Текст книги "Просто спасти короля (СИ)"

5 октября 1198 года,

А примерно в это же время, государи мои – ну, неделей раньше, неделей позже, это роли не играет – почти в трех тысячах километров к западу от Константинополя происходило событие, само по себе, может быть, и не столь важное, но для нашего повествования все же примечательное. Дело в том, здесь впервые выходит на сцену еще один герой нашего рассказа.

Герой сей – что правда, то правда – не может похвастаться громкими титулами или баснословным богатством. В шахматной классификации это далеко не ферзь. Но и не пешка, нет, государи мои, совсем не пешка. Скорее – конь. Хитрый, изворотливый, непредсказуемый. А в некоторых позициях – так и просто незаменимый.

И натворит он в нашей партии немало – тут уж будьте покойны, натворит!

Впрочем, не будем опережать события. Итак, окрестности Парижа, начало осени, пустынный торговый тракт на подходе к паромной переправе...

... Нежаркое осеннее солнце дарило последним теплом полям и виноградником древнего Аржанте. Местечко получило свое имя от монастыря, основанного королем франков Хильбертом III еще в VII веке. В наши дни Аржанте считается уже предместьем Парижа, но тогда, восемьсот с лишним лет назад, с высокой монастырской колокольни не было видно даже парижских городских стен.

Зато, если обернуться в другую сторону и посмотреть – как сказал бы моряк – на запад-северо-запад, то вполне можно было различить там, где Сена делает огромную петлю, принимая в себя воды Уазы, стоящее лагерем в сотне туазов  за рекой войско Ричарда Плантагенета. Два года назад король-рыцарь уже возвратил себе принадлежащие ему по праву Лош и Ангулем. Затем вернул  Живерни и Шато-Гайар, за каких-то два года возведя там неприступную крепость.

И вот, после перемирия война разгорелась вновь. Теперь Филипп-Август потерял Понтуаз и отступил к самому Парижу, Ричард же остановился, дабы дождаться пополнения. Войско, заботливо собранное верным Эссексом, уже высадилось в Лез-Андели и спешило теперь на соединение с главными силами под стены французской столицы. Хотя, какие там стены! Кое-где начавшие возводиться башни – вот и вся фортификация.

Семьдесят с лишним лет назад здешний монастырь стал притчей во языцех всех кумушек королевства. Ведь именно в нем приняла постриг восемнадцатилетняя Элоиза, племянница каноника Фульбера, после того, как жестокосердный дядя столь ужасным образом разлучил ее с возлюбленным Абеляром. Справедливости ради следует заметить, что последующие восемь с половиной столетий ничего особо примечательного в этих местах не происходило. До тех пор, пока в 19 веке Эдуард Мане и Клод Моне не увековечили их в своих волшебных холстах.

Так что, едва ли можно было отнести к примечательным событиям не слишком длинный обоз, тянущийся сейчас по пыльной дороге к переправе через Сену. Здешний паром был единственной переправой на многие лье вокруг. И никто из желающих попасть на другой берег при всем желании не миновал бы этого места.

Процессию возглавлял высокий, крепкий человек в добротной сутане – явно духовное лицо, и не из последних. Его превосходный андалузский мул по стоимости едва ли уступал хорошему рыцарскому жеребцу. Появись здесь сторонний наблюдатель, он ничуть бы не удивился путешествию столь знатной особы верхом, без крытой повозки. Римская мода на крытые пассажирские экипажи вернется в Европу лишь в конце следующего века. В эти же суровые времена повозки не возбранялись лишь немощным, либо применялись для особо торжественных церемоний.

Следом за человеком в сутане тянулась процессия из пяти-шести десятков монахов. Казалось бы – что удивительного, ведь монастырь совсем рядом! Однако, глядя на смиренных служителей Божьих, сторонний наблюдатель как раз бы и удивился, обладай он хоть малой толикой наблюдательности.

Начать с того, что стоящий неподалеку монастырь был все-таки женским. И, значит, святая братия никак не могла быть оттуда. Но и это не главное. В конце концов, в трех лье отсюда Париж, и мало ли по какой надобности могли прийти сюда святые отцы! Удивляло другое.

Даже издалека было видно, что среди монахов нет ни хромых, ни больных, ни увечных. Степенная дородность, мягкая округлость талии, столь часто встречающиеся у местных служителей Божьих, также напрочь отсутствовали. Зато даже мешковатые рясы не могли полностью скрыть могучие плечи святых отцов, идущих вслед за своим сеньором.

Широкая, легкая походка выдавала не просто хороших ходоков, но и явно физически очень сильных людей. А крупные, жилистые кисти рук совершенно точно были знакомы не только с молитвенником. Подойдя ближе, наблюдатель удивился бы еще больше. Оливково-смуглая кожа выдавала в монахах людей, много лет проживших в Святой Земле, хотя часто встречающиеся серые и ярко-синие глаза говорили о европейских корнях.

Процессию замыкала пара длинных грузовых повозок, очевидно везущих походное имущество путников. А полторы дюжины конных латников, двумя цепочками расположившихся на флангах, служили, по всей вероятности, охраной.

До переправы оставалось не более четверти лье, когда арбалетный залп полностью вынес из седел весь правый фланг охранения. Заранее обнаружить засаду не было абсолютно никакой возможности, поскольку невысокие, но густые заросли кустарника справа от дороги легко скрыли бы и небольшую пешую армию.

Один или два монаха тоже упали, обливаясь кровью, но это были, скорее, результаты промахов. В них специально никто не целил – зачем тратить болты на столь никчемные цели! Затем из лощины между холмами, шагах в пятистах слева от дороги, вылетела плотная группа всадников – на глаз не менее полутора сотен. Грамотно разворачиваясь в атакующий порядок, они понеслись к голове остановившейся колонны.

Капитан охраны Альберто Коллеоне, сопровождавший процессию от самого Рима – сначала в Иерусалим, а потом и сюда, во Францию – понял, что это конец. Самое большее, что оставалось ему и десятку его пока еще живых латников – это подороже продать свои жизни. От холмов неслись явно не новички, а при таком соотношении сил исход сражения очевиден.

Капитан обернулся, желая подбодрить выстроившихся рядом воинов, и на мгновение забыл даже о летящей на него кавалерийской лаве! Потому, что увиденное им просто не могло быть!!!

Смиренные служители Божьи, вместо того, чтобы забиться под телеги, делали что-то совершенно невероятное! Десятка три святых братьев уже разобрали из повозок невесть как оказавшиеся там длиннющие копья и во всю прыть мчались к голове колонны.

Еще с десяток вытащили оттуда же составные сарацинские луки. "Каждый стоит в Европе целое состояние..." – отрешенно подумал капитан. Братья же, навалившись на луки всем телом, удивительно ловко накидывали тетивы. Первый же залп в сторону кустарника был награжден дикими криками, которые, правда, очень скоро затихли.

– Арбалетчики противника подавлены, – все так же заторможено размышлял капитан, как будто наблюдал полковые учения, а не стремительную схватку опытных воинов, дерущихся здесь не на жизнь, а на смерть. Затем удивительные лучники стремглав бросились под защиту выстроившихся полукругом копейщиков и начали с нечеловеческой скоростью метать стрелы в накатывающуюся лавину.

Оставшиеся последними монахи столь же быстро достали из повозок длинные, узкие, чуть изогнутые мечи и едва ли не в одно мгновение выстроились вторым рядом за копейщиками, закрывая собой промежутки между ними.

Что-то неправильное в их силуэтах никак не давало мессеру Коллеоне сосредоточиться на предстоящей битве. И тут до него дошло: монахи держали по мечу в каждой руке!

Капитан провел на войне всю свою жизнь. Первого сарацина четырнадцатилетний Альберто убил в бою под Акрой. И, в отличие от многих прибывающих из Европы рыцарей, он не был склонен недооценивать грозную силу врага.

Особо недоброй славой пользовались у европейцев те редкие сарацинские витязи, что бились без щита, но с двумя мечами. Их невероятная скорость, изворотливость, удивительная сила удара просто завораживали! Лишь полностью закованный в сталь рыцарь мог противостоять этим прославленным воинам. Простому же латнику они не оставляли ни единого шанса. Воистину, хозяева песков! Но здесь?! В самом сердце Франции?! Монахи?!!!

Основательно поредевшая, но все еще грозная – не менее пяти-шести десятков всадников – конная лава, между тем, была уже в двадцати шагах. Яростные крики, оглушительный грохот копыт, – казалось, несущаяся навстречу мощь легко сомнет тоненькую цепочку людей с их жалкими соломинками в руках!

В это мгновение один из монахов выкрикнул какую-то гортанную односложную команду. В ту же секунду копейщики присели на одно колено, уперев в землю тупые концы копий и направив хищные острия в грудь несущимся лошадям. Закованную в металл тяжелую рыцарскую конницу это бы, конечно, не остановило. Однако, нападавшие были вооружены значительно легче и явно не слишком заботились о бронированной защите коней. И нервы благородных животных не выдержали. С неистовым ржанием они начали замедлять свой бег, отчаянно сопротивляясь воле наездников, взвиваясь на дыбы, танцуя перед смертельно опасными остриями.

Раздалась еще одна столь же короткая команда, и копейщики встали, взяв копья наперевес. Шаг – казалось, вся шеренга шагнула одновременно, как одно существо – и хищные жала вонзились в оскаленные морды несчастных животных. Жалобный, почти человеческий вопль, вырвавшийся из десятков лошадиных глоток, заставил сердце капитана сжаться от жалости. "Нет, воевать с лошадьми – это бесчестно..." – совершенно некстати подумалось ему.

А лошади неведомого противника, тем временем, взвивались на дыбы, падали, перекатывались по земле, стремясь сбросить с себя всадников. Несколько секунд, и вот уже лишь один человек, невероятным образом сумевший удержаться в седле, мчался обратно в холмы. Спешенные разбойники, кого не слишком покалечило в свалке, поднимались меж тем, обреченно вынимая мечи, булавы, секиры. И тогда сквозь промежутки между копейщиками на окровавленную, истоптанную конями поляну протекли мечники.

Если бы капитану Коллеоне довелось когда-нибудь наблюдать работу бензиновой газонокосилки, скорее всего именно с ней он сравнил бы действия смиренных братьев-монахов. Но, увы, почтенный капитан никогда не видел этого, столь полезного в хозяйстве, агрегата. А значит, и сравнить происходящее на его глазах ему было просто не с чем.

Шестьдесят, от силы сто ударов сердца, и все было кончено. Раненных не оказалось. А кинжал капитана так и остался в ножнах. Монахи деловито вытирали окровавленные лезвия и столь же деловито складывали оружие обратно в повозки. "Как огородный инвентарь после работы..." – почему-то подумалось мессеру Коллеоне.

Когда оружие было сложено, а убитые латники из отряда Коллеоне и один погибший монах переданы святым сестрам из монастыря для погребения в освященной земле, вдалеке показалась еще одна группа всадников. "Господи, неужели еще одна шайка!" – взмолился мессер Коллеоне.

Однако приближавшиеся не выказывали никаких враждебных намерений. Несколько рыцарей, в окружении оруженосцев и конных латников остановились в пятидесяти шагах от места битвы, вперед выехал предводитель.

– Кайр Меркадье, – представился он. По поручению короля Ричарда осматриваю примыкающую к переправе местность. Мы услышали звуки боя и поспешили на помощь... Однако, похоже, опоздали.

– Да, – ответил человек в сутане, – моей страже удалось справиться с нападавшими, хотя и ей, увы, немало досталось.

Меркадье с большим сомнением покосился на без малого полторы сотни убитых, затем на сиротливо стоящий десяток латников Коллеоне, однако ничего не сказал.   – Не соизволите ли представиться, мессир?

– Охотно, – ответил человек в сутане. Мое имя Пьетро да Капуа. – Святой отец на мгновение замолк, а затем продолжил. – Кардинал и легат его святейшества Иннокентия III.

***

Винченце Катарине был взбешен! Нет, он был в ярости!!! Дело, казавшееся столь простым, обернулось потерей тысячи серебряных денариев! Полторы сотни отборных головорезов не смогли управиться с парой десятков охранников! Ну, где это видано?!

Нет уж, вторую-то тысячу они у меня ни за что не получат! Нет результата – нет расчета. Покажите мне купца, который рассудил бы иначе! Забрать бы еще аванс, но, увы – что попало в цепкие лапы Роже-Сицилийца, то не вытащит даже Господь наш на Страшном Суде. Хотя, попробовать все равно стоит.

Купец потер некстати расчесавшийся длинный, через всю щеку, шрам – памятка о встрече с пиратами Али-Бея – повернулся к стоящему под дубом, возле привязанных лошадей, собеседнику, и голосом, закаленным рынками Европы и Египта, Сирии и Палестины, Аравии и далекой Индии, возопил:

– Мессер, и как все это понимать? – Вы получили тысячу серебряных денариев за то, чтобы уничтожить вдесятеро уступающую вам охрану, пинками разогнать кучку монахов и принести сюда всего лишь одну голову! И где она?! Ее нет!!! – Винченце упер руки в бока, как он привык делать, торгуясь о ценах на шелк, перец или молоденьких невольниц.

– Прошу вернуть деньги, и я отправляюсь искать другого исполнителя на столь несложную и столь щедро оплачиваемую работу. – Глядя на совершенно спокойное лицо собеседника, Винченце начал успокаиваться и сам. – И на этом мы с вами расстаемся, мессер, коли уж отряд грозного Роже-Сицилийца не желает больше зарабатывать честное серебро!

– А отряда больше нет, – очень спокойно проговорил Роже. При этом его правая рука, как толстая змея, которую Винченце когда-то увидел на рынке в Мумбаи, метнулась к его горлу. Дышать сразу стало нечем, пульс тяжелым молотом забился в ушах. Шрам на щеке побелел, став до ужаса похожим на плоть покойника.

– Эти монахи, купец, подняли мой отряд на копья, а потом изрубили в капусту. Даже не вспотев при этом. – Голос Роже ни на йоту не изменился. – Если эти копченые дьяволы – монахи, то я – царь Соломон во всей славе его. Хотел бы я знать, какому Богу служат эти святые отцы?

"Монахи ... копченые дьяволы" – билось в засыпающем от недостатка кислорода мозгу Винченце, – "монахи ... копченые дьяволы...", – "да это же...", – "откуда здесь..."

Свирепая хватка на горле вдруг разжалась и отброшенный прочь купец стек вниз по шершавой коре стоящего в двух шагах дуба.

– Даже сдохнуть по-человечески не может, – пробурчал Сицилиец. – Обязательно нужно свинарник вокруг себя устроить! – Затем он широко осклабился, – Да, купец, а штаны-то тебе придется стирать, если конечно запасных с собой не возишь...

Как ребенок, обрадовавшись собственной немудреной шутке, мессер Роже во все горло расхохотался, сгибаясь и хлопая себя по богатырским ляжкам. Однако Винченце это нисколько не задевало. Ведь воздух, живительный воздух беспрепятственно тек в горевшие огнем легкие. А что еще нужно для счастья?

И лишь одна мысль острой иглой терзала мозг оживающего купца. О монахах должен непременно узнать мессер Сельвио. Как можно быстрей. Любой ценой. Ибо, чем бы ни пришлось пожертвовать во имя доставки этих сведений здесь, во Франции – на Риальто их цена окажется неизмеримо выше.

Винченце встал, с трудом распрямился, прокашлялся и прохрипел.

– Прости, Роже, я ведь не знал... Ну, кто бы мог подумать... Поверь, мне очень, очень жаль... Позволь вручить тебе оставшуюся тысячу денариев, чтобы хоть как-то смягчить постигшее тебя несчастье!

Купец отвязал от пояса объемистый кошель, взвесил его в руках. – И давай пожмем друг другу руки в знак того, что между нами не осталось никаких недоразумений.

– Ну, за тысячу серебряных денариев чего бы и не пожать! Только ты все-таки встань с подветренной стороны, – и Роже снова расхохотался, как будто не его люди всего час назад были почти поголовно истреблены таинственными монахами.

Наконец, рукопожатие скрепило примирение двух достойных тружеников лесных дорог, и Винченце, взяв в повод коня, отправился в сторону виднеющейся вдалеке между деревьями колокольни.

– И что за дрянь носит на пальце этот ломбардец! – пробурчал Роже, слизывая с оцарапанной перстнем Винченце ладони капельку крови. – Даже заусенцы убрать не мог!

Разбойник направился к стоящему у дерева коню, когда дыхание вдруг перехватило. Грудная клетка почему-то перестала подчиняться приказам мозга и замерла без движения. Колени тем временем сами собой подкосились, и, повернувшись в падении вокруг своей оси, Роже успел увидеть стекленеющим взором заботливо склонившееся над ним лицо купца.

"Перстень...!" – запоздало понял Роже. И милосердная тьма приняла его грешную душу...

Спи спокойно, дорогой Роже! Ты свое от Винченце Катарине уже получил. А вот нашим героям, прибывшим сюда из двадцать первого века, еще не раз и не два придется встретиться с ним на узких дорогах средневековой Европы. И чем закончатся эти встречи, неизвестно пока даже мне самому...

***

ГЛАВА 6

в которой господа попаданцы посещают городскую баню города