Текст книги "1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов"
Автор книги: Андрей Гладышев
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
О значении, которое придавалось официальным бюллетеням и вообще информационному сопровождению военных действий, свидетельствует, например, письмо командующего дивизией Карра Сен-Сира военному министру Кларку из Гамбурга от 14 ноября 1812 г., в котором шла речь об обнаруженной в г. Вареле листовке, которая висела на том месте, где обычно вывешивались официальные бюллетени Великой армии. Анонимный автор листовки сообщал об отступлении из России наполеоновской армии, «наполовину уменьшившейся из-за холода и казаков». Сен-Сир обращает внимание, что сам-то он получил в Гамбурге эстафету из Берлина с сообщением об отступлении из Москвы только 12 ноября: следовательно, внутренним врагам государства в данном случае помогали информацией либо англичане, либо шведы[54]54
См.: Chuquet А. 1812. La Guerre de Russie. Notes et Documents. Р., 1912. Р. 51-52.
[Закрыть].
Бюллетени рисовали мрачный образ России. В 16-м бюллетене описываются варварские методы войны: «Покидая Вязьму, русские войска сожгли мост, магазины и самые красивые дома в городе. Перед уходом казаки разграбили город, т. к. русские думают, что Вязьма уже не вернется под их власть»[55]55
Moniteur Universel. 1812. N 259.
[Закрыть]. В бюллетене от 23 октября 1812 г. в связи с московским пожаром говорится, что «это научит русских воевать по правилам, а не по-татарски»[56]56
Цит. по: Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 218-219.
[Закрыть]. Наполеоновские бюллетени акцентировали и чисто военные недостатки казаков, утверждая, что и две тысячи казаков не способны атаковать один эскадрон, находящийся в боевом порядке. 28-й бюллетень от 11 ноября сравнивал казаков с арабами, только и способными, чтобы рыскать на флангах[57]57
Moniteur Universel. 1812. N 334. «Казаки воюют, как мамлюки, окружают и издают громкие крики», – писал Барагэ д’Ильер. Сравнение с арбами может быть объяснено широкой известностью Египетского похода (1798 – 1801 гг.) во французском обществе.
[Закрыть]. 29-й (и последний) бюллетень Великой армии из России[58]58
Это 6-я серия бюллетеней – «Кампания в России» (1812). В 1813-1814 выходили бюллетени уже без единой нумерации. В 1821 г. вышел специальный сборник бюллетеней Великой армии. См.: Bulletins officiels de la Grande Armée, campagnies de Russie et de Saxe. Р., 1821.
[Закрыть], описывая отступление французов в 1812 г., также отзывался о казаках не слишком лицеприятно: «Враг видел повсюду на дорогах следы той ужасной катастрофы, что постигла французскую армию, и старался извлечь из этого пользу. Колонны французов окружали казаки, которые, как арабы в пустыне, овладевали каждыми отставшими санями или экипажем. Эта достойная презрения кавалерия, производившая только шум и не способная сопротивляться и роте вольтижеров, представлялась опасной только в силу обстоятельств»[59]59
Pièces intéressantes pour servir à l’histoire du XIXe siècle. Р., 1821. Р. 142.
[Закрыть].
Но даже наполеоновские функционеры не все верили «сказкам», приходящим из России: министр почтовых сообщений М.-Ш. Лавалет даже рассердился, прочитав известие о массовом дезертирстве казаков: «Чтобы казаки покинули армию! Казаки, для которых война – главное удовольствие. Да у них есть все, чтобы в ней победить, и нет ничего, что можно в ней потерять!»[60]60
Цит. по: Рей М.-П. Французское общество и русская кампания 1812 г. // Новая и новейшая история. 2013. № 2. С. 124.
[Закрыть]
Кампания 1812 года, как ее называют французы, не добавила, если верить М. Губиной, к образу казака новых существенных черт, главной из которых была нецивилизованная «дикость» внешнего вида: «образ казаков остается в рамках уже известного стереотипа <...> Примечательно, что даже во время ужасного отступления к этому образу не добавляется существенно новых более жутких и неправдоподобных деталей»[61]61
Губина М.В. «Война перьев» в 1812 году // Французский ежегодник 2013: «Русская кампания» Наполеона: события, образы, память. М., 2013. С. 196. М. Губина полагала, что «жуткие и неправдоподобные детали» добавятся к образу казака в 1814 г., когда много будут писать о казаках-людоедах. Мы же видели, что молва о каннибалах из России имеет более раннюю датировку. Ср: Губина М.В. Образы противников в восприятии покорителей Европы (1805-1812) // Французский ежегодник. 200-летний юбилей Отечественной войны 1812 года. М., 2012.
[Закрыть]. Может быть, действительно, принципиально новых черт к образу казака не добавилось: варвары остались варварами, но все же поход в Россию 1812 года дал новую пищу для развития образа казака[62]62
Слава ведущих партизанские или арьергардные действия казаков в кампанию 1812 г. только возросла, но и цена была заплачена ими не малая: по подсчетам А.В. Венкова, с 1812 по 1814 г. только Донское казачье войско потеряло до трети своего состава. См.: Venkov A.V. Cosaques les pirates domestiqués // Guerre et l’histoire. 2012. N 9. Р. 81.
[Закрыть], а сам исход кампании 1812 года сделал русских главными виновниками неудач французского императора[63]63
Наполеон часто винил в своем поражении 1812 г. казаков: Коленкур писал, что император «все свои затруднения приписывал исключительно помехам со стороны казаков». См.: Сапожников Л. Войско Донское в Отечественной войне 1812 г. М.; СПб., 2012. С. 744.
[Закрыть]. При этом кто-то ругал казаков[64]64
Шварценберг как-то нелицеприятно выразился относительно иррегулярных казаков: «Эти организованные бандиты весьма хитры. Они не любят когда огня пехоты слишком много, они ненавидят артиллерию, но когда их 10 на одного, они наглеют». Цит. по: Summerfield S. Op. cit. P. 15.
[Закрыть], а кто-то хвалил. Многие французские офицеры, если судить по их мемуарам, все же отдавали должное казакам: «высоко оценивали их качества как солдат и говорили об их неукротимой храбрости. Кроме того, в воспоминаниях не раз проскальзывает восхищение методами боя казаков, их способностью осуществить внезапное нападение. Это восхищение было смешано со страхом и трепетом»[65]65
См.: Форрест А. Указ. соч. С. 235. Пример положительного отзыва немецких военных о казаках – воспоминания Леопольда Германа Людвига фон Бойна (Boyen), который в 1807 г. состоял прусским делегатом при генерале Тучкове и которому неоднократно приходилось с казаками взаимодействовать. Этот выдающийся штабной офицер писал, что казака не следует судить по меркам армий «цивилизованных наций», такие черты этих «детей природы», как выносливость, энергичность, способность интуитивно ориентироваться на местности, достойны восхищения. В их девственной природе скрыто золотое сердце. См.: Boyen H. von. Mémoires. 2 v. P., 2003. Цит. по: Summerfield S. Op. cit. Р. 8.
[Закрыть].
К образу казаков добавили, конечно, негативных интонаций и письма французских военнопленных из России. В частной переписке (в отличие от мемуаров) нападавшие на обозы, курьеров, фуражиров, отставших французов казаки упоминались гораздо чаще, чем другие части российской армии[66]66
Речь идет именно о письмах, а не о более поздних воспоминаниях. См.: Rey М.-Р. La Russie et les russes dans les écrits des prisonniers de la Grande Armée, une approche comparée // Annales historiques de la Révolution française. 2012. N 3; Промыслов Н.В. Представления о России в письмах участников похода Великой армии 1812 года // Уральский исторический вестник. 2012. № 1 (34). С. 44-53. На казаков жаловались и нижние чины, и французские генералы.
[Закрыть]. После 1812 г. уже не пущенные кем-то слухи, а рассказы очевидцев, вырвавшихся из рук смерти, вернувшихся из заснеженных просторов России, живописали почти инфернальную картину. Рассказы тех, кто вернулся из России, «только подкрепили образ русского азиатского варварства»[67]67
Рей М.-П. Царь в Париже... С. 8.
[Закрыть].
По воспоминаниям участников кампании 1812 г., казаки были олицетворением варварства, якобы даже русские помещики боялись казаков больше, чем французов[68]68
По крайней мере, так будет утверждать в своих мемуарах Р. Вьейо. Vieillot R. Souvenirs d’un prisonnier en Russie pendent les années 1812 – 1813 – 1814. Luneray, 1996. Р. 102.
[Закрыть]. Французские мемуаристы постоянно называли казаков потомками скифов, отмечали их дикость, жадность и жестокость. Сержант Бургонь так описывает внешний облик казака: «Этот человек был безобразен: плечи как у Геркулеса, косые глаза, глубоко сидящие под нависшим лбом. Его волосы и борода, рыжие и густые как конская грива, придавали его физиономии дикий вид»[69]69
Bourgogne A.J.B. Mémoires du sergent Bourgogne. 1812-1813. Р., 1910. Р. 149.
[Закрыть]. Доктор Р. Фор опубликовал в 1821 г. свои воспоминания, в которых упоминает один эпизод, как в октябре 1812 г. казаки, конвоировавшие французских пленных, кололи последних пиками, проверяя, не притворяются ли они мертвыми. Объясняет он такое поведение особенностями климата, влиявшего на физиологию казаков[70]70
Faure R. Souvenirs de Nord. Ou la Guerre, la Russie, et les Russes ou l’esclavage. Р., 1821. Р. 69-70, 105. Цит. по: Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 219.
[Закрыть]. Другой мемуарист подытоживает: «Картина России и ее обитателей – самая печальная из всех, что можно увидеть». Ж. Антре называет такие мемуары «эхом» тех переживаний, что испытывали их авторы в 1812 г., и предполагает, что аналогичные рассказы как раз и слышали французские обыватели от вернувшихся из России военных[71]71
Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 219. Изучением отражений кампании 1812 г. во французской литературе XIX в. занималась Ш. Краусс, которая пришла к выводу, что Россия в большинстве случаев рисуется «на стороне зла»: в ее описании преобладают негативные детали (например, в образе казака). См.: Krauss Ch. Op. cit. P. 79.
[Закрыть].
Даже благосклонная к России мадам де Сталь нагоняла страху на читателей. Вот каким увидела она в 1812 г. нерегулярные казачьи части на одной из станций в России: «Казаки, не дожидаясь приказа и не получив мундиров, шли на войну в серых одеяниях с широкими капюшонами, с длинными пиками в руках. Я совсем иначе представляла себе казаков. Живут они, как я и думала, за Днепром, ведут независимый образ жизни на манер дикарей, однако во время войны беспрекословно исполняют приказы командиров. Обычно самыми грозными кажутся воины, облаченные в яркие мундиры. Тусклые тона казацкого платья внушают страх совсем иного рода: кажется, будто в бой идут призраки»[72]72
Сталь Ж. de. Десять лет в изгнании, М., 2003. С. 205.
[Закрыть].
В кампании 1813 года также был свой, используя выражение В.Г. Сироткина, «фронт военно-дипломатической пропаганды», дополняющий другие фронты наполеоновских войн[73]73
См.: Сироткин В.Г. Официозная военно-политическая публицистика Франции и России в 1804-1815 гг. // Бессмертная эпопея. К 175-летию Отечественной войны 1812 г. М., 1987. С. 222-243.
[Закрыть].
С одной стороны, «русские развернули искусную пропаганду, нацеленную на немецкое общественное мнение»[74]74
Рей М.-П. Царь в Париже... С. 32.
[Закрыть]. Прокламации уверяли немцев, что русские армии лишь протягивают им «руку помощи». В Пруссии русские позиционировали себя однозначно как освободители, в Саксонии призывали к восстанию против Наполеона: «...тот, кто не за свободу, тот против нее! Выбирайте – или мой братский поцелуй, или острие моей шпаги», – писал П.Х. Витгенштейн в своей прокламации[75]75
Там же. С. 34.
[Закрыть]. М.-П. Рей в своем стремлении подчеркнуть важность изучения взаимных представлений народов в ходе военного конфликта увлекается, искусственно сужая мотивацию немцев: «Русская пропаганда в немецких землях не замедлила принести свои плоды: враждебность по отношению к французам становилась все более открытой»[76]76
Там же.
[Закрыть]. Не будем преувеличивать силу пропаганды: годы войн с французами, оккупация французами германских земель, приближение русских войск и их победы – вот лучшая мотивация для немцев. Другое дело, что в ходе кампании 1813 года опробовались и обкатывались некоторые приемы и идеи, которые будут использованы в кампании 1814 года, когда население французских городов будет поставлено перед тем же выбором: поцелуй или шпага!
Ш. Корбе показалось, что Наполеон в 1813 г. надеялся на возможность потепления русско-французских отношений, и потому французская пресса осторожничала в отношении России. На протяжении всего 1813 г. французские газеты регулярно печатали различные новости из Санкт-Петербурга, и общий настрой этих новостей (по крайней мере, тех, что печатались в Moniteur) не был враждебен России: Наполеон следил за разногласиями в лагере своих врагов, из которых могло бы родиться новое франко-русское сближение[77]77
Corbet Ch. Op. cit. P. 83. Скорее, нужно говорить о том, что наполеоновская пропаганда избегала очернять образ монарха той страны, с которой возможно заключение мира. Ш. Краусс, отдавая должное работе Ш. Корбе как «каталогу» сочинений французов о России, критикует его за «смешение исторического и литературоведческого анализов» и за «слишком откровенное афиширование своих русофильских убеждений». См.: Krauss Ch. Op. cit. P. 13.
[Закрыть].
Здесь Ш. Корбе пытается распространить и на 1813 г. свою общую оценку эволюции отношения Наполеона к России: лишь утратив надежды на сотрудничество с Россией в борьбе с Великобританией и обнажив шпагу, Наполеон озвучил уже другую программу – отделить Россию от Европы: «Нужно отбросить русских в их льды, чтобы лет двадцать пять они не вмешивались в дела цивилизованной Европы. <...> Балтика должна быть для них закрыта. <...> Цивилизация отвергает этих жителей Севера. Европа должна уладить свои дела без них»[78]78
Corbet Ch. Op. cit. P. 82. Граф Мольен утверждал, что он слышал от императора Франции в апреле 1813 г. примерно следующие слова о России: «Нужно быть слепцом, чтобы не увидеть, что уже на протяжении века существует русская политическая линия и какова ее цель. Можно только отвернуть этот поток от самой прекрасной части Европы; я это пытаюсь; Австрия мне в этом способствует плохо; Турцией я обманут; но и та, и другая могут потерять больше, чем Франция; они никогда не имели дела с таким императором, как Александр». См.: Ibid. Р. 82.
[Закрыть]. В 1813 г. французы продолжили эксплуатировать тему русского варварства, притом что немцев они воспринимали за тех же полуварваров. Одна из прокламаций Наполеона своим солдатам от 3 июня 1813 г. из Лютцена призывала отбросить «этих татар в их ужасный климат», чтобы они «остались в своих ледяных пустынях, пребывая в рабстве, варварстве и коррупции»[79]79
Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 219.
[Закрыть].
Что касается собственно казаков, то они стали, как выразился генерал А.П. Ермолов, «удивлением Европы». Иррегулярные войска были разбросаны по отдельным отрядам и корпусам, но в целом «казачьей коннице для действий в Европе был предоставлен большой простор»[80]80
Безотосный B.M., Иткина Е.И. Указ. соч. С. 39.
[Закрыть]. Насколько невероятны были слухи, распускаемые о казаках и о нерегулярных частях в составе русской армии, можно судить по рассказу некого Л. Гусселя «Первые русские в Лейпциге» о событиях марта 1813г.: «Все сгорали от желания увидеть пользовавшихся дурной славой и внушавших страх казаков, которые, по описаниям французов, едва ли имели человеческий облик, и, поднявшись на башни, искали невооруженным и вооруженным глазом скачущих всадников <...> Наибольшее волнение у всех вызвали башкиры, о которых можно было услышать самые невероятные вещи и которые по слухам имели только один глаз на лбу, длинные морды и огромные клыки вместо зубов. <...> Каково же было удивление, когда они увидели правильные черты лица и совершенно пропорциональное телосложение <...> Вскоре мы с ними познакомились, и дети вертелись среди них, но ни один из них за это время не пропал»[81]81
Подробнее см.: Рахимов Р.Н. Западные мифы о народах России // Москва. 2014. № 11. См. также: Желтобородов А.Н. Партизанские действия легкой кавалерии русской армии в ходе кампаний 1813. URL: http://mozhblag.prihod.ru/stranicy_istoni_razdel/view/id/39222 (дата обращения: 13 мая 2018 г.).
[Закрыть]. Казаки были в общих чертах в курсе того, что здесь о них думали. В Дрездене им было достаточно бросить взгляд на витрины издательств, чтобы увидеть, в каком образе их здесь представляли[82]82
Hantraye J. Les Cosaques aux Champs-Elysées... Р. 228.
[Закрыть].
Лучшее лекарство от пропаганды – личный опыт. Возглавлявший муниципалитет г. Ломара[83]83
B 20 км к юго-востоку от Кёльна.
[Закрыть] Франсуа Гумпертц еще зимой 1813 г. сочувствовал французским солдатам, которые «были хозяевами Москвы, но оказались разбиты холодом», и отмечал, что «здесь многие боятся русских», выказывая при этом надежду, что до Ломара они не дойдут. Чуть позже, в письме от 12 июня 1813 г. своим родственникам во Францию, он пишет, что настроения уже явно в пользу союзников: «Казаки, которых так боялись, теперь воспринимаются как спасители»[84]84
La famille de Gumpertz de Gusten // Revue historique, archéologique, littéraire et pittoresque du Vivarais illustrée. 1897. T. 5, N 1. Р. 411.
[Закрыть]. Когда в Ломар все же вошли 80 казаков и два башкирских полка, то на постой казачьи офицеры разместились у него дома. Вечером к ним присоединились все башкирские офицеры: стали есть и пить. Оказалось все не так страшно: «Казаки – народ грубый, малокультурный, но от природы добродушный. Если им дать водки, то они будут довольны»[85]85
Ibid. Р. 412.
[Закрыть].
У французов же, видимо, было больше, чем у немцев, оснований опасаться казаков. Мы не сможем сейчас заглянуть в глубины их душ и подсознания, где, возможно, нашла свое место вина за эксцессы, сопровождавшие «освобождение Европы» и строительство Великой империи, или, по крайней мере, понимание, что по делам и воздастся. Но что историкам под силу, так это отследить усилия наполеоновских властей по формированию образа врага.
Наполеоновская пропагандаВоенная кампания зимы 1814 года, как и предыдущие наполеоновские войны, сопровождалась активной пропагандистской кампанией. Союзное командование выпускало и распространяло среди населения Франции различные прокламации, имеющие целью убедить обывателей в миролюбивости и умеренности союзников, противопоставить личные амбиции Наполеона интересам Франции, внести побольше раздора в общественное мнение французов, предотвратить возможные народные волнения и массовое вооруженное сопротивление интервенции. Наполеоновские власти старались через прессу возбудить у населения ненависть к захватчикам, побудить французов взяться за оружие. Задача Наполеона – сплотить нацию, задача союзников – изолировать императора.
М.-П. Рей оговаривается, что Наполеон «пытался ответить» на пропаганду союзников[86]86
Рей М.-П. Царь в Париже... С. 54.
[Закрыть]. Но, вспомнив все, что предшествовало кампании 1814 года, не будем отнимать пальму первенства у императора Франции и начнем именно с наполеоновской пропаганды.
История наполеоновской пропаганды неоднократно привлекала внимание исследователей. Чаще всего историки обращали внимание на политику Наполеона в отношении печати. При этом многие подчеркивали, что он был одним из первых государственных деятелей, не просто понимавших необходимость целенаправленного воздействия на общественное мнение, но и блестяще это осуществлявших. о Наполеоне как о выдающемся «мастере по связям с общественностью» писал, в частности, Р. Холтман, по мнению которого талант Бонапарта и как пропагандиста – организатора, и как пропагандиста – непосредственного исполнителя особенно наглядно проявился в его взаимоотношениях с прессой[87]87
Holtman R. Napoleonic Propaganda. Baton Rouge, 1950. P. 61-62.
[Закрыть]. В отечественной историографии также сложилась определенная традиция изучения как общих вопросов «войны перьев» в годы наполеоновских войн, так и вполне частных вопросов наполеоновской пропаганды. Между тем, как утверждал не так давно Уэйн Хенли, история использования Наполеоном пропаганды – яркий пример того, что в наполеонистике еще есть малоизученные области[88]88
Hanley W. The Genesis of Napoleonic Propaganda, 1796 to 1799. Columbia University Press, 2005. URL: http://www.gutenberg-e.org/haw01/frames/fhawack.html (дата обращения: 10 июня 2018 г.), о том же писал, в сущности, и Д.М. Туган-Барановский: «Но в огромной литературе остались в тени, на мой взгляд, весьма существенные вопросы: какими способами Наполеон достигал политического успеха и какое место в достижении этого успеха он отводил общественному мнению?». См.: Туган-Барановский Д.М. Наполеон как журналист // Вопросы истории. 1995. № 7. С. 149-152; Он же. Стереотипы наполеоновской пропаганды // Демократия или авторитаризм. Становление новых политических режимов в Европе в ХІХ-ХХ веках. Волгоград, 2008. С. 27-30.
[Закрыть].
Главной задачей наполеоновской пропаганды в кампании 1814 года было возбудить среди населения чувство патриотизма, поднять гражданское население Франции на массовое сопротивление интервентам, т. е. повторить 1792 г., когда французы в целом охотно откликнулись на призыв революционного правительства «Отечество – в опасности!».
Для этого пропаганда стремилась использовать архетипический страх французов перед «нашествием варваров», «азиатов», «дикарей». Война с Россией представлялась как война мира цивилизованного с нецивилизованным, варварским. Символом же русского варварства стали казаки, а к 1814 г. лекала, по которым кроился образ казака, уже были готовы. Общий вывод сформулировал еще Ш. Корбе: «...когда русские вошли во Францию, у них уже была устойчивая репутация варваров»[89]89
Corbet Ch. Op. cit. P. 86. С Ш. Корбе согласна и М.-П. Рей. См.: Рей М.-П. Царь в Париже... С. 8.
[Закрыть]. Ш. Корбе вторят и современные исследователи: казаки – эти «пожиратели свечек» и детей, были в глазах французского общества воплощением отсталости, в которой пребывала тогда империя русского царя[90]90
Rey М.-Р. Les cosaques dans les yeux des française, à l’heure de la compagnie 1814: contribution à une histoire des images et des representations en temps de guerre // Quaestio Rossica. 2014. № 1. Р. 56. Как писал Б. Блондо в своей диссертации, защищенной в 2013 г., «самая предпочтительная мишень для журналистов и разнообразных прокламаций, как военных, так и гражданских лиц – это “Казак”. <...> Для населения того времени казаки были варварами с лицом человека». См.: Blondeau В. Les occupation militaire étrangères en 1814 et 1815 dans le Val de Sâon, le Beaujolais et la Domdes. Lyon, 2013. Р. 17.
[Закрыть]. Тем самым наполеоновская пропаганда пыталась, с одной стороны, посеять сомнения среди союзников по антифранцузской коалиции в правильности сделанного ими цивилизационного выбора, а с другой – поднять французов на борьбу с очередным «нашествием».
Наполеон полагал, что французская нация «подвержена быстрому восприятию» и отличается «живым воображением и сильным выражением чувств». 4 января 1814 г. император писал своему министру иностранных дел А. Коленкуру: «Опустошения казаков вооружат жителей и удвоят наши силы. Если нация последует за мной, враг погибнет»[91]91
Correspondance de Napoléon Ter publiée par ordre de l’empereur Napoléon III. T. 27: 1-er janvier 1814-26 février 1815. Р., 1869. Р. 12.
[Закрыть].
В официальной переписке Наполеона, в его декретах лексема «русские» часто соседствует с лексемой «казаки». Так, 21 февраля из своей генеральной штаб-квартиры в Ножан-сюр-Сен Наполеон примирительно писал императору Австрии, что армии Блюхера и Клейста уже разбиты, а война между французской и австрийской армиями не в интересах ни французов, ни австрийцев. И далее, как бы между прочим, но как о само собой разумеющемся, упоминается о населении Франции, «раздраженном в высшей степени всяческого рода преступлениями, произведенными казаками и русскими»[92]92
Correspondance de Napoléon I... T. 27. Р. 224-225.
[Закрыть]. 26 февраля из Труа император писал тому же А. Коленкуру, что «всяческого рода зверства (atrocités), совершенные казаками и русскими», всколыхнули столицу, Париж вооружается, 200 000 человек взялось за оружие, этим вооруженным населением командуют 8000 бывших офицеров и т. д.[93]93
Ibid. Р. 252.
[Закрыть] Вновь ни англичан, ни немцев... Только «русские и казаки». Император практически шантажирует казаками. Из Суассона он обращается к своему брату Жозефу: «Вы мне пишете, как если бы мир зависел от меня, но я послал вам бумаги. Если парижане хотят видеть казаков, то потом они раскаются, и вы должны сказать им правду»[94]94
Correspondance de Napoléon... T. 27. Р. 305. Когда союзники встали уже под стенами Парижа, очередной бюллетень Наполеона в этой связи гласил: «Присутствие императора с войском у ворот Парижа воспрепятствует неприятелю предаться обыкновенным своим неистовствам (курсив мой. – А. Г.) в сем многолюдном городе, в котором он не может держаться без величайшей для него опасности». Цит. по: Сын Отечества. 1814. № XXXVII. С. 202.
[Закрыть].
5 марта из главной квартиры императора, что находилась в Фиме, последовали два декрета, которые, по замечанию Ф. Коха, провозглашали войну на истребление и объявляли сопротивление интервентам долгом всякого гражданина[95]95
Koch Fr. Mémoires pour servir à l’histoire de la campagne de 1814: accompagnés de plans, d’ordres de batailles et de situations. 2 v. Р., 1819. T. 1. Р. 446.
[Закрыть]. В первом декрете в связи с тем, что союзники обещали расстреливать каждого французского крестьянина или горожанина, захваченного с оружием в руках, Наполеон обещал за каждого такого француза мстить, репрессируя пленных союзников. Во втором декрете «русские и казаки» опять выделены Наполеоном отдельно: «В то время как население городов и деревень, возмущенное жестокостями, которые совершили над ними враги, и особенно русские и казаки, из чувства национальной гордости взялось за оружие, чтобы останавливать отряды врага, захватывать его конвои и вообще наносить ему максимально возможное зло, то во многих местах мэры или другие члены магистрата отговаривали население от этого». В связи с этим всех, кто вместо того, чтобы подстегивать патриотический порыв, будут таковой охлаждать, предлагалось рассматривать как предателей[96]96
Recueil de décrets, ordonnances, traités de paix, manifestes, proclamations, discours etc. de Napoléon Bonaparte. Contenant les pièces de l’année 1813, jusqu’au 12 avril, 1814. Р., 1815. Р. 645; Correspondance de Napoléon... T. 27. Р. 290.
[Закрыть].
В. Девеле опубликовал обнаруженный им в архиве рапорт префекта департамента Кот-д’Ор министру внутренних дел от 19 января 1814 г. Составленный в Семюр-ан-Осуа рапорт повествует об отступлении французов из Дижона. Префект отдельно останавливается на описании состояния умов и, в частности, отмечает, какое положительное воздействие оказала на население департамента прокламация императора, «написанная с той добротой, что свойственна самому прекрасному из суверенов, наполненная силой и правдой и проникающая в самые глубины сердца»[97]97
Develay V. La France devant les deux invasions 1814-1815. Pièces Justificatives. Р., 1864. Р. 273.
[Закрыть].
Понятно, что префекты будут преувеличивать влияние наполеоновских прокламаций на умы. А вот история Шомона демонстрирует нам другую картину. Уроженец этого города Клод-Эмиль Жолибуа, автор многочисленных сочинений по истории Верхней Марны, основатель «Литературного и научного общества Марны» и знаток департаментских архивов, в своей «Истории Шомона» посвятил несколько страниц событиям в этом городе в начале 1814 г. Свое повествование он начинает с 4 января[98]98
Даты указаны по Григорианскому календарю.
[Закрыть]. «В Шомоне воцарилась растерянность. Враг пересек границы. Население группировалось на улицах: люди возмущались бездействием и молчанием властей; добивались новостей». В 4 часа дня комиссар полиции вышел из ратуши и после барабанной дроби зачитал прокламацию сенатора и главного церемониймейстера императорского двора, назначенного чрезвычайным эмиссаром в департамент Верхней Марны, графа Сегюра. В прокламации говорилось, что оставленный своими союзниками император, заботясь о славе нации, мог бы еще продолжать борьбу с коалицией, но, зная от местных властей, что это «благородное дерзновение» (noble audace) стоило бы и так претерпевшим большие тяготы французам очень дорого, он «предпочел свою славу счастью народа» и принял все условия врагов. Враги же под всякими предлогами отказались подписывать мир и вторглись в пределы Франции. «Враг во Франции!» – уже только одно это словосочетание, как следовало из прокламации, налагало на всех французов определенный долг, побуждало к определенным действиям. Прокламация предостерегала французов от излишней доверчивости обещаниям союзников и призывала их к массовому сопротивлению: французы не должны быть ни введены в заблуждение, ни напуганы их лживыми заявлениями. Не надо думать, что противник будет продвигаться в глубь страны, население которой вооружается, чтобы остановить его. Прокламация апеллирует к буржуазной расчетливости и смекалке: «Настолько человек должен был бы быть глуп, чтобы поверить в мнимую умеренность этих иностранцев? Их армия в Германии не имела денег и использовала долговые расписки. По прибытии в страну, в первый день они еще платят несколько экю, во второй расплачиваются бумагой, на третий – насилиями и оскорблениями»[99]99
Jolibois Cl.É. Histoire de la ville de Chaumont (Haut-Marne). Chaumont, 1836. Р. 317. Другой краевед, Ф. Стинакер, цитирует этот пассаж и добавляет: неудивительно, что «эльзасские земледельцы раскаиваются, [познав] казаков и их насилия». Он указывал, что это была прокламация Сегюра от 9 января. См.: Steenackers F.-F. L’invasion de 1814 dans la Haute-Marne. Р., 1868. Р. 15-16.
[Закрыть]. Для острастки жителям сообщалось, что армия Наполеона скоро прибудет в их регион, и те, кто вел себя храбро, будут увенчаны славой, а те, кто струсил, покрыты презрением. Необходимо сохранять спокойствие, не бояться врага, ибо мир близок. А те жертвы, на которые правительство призывает пойти, необходимы для заключения выгодного мира. Для того чтобы мир был заключен, враг должен потерять всякую надежду жить за счет населения: отбирать у богатых имущество, а бедных заставлять работать. Только известие о массовом восстании французов может заставить врага повернуть вспять. И казаки не страшны! Тем более что, как уверялось в прокламации, «уже один из наших авангардов изгнал их (казаков. – А. Г.) из Кольмара, а один отряд гнал их от Безансона почти до Бельфора, эльзасские фермеры уже заставили казаков раскаяться за совершенные ими насилия»[100]100
Steenackers F.-F. Op. cit. P. 15.
[Закрыть].
Прокламацию Сегюра, оглашенную перед шомонцами, упоминает, ссылаясь на Бошана, также генерал и французский историк Леон де Пьепап: император рассчитывал в сложившихся обстоятельствах на помощь жителей Верхней Марны и заверял, что он просит принести эти жертвы в последний раз. Л. Пьепап с генеральской прямотой при этом заметил: «К сожалению, эти прекрасные слова не добавили Э. Мортье ни одного солдата»[101]101
Piépape L. Histoire militaire du pays de Langres et du Bassigny. Langres, 1884. Р. 263. Размышляя о состоянии общественного духа французов, Ж.-П. Берто констатирует: «В 1814 г. молодые конскрипты, называемые “Мариями-Луизами”, набранные в долинах Шампани, были менее многочисленны, чем дезертиры и уклонисты». См.: Bertaud J.P. Quand les enfans parlaiet de gloire, l’armée au coeur de la France de Napoléon. Р., 2006. Р. 348. 369-373. Вспоминает А.И. Михайловский-Данилевский: «Неприятельские войска при приближении нашем повсюду отступали, и города, коих жителей префекты возбуждали пышными воззваниями к обороне, отворяли пред нами ворота свои». См.: Михайловский-Данилевский А.И. Мемуары 1814-1815. СПб., 2015. С. 28.
[Закрыть]. Жолибуа со своей стороны так прокомментировал прокламацию Сегюра: в 1792 и 1793 гг. с народом говорили на языке свободы, в 1814 г. чрезвычайные комиссары не смогли забыть язык придворных: можно ли вообразить себе в подобной ситуации обращение более холодное, чем прокламация главного церемониймейстера императорского двора? «Господа» шомонцы, после того как повторная барабанная дробь ознаменовала окончание чтения прокламации, снова разбрелись ругать власти по улицам и кабачкам, еще более встревоженные и возмущенные, чем раньше: родина в опасности, нас призывают встать на ее защиту, но что мы можем сделать без оружия? Наступившая ночь заставила шомонцев разойтись по домам, дабы привести в порядок свои личные дела[102]102
Jolibois Cl.É. Op. cit. P. 320.
[Закрыть].
Подобные прокламации распространялись и в других регионах Франции. В начале января 1814 г. префект департамента Йонны обратился к жителям: «Враг вступил на нашу территорию, он угрожает завоеванием нашим провинциям. Император хочет обеспечить их защиту и безопасность <...> и создать отряды национальной гвардии.
<...> Речь идет о том, чтобы заставить врага согласиться на мир, а если он откажется, то остановить его продвижение, уберечь наши села и города от грабежей, защитить наших жен, детей, родных, сохранить честь и доброе имя французов, обеспечить, наконец, наше существование и нашу национальную независимость»[103]103
Rossigneux А. Un chapitre de l’histoire d’Auxerre, l’année 1814. Auxerre, 1912. Р. 15.
[Закрыть].
В начале января сенатор Ж.-П. Виллеманзи, направленный в департамент Норд чрезвычайным комиссаром, выпустил прокламацию, призывающую оказать сопротивление вторжению иностранцев: «Французы! Враг решил нарушить наши границы и вторгнуться в наши пределы. Отныне требуется защищать не наши завоевания, а саму целостность и независимость нашей территории. Поспешите в достижении этих благородных целей примкнуть к нашим батальонам. Если же найдутся подлые бунтовщики, что будут пытаться вас сбить с толку, помешать слушаться голосу ваших магистратов, то остерегайтесь их вероломных советов. Эти чудовища (как только они могут называться французами?), которые думают только о преступлениях и наживе, вскоре станут убийцами вас, ваших жен и детей. Если таковые найдутся, не давайте им скрыться. Скорее доносите на них, чтобы немедленно предать карающему мечу правосудия»[104]104
Cm.:[Anonyme]. Chronologie valenciennoise (1806-1819): extrait du journal «Le courrier du Nord ». Valenciennes, 1865. Р. 33.
[Закрыть].
Назначенный императором командовать Ронской армией маршал П.-Ф.-Ш. Ожеро, заняв 21 января Лион, на следующий день обратился к горожанам с прокламацией, начинавшейся словами: «Враг, слабый в средствах и неуверенный в своих движениях, осмелился на протяжении нескольких дней угрожать вашему городу. Призванный защитить вас, я нашел вас безоружными; с той поры я не спал и не отдыхал, пока не смог собрать все для этого необходимое...» Далее маршал больше напирал на то, что лионцы, с одной стороны, должны быть оскорблены дерзостью врага, а с другой стороны, они должны помнить и о благодетельствах заботившегося о них императора: «Любовь к своему городу всегда была отличительной чертой вашего характера. К этому благородному мотиву добавляется еще честь французского имени, к которой вы так ревностно относитесь, а также благодарность, которую вы обязаны проявить к своему августейшему правителю <...>. Вы всегда были объектом его особой заботы»[105]105
Develay V. Op. cit. Р. 58-59.
[Закрыть].
Естественно, особая роль в антирусской пропаганде отводилась Наполеоном прессе.
26 февраля император писал из Труа министру внутренних дел графу Ж.-П. Монталиве: «Я не могу быть более счастливым, чем я уже есть от того немногого, что было сделано для общественного духа. Оживить общественный дух можно не стихами, не одами, а фактами, простыми и правдивыми деталями. Это вещь для понимания достаточна простая. Я не хочу, чтобы парижские газеты обманывали общественность, достаточно только, чтобы они придали гласности факты о поведении врага. Нам нужно, чтобы города, которые были заняты врагом, послали своих представителей в Париж, чтобы они там сделали отчет об увиденном, о том, что происходило у них; нужно, чтобы при этом присутствовали писатели, которые обработали бы их рассказы. <...> Совокупность всех этих фактов вызовет ярость и негодование. Именно тогда каждый почувствует необходимость обороняться, если он не хочет увидеть свою жену и дочь изнасилованными, чтобы не быть избитым, ограбленным, чтобы не подвергнуть себя всяческим оскорблениям»[106]106
Correspondance de Napoléon. T. 27. P. 245-246.
[Закрыть].
В наполеоновских газетах широко распространялась информация, как слишком осторожно заметила М. Губина, «иногда преувеличенная», о злоупотреблениях союзников: «был составлен страшный портрет иностранных солдат <...>. Они были обвинены в изнасилованиях, грабежах, поджогах»[107]107
Goubina M. La perception réciproque des Français et des Russes...
[Закрыть]. Речь, видимо, все же должна идти не об «отдельных преувеличениях», а о деле, поставленном на поток.
Наполеоновская пропаганда четко обслуживала пропагандистский замысел императора и усердствовала в формировании негативного образа казака.
Например, используя дегуманизирующий дискурс, газета Journal de l'Empire еще в декабре 1813 г. писала, что «из человеческого у казака только руки и ноги»[108]108
Казак – это человек «малорослый, в дурацкой шапке, перевязанной у основания грязным лоскутом в виде валика; в грязной бараньей шкуре, привязанной шнурком к телу, широких панталонах из грубой ткани, цвет которых трудно определить; со связкой тряпок на ногах вместо обуви; восседающий на тощей лошади, неутомимой, как и ее хозяин; вооруженный пикой, шашкой, очень редко пистолетом; с сумкой, чтобы складывать свою добычу; он также носит более или менее длинную бороду; наконец, из человеческого у него только руки и ноги». См.: Journal de l'Empire. 1813. 27 décembre. P. 2.
[Закрыть]. Демонизация здесь служит средством оправдания убийства еще до самого факта убийства. На казака надо охотиться не как на человека, а как на зверя.
Journal de l'Empire от 29 декабря писала: враг «ведет себя насколько только это возможно плохо». «Австрийцы ограничиваются тем, что пожирают все, что найдут съедобного, и ничего не платят. Казаки напиваются, а калмыки, башкиры и другие азиаты грабят и все разрушают, как это делали их предки гунны». Как-то несколько казаков забрались на одной из ферм в винный погреб, но двенадцатилетний подросток поднял тревогу, и крестьяне из соседних деревень, вооружившись пиками и старыми ружьями, сумели прогнать противника, что и свидетельствует о прекрасном состоянии общественного духа в регионе: «каждую семью этой провинции можно считать героической»[109]109
Journal de l'Empire. 1813. 29 décembre. P. 2.
[Закрыть].
В номере Journal de l’Empire от 8 января сообщается о разграблении г. Кольмара и, в частности, отмечается: «...нет больше сомнений, что эти варвары ведут войну с нашей нацией на уничтожение». В номере от 19 января читаем: «Да, поверим казакам; они пришли, чтобы принести нам богатство, науки и искусства; тем временем они разграбили Бург и Лаон-ле-Солнье; они изнасиловали женщин прямо на улице средь бела дня»[110]110
Ibid. 1814. 19 janvier. Р. 2. Один житель Бурга вел дневник, но ни словом в нем не обмолвился о разграблении города, о котором сообщала газета. См.: Journal d’un bourgeois bourgien // Croyer J. Mémoires d’invasion. Departement de l'Ain. 1814-1815. URL: http://www.assosehri.fr/bibliothequemili/m-moires- d-invasion-1814-1815.pdf (дата обращения: 15 мая 2018 г.).
[Закрыть]. На следующий день в газете публикуется письмо некоего собственника от 16 января о мучениях в Шалон-сюр-Марне (сегодня Шалон-сюр-Шампань). В номере от 26 января с весьма прозрачным намеком цитировался Карл Мартелл, призывавший накануне битвы при Пуатье остановить «варваров». Journal de l’Empire 30 января предупреждает французов, что союзникам верить нельзя: «Для них нет ничего святого, если вы не возьметесь за оружие, то вас ожидает самое ужасное рабство». 31 января описываются насилия, произошедшие тремя днями ранее над населением Сен-Дизье, а 19 февраля повествуется о разрушении Вошампа и насилиях казаков над женщиной 60 лет и над девочкой 12 лет.
Journal de l’Empire от 24 февраля 1814 г. сообщает новости из Шато-Тьери: враг вступил в город и начались грабежи, которые не прекращались всю ночь с 12 на 13 февраля... Какой-то офицер пришил священнику на сутану эполеты, а какого-то фармацевта, пытавшегося оказать сопротивление, так ударили прикладом, что он скончался. «Одна девочка была изнасилована четырьмя солдатами на глазах ее матери и затем брошена в канаву, где она осталась умирать». Многие жители, наслышанные о русских и прусских солдатах, предпочли провести эту ночь в поле[111]111
Journal de l’Empire. 1814. 24 févrièr. Р. 2.
[Закрыть].
Journal de l'Empire от 28 февраля 1814 г. бодро повествует о том, как население «повсеместно вооружается» и готово бить врага при первой встрече. Более того, даже «заключенные рассматривают жандармов не как охранников, а как своих защитников»[112]112
Ibid. 1814. 28 févrièr. P. 2.
[Закрыть]. Тут же приводится пример, как под Шато-Тьерри местные национальные гвардейцы при поддержке гвардейского эскадрона обстреляли вражеских фуражиров, ранив несколько человек и пленив 12 казаков.
В этом же номере опубликован отчет о депутациях принятых парижской мэрией из разных коммун департамента Сены: Монтро, Сезанна, Ножан-сюр-Сен, Провена и Шато-Тьерри.
Мэр города Монтро и его помощники сообщали о событиях, якобы имевших место в городе и его окрестностях. Речь шла о вюртембержцах, которые «обрекали на опустошение одновременно и хижины, и дома, и даже замки. Грабежей, изнасилований и поджогов едва хватает, чтобы удовлетворить их ярость и гнев. Сестра священника Базоша, чтобы избежать жестокости со стороны одного казака, бросилась в пруд, где и утонула; наконец, господа, даже храмы не были пощажены». Жители были вынуждены покинуть свои дома и провести несколько ночей в лесу, несмотря на суровую погоду[113]113
Ibid. О событиях в Монтро см.: Tondu-Nangis H. 18 février 1814: la bataille de Montereau. Montereau, 1900; Allaire A. L’invasion à Montereau et aux environs en février 1814 // Revue des études napoléoniennes. 1933. T. 36. Р. 249-250.
[Закрыть].
Депутация из членов муниципального совета Сезанна поддержала интонацию коллег из Монтро: «4 февраля мы имели несчастье быть завоеванными 2 тысячами казаков и 3 эскадронами пруссаков...» Реквизиция за реквизицией, бесконечные требования, «одно экстравагантнее другого»... За время их четырехдневного пребывания город вынес столько, сколько не выносил за две недели присутствия 10 000 регулярных войск[114]114
Journal de l’Empire. 1814. 28 févrièr. Р. 3.
[Закрыть].
Командующий национальной гвардией, мэр и несколько членов муниципального совета Ножан-сюр-Сена писали, что ночью 12 февраля враг вошел в город и находился в нем вплоть до 21 февраля, «когда мы были освобождены войсками Императора». Все это время город подвергался грабежу и разорению. Двери во всех домах выбиты, мебель изломана, зеркала разбиты. Жители вынуждены были прятаться в полях и лесах. «Среди многочисленных черт дикости, которые характеризуют эти орды варваров, мы особо отметим следующую. Одна почтенная женщина 60 лет носила кольцо с бриллиантом. Бандиты, когда ее грабили, сколько ни пытались, не смогли снять этот перстень и просто отрезали ей палец: женщина умерла от боли». Даже присутствие в городе императора России и короля Пруссии не остановило грабежи. Барклай де Толли 19 февраля опубликовал приказы, по которым грабежи очень строго наказывались, но и эта мера не возымела действия[115]115
Journal de l’Empire. 1814. 28 févrièr. P. 3.
[Закрыть]. Донесение заканчивалось пассажем, призванным убедить парижан в безусловном варварстве врага и необходимости встать под знамена Императора: «В хмельном упоении от своих эфемерных успехов русские публично заявляли о своем скорейшем вступлении в Париж и намерении уничтожить все памятники, напоминающие о триумфальных победах французов, предать город грабежу, увезти с собой в Россию французских женщин, чтобы заселить ими свои ужасные пустынные пространства, взорвать Тюильри, превратив эту резиденцию искусств в руины»[116]116
Ibid.
[Закрыть].
