Текст книги "Бросок за мечтой (СИ)"

Автор книги: Андрей Балабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

   – Технокоммандер, какова степень готовности Ауры?

   Спасительный голос актора разрушил чары, позволив отвести взгляд от блестящих во тьме озёр. На лбу Римма выступил пот.

   – Полная готовность. Производство необходимых боеприпасов и единиц техники завершится в течение пяти часов. Все системы выведены на боевой режим. Аварийные команды развёрнуты.

   И резко, без паузы:

   – Коммандер флота, доложите о готовности вверенных вам войск.

   – Слушаюсь, – автоматом выдал Римм, подавляя желание вскочить с места и лишь сильнее выпрямив спину. На него смотрели пять пар внимательных, совершенно человеческих глаз, обладатели которых заранее знали всё, что он мог им сказать. Доклад являлся ритуалом, и от участия в этом ритуале, от самого факта, что его, обычного человека, допустили к участию, становилось немного не по себе. Актор, быть может, и хотел лучшего, пытаясь привить ему ощущение единства с ЭПГ, Кинан наверняка думает, что всё идёт так, как должно – смотрит доброжелательно и ободряюще, но вряд ли они на самом деле понимают, что чувствует в их тысячелетнем обществе взятый из Социума чужак. Он обвёл взглядом оставшихся – равнодушное лицо технокоммандера, непроницаемые глаза Гвин, вечная улыбка Тайо – все они казались зрителями перед его, Римма, клеткой. Благожелательными, добрыми и бесконечно далёкими.

   – Сообщу самое основное, – начал он. – Материальная часть приведена в полную боевую готовность. Личный состав находится в подавленном состоянии. Высокий уровень потерь в Первой эскадре и последующий мятеж подорвали боевой дух. Экзекуторы боятся, и это, безусловно, скажется на их эффективности в предстоящем сражении. Откровенно признаю, что мне неизвестно, как справиться с данной проблемой, несмотря на помощь астрокоммандера в прекращении дезертирства. Не исключены новые нервные срывы – вероятность их тем более высока, чем меньше времени остаётся до начала операции. Моя оценка – до тридцати процентов личного состава потенциально неблагонадёжны. При этом критический уровень психологических потерь – пять процентов. После его преодоления часть астроморфов останется без пилотов.

   Этого довольно? Или от него ждут каких-то особых оценок?

   – Спасибо, коммандер.

   По лицу актора невозможно догадаться, остался он доволен докладом или же ему безразлично всё прозвучавшее.

   – Подвожу итог. Проведение наступательной операции с целью полной ликвидации вражеского присутствия на орбите Мечты является обоснованным решением. Утверждённые сроки и планы операции пересмотру не подлежат. Обратный отсчёт начинается с точки в 390000 секунд. Возражения? Возражений нет. Заседание объявляю закрытым. Римм Винтерблайт, останься для дальнейшего инструктажа.

   ***

   – Вы планировали это всё с самого начала?

   Актор, не мигая, смотрел ему в глаза, и нельзя было понять – то ли демиург смотрит на насекомое, то ли добрый творец на своё дитя.

   – Да.

   Римм ожидал этих слов, но они всё равно укололи его, заставив внутренне содрогнуться.

   – И все мои шаги были ступенями в этом плане?

   – Не совсем так, как ты думаешь, но по сути – верно. Тебя вели и тебя готовили.

   – Но почему я? Почему вы так носитесь именно со мной?!

   Эмоции просились наружу и сдержать их не было сил. Пускай потом будет стыдно, но сейчас застарелая горечь, пеной поднявшаяся со дна души, рвалась через край и не остановить её было, да и зачем её останавливать?

   – Ты просто попался, Римм. Попался в нашу ловушку. Мы могли выбрать и кого-то другого – Вергоффен тоже подходил, хоть и по-иному, чем ты – но Вергоффен погиб, и ты остался лучшей кандидатурой из всех отмеченных. Случайность, помноженная на расчёт. Правда, – добавил актор чуть погодя, – мы вовсе не контролировали каждый твой шаг. Не хотим, да и не умеем. Скорее, мы их предсказывали и корректировали – с учётом общего блага. Ты обижен на это?

   – Нет. Нет, не обижен... Хотя кому я вру. Да, это можно назвать обидой. Свободная воля, выбор... Но я уже смирился, не думайте. То есть, я хочу сказать, – он окончательно сбился, но всё же продолжил, – я не злюсь на вас. Вы такие, как есть. Пленники долга. Мои метания на этом фоне выглядят жалко и мне от этого, как ни странно, легче.

   – Но тебе тяжело.

   – Да, мне тяжело. Но я справлюсь.

   – Прости нас, Римм Винтерблайт.

   – Что?..

   То, что он услышал, было настолько неожиданно, что сперва показалось сущей бессмыслицей. Бессмертные ангелы просят прощения? У него?..

   – Я осознаю, насколько жестоко распоряжаться жизнями и даже желаниями других людей. И насколько тяжело понимать, что тобой манипулировали, направляя в нужную сторону. Моей человеческой части жаль тебя. Очень жаль. Быть может, тебя утешит, если я скажу, что Эон Ли Граоне никогда не смогла бы тебя любить, и наше вмешательство ничего здесь не изменило.

   – Откуда вы знаете?

   – Полные генокарты вас обоих, поведенческие реакции, биохимический анализ. Ты был для неё другом, чем-то привычным, но никогда – более. Будь по-другому – и мы, возможно, изменили бы своё решение. Но сейчас ты – одна из деталей программы колонизации, которая начала работу годы назад, управляя нашими действиями и диктуя свои приказы.

   – И поэтому я буду прятаться за чужими спинами?

   – Да, поэтому. Риск для твоей жизни не исключён, в какой-то мере, он даже необходим – но и распоряжаться тобой, как обычным солдатом, возможности уже нет.

   – Значит, вам надоело лгать... – вырвалось у него. Хотелось уколоть, уязвить – глупое, детское устремление, желание сделать больно тем, кто сделал больно тебе. – Но я вряд ли гожусь на роль исповедника. Я – ваше создание и оправдаю вас.

   Двое продолжали неотрывно смотреть на него, но Римм готов был поклясться, что они думают об одном и том же. Ни стыда, ни сожалений. Только сочувствие, усталость и капля снисхождения к человеку, попавшему в жернова чужого долга.

   – Нам не нужно исповедоваться перед тобой, Римм Винтерблайт, – прошелестел, наконец, актор. – Наше чувство вины основано на чувстве справедливости, но справедливость – этическая категория, а Цель – внеэтическая. Ты пострадал от наших действий, и это несправедливо. Но ты пострадал во имя Цели, а значит, иначе было нельзя. Поэтому мы восстанавливаем справедливость в твоём отношении – настолько, насколько можем, не нарушая основного императива. Ты имеешь право знать, и ты знаешь.

   Выдох и закрытые глаза – вот и всё, на что хватило Римма в этом коротком противостоянии. Каждый раз, сталкиваясь с актором, ему казалось, что лимит удивления исчерпан – и каждый раз тот умудрялся нанести новый удар, потрясающий только-только устоявшуюся картину мира. Узнать, что ты не просто выбран играть свою роль, но и перепроектирован для неё – как... как к этому относиться? Можно ли вообще осознать подобную истину, или она навсегда пребудет абстрактным фактом, ничего не меняющим в настоящем моменте жизни?

   – Почему же вы не сказали мне ещё тогда... когда вы меня отравили? – попытался он пошутить.

   – Тогда мы говорили о нас, – мягко напомнила Кинан. – И нам не хотелось, чтобы ты сломался под тяжестью неприятной для тебя информации.

   – Теперь, значит, я уже точно не поломаюсь?

   – Мы надеемся. Но ты слишком не расслабляйся – твоя жизнь только начинается.

   Он скривился, как от лимона. "Экзекуторы"... Армия, созданная не столько для решения военных задач, сколько для запуска и корректировки необходимых процессов в обществе. Юноши и девушки, идущие на смерть ради того, чтобы заработали древние, атрофировавшиеся за семь столетий рая механизмы. Жизнь и смерть, подчинённые невыносимо тяжким словам "Программа колонизации". Где-то глубоко, под кипящей поверхностью эмоций, под горечью и негодованием, проступало новое ощущение: пустота.

   – Я обладаю свободой воли?

   От ответа зависело всё – он видел это, он понимал это. Один-единственный ответ может сломать то, что осталось от Римма Винтерблайта, окончательно превратив его в морфа, исполняющего команды.

   – У меня нет для тебя ответа, – отозвался актор. – Ты, в общем смысле, волен распоряжаться собой, но твоё сознание, так же, как и сознание любого человека, зависит от множества внешних факторов. Часть из этих фактором создана нами, но в основе лежит именно твоя личность. Считай это... – он на мгновение задумался, – считай это внешним ограничением свободы.

   Ответ не убил, но и не принёс облегчения.

   – Я всё ещё не понимаю один момент... Если Аура – тюрьма, если Программа колонизации – принуждение, если принуждение для заключённых тюрьмы – неосязаемо, как вы можете быть уверены, что всё дальнейшее существование нового человечества не расписано теми, кто вас создал?.. Вы – пленники Догм, я – опосредованно – тоже, все мы... Мы по умолчанию не можем осознать, свободны мы, или нет!

   Страшная мысль заставила его повысить голос.

   – Что, если... что, если вся Аура – один огромный эксперимент?

   Кинан и Виндик переглянулись. Синхронно улыбнулись. Засмеялись – громко, искренне, чистым звенящим смехом.

   – Мы думали об этом, Римм Винтерблайт, – успокоившись, проговорила астрокоммандер. Думали и пришли к выводу – система, регуляторами которой служат пять рефлексирующих предметов старины, слишком несовершенна для подобного замысла. Впрочем, у тебя будет шанс всё проверить...

   – Как?!

   – Наделать кучу ошибок, когда ты станешь новым лидером человечества. Долго и нудно исправлять их последствия. Понять, насколько глупыми были ошибки. Совершить новые.

   – Звучит как приговор.

   – А это он и есть. Зато и своя ложка мёда в этой ёмкости с технической жидкостью тебя ждёт.

   – Всего одна ложка?..

   – Ага. Если выживем – скучать тебе не придётся.

   ***

   – Я был идиотом! Таким идиотом, Рютше, таким тупицей!

   Голос Свенссона комкал тишину ситуационного центра, заставляя операторов поднимать головы. Сам председатель, раскрасневшийся, со следами недосыпания на лице, метался между двух кресел, то бросая взгляды на многочисленные экраны, то хватая себя за бороду.

   Угловатый Рютше мрачно глядел на него снизу вверх, поджав тонкие губы. Ему не нравилось поведение товарища, но ещё меньше ему нравились те выводы, к которым они вдвоём пришли с помощью неудобных и раздражающих механических интерфейсов – и с помощью аналитической группы, разумеется.

   – А ведь я считал себя едва ли не калекой! Лишённый инфосферы, слепой в стране зрячих! Да эти высокомерные куклы открыли мне глаза!

   – И что теперь? – не сумел скрыть раздражения глава Социального комитета. – Что изменилось?

   – Многое, Алаус, многое!

   Свенссон упал в кресло и сбавил громкость голоса, но лицо его по-прежнему пылало лихорадочным румянцем. Аналитическая группа – самые близкие, самые верные – оставалась на своих местах, устремив взгляды на председателя. Слишком... нездоровые, по мнению Рютше, взгляды. С некоторых пор неукротимость Свенссона начала его раздражать, а затем и пугать – но ещё сильнее его пугал тот фанатизм, с которым часть "свободовцев" шла за своим кумиром. Уйти было нельзя – это казалось предательством сложившейся между мужчинами дружбы и Рютше боялся даже представить, с каким презрением на такой поступок отреагируют остальные, но и оставаться с каждым днём становилось всё тяжелее. Бессмысленная борьба утомляла, в результат давно не верилось, а последние открытия подавляли настолько, что энтузиазм товарища воспринимался как признак сумасшествия.

   – До сих пор мы боролись с тем, чего не знали. Приложили множество сил, кое-кто мог бы сказать – впустую, однако я с ним не соглашусь. Любые затраты оправданы, когда ведут к пониманию проблемы. Мы – поняли. Наши методы должны измениться, но наши цели, наше стремление к свободе – остались прежними.

   – Знаешь, Андерс – я порой тебе поражаюсь. Только что ты признал, что дело всей нашей... Дело, в которое мы все вложили столько сил, было лишь на руку нашим же противникам. Что противостояние в обществе, накал страстей, все эти шествия и хитрые комбинации, волновали ЭПГ лишь в той мере, в какой выводили Социум из спячки. Мы сами работали на коммандеров. Сами. На что ты теперь надеешься? За какую ниточку схватишься?

   Свенссон выразительно поднял бровь, и Рютше почувствовал, что против воли краснеет.

   – Даже ты, Алаус даже ты.

   – Что? Что, пропади всё пропадом, даже я?!

   – Не видишь. А ведь без твоей зоркости я бы не дошёл туда, докуда дошёл, – обезоруживающе улыбнулся председатель. – Так бы и продолжал думать, будто что-то на самом деле решаю.

   – Ладно. Ладно, пусть я слепой. Просвети меня – где тот рычаг, за который ты схватишься теперь? Где точка опоры, с помощью которой будешь переворачивать мир? Я, ты, мы – все барахтаемся внутри шарика, который нам выделен.

   – Именно! Внутри шарика! Ты сам ответил на свой вопрос. А что такое этот шарик?

   – Эээ... Социум?

   – Почти. И Социум, и Биом. И нам, чтобы избавиться от чужой власти, нужно выйти за их пределы. За всей мишурой, из которой складывается наша жизнь, скрыта банальная, классическая тюрьма – а здесь перед нами встают вопросы чисто технические. Понимаешь? Мы искали сложное в простом.

   – Не понимаю. Что скрывается за мишурой?..

   – Тюрьма, Алаус, тюрьма. Такое место, куда в старину в наказание помещали людей. Из тюрьмы нельзя было выйти по своей воле, там следовало провести определённый срок. Но иногда из тюрьмы бежали – тем или иным путём. Ясна моя аналогия?

   Слова председателя, падая в сознание Рютше, постепенно наполняли его колодец. Вывод становился всё ярче, пока не всплыл на поверхность – пугающе чёткий, логичный, страшный.

   – Ты хочешь... саботировать техносферу?

   Он испугался собственных слов так, будто совершил непростительный грех всего лишь произнеся их. Перешёл черту, нарушил табу, поставил себя вне закона – Рютше внезапно ощутил, что остался один на один с пропастью, с чем-то чудовищным и неодолимым, покинув уютный сад прошлой жизни. Всё, что они делали до сих пор, стало детской игрой, которую взрослые снисходительно терпели. Всё, что лежало впереди, стремительно принимало очертания преступления. Преступления, за которое не простят.

   – Нет, – мотнул головой Свенссон, и у Рютше отлегло от сердца, но следующая фраза председателя оказалась спрятанным в рукаве стилетом. – Я хочу сорвать Программу колонизации.

   Не замечая изменившегося в лице товарища, не замечая восхищённых взглядов своей команды, он смотрел в видимое одному ему будущее, и всё меньше оставалось в председателе мудреца, но всё больше становилось – воителя.

   – Возможности, силы – ничего мы не имеем такого, чтобы поколебать власть ЭПГ. Ты в этом прав, Алаус, полностью прав. Но есть те, кто такие силы имеют. Есть те, кто станут нашими невольными помощниками.

   – Ты говоришь о Чужих.

   Чувство реальности стремительно проваливалось в бездну. Последние доски тонкого мостика хрустели под ногами, норовя рассыпаться и кануть во мгле вместе с остатками здравого смысла. Кто я? Что я здесь делаю?.. Где-то глубоко внутри Рютше понимал, что нужно встать, просто встать и уйти, но не мог отдать себе такой команды, не мог освободиться от чарующего безумия, льющегося вместе с голосом Свенссона. Не мог переступить через дело, которому посвятил столько времени и таланта.

   – Именно. Я не верю в их агрессивность. ЭПГ, слепо выполняя свои программы, довёл дело до столкновения, а планирует дойти и до полного взаимного истребления – в его решимости я не сомневаюсь ничуть. И здесь, в бессмысленном противостоянии двух сил, мы примем роль маленького камешка, способного решить исход битвы.

   – Это предательство, Андерс. Ты понимаешь, что идёшь на предательство?

   – Неправда, это оправданный, обдуманный шаг. Мы не дадим свершиться акту ксеноцида и убережём Ауру от ответного удара, который мог бы последовать. Прекращение агрессии, Алаус, взаимное прекращение агрессии, пусть даже в виде формального поражения, опрокинет Программу.

   – А риск?! А те люди, которые попадут под вражеский удар, на который мы не ответим?!

   – Оправданная цена за то, чтобы вернуть человечеству право выбора. Лучше отдать её во имя высокой цели, чем платить жизнями за возможность оставаться болванчиками на службе древних амбиций.

   – Нет... Нет.

   Сломав, наконец, тупое оцепенение, Рютше поднялся во весь свой немалый рост и навис над массивной фигурой Свенссона. Дружба кончилась. Да и была ли она когда-то, дружба между специалистом в области социальной инженерии и этим разгорячённым фанатиком, незнакомым, опасным... Отвратительным? Борода Свенссона казалась теперь куском шерсти, покрывающим низ лица, блестящие глаза едва сдерживали внутренний огонь, раздувался слишком острый, слишком хищный нос, такой неуместный на широком лице – черты бывшего товарища сложились в единую картину: желание. Безудержное желание утвердить свою правоту.

   – Без меня.

   Слова дались легко – они давно просились наружу, хотели быть сказанными, и это облегчение лучше всякой логики подтвердило: он поступает правильно.

   – Без меня. Хватит. Ты обезумел, Андерс. Ты утратил рассудок и адекватность. Пока не поздно, прошу: одумайся. Посмотри на себя со стороны.

   – Даже ты, Алаус...

   – Да, даже я! Если даже я понял, до чего ты докатился – пора остановить этот фарс. Подумай о том, что ты хочешь сделать. Просто остановись и подумай. Ты...

   Рютше умолк. На лице председателя отражались разочарование и сочувствие – неуязвимая броня, чужие, совершенно чужие черты. Незнакомый, недоступный убеждению человек.

   – Ладно, хватит. Я ухожу.

   Он повернулся, уловив краем глаза горькую улыбку Свенссона, и рухнул на пол, получив сильнейший удар по затылку. Липкая жидкость медленно растекалась по плитке пола, покрывая янтарные узоры кромешно-алым.

   – Жаль, Алаус. Прости. Мне безумно жаль.

   ***

   – Раз, два, три...

   Легионы секунд непрерывно тают в бесплодных попытках сдержать наступление будущего.

   – Сделай или умри...

   Командный пункт, спрятанный глубоко в теле Ауры – шар. Чёрный шар, на внутреннюю поверхность которого проецируется тактическая обстановка. В центре, без видимых опор, висят два кокона-кресла – и больше нет ничего. Ничего, кроме размеренных слов:

   – Четыре, пять, шесть. Наших знамён не счесть.

   – Вот уж не думала, что в тебе проснётся тяга к стихосложению.

   – Почему они не атакуют?

   – Ты этого ждёшь?

   – Аура уязвима, как никогда. Подлётное время минимально. Возможность изменения курса отсутствует. Чего они ждут?..

   – Тебя нервирует неизвестность.

   – Да. Ненавижу всё, что не поддаётся контролю или прогнозированию.

   – Мы контролируем их. Можно гадать, боится противник или чувствует себя чрезмерно уверенно, только я готова поставить годовой запас мороженого против старого жёлудя – враг показал нам всё, на что был способен. Сюрпризы кончились, будет битва по правилам. А в битвах мы знаем толк.

   – Ты умеешь обнадёжить.

   – У меня был богатый опыт.

   – С экзекуторами?

   – И с ними тоже.

   – Ты сумела удержать их от дезертирства, но это не решает проблему боевого духа.

   – Подчинять чужую волю я пока что не научилась.

   – Тебе и не нужно. С этой задачей справились ещё на Земле.

   – На... Ты что имеешь в виду?!

   – На мне хватает грехов, Кинан. Пусть будет ещё один.

   – Виндик!

   – В конце концов, человек – всего лишь машина. Коктейль из нейромодуляторов, доставленный к нужным участкам мозга, действует эффективно и безотказно.

   – Ты пойдёшь даже на это? Отберёшь у них свободу воли?

   – Свобода воли в наших условиях – фикция. А цена... Право, Кинан, цена совершенно невысока. Пусть лучше запомнят воодушевление, чем липкий страх.

   – "И были они – лишь деянья, не люди. Их могут забыть, но никто не осудит. Их могут запомнить, но вряд ли полюбят. Навечно живые, навечно – не люди..."

   – У тебя получается куда лучше, чем у меня.

   – Тревога. Регистрирую аномальные колебания энергетических уровней вакуума. Уровень колебаний – в условно безопасных пределах. Предполагаемый проективный выход энергии незначителен.

   – Дождался. Тебе уже лучше?

   – Пожалуй, да. Аура, оцени потенциальную степень угрозы.

   – Оценка остатка внедрённой объектом "1" массы колеблется в пределах одного грамма. Остаток не локализован. Вероятность физического вторжения минимальна, вероятность информационного воздействия – высокая. В настоящее время внешнего воздействия на мои системы не выявлено, на мониторинг состояния направлены дополнительные вычислительные мощности.

   – Мы можем перехватить сигнал?

   – Переадресую запрос технокомандованию. Ответ отрицательный.

   – Приказываю: силам внутренней безопасности – занять позиции согласно боевому расписанию. Корпусу экзекуторов – предстартовая готовность. Гражданским лицам – полная и безусловная эвакуация. Активировать и ввести в строй все резервные средства контроля внутренней среды.

   – Выполняю.

   Жизнь замерла. Немногим более ста тысяч секунд и Аура, как пущенный из пращи камень, врежется в порядки чужих, сметёт их... или разобьётся сама. Вереницы людей скрылись в модулях-убежищах, способных уцелеть даже в том случае, если внешние силы вскроют и уничтожат Биом. Не имеющая толщины плёнка пространства искажённой метрики прикрывает человеческий мир от опасных излучений, а развернувшиеся огневые комплексы готовятся перехватить любой материальный объект, вошедший в зону их поражения. Аура сжалась и выставила наружу шипы своих технологий – огонёк жизни в железном панцире.

   Тают легионы секунд. Назад не свернуть, битвы не избежать. Молчат Чужие, зачем-то играя с тканью мира, молчат в убежищах миллионы людей, молчат боевые машины, равнодушно поддерживая в своих термоядерных сердцах готовность прийти в движение – и молчат двое в командном центре, из которого не выйдут до самого конца, каким бы он ни был. Именно они, силой своей воли и своего разума, легитимизируют действия машин, лишённых права на принятие решений, именно они несут груз ответственности за жизнь и смерть человечества, которое ждёт и надеется... Они тоже – ждут и надеются. Для актора и астрокоммандера битва уже идёт.

   – Тревога. Угроза внутренней безопасности. Группа нарушителей в составе девятнадцати человек обнаружена в Четвёртой реакторной зоне. Текущая зона локализации – штольня несущих элементов конструкции 3488-011-2. Предполагаемая цель продвижения – реакторный отсек.

   – Как они туда попали?

   Актор даже не морщится – сейчас он ожидает чего угодно. Ставки сделаны, силы назначены – остаётся лишь играть с тем, что есть.

   – Предположительно, используя неактивные технические тоннели, не оборудованные средствами наблюдения и контроля. В данный момент поле наблюдения восстановлено, группировка средств слежения увеличена до избыточного уровня.

   – Останови их.

   – Приказ не может быть выполнен. Зона локализации не оборудована средствами контроля доступа.

   – Примени морфов.

   – Приказ не может быть выполнен. Нарушители оснащены индивидуальными изолирующими комплексами, исключающими эффективное нелетальное воздействие.

   – Запрашиваю локальную приостановку базовых ограничений на применение летальных воздействий интеллектуальными адаптивными платформами.

   – В запросе отказано.

   – Связь с коммандером флота.

   – Слушаюсь.

   – Коммандер, приказываю устранить нарушителей в Четвёртой реакторной зоне. Задача приоритетной важности, приступить к исполнению немедленно. Информационное обеспечение – выделенный канал связи непосредственно с ЧИИ Ауры. Вы имеете право на применение любых мер воздействия вплоть до летальных.

   – Слушаюсь!

   Проблема получила решение и секунды ожидания снова складываются в минуты.

   – В этот раз он не колебался, – задумчиво произнесла Кинан, глядя в переплетение тактических обозначений, скрывающее под собой диск Мечты.

   – Должен же он когда-нибудь перестать.

   – Должен ли? – пробормотала астрокоммандер. Повинуясь её мысленному приказу, Аура выпустила полусотню зондов слежения – они, выстроив огромное кольцо, должны были стать дополнительными глазами людей в предстоящей битве и резервом на случай ослепления основного массива сенсоров.

   Мелкие аппараты Чужих так и не прекратили своего муравьиного движения, но явственно начинали группироваться вокруг четырёх крупнейших объектов. Средства наблюдения Ауры уверенно отслеживали более четырёх сотен "истребителей", линейные размеры которых не превышали пятидесяти метров, и сто шестьдесят два "крейсера", в большинстве своём однотипных с уничтоженными в памятной битве.

   – Не время для сомнений.

   – Разве? Я припоминаю, как совсем недавно кто-то едва на стенку не лез от того, что всё идёт хорошо, – победная улыбка осветила бледное лицо и тут же скрылась. – Но как только у храброго актора появилась возможность покомандовать, он тут же... Эй, что это? Это зачем такое?

   Величаво всплыв из глубин командного центра, перед астрокоммандером повис огромный бисквит, украшенный кремовыми цветами. Кинан боязливо, как лиса, понюхала нежданный подарок.

   – Ешь.

   – Но я даже не просила...

   – Неважно. Ешь.

   ***

   – Я – Деус Виндик, актор Ауры. Всем, кто меня слышит – Аура завершает полёт. Мне всё равно, желаете вы этого, или нет. Цель и цена, заплаченная за её достижение, превыше любых желаний. С этого момента и до завершения высадки я объявляю гражданскую власть низложенной. Всё во имя Мечты!

   – Ого!

   – Давно пора. Советники напросились.

   – Коммандер, что им здесь нужно?

   – То же, что и всегда: нагадить. С одним отличием: теперь они перешли черту.

   – «Свободовцы»?

   – Аура полагает, что они.

   – Аура?! – изумились сразу несколько голосов.

   – Да. Нам выделили канал сопровождения непосредственно от её интеллекта.

   Мягкий женский голос сопровождал Римма с момента спуска в штольню 3488-011-2. Многокилометровый наклонный тоннель, просверленный в каменной толще планетоида, никогда не рассчитывался на посещение людьми. Штольня, вместе с многочисленными сёстрами, служила местом залегания распределённой несущей конструкции, призванной обезопасить реакторные зоны от воздействия колебаний и сотрясений, а потому не имела ни транспортного оборудования, ни отделки, ни даже постоянных систем контроля доступа. Пятидесятиметровое сечение почти полностью заполнял лес углеродных и металлоорганических плетений, несравнимо более прочный, чем грубые каменные стены, служившие ему ложем – продвигаться приходилось почти на ощупь, освещая путь инфракрасными фонарями и пользуясь всеми четырьмя конечностями "Кокона". Как прошли по этой дороге нарушители, оставалось только гадать: в обычных скафандрах путь превращался в настоящее испытание.

   Римм взял с собой четверых. Все – из группы, уничтожившей мятежников, все предупреждены и проверены. Будь у них больше времени – можно было бы высадиться напрямую в реакторную зону, не ползая по тёмным норам, можно было взять три десятка людей и спокойно нейтрализовать зарвавшихся саботажников – но времени катастрофически не хватало. Транспортная система реакторных зон не имела прямого сообщения с тоннелями спецтранспорта, доступного экзекуторам, при её создании никто не предполагал, что живым существам понадобится экстренный спуск в логово опасных машин – и группа пошла тем же путём, которым неизвестное время назад прошли девятнадцать "свободовцев". Экзекуторы двигались куда быстрее, но всё равно запаздывали: Аура, уже исправившая оплошность с системами слежения, информировала, что нарушители высадились на крышу реакторного отсека и приступили к разрушению опорных конструкций.

   – Рекомендую не снижать скорость продвижения ниже текущего уровня. Прогнозируемые затраты времени на преодоление оставшегося участка пути – не более четырёхсот секунд.

   – Мы успеваем?

   – Оценка затруднена. Степень повреждения несущих конструкций в данный момент времени далека от критической, однако скорость работ непрерывно возрастает. Рекомендую предотвратить дальнейшее нанесение ущерба как можно скорее.

   Возник соблазн запросить данные видеонаблюдения, однако Римм выбросил неуместное желание из головы. Прямо перед ним тьму пронизывало переплетение бледных линий – массивных и совсем тонких, коротких – от стены до стены – и длинных, уходящих куда-то вдаль. Послушный "Кокон", уподобившись огромной обезьяне, пробирался сквозь это плетение, то раскачиваясь на сверхпрочных струнах, то прыгая между особенно плотными участками. Иногда Римм ошибался, и компьютер не успевал исправить его движение – мобильная оболочка врезалась в преграду, встряхивая своего оператора и на миг замирая, чтобы в следующую секунду продолжить нелепое шествие сквозь фантастическую паутину. Гильден, Аркадия, Эльга и Эльза следовали за ним, выдерживая интервал и стараясь не снижать заданной командиром скорости. Постоянные прыжки и раскачивания действовали одуряюще – медблок уже дважды вкалывал Римму стабилизирующие комплексы, без которых тот давно рисковал выбыть из строя от тошноты и дезориентации. Отвлечься на что-либо большее, нежели пара слов по ближней связи, не представлялось возможным.

   Прыжок – тяжёлая машина скользит по тонкой струне, даже не прогибающейся под её весом – мгновение относительного покоя позволяет сделать глоток воды из ткнувшейся в губы трубки – короткое падение, пока руки не встречаются с новой опорой – ещё одно падение и снова прыжок. В поле зрения пляшет всё тот же лес, всё та же бледная, надоевшая до смерти грибница, и слишком медленно тают метры, остающиеся до выхода из тоннеля.

   Нарушители наверняка знают, что за ними придут. Аура, препятствуя деструктивной деятельности в меру своих невеликих полномочий, нагнала в реакторную зону ремонтных морфов, светляков и шпионов, и незваные гости не могут не понимать: об их присутствии известно тем, кто принимает решения. И потому они работают всё быстрее и быстрее – на пределе сил, с остервенением, пытаясь опередить неотвратимо идущее по следам возмездие. Очень хочется посмотреть – но нельзя, нельзя. Осталось совсем немного.

   Три километра.

   Два.

   Догадываются они, какие меры разрешено применять экзекуторам? Или всё ещё надеются на полную безнаказанность?

   Последний километр. Штольня начала светлеть, красноватые отблески поползли по каменным стенам, легли на струны конструкций – будто там, впереди, находились жерло вулкана или топка огромной машины. Римм знал, что свет даёт бесчисленное множество светляков, и всё равно не мог отделаться от видения лавового озера, над которым висит в своей паутине реактор – и в которое хотят скинуть его враги.