Текст книги "Просто спасти короля (СИ)"
Автор книги: Андрей Франц
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)
Слова принадлежали, несомненно, русскому языку. Той его части, что носит гордое имя русского командного. Основная масса слов была доценту Гольдбергу знакома, но вот некоторые их связки заслуживали самого вдумчивого осмысления. Хотя бы потому, что изысканное мастерство словесного творчества было отнюдь не чуждо и его семитской душе. Что касается тех немногих слов, добрый мой читатель, которые строгая цензура все же позволила оставить в нашем повествовании, то из них можно было бы составить что-то вроде: 'В этой разлюбленной и остолюбленной пещере, кажется, становится многолюдно...'
Огненный шар, между тем разрастался. Вот он достиг полутора метров в диаметре, но и не думал на этом останавливаться. На мужчину с факелами сей факт произвел явно нездоровое впечатление. Оставив в руке лишь горящий факел и побросав остальные на пол, он схватил господина историка свободной рукой – прямо поперек живота – и со словами: 'Валим, мля..!' метнулся в дальний угол пещеры. Дабы упасть там за некое непонятного вида каменное возвышение.
Предосторожность оказалась нелишней. Полыхнуло знатно! Обжигающий ветер достал наших героев даже там, в укрытии.
– Лежи, мля! – рявкнул крупный господин насмерть перепуганному доценту, – там, похоже, кого-то опять вытаскивать придется! – С этими словами он исчез из виду.
Впрочем, лежать одному, да еще почти в полной темноте... Увольте, люди добрые, так еще страшнее! Так что господин Гольдберг потихонечку поднялся, выполз из-за укрытия и, наплевав на полученный приказ, поплелся к огоньку факела в центре подземного зала.
Спасательные работы там уже подошли к концу. Вопреки ожиданиям, третьим участником их странная компания так и не пополнилась. Спасенным оказался огромный, ростом с господина доцента, заплечный мешок с притороченным к нему гигантским мечом. Здоровяк с факелом уже оттащил все свалившееся к ним добро с опасного места, запалил еще парочку факелов в гнезде, – и теперь увлеченно рылся в посылке.
Вынимаемые из мешка и складываемые тут же вещи оказались деталями какого-то средневекового доспеха. Наметанный глаз историка-медиевиста, оценив конструкцию кирасы и обилие ребер жесткости, отнес было доспех к германской высокой готике, но округлые очертания наплечников и налокотников явно свидетельствовали и об итальянском вкладе в общий дизайн конструкции.
Выудив из мешка последнюю деталь – им оказалась смотанная скотчем пара латных перчаток – спаситель заглянул в полупустой мешок, сплюнул в сердцах и невнятно выругался. Затем сноровисто ухватил за рикассо прислоненный к стене меч, отщелкнул зажим футляра, прикрывающего клинок, и вдруг, как бы не веря глазам, впился взглядом в обнажившееся лезвие.
– ...ец, приплыли! – Гулкое эхо подземного зала с удовольствием подтвердило абсолютную неприличность употребленного междометия.
Крупный господин повернулся к подошедшему господину Гольдбергу и, как бы беря его в свидетели, продолжил, показывая на лезвие. – Во, смотри! Сталь инструментальная, износостойкая, легированная. Заточку и закалку держит так, что мама не горюй! Вот только его сроду никто никогда не затачивал и не закаливал! Чего бы я стал спортивный клинок затачивать?
Господин Гольдберг вгляделся в протянутый к нему меч, и сердце почтенного историка с грохотом свалилось в самый низ живота. Спасибо, не описался.... В пляшущем свете факелов угрожающе поблескивали бритвенной остроты лезвия двусторонней заточки. А мелкая штриховка лазерной закалки дополняла невеселую картину. Это было оружие, предназначенное для убийства. Человечка напополам развалить – самое милое дело! Кто бы и зачем ни прислал их в это таинственное подземелье, он явно подразумевал необходимость убивать.
Тем временем, господин Дрон выхватил из кучи доспехов еще пару клинков, по виду – укороченных, чуть изогнутых палашей, на ладонь вытянул один из ножен и, злобным матерком прокомментировав увиденное, захлопнул обратно. Та же участь постигла вытянутую из кучи железа пару разнокалиберных кинжалов.
Все. Закончив ревизию мешка, Сергей Сергеевич присел на поребрик, откинувшись спиной к стене. На несколько мгновений прикрыл глаза, сделал полдюжины шумных вдохов-выдохов, явно успокаивая себя. Ярость, переполнявшая этого уже не молодого, но явно все еще смертельно опасного человека, заставила господина доцента опасливо отодвинуться в сторону.
– Ладно, не ссы, прорвемся. – Неизвестный еще пока господину Гольдбергу спаситель, по-видимому, все же пришел в себя и почти нормальным голосом поинтересовался. – Закурить есть?
– Не курю, – проблеял историк-медиевист, в который уже раз пожалев, что так и не удосужился обзавестись такой полезной привычкой.
– Сам не курю. Так закуришь тут, когда знамя дивизии сперли, – гоготнул спаситель, явно уже полностью восстановивший душевное равновесие. – А знаешь, что там, в мешке осталось?
– Что?
– Туалетная бумага, мля! Рулонов семьдесят, так на глаз, будет. И сигареты, пачек сто. Так что, брателло, придется учиться. Курить, мля, бамбук! И зубные щетки с пастами в карманах. О, а это что? Смотри-ка, перец! В вакуумных упаковках. Да куда же столько, тут его килограмм двадцать будет!
– Если это то, что я думаю, – мрачно пробурчал историк, то перец – вещь, куда как нужная! В те времена, когда носили подобные доспехи, перец – твердая валюта. Золотом по весу.
– Валюта, говоришь? – задумался почтенный олигарх. – Да еще золотом по весу? Хм, двадцать кило золота – неплохие деньги. Надолго хватит, если излишествами всякими не злоупотреблять. Опять же бумаги не пожалели... О, мля, а вот здесь и натуральное золото! Цельный мешок! Килограммов на пять точно потянет.
– Византийские солиды, – тут же прокомментировал увиденное господин Гольдберг, едва лишь горсть монет была извлечена для ознакомления. – Чеканка не ранее десятого века, судя по реверсу.
– Занятно, – нехорошо щурясь, протянул господин Дрон, занятно, мля... Ладно, не знаю, во что мы тут вляпались, но это, похоже, надолго. Давай, что ли краба, знакомиться будем!
– Евгений Викторович Гольдберг, – согласно откликнулся господин историк, протягивая миниатюрную ладонь, – истфак, доцент. Историк-медиевист.
– Ага. Сергей Сергеевич Дрон. – Ни профессию, ни род занятий почтенный депутат добавлять не стал, не без основания полагая, что в городе его и так всякая собака знает.
– Значит историк, говоришь? – господин Дрон злобно оскалился, – это хорошо, что историк. Тут у нас, по всему видать, целая история намечается. Так что, историк – это в самый раз. Ладно, коли уж сюда мой доспех прислали, да железки наточили, стало быть, клювом щелкать не стоит. Так что я, пожалуй, переоденусь. А ты факел возьми, да осмотрись тут пока. Выход ищи.
Пока почтенный историк выбирал себе что-нибудь из кучи брошенных здесь же факелов, пока запаливал найденный факел от тех, что горели на стене, господин Дрон уже начал экипироваться. Не отказывая себе в удовольствии тут же и комментировать процесс.
– Во, полностью моей конструкции аппарат! На вид как бы и реплика. Только ни миланский, ни готику самостоятельно на себя не наденешь, а мой – запросто! Титановый сплав, почти в два раза легче стали, а удар держит – хоть ломом в него бей! По всем щелям и сочленениям кевларовая прокладка идет, а расположение вентиляционных решеток мне по спецзаказу на компьютере просчитывали ...
Господина депутата, явно оседлавшего любимого конька, что называется, несло. Я же, государи мои, чувствую здесь настоятельную необходимость сделать по этому поводу некоторые пояснения.
Как известно, человек слаб. И даже лучшие из нас, забравшись на самые вершины человеческого муравейника, не отказывают себе в удовольствии удовлетворять время от времени свои маленькие человеческие слабости. Кто-то коллекционирует океанские яхты. Кто-то предпочитает реактивные самолеты. Кто-то разводит элитных лошадей. Кто-то увешивает бриллиантами топ-моделей, ничуть не смущаясь их костистыми прелестями...
Господин Дрон содержал клуб. Видимо, не доиграв когда-то в рыцаря Айвенго, а также в Робин Гуда, д'Артаньяна и Зорро, не намахавшись вволю деревянными мечами и шпагами, он последний десяток лет неистово и с размахом наверстывал упущенное. Клуб исторического фехтования 'Львиное Сердце' служил предметом лютой зависти бойцов и реконструкторов всей России.
Сюда попадали только самые лучшие, да и то – после свирепейших физических тестов и нескольких выигранных турниров. А дальше... Фактически безграничное финансирование позволяло 'сердечникам' иметь самое лучшее оружие, снаряжение, тренировочное оборудование, какое только можно было вообразить. Регулярные семинары под руководством лучших европейских специалистов в области исторического фехтования заставляли остальных, обделенных этим счастьем, только скрежетать зубами от классовой ненависти и пускать слюни классовой же зависти. А уж сама постановка тренировочного процесса – с поквартально расписанными общими и индивидуальными планами тренировок под присмотром пары профессиональных спортивных докторов – едва ли уступала чем-нибудь фехтовальной подготовке в олимпийской сборной.
Так что, учитывая астрономические размеры расходуемых средств, никто не удивлялся тому, сколь основательно и сам господин меценат отхлебывал от собственных же щедрот. Пять трехчасовых тренировки в неделю – без пропусков и выходных – в течение последнего десятилетия, это вам не баран чихнул! Если добавить ко всему великолепные природные данные, которыми одарили господина олигарха природа и папа с мамой, то, несмотря даже на оставленный позади пятидесятилетний юбилей, он по-праву считался одним из самых грозных бойцов своего клуба...
Впрочем, государи мои, не будем отвлекаться слишком уж надолго. Ибо господин Дрон уже закончил вздевать на себя бронь. Да и господин Гольдберг, наскоро осмотрев подземный зал, поспешил к своему невольному спутнику, дабы поделиться увиденным.
– Ну как, есть тут выход?
– Да с выходом-то не проблема. – Дребезжащий поначалу тенорок господина доцента, как по мановению волшебной палочки преобразился в звучный тенор опытного лектора. – Зал высечен в форме типичной ранне-романской капеллы. Врата, понятное дело, в камне только контуром намечены. А вот в Горнем Месте – сразу за алтарем – реальный выход, как и положено в культовых сооружениях этого типа. Так что, туда и пойдем. Я другое показать хочу.
Историк махнул рукой железной статуе господина олигарха, приглашая следовать за собой. Несколько шагов, и они остановились у примыкающего к алтарю сооружения, весьма напоминающего массивный каменный саркофаг. Историк приблизил факел к торцевой стенке, и в образовавшемся световом пятне обнаружились греческие буквы.
– И что?
– Си Кириэ, – прочитал надпись господин Гольдберг, – 'Тебе, Господи!' А вот и дата. Тау Лямбда. Триста тридцатый год от Рождества Христова.
– Что за таулямбда такая?
– Ну, греки числа буквами алфавита записывали. Тау – триста, лямбда – тридцать. Все вместе – триста тридцать.
– Это чего, мы сейчас в Греции, что ли?
– Хм, насчет Греции не знаю, – историк задумчиво почесал нос, – а вот лет сорок назад ходили в желтой научпоповской прессе и среди всяких альтернативщиков слухи про нормандский замок Жизор. Дескать, выстроен он над подземной капеллой. Вырубленной когда-то императором Константином на месте друидского капища. Бред, конечно, когда это друиды свои капища в подземельях устраивали! Но вот дата постройки капеллы тогда называлась. Как раз триста тридцатый год...
Собеседники уставились друг на друга, силясь переварить свалившуюся на них информацию. Первым справился господин депутат.
– Ладно, без разницы. Наверх выберемся – и так все узнаем. Куда попали, зачем попали... Валить отсюда нужно. Факела не резиновые. Что-то меня эти каменные стены напрягать стали. На воздух хочу. Значит так. На мне вооруженное охранение, а ты мешок бери. Да не смотри, что большой. Там, почитай, одна бумага и осталась, так что весу немного. Ну, перец правда еще... Давай-ка и факелов туда же покидаем. Ничего, утянешь – без огня под землей совсем кисло будет. А охране руки поклажей забивать – сам понимаешь, последнее дело!
Сам олигарх тем временем повесил на плечо свой гигантский меч – совсем, как винтовку на ремень, закрепил на броне кинжалы и один палаш. Второй взял в руку, вооружился факелом и кивнул господину Гольдбергу:
– Ну, веди, Сусанин!
– Я конечно дико извиняюсь, но тогда уж Моисей...
***
Нормандия, замок Жизор.
15 января 1199 года
Шаркающей стариковской походкой Жак Лошадиное ухо миновал поперечную галерею, и пламя факела осветило низкие своды тоннеля, ведущего на нижние уровни. Он служил в замке всю свою жизнь. Сначала мальчишкой на побегушках, затем помощником, и вот уже более тридцати лет – господином смотрителем замковых подземелий. Ну, господином-то, это уж больно громко сказано! Так, присмотреть: где решетка расшаталась, где двери от сырости повело, где замки приржавели... Да самому же по большей части это все и смазать, отремонтировать, поправить. А чего, дело-то привычное.
И при старике Генрихе, Царство ему Небесное, и при тамплиерах, и при молодом Ричарде, и при Филиппе, когда он в отсутствие законного владельца Жизор себе забрал... Да, господа меняются, а старый Жак все здесь... Куда ж без него? Не полезет же король или пусть даже господин коннетабль в подземелье решетку чинить. Или там, петли смазывать. А Жаку оно и нетрудно вовсе. Привык за столько-то лет. Нет, без Жака Лошадиного уха здесь никуда.
Прозвище свое он еще мальчонкой получил. Это когда господин главный конюший попросил его хозяйского жеребца минутку подержать. Малая нужда, вишь ты, с ним приключилась. Да нет, не с жеребцом, а с господином главным конюшим.
Ну, только он отошел по нужде-то, а жеребец возьми, да и взбесись! То ли оса его под хвост ужалила, то ли еще чего... Жак на поводьях повис, да куда там! Скотина голову как вздернет, его тогда, аж подбросило! А потом зубами хвать – пол правого уха, как не бывало! Вот тогда и стал он Лошадиным ухом.
Сколько себя Жак помнил, наверху о замковых подземельях всегда чего только ни болтали! И нечистая сила, мол, тут водится. И клады заколдованные зарыты. И привидения просто табунами бегают. Вот ведь, попустил Господь языки точить!
Уж если бы чего и было, кому, как не Жаку, об этом знать! Да только нет здесь ничего. Камни, да железо. Крысы, да мокрицы. Вот и все дела. Нет, когда пленных или, к примеру, бунтовщиков каких сюда спроваживают, оно бы и ничего. Какое-никакое, а развлечение! А так – тишина. Хоть бы и впрямь, привидение объявилось, что ли!
В этот момент неспешные размышления старого Жака были неожиданно прерваны. Странные звуки, донесшиеся из-за поворота, больше всего походили на скрип давно не смазанных дверных петель. Скрип сопровождался звуками, какие обычно издает волокущийся по камню камень. Жак похолодел! Именно так звучат открывающиеся каменные двери.
Двери ... какие двери?! Ведь за поворотом тупик! Там коридор заканчивается, и больше ничего нет!!! – Теперь Жака окатило волной жара.
– Господи, всемогущий, всемилостивый! – взмолился Жак. – Спаси и сохрани! Господи, всемогущий, всемилостивый! Спаси и сохрани! – Жак попытался было бежать, но ноги отказали старику.
В немом отчаянии он прижался к холодной стене, желая только лишь одного: слиться с ней, превратиться на время в серый, влажный камень! Чтобы только не привлечь внимание тех, кто появился там, из подземелья. И кто вот-вот шагнет сюда...
Вот угол коридора осветился пламенем приближающегося факела. Вот факел показался из-за поворота. Держащая его рука принадлежала невысокому чернявому и горбоносому человечку, до безобразия походившему на тех, кому всякий добрый христианин просто обязан хотя бы плюнуть вслед.
За первым второй! Всем своим видом он напоминал страшные сказки о горных троллях. Огромного роста, так, что приходилось пригибать голову, чтобы не удариться о потолок коридора. Неимоверно широкие плечи, весь покрыт какой-то невиданной броней – уж на что Жак повидал господ рыцарей за многие годы жизни при замке, но чтобы такое...!
– Господи, всемогущий, спаси и сохрани! – еще раз, на сей раз вслух, простонал старый смотритель, и широко перекрестил движущиеся к нему привидения.
Последние, впрочем, и не думали развеиваться по ветру. Лишь шествующее впереди привидение чернявого пробормотало нечто странное. Что-то вроде: "Ага, нормандско-французский диалект, ойльская языковая группа... Кое-что проясняется!' Это, разумеется, если бы старый Жак понимал язык привидений.
Затем смуглое лицо привидения приблизилось к Жаку и на очень странной, но точно церковной латыни поинтересовалось:
– Кто ты? Как тебя зовут? Встань, не бойся...
Церковный язык старик знал неплохо, так что все понял. Однако то, что подземные привидения изъясняются на латыни, почему-то напугало его еще больше. Смотритель буквально оцепенел, не в силах вымолвить ни слова. Тогда в разговор вступил железный тролль и на языке привидений гаркнул:
– Как стоишь перед старшим по званию! Встать! Отвечать коротко! Имя? Должность? С какой целью находишься на нижних уровнях охраняемой территории?
Ничего из сказанного Жак, разумеется, не понял, но общее направление сказанного уловил отлично. Да и в целом, от рева громилы ему как-то сразу полегчало. Примерно так же выражался его старый друг и собутыльник Ольгерд, десятник замковой стражи, когда напутствовал своих подчиненных перед разводом на посты.
Так что, господин смотритель передумал сползать на пол, подтянулся, отряхнул приставшие комки грязи и на церковном языке вполне членораздельно доложил, кто он такой есть и что здесь делает. Чернявый что-то проговорил здоровяку, должно быть, переводил сказанное. Затем, выслушав от того пару фраз, снова обратился к старому Жаку.
– Начальник замка на месте? Проводи нас к начальнику замка.
– Э-э, это господин коннетабль? А как же, завсегда на месте! – удивился старый Жак. – Его милость замок редко когда покидает. Время-то нынче – куда как беспокойное! Не англичане – так разбойники, не разбойники – так англичане. Их теперь и не различишь вовсе. Прошу ваши милости ступать за мной, тут и идти-то всего ничего...
Господин смотритель замковых подземелий и не подозревал, что именно сейчас куется его непреходящая слава. Ведь даже спустя многие десятилетия после описываемых событий, обитатели замка Жизор поминали Рождество 1198 года не иначе, как добавляя при этом: "Ну, то ж перед тем, как Жак Лошадиное ухо двоих колдунов из подземелий вывел". И делали при этом непременно, кто – загадочные, а кто и вовсе страшные глаза.
Правда, далее показания рассказчиков начинали значительно расходиться. Кто-то уверял, что колдуны в страшных подземельях просто заблудились, и за свое спасение отвалили старику кругленькую сумму в самом настоящем золоте. Этому, однако, верили мало. Ну, что это за колдуны, если в подземелье заблудились! Да и на вопрос, откуда они в замковые подвалы свалились, рассказчики ничего внятного ответить, как правило, не могли.
Гораздо большей популярностью пользовалась версия, что колдуны сии были вовсе даже посланы самим Сатаной, дабы ввести честных христиан во искушение. И лишь воинская доблесть господина коннетабля и твердость в вере замкового капеллана отца Люка – позволили развеять ухищрения Нечистого.
И уж вовсе поднимали на смех тех пустомель, что пытались уверить, будто двоих колдунов прислал из далекой Индии сам пресвитер Иоанн, дабы принести сюда некие известия, относившиеся к Тайнам Церкви и ни в коей мере не могущие быть достоянием простых смертных. Особенно веселились над этими нелепицами люди молодые, прогрессивные и образованные.
Ну, кто же, в самом деле, в просвещенном-то XIII веке все еще верит этим нелепицам про Царство пресвитера Иоанна, находящееся, якобы, в самом сердце Индии! Ведь давно известно, что оно в действительности находится в далекой Эфиопии. В Индии же ничего подобного нет и быть не может! Ибо многочисленные записки арабских путешественников, неоднократно посещавших сии места, совершенно ясно указывают, что никакого христианского царства там нет, и никогда не было!
А обитают там вовсе даже люди с песьими головами, чье королевство находится в многовековой вражде с королевством коварных джиннов. И быть бы псоглавцам давно уж битыми, если бы не страшные птицы Рух, величиной впятеро превышающие взрослого быка и составляющие главную ударную силу войска песьеголовых...
Истины ради нужно сказать, государи мои, что именно третья разновидность рассказчиков была ближе всего к истине, что бы там ни думала об этом впоследствии образованная молодежь. Как автор сего повествования, могу засвидетельствовать, что именно посланцами пресвитера Иоанна и представились наши путешественники капитану замковой стражи, когда острые копья его подчиненных, вставших правильным полукругом напротив главного входа в подземелья, уперлись им в грудь.
***
Тревожный рев сигнального рога как веником смел с лежанок полусотню отдыхающей смены. На ходу подтягивая крепления кожаных доспехов, копейщики выхватывали из гнезд длинные копья и выстраивались в две линии у подножия привратной башни. За их спинами занимали свое место арбалетчики. Пара минут, и полусотня – хоть сейчас на стены. А и то сказать, время-то какое! Англичане и анжуйцы уже не раз и не два пробовали на зуб стены старого замка. Так что, зевать и потягиваться некогда...
Однако команда 'На стену!' задерживалась. Внимание появившегося капитана стражи мессира Ожье было направлено не на стены, не на ворота, а на своего спутника – замкового капеллана отца Люка, который торопливо семенил рядом с ним, умудряясь не запутаться в своей коричневой рясе. Энергично жестикулируя, отец Люка что-то нашептывал мессиру Ожье на ухо.
По кривящейся физиономии капитана было видно, что все услышанное ему откровенно не нравится. Впрочем, видно было и то, что послать капеллана подальше он почему-то никак не мог. Все это вместе оборачивалось гримасой некоего брезгливого внимания, совсем не украшавшего открытое и честное лицо мессира Ожье.
Надо сказать, что отца Люка в замке откровенно побаивались. Сохраняя свою должность при всех, не раз менявшихся за последнее десятилетие владельцах замка, почтенный капеллан неизменно пользовался покровительством весьма высокопоставленных сеньоров. О чем давал понять каждый раз, когда ему от кого-то что-то требовалось.
Вот и сейчас он на ходу указывал в сторону донжона и явно чего-то хотел. Наконец, капитану стражи это надоело, он молча отвернулся от своего визави и рявкнул замершим в строю латникам.
– Построение 'Каре', цель – вход в замковые подвалы! У входа перестроение 'Обратная подкова', копейщики в два ряда, арбалетчики – третьим! Задача: не дать выбраться из подвала неведомому врагу, который – хм, по словам господина капеллана – может прибыть к нам чуть ли не прямиком из Преисподней. Без команды не атаковать! Ждать, пока отец Люка определит – кто это вдруг завелся у нас в подземельях. Бегом, песьи дети! Да соберитесь с духом! А то мессир Сатана, глядя на вас из подвала, помрет со смеху вместе со всеми своими присными! Чем явно нарушит планы Господа нашего по отправлению ваших робких душонок на сковородки после того, как вы, наконец, отдадите их славу короля Филиппа-Августа! Ну, бегом-бегом, беременные каракатицы!
Слова отеческого ободрения, коих не пожалел для подчиненных честный Ожье, оказали на них воистину живительное действие. Глаза, поскучневшие было при известии о возможном визите из самой Преисподни, вновь зажглись служебным рвением, а руки покрепче сжали оружие. Подкова замерла перед входом, направив внутрь хищные острия копий. Заскрипели вороты, натягивая плечи арбалетов.
Наконец, все было готово. И в этот момент входная дверь в подземелье начала со скрипом отворяться. Дыхание честных латников замерло. Пальцы на копейных древках побелели. Мессир Ожье, вытянувшись вперед с обнаженным мечом, не отрывал взгляда от расширяющегося дверного проема. Лишь отец Люка смотрел почему-то не в сторону входа, а на вытащенный им из под складок рясы огромный молельный крест серебристого металла. Наконец, двери распахнулись, и на свет Божий появилась борода старины Жака – смотрителя замковых подвалов. Вот весь он появился на крыльце, жмурясь от яркого зимнего солнца. А за его спиной показались двое незнакомцев...
... Первый же взгляд поверх лохматой макушки их проводника показал господину Дрону, что дело худо. Не менее трех десятков отточенных копейных наконечников буквально вибрировали в паре-тройке метров от наших героев, ожидая лишь команды. А фанатичный огонь в глазах копейщиков точно не обещал им ничего хорошего. Повернуться назад и скрыться в подземельях? Да уж, как бы не так! Вероятно, именно этого только и ждали стоящие за копейщиками арбалетчики. Вся их настороженная поза только и говорили: "Ну же, ну! Ну, сделайте хоть шаг назад! Сил уже нет сдерживать палец на спусковой скобе..."
– Во дела, мля! – пробурчал господин Дрон, скидывая с плеча свой исполинский меч и отщелкивая замки креплений.
Доцента за спину, шаг вперед, и гигантская, как будто выкованная из стали, фигура замерла в боевой стойке. Левый полувыпад, центр тяжести почти посередине, с небольшим акцентом на заднюю, опорную ногу. Меч впереди, под сорок пять градусов к поверхности земли. Шансов против полусотни бойцов, конечно, ноль, но не ложиться же тут самим помирать!
Судя по более чем скромным доспехам и вооружению встречающей делегации, броня и меч почтенного депутата смотрелись здесь просто невиданным чудом. И по меркам стоящей на дворе эпохи явно тянули на звание Вундерваффе. А уж учитывая габариты депутатского тела, все это, надо полагать, воспринималось местными как нешуточная опасность. И лишь безусловное количественное превосходство да еще обосновавшийся сзади мессир Ожье не позволяли им сию же секунду удариться в бегство.
Атмосфера мгновенно накалилась!
Появившийся из-за спин копейщиков командир что-то выкрикнул, обращаясь совершенно точно к нашим героям. Слова были непонятны, но общий их смысл не понять было трудно. Он явно интересовался – кто они такие и чего им здесь надобно?
– Мы посланцы Пресвитера Иоанна, – то ли просипел, то ли пропищал на латыни господин историк, отважно выглянув из-за спины прикрывающего его олигарха. – Прибыли сюда с важным сообщением к вашему господину.
Несмотря на то, что господин Гольдберг собрал для сего нехитрого выступления все свое мужество, получилось не так, чтобы убедительно. Да чего уж там – откровенно слабое получилось выступление. И походил при этом Евгений Викторович вовсе не на посланца славного христианского владыки, а на рыночного воришку, спершего курицу и схваченного за руку тут же, прямо на месте преступления. Все это еще больше наэлектризовало ситуацию.
Слегка разрядилась она лишь тогда, когда сквозь сомкнутые ряды стражи протолкнулся священник в коричневой рясе и с внушительных размеров крестом в руках. По странному капризу природы священник поразительно напоминал Шона Коннори в "Пятом элементе". Впрочем, нашим героям было сейчас не до художественных ассоциаций. Внедрение в принявший их мир висело на ниточке, и ниточка та, похоже, находилась в руках русоволосого святого отца. А тот пробился, наконец, сквозь строй воинов, отдышался, распустил верхнюю завязку рясы и что-то скомандовал на латыни.
– Он спрашивает, крещены ли мы, – перевел своему спутнику господин Гольдберг. – Требует перекреститься!
– Ну, так и давай...
Господин Дрон и господин Гольдберг почти синхронно, на вполне удовлетворительном техническом уровне осенили себя крестным знамением и замерли в ожидании дальнейших указаний. Кои не замедлили последовать в виде новой команды, выполненной все на том же наречии Вергилия и Цицерона.
– Теперь он спрашивает, с собой ли у нас нательные кресты? Требует показать.
– Ну, прямо тебе "Оружие – к осмотру", – тихонько пробурчал господин Дрон. – Где мы ему тут нательные кресты найдем. Знал бы, что потребуется, десяток бы на шею одел. Чисто на всякий случай.
В этот момент с обоими попаданцами случилось странное. Каждый из них схватился вдруг за грудину, как будто что-то внезапно ожгло его под одеждой. А затем наши герои начали с замечательной резвостью вытаскивать это самое жгущее наружу.
Правда, если господину доценту удалось это сравнительно легко, то закованному в сталь олигарху пришлось сначала отстегивать защитный ворот кирасы, шипя и матерясь на всю площадь – благо, никто из присутствующих не мог оценить значения произносимого – и лишь затем добираться до цели. Наконец, обжигающие кожу предметы были извлечены на свет Божий, коими и оказались требуемые отцом Люка нательные кресты.
Внимательный читатель, разумеется, узнал в них те самые крестики серебристого металла, что перед отправкой в неизвестность надел на шею нашим героям неизвестный гражданин в шикарном костюме. Но сами-то герои ничего такого не знали, поскольку в момент отправки спали сном праведников. Так что, им просто ничего не оставалось, кроме как с немым удивлением уставиться на мгновенно остывшие находки.
А вот отец Люка ничуть даже не удивился. Он лишь мельком взглянул на оба креста, явно сравнивая их со своим собственным, затем быстро прошептал пару строк какой-то молитвы. Все три креста едва заметно вспыхнули и погасли. Святой отец удовлетворенно кивнул и спрятал свой крест обратно под рясу. Теперь он говорил уже не на латыни, а на каком-то местном наречии. Если бы наши герои могли его понимать, то услышали бы следующее:
– Мессир Ожье, это те, кого я ждал. Все в порядке. Можете забирать воинов. Эти люди идут со мной.
Однако капитан и не думал распускать стражу. Жесткое лицо бывалого вояки повернулось к капеллану.
– Не так быстро, святой отец, не так быстро! Я не знаю, почему мой король, взяв этот замок под свою руку, оставил его прежнему владельцу. Это – решение моего сюзерена, и не мне его обсуждать. Я не знаю также, почему он оставил при замковой базилике прежнего капеллана, вместо того, чтобы привезти сюда своего. Уж чего-чего, а попов-то у нас хватает! Но за безопасность замка перед королем отвечаю я. И, клянусь кровью Спасителя, никто никуда не уйдет, пока я не узнаю, каким образом два чужака оказались внутри замковых стен, не потревожив при этом ни одного из воинов замковой стражи!
– Ошибаетесь, мессир. – Отец Люка был абсолютно спокоен, почти безмятежен. – Эти люди сейчас уйдут со мной. А вы ничего не узнаете. Здесь Тайна Церкви и дела Веры. То, что не касается светских владык. И что стоит неизмеримо выше их власти. Непосвященный не смеет не только пытаться их раскрыть, но даже и подозревать об их существовании. Так что, уже сейчас вы, мессир, знаете непозволительно много. И будет с вас!
