Текст книги "Просто спасти короля (СИ)"
Автор книги: Андрей Франц
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
'Молчит? Ну, во всяком случае, не возражает сходу, как это он любит...'
– Все изменилось с появлением на поле боя тяжелой конницы. Пластинчатый доспех или кольчуга для всадника, кожаный или пластинчатый доспех для коня... Все это сделало тяжелого всадника почти неуязвимым для прочих воинов. Участие даже небольшого количества тяжелой конницы стало теперь решающим фактором полевого сражения. И у нас, и в западных королевствах она начала вытеснять остальные виды войск, превращая их во вспомогательные подразделения. Если при Никифоре I у нас было не более полутора тысяч катафрактов, то Иоанн Цимисхий довел их число до восьми тысяч. И с тех пор число их только росло. Число же стратиотов сокращалось. Вплоть до того, что сегодня их почти не осталось.
'Ну, а теперь о главном, ох, помоги Господи...'
– Но, Владыка, катафракт – это вам не стратиот! Стратиот был крестьянин, а катафракт – землевладелец. Ведь для приобретения и содержания тяжелого вооружения, для снаряжения коня и всадника требуется труд целой деревни, а то и не одной. Вот эту-то деревню катафракт и получает в пронию. Вместе с жителями, бывшими стратиотами, а ныне – париками! Нет, он не крестьянин, он – прониар, помещик!
И мысли у него теперь другие, совсем не как у крестьянина. Все, что нужно крестьянину – это спокойная жизнь под рукой у Басилевса. А катафракту нужна земля. Еще земля! Еще и еще!!! Земля с крестьянами! Чтобы отдать ее другим всадником, тем самым получив под своей рукой, пусть небольшое, но уж войско. А Басилевс ему не нужен. Зачем ему Басилевс, если он с компанией таких же тяжеловооруженных всадников способен теперь сам защитить свою землю от кого угодно?
На войне они – войско с командиром. А в мирное время – это господин епархии, дукс, и держащие от него землю всадники. Так живут герцоги и графы со своими баронами и рыцарями на западе. К этому уже почти пришла Империя. Комнины чуть-чуть не дожили до того, чтобы начать делить земли Империи на манер западных герцогств, графств и баронств – спасибо Андронику, так ловко начавшему их вырезать! Но эта дележка может случиться в любой момент...
Патриарх все так же задумчиво внимал речи 'отвечающего урок', не пытаясь его прервать или поймать на противоречиях. 'Надо же, – удивился про себя эпарх, – даже на Андроника не среагировал! А ведь ненавидел его, как немногие...'
– Нет, императоры пытались сопротивляться! И у нас, и на западе. Любопытно видеть, насколько сходными путями шла их административная мысль! У нас Роман I Лакапин своими новеллами сделал все, чтобы максимально затруднить динатам приобретение стратиотских наделов. Но точно так же поступал за полтора века до него и император франков! Капитулярии Карла точно так же требовали от графов, баронов и рыцарей возвращения общинам захваченных земель, требовали уничтожения кабальных грамот, прикрепляющих крестьян к земельным наделам его вельмож...
Между ними есть только одна разница. Роман сумел на какое-то время сохранить стратиотские наделы за общинами. И поэтому империя ромеев сохранилась. А вот у Карла ничего не вышло. И франкская империя не пережила своего создателя, начав разваливаться еще при его жизни...
– Достаточно, я тебя понял! – Его святейшество, Иоанн Х слегка прихлопнул широкими ладонями по столу. – По твоим словам выходит, что Империя могла существовать как целое лишь до тех пор, пока ее военным сословием являлись крестьяне-стратиоты. Как только роль военного сословия переходит к землевладельцам-прониарам, они рано или поздно растащат земли Империи по своим частным владениям. А, поскольку в военном отношении сегодняшнее прониарское ополчение на голову превосходит ополчение стратиотское, то и раздел Империи неизбежен. Все так? Я ничего не забыл?
– Все верно, отче.
– Ну, и что нового может здесь придумать Ричард? Все тот же выбор: или малобоеспособное крестьянское войско, или рыцарское ополчение – со всеми отсюда вытекающими последствиями для Империи...
– Может, отче. Уже придумал. И даже не Ричард, но еще его отец, Генрих II. Он ввел у себя в государстве 'щитовые деньги', взымаемые вместо военной службы. Взымаемые одинаково и с крестьянина, и с барона, и с графа – лишь сообразно величине их земельных владений.
Ричард же елико возможно расширил это правило, всеми силами поощряя своих вассалов откупаться от службы деньгами. А ведь номисмы, которые платит крестьянин, ничем не отличаются от золота, приносимого в королевскую казну бароном или графом. И они так же легко превращаются потом в наемного катафракта, в арбалетчика, в баталию копейщиков или турму легкой кавалерии...
Золото, отче, – великий уравнитель! Ему все равно, из чьих рук притекать в королевские сундуки. Из испачканных в земле рук крестьянина или из благородных рук тех, чьи предки заседали в Сенате во времена Цезаря или Октавиана!
– Значит снова наемные легионы... Как во времена великого Рима?
– Да, отче, как во времена великого Рима!
– Сегодня главные деньги у магистратов портовых городов...
– Первое, что я сделал, это встретился с уважаемыми людьми оттуда.
– Ах да, конечно...
Повисла неловкая пауза. Патриарх сидел молча, лишь глаза, угрюма поблескивая из-под кустистых бровей, выдавали напряженную работу мысли.
– Ты же понимаешь, Константин, что вместе с Ричардом сюда придет Иннокентий...
– Понимаю, Владыка... Именно поэтому я сейчас здесь.
– И что же ты хочешь от меня? Отдать наши храмы и кафедры латинянам?
– Крестный, зачем ты так? Ты же хорошо знаешь, что они и сами ничего такого не требуют! Всегда и обо всем можно договориться, если обе стороны действительно того желают. Особенно сейчас, когда на кону сама жизнь Империи...
– Хм, научился... Значит так. О первенстве Рима не может быть и речи. Святые отцы Константинопольского патриархата готовы обсудить идею пентархии, но не...
– На это не пойдет уже Иннокентий. Какая же это пентархия, если три престола – Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский – находятся сегодня в сфере влияния Константинопольского патриархата?
– Ну, м-м-м ... а ты что предлагаешь?
– Триархию. Рим, Константинополь, Иерусалим – как престолы равного достоинства, окормляющие христианский мир. На это Иннокентия убедить, думаю, будет можно.
– Хе, хотел бы я уже сейчас поменяться местами с Марком! Ведь в такой конфигурации Иерусалимская кафедра будет всякий раз иметь роль арбитра между Константинополем и Римом.
– Неплохо было бы, отче, перед этим еще вернуть Иерусалим христианам...
– Хорошо-хорошо, сын мой, уязвил старика! Ладно, теперь о главном, что разделяет сегодня латинскую и ромейскую церкви – вопрос об истечении Духа Святого...
– На решение Вселенского Собора..?
– Но не в Риме!
– Значит и не в Константинополе. В Иерусалиме, после отвоевания его у сарацин?
– Ну, это можно будет обосновать... Все же, все Церкви произошли когда-то от Иерусалимской! Когда и как собираешься снестись с Иннокентием?
– Я думаю, отче, что....
***
Шалю-Шаброль, Лимузен,
26 марта 1199 года
Спасение короля, ради которого наши отважные герои пустились в полное смертельных опасностей путешествие по средневековой Франции, произошло просто, скучно и даже как-то буднично. Буквально, пришел – увидел – защитил. Хотя, разумеется, в действительности все было не так уж легко.
Начать с того, что пестрой компании, собравшейся под рукой малолетней графини, пришлось три с лишним недели пробираться в Лимузен, скрываясь от многочисленных дозоров, брошенных де Донзи на поиски беглецов. Проклятый голубь, птица, мать ее, мира, все-таки сделал свое дело! Уже на подходе к Вьерзону небольшой отряд графини Маго чуть было не столкнулся с многочисленным конным разъездом. Более двадцати всадников, возглавляемых рыцарем, двигались по дороге встречным курсом. Вымпел с цветами баронства Сен-Эньян не оставлял сомнения в том, кому принадлежал отряд.
От столкновения их спасло чудо. Чудо, да еще предусмотрительность Капитана, настоявшего на высылке передового дозора. Вихрем примчавшийся подчиненный лейтенанта Готье успел вовремя. Беглецы сумели углубиться в чащу достаточно далеко, чтобы пропустить встречный отряд, оставшись при этом незамеченными. Однако всем стало понятно, что отныне двигаться придется именно так – урывками, скрываясь от многочисленных преследователей, прячась и вздрагивая от каждого шороха в лесной чаще.
На дорогу к Вьерзону решили не возвращаться, поэтому далее пробирались лесными звериными тропами, где иной раз коней приходилось вести в поводу – настолько густым оказался подлесок в южной части Орлеанской чащи. Впрочем, очень скоро о ней пришлось вспоминать с грустью и сожалением. Лес все же укрывал их от назойливого внимания людей де Донзи. Гораздо хуже стало, когда он кончился, и наши путешественники выехали в безлесые холмы и виноградники Эндра.
Здесь их маленький отряд был виден на сотни туазов вокруг. Так что, о движении в дневное время суток пришлось забыть. Двигались ночами, скрываясь от солнечных лучей и ловчих де Донзи в каком-нибудь овраге, лесной балке или глухой деревушке на отшибе. Не раз, и не два доводилось им провожать глазами скачущие вдалеке дозоры в столь узнаваемом даже издалека красном и черном. Но, Бог миловал! До поры до времени.
Их везение закончилось одним погожим мартовским утром, когда отряд встал на дневку в небольшой дубовой роще в полусотне туазов от дороги. Лейтенант Готье уже выставил охрану, остальные вот-вот должны были улечься спать в наспех поднятых шатрах, когда молодая графиня подняла тревогу. Исчез один из латников эскорта. Еще ночью на дороге он был с ними, и вот – как корова языком слизнула! Непонятно, как мог Готье не заметить его отсутствия, когда расставлял посты, но тот и сам, казалось, был в полной растерянности.
Разумеется, спать уже никто не ложился. Хотя и двигаться вперед днем было бы полным самоубийством. Оставалось лишь и далее скрываться от посторонних глаз в густом подлеске приютившей их рощи, ожидая, как повернется дело.
Все разъяснилось часа через два, когда следовавший по дороге довольно крупный отряд вдруг свернул в их сторону. Первой заметила это опять-таки леди Маго.
– Тревога! В седло! – ее звенящий металлом голос бичом хлестнул по слуху притаившихся людей. Легкое тело графини взметнулось верхом, и конь со всадницей устремились к противоположному краю рощицы. За ней – кто быстрей, кто медленней – рванулись остальные.
Когда отрыв от преследователей дошел примерно до двухсот туазов, те тоже заметили беглецов и пустили коней в галоп. Впрочем, погоня не сулила убегавшим ничего хорошего. Уставшие за ночь кони явно не смогут сколько-нибудь долго держать нужный темп.
То, что рано или поздно их настигнут, было ясно всем.
Впереди по дороге показались стены какого-то городка. Широко открытые ворота стояли пустые – похоже, все желающие пройти сделали это еще утром.
– Шатору! – на ходу выкрикнула графиня, – даст Бог, попробуем проскочить насквозь!
Случилось, однако, иначе. Когда впереди показались стены какой-то местной церкви, господин Дрон ощутил вдруг резкое жжение на груди. Одновременно с ним за грудь схватился и господин Гольдберг. 'Крестики! – мелькнуло в голове у почтенного депутата, – Место Силы !'.
Не понимая толком, что он делает, господин Дрон рывком повернул коня к церкви, при этом вопя во все горло: 'В церковь, все в церковь!' И столько было в его вопле убежденности, что скачущий во весь опор отряд – все как один – повернул к церкви. Спешились и, сбивая дыхание, нестройной толпой вбежали внутрь.
– Доцент, молитву!
– Господи, иже еси на небеси ... – дальше молились уже вдвоем, прижимая руки к груди, захлебываясь словами, прося у Господа не пойми чего. Но общий смысл был вполне ясен – пронеси, Господи! Господи, пронеси!
Нарастающий грохот копыт возвестил, что погоня вот-вот поравняется с церковью. Вот в проеме открытой двери показались скачущие по улице во весь опор всадники в столь знакомых цветах де Донзи. Вот промелькнул последний, и грохот копыт стал удаляться. Вот смолк и он.
– Не заметили! – Шепот графини, казалось, заполнил все пространство церкви. – Они! Нас! Не заметили!!!
В это поверить было трудно. Просто-таки невозможно!
Донельзя изумленные физиономии господина графа, лейтенанта Готье, воинов их небольшого отряда единодушно подтверждали, что такого просто не могло быть! Как! Проскакать мимо полутора десятков брошенных у входа взмыленных лошадей и не заметить их?! Не заметить в проеме раскрытых дверей кучу народа?! Да как такое возможно?!
– Ну, а чо, – голос господина Дрона еще подрагивал, – но самоуверенные интонации уже занимали положенное им место, – если с Господом по-хорошему, так и он в ответ со всей душой. Попросили по-человечески, чтобы помог – и пожалуйста! Проскочили и не заметили.
Как грится, во чо крест животворящий делает!
Впрочем, пока ничего еще не кончилось. Еще почти неделю пришлось нашим героям ночами пробираться по раскисшим дорогам южной Франции. Прятаться от лучей солнца. Вздрагивать при виде любой группы всадников, оказавшейся в пределах видимости. Граф как-то незаметно, но практически полностью самоустранился от командования своими людьми. Так что квест продолжался, лишь благодаря железной воле молодой графини.
Злоключения их закончилась, когда стали уже различимы надвратные башни Сегюра – родового замка виконтов Лиможских ... Замок был со всех сторон блокирован войсками Ричарда. Шатры, конные стоянки, костры, множество спешащих по своим военным делам пеших и конных отрядов.... Нет, о безнаказанном нападении на эскорт графини среди такого количества народу не могло быть и речи. Хотя, никто не сомневался, что в числе тех, кто окружал сейчас крепостные стены, могло скрываться сколько угодно ищеек де Донзи. Но вот организовать нападение у всех на виду они уже не могли.
К Сегюру господа попаданцы выехали 22 марта. До рокового покушения, унесшего жизнь короля-льва, оставалось еще четыре дня, так что, они могли поздравить себя с успехом. Нет, встретиться с Ричардом прямо под стенами замка им не удалось – они разминулись ровно на один день. Расставив войска для блокады мятежного виконта, король отправился к Шалю-Шаброль добывать 'сокровища короля Генриха, своего отца'.
Но далеко ли до этого самого Шалю-Шаброля! Каких-то пара дней пути.
Была, правда, совершенно реальная опасность не добраться до пункта назначения, попав в руки людей де Донзи. Но тут неожиданную оборотистость проявил почтенный историк-медиевист. Надев на физиономию выражение сугубой важности и легкого презрения к окружающим – что, кстати сказать, очень ему шло – он быстро выяснил, 'кто тут всем командует в отсутствие мессира Ричарда', и, ввалившись в палатку Роберта де Бомона, четвертого графа Лестера, потребовал сопровождения к королю 'для себя и своих благородных спутников'. Каковое незамедлительно и получил, в количестве двадцати конных сержантов и десятка арбалетчиков.
Трудно сказать, что стало причиной такой покладистости графа. Известия ли о готовящемся покушении, еще месяц назад доставленные гонцом из Шато-Гайара, или донельзя важная физиономия господина Гольдберга, а скорее всего – просто избыток войск под рукой. Как бы то ни было, уже на следующее утро беглецы под надежной охраной, тронулись в путь. Правда, состав их весьма значительно изменился.
Граф Пьер, рассудив, что негоже надоедать королю своими просьбами во время подготовки к штурму Шалю-Шаброля, решил дождаться возвращения Ричарда. Сегюр к этому моменту явно будет уже взят. И тогда ничто не помешает королю со всем вниманием отнестись к его просьбе – выделить 'в аренду' часть наемных отрядов.
Юная графиня по понятным причинам также вынуждена была остаться с отцом. Хотя теперь даже безупречно прямая спина пра-пра-внучки Гуго Капета не могла скрыть, как бы молодой леди хотелось продолжить путешествие вместе с мессиром Серджио. Но увы даже самым сильным из нас часто бывает не под силу одолеть условности, накладываемые светом, молвой и 'приличиями'.
Так что, господин Дрон вынужден был провести весьма романический ритуал прощания с прекрасной Маго, выполненный в духе 'я буду с нетерпением ждать новой встречи с Вами'. Получив взамен оценивающий и совсем не детский взгляд юной графини, весьма чувственное 'я тоже буду ждать Вас, мессир' и шелковый шейный платок на память.
Как бы то ни было, уже двадцать пятого марта господа Гольдберг и Дрон были на месте. А именно, в штабной палатке капитана Меркадье, командовавшего осадой Шалю-Шаброля.
Сам Ричард, видимо заглянувший по дороге еще куда-то, прибыл лишь на следующий день после обеда. До рокового выстрела оставалось несколько часов. Сознавая, что время утекает уже буквально между пальцами, господин Гольдберг тут же ринулся в бой. Заранее объявив Меркадье, что обязан донести до короля известия особой важности, и поэтому ему необходима встреча с Ричардом буквально сразу же по прибытии того в лагерь, он таки эту возможность получил.
Когда длинная кавалькада всадников во главе с королем въехала в расположение войск, Меркадье, после всех приличествующих моменту приветствий, что-то проговорил Ричарду, указывая на стоящих поодаль 'заморских колдунов'. Тот согласно кивнул в ответ и направился прямо к ним.
– Вы хотели говорить со мной, чужеземцы? Прошу! Я готов выслушать вас прямо сейчас. Но, во имя ран Христовых, постарайтесь быть краткими! До вечера я должен осмотреть замок перед завтрашним штурмом, а тени уже клонятся к востоку.
– Именно об этом я и хочу говорить с вами, мессир. – Голос господина Гольдберга слегка сел от волнения, на лбу и висках выступили капельки пота. – Вам уже, конечно, передали известие о готовящемся покушении.
Король коротко кивнул, всем своим видом выражая нетерпение занятого человека.
– Так вот, звезды указывают на последнюю декаду марта, – историк проглотил мешавший ему говорить ком в горле и продолжил, – а самый же вероятный день, когда произойдет роковой выстрел, это – сегодня, двадцать шестое марта.
– Вздор! Нет, я, конечно, благодарен и вам, и вашему повелителю за столь трогательную заботу о моем здоровье. Но посмотрите вокруг! – Ричард простер руку к крепости, заставляя своих собеседников оглянуться. – Отсюда и до самой крепостной стены местность ровная, как стол. Клянусь сердцем святого Игнатия, здесь не спрятаться даже ребенку, не то, что воину с луком или арбалетом. К стене ближе трехсот шагов я не подхожу. А из баллисты или катапульты прицельного выстрела все равно не сделать. Все у вас?
– Мессир, – это вперед вышел уже господин Дрон, – все, что мы просим, это выдать мне щит и позволить сопровождать вас во время рекогносцировки.
– Рекогнос..., тьфу черт, чего?
– Во время осмотра крепостных стен.
– Хорошо. Меркадье, распорядись о щите. Ждите меня здесь, через полчаса выходим. – Король собрался уже уходить, но глаза его никак не могли оторваться от панциря Капитана. – У вас удивительный доспех, мессир. Никогда не видел ничего подобного! Клянусь мощами святого Иринея, оружейники вашей страны достигли невероятного искусства. После завтрашнего штурма не откажите в одолжении, я хотел бы познакомиться с ним поближе!
Полог шатра сомкнулся, пряча от глаз могучую фигуру короля. На изрядно вытоптанной площадке перед входом остались почтенный олигарх – уже с крупным каплевидным щитом, снятым с одного из всадников – и обильно потеющий господин Гольдберг.
Когда король Ричард в сопровождении небольшой свиты и присоединившихся к ней 'заморских колдунов' отправился осматривать крепость и составлять план штурма, солнце уже клонилось к закату. Широкий шаг короля довольно быстро растянул процессию. Вскоре рядом с ним шагали только охрана и почтенный олигарх, не только не уступавший Ричарду в росте, но даже слегка возвышавшийся над ним.
Король осматривал стены, вернее – жалкую пародию на них. Телохранители осматривали все подряд, ведь черт его знает, откуда может прийти опасность! И только взгляд господина Дрона был сосредоточен на одной единственной точке крепостной стены, откуда, согласно историческим хроникам, и был произведен роковой выстрел.
'Крайне правая бойница эркера надвратной башни', – так сказал Доцент. Именно оттуда некто, известный по одним хроникам как Пьер Базиль, по другим – как Бертран де Гудрун, по третьим – Джон Себроз или вообще 'Дудо'... да, именно оттуда должен прилететь роковой болт.
А если нет?
'Черт, а что если информация о месте, откуда должен быть произведен выстрел, столь же, прости Господи, достоверна, как имя стрелка?'
Взгляд господина Дрона метнулся, обшаривая крепостную стену целиком, скользнул по бойницам полуразвалившегося донжона, еще каких-то строений, прячущихся за стеной... Заходящее солнце, уютно устроившись между башнями Шалю-Шаброля, било яркими лучами прямо в глаза, слепило, заставляло отводить взгляд от чернеющих прямо под ними крепостных стен.
'Ладно, спокойней, спокойнее... Проморгаться, промокнуть пот, да хоть бы и рукавом, вот только где тот рукав... О, платочек леди Маго подойдет... – господин Дрон быстрым движением протер лоб, брови, веки, виски и вновь упер взгляд в проклятые камни. – Нет, всю стену не проконтролировать... Придется положиться на чертовы хроники... Значит, крайне правая бойница эркера надвратной башни...'
Маленькая процессия во главе с королем как раз поравнялась с воротами, и его Величество остановился, внимательно осматривая подходы к ним. Фигурки защитников замка отсюда, шагов с трехсот, казались игрушечными, но все же можно было разобрать, что они в данный момент делают. По большей части, просто стоят, выглядывая из укрытий и наблюдая за королем. Во всяком случае, ни луков, ни арбалетов ни у кого в руках не видно.
Ричард, по-видимому выяснив все, что ему было нужно, двинулся дальше. 'Ну же...!' – сердце господина Дрона сжалось и ухнуло куда-то вниз.
Еще пять-шесть минут, и они выйдут из сектора, где вообще возможно поражение цели при ведении стрельбы из надвратной башни... И что тогда? Откуда тогда ждать выстрела? Просто встать между Ричардом и стенами замка с поднятым щитом? Ага, так он тебе и позволит загораживать обзор...!
'Чертова крайне правая бойница эркера надвратной башни... ну, давай уже, рожай...!'
В этот момент...
Да, собственно ничего особенного в этот момент и не случилось. Просто стайка каких-то птах сорвалась с карниза и взмыла в воздух. Как раз под этой самой крайне правой бойницей эркера надвратной башни. Увидеть их с трехсот шагов? Ну, это газету в тридцати сантиметрах перед носом господин Дрон без очков бы уже не прочел. А триста шагов – хорошее расстояние. Как раз для его дальнозоркости...
Напряжение, копившееся в душе господина Дрона уже не менее получаса, при виде взлетевших птиц подскочило вдруг до совершенно неприличных высот. Полностью сорвав при этом крышу у почтенного депутата. Взревев, он сделал гигантский шаг, даже скорее прыжок...
Все, что произошло потом, прилично отставший господин Гольдберг наблюдал с расстояния метров этак в сто пятьдесят. Вот массивная фигура олигарха резко дернулась и выметнула перед королем щит. Вот встрепенулась пара телохранителей и, мгновенно обогнув короля, отгородила его от крепостной стены еще и своими щитами. Вот свита венценосца в одну секунду перешла с торопливого шага на самый отчаянный бег, стремясь защитить его от всевозможных опасностей. Вот клубящийся человеческий клубок начал со всей доступной скоростью отступать к лагерю, подальше от крепостных стен.
Что, все?!!!
Нет, правда, все?! Миссия выполнена?! Мир, наконец, спасен?! Можно кричать ура и готовить чемоданы для отправки на родину?!
В душе господина Гольдберга, опустошенной всеми предшествующими приключениями и переживаниями, как-то вдруг не оказалось ответа на все эти вопросы. Зато поселившееся в ней непонятное, но тягостное сомнение было весьма ощутимо. Впрочем, наученный горьким опытом не ставить телегу впереди лошади, почтенный историк задвинул сомнения в самый дальний угол и поспешил присоединиться к королевской свите.
Далеко не атлет, он сумел догнать королевскую свиту чуть ли не у самого шатра Меркадье, где все сгрудились, осматривая щит. А посмотреть было на что! Арбалетный болт почти пробил толстую дубовую доску. Острие, вышедшее на внутренней стороне щита, хищно щерилось зазубренным, хитро высверленным вдоль оси наконечником. Перед запыхавшимся историком-медиевистом расступились, признавая его право на участие в осмотре. Даже мельком брошенного взгляда господину Гольдбергу было достаточно, чтобы поставить диагноз.
– Сарацинская работа. Вы, мессир, должно быть, встречали такие в Святой земле. В высверленное отверстие хашшишины обычно закладывают яд. Любая царапина, нанесенная таким острием, смертельна. Впрочем, здесь, – господин Гольдберг тщательно принюхался к торчащему из щита острию, – яда, по-видимому, не оказалось. Его заменили обычным навозом. Должен сказать, это ничуть не менее смертоносная начинка. Частицы навоза, проникая в кровь, непременно вызывают воспаление крови и других телесных тканей. Раненный такой стрелой – без специальной обработки раны – обречен.
С каждым словом господина Гольдберга лицо Ричарда, и так-то довольно бледное, бледнело еще больше. Впрочем, он довольно быстро взял себя в руки.
– Да, разрази меня гром! Мне уже приходилось видеть такие штуки. Но как арбалетный болт смог преодолеть такое расстояние и почти пробить щит? Ни один арбалет, сделанный человеческими руками, не пошлет снаряд с такой силой. Клянусь богом, это просто невозможно!
Господин Дрон поднял взгляд на венценосного собеседника:
– Мессир, это значит лишь то, что после штурма вашим воинам, кроме сокровищ, предстоит искать еще и арбалет. Думаю, нам предстоит узнать немало нового о возможностях этого оружия.
Король тяжело опустился на импровизированный походный трон, установленный в шатре специально для него. Впрочем, какой там трон, так – легкое деревянное кресло с подлокотниками! Похоже, просвистевшая совсем рядом смерть основательно выбила его из седла.
Как он был сейчас непохож на себя прежнего! Воистину, весельчак, поэт и воин, неистово врубавшийся когда-то в боевые порядки любого, самого грозного противника, остался в германском плену. Здесь, в содрогающемся под холодным мартовским ветром шатре сидел поседевший и основательно располневший человек, ведавший истинную цену жизни и смерти. Человек, знающий для чего ему нужен весь остаток его жизни – до самой последней минуты. И более всего боящийся потерять ее из-за какой-то нелепой случайности. Ведь тогда Цель так и останется недостигнутой! А это – самое страшное для того, кто смог ее обрести.
– Мессиры, – Ричард перевел тяжелый и какой-то очень уставший взгляд на 'колдунов' из далекой Индии. – Похоже, я обязан вам жизнью. Вашей настойчивости (кивок в сторону господина Гольдберга) и вашей расторопности (это уже Капитану). Чем я могу вознаградить вас за оказанную услугу? Говорите, прошу вас! Поверьте, жизнь Плантагенета стоит немало!
'Колдуны' переглянулись. Во взгляде почтенного историка сквозила едва скрываемая растерянность. Он явно не понимал, как поступить, и что потребовать за спасенную жизнь короля. И тогда вперед выступил господин Дрон.
– Ваше величество! Поверьте, лучшей наградой для нас стало то, что нам удалось выполнить волю нашего повелителя, христианнейшего короля и пресвитера Иоанна. Ваша жизнь, мессир, воистину бесценна для каждого доброго христианина.
Ибо кто еще сумеет провести крестоносное воинство сквозь сарацинские рати, чтобы освободить Гроб Господень и святые реликвии? Мы просим вас не упоминать более ни о каком вознаграждении, ибо случившееся – уже лучшая награда, о какой мог бы мечтать любой подданный нашего повелителя!
– Вот как? – Король недоверчиво покачал головой, потом на пару секунд задумался, кивнул каким-то своим мыслям. – Что ж, быть по сему! Но будьте уверены, я запомню этот день. И, сделанное сегодня предложение остается в силе, пока я жив, перейдя по завещанию и к моим наследникам, когда Господь призовет меня...
***
... Солнце уже коснулось нижним краем холмов, тянущихся отсюда на запад до самого Ангулема. Так что, обсуждение завтрашнего штурма решено было не откладывать. Впрочем, что там было обсуждать! Полуразрушенные, залатанные на скорую руку стены. Гарнизон менее сорока человек. Всего два рыцаря во главе. Высадить тараном эту пародию на крепостные ворота, войти внутрь, убить всех, кто будет оказывать сопротивление. Вот и весь план.
Ну, не весь, не весь! Согласно собранной людьми Меркадье информации, пара замков неподалеку могла таить весьма неприятные сюрпризы. Фирбекс, что расположился в паре лье строго на юг, и спрятавшийся среди холмов в трех лье на юго-юго-восток Курбефи. По сведениям лазутчиков, гарнизоны каждого из них составляли до трех-четырех сотен воинов, что для укреплений этого класса было совершенно избыточным. Мало того – что уж и вообще ни в какие ворота не лезло – в замках была сосредоточена в основном конница. Содержать постоянно такое количество лошадей в крепости мог только безумец! Ни сена, ни овса не напасешься. А вот использовать временно помещенную туда кавалерию для внезапного удара в спину осаждающих соседний Шалю-Шаброль – самое то! Так что, копейщиков Меркадье решено было развернуть заслоном на юго-восток, дабы предотвратить возможные неожиданности.
Сам штурм прошел рутинно, можно сказать, скучно. Два десятка здоровенных вестфальцев, прикрываясь щитами, дотащили до крепостных ворот дубовый таран и минут за пятнадцать высадили ворота настежь. Прикрывающая их сотня арбалетчиков не позволила защитникам на стене даже голову между зубцов показать, не говоря уж о том, чтобы попытаться обстрелять или иным образом воспрепятствовать таранной команде.
Затем в пролом вошли две сотни латников, и все было кончено. Последние защитники замка забаррикадировались, было, в донжоне, но и там их отчаянное сопротивление ничего не сумело противопоставить огромному численному, да и качественному – чего уж там, превосходству нападавших.
Некоторую интригу в происходящее добавил удар конницы, все же вышедшей из замков. Но в целом, это была попытка отчаяния. Брабансоны Меркадье аккуратно и точно приняли накатывающуюся конную лавину в копья, а гасконские арбалетчики выкосили чуть ли не половину атакующих еще на подходе к линии соприкосновения.
Завершающий штрих нанесли четыре сотни конных сержантов, ударивших обескровленному противнику во фланг и тем самым завершивших разгром. Ну, а дальше началось любимое представление конницы всех времен и народов – преследование отступающего в панике противника. Каковое и закончилось уже внутри по-быстрому капитулировавших замков. В которые победители ворвались на плечах бегущих...