Текст книги "Просто спасти короля (СИ)"
Автор книги: Андрей Франц
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Его сопровождающий был невысок, коренаст, двигаясь при этом, как рысь – совершенно бесшумно.
– ... за время моего отсутствия? – услышал Никколо обрывок фразы высокого.
– Ничего, мессер, все тихо, – отвечал ему коренастый. – Вот, правда, ящерицу поймали, – кивок в сторону скрученного Никколо. – Наблюдение-то за домом мы уж недели две, как засекли. Думали, люди Чезотто. Но нет, оказалось, просто обычные римские воры.
– Ящерица? – оживился высокий. – ... ящерица ... – Хозяин дома задумался. Затем подошел к Никколо, присел, заглянул ему в глаза.
– Жить хочешь, 'ящерица'?
Вопрос был, в общем-то, понятен. Ни в одном из тех мест, куда отправился бы Никколо после получения быстрого и справедливого приговора, двенадцатилетний мальчишка его комплекции долго не протянет. Поэтому он, не говоря ни слова, только отчаянно закивал головой.
Так Никколо поселился в доме мессера Соффредо. Мессер навещал свое жилище не слишком часто. Так что, жизнь у челяди была очень даже свободной. Да и никаких особых обязанностей за Никколо закреплено не было, и поначалу он здорово скучал. Однако быстро сошелся с Тарбеном-Датчанином, тем самым, что так негостеприимно встретил его в доме мессера.
Тарбен заведовал охраной дома и в свободное время охотно учил Никколо стрелять из лука, метать ножи, драться на палках. Меч, правда, в руки пока не давал – 'слишком ты, паренек, легкий еще для меча'. В целом, новая жизнь нравилась ему даже больше, чем год, проведенный у Аквилейца. Впрочем, все это время Никколо понимал, что жизнь эта получена им из рук мессера, и живет он в долг. Равно как и то, что этот долг придется когда-нибудь отдавать.
В последнее свое посещение хозяин долго совещался о чем-то с Датчанином, мерял шагами пол своей приемной, снова совещался. На следующее утро, когда мессеру уже седлали коня, хозяин вышел из дома, все еще что-то бурно обсуждая с Датчанином. Никколо особо не вслушивался в разговор, пока до его ушей не долетело:
– Да, и ящерицу тоже возьми... – И Никколо понял, что пришло время отдавать долги.
Так он оказался в Венеции. Среди болот, песка и камышей Лагуны. Впрочем, камыши и болота не очень-то его интересовали. Гораздо больший интерес для ящерицы представлял великолепный дворец, выходящий фасадом на площадь Святого Марка.
Однако чем дольше Никколо изучал подступы к дворцу венецианских дожей, тем большее отчаяние его охватывало. Потому, что подобраться к нему незамеченным – нечего было и думать! Слишком много глаз со всех сторон незаметно, но надежно контролировали пути подхода. А уж забраться внутрь...!
Но вот, однажды, грозовые тучи, пришедшие с южных склонов Альпийских гор, как будто ватным одеялом накрыли Лагуну...
***
Буря позволила ему незамеченным пробраться на крышу, а оттуда – через узкую вентиляционную отдушину – внутрь. Когда в полной темноте чердачного помещения Никколо отыскал, наконец, печную трубу, находящуюся над единственной ярко освещенной комнатой на последнем этаже, зубы его уже перестали отбивать дробь. Одежда, конечно, еще не высохла, но тело начало потихоньку согреваться.
Разобрать саму трубу нечего было и думать! Толстая, 'в полтора кирпича', стенка трубы поддалась бы, вероятно, лишь натиску хорошего лома. К счастью, в этих новых больших дворцах уже в полный рост применяли сложные системы отопления, когда к одной трубе ведут дымоходы от нескольких печей.
А это уже совсем меняет дело! Ведь от собственно печных вертикальных дымоходов к одной – общей на несколько печей – трубе ведут 'лежаки'. Так строители называют горизонтальные дымоходы, проложенные прямо по полу чердака. А вот их верхняя крышка выложена просто плоско положенным кирпичом. Аккуратно расшатать и вытащить торцевой кирпич 'лежака', прямо над нужным печным дымоходом... Для умелых рук, вооруженных небольшим кинжалом, раз плюнуть.
Вот вынутый кирпич бесшумно лег рядом с 'лежаком', и столб горячего воздуха, к счастью, без дыма – видимо печь уже протопилась – пахнул в лицо 'ящерице'. А вместе с теплом снизу пришли звуки. Разговаривали сразу несколько человек, и что-то разобрать было очень трудно.
Через некоторое время послышался звук закрывающейся двери и голоса смолкли. Прошло еще несколько секунд, и негромкий, но властный голос произнес: – Мессеры! Сегодня нам предстоит еще раз по пунктам обсудить политику Республики относительно....
***
ГЛАВА 7
в которой господин Гольдберг делает 'козу', а господин Дрон испытывает
сомнение; почтенный депутат доказывает местным все преимущества
длинного меча, после чего господам хронопутешественникам, наконец,
выпадает возможность накушаться в зюзю; венецианская Сеньория
утверждает коварный план, а Энрико Дандоло рассуждает о
великом господине Голоде и великом господине Страхе,
пообещав в конце сокрушить могущество ромеев.
Иль-де-Франс, Мант – Иври,
26 января 1199 года
Поведав на следующее утро милейшему сэру Томасу об их обеденном приключении, господин Дрон получил в ответ положенную порцию ахов и охов. Впрочем, очень уж удивленным и уж тем более обеспокоенным тот не выглядел, заявив, что подобные стычки в придорожных трактирах – вполне привычное развлечение для многих любителей острых ощущений. Так что он очень рад, что мессир Серджио оказался на высоте и отправил негодяев туда, где им самое место. Почему-то столь легкомысленное отношение к очередному покушению на 'колдунов из далекой Индии' со стороны начальника охраны их небольшого каравана ничуть не обеспокоило почтенного депутата.
А ведь должно, должно было...
Как бы то ни было, их маленький караван вновь топтался во дворе в ожидании юной графини. И снова 'доброе утро, мессиры'. И снова чавканье глины под копытами коней. Памятуя о случившемся третьего дня литературном диспуте, сегодня музицировать господин Дрон не решился. Свят-свят-свят, не накликать бы новой беды! Так что, унылую зимнюю дорогу коротали неспешными беседами с господином Гольдбергом.
– А скажи-ка мне, Доцент, вот вчера мы с тобою питались в приюте при церкви Святой Анны, типа для пилигримов. Я только не понял: где пилигримы-то? Хе, те рожи, что сидели за столами – так им не на богомолье, а в бандитской шайке самое место. Ну, или в отряде наемников. Морды в шрамах, оружием увешаны, как новогодние елки. Да и разговоров о божественном я от них что-то не слыхал. Все больше о добыче, да о бабах. Так я интересуюсь, где пилигримы?
Пребывающий в состоянии полного и окончательного отвращения к французским дорогам, господин Гольдберг был только рад развлечь себя и других небольшой лекцией о родном средневековье. С которым и впрямь встречаться было бы лучше лишь за преподавательской кафедрой, а не так вот – на пленэре. В целом же картина вырисовывалась следующая. Те разбойничьи рожи, что вкушали вместе с ними обед в приюте Святой Анны, они и были пилигримами.
По словам почтенного историка выходило следующее: все дело было в том, что церковь Святой Анны, приютившая наших путешественников, принадлежала аббатству Клюни. А аббатство Клюни в эти времена – это звучало... О-о-о, это звучало гордо!
– Пожалуй, первые три столетия существования клюнийской конгрегации, – важно объяснял господин Гольдберг, – можно смело считать второй попыткой общеевропейской интеграции. Ну, если за первую брать совсем уж провальную попытку Карла Великого.
– Ты это, Доцент... Ты сейчас чего сказал? Перевести можешь?
Господин Гольдберг со вздохом покосился на своего спутника, но все же снизошел. И решил таки перевести. Так сказать, с русского на 'бандитский'. При этом пальцы его как-то сами собой сложились в 'козу', которую он мог видеть не иначе – по телевизору. А движения рук начали почти точно воспроизводить распальцовку, наверняка подсмотренную им в каком-нибудь криминальном телесериале.
'Глянь чо! – удивленно хмыкнул про себя почтенный депутат, – и за седло больше не держится. Видать правду говорят, что при должной практике и медведя можно на мотоцикле кататься научить...'
– Вот, ты при-икинь, Сергей Сергеевич, – обе 'козы' господина историка уткнулись куда-то в район пупка олигарха, лопающегося от с трудом скрываемого хохота. – Главная хаза, ну-у, типа главное аббатство Клюни – в Бургундии. А филиалы, в смысле – малины, по всей Европе. При настоятелях Гуго Клюнийском и Петре Достопочтенном – э-э-э..., ну это такие ва-аще крутые перцы, – тут же поправился соскользнувший было на нормальную человеческую речь господин Гольдберг – так вот, при них клюнийские монастыри появились в Италии, Испании, Англии, Германии, Польше... Почти две тысячи монастырей, не кисло, да-а?! Пятьдесят тысяч монахов! И стоило только в Бургундии их главному перцу что-нибудь пукнуть, как все пятьдесят тысяч поцов по всей Европе брали, типа, под козырек и начинали быстро-быстро шуршать...
Нет, добрый мой читатель, здоровому человеку выносить такое кривлянье невозможно! Так что, перескажу-ка я все это своими словами.
Дороги и приюты, государи мои! Именно они стали символом клюнийской глобализации той удивительной эпохи. И вот уже почти два столетия аббатство с весьма похвальным усердием оснащало дороги Европы приютами для пилигримов. В одном из которых кортеж наших путешественников и остановился на отдых.
Не стоит, однако, подозревать святых отцов в излишней благотворительности. Забудьте это слово! В просвещенном двенадцатом веке Европу населяли крайне прагматичные люди. И почтенные служители Божьи ничуть не составляли здесь исключения.
Рыцарский беспредел – вот разгадка их пристального внимания к состоянию дорожной сети Европы!
Какая, вы скажете, здесь связь? Да самая прямая!
Буйное рыцарство, огородившись к VIII – IX столетьям по рождеству Христову крепостными рвами и стенами замков, начало с увлечением друг у друга эту недвижимость изымать. Благо, свободного времени у славных воинов было в достатке, развлечений никаких, а ничего другого, кроме как воевать, они все равно не умели. Зато этому делу научились на удивление неплохо.
– Рейдерские наезды, ва-аще в на-атуре, с утра да-а вечера, – вещал вошедший в роль господин Гольдберг.
И все бы ничего, но в процессы передела недвижимости очень быстро стало попадать и церковное имущество. Ведь воинственные поборники чужого добра ничуть не смущались, если оное находилось во владениях не светского, а церковного сеньора.
Разумеется, церковная недвижимость тоже очень быстро начала обрастать крепостными стенами, но все понимали – это не выход. Тем более, что и рыцарское искусство взятия неприступных укреплений непрерывно совершенствовалось. И вот, в чью-то хитроумную голову – увы, история не сохранила имени этого гения – пришла замечательная мысль.
Если нельзя отучить рыцарей от войны и грабежа, нужно эту благородную страсть направить на тех, кого не жалко. По возможности, оградив от нее добрых христиан и, самое главное, их пастырей. Долго ли, коротко ли, но первыми на роль плохих парней были определены испанские мавры, вполне успешно отжимавшие к тому времени у христиан Пиренейский полуостров.
Богоугодность грабежа сарацин и язычников, практически уже отнявших у братьев по вере целый полуостров, оказалась очень даже весомым аргументом. Разбой в Европе несколько поуменьшился. А в сторону Пиренеев потянулись многочисленные и очень неплохо вооруженные группы воинственных пилигримов. Видимо, уже тогда ощутивших могучую притягательную силу лозунга "Грабь награбленное!" Вот для этих-то путешественников и начали вырастать на дорогах Европы клюнийские приюты.
За что честь им и хвала!
Был, правда, у пиренейского проекта один серьезный изъян. Если мелким рыцарям, "голякам", было вполне достаточно выкупов с пленных и добычи, взятой с врагов в бою, то крупным сеньорам в качестве вознаграждения за проявленную воинскую доблесть требовалась земля. А вот ею пиренейские собратья по вере делиться никак не собирались. Самим мало! Да и много ли той земли за перешейком?
Необходимо было срочно что-то придумывать – в смысле новых земель, желательно подальше от Европы. Земель, ограбление и присвоение которых не только не греховно, но даже наоборот прибавляет очки. Ну, касательно обретения Царства Божия после славной смерти в бою.
И тут очень удачно подвернулись сельджуки, ведомые от победы к победе доблестным Малик-шахом Первым. Захват ими старых римских колоний в Сирии и Палестине стал просто бальзамом на израненную душу клюнийского руководства. Ведь божечки ж ты мой! Земли, по которым ступали когда-то сандалии Спасителя, оказались теперь во власти богопротивных магометан! Ну, вот как!? Как сердце доброго христианина может стерпеть такое святотатство?!
Господина Гольдберга, начавшего без устали повышать историческую грамотность своего спутника, по чести сказать, несло. История борьбы христолюбивого воинства с богопротивными магометанами текла из него неудержимым потоком. А на сандалиях Спасителя он, аж задохнулся в праведном гневе! Каковой, по его мнению, должен был охватывать каждого честного христианина при известии о подобном попрании святынь!
Вот так из зерна клюнийского проекта противостояния исламским захватчикам на Пиренейском полуострове начало потихоньку вырастать роскошное древо Крестовых походов. Походов во имя освобождения попираемых христианских святынь от злобного и нечестивого врага. Ну, и саму Святую Землю освободить тоже не мешало. Благо, ее – то есть земли – в тех краях было-таки немало...
Нет, перед тем, как решиться на столь серьезное мероприятие, конечно же, нужно было посоветоваться. И папа Урбан II честно объехал несколько старейших клюнийских монастырей в Бургундии и на юге Франции. Почему именно их? А какие еще монастыри должен был объезжать перед столь ответственным событием бывший приор Клюни?
И вот, прозвучал знаменитый Клермонский Призыв! И тысячи закованных в сталь крестовых воинов потянулись...
Впрочем, куда именно потянулись закованные в сталь тысячи рыцарей, господин Гольдберг уточнять не стал. И так понятно. Вместо этого он резко сменил тему. Глянув хитрым глазом на господина Дрона, он задумчиво пояснил, что таковы, дескать, были планы римской Церкви. А вот у Ричарда Плантагенета, спасать которого они тащатся по средневековой Франции уже который день, планы значительно отличались. И были, пожалуй, куда как разумнее. Ибо и на Гроб Господень, и на сандалии Спасителя ему было плевать с высокой колокольни. А волновали его куда как более серьезные вещи.
– Так на то он и король, – согласно кивнул в этом месте господин Дрон, – чтобы дурью всякой не маяться. Ну, а он что замутить хотел?
– О, – причмокнул от удовольствия разошедшийся историк, – это-таки да, стоит послушать! Но чтобы понять логику Ричарда, ответьте мне на один простой вопрос. Когда, по-вашему, завершилась античность?
... Слава богу, к этому моменту стремление господина Гольдберга переводить историю на 'народный' язык, по-видимому, окончательно истощилось. Он вернулся к привычной, вполне себе академической манере изложения. Так что мы можем без опаски вернуть ему слово. Ну, или господину Дрону – чья там сейчас очередь высказываться..?
– Блин, Доцент, у тебя и повороты! Ну, считается, что в 4-5 веках нашей эры, когда германцы окончательно осели на землях Италии и римских провинций в Западной Европе и Северной Африке. Вот, тогда и начинается Средневековье. А при чем здесь это?
– Очень даже причем! Потому, что все было не совсем так. И понятно это стало тогда, когда историки начали шерстить архивы средиземноморских портов Франции – Марселя, Тулона, Арля и так далее.
– И чо?
– И то! Оказалось, что структура морских перевозок, сложившаяся еще во времена античного Рима, не менялась там вплоть до конца седьмого века нашей эры. То есть, республиканский Рим превращался в Империю, менялись императорские династии, накатывали волны варварских нашествий, германцы оседали на территориях бывших римских провинций, а жизнь людей от этого ничуть не менялась. По-прежнему гнали скот с равнин Паннонии и Фракии в порты Северной Италии. Как и тысячу лет до этого, развозили по всему Средиземноморью амфоры с оливковым маслом из Апулии. Зерно – из Египта и Сицилии. Шерсть с Пиренейского полуострова. Древесину с Балкан, олово из Британии, вино с островов Эгейского архипелага, рабов из Северного Причерноморья...
Поймите, Сергей Сергеевич, античность – это цивилизация городов средиземноморского побережья. Воедино соединяли их тысячами нитей купеческие корабли, бороздящие воды Средиземного моря. И, пусть возникали и рушились империи, накатывали все новые и новые племена варваров, на место римских наместников садились варварские короли – все это вообще ничего не значило! И ничего не меняло! Ибо, пока люди занимались привычным делом, пока они производили привычные вещи, а морские торговцы устоявшимися за многие века маршрутами развозили плоды их трудов, ничего не менялось. Цивилизация жила и плевать хотела на всех пришельцев, сколько бы их ни было.
Все закончилось в конце седьмого века нашей эры. Именно тогда умерла единая средиземноморская цивилизация и настали темные века.
– Хе, это что же такое с Европой случилось?
– Ислам с ней случился. В 640 году Амр ибн аль Аса вторгается в Египет. Два года спустя ромеи вынуждены без боя сдать Александрию – крупнейший морской порт западного средиземноморья. Но арабы на этом не остановились. Исламская волна асфальтовым катком катится по береговой линии на запад. Захватываются порты Ливии, Туниса, Алжира, Марокко. К концу седьмого века нашей эры вся береговая линия Северной Африки оказывается под властью воинов Аллаха!
И эти уроды таки не сидят, сложа руки! Они отстраивают старые портовые укрепления, строят новые крепости. Но если бы только это!
Мобилизовав корабелов из числа христианского населения Египта и Сирии, они ремонтируют старые и строят новые верфи. Уже в середине седьмого века у них в распоряжении находится огромный военный флот. В 655 году арабы устраивают морские рейды на Сицилию, Кипр, Крит, Родос. В этом же году близ побережья Ликии мусульмане уничтожают главные силы византийского флота, которыми командует сам император Констант II. Ты понимаешь, что это значит?!
– Полный кирдык всей логистике морских перевозок, – понимающе хмыкнул Капитан. – Хана морской торговле. И, соответственно, всему жизненному укладу средиземноморских территорий.
– Вот именно. Это было концом той, прежней цивилизации. Восточное средиземноморье, Византия удержались только за счет изобретения вундерваффе – греческого огня. Установив в 673 году на двухпалубные дромоны новое оружие, Константин IV уничтожил почти половину арабского флота, оставшиеся же в панике бежали. Так что, восточное средиземноморье осталось за христианами. Но на западе, безусловно, господствовали арабы. А кто господствует на море – тот господствует везде!
– Так, стало быть, Ричард...
– Вот именно! Судя по всему, он решил повторить арабский трюк. Сначала высадиться в Египте и закрепиться там. А потом – я очень сомневаюсь, что он пойдет на восток выручать Гроб Господень. Скорее всего, его путь проляжет на запад, по следам арабского завоевания. Выбить арабов к чертовой матери из портов Северной Африки, и пусть мотаются по пескам на своих верблюдах хоть до страшного суда! А Средиземное море снова становится европейским озером. И снова купеческие корабли тысячами нитей будут сшивать тело империи. А, каково? Взять под свою руку береговую линию Северной Африки! И тогда не нужно будет завоевывать Европу, она сама упадет в руки того, кто контролирует побережье и морские коммуникации! Это тебе не Карл Великий, тут мозгами пошевелить нужно!
– Да, неслабо...
– А я о чем! В исторических романчиках Ричарда рисуют королем-рыцарем, королем-трубадуром, которому только бы мечом помахать, да симпатичной красотке юбки на голову завернуть... Херня на постном масле!
Он – гений! Ты понял, Сергеич, гений!!!
***
На этом месте господин Дрон в первый раз за все их путешествие ощутил серьезное беспокойство. Нет, казалось бы, все идет как надо. После чудодейственных мазей отца Бернара их седалища смело встречались с не слишком удобными седлами, даже и не думая подавать сигналы тревоги. Да и ночь в приюте церкви Святой Анны прошла спокойно. Относительно чистая постель, обильный завтрак – что еще нужно путешественнику?
Утро вроде бы также не давало никаких поводов к беспокойству. Собрались и выступили быстро, организованно. Госпожа графиня ничем не напоминала вчерашнюю девицу, до глубины души потрясенную историей любви несчастного трубадура. Во всяком случае, ее утренний кивок: "Доброе утро, мессиры!" – ни на миллиметр не отличался от вчерашнего и позавчерашнего.
Что же случилось? Какая заноза заставила вдруг почтенного депутата отвлечься от разливающегося соловьем господина Гольдберга и обратиться в слух? Отчего нехорошо напряглись мышцы живота, а рука потянулась к ременной перевязи меча? Все так же ярко светило январское солнце, по-прежнему невозмутимо месили грязь кони...
Ага, изменилось направление движения. Лесной массив, преградивший им путь на юг, в сторону Рамбуйе, требовал дороги в объезд. Но господин Дрон в далеком будущем имел возможность неплохо изучить эти места. Так что, он отлично понимал, что логичнее и короче было бы ехать сейчас на юго-восток, через Пуассу. А караван направился почему-то на юго-запад, в сторону Иври.
Поделившись своими сомнениями с сэром Томасом, Капитан получил вполне вроде бы разумные разъяснения. Оказывается, всадник, догнавший их в первый день путешествия, передал пакет для мессира Робера, графа Иври. И от имени мессира Роже попросил сделать небольшой крюк, дабы доставить этот пакет до адресата. В общей сложности караван потеряет в дороге не более одного дня. Передаваемый же документ – весьма важен для хозяина Иври.
Дело в том, что в 1191 году Филипп-Август пожаловал Робера д'Иври должностью хранителя королевского леса «de Bosco Campi». Поскольку сейчас на этих землях стоит англо-анжуйское войско и никуда отсюда уходить не собирается, граф Иври весьма заинтересован в подтверждении этого своего пожалования уже со стороны Ричарда. Вчера соответствующий патент пришел в Шато-Гайар. Его сэр Томас, с позволения госпожи графини, и согласился доставить в замок Иври.
Объяснение показалось весьма разумным, и путешественники со спокойной душой продолжили путь. Графиня Маго также не пыталась более навязать литературоведческую дискуссию. Так что день прошел спокойно, без приключений. Когда вдалеке показались башни графского замка, почтенный историк-медиевист даже поведал его историю.
Оказывается, не только об Иване Грозном бытуют сплетни, касающиеся ликвидации архитекторов после завершения понравившегося заказчику объекта. Правда, Иван Васильевич по легенде – в силу свойственного ему гуманизма – всего лишь ослепил главного строителя храма Василия Блаженного. И цели своей достиг – аналогичных храмов мы больше нигде не видим.
Иначе поступила Обри, жена графа Рауля д'Иври. Она наняла Ланфреда, лучшего зодчего того времени, для строительства замка – более укрепленного и более хитроумно устроенного, чем любой другой. Когда архитектор закончил работу, она приказала отрубить ему голову, чтобы он не мог построить лучшего замка или раскрыть секрет укреплений. Но ее муж, граф Рауль, оказался еще более предусмотрительным человеком. Озаботившись безопасностью замка, он приказал казнить и саму Обри. Ну, дело-то житейское. Что знают двое – знает и свинья....
Впрочем, ни первая, ни вторая казнь не стали препятствием для довольно быстрого появления в окрестностях еще около полудюжины совершенно аналогичных фортификационных систем. Из чего мы с вами, господа, можем сделать вполне однозначные выводы в пользу гуманизма.
– Однако, справедливости ради, – добавил господин Гольдберг, – нужно сказать, что славу Иври принесла вовсе не жестокосердая Обри. Нет, в мировую историю этот городок вошел 14 марта 1590 года, когда Генрих Наваррский дал здесь решительную битву войскам Католической лиги и вышел из нее победителем. Именно после этого Иври приобрел почетную приставку, став Иври-ла-Батай, то есть – Иври на месте Битвы.
На это месте историк надолго задумался. Размышления длились почти две минуты и завершились громким "А вот, ни хрена!". По счастью, их спутники великим и могучим совершенно не владели, так что странная выходка господина Гольдберга удивила лишь господина Дрона. Каковой и попытался осторожно уточнить, к какой именно части рассказанного следует отнести столь эмоциональное междометие?
Как выяснилось, к последней. Дело в том, что тогда, в конце шестнадцатого века, сражение стало достоянием всего лишь горстки придворных хронистов. Размах подлинного Исторического События оно приобрело лишь спустя без малого триста лет. Когда Томас Баббингтон Маколей посвятит этому событию свою поэму. Где будет греметь сталь, литься кровь, а мужество и вера превозмогут грубую силу.
...Ура! Да здравствует король,
Наварры властелин!
Ура, Иври, единый бой,
В войну забивший клин!..
И попробуй, пойми сегодня, кто же был подлинным автором битвы при Иври? Король Генрих Наваррский или поэт Томас Маколей? А ведь, пожалуй, что даже и поэт!
На этой возвышенной ноте литературные размышления почтенного историка вынуждены были завершиться. Ибо перемазанные глиной копыта их коней гулко простучали по настилу подвесного моста, и караван въехал в просторный двор замка Иври.
***
Хозяин замка, граф Робер, лично встречал их в большом зале главной башни. Впрочем, 'их' – это я, государи мои, несколько погорячился. Прежде всего, велеречивого приветствия удостоилась, конечно же, молодая графиня Неверская. Затем – сэр Томас, с поклоном вручивший обрадованному графу долгожданный патент. Он же и представил наших героев хозяину.
Несмотря на вежливый поклон и пару приветственных фраз, было видно, что 'колдуны из далекой Индии, везущие королю Ричарду важные известия' вызывают у графа Робера весьма малый интерес. Что ничуть не противоречило нравам раннего, да и высокого Средневековья. Жгучий интерес к мистике проснется в людях гораздо позже. Сейчас же колдун – это все еще не более, чем один из 'специалистов', выполняющий, конечно же, весьма важные дела, но не слишком-то выделяющийся из толпы других специалистов – кузнецов, оружейников, архитекторов, конюхов...
Симпатичная горничная проводила 'колдунов' в отведенную комнату – одну на двоих – и оставила отдыхать до вечера. Предварительно предупредив о приглашении на общий ужин, 'как отзвонят с вечерни'. Робкую попытку нашего олигарха выяснить 'где у вас тут удобства?' тут же пресек его спутник, заставив нагнуться и поискать под кроватями. Большущие ночные горшки, прикрытые крышками, были на месте. Так что, свои три звезды сие обиталище честно заслужило.
Капитан, прихватив неразлучный цвайхандер, пошел вниз – поискать укромное местечко, чтобы 'порастрясти жирок'. Господин же Гольдберг, изрядно утомленный путешествием, решил посвятить оставшееся до ужина время восстановлению сил. Так что, почистив от дорожной грязи костюм, он и заснул сладким сном ...
... Ужин начался для них с неожиданности, вполне укладывающейся в сакраментальное 'не так сели'. Нет, сначала все было нормально. Огромный каминный зал с закопченными сводами. Завешанные оружием и звериными головами стены. Длинный, через весь зал стол. Все, как в голливудском костюмированном боевике.
Посланцев далекой Индии проводили на отведенные места в самом конце стола. Как и положено простым 'специалистам'. В компанию к оруженосцам и прочим 'менее знатным' лицам. Участники пиршества уже собрались, ждали лишь графа с супругой.
Образовавшаяся пауза длилась ровно столько, сколько необходимо, чтобы обозреть вывешенные вдоль стен охотничьи трофеи, обширную коллекцию колюще-режущих предметов и, конечно же, роскошные восточные гобелены. Кои свидетельствовали, что хозяин замка не совсем уж впустую посетил Святую землю. Наконец, раскрылись створки одной из выходящих в зал дверей. И на места 'в президиуме', под приветственные крики гостей, прошествовали хозяин дома с супругой и немногочисленной свитой.
Оглядев орлиным взором пиршественный стол, граф Робер протянул руку. В которую виночерпием тут же был вставлен немалых размеров кубок. Возможно, господину Гольдбергу это показалось? Или нет, и во взгляде графа действительно промелькнула некая тень неудовольствия, когда его глаза скользнули по их маленькой компании?
Как бы то ни было, граф начал говорить речь. Поверь, уважаемый читатель, иначе выступление назвать было никак нельзя. Хозяин замка излагал, сколь он безмерно рад присутствию в этих стенах графини Маго, наследницы великого рода. Сколь высоко он ценит дружбу сэра Томаса, замечательного воина и посланца короля Ричарда. Который, в свою очередь, несомненно является самым рыцарственным из христианских государей...
Но более всего граф, оказывается, благодарит сегодня судьбу за то, что она привела под крышу его дома благородного рыцаря, сэра Серджио. Чье невероятное искусство владения мечом потрясло его, сэра Робера, до глубины души! Разумеется, столь искусный воин должен сидеть не иначе, как по левую руку от хозяина. Да и то – лишь потому, что место по правую руку уже давно и по праву принадлежит ее светлости.
Место слева от графа Робера тут же как-то незаметно освободилось, и господин депутат с невозмутимым видом прошествовал, куда положено. Хозяин, тем временем, пригубил кубок. Гости тоже приложились и восторженным ревом, а то и дружескими хлопками по депутатской спине, сопровождали его шествие к голове стола. Подойдя к месту, владелец заводов-газет-параходов не стал усаживаться, а ровно таким же жестом, как пять минут назад граф Робер, протянул руку. Куда абсолютно тем же манером, что и для графа Робера, был тут же вставлен кубок. Судя по тому, как уверенно вел себя Капитан, этикет армейских пьянок за последние восемьсот лет не очень-то изменился. Так что, наш олигарх чувствовал себя полностью в своей тарелке.
В своей ответной речи он сообщил, что в первую же минуту пребывания понял: он в доме истинного воина. Об этом де свидетельствует и очень разумно устроенная система оборонительных сооружений, и пара кривых сабель, что висят в-о-о-о-н на том гобелене. Лично он, сэр Серджио, знает лишь одно место, где такие клинки водятся в большом количестве. Правда, чтобы убедить хозяев с ними расстаться, обычно приходится немного подраться... Но когда это останавливало настоящего мужчину?
В этом месте раскаты хохота и одобрительные выкрики из серии 'не для дам' на некоторое время прервали поток капитанского красноречия. Впрочем, примерно через полминуты публика, повинуясь жесту капитанской руки, утихла, и оратор перешел к завершению. В котором извещал, как он тоже безмерно рад встрече со столь великим воином, и что он всю последующую жизнь будет с гордостью...
