлечешься, и придурку сделаешь приятно.

– Можешь пожать руку самому себе, – молодой в открытую хамит или это часть его бреда? – И поблагодарить свои воспоминания, в точности сохранившие вкус любимого напитка.

– Химик, я запутался.

– Это ничего, – бармен вопросительно смотрит на опустевшую неизвестно в какой раз кружку. – Еще?

– Конечно!

– Вы любите музыку? – пенный напиток приятно плещется в тяжелой керамической кружке – это ли не лучшая музыка для измученного долгой дорогой путешественника? Но на всякий случай уточняю:

– То, что грохочет на танцполе, я за музыку не считаю. На уши шибко давит.

– Нет-нет, – хозяин странного заведения спешит меня успокоить. – Я про настоящую… Вы упоминали про время, желаете послушать музыку из вашеговремени?

– Например? – от волнения становлюсь немногословным. Гребаный апокалипсис лишил меня многого, одна из сильнейших потерь – любимые мелодии и песни.

– Би-2, Наутилус, Сплин, Depeche Mode, Prodigy… – он монотонно перечисляет близкие моему сердцу названия. Вот ведь стервец, ни одного промаха! – Linkin Park, Rammstein…

– А я желаю Кар-мен! – пьяный в дым Зулук с трудом открывает голову от стойки, шатаясь встает. – Хочу Кар-мен!

Его тело выписывает нереальные па, никак не желающие складываться в танец, но маркиз счастлив, он орет во все горло:

 
Эй, танцуй веселей рок индийских королей!
Это Бомбей-буги, буги-вуги Бомбей![23]23
  Песня группы Car-man «Бомбей буги».


[Закрыть]

 

Волшебник Химик незримым движением делает счастье Зулука чуть более полным: изо всех колонок льется до боли знакомый и ни фига не забытый за кучу лет Лемохо-Титомировский вокал:

 
Ночь за моим окном
Харе-харе-ху!
Снова снится восточный сон
Харе-хере-ху!
Падишах
Пригласил в Бомбей меня.
 

Твою же мать! Разве есть у меня хоть один шанс усидеть на месте?! Ни малейшего! Мы скачем с маркизом как сумасшедшие (в его случае, без всякого «как»), целиком отдаваясь ностальгии и бесхитростному ритму из детских девяностых. Старинные мелодии идут без остановки, выматывая нас – я мокрый до нитки, пот струится по лицу и по спине – но мы не сдаемся, слишком долго молчал вселенский радиоэфир, слишком тягостной была его тишина. Вокруг нас собирается толпа, каждый стремится урвать свой кусочек призрачного счастья…

– Солдатик, – кричит мне в ухо Зулук. – Предлагаю срочно восполнить дефицит жидкости в организме! Смерть от обезвоживания – мучительная штука.

– Скорее, от обесконьячивания!

Он не спорит, и мы решительно отправляемся за добавкой.

Безотказный бармен с легкостью решает наши проблемы с влагой. И заодно переключает трек на лиричного Бутусова:

 
Девятый скотч за одну эту ночь,
Нам уже никто не в силах помочь.
Лед в стаканах стучит все быстрей и быстрей.
Девятый скотч за одну эту ночь,
Пол из-под ног уносится прочь…
 

Ноги не держат меня, но петь я еще могу! Да и Зулук молчать не будет:

– Девяяяяятый скооооотч! Девяяяяятый скоооотч!

* * *

Все плывет перед глазами, я тупо пялюсь на спину спящего маркиза, но и она плывет… Предатель.

– Вставай, Люк, я твой отец! – мне так нравится эта фраза, вот бы еще вспомнить, откуда она… За беспамятство ответит Зулук – открытой ладонью стучу ему по хребту. – Не спать, сссука!

Сумасшедший Люк смотрит на меня соответствующими глазами. Муть и туман поселились в его зеркале души… Он что-то хрипит, наверняка, обидное – я не слышу, но обязательно должен услышать! Это послание, это весть с темной стороны Люка!

– Что?

– Пррр…

– Громче, друг! Я здесь!

– Порвв… Порвал… Пр…

– Что порвал?

Внезапно бессвязный хрип прорывается на волю и превращается в песню:

– Порвали! Порвали парус!

Каюсь, каюсь, каюсь!

Я хочу спросить, точно ли он поет про парус, но не успеваю. Пол из-под ног уносится прочь…

* * *
 
Ай-ай-ай-ай-ай, убили негра!
Ай-ай-ай-ай-ай, ни за что!
Ай-ай-ай-ай-ай, убили негра, убили!
Ай-ай-ай-ай-ай, а потом он встал и пошел[24]24
  Группа «Запрещенные барабанщики», песня «Убили негра».


[Закрыть]
.
 

Какой же у маркиза противный голос, особенно, когда он причитает…

– Зул, будь другом, заткнись нахрен!

Похмелья нет и в помине, но неизвестно с чего проснувшееся чувство прекрасного мешает мне насладиться дурацкой песней в идиотском исполнении.

– Солдатик, здоровье поправишь?

Открываю глаза, перед моим лицом маячит лоснящийся от удовольствия фейс Зулука. Судя по всему, он уже поправился.

– Я не похмеляюсь. Лучше скажи, долго… долго меня не было?

– Ты забыл, здесь нет времени, – довольный маркиз тычет ногтем в циферблат наручных часов. – Погляди сам.

Я послушно гляжу. Секундная стрелка тяжело взбирается по дуге от «девятки» к «двенадцати». Достигнув апогея, облегченно падает вниз, мимо «тройки», и по инерции пролетает «шестерку». Выдыхается на «десятке» и обессиленно рушится вниз циферблата.

– А где минутная стрелка? И часовая?

– Это риторический вопрос, – Сумасшедший Люк прячет часы под рукавом. – Где-то на стене, когда она еще была, висели электронные «ходики», они дурковали не меньше механических.

Оглядываюсь вокруг, бар изменился до неузнаваемости, кроме барной стойки – той же самой – и бармена Химика – все стало другим. И без того небольшое помещение ощутимо сузилось, потолок опустился метра на полтора, интерьер заметно помрачнел, классика уступила место… Блин, не разбираюсь я в стилях! Все, что знаю: до этого было веселее, а сейчас наступил какой-то подвально-кирпичный беспросвет.

– Мы вчера бухали не здесь, – Капитан Очевидность, живущий во мне, берет слово.

– «Вчера» и «здесь» – субъективные понятия, – бармен с улыбкой протягивает мне чашечку дымящегося чая. С лимоном. И кусочками сахара. За эти сокровища можно купить половину свердловского метрополитена! Вру, конечно, но почему бы не порадовать себя крохотной ложью в месте, целиком состоящим из лжи. – Истинны только «мы» и «бухали».

– «Бухали» – это прошедшее время, которое ты, помнится, отрицаешь!

– Нельзя отрицать того, чего нет, – рядом с чашкой Химик ставит блюдце с чизкейком. Теперь я могу выкупить весь Екатеринбург! Кто-нибудь, засвидетельствуйте сделку… Хотя зачем мне вымирающий город? Отпиваю чай, смачно прихлюпывая, ложкой расковыриваю драгоценный десерт. И наслаждаюсь сделанным выбором: чай настоящий, из несуществующего прошлого (пусть Химик подавится моими каламбурами!), а вкус чизкейка пробуждает невольные ассоциации с прилагательным «райский». Здравствуй, Нирвана, я уже в пути.

– Ну, если тебе так нравится думать, то за бесплатную еду и питье я готов разделить твое безвременное мнение! – да, это малодушно, но за чай и чизкейк, а также алкоголесодержащее прочее, Платон становится дороже любой истины! Да, я не Аристотель и не Коперник, я трусоватый и практичный, любящий попить и поесть Галилео Галилей! Могу бунтовать шепотом в укромном уголке: «А все-таки наш бармен крэйзи!»

– Вчерашняя акция по халявному пойлу еще в силе? – вот он, мой скрытый «галилео-галилеешный» протест с подковыркой.

– Акция не вчерашняя, – бдительный Химик не поддается на провокацию. – Она бессрочная. Всегдашняя.

Ну и ладно, зато слова эти ласкают слух: бесконечное море бухла, у которого нет ни начала, ни конца!

– Друг Зулук, ты готов ко второму раунду?

Маркиз скалит зубы:

– Настоящий мужик между первым и вторым раундом перерывы не делает! – в его приподнятом в мою честь стакане плещется вискарь, резкий, сильных запах которого ударяет по ноздрям и… пьянит.

– Химми, я сейчас захлебнусь слюной, накапай и мне чего-нибудь живительного! – к черту чай, праздник продолжается.

* * *

Сегодня – или в местном летоисчислении «всегда-никогда» – мы пьем виски. Все втроем. Удивительное алкоголическое единодушие!

Нашу синюшнуюидиллию лишь изредка нарушают другие посетители: каждый заказывает то, что хочет, и никто не ведает отказа – бармен для всех находит нужный напиток. Мое внимание привлекает блондинка, цедящая мартини в полном одиночестве, – Химик выдал ей литровую бутылку и ведерко льда, видимо, сразу на весь вечер.

– А как у вас обстоят дела с развратом? – прямолинейный, как извилина в его башке, Зулук опережает дипломатичного меня с давно назревавшим вопросом.

Химик не выказывает совершенно никаких эмоций:

– Без проблем, но эту, – быстрый кивок в сторону блондинки, – не советую. Она бот.

– Кто она? – удивленно переспрашивает маркиз. – Готт?

Зулук старенький, если и не по годам, то по мироощущению точно. Ему простительно не знать компьютерного термина, обозначающего ненастоящего человека.

Оставляю соратника и бармена наедине разбираться в устаревшей лексике. Мне не хочется в очередной раз выслушивать наркотические бредни Химика о природе этого места. Здесь аномалия, битком набитая алкогольными и съестными артефактами ушедшей эпохи, – вот что я понимаю! Все остальное – необязательная блажь сколовшегося или спившегося бармена.

Долго хожу вдоль столов, выглядывая себе пару на ночь. Ловлю заинтересованные взгляды, но сам слишком придирчив или недостаточно пьян, чтобы позариться на меньшее, чем голливудская актриса, причем не Вупи Голдберг…

Не найдя никого подходящего – что совсем не удивительно, взбунтовавшееся либидо задрало планку слишком высоко, – присаживаюсь за первый попавшийся столик. Два мужика, пьющие текилу без всяких положенных мексиканскому напитку извращений, словно водку, вопросительно смотрят на меня, но не произносят ни слова.

– Пацаны, вы не боты? – спрашиваю первое, что приходит на ум.

«Пацан» постарше, лет сорока, решительно мотает головой. Младший – ему чуть меньше, годиков на пять, – без лишних переходов предлагает «бахнуть по маленькой за знакомство».

Мой внутренний советник категорически против микса из виски и текилы, зато прирожденный дипломат во мне готов на любые жертвы для установления контакта с «туземцами».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю