Текст книги "1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов"
Автор книги: Андрей Гладышев
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Прокламации союзников, по словам Коленкура, были большим злом, чем их оружие. А. Шюке полностью с ним согласен: «Искусные, примирительные, полные предосторожностей, опускающие факты, которые могли бы задеть самолюбие или возбудить умы, – они отделяли императора от нации»[214]214
Chuquet A. L’Alsace en 1814. Р., 1900. Р. 75.
[Закрыть]. Не хотевшие больше воевать, французы верили тому, чему (и кому) хотели верить: поражения и экономический кризис привели к тому, отмечает Т. Ленц, что популярность императора начала падать как среди знати, так и среди народа[215]215
Lentz T. Nouvelle histoire du Premier Empire. T. 2. L’effondrement du système napoléonien 1810-1814. Р., 2004. Р. 497.
[Закрыть]. Ленцу вторят и другие современные исследователи: многие тогда во Франции принимали заявления союзников за чистую монету, полагая, что Наполеон напрасно отказывается от предлагаемого мира. В государственных элитах с ноября 1813 г. нарастали пораженческие и капитулянтские умонастроения[216]216
Jego Y. La campagne de France. Р., 2013. Р. 37.
[Закрыть].
Пропаганда стала для союзников противоядием от партизанской войны, на которую рассчитывал Наполеон: местному населению разъясняли, а своим солдатам строго грозили. Прокламации, обращаясь к французскому народу, содержали в себе три основных образа: Наполеона, настоящего и будущего Франции, союзников.
Упоминание императора Франции соседствует в текстах прокламаций с такими лексемами, как «иго», «гегемония», «деспотизм», «личные амбиции». Иногда Наполеона прямо называют не французом, а чужестранцем. Император недоговороспособен, его интересы противоречат интересам французского народа.
Французскому народу указывают на упадок в настоящее время экономики, на тяжесть налогов, на угнетение, на понапрасну пролитую кровь, на детей и отцов семейств, оторванных от дома и томящихся в далеком плену. А в будущем французам обещают целостность, независимость, спокойствие, стабильность, процветание, богатство, счастье, мирное сосуществование как равных с равными.
Наконец, союзники предстают в прокламациях как мудрые, миролюбивые, отменно дисциплинированные, доброжелательные, обходительные, уважающие общественный порядок, не мстительные, а умеющие прощать, верные христианским принципам кротости и великодушия, мужественные и добронравные одновременно. Но в то же время любящие свою родину, независимость, сильные, решительные, последовательно добивающиеся своей цели и умеющие наказывать непослушных.
Союзники стремились реализовать известный принцип: разделять и властвовать. Они постарались убедить французов, что война ведется не с ними, а с Наполеоном, и, если население будет оставаться спокойным и не оказывать сопротивления, ему будут гарантированы неприкосновенность личности и имуществ.
Что касается казаков, то союзное командование, с одной стороны, имело о них свое неоднозначное мнение, а с другой – знало, как представляет их наполеоновская пропаганда. В обращенных к французам декларациях союзников казаки упоминаются редко, а русское командование и лично Александр I, со своей стороны, обозначали политику профилактики преступлений: казачий атаман М.И. Платов неоднократно предупреждался, что его подчиненные должны вести себя с местным населением подобающим образом.
Неподобающее поведение «казаков Платова» 13 января отметил К. Мюфлинг, 14 января об этом написал Шварценбергу Гиулай. В тот же день вечером из Пон-а-Муссона Йорк писал Блюхеру о злодеяниях казаков, за которые должны отвечать их офицеры и генералы, он же, со своей стороны, приказал своим подчиненным довести до сведения каждого солдата о необходимости соблюдения строгой дисциплины в отношении гражданского населения[217]217
Weil М.-Н. Op. cit. Т. 1. Р. 360. Вейль ссылается здесь на: Droysen J.G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen York von Wartenburg. 3 bd. Berlin, 1851. T. II. S. 278. (Переиздание – в 1999 г.).
[Закрыть].
12 января из Лангра от Барклая де Толли поступило предписание М.И. Платову отстранить от командования полком и предать суду войскового старшину С.Д. Табунщикова[218]218
«В ходе кампании 1814 г. во Франции Табунщиков состоял в свите атамана и был представлен им к награде за сражение при Фер-Шампенуазе», а полк находился при Главной квартире (предназначался для конвойной службы). См.: Сапожников А.И., Калинин С.Е. Табунщикова донской казачий полк // Заграничные походы российской армии. Энциклопедия. В 2 т. М., 2011. Т. 2. С. 482.
[Закрыть], который еще в Ашаффенбурге пытался изнасиловать вдову Рейзерт, за что и был арестован. Барклай де Толли писал, что командир полка должен внушать своим подчиненным, чтобы они «уклонялись сколь можно от шалостей»[219]219
Донское казачество... С. 536.
[Закрыть], а не подавать пример: старшину следовало поставить рядовым в назидание другим.
Рей цитирует обнаруженное ей в РГВИА письмо от 24 января Александра I атаману М.И. Платову, в котором указывается, чтобы тот немедленно пресек всякие противоправные действия в отношении местного населения, тем более что «даже некоторые генералы и полковники грабят французские дома и женщин»[220]220
Рей М.-П. Царь в Париже... С. 64.
[Закрыть]. М.-П. Рей считает, что для русского царя такое поведение было не только неприемлемо в моральном плане, но и опасно, ибо было способно спровоцировать всеобщее восстание. Отсюда – необходимость, «отчеканенная» Александром I и его приближенными, бережно обращаться с гражданскими[221]221
Rey М.-Р. Les cosaques dans les yeux française... Р. 59.
[Закрыть].
И вот из Труа слышен уже окрик... Барклай де Толли пишет Платову предписание, в котором напоминается о необходимости доброжелательного отношения к гражданскому населению Франции. Барклай де Толли сетует, что, казалось бы, всем командирам даны были вполне четкие указания на «удержание подчиненных от оскорблений обывателям». Воля Александра I в этом отношении была выражена абсолютно четко. Тем не менее «своевольства солдат, умножаясь день ото дня, доводят их до самых даже грабительств, и некоторые жители в ожидании облегчения жребия своего, потерпев уже совершенное разорение, оставляют дома свои и предаются отчаянию, которое неизбежно должно навлечь ужасные последствия и для самих армий». Барклай де Толли, напоминая о судьбе французов в России в 1812 г., прямо пишет, что постигнет армию, дурно обращающуюся с мирным населением: за это придется заплатить «ценою крови». Он еще раз призывает командиров «обуздать своевольства подчиненных своих». Причем командирам корпусов надлежит не просто передать по инстанциям это распоряжение, а лично следить за их выполнением[222]222
Донское казачество... С. 544.
[Закрыть]. М.-П. Рей подытоживает и констатирует: «На протяжении всей кампании Александр I, а также Шварценберг, Блюхер, Барклай де Толли и фон Бюлов не прекращали заступаться за местных жителей»[223]223
Рей М.-П. Царь в Париже... С. 72.
[Закрыть].
1.2 Страхи и первая встреча
Эпидемия страхаВойна пришла в города и деревни Франции раньше, чем там стали слышны первые выстрелы... Парижане воодушевлялись захваченными у противника и выставленными на всеобщее обозрение знаменами, а провинциальную Францию охватила тревога, перерастающая в страх и панику: признаки надвигающейся беды были все ощутимее. «Зло еще не дошло до нас, но мы видели, что оно приближается, и мы были в ужасе»[224]224
Pasques. Journal de Provins, janvier-avril 1814 – juillet-octobre 1815. Extrait du manuscrit de l’abbé Pasques // Carnet de la Sabretache : revue militaire rétrospective. 1929. N 329. Р. 195.
[Закрыть], -записал в начале января в свой дневник аббат Паске из Провена.
Война, которая велась уже более 20 лет где-то «там», приближалась к очагам французов: сначала через городки и деревушки потянулись колонны военнопленных. А. Уссэ (Гуссэ) указывал, что торжественное конвоирование пленных солдат союзников должно было вдохновить парижан[225]225
Первые партии военнопленных союзников проводили по парижским улицам с середины февраля: это было олицетворение побед под Шампобером и Монмиралем (10 и 11 февраля). См.: Houssaye Н. 1814. Р., 1900. Р. 38.
[Закрыть]. Кое-кого это зрелище, вероятно, действительно вдохновляло[226]226
В своем дневнике роялист Ж.-Р. Гэн-Монтаньяк 9 марта отметил, что в спорах о политике и перспективах империи некоторые его знакомые, указывая на несколько сот пленных русских, которых провели по Парижу, склонялись к тому, чтобы трактовать это зрелище как симптом к скорому и успешному окончанию кампании, другие же осторожно обращали внимание, что в последние дни о военных операциях стало что-то «мало слышно». См.: Gain-Montagnac J.-R. de. Journal d’un français depuis le 9 mars jusqu’au 13 avril 1814. Р., 1817.
[Закрыть], но, видимо, по большей части – жителей столицы. Уссэ оговаривается: у провинциальных жителей северных и восточных департаментов вид военнопленных вызывал другие чувства[227]227
Houssaye Н. Op. cit. Р. 38-39.
[Закрыть]. В провинции вид военнопленных имел следствием не воодушевление, а деморализующий эффект. Если парижане могли гордиться славой французского оружия, наблюдая за пленными, напоказ водимыми по столичным мостовым, то провинциалы видели не только спектакль, но и саму жизнь, и больше волновались из-за опасности подхватить какие-нибудь болезни и эпидемии. Провинция сталкивалась с обратной стороной громыхающей все ближе и ближе войны, о том же писал позднее и М. Бланкпен: парижане иначе воспринимали колонны военнопленных, нежели боявшиеся заразы провинциалы[228]228
Cm.:Blancpain M. La vie quotidienne dans la France du nord sous les occupations (1814-1944). Р., 1983. Р. 15.
[Закрыть].
2 декабря 1813 г. в Сен-Кантене решили, что еще есть время для празднования: как-никак – годовщина коронации императора совпадала с датой популярного местного фестиваля! Мэр Жан Жоли произнес пламенную речь, были музыка, песни, артиллерийский салют, овации. Все было призвано напоминать о победах императора и его благотворных реформах; население демонстрировало лояльность императору, крича: «Да здравствует Наполеон!» Но настроения быстро меняются. Муниципалитет получает уведомление, что через Сен-Кантен в 20-х числах января должны пройти конвоируемые пленные англичане: и военнопленные и конвойные должны будут получить здесь свой дневной рацион питания. Эти перемещения не обещали ничего хорошего: «...Несмотря на патриотический настрой небольшой группы горожан, собравшейся поглазеть на пленных англичан, зрелище получилось довольно мрачное, тревожные слухи все множились и множились»[229]229
Dauteuille R. L’occupation russe et prussienne à Saint-Quentin en 1814 // Fédération des Sociétés d’Histoire et d’Archéologie de l’Aisne. Mémoires. 1986. T. XXXI. Chauny, 1986. P. 103-104.
[Закрыть].
Вместе с военнопленными прибывали раненые и больные (как французы, так и иностранцы). Больницы и госпитали моментально были переполнены: в Корбей, чья больница была рассчитана на 15 мест, два месяца находилось 150 раненых и больных. Госпиталь Версаля, рассчитанный на 250 человек, 3 февраля принял 400 больных и раненых[230]230
Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 190.
[Закрыть]. Анонимный автор дневника повествует о событиях в Валансьене[231]231
По дороге из бельгийского Монса во французский Камбре, в 30 км в северо-востоку от Камбре.
[Закрыть]: с 22 декабря в город начинают прибывать раненые, эвакуируемые из госпиталей германского Майнца. Скоро их число стало настолько значительным, что два городских госпиталя переполнились и пациентов стали размещать на втором этаже мэрии и в здании прежней табачной фабрики. Некоторые богатые граждане города предоставили под раненых свои производственные и жилые помещения. 1 января решено организовать третий госпиталь, и мэр обратился к гражданам с просьбой собрать 200 необходимых для него шерстяных одеял[232]232
[Anonyme]. Chronologie valenciennoise (1806-1819): extrait du journal «Le courrier du Nord ». Valenciennes, 1865. Р. 33.
[Закрыть].
Аббат Сурда пишет из деревушки Вилье-ан-Льё, что расположена недалеко от Сен-Этьена: прибыл «легион несчастных больных солдат, искалеченных, измученных, изнуренных тяготами, страдающих от паразитов». Сурда жалуется, что госпитали в соседних городах переполнены и для его маленькой коммуны даже 12 человек – «легион». Двое уже умерли... Аббат извиняется перед адресатом за излишние печальные подробности: «В наших глазах все представляется в черном свете. Политическая атмосфера, как и физическая – густой туман; лишь надежда пронизывает его»[233]233
Sourdat. Un village de la Haute-Marne. Villiers-en-Lieu // Revue de Champagne et de Brie. Arcis-sur-Aube. 1900. T. 12. Р. 484.
[Закрыть].
Очевидец событий зимы 1814 г. в Компьене[234]234
B 80 км к югу от Камбре по дороге на Париж.
[Закрыть] не без драматизма рисует картину напряженного ожидания беды, чьи признаки с каждым днем становятся все явственнее, все ощутимее и повергают жителей города в депрессию. «В течение января-февраля жители города почти каждый день, а иногда и ночью наблюдали сначала длинные конвои военнопленных, лодки с уже умершими или умирающими, больными, которые не могли передвигаться самостоятельно. Гуманизм проявлялся в том, что их снабжали продуктами, а осторожность в том, что их спешили отправить как можно скорее дальше, ибо они несли с собой болезни. Зловонная инфекция сопровождала их перемещение. Даже минимальное их пребывание в городе неминуемо привело бы к заражению»[235]235
Escuyer. Compiègne en 1814, d’après un manuscrit du temps. // Carnet de La Sabretache 1898. T. 6. N 61. Р. 55.
[Закрыть].
Наибольшую тревогу вызывал тиф, весьма распространенный в госпиталях среди раненых[236]236
M. Бланкпен указывал, что тиф, распространившийся в приграничных территориях Франции, внушал страх и вызывал угнетенное чувство у местного населения. См.: Blancpain M. La vie quotidienne... P. 15-16.
[Закрыть]. Гарнизон Юненга[237]237
Коммуна в департаменте Нижний Рейн. Была основана еще отцом Фридриха Барбароссы. В 1789 г. насчитывала 4,5 тыс. жителей.
[Закрыть] в Верхнем Рейне в начале блокады этого города союзниками в 1814 г. насчитывал 3480 человек. 566 из них умерли и в большинстве – от тифа[238]238
Chuquet A. L’Alsace en 1814... P. 255-256. См. также мемуары мэра этого города Франсуа-Ксавье Бланшара об оккупации в 1814 г.: Blanchard F.-X, Le journal du siège d’Huningue en 1814 // 1814: résistance et occupation des villes françaises. Р., 2001.
[Закрыть]. Даже удаленные от полей сражений города были подвержены заразе, ибо именно сюда направляли больных и раненых. О том, что опасность эпидемий была реальна, свидетельствует случай Немура, где среди раненых начался тиф, грозивший распространиться и на гражданское население города[239]239
Dumesnil AJ. Op. cit. Р. 13.
[Закрыть]. Та же беда постигла Мец: «...B Меце тиф на два месяца опередил казаков, которые еще бороздили правый берег Рейна»[240]240
Le Coustumier J. Le siège de Metz de 1814. Р., 2009. Р. 51 и след.
[Закрыть]. Даже в Париже в феврале-апреле 1814 г., по некоторым данным, ежедневно умирало от 30 до 40 человек[241]241
Poumiès de la Siboutie. Souvenirs d’un médecin de Paris. Р., 1910. Р. 133. о тифе также см.: L’Huillier P. Le typhus de 1813-1814 à Strasbourg. Strasbourg, 1925.
[Закрыть].
Невеселую картину представляли собой проходящие через провинциальные города, возвращаясь с полей боев, различные отряды французских войск. «Это были грустные и печальные останки великих армий, которые были съедены в России, жертвы недавних боев по ту сторону Рейна. Длинные вереницы телег раненых, чьи раны невозможно было себе вообразить, <...> искалеченные солдаты, изувеченные лошади и время от времени небольшие кавалерийские эскорты – смесь различных мундиров кирасир, драгун, гусар, егерей, сопровождавших повозки, груженные военным обмундированием или ломаные пушки. Какая отвратительная картина войны!». Конечно, сердца компьенцев сжимались при виде этих воинов, «еще недавно полных сил, здоровья и энтузиазма, бодро маршировавших совсем в другом направлении по улицам города под музыку и барабанную дробь»[242]242
Escuyer. Compiègne en 1814, d’après un manuscrit du temps // Carnet de La Sabretache 1898. T. 6. N 61. Р. 633. (Переиздание – в 1814-1815 гг.). Souvenirs des régions envahies. Extraits du Carnet de La Sabretache, années 1898, 1908, 1914-1919, 1920, Р., 1999. Р. 54-55. Практически о том же писал А. Дри относительно реймского региона. См.: Dry A. [Fleury W.A.E.A.] Reims en 1814 pendant l’invasion. Р., 1902. Р. 49.
[Закрыть]. Французы за 20 лет уже привыкли к тому, что их армии победоносно шествовали где-то там по Европе. А тут в 1814 г. враг вступил на их родную землю. Память о недавней военной славе, раненая гордость еще недавно непобедимых вкупе с этой картиной могли только ухудшить ощущение безнадежности.
Тягостное впечатление оставляли и другие следы недавних сражений. Путник, которому пришлось по служебной надобности или «приспичило» (а были и такие) путешествовать в те неспокойные времена по территориям, на которых велись боевые действия, мог наблюдать следы многочисленные войны. Ж.-Р. Гэн-Монтаньяк. пробиравшийся в начале марта из Парижа в Лаон к своим друзьям роялистам, запишет в своем дневнике, что на подступах к Лаону на него совершенно гнетущее впечатления произвели «следы пребывания армии»: трупы лошадей, разломанные телеги, повырубленные деревья, брошенные бивуаки...[243]243
Gain-Montagnac J.-R. de. Journal d’un français depuis le 9 mars jusqu’au 13 avril 1814. Paris, 1817. Р. 20-21. Главная цель, которую ставит перед собой автор этого «Дневника», – показать читателям, какие усилия прикладывали французские роялисты для Реставрации, что Реставрация произошла не «сама собой».
[Закрыть]
Потоки военнопленных и раненых таили в себе угрозу эпидемии, но самую заразную болезнь принесли беженцы – страх. Эти мужчины и женщины, перебиравшиеся в глубь страны из пограничных регионов, мало что могли добавить в плане объективной информации о противнике. Но их страшные и душещипательные истории (а разве слушателями ожидались иные?), их сетования и сам вид этих несчастных, пытающихся вывезти на телегах хоть что-то из своего добра, вызывали жалость и тревогу, заставляя задуматься о собственной судьбе[244]244
Между тем сами «страшилки» беженцев могли стать объектом иронии. Паске писал, что провенские мужчины подшучивали над своими женами, наслушавшимися рассказов о казаках: вот придут скоро к вам «Адонисы в виде медведей Севера или казаков, чья репутация идет впереди них». Когда же провенцы воочию увидят казаков – «бородатых, одетых в шкуры мехом наружу, с пистолетами за поясом и длинными пиками в руках» – они убедятся, что беженцы их не обманывали. См.: Pasques. Journal de Provins... Р. 196.
[Закрыть].
Проводимые по приказам наполеоновской администрации приготовления к военным действиям могли заронить в души искру надежды, вселить осторожный оптимизм, а могли и вызвать горькую иронию. Вот в Провене организовали городскую гвардию: префект даже позволил этим гвардейцам самим выбрать себе командира: им стал сын местного нотариуса. Паске отметил не без сарказма в своем дневнике: «...правительство прислало нам две телеги пик и потребовало, чтобы горожане и сельчане, вооружившись этими пиками, колунами, косами и жердями, отбросили врага». Хорошо, что мудрый мэр Жан– Батист Лаваль велел при приближении значительных сил противника «пики спрятать, а жителям сидеть тихо». Горожане были за это мэру благодарны. Командующий городской когортой также припрятал свою униформу, плюмаж и саблю, переодевшись в привычное для него платье нотариуса[245]245
Ibid. Р. 199.
[Закрыть].
Но вот 7 февраля под стены города прибыла пехотная дивизия из Испании, «эти старые усачи, сильно отличавшиеся от последних призывников, еще пахнувших материнским молоком, были нашей последней надеждой»[246]246
Ibid.
[Закрыть]. Но и за «последнюю надежду» следовало заплатить: накануне мэру пришло распоряжение от префекта – обеспечить прибывающих военных всем необходимым, включая лошадей и повозки. Наличие французских войск ободряло, но доставляло неудобства. Аббат жалуется, что в своем маленьком доме он был вынужден принимать 20 человек: даже в его кровати спало два офицера, включая командира, который за ночь 17 раз вставал, принимая эстафеты. Два денщика спали под лестницей, два сержанта – на кухне, молодые офицеры – в прихожей на полу, солдаты – на чердаке. В жилищах простолюдинов размещалось по 20, 30, 40 солдат, которые разводили костры и во дворах, и даже на чердаках. Паске пытается трезво оценить ход вещей: «Вина были полны кувшины, а водки полны стаканы, но надо было еще найти того же для казаков»[247]247
Ibid. Р. 198. Жители Компьена также полагали, что им не избежать оккупации: в Компьене царили мрачные настроения, будущее рисовалось в самых темных тонах. Расположение города на берегу Уазы, на пересечении нескольких дорог, давало все основания полагать, что противник захочет овладеть этим пунктом. См.: Escuyer. Op. cit. P. 633.
[Закрыть].
Уже не тревогу, а панику и бегство населения вызывал вид оставляющих город французских войск и эвакуировавшихся представителей администрации[248]248
«Наконец отступающая французская армия прошла 13 января через Люневилль. Все функционеры, за исключением мэра, последовали за ней 14 января. Ожидалось, что в этот день придет враг». См.: Guibal Ch.-А. Journale de ce que j’ai vu ou fait de plus remarquable depuis l’âge de six ans et demi // Le Pays lorrain. 1925. T. 17. Р. 293.
[Закрыть]. Коленкур, встретив в Нанси префекта Эпиналя и заместителей префектов Сен-Дье и Ремиремона, которые бежали сюда под охраной местных жандармов, отметил, что прибытие этих гостей ночью в город вызвало лишь тревогу, теперь уже в Нанси «многие спасаются бегством»[249]249
Цит. по: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 63.
[Закрыть]. Началась цепная реакция...
Немало способствовало нарастанию тревог отсутствие надежных известий. Официальные заявления правительства либо опаздывали[250]250
Дело даже не в скорости продвижения союзников, а в том, что политика государства обязывала газеты скрывать ту скорость, с какой отступали французские войска. См.: Tondu-Nangis H. La bataille de Montereau (16 fevriere 1813) // De la campagne de Saxe à la campagne de France. Lettres et souvenirs (1813-1814). Р., 2000. Р. 88. Известие, что враг перешел границы Франции, жители г. Шомона получили 4 января. Их главное тогдашнее чувство местный краевед Эмиль Жолибуа охарактеризовал как «растерянность» (consternation): власти молчали почти весь день. См.: Jolibois Cl.É. Histoire de la ville de Chaumont... Р. 317.
[Закрыть], либо вызывали сомнения[251]251
Мортонваль, описывая капитуляцию Парижа, отмечает, что газеты и официальные бюллетени еще тщились вселить в парижан надежду, когда вдруг толпы крестьян, бежавших от казаков, наводнили парижские бульвары. См.: Mortonval [Guesdon A.F.]. Campagnes de France, 1814 et 1815. Р., 1826. Р. 139-140.
[Закрыть]. Ощущение изолированности вызывало мысли, что Париж бросил провинцию на произвол судьбы. Франция начинает жить слухами. Слухами питалось и столичное общество, и провинциальное[252]252
«В городе ходили страшные слухи о том, что русские солдаты жаждут отомстить за пожар Москвы 1812 года и сжечь Париж». См.: Мильчина В.Н. Париж в 1814-1848 годах: повседневная жизнь. М., 2013. С. 9. Несмотря на все эти слухи, в Париж стекались со своим скарбом крестьяне из близлежащих деревень.
[Закрыть]. Запись из дневника малолетнего Гюибала из Люневилля, сделанная его отцом[253]253
Шарль-Франсуа Гюибал (1781-1867), нотариус. Шарль-Андрэ Гюибал (1807-1887), будущий инспектор мостов и дорог.
[Закрыть] в начале января 1814 г.; «Все дни прошли в тревоге в связи с приближением врага, который, говорят, уже занял Сен-Дье, Эпиналь и Мерикурт...[254]254
Guibal Ch.-A. Op. cit. P. 293. Слухи могли быть и обнадеживающие: «В последние дни февраля много говорили, что союзники разбиты». См.: Ibid. Р. 294.
[Закрыть]» 1 февраля в Лаоне к вечеру началась «самая живая ажитация» из-за слухов о приближающемся противнике. Тогда тревога оказалась ложной[255]255
Devisme J. Histoire de la ville de Laon. Laon, 1822. Р. 189.
[Закрыть]. В письме от 17 января уже упоминаемый выше аббат Сурда сообщает о попытке его знакомого «подправить весьма устрашающие слухи, уже несколько дней циркулирующие в народе»[256]256
Sourdat. Op. cit. Р. 485.
[Закрыть]. Э. Крево писал, что в тех регионах, которым непосредственно угрожало вторжение, началась настоящая паника: молва распространяла истории о всяческих насилиях, о терроре, что царил в деревнях, все ждали ужасных репрессий (курсив везде мой. – А. Г.)[257]257
Creveaux Е. L’occupation étrangère dans le département de l’Aisne en 1814 et 1815 // Études et documents divers. Р., 1936. Р. 174.
[Закрыть].
Жители коммун делились своими соображениями с друзьями и соседями, пытаясь вселить в них уверенность или заражая их паникой. Как писал Паске, мнение у жителей Провена разделилось: одни твердили о грабежах, о том, что враг заберет все до последней рубашки, другие же, напротив, заверяли, что союзники к личной собственности относятся с уважением, а французов так даже и любят. И, как писал аббат Паске, это «колебание между страхом и надеждой» было хуже самого зла[258]258
Pasques. Journal de Provins... Р. 196.
[Закрыть].
Об умонастроениях гражданского населения Франции накануне вторжения 1814 г. писали многие исследователи: от краеведов, акцентирующих патриотизм жителей своей коммуны, до авторов обобщающих работ по истории кампании 1814 года, сетующих то на предательство, то на усталость. Писали и пишут о «беспокойстве», «напряженном ожидании», но, конечно, более откровенно надо говорить об элементарном страхе большинства населения приграничных регионов[259]259
«Простые люди и знаменитости, сторонники Наполеона и убежденные монархисты – все ожидали страшного мщения со стороны вражеских армий». См.: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 18.
[Закрыть]. Конечно, в связи с вторжением союзников на территорию Франции в 1814 г. население Франции обуревали самые разнообразные опасения и страхи, но на первом месте стоял страх, что союзники (русские и немцы) захотят отомстить. И за Вену, и за Берлин, и (особенно) за Москву. По крайней мере, французам такая месть казалась вполне естественной: что еще можно ожидать от варваров?
Смятение обывателей перед любым вторжением усиливало наличие среди «войск царя» страшных «казаков», с которыми жителям Франции предстояло познакомиться самым непосредственным образом: первыми шли так называемые летучие отряды, состоящие преимущественно как раз из казаков[260]260
Р. Дотёйль уверял, что особый трагизм ситуации придавало то, что к городу движется не просто враг, а русская армия с ее казаками, которые были почти варварами. См.: Dauteuille R. L’occupation russe et prussienne à Saint– Quentin en 1814 // Fédération des Sociétés d’Histoire et d’Archéologie de l’Aisne. Mémoires. T. XXXI. Chauny, 1986. Р. 104.
[Закрыть].
Как пишет Жего, помимо страха финансовых и политических элит империи за свое будущее проявляется другой аспект – страх перед террором интервентов[261]261
Но существовали опасения и другого рода: цивилизация, покоренная варварами, может перестать существовать или, по меньшей мере, будет варваризована. Как пишет современный исследователь этого вопроса Ж. Антрэ, «французы опасались, как бы те, кого они рассматривали как рабов, не сделали бы рабами и их самих». См.: Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 227.
[Закрыть]. Конечно, сравнение вторжения 1814 г. с переходом варварами в 406 г. границ Римской империи выглядит анахронизмом. Но страх был вполне реален[262]262
«Одно только имя казаков вселяло внезапный и непроизвольный ужас. Я видел двадцать тысяч человек, готовых отступить и броситься спасаться бегством при крике одного труса: “Вон казаки!”». См.: Bausset L.F.J. Mémoires anecdotiques sur l’intérieur du palais et sur quelques événemens de I’Empire, depuis 1805 jusqu’au 1er mai 1814, pour servir à l’histoire de Napoléon. 4 vol. Paris, 1827-1829. T. 2. Р. 157. Их «имя и облик сеяли ужас и подавляли волю к сопротивлению». См.: Beauchamp A. Histoire de la campagne de 1814: et de la restauration de la monarchie française. Р., 1815. T. 1. Р. 150.
[Закрыть]. Этих русских и пруссаков, переходящих границы империи, большинство французов рассматривало как «кровавых монстров, как орду, обрушившуюся на страну и уничтожающую все на своем пути»[263]263
Jégo Y. La campagne de France 1814. Р., 2013. Р. 37.
[Закрыть]. Как признавался П.-Ф.-Л. Фонтен, он был «далек от мысли, что армия победителей, состоявшая из двадцати народов и огромного количества диких орд, которым был обещан грабеж, завладеет Парижем без насилия, без малейшего эксцесса»[264]264
Цит. по: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 19.
[Закрыть]. К. Батюшков писал из деревни Фонтен под Бельфором, что французы «думали, по невежеству – разумеется, что русские их будут жечь, грабить, резать...»[265]265
Батюшков К.Н. Сочинения. СПб., 1886. Т. 3. С. 246. См. также: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 56.
[Закрыть]
В письме от 22 декабря 1813 г. Сурда, описывая тревоги ввиду предстоящей военной кампании, отдельно упоминает казаков, называя их «днепровскими дикарями» и «арабами Севера»[266]266
Sourdat. Op. cit. P. 483.
[Закрыть]. Он честно признается, что население их боится: после военных неудач наполеоновских армий[267]267
Возможно, имеется в виду сдача Утрехта, Вильгельмштадта, капитуляция Лорсе в Герлрюденберге 9 декабря и поражение Лефевра-Денуэтта 20-21 декабря под Бредой.
[Закрыть] ожидается прибытие подразделений, предназначенных для того, чтобы «нас грабить, сжигать, убивать». По всей видимости, именно этого христианский проповедник и ждет от диких язычников, каковыми он полагает казаков. «В вашем большом городе, – пишет он г-ну Сулье в Реймс, – вы защищены от этого страха, тогда как наши бедные деревенские жители, имея для защиты только женщин, были бы очень счастливы рассчитаться лишь курами да ветчиной»[268]268
Ibid. Р. 483.
[Закрыть].
В письме от 4 января аббат упоминает, что жители его коммуны «постоянно в слезах», опасаясь предрекаемого вторжения врага, который уже продвинулся на расстояние до 6 лье от Лангра. Аббат здесь пользуется явно непроверенной информацией: 4 января до Лангра части союзников, кажется, еще не дошли, они появятся здесь 9 января[269]269
Changey Ch. Souvenirs d’un notable Langrois en 1814. URL: histo52. blogspot.ru/2010/04/souvenirs-dun-notable-langrois-en-1814.html (дата обращения: 9 мая 2018 г.). Это были части Гиулая, прибывшие в Везул 7 января и выдвинувшиеся из Везула на Лангр 9 января.
[Закрыть]. Но слезы, слухи и страхи, выплеснувшиеся на страницы писем Сурда, еще раз подчеркивают гнетущую атмосферу ожидания, в которой пребывали мирные обыватели. По выражению аббата, они «трепетали»[270]270
Sourdat. Op. cit. P. 484.
[Закрыть].
Известие о вторжении союзников достигло Эпиналя 24 декабря 1813 г., накануне Рождества, в тот момент, когда жители собрались в церкви на мессу. Как писал краевед Ш. Шартон, охваченные паническим страхом от того, что враг уже на подступах к городу, эпинальцы поспешно покинули церковь и заперлись у себя по домам. Однако на следующий день ни одного иностранного солдата не было видно, и горожане уже немного расслабились, когда последовали очередные новости, одна тягостнее другой, и эпинальцы, охваченные глубокой тревогой, вновь приготовились быть оккупированными с минуту на минуту[271]271
Charton Ch. Histoire vosgienne. Souvenirs de 1814 à 1848 // Annales Société d’émulation du département des Vosges. 1868. T. 13. Р. 240. Шартон, описывая события в округе Эпиналя в январе 1814 г., много цитировал манускрипт аббата Фиеля, бывшего кюре Таона, который, в свою очередь, пересказывал воспоминания Буржуа (Bourgeois) – кюре из Игне, очевидца событий. Информацию Шартона потом активно использовал Ф. Бувье, автор самой подробной работы о вторжении в Вогезы. См.: Bouvier F. Op. cit. P. 20. Конечно, не все вогезцы реагировали на это известие так, как эпинальцы. В Ротау, например, нашелся пылкий патриот Николас Вольф, который энергично взялся за организацию партизанского отряда. См.: Save G. Nicolas Wolff et la Défense de Rothau en 1814 // Bulletin de la Société Philomatique Vosgienne. 1886. T. 12; Nerlinger Ch. Nicolas Wolff et la défense des Vosges 1814-1815. Strasbourg, 1897.
[Закрыть]. Со времен последних лотарингских войн в Вогезах XVII в. Эпиналь не видел врага у своих стен, город уже забыл об этих несчастных временах. А тут возникают вопросы: «Каковы солдаты, которые сейчас вступили на территорию Франции? Эти австрийцы, пруссаки, немцы всех разновидностей? Каковы венгры, русские, казаки, эти варвары Севера, которые способы удовлетворять только свои самые низменные страсти и безжалостно мстить, и которые без сомнения совершат все возможные насилия?» Эти вопросы, которые эпинальцы задавали себе, лишь умножали их тревоги[272]272
Charton Ch. Op. cit. Р. 240.
[Закрыть].
А. Шюке приводит еще одно свидетельство страха перед казаками, вызвавшего бегства местного населения целыми семьями. Мэр Фальсбурга[273]273
B 42 км к северо-западу от Страсбурга. Департамент Мёрт.
[Закрыть] Шарль-Жозеф Пармантье писал 4 января префекту своего департамента, что в его город прибыло большое число эльзасцев, отступающих перед врагом: «Вчера нас посетила мысль о разорении. Большое число жителей из региона нижнего течения Рейна прибыло вчера в наши стены с женами и детьми: с насиженных мест их гнало беспокойство и страх, внушенные казаками, которые вчера вечером имели дерзость доскакать до Юненг, где они оставались несколько часов. Они перешли Рейн между Бейнгеймом и Зелцем, но с намерением лишь поспособствовать более серьезной переправе под Мангеймом. <...> Если этот переход достаточно труден, я надеюсь, что эти господа не доберутся до нас»[274]274
Патриотичный мэр обещал префекту, достойно встретить казаков: «...Трудно вообразить лучший общественный дух, чем тот, которому я являюсь свидетелем ежедневно». Фальсбург действительно окажет союзным частям сопротивление. См.: Chuquet А. L’Année 1814. La campagne de France. Les alliés à Paris. Aux mois d’avril et de mai. En Alsace. Quelques généraux. L’île d’Elbe. Le congrès de Vienne. Lettres et mémoires. Р., 1914. Р. 77. См. так же: Napoléon, la dernière bataille. Témoignages 1814-1815. Р., 2014.
[Закрыть].
Напряженность ситуации усиливала скорость вторжения[275]275
Конечно, все относительно: и скорость распространения слухов, и скорость кавалерии. В литературе часто можно встретить замечания о быстроте, с какой союзники двигались в глубь Франции и одновременно укоры в адрес Богемской армии, продвигавшейся якобы из-за интриг ее главнокомандующего Шварценберга медленно. Потом за медлительность будут пенять и М.И. Платову... Понятно, что у каждого стратега свои представления о скорости наступления, которая, однако, определяется не только политическими расчетами главнокомандующего, но и конкретной военно-стратегической ситуацией. И в Богемской, и в других армиях бывало такое, что «летучие отряды» вовсе не «летали», а по нескольку дней вроде бы топтались на месте. Дневные переходы отряда казаков под командованием Тоттенборна в конце 1813 – начале 1814 г. составляли от 3 до 6 миль. И к нему, кажется, в этой связи никто никаких претензий не предъявлял. См.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 1. Д. 4124. Л. 40-41об.
[Закрыть]: «летучие отряды» иногда опережали слухи. Были города и деревни, для которых появление иностранных солдат было настоящим сюрпризом. Оттого-то паника в них была еще сильней. А. Шюкэ на основании анализа многочисленных свидетельств писал о внезапном появлении войск союзников[276]276
Chuquet A. L’Alsace en 1814... P. 79.
[Закрыть]. Большинство населения все же не ожидало увидеть врага на своих землях. Или, по крайней мере, не ожидало увидеть его «сейчас». Из воспоминаний ученика колледжа в Жюлли: «Враг быстро приближается к Парижу <...>. Наивность наших профессоров и беззаботность, свойственная нашему возрасту, позволили нам проигнорировать его приближение...»[277]277
Laforet A. Un Souvenir de collège. Les cosaques à Juilly en 1814 // Revue de Marseille et de Provence. 1866. T. 22. Р. 242.
[Закрыть] Со ссылкой на А. де Виньи («Кабала военных») Л. Пэнго описывал, каким сюрпризом было появление русских войск у стен Реймса[278]278
Pingaud L. Les français en Russie et les russes en France: l'ancien régime, l’émigration, les invasions. Р., 1886. Р. 389.
[Закрыть]. Не ждали союзников и парижане: «Мы были уверены из газет, что союзные армии были не слишком страшными <...>, что Бонапарт маневрировал»[279]279
Jouvencel de. Les Alliés à Versailles. (1814-1815). Exposé des événements qui ont eu lieu dans la Ville de Versailles, à la fin de mars et dans les premiers jours d’avril 1814, à I’époque mémorable de l’entrée des armées des puissances alliées // Revue de l’histoire de Versailles et de Seine-et-Oise. Versailles, 1914. Р. 152.
[Закрыть]. Вера французов в свою силу была высока, они не теряли надежду: «В Париже, – вспоминала Жюли Мале, – мы не могли поверить, что мы увидим врага у наших стен; мы настолько привыкли видеть войну издалека, что отвергали идею опасности»[280]280
Ж. Мале так излагает очередность событий: «20 декабря 1813 г. одна армия союзников вступила в Базель, 1 января 1814 г. другая перешла Рейн; и очень скоро (курсив мой. – А. Г.) враг был под стенами Парижа». См.: Mallet J. Extraits des souvenirs // Le Carnet historique et littéraire. Revue mensuelle rétrospective et contemporaine. T. 2. Juillet-décembre. Р., 1898. Р. 874-875.
[Закрыть].
Последние приготовления перед встречей с интервентами описал Паске: 1 февраля с утра больные и раненые французские солдаты были эвакуированы из Провена в Нанжи. Тех же, кто не подлежал транспортировке, переодели в гражданское платье и спрятали в больнице «Божий приют». Порох, что хранился в церкви Сен-Круа и который не смогли вывезти, выбросили в реку. Между двумя и тремя часами пополудни в городе стала слышна перестрелка на близлежащих холмах: ставни в домах позакрывались, некоторые жители попрятались в погреба, «город замер в тишине, объятый страхом и ужасом»[281]281
Pasques. Journal de Provins... Р. 199.
[Закрыть].
Изучение чувств, эмоций, чаяний, надежд французов накануне вторжения войск антифранцузской коалиции заслуживает более пристального внимания. А сейчас ограничимся констатацией, что в целом настроения гражданского населения приграничных районов Франции быстро эволюционировали от «смутного беспокойства» до «большого испуга». Толпа и слухи лишь множат энергию страха. Ожидание казака казалось уже хуже самого казака. Не без влияния наполеоновской пропаганды у французов возникало то эмоциональное состояние, какое психологи называют напряженным ожиданием (suspense). Такое состояние обычно характеризуется как «чувство неопределенности», притом что негативный результат кажется очень вероятным. Психологическое возбуждение, вызванное напряженным ожиданием, спадает относительно медленно. И чем напряженнее ожидание первой встречи с «Другим», тем потом резче и глубже в памяти остаются впечатления от этой встречи.
