Текст книги "Бандитская россия"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)

К артистическому сообществу я отношусь слегка настороженно. Дело в том, что нечасто можно встретить талантливого и одновременно просто хорошего человека. А для меня это важно. Но есть счастливые исключения. Мне интересны люди, которые сами являются авторами песен, то бишь тратят себя на преодоление чего-то неизведанного, непроторенного. А значит, и больше страдают от своей неуспокоенности и противодействия внешней среды.

Я бы отметил талантливого Сергея Трофимова, интересного композитора Игоря Слуцкого, несравненную по теплоте исполнения Любовь Успенскую и ещё очень-очень много других замечательных персон. Я был знаком с Михаилом Кругом, и, несмотря на некие творческие разногласия, мы вполне уютно и мирно беседовали. Вообще на гастролях клево и ненапряжно общаемся с Мишей Шелегом, Игорем Слуцким, Саней Звинцовым, Саней Дюминым, Женей Кемеровским, Жекой, Геной Жаровым, Катей Огонек, Анатолием Днепровым, Серегой Любавиным. Всех не перечислишь, а жаль… Поэтому неупоминание чьей-то фамилии не умаляет моего уважения.

О людях и нелюдях

– Я на своем пути встречал очень серьезных людей из криминального мира. И вели они себя с необыкновенным достоинством. Во-первых, и меня есть за что уважать; во-вторых, вел я себя прилично, а в-третьих, дорогу им не перебегал и живу по совести, что всегда ценится людьми, будь то слесарь или авторитет.

Проще говоря, с криминалом встречаются все или почти все люди. Вот человек за столиком в ресторане «типичной наружности»; вот сосед, с кем ты проживаешь в одном подъезде; вот тебя подрезали на дороге, а в той машине вполне конкретные лица; тут мошенники, там милиционеры-оборотни; а вот на рынке этническая преступность; а здесь – шпана во дворе, вроде вполне безобидная, но только до наступления темноты…

У нас довольно криминальное государство, и встречи с его представителями не избежать. Другое дело, что есть люди, а есть нелюди. Есть существа беспринципные – никогда не поймешь, как они будут себя вести в следующий момент запутанной жизни, а есть личности стержневые, с понятиями. И когда мы говорим о понятиях, надо понимать, что они не обязательно воровские или там пацановские, а просто мужские, человеческие, личностные. Для меня различие только в этом. Среди моих друзей и товарищей есть совершенно непохожие люди с разным родом занятий. Но все они достойны уважения. В России сейчас не принято спрашивать, как человек заработал. Важнее то, чем он живет, помогает ли другим, есть ли у него сердце, распахнута ли душа. И не нужно будет решать дилемму, кто лучше и чище – тот мрачноватый мужчина с криминальным прошлым, отправляющий в детдом половину своего заработка, или тот веселый и обаятельный мужичок из правительства с незапятнанной репутацией, одним росчерком пера обеспечивающий себе дом на Рублевке и одновременно отнимающий у пенсионеров половину их пенсии… Все и так ясно.

Все отчаянные подростки знакомы с КПЗ…

– Мои родители – люди замечательные: мама старший врач-токсиколог (сейчас на пенсии), папа старший преподаватель (теперь – доцент университета, ещё в строю). У меня было обычное счастливое, но скромное детство, две школы – простая и музыкальная. Только к пятому классу я с удивлением узнал три «новости»: откуда берутся дети, наш город Казань делится на враждебные районы и вовсе небезопасен и что музыка интереснее всего на свете и, кажется, – мое будущее. Хотя последнее было спорным: со своим школьным другом я уже успел пару раз убежать из дома («людям помогать» – именно такая идея в те годы витала) и с необыкновенным упорством перед побегом дважды зарывал свою папку с нотами в сугроб.

Тогда родители, упреждая тлетворное влияние двора, перевели меня в физматшколу, чем только приблизили мое знакомство с недружественной окружающей средой. Школа находилась далеко, и я на своей шкуре быстро почувствовал пристальное внимание сверстников с конкурирующих улиц. Душа требовала отмщения. Не особо тогда доверяя небесной справедливости, я сблизился с дворовыми ребятами, с коими и участвовал в разнообразных вылазках по защите и нападениям во славу Советского района.

Примерно в этот период я уже начал не просто подбирать на пианино чужие мелодии, но и сочинять свои. Причем обычно получались не разрозненные стихи с мелодическими зарисовками, а сразу готовые песни. В седьмом классе начал мучить гитару и с тех пор иду по жизни, руководствуясь собственным афоризмом: «Умение играть на гитаре существенно сокращает расходы по ухаживанию за женщиной».

Наступила пора участия в вокально-инструментальных ансамблях. Но я всегда был в оппозиции к официальной эстраде, и «ВИА в шесть рядов» с просоветскими стенаниями не трогали мое сердце.

В процессе отроческого развития развивались способности к рисованию (кстати, я левша, а как известно, левши склонны к занятиям музыкой и рисованием). Так, между дворовыми междоусобицами и рискованными походами в школу, я постигал искусство музицирования, стихосложения и изображения окружающей действительности на бумаге. Дворовые события приводили к первым проблемам с милицией. Все отчаянные подростки моего возраста рано или поздно знакомились с застенками РОВД и КПЗ. Именно тогда закладывалась определенная жизненная позиция: «Не прогибаться!» Оттачивались вкусы – я до сих пор обожаю Лермонтова, Есенина, Булгакова, Ахматову, Куприна, Цветаеву… Предпочтения в музыке тоже мало изменились и по сию пору: «АББА», «Лед Зеппелин», Элтон Джон, Уитни Хьюстон, Оскар Питерсон, Диззи Гиллеспи, «Битлз» – все, кто услаждал слух неповторимыми мелодиями и искрометным талантом. А вот нашу попсу слушать без слез невозможно…

Нужно отдать долг государству? Нате!

– В те времена мы, обычные дворовые пацаны, к двухлетней службе относились по-другому, нежели нынешние. Никаких закосов! Нас, постоянно находившихся в напряжении жесткой уличной жизни, Советской армией было не запугать. Тем более что для многих моих одногодок служба была единственной альтернативой преследованию правоохранительных органов. Я в эту данность вполне вписывался. Был, конечно, наслышан об ужасах негражданского существования, дедовщине, удаленности от цивилизации и так далее, но это не особо «торкало». На воле зачастую было опаснее. К тому же, если нужно отдать долг государству – нате! И патриотизм имелся в наличии, кто бы сейчас чего ни говорил. Еще не закончилась война в Афганистане, и риск призваться именно туда существовал. Да и ребятишками мы были спортивными, дерзкими и бесстрашными, именно в таких нуждалась Родина-мама.

Чтобы использовать и поскорее забыть…

Я отучился два года в Казанском государственном университете и призвался в войска ПВО на территории Азербайджана. Странно, но мы носили погоны со значками авиации, хотя ни самолетов, ни вертолетов за все два года увидеть так и не довелось. Секретность такая, что ли?… Довольно большая военная часть располагалась на горе (800 метров над уровнем моря), а рядом находились ракетный батальон и два сооружения величиной с многоэтажные дома, которые охватывали своими радиощупальцами огромную часть «враждебного» Востока.

По прибытии поначалу пришлось «отвоевать свободу», пусть и достаточно условную, в полной изоляции от гражданского населения и благ цивилизации. В роте я дрался с первого момента. Кстати, пригодилась казанская школа «качалки», битье по лапам, внутренний стержень и особое чутье опасности: Драться приходилось и с дедами, и с черпаками – в общем, с теми, кто нападал или пытался оскорбить. Поддержки никакой – только-только из роты на дембель вышел предыдущий призыв из Татарстана, который оставил после себя мрачные воспоминания. «Потерпевшие» узнали, что я из Казани, и решили на мне отыграться. Не вышло. Через полгода побоищ и напряженной жизни меня оставили в покое. Сдается мне, что не так уж и приятно пытаться обидеть человека, который вместо покорности выказывает готовность дать тебе в морду. И делает это не так уж и плохо.

Уже тогда я вышел из совершенно нелепой игры в дедовщину: будучи старослужащим, никогда «духов» не «щемил» и не отыгрывался за прошлые обиды. Хотя наглецам, бывало, и доставалось,…

За отвоеванный нестроевой график солдатской жизни пришлось ещё долго платить постоянной настороженностью и неоднократными отсидками на гауптвахте. Кстати, наша «губа» почти ничем не отличалась от камер РОВД (вот только при нулевой температуре было почему-то холоднее, чем в Сибири,, большая влажность, чтоб её). Хорошо ещё, что «губа» не всегда работала…

Потихоньку я занимался музыкой, стихосложением и, чтобы не терять формы, спортом. Создал ВИА, замутил культурную жизнь, доставал лучшие фильмы. Но, кто бы там что ни подумал, покоя не было ни днем ни ночью. В Азербайджане тогда бушевал Нагорный Карабах, и на жестокость с потоками крови я насмотрелся. Были и другие нюансы…

В увольнения пускали редко, а уж об отпуске не приходилось и мечтать. Демобилизовался я, единственный из моего призыва, в гражданской одежде. Все, сбросил сапоги – и на волю, к Новым приключениям и достижениям. Долой портянки!

В общем, я нисколько не жалею, что служил, и вспоминаю те д ва года с юмором и теплотой. Мне они очень пригодились.

Возвращение в «бандитскую Казань»

– Дома отгулял остатки лета. Первый раз влюбился без памяти (конечно, влюблялся я многократно и до армии, но так безумно впервые). В голове любимой, к сожалению, находился лишь ветер. Я переживал, был готов на все, чтобы сохранить отношения. Ухажеров бил.,. Достаточно отчаянный период, опасности-то не чуешь, идешь напролом. Ошибки совершаешь, и нет времени и желания в них покаяться. Теперь, смотря на те события через призму лет, понимаю, что все это была проверка на прочность, а вот счастливым с той женщиной я бы не стал…..

В стране началась дурацкая перестройка. Вечный дефицит, очереди, талоны, мрачное настроение, неверие. А я продолжал учебу в университете и начал работать в музыкальной студии. Параллельно мы с дворовыми ребятами организовались в довольно дерзкое и жесткое сообщество. Взяли под контроль некоторые точки. Пытались что-то разруливать. В общем, без реальной силы в Казани было не выжить. Время сорвиголов ещё не закончилось. «Делить асфальт» уже почти перестали, но за свое мы были готовы на многое.

В то время я записал первый любительский альбом «Прощай, прощай, Казань родная»6. Эта песня, кстати, стала бешено популярной среди определенного контингента лихих людей. Пацаны из разных дворов переделывали её на свой лад, и не спел её потом только ленивый. Симбиоз учебы, музыки и пацановских «дел» сказался на смысле и настрое моих песен. Но в каком бы ключе ни текла жизнь, жестоким и безбашенным ортодоксом улицы я не стал. Наоборот, меня уважали за то, что любую ситуацию я пытался осмыслить и не всегда разрешал её с позиции силы.

Песнь для жующих бандитов

– Никогда не гордился тем, что работал в ресторанах. Это была просто осознанная необходимость. В общей сложности данная работа по вечерам заняла полтора года и отозвалась определенными плюсами. Там я учился петь, музицировать в слаженных и очень грамотных коллективах, а также приобрел ни с чем не сравнимую закалку кабацкого музыканта.

Там же почувствовал себя материально независимым. Сейчас в ресторане редко увидишь живую работу, чаще всего наблюдаю, как некое бесполое и откормленное существо, которое музыкантом-то назвать язык не поворачивается, влезает на сцену, вставляет мини-диск с ворованными фонограммами и чего-то там поет. Мы же играли вживую и начинали программу с крепких и приятных джазовых композиций. Но завсегдатаями кабака были бандиты, и они в такой музыке не нуждались. Далее начиналась всякая мутотень: люди заказывали, и мы исполняли чаще всего песни безыскусные. Короче, творчеством и не пахло. К тому же в Казани той поры, абсолютно беспредельной, играть музыку было иной раз и опасно. Частенько разгул в заведении заканчивался банальной дракой, в которой волей-неволей приходилось участвовать й нам. То бишь музыкант, не владеющий в какой-либо степени мастерством кулачного боя, долго в ресторане не задерживался. А вечер, проходивший без эксцессов, считался редкостью.

Посещая другие города, я, прежде всего, изумлялся тому, что музыкантам редко кто досаждает и опасаться им просто незачем, знай себе играй…

Продать «КамАЗ» по утроенной цене

– Бизнесмен из меня, надо сказать, получился рядовой. Ну не заточен я под «купи-продай». В России в смутные времена начала 90-х бизнес был пропитан кровью и беспринципностью. Лозунг «Деньги ради денег» был как черное знамя, оправдывающее все грехи и преступления. Не я первый заметил, что там, где во главе угла стоят деньги, исчезают любые понятия. К тому же поначалу бизнес был смешным. Представьте себе характерный для тех времен случай. Звонок крутого коммерсанта предлагает дефицитный «КамАЗ». Начинаешь звонить дальше, накручивая посредническую долю. И двадцатый человек обязательно выходит на того самого коммерсанта и продает ему все тот же «КамАЗ» по утроенной цене. Потом выясняется, что ни машины, ни дензнаков реально не существует.

Закончив университет со специальностью «эконом-географ-математик», я понял, что государство предлагает мне один путь – к дверям центра по безработице. Найти работу в денежной среде без блата и принадлежности к татарской нации было делом чрезвычайно сомнительным. Мало того – тогда никто никому не верил, все старались друг друга кинуть, и порядочность слыла чудом. Чуть позже я пришел к финансовой деятельности, которая помимо стабильности приносила ещё и удовлетворение.

Когда я просто выполнял свои обязательства, люди долго не могли прийти в себя от удивления: мол, надо же, он поступил порядочно и никаких добавочных услуг за это не требует! А репутация – она дорогого стоит. Кстати, никакой крыши у меня никогда не было, справлялся сам. Хотя нервов и сил потратил немало, а случаев, похожих на «жизненный анекдот, смешной, но чрезвычайно опасный», было предостаточно.

В 95-м я оставил бизнес брату, который его потихонечку развалил. Не захотел рисковать… А я уехал в Москву.

Из бизнеса в шоу

– Приехал, устроился на работу (опять-таки довольно Тревожную, а как иначе?), жил на квартире друга и спал на матрасе. По ночам записывал альбом – настоящий и профессиональный, с которого все, собственно, и началось. Альбом «Не плачь, Анюта» вышел в 96-м и содержал песни, которые теперь стали уже легендарными – «Долюшка-доля», «Мальчиши-крепыши», «Казань» и «Только ты меня колышешь».

У всех, кто только-только приехал в Москву и начал заниматься неизведанным делом, возникают одни и те же трудности: жизненная неустроенность и дрянные знакомые – те, которые всеми силами стараются тебя надуть и выкачать побольше денег. Сейчас, по истечении десяти лет, когда жизнь Все так же мало обустроена и тенденции в основном бродяжьи, я горжусь тем, что в моём окружении редко попадаются проходимцы. Это большое достижение, дороже денег и приятней покупной популярности. Особо помогли мне в тот период бывшие одноклассники Михаил Кузнецов (ныне – губернатор Псковской области) и Константин Побудзей.

Я, как не стоящий на месте поэт, очень люблю лирику. Парадокс в том, что, как бы она ни щемила душу, наиболее востребованными песнями все равно остаются такие, Как «Дорога да гитара», «Помидорка», «Татарский рэп», «Настя». Они записаны в танцевальном ключе, и этим все сказано. Кстати, в России не так много городов, где люди на концертах имеют роскошь трудиться душой. Питер один из них, за что я очень его люблю и приезжаю сюда всегда с открытым сердцем.

Государство награждает тем, что ему самому не нужно

– Не буду перечислять полученные грамоты, дипломы, почетные значки – государство или какой-нибудь оргкомитет чаще всего награждает Тебя тем, что ему самому не нужно. Мои достижения – это выстраданные песни, которые нравятся людям.

А их не так уж и мало. За десять лет достаточно сложной и витиеватой музыкальной жизни в Москве я выпустил пока лишь четыре альбома. Пятый – переиздание лучших и легендарных песен 1996– 1999 годов (от «Долюшки» до «Гули-гули») и шестой под рабочим названием «Бесприютная душа» (уже известные песни «Настя», «Да или Нет», «Ясноглазая», «Как тебе будет…») уже готовы и, как говорится, на подходе. В свое время мои клипы видела вся страна, Ну и, конечно пишутся новые и, поверьте, достойные композиции.

Мечтаю выпустить сборник текстов песен с вкраплениями просто стихов о любви и закончить наконец-то три криминальных романа, которые мучают меня уже не менее трех лет. А вообще планы незатейливы: продолжать путешествовать по стране, прыгать с парашютом, любить и быть любимым и обрести наконец-то свой уютный и теплый уголок. И просто жить…

…Читаем.

Отец двух «Антикиллеров» и настоящий полковник

Ваш тайный советник. 04. 12.2006. № 47 (226)

Трижды лауреат литературных премий МВД СССР и МВД России, писатель-детективщик Данил Корецкий не большой любитель окололитературных тусовок, презентаций и фуршетов. Что называется, «не радует». Да и некогда – ведь, помимо собственно писательства, полковник милиции Корецкий преподает криминологию в Ростовском юридическом институте МВД РФ. Данил Аркадьевич нечастый гость двух столиц, а посему во время его последнего приезда в Питер мы не могли позволить себе упустить шанс для обстоятельного общения с «отцом «Антикиллеров».

– Данил Аркадьевич, для начала позвольте уточнить: вы себя позиционируете как писатель или как мент? И кстати, вам само слово «мент» режет слух или вы его нормально воспринимаете?

– Отношение к этому слову с годами менялось. Когда-то оно считалось подозрительным, но теперь это понятие сильно трансформировалось. Сегодня под «ментом», как правило, подразумевается настоящий, если угодно крутой, сотрудник милиции. Нечто подобное в свое время произошло и со словом «коп». В любом случае здесь важны смысл, интонация и то, в каком контексте это слово употребляется. Согласитесь, «мент поганый» – это одно, а «настояший мент» – совсем другое.

Что же до меня, то в первую очередь я действующий полковник милиции. Когда на встрече с читателями меня спрашивают о хобби, я отвечаю – служба в Юридическом институте МВД России. Если же такой вопрос задается по линии милицейской, говорю – писательство. Конечно, если считать основным то дело, которое приносит основной заработок, то это, естественно, книги. Хотя такой подход не совсем корректен.

– А вышестоящее руководство это дело одобряет? Не ревнует к литературе? Не завидует гонорарам?

– Так уж получилось, что печататься я начал очень давно. Самые первые публикации появились, когда Мне было лет двадцать, не больше. В основном печатался в центральных газетах – «Литературная газета», «Комсомольская правда», в журнале «Человек и закон». При этом писал довольно острые вещи. Но тогда считалось, что, если тебя печатают в центральных изданиях, значит, это одобрено и санкционировано с самого верха. Зато, когда я опубликовал одну весьма безобидную заметку в местной областной газете, меня туг же вызвали в обком партии. Инструктор провел разъяснительную беседу» по итогам которой приклеил мне ярлык – «незрелый человек». После этого он всячески пытался мне мешать.

– И долго?

– Довольно долго, но преуспеть в этом не смог. Потом его изгнали из обкома, и он стал моим милым доброжелателем. А потом, когда я получил три литературные премий МВД и, что называется, «оброс титулами», говорить, что я пишу всякую чушь и ерунду, уже вроде как и неудобно.

– Говорят, что в наши дни детективная литература переживает период упадка. Но при всем при этом полки книжных магазинов буквально трещат под тяжестью криминального чтива.

– Скажу честно, лично мне грех жаловаться. Мои книги, даже те, что были написаны ещё в восьмидесятые годы, последние лет пятнадцать регулярно переиздаются. Даже самая ранняя вещь, которая называлась «Принцип карате». Хотя, конечно, очень многое в этих книгах современной молодежи уже непонятно. Более того, зачастую в переизданиях я вынужден делать для такой аудитории сноски навроде: «ЦК КПСС был самым могущественным органом власти наподобие нынешней Администрации Президента России». Молодежь уже просто не знает таких вещей. Что такое райком партии, что в те годы означало лишиться партийного билета – не понимают. Что же касается криминального чтива на полках… То, о чем вы говорите, – это макулатура. Это не просто плохие книги, их вообще невозможно читать: слабые с художественной точки зрения с одной сюжетной линией, с одним главным героем, который постоянно совершает откровенные глупости.

Плюс отсутствие логики выписанных характеров, отсутствие вообще всего, что только можно. Короче, бред собачий. Как это могут читать нормальные люди? е знаю. Наверное, косвенным образом это свидетельствует о невысоком интеллекте, однако это вина не только этих людей Их так воспитывают: официальной идеологии нет, а реклама и многие телепередачи формируют откровенных дебилов. Так что зерна падают на подготовленную почву.

– В одном из ваших интервью запомнилась весьма спорная фраза а именно: «Детективы оказывают антикриминогенное воздействие на человека».

– А где я такое сказал?

– По правде сказать, точно не помню. Кажется, в «Парламентской газете».

– Ну, дело известное, человек говорит много глупостей (смеется). Я по этому поводу скажу вам такую вещь: не так давно моя ученица-аспирантка защитила диссертацию на тему «Остросюжетная литература в системе мер борьбы с преступностью». Об этой диссертации довольно много спорили, много говорили, поскольку сама тема, согласитесь, любопытная. И вот она (аспирантка) по результатам своих исследований, в частности, сделала такой вывод: в 40 процентах случаев детективы оказывают антикриминогенное воздействие, а вот, напротив, криминогенное – в 17. Не так уж и мало.

– А все остальное?

– А все остальное явно не выражено.

– Это я к тому, что в свое время немало копий было сломано по поводу влияния на неокрепшие молодые умы таких вещей, как «Бригада» и иже с нею.

– А вот я как раз считаю, что «Бригада» – это антикриминогенный фильм. Потому что этот каждый нормальный человек, когда смотрит этот сериал, видит, что такое бандитская жизнь, что она делает с людьми, во что превращается девочка-скрипачка, ставшая женой бандита, и чем, собственно, эта бандитская жизнь заканчивается. Так что, на мой взгляд, «Бригада» – фильм с большим профилактическим потенциалом.

– По-вашему, молодежь способна глубоко и серьезно задуматься и за притягательным обаянием Пчелы, Космоса и прочих разглядеть внутренний надлом, ужас и безысходность?

– Я не знаю, кто на что способен, а лишь высказываю здесь свое мнение. Еще лет тридцать назад я приводил такой пример: два подростка смотрят в кинотеатре детектив. По окончании они выходят из зала, при этом один думает: «А здорово он его трубой по башке трахнул; пойду-ка и я такую трубу поищу». А другой: «Как здорово его этот сыщик разоблачил, а потом ещё и сам задержал; пойду-ка и я в милицию работать». Вот от чего это все зависит? Наверное, от индивидуальных особенностей человека, от его готовности и способности правильно воспринимать окружающий мир. Одного привлекает в детективе преступление, другого – его раскрытие.

– А вам не кажется, что восприятие вашей нашумевшей книги «Антикиллер» и восприятие ещё более нашумевшего одноименного фильма отличаются разительнейшим образом?

– Так ведь это и вещи разные. И за фильм в данном случае в первую очередь несет ответственность Егор Кончаловский, которого я уважаю. Хороший парень, умный, развитый. И очень неплохой, на мой взгляд, режиссер.

– Этот фильм принес вам ожидаемый результат? Или шоковый элемент от первого просмотра (как, кстати, у очень многих зрителей) все-таки имел место быть?

– Я ведь читал сценарий, а потому в принципе знал, что должно получиться на выходе. Иное дело, что до того, как появился окончательный сценарный вариант, с моей стороны было проделано очень много работы. Потому как изначально в нем содержались такие линии и эпизоды, появления которых на экране я просто не мог допустить. В результате в моем авторском договоре были прописаны очень занятные вещи, которые ранее, пожалуй, ни в одном подобном документе не встречались.

– Например?

– Например, то, что из сценария должны быть исключены сцены гомосексуализма с участием руководителя преступной группировки Шамана. Потому что преступный лидер гомосексуалист это бред полнейший. Исключены сионистские аллюзии, встреча бандита-еврея и командира СОБРа(!) – еврея в синагоге. Исключены влюбленные дауны, которые должны были появляться в разных сценах фильма как видения героя… Так я зарубил некоторые оригинальные идеи создателей фильма.

– И всё же какое-то неприятное послевкусие после просмотра «Антикиллера» остается. Вы не согласны?

– А вы «Войну миров» Спилберга видели?

– Да.

– Ну и как вам? По мне, так никуда не годится. А почему так случилось? Да потому, что Спилберг принялся улучшать Уэллса, а делать этого нельзя. Я в данном случае никоим образом не сравниваю себя с Уэллсом, а Егора Кончаловского со Спилбергом.

– Не знаю, улучшал ли вас Кончаловский, но что изменял – это уж точно.

– Когда только затевались съемки «Антикиллера», я считал, что при том количестве читателей, которое у меня есть, при экранизации в первую очередь следует ориентироваться именно на них. На что киношники мне возразили – нет, ерунда это все, потому что ваши читатели нынче в кино не ходят. А ходят в него молодые ребята в возрасте от 16 до 19 лет. Киношники были по-своему правы. А в дальнейшем их правоту подтвердили все последующие события: и первый, и второй «Антикиллер» (особенно второй, который имеет сходство с моей книгой разве что в названии да в двух небольших сценах) пользовались бешеным успехом и имели хорошие кассовые сборы.

– Получается, что у молодых людей, которые книг не читают, а ходят только в кино, создалось превратное представление о творчестве Данила Корецкого. Для них ваш Лис – это только лишь крутой дядька Гоша Куценко.

– Так и есть. И они выходят из кинозала с «Антикиллера-2» со словами: «Ну, Корецкий, ну молодца, ну крутизна», хотя это кино, в принципе, никакого отношения к моей книге не имеет.

– Так, наверное, и в США точно такая же зрительская реакция на упомянутую вами «Войну миров»?

– Но ведь я ратую не за то, чтобы все американцы читали Уэллса. Я за то, чтобы Спилберг прочитал Уэллса, понял Уэллса и, поняв, снял кино так, как это написал Уэллс. А в результате мы имеем очередной голливудский блокбастер, в котором нет сюжетной линии, нет драматургии. Да, собственно, и никакой «войны миров» та м то же нет.

– Ну да Бог с ним, со Спилбергом. Давайте вернемся к вопросу о криминогенном воздействии детектива. Есть мнение, правда, в основном озвучиваемое высокими милицейскими чинами, что некоторые книги и фильмы детективного жанра якобы раскрывают формы и методы оперативно-розыскной деятельности. Далее посыл понятен: бандиты, начитавшись книжек, берут эти методы на вооружение, после чего ментам становится трудно с ними управляться.

– Меня частенько спрашивают: какие отечественные книги, в том числе детективы, вы сейчас читаете? Чаше всего я отвечаю – никакие. Но вот относительно недавно я с большим увлечением прочитал книгу Константинова «Наружное наблюдение». Так вот, это очень интересная книга. Но она же, на мой взгляд, и очень вредная. Можно долго спорить о том, насколько она вредна в практическом плане, но могу сказать, что я в своих детективах оперативную работу стараюсь не описывать. А если даже и упоминаю, то без подробностей. К примеру, я не стану раскрывать, что такое «двойная тяга», «легенда ввода» и т. д.

– И как же вы выходите из этой ситуации? Шифруетесь, используете эзопов язык?

– Просто у меня нет потребности вытаскивать на свет Божий ведомственные тайны: ведь это не самоцель – показать «кухню» розыскной работы. Кроме того, существует профессиональная этика: посвященные люди не говорят о специфических методах при непосвященных, даже если это их друзья. Кстати, у меня был случай, когда литература и практика менялись местами. Реальные сотрудники уголовного розыска провели оперативную комбинацию, которую я описал в романе «Антикиллер-2», и получили положительный результат. Признаюсь, Что узнать об этом мне было приятно. Вообще это всегда здорово, когда ты что-то фантазируешь, придумываешь, а со временем выясняется, что ты попал в самую точку.

– А историю расстрельной команды вы целиком придумали? А если да, то насколько близко попали в точку здесь? (Речь идет о романе «Привести в исполнение», рассказывающем о специальном милицейском подразделении, сотрудники которого приводят в исполнение смертные приговоры. – Авт.)

– Эта история придумана, хотя, в принципе, сам «процесс» происходит практически так, как это и описано в книге. А родилась эта история следующим образом: однажды, ещё в советские времена, мы вышли из ростовского ресторана. Представьте себе, время за полночь, абсолютно пустые улицы – и вдруг навстречу тебе на большой скорости несется автофургон «Хлеб». Вот с этого мимолетного впечатления у меня и начал складываться роман – по пустынным ночным улицам несется хлебный автофургон, он же «спецавтозак»…

– Абсолютно солженицынские ассоциации…

– Точно, я в романе над этим даже поиронизировал – у Солженицына «Мясо», у меня – «Хлеб». Хотя на самом деле на том борту была совершенно другая надпись.

– А какая?

– Не скажу. Так вот. После этого я буквально по крупицам принялся собирать информацию о людях, которые как-то когда-то могли быть причастны к этому ремеслу.

Найти таких людей не так просто, а уж заставить их рассказывать – и подавно (палаческий ореол от него никуда не денешься). Причем получалось так, что чем ближе человек стоял к реальности, тем меньше и неохотнее он рассказывал. Зато всякий раз, когда собеседник говорил много и охотно, на поверку выходило, что он не знал вообще ничего. Кстати, в какой-то момент мне удалось выйти на человека, который ранее был милицейским руководителем, имевшим отношение к подобной группе. Он меня тогда, помнится, всячески застращал: мол, за такую книгу сразу из органов вылетишь. Но как раз в ту пору времена изменились, и вышло так, что именно за эту книгу я получил премию МВД. Такой вот парадокс.

– Ну раз уж мы коснулись сталь щекотливой темы… Я знаю, что вы сторонник возврата смертной казни?

– А её, между прочим, никто и не отменял, это до сих пор действующий институт. И вовсе не мораторий нас сейчас удерживает и не протокол № 6 Совета Европы (к тому же мало кто знает, что он и не был ратифицирован Госдумой). С правовых позиций нас удерживает только решение Конституционного суда, согласно которому смертный приговор должен выноситься исключительно судом присяжных. Но поскольку таковые введены ещё не во всех субъектах РФ, то вроде как и смертный приговор выносить нельзя. Хотя чем ущемляются права, к примеру, якута, который убил несколько человек, но его за это нельзя расстрелять по причине отсутствия суда присяжных в Якутии, я, честно говоря, понять не могу. Тем не менее со следующего года суды присяжных будут везде, и тогда вопрос, что нам делать со смертной казнью, снова станет актуален. Народ, как известно, в большинстве своем «за». К тому же тенденции преступности ныне таковы, что отменять смертную казнь – это все равно что лупить самого себя палкой по голове. Но к какому решению мы в конечном итоге придем – я не знаю.