Текст книги "Просто спасти короля (СИ)"
Автор книги: Андрей Франц
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
– Ха, старой, – усмехнулся Дандоло, – да матушка короля Ричарда еще нам всем сто очков вперед даст.
'Алиенора...' – Движения старого дожа замедлились, взгляд слепых глаз ушел в себя, откуда-то изнутри всплыли давно забытые – так думалось – воспоминания сорокалетней давности, когда он был еще молод и силен, а глаза видели все до самого горизонта...
– Мессер..?
– Что... Ах, да... Ну, и что там рассылают сторонникам Филиппа?
– Особенно популярен вот этот фрагмент. – Человек в сером взял в руки небольшой кусок пергамента и начал читать. – 'Мы, божьей милостью римский король Филипп, обещаем, что будем верным помощником короля Франции Филиппа против короля Англии Ричарда, против графа Оттона – его племянника, против графа Фландрии Балдуина, против архиепископа кельнского Адольфа и против всех его врагов в любом месте и в любое время...'
Негромкий смех старого дожа прервал докладчика.
– А-ха-ха-ха... Нет, каково? 'Будем верным помощником короля Франции!' И вот это вот – будущий император?!
– О, мессер, это еще что! Вот когда он там далее обещает преследовать любого из своих вассалов, если тот причинит вред королю Франции, и что он заставит виновного возместить ущерб...
– Да, могу себе представить! Полагаю, по княжеским дворам стоит зубовный скрежет и проклятья в адрес Филиппа Швабского, навеки опозорившего таким договором императорское достоинство. Всем нам урок, милейший Себастьяно, тотчас уходить в сторону, если среди наших врагов оказывается женщина. Особенно, такая женщина... Это все по делам в Империи?
– Ну, если не считать денег, начавших поступать из Англии Оттону. Король Ричард не оставляет заботами племянника. Так что, стекающиеся к Оттону отовсюду наемники очень скоро уравновесят преимущество Филиппа в рыцарской коннице. Брабантские и гасконские арбалеты, знаете ли, чертовски ловко дырявят даже самую лучшую кольчугу... Наш сладкоголосый миннезингер фон дер Фогельвейде, чей язычок столь же остр, сколь сладок голос, недавно высказался в Штутгарте, где он провел Рождество Святого Иоанна Крестителя. Дескать, Иннокентий одной короной увенчал двух алеманов, чтобы помочь немецким землям разоряться, казне же папской наполняться...
– Ну, и славно. Чем дольше они будут пускать друг другу кровь, тем спокойнее будет здесь нам, на побережье. А касаемо казны – не только Иннокентий знает, откуда у кошеля завязки растут... Что на западе?
– О, здесь все по-прежнему. Король Ричард, даже не закончив отстраивать Шато-Гайар, начал отвоевывать у Филиппа-Августа свои владения в Нормандии, которые тот прихватил, пока Ричард гостил в плену у Генриха. И так увлекся, что, пожалуй, через три-четыре месяца упрется носом в стены Парижа. Которых, в общем-то, по большому счету как таковых еще и нет. Так что, никто не удивится, если к анжуйским, аквитанским и нормандским владениям Плантагенетов прибавится королевский домен Иль-де-Франс. В общем, здесь драка в самом разгаре, а всех послов Иннокентия с мирными предложениями Ричард гонит прочь чуть не пинками!
– Прекрасно! – хищная ухмылка слепца была едва различима, но и не увидеть ее было невозможно. – Что по деньгам?
– Наши люди при дворе Филиппа-Августа уже передали его просьбу о кредите. Готовим караван с серебром. Кроме того, в этом месяце им был издан указ, позволяющий евреям невозбранно селиться по всей территории королевства и обещающий королевское покровительство и защиту их вероисповедания.
– Ну, разумно. Сразу денег это ему не даст, но в перспективе... Что Ричард?
– Пока нет, мессер. Его войско весьма успешно наступает. Так что, ему пока хватает военной добычи. Да и, откровенно говоря, денежные поступления из Англии и с его континентальных владений весьма велики. Если не считать басилевса ромеев, Ричард, без сомнения, самый богатый из европейских государей. Так что, до наших кредитов дело, боюсь, может и не дойти.
– Ладно, время терпит. Никуда он не денется. Главное, чтобы не снюхался с Иннокентием. Все остальное – неважно.
– Мессер, позвольте вопрос.
– Вопрос? Что с тобой, Себастьяно? Обычно именно ты отвечаешь на мои вопросы.
– Откровенно говоря, я просто кое-чего не понимаю. Чем вызвано это ваше пристальное внимание к мышиной возне в медвежьем углу на самом западе Европы? Нет, я развернул там самую густую сеть из наших людей, как вы и велели. И еще большой вопрос, кто первый узнает обо всем более или менее важном во Франции – король или вы, мессер. Но зачем вам столь подробные сведения оттуда?
– Себастьяно, Себастьяно... Ты поставил дело добычи сведений для Светлейшей республики на недосягаемую высоту. Но вот делать выводы из полученных известий у тебя получается еще не всегда. Молодость... Ничего, это быстро преходящий недостаток.
– И все же! Что я упускаю?
– Сколько лет длился конфликт Аквитанского дома и графов Тулузы?
– Почти столетие.
– А что сейчас?
– Три года назад Ричард отдал свою сестру Иоанну за Раймунда Тулузского.
– Вот-вот. А кроме этого официально отказался от всех претензий на титул графа Тулузского и отдал в приданое за Иоанной графство Ажен. И вот, пожалуйста: столетний конфликт исчерпан, старый враг превратился в верного друга. Так?
– Так, мессер.
– Сколько лет графы Ангулемские бунтовали против Аквитанского дома?
– М-м... Ровно столько, сколько были его вассалами.
– Пять лет назад Ричард менее, чем за месяц взял все их замки и укрепленные города, срыл стены всех укреплений, выкачал на выкупах за пленных все их золото... Еще лет на двадцать об этой проблеме можно просто забыть. Все верно?
– Да мессер, но...
– Теперь Бретань. Как написал мне шесть лет назад Гийом Бретанский: 'Не осталось собаки, которая лаяла бы войскам короля вослед'. Все ростки бретонского мятежа вычищены до самого базальта. Проблема лет на десять-пятнадцать закрыта?
– Э-э-э...
– Взглянем теперь на границы континентальных владений Плантагенетов. Герцоги Фландрские – теперь союзники Ричарда. Графы Барселонские – тоже. Рено Булонский, Луи Блуасский, Гуго де Сен-Поль... – куда ни плюнь везде попадешь теперь в друга или союзника Ричарда. Враги же его обессилены настолько, что их еще долго можно не принимать в расчет. Что это? Может быть, Ричард – просто такой миролюбивый человек, и из-за этого стремится окружить себя друзьями и союзниками?
– Ричард – миролюбивый?! – собеседник дожа саркастически ухмыльнулся.
– А, может быть, Ричард к чему-то готовится, и поэтому хочет обезопасить себя от удара в спину?
– Ну, это вполне может быть...
– А к чему он готовится, мы знаем?
– ...?
– Вот то-то! Именно поэтому-то мне и нужны там все ваши люди, дорогой Себастьяно. Чтобы узнать об этом как можно раньше. Ну, что там еще у вас? Это все?
– Нет, мессер. Вчера прибыл ежемесячный курьер с восточного пути. Новостей довольно много, хотя ничего такого, что требовало бы немедленных решений.
– Ладно, вываливайте.
– Так... Констанция Арагонская, передают, непраздна. Стало быть, у Имре Венгерского в следующем году можно ожидать наследника. В Кракове князь Мешко раскрыл очередной заговор против себя со стороны наследника. Так что, сейчас готовится новое изгнание княжича Лешка.
В Болгарии царь Калоян всерьез готовится отгрызть у ромеев часть фракийского побережья в районе Томиса и Варны. После того, как наши торговые друзья помогли ему найти взаимопонимание с ордой Бурчевичей, что кочуют в районе Данаприса, решительности у Калояна резко прибавилось. Две недели назад посольство куманов отправилось из болгарской столицы с богатыми дарами. По мнению сведущих людей, летом следующего года можно ожидать энергичных совместных действий болгар и куманов на фракийском побережье Русского моря.
Так... у русов все по-прежнему: княжеская резня и не собирается утихать. Хотя нет, в этот раз купцы рассказывают о большом оттоке городских жителей на север. Уходили от войны и раньше, но с лета прошлого года, после того, как князь Всеволод осуществил большую карательную экспедицию по местам куманских кочевий, в нем почувствовали реальную силу. И теперь жители городов потекли на северо-восток просто валом. Юг и юго-запад Руссии пустеют, тогда как Владимирское княжество принимает все больше людей оттуда и опасно усиливается.
– Напомните мне, Себастьяно, вернуться к этому вопросу отдельно. Продолжайте.
– Да, мессер. Ала ад-Дин Мухаммед, получив немалый выкуп, снял осаду с Герата. Гурхан кара-киданей Чжулху послал армию в Хорезм, но был разбит и едва избежал пленения. В Турфанском идыкутстве...
– Полно, Себастьяно! Никто не ставит под сомнение вашу скрупулезность, но вы отлично знаете, что меня на востоке действительно интересует.
– Как скажете, мессер! Информация, как вы понимаете, полугодовой давности, но быстрее ее все равно не доставить. Интересующее вас лицо чувствует себя превосходно и делает неплохую карьеру. Семь месяцев назад ему был присвоен чин Чжао-тао Ши и он был поставлен во главе юго-западного вербовочно-карательного управления Империи Цзинь. Так что, теперь под его рукой находится несколько десятков весьма многочисленных родов черных татар – его соплеменников. Что составляет более чем внушительную воинскую силу. Каковую он весьма талантливо использует для уничтожения других татарских родов, не связанных с ним родственными или союзническими связями.
– Вооружение?
– Никакого предмета для беспокойства, мессер! Я начинаю подозревать, что имперские пограничные службы одинаковы во всем мире. Даже в тех его частях, о которых мы, возможно, еще даже и не подозреваем. Золотой ключ распахивает сердце любого пограничного офицера. Так что, первый караван с железом из прибрежных областей южной Сун прошел в степь успешно и уже разошелся по полевым кузням. Без сомнения, за ним последуют и другие. Причем, появилась возможность поставлять не только сырое железо, но и готовые наборы пластин для степного кавалеристского доспеха. Собственно, контрабандные поставки южного железа процветали в этих краях и раньше. Но наши уважаемые партнеры подняли указанные операции на совершенно невиданную высоту. Надо признать, действуют они в этом отношении весьма эффективно.
– Прекрасно, прекрасно...
– Мессер, вы придаете такое значение усилению какого-то варвара, находящегося в полутора тысячах лиг отсюда?
– О, Себастьяно, поверьте – пройдет еще десятилетие-другое, и вся Европа будет судорожно вздрагивать при одних лишь звуках его имени. И только мы – ну, и наши уважаемые партнеры – будем иметь ключик к его сердцу. Согласитесь, что это неплохо?
– Признаться, мне это не очень понятно.
– И хорошо, и ладно. Это друг мой, пока еще не ваш уровень.
На несколько секунд в Зале малых приемов повисло молчание. Однако пауза не затянулась.
– Валяйте, Себастьяно. – Старый дож слегка ухмыльнулся в бороду. – Я же знаю вашу привычку все самое важное оставлять напоследок. Будем считать, что преамбула удалась. Приступайте к основному блюду!
– Увы, мессер, вы как всегда правы.
Еще один чуть желтый свиток пергамента перекочевал в его руки, и в зале отдаваясь эхом в углах, зазвучали аккуратно выведенные рукой переписчика слова. Опасные, ах какие опасные слова!
– ...Он сбросил в море колесницы и войско фараоново, преломил лук сильных и смёл врагов креста Христова как уличную грязь, дав славу не нам или вам, а имени своему. Он славен в святых и дивен в величии, Он свершает чудеса и творит радость и восторг после плача и рыданий. Датировано в Реатинском дворце, 18 августа 1198 от Рождества Христова'.
Это все, мессер.
Человек в темно-сером плаще с капюшоном, совершенно затеняющим черты лица, закончил чтение и отложил свиток в сторону. Эхо последних слов еще несколько мгновений металось над кораллово-красным паркетом африканского падука, и наступила тишина.
Его пожилой собеседник прикрыл глаза и сплел унизанные перстнями пальцы.
– Надо же, восемнадцатое августа. Ваш великий предок, дож Доменико Сельвио мог бы вами гордиться, Себастьяно. Сегодня двадцать пятое, и не удивлюсь, если мы с вами – первые читатели папской буллы.
– Благодарю Вас, мессер. Сьер Антонио провел в седле несколько дней, почти не смыкая глаз, чтобы незамедлительно доставить нам копию.
– Зная Вас, добрый Себастьяно, не сомневаюсь, что его труды на благо Республики будут достойно вознаграждены. Равно как и тех наших друзей, что позволяют быть в курсе последних новостей с Ватиканского холма. Однако к делу. Итак, малыш Лотарио сделал свой ход. Как это там у него, – старик слегка запрокинул голову, вспоминая особо приглянувшееся место, – сам Господь наш Иисус Христос, который, умирая за нас, избавил нас от плена, теперь сам как бы пленён нечестивыми и лишён наследия своего... Прекрасно! Мне передавали, что юный граф Сеньи в бытность свою студиозусом Сорбоны и Болоньи превзошел всех своих соучеников успехами в философии, богословии и риторике. Приходится признать, что это новомодное образование иной раз может оказаться и весьма полезным...
Энрико Дандоло, сорок первый дож Республики святого Марка, поднялся, сделал несколько легких, почти неслышных шагов, помассировал виски, всегда нывшие к перемене погоды – еще одно недоброе напоминание о ранении в голову, некогда ослепившем его.
– Итак, призыв к новому крестовому паломничеству положен на пергамент, – продолжил он свои размышления вслух, – и вот-вот отправится в архиепископства и ко дворам всех христианских государей. Пройдет несколько месяцев, и тысячи закованных в сталь пилигримов заполонят дороги Европы, держа путь к италийским портам. Сколько ему сейчас, – дож на мгновение задумался, – тридцать семь? Прекрасный возраст, время надежд и свершений. – Теперь пауза, сделанная говорящим, была несколько дольше. – И, конечно же, ошибок – кто из нас от них застрахован?
– Вы подвергаете сомнению, мессер, утверждение святой нашей матери Церкви о непогрешимости Папы? – едва заметно улыбнулся его более молодой собеседник.
– Сохрани меня Господь, Себастьяно! Иннокентий III, как и все его сто семьдесят пять предшественников, безусловно, непогрешим. Но ведь грех и ошибка суть две разные вещи. Впрочем, я не силен в богословии. Тем более, что нам и без него есть теперь, чем занять наши бедные головы. – Энрико Дандоло снова помассировал виски, словно бы подтверждая только что прозвучавшие слова.
– Мы живем в страшные времена, Себастьяно.
– Почему, мессер?
– Все рухнуло, внезапно и сразу. И в империи германцев, и в империи сарацинов, и в империи ромеев. Все шатко и неустойчиво. Ничто не занимает положенного места. Ничего не предрешено. И, значит, все возможно. Ничтожные усилия могут привести к самым неожиданным результатам. А уж труд основательный, предпринятый с полным осознанием требуемых результатов и необходимых для этого средств, даст последствия, которые будут ощущаться столетиями. Иннокентий свой ход сделал. Но нужны ли нам те изменения, которые последуют за ним? И не должны ли мы противопоставить ему свои собственные усилия?
Собеседник дожа молчал, понимая, что ответа от него и не требуется. Он сейчас – не более чем возможность для мессера проговорить свои мысли вслух, дабы самому вслушаться в их звучание, на слух проверить их основательность и глубину.
– Иннокентий вбросил в европейский котел камешек, который уже не сегодня – завтра обернется лавиной. Лавиной, сметающей все на своем пути. Храбрый встречает ее лицом к лицу и погибает. Трус бросается наутек и погибает тоже. Умный отходит в сторону и остается жив. Что само по себе уже немало, но это и все его прибытки. – Старый дож на несколько секунд задумался. – И лишь воистину мудрым удается направить ее мощь туда, где это более всего соответствует их целям.
Что ж, благодарю вас, мессер Сельвио, я услышал необходимое. Сейчас мне следует подумать.
***
День спустя.
Остров Риальто,
Palazzo Dukale, 26 августа 1198,
Малый Совет Республики Святого Марка собрался сегодня по настоятельному требованию дожа Энрико в полном составе. Большая гостиная, примыкающая к Залу приемов, легко вместила шестерых человек, представляющих венецианские Сесьтере. Да-да, городские районы уже двадцать пять лет, как отвоевали себе свою долю политической власти, и теперь каждый из них выставлял советника, дабы присматривать за дожем и при необходимости ограничивать его власть. Приглашенный дожем председатель Кварантии и два его первых советника тоже были здесь, настороженно поглядывая на шестерых членов могущественной Синьории.
Девять человек, сидящие в гостиной – это были те, чьи предки веками создавали богатство и мощь Светлейшей республики. У окна с видом на затянутую туманом лагуну расположился Аугусто Партечипацио. Это его пращур без малого триста лет назад организовал похищение мощей Святого Марка из рук неверных. С тех пор евангелист всегда покровительствовал Венеции, не раз спасая ее жителей из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций.
Мессер Аугусто не напрасно расположился у самого окна. Доносившиеся с улицы крики, ругань, шум и гомон города-порта наполнял душу почтенного купца радостью и заботой. Из окна была видна его усадьба вместе с примыкавшими к ней складами. Там шла разгрузка прибывшего вчера каравана с богатым грузом пряностей. Плаванье было удачным, работы теперь предстояло на многие месяцы вперед. И лишь настоятельная просьба дожа Энрико немедленно прибыть во дворец оторвала его от того, чтобы самому присматривать за размещением прибывших грузов.
Неподалеку от мессера Аугусто расположился Пьетро Кандиано, о чем-то негромко разговаривая с Витале Контарини. Именно пра-прадед Кандиано когда-то привел в Лагуну первый караван с пряностями, пройдя нанятыми кораблями вдоль всей Аравии, через Красное море, затем на верблюдах через пески Суэца, и вновь – уже своими собственными кораблями – через родные воды Средиземноморья.
А его младший брат Чезаре сумел дойти до самого халифа ал-Мути, покончившего, наконец, с бесконечными раздорами и разбоем в Халифате. И добился таки – уговорами, лестью, богатыми подарками – разрешения венецианским купцам на торговые операции в Египте. Так было покончено с посредничеством хитрых и жадных арабов, а казна республики стала еще быстрее наполнять полновесным золотом.
Вот Контарини резко возразил своему собеседнику, вскинув руки к потолку – явно призывая в свидетели всех святых – и начал что-то доказывать, быстро-быстро жестикулируя. В этом – все Контарини, нетерпеливые, быстрые, неспособные усидеть на одном месте. Семейство испокон веку имеет крупнейшие в Истрии и Далмации обороты по торговле живым товаром. Даже император всех варваров, Карл Великий (ха – "Великий"!) не смог ничего сделать с их бизнесом, как ни пытался.
Казалось бы, чего еще желать?
Но нет, уже в этом столетии неугомонные Контарини сумели как-то договориться с начальством ромейской патрульной эскадры, запирающей Проливы, и проложили дорогу через три моря, чтобы где-то там, в далекой Скифии, в устье реки Дон – ну что за варварское название! – создать новую факторию. Уже сегодня идущий оттуда товар составляет заметную долю в обороте, а ведь это фактически только начало! И грозные папские послания, запрещающие работорговлю им не указ. И правильно, кто может заставить свободного человека в свободной республике что-то делать против его воли?!
Фальеры, Орсеоло, Морозини, Флабьянико, Дзиани, Мастропьетро...– по этим именам можно изучать историю Республики, но они и сегодня крепко держат в руках все нити управления тем огромным могуществом, что как-то незаметно и постепенно сосредоточилось в Венецианской лагуне.
Покрытые изящной резьбой и позолотой створки распахнулись, впуская в гостиную Энрико Дандоло. Крепкий, несмотря на свои без малого девяносто, подтянутый, с навсегда въевшимся просоленным загаром – сорок первый дож Светлейшей республики направился к председательскому месту. Присутствующие – те, кто сидел – встали, в знак почтения к этому выдающемуся человеку.
Не тратя времени на предписанную дворцовым этикетом благодарственную молитву Святому Марку, Дандоло опустился на малиновый бархат кресла.
– Мессеры, благодарю, что сумели откликнуться на мое приглашение, хоть и прозвучало оно в неурочное время. Однако новости, которые нам следует обсудить, слишком важны, чтобы медлить.
Дож положил руку на принесенный с собой свиток. – Здесь копия буллы Иннокентия III с призывом к повторному освобождению Иерусалима из-под пяты неверных. – В зале мгновенно установилась полная тишина, пока грубый – весь в деда – мессер Орсеоло не выразил общее мнение:
– Не было печали!
– Uno avulso, non deficit alter, если отломить одну ветвь, сразу появится другая, – не преминул щегольнуть римской ученостью мессер Дзиани. – Мне казалось, после столь неудачно закончившейся экспедиции в святую землю, предпринятой Генрихом VI, мы на какое-то время можем забыть об этой проблеме. Тем более, сам Господь ясно высказал свое отношение к этому предприятию, послав Гогенштауфену лихорадку. Говорят, он выпил холодного вина в жаркий день, простудился и умер?
– Ничего себе лихорадка, – не унимался разошедшийся Орсеоло, – после которой почти два месяца исходишь поносом и умираешь от страшных болей в животе! Передайте мои поздравления мессеру Сельвио, мы все у него в долгу!
Лицо старого дожа, казалось, ничуть не изменилось, но в зале как будто резко похолодало.
– Мессер Орсеоло, мы все ценим ваше живое участие в делах Республики, но сегодня Совет обсуждает не прошлое, а будущее Лагуны.
– Прошу прощения, мессер, – опомнился оказавшийся вдруг в одиночестве Орсеоло, – просто мне совсем недавно доложили детали этой прошлогодней истории, и я хотел бы... – замявшийся Орсеоло вынул из кармана свернутый вчетверо лист бумаги и протянул его дожу. – Это вексель на предъявителя. Пять тысяч серебряных денариев. Мессер Сельвио может получить их в любой момент и в любой конторе нашего торгового дома. – Орсеоло оглядел членов Совета и уже более твердым тоном добавил, – полагаю, нам следует поощрять столь удачные инициативы...
– Несомненно. Впрочем, каждый член Совета вправе иметь собственную позицию по данному вопросу, – Энрико Дандоло встал, благо этикет не требовал от членов Малого Совета непрерывного многочасового сидения. Чуть покачивающаяся походка явно показывала, что грозный дож все еще чувствует себя на палубе боевой галеры, хотя уже много лет не видит даже собственных рук.
– Им потребуются корабли. Кроме нас сегодня никто больше не в состоянии предоставить флот, способный перевезти целое войско. Готовы ли мы, мессеры, перевезти войско крестоносцев в Палестину, Сирию, Египет, или куда они еще там решат? – Дандоло прошел мимо стола заседаний к окну, вернулся назад. – Этот вопрос нам зададут не раньше, чем через полгода. Но ответ нам нужно готовить уже сегодня. Ибо любой ответ Республики, – голос дожа стал чуть громче, – требует подготовки.
– Палестина, Сирия, Египет! – Себастьяно Морозини вскочил со стула. – А за рыцарями придут купцы! Имперцы, французы, англичане... И что?! Мы, которые многие десятилетия торили пути на юго-восток, обживали их, обустраивали, договаривались с одними разбойничьими шайками, чтобы они очищали море и пески от других... Мы, которые заваливали дорогими подарками халифов, а теперь еще и султана – теперь мы по собственным дорогам должны будем бегать наперегонки со всякими ... – Мессер Морозини, не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, рухнул обратно на стул.
– Теперь жди очередной папской буллы о запрете торговли с сарацинами, – меланхолично, в никуда проговорил Флабьянико. – Все, как всегда: лес, корабли, парусина, пенька, металлы, оружие... А у меня как раз несколько больших контрактов на далматскую сосну.
– Да подтирались мы этими буллами, и будем подтираться, – снова встрял Орсеоло, что ты Флабьянико, как маленький! Я вообще не понимаю, что нам мешает просто отказаться от перевозки войск? Ну, что они могут сделать?! – Мессер Орсеоло нахмурил кустистые брови, зло сверкнул глазами. – С берега нас не взять, а море – наше!
– Еще двести лет назад, – все столь же меланхолично ответил Флабьянико,– когда земли Республики ограничивались Лагуной, это был бы наилучший выход. Но сегодня наши владения тянутся по всему адриатическому побережью. – Мессер Флабьянико лениво шевельнул кистью, полюбовался на тщательно отполированные ногти, чуть слышно вздохнул. – Белла Венгерский уже отнял у нас Задар. Вы готовы, мессер, позволить крестоносцам, разъяренным нашим отказом, помочь его сыну Имре отнять у нас и остальную часть Террафермы?
– А ведь на этот раз у них может все получиться... – вступил в разговор ранее что-то напряженно обдумывающий Джованни Фальер. Иннокентий выбрал на редкость удачное время. Салладин мертв. Его сыновья и его младший брат увлеченно режут друг друга, пытаясь "по справедливости" поделить оставшиеся без вождя земли. – Фальер широко улыбнулся, как бы сочувствуя ведущейся наследниками Саладина справедливой борьбе. – С караванами из Акры и Тира приходят известия одно занятнее другого. Аль-Адиль отнял Дамаск у Аль-Афдала.
Скептические улыбки собеседников тут же указали оратору, что это для них далеко не новость. Но тот, нимало не смущаясь, продолжал.
– По словам Ибн аль-Асира... а вот ему, – Фальер поднял вверх указательный палец, – я склонен верить более, чем кому-либо, – его господин предался алкоголю и наслаждениям гарема. Затем, выпнутый дядей из Дамаска и мучимый раскаянием, он отправился было в крепость Сархад – дабы посвятить жизнь молитвам и медитации. Но тут, – улыбка мессера Фальера больше походила уже на волчий оскал, – на редкость удачно свалился с коня и сломал шею его брат Аль-Азиз, отхвативший при дележе родительского наследства Египет.
– Кстати, – добавил тут же Фальер, – мне в свое время довелось довольно близко познакомится с Аль-Азизом. Прекрасный, просто удивительно ловкий был наездник! И как это он так...? Да, так вот сейчас, – как бы спохватываясь продолжил рассказчик, – Аль-Афдал передумал предаваться молитвам и медитации и собирает войско окрестных беев, дабы успеть в Египет раньше дяди.
– А когда они туда наперегонки доберутся, – перешел к заключительной части мессер Фальер, – да пару-тройку месяцев погоняют друг друга по пустыне, да устроят где-нибудь генеральное сражение...
– То даже небольшой кучки крестоносцев будет достаточно, чтобы добить оставшихся и оставить Египет с Сирией вовсе без войск, – взялся закончить за рассказчика никак не угомонящийся мессер Орсеоло.
– Благодарю вас, мессер, – иронически поклонился Фальер, – вы удивительно точно сформулировали мою мысль. Кстати, – продолжил он, – по моим сведениям король Ричард неоднократно высказывался в том смысле, что следующую экспедицию, когда она будет объявлена и если ему поручат ее возглавить, будет направлена им именно в Египет.
Малый Совет Республики Святого Марка глубоко задумался, пытаясь осмыслить складывающуюся ситуацию. Дож также молчал, не прерывая размышлений своих соратников.
– Мессеры, – прервал затянувшееся молчание ни разу еще не высказавшийся Аугусто Партечипацио. – А не преувеличиваем ли мы масштабы свалившихся на нас ... м-м-м, затруднений? – Мессер Партечипацио оглядел собравшихся и продолжил. – Предположим на минуту, что затеянный Иннокентием поход полностью удался. Палестина, Ливия, Сирия, Египет приведены к покорности Кресту. Толпы купчишек из Европы, как справедливо заметил мессер Морозини, устремляются на Восток.
И что они там найдут? Сарацинских пиратов у анатолийского побережья. Десятки скачущих на своих верблюдах шейхов, прибирающих к рукам все, что им только встретится. ...Э-э-э, в Красном море пиратов пока нет, но ведь это так несложно организовать. Мессеры, – Партечипацио с достоинством поднялся с кресла, – мы ходим по этой земле и плаваем в этих водах уже больше двухсот лет. Мы знаем каждую кочку в песках и каждый подводный риф в море. – Оратор гордо оглядел присутствующих. – Нам ли бояться новичков, коим понадобится еще двести лет, чтобы только хоть как-то освоиться?
Лица членов Совета посветлели, спины выпрямились, плечи расправились. Кто-то облегченно вздохнул, кто-то улыбнулся. Действительно, что это они? Что за паника на пустом, по сути, месте?
И тут старый дож взревел!
– Тупицы!!! – орал он, – прижитые безголовыми ослицами от тупоголовых баранов! – Разом побагровевшее лицо, красные от гнева слепые глаза ... пугали. – Да в одном только мизинце Иннокентия больше мозгов, чем во всех ваших вместе взятых ослиных задницах!
Дож с грохотом опустил ладони на тяжелую столешницу красного дерева и уперся невидящим взором в онемевших от неожиданности слушателей. – Вы что же, вообразили, что на кону всего лишь ваши жалкие доходы?! Слепцы, да вы оглянитесь вокруг!!! – Слепой старик повернулся к окну, как бы показывая, куда именно его зрячие собеседники должны смотреть.
– Корона Священной Римской Империи после смерти Генриха валяется на земле. Против Филиппа Швабского, имеющего на нее хоть какие-то права, Иннокентий – руками Кельнского архиепископа Адольфа – тут же выставил Оттона Брауншвейгского, младшего сына Генриха Льва. – Мессер Дандоло набрал в легкие новую порцию воздуха и продолжил, почти не снижая тона. – Теперь эти двое, в компании поддерживающих их германских князей будут драться за императорскую корону ровно столько, сколько это понадобится Иннокентию.
– А что у нас с короной константинопольских басилевсов? – Дож на мгновение примолк, как бы ожидая ответа. – Она тоже болтается на гвоздике. Алексей III слаб, окружен ничтожествами, нелюбим подданными, ненавидим святошами и запуган усиливающимся могуществом германцев. Единственную свою опору он видит, вы удивитесь, именно в Иннокентии, в Римской церкви!
– Дандоло чуть приподнял голову к потолку и, глумливо передразнивая оригинал, чуть ли не проблеял: "Мы-ы-ы являя-я-я-емся двумя еди-и-и-нственными мировыми си-и-и-лами: единая римская це-е-е-рковь и единая империя наследников Юстиниа-а-а-а-на; поэтому мы должны соедини-и-и-и-ться и постараться воспрепя-я-я-я-тствовать новому усилению могущества западного импера-а-а-а-тора, нашего сопе-е-е-е-рника".
– С копиями писем Иннокентия и Алексея вы можете ознакомиться в моем личном архиве. – Дож слегка усмехнулся, – очень увлекательное чтение. Итак, обе императорские короны болтаются сегодня в воздухе, и жонглирует ими Иннокентий.
Взгляды присутствующих теперь уже не отрывались от фигуры старого дожа, словно завороженные неумолимой логикой его слов.
– Понятно, что бесконечно все это продолжаться не может. Но бесконечно Иннокентию и не нужно. Нужно всего лишь привести Ричарда Английского в Палестину, отбить Святые места, Животворящий Крест и Гроб Господень.
