Текст книги "Бросок за мечтой (СИ)"

Автор книги: Андрей Балабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

   Они переглянулись.

   – Чьё-то обжорство не доведёт до добра.

   – Прости уж. Меня привычка подвела. С людьми давно не приходилось так общаться... Но и ты забыл, а ведь всегда и обо всём доселе помнил!

   – Что вы мне дали?! – каркнул, обращая на себя внимание, Римм. Увидел рядом бокал, понюхал, но пробовать не рискнул.

   – Пей без опаски. Сие лекарство, ты его недавно уже глотнул.

   – Точно?

   – Не гневи меня, экзекутор! – Кинан нахмурилась. – Я лгать обычай презираю, а ошибки не повторится снова. Пей!

   Он послушался, осушив бокал до дна. Под ногами ползали маленькие морфы, убирая следы неудачной трапезы.

   – Мы просим прощения, Римм. Кинан тоже просит. Ведь так, Кинан?

   – Да, я тоже прошу прощения, – угрюмо кивнула та.

   – Мороженое было рассчитано на нас. Человек не должен был его пробовать. Но память... Память порой подводит.

   – Человек?..

   Услышанное окончательно выбило его из колеи.

   – Ах. Расскажем ему?

   – Всё равно собирались.

   Римм непонимающе переводил взгляд с одного коммандера на другого. Только что перед ним была устоявшаяся, прочная картина мира – но вот кто-то приоткрыл в небе невидимую доселе дверь, и прежний мир оказался лишь шариком в океане неведомого.

   – Мы не люди, экзекутор. Мы – результаты проекта "Ангелы новой жизни", созданные в Солнечной системе ещё до отлёта Ауры. Биологические субъекты человеческого искусственного интеллекта.

   – Кажется, он в ступоре, Виндик. Плохо воспринимает.

   – Нет, я... Продолжайте. Я пытаюсь понять.

   – Смотри. – Актор снял перчатку с правой руки, показывая тыльную сторону ладони. – Гладкая кожа. Ни единого волоска. Тело не знает физической усталости. Вкусовые ощущения настолько слабые, что разница между сливочным кремом и картоном едва заметна. Восприятие ультразвука, инфракрасной и ультрафиолетовой части спектра. Организм способен выжить и восстановиться почти при любых ранениях, если только уцелел мозг. О боевых возможностях этого изделия ты уже осведомлён... Да, всего лишь изделия. Основанного на человеческом геноме, но не являющегося человеком по своей сути.

   – И вы... весь ЭПГ такой? И... зачем?

   – А кто ещё мог бы служить стержнем Ауры сотни лет? Когда перед Оставшимися встала проблема обеспечения устойчивости общества, нерушимости целей полёта – у них не было готового ответа. Первоначально хотели заложить эти принципы в саму Ауру – но тогда пришлось бы подчинить человека машине, превратить активную мини-цивилизацию в аморфное желе, упакованное в консервную банку. Эффективного решения не находилось – пока не вспомнили о неудачном проекте. Ангелы... – актор невесело усмехнулся. – Попытка обуздать вышедший из берегов прогресс, поставив во главе его сверхлюдей. Сверхлюдей не вышло – эти жалкие поделки выглядели сущими динозаврами в сравнении с тем, что лезло из глубин, сбрасывая любые оковы. Тогда ангелов рачительно переработали, превратили в солдат. Знаешь, что такое "солдаты", Римм?

   – Примерно.

   – Примерно – из общей истории третьего тысячелетия?

   – Оттуда.

   – Тогда не знаешь. К тому моменту, когда я впервые открыл глаза, старые понятия катастрофически устарели и продолжали устаревать каждый миг. Впрочем, не столь уж важно. Не смогли возглавить – попытаемся уничтожить, так решили Протекторы, отступившие к тому моменту в космос, пока только на орбиту Земли и внешние базы.

   Актор говорил всё быстрее, словно боясь не успеть до окончания своей вечности. Голос его впервые окрасился эмоциями – слабыми и неясными, но даже такая перемена в совершенном боге Ауры казалась невероятной. Римм вдруг понял, что эта древняя личность, наверное, в первый раз за всё время полёта рассказывает кому-то о своём прошлом – и глубина открывшейся бездны потрясла его трагической безысходностью. Он сам летел вперёд, за мечтой – но куда, к чему летел и стремился Деус Виндик, всю жизнь которого, выходит, спроектировали с той же определённостью, с какой проектируют обычного служебного морфа?..

   – Ангелов достали из консервации и нарекли "Стражами". Стражи залили Землю огнём, но справиться не смогли. Всё время казалось – ещё чуть-чуть, ещё один отменённый запрет, усилие, узаконенное преступление! – но лишь оказавшись лицом к лицу с угрозой уничтожения всей планеты Протекторы поняли, что цена победы равняется поражению. Они установили временный карантин – ха, попытка удержать воду в пальцах, – и отступили дальше, превратившись в Оставшихся. Сперва на Марс, потом – к Поясу астероидов и спутникам Юпитера и Сатурна, и наконец – в Пояс Койпера. Аура – их величайший проект, попытка сохранить всё то, что было им дорого. Тем более дорогой, что никто из Капитула, никто из Легиона, ни один из участников титанической борьбы не мог воспользоваться его плодами. Они посылали в будущее не себя – свою надежду, свою мечту. И ещё – своих старых, самых верных солдат. Ангелов, демонов, неудачную попытку придать человеческую форму нечеловеческим и объективным процессам.

   – Но вы... Астрокоммандер говорила, что вы назначаете...

   Актор покосился на свою подчинённую. Та потупила взор.

   – А она случайно не говорила тебе, что у неё живое воображение и чересчур подвижный язык?

   Римм переводил взгляд с Виндика на Кинан и обратно. Те смотрели на него – доброжелательно, но в глазах прятались тени грусти.

   – А... Разве... Была война?

   – Нет. Нет, войны, как таковой, не было. Ты знаешь, почему мы ушли с Земли?

   – Катастрофа... Резко возросшая солнечная активность заставила людей искать новое место для жизни...

   – Сплошной обман.

   Актор, похожий на мудрого ворона, принялся вышагивать взад и вперёд. Три шага в одну сторону, разворот, три шага обратно – подошвы его ботинок с глухим стуком проверяли мрамор пола на прочность.

   – Люди... Те, кто хотел оставаться и называться людьми, бежали от спонтанной эволюции техносферы Земли, которая полностью уничтожила привычный уклад вещей и разрушила нашу цивилизацию. Вам не рассказывают, чтобы не сеять страх перед технологиями – но многое из того, что есть у Ауры на борту, плод тех же событий, что стали причиной её полёта. Всё, оставшееся у нас за спиной, либо погибло, либо не является более человечеством. В этом смысле мы, действительно, проиграли войну, хотя называть войной попытку запереть океан в чайнике довольно смешно и глупо.

   Информация всё ещё не желала занять своё место на полках памяти. Римм не чувствовал себя удивлённым – удивление, похоже, куда-то делось вместе с занозой сожалений – но и принять рассказ актора за истину он не мог, хотя и понимал, что сказанное слишком абсурдно, чтобы быть ложью. Происходящее принимало черты сказки, морока, карнавала – его похитили волшебные эльфы, и теперь невозможно различить, где сон, а где явь. Или это защитный механизм сознания?

   – Почему всё так получилось?

   Актор наконец-то остановился и снова претерпел метаморфозу – теперь это был почти юноша, всё такой же таинственный, но совершенно не властный.

   – Как я могу знать? События, которые привели к такому исходу, произошли до моего рождения, а когда я стал дееспособен, ни о чём уже нельзя было судить с определённостью. Знаю, что люди мечтали. Когда-то люди мечтали об очень многом, о рае на земле, о дивном, прекрасном будущем, мечтали о звёздах... Но что-то изменилось. В какой-то момент они перестали. Не могу понять, почему. Вместо того, чтобы смотреть вверх, наши предки заглянули в самих себя и уже не смогли отвести взгляда от открывшейся бездны. "Оставшиеся" не любили распространяться на эту тему – быть может, им было стыдно.

   Он сел на край стоящего поодаль стола и уставился в окно.

   – Благодаря Ауре стало возможным то, что было невозможно на Земле. В ограниченном объёме, в этой гениальной тюрьме, мы сумели подчинить себе вырвавшееся на свободу зло и устремились к звёздам, оседлав дракона.

   – Поэтому... астроморфы? Так вышло с нейроинтерфейсом?

   Римм так и не смог выговорить слово "убийство".

   Серые глаза уставились прямо и жёстко. В них прятались гнев, боль, ярость – и над всем доминировала воля, обуздывая водовороты эмоций.

   – Это наша вина. "Погружение" – больше, нежели простой нейроинтерфейс. Это способ объединить сознание человека с искусственным интеллектом. Некое подобие того, что представляем из себя мы.

   Он помолчал, внимательно глядя на Римма, и продолжил:

   – Ты думал, что жалок, ведь так? Что ты – пустое место, ничего не достигшее и не имеющее значения? Смотри же на меня. Смотри! Вот – настоящее ничтожество, инструмент, лишённый свободной воли, человечности, жизни, простых желаний. Неужели ты завидовал этому? – Голос актора упал до шёпота. – Легко быть твёрдым, если тебя таким сотворили, экзекутор. Труднее быть человеком.

   Снова повисла тишина. Римм осмысливал всё, ему сказанное – пытался осмыслить, разложить по полочкам, нарисовать начерно новую картину реальности с учётом полученной от актора информации, но получалось довольно плохо. Информация плескалась, ходила волнами, не желая укладываться в новые рамки.

   – Значит, вы на самом деле прощались? С Землёй, я имею в виду? – спросил он, неожиданно осознав, что разговаривает с теми, кто своими глазами видел легенду.

   – Я помню Землю, экзекутор. Единственный на "Ауре" – помню Землю. Остальные члены ЭПГ были созданы позже, но и они наблюдали настоящие Землю и Солнце, пусть даже из космического пространства. У меня нет возможности полностью забывать, хотя порой сложно сказать, благо это, или проклятие.

   – И вы поддерживали Ауру весь полёт? Бессменно, все семьсот лет?

   – Аура прекрасно поддерживает себя сама. Мы нужны для того, чтобы следить за обществом... И принимать решения, с которыми не справятся машины. Не столько обслуживающий персонал, сколько надзиратели, контролёры, стратеги. Большую часть времени мы просто бездельничали, неспешно сходя с ума и развлекаясь, кто как способен.

   В голове крутилась мысль. Пока Виндик глядел в окно, а Кинан поедала оставшееся угощение, мысль постепенно обрастала деталями, но все ещё оставалась неясной, призрачной. Что-то из сказанного актором показалось странным.

   – Вы ведь могли уснуть.

   – Это запрещено.

   – Почему?

   – Догмы.

   Догмы. Слово, которое объясняет всё. Закон, который нельзя нарушить. Вот оно!

   – Зачем?

   – О чём именно ты спрашиваешь?

   – Зачем всё это? Создавать сверхсложную систему Догм, заставлять вас бодрствовать и наблюдать за людьми, зачем создавать сам Социум? Если Аура прекрасно обходится своими силами, всё это просто теряет смысл. Создать коллекцию ДНК – и всё. А ЭПГ – выводить из анабиоза в случае непредвиденных осложнений. Ничего бы не было! Ни противостояния с Советом, ни самого Совета, ни глупых драк со "свободовцами", ни...

   – Ни твоей несчастной любви, ни смертей, ни экзекуторов, ни страданий? Ты прав – даже с войной вполне сносно могли справиться автоматы под нашим контролем.

   – Тогда зачем?!

   Склонив голову, актор ждал, пока его собеседник возьмёт себя в руки. Кинан подошла и встала рядом со своим повелителем, молчаливо разделив с ним ответственность.

   – Представь себе... бактерий. Чтобы они жили и размножались, чтобы наблюдать за ними, нужна питательная среда. "Аура" была создана такой, какая есть, ради бактерий. Бактерий земной культуры. Не так уж сложно было поместить на её борт банк ДНК и отказаться от поддержания огромного сообщества живых особей. Почему же создатели не пошли на это? Из-за культуры. Её можно законсервировать, сохранить слепок, но восстановленная культура будет лишь подобием, тенью прежней. Семь столетий развития – слишком большая ценность, чтобы жертвовать ими ради простоты и стабильности. И теперь – теперь у нас не три миллиона человек, как ты, должно быть, думаешь, но почти тридцать. Хранилище душ, экзекутор – это не банк с памятью минувших поколений. Это и есть минувшие поколения, чьи сознания записаны в нейроматрицах и могут быть помещены в новые тела. А ещё у нас есть ты – ты и другие экзекуторы, готовые лидеры для новой цивилизации. Ты думаешь, что это бесчеловечно и плохо?

   – Я думаю... что это жестоко, – выдавил Римм, совершенно дезориентированный обрушившимся на него знанием.

   – Я вижу мир лишь в чёрно-белых тонах. Мне не нужно воспринимать оттенки, Догмы определяют мои цели, идеалы, мой долг. Правильно и неправильно, хорошо и плохо. Середина – отсутствует. Понимание долга личности перед обществом не приходит само собой. Людей приходится подталкивать к осознанию того, что они являются частью структуры более высокого порядка, интересы которой имеют более высокий приоритет перед их личными интересами. Что с того, если к этому придут через боль потерь или ненависть? Тем лучше будет закреплён полезный рефлекс.

   Виндик вновь стал тем, кем и был всегда – лишённым эмоций военачальником, идущим к заветной цели. Об больше не грустил и не улыбался, лицо застыло непроницаемой маской.

   – Теперь, когда ты узнал, что мы такое – что будешь делать, Римм Винтерблайт? Куда ты пойдёшь?

   Что ответить вопрошающему богу? Что ответить тому, кто представляет собой вершину лестницы, по которой карабкаешься ты сам?

   Римм с горечью усмехнулся.

   – Мой рефлекс уже закреплён.

   Глава 7. Мечта

   Осень пришла всерьёз. Принесла стылый воздух и злые дожди, закрасила небо серым и оборвала листья с деревьев. Вместе с холодами на Ауру снизошёл покой. Разбрелись активисты, всё реже заседал Гражданский совет – теперь там решались сугубо технические вопросы, для обсуждения которых собиралась едва ли четверть состава. Линии разломов не затянулись, но накал противостояния спал и плавно перетёк в информационную среду, оставив улицы ветрам и прохожим. В головах бродили иные мысли: Аура завершала полёт.

   Мечта перестала быть звёздочкой, монетой и даже размытым диском. Торжественные трансляции предъявляли на всеобщее обозрение огромный зелёно-голубой шар, украшенный лентами облаков и спиралями циклонов, обрамлённый жемчужным ожерельем из пяти лун. Мало кто мог остаться равнодушным к такому зрелищу, но рука об руку с восхищением ступала тревога: девственную красоту планеты пятнала стая искорок-кораблей, оседлавших ближние орбиты и вряд ли готовых уступить насиженное место новым пришельцам. Награду ещё предстояло завоевать.

   Всё чаще холодная безмятежность дней и ночей разрывалась пронзительным воем тревожных оповещений. Завершилось дооснащение крейсеров, сокрытые в недрах Ауры заводы щедро тратили бесценное сырьё, созидая ракеты, ядерные боеголовки и новых морфов внутренней обороны. Оружие не вызывало сомнений – но сомневались те, кому предстояло вести эту армаду вперёд. Корпус экзекуторов колебался, его здание, лишённое скреп уверенности, могло развалиться от любого толчка и ручеёк дезертиров уже начал точить фундамент. Римм в бессильной ярости наблюдал за тем, как тают ряды товарищей, но исправить ситуацию был не в состоянии – не помогали ни разговоры, ни попытки воззвать к присяге и долгу. Осознание предела невеликих своих возможностей уязвляло и заставляло работать ещё усерднее, однако психологический барьер, возводимый напуганными и лишёнными опоры людьми, оставался неодолим – здесь требовался настоящий, прирождённый лидер – или специалист.

   Специалист не замедлил предложить помощь, объявив общий сбор личного состава.

   Стояла хмурая, ветреная погода, и таким же хмурым стремительным вихрем ворвалась в заполненную аудиторию Кинан. Специально астрокоммандер выбрала момент или нет, Римм не знал, но трещины в их маленьком социуме были заметны уже невооружённым глазом, а сам он готовился признать своё поражение в борьбе за боеспособность вверенных сил.

   Кинан скользнула взглядом по собравшимся – неприцельно, даже пренебрежительно – но Римму, наблюдавшему за аудиторией с того же ракурса, пришло в голову, что едва ли они видят одну картину. У него перед глазами стояли лица. За каждым лицом пряталась чья-то личность, личности сливались в единую массу, а масса, в свою очередь, казалась тёмной, тревожной тучей, сотканной из кривых улыбок, мрачных физиономий и одинаковых мундиров. Любое комплексное воздействие эта туча сводила на нет своей хаотичной мыслительной деятельностью – оставалось лишь выхватывать отдельные элементы, пытаться придать им нужный вектор и ускорение, и надеяться, что этого хватит. Снова, снова и снова.

   Что видела астрокоммандер? Наверное, перспективу. Матрицу одинаковых ячеек, в каждой из которых хранится значение, не слишком отличное от соседних. Матрицу, операции с которой проводятся по единым правилам. Или это выдумал его собственный мозг под впечатлением от истинной природы коммандеров?

   – Экзекуторы! Каждый из вас волен покинуть армию и вернуться в Социум. Если большинство выберут этот путь, в скором времени мы все сдохнем и во вселенной не останется людей. Спасибо за внимание.

   Она не сказал больше ни слова – просто повернулась и вышла. Обман ли это был? Да, обман. Но несмотря на это, Римм почувствовал себя ребёнком, которому указали на его место. Что чувствовали остальные, он не стал и гадать – но с того дня случаев ухода из Корпуса больше не было.

   Оставался ещё один вопрос, ответ на который он откладывал слишком долго, то погружаясь в круговерть дел и тренировок, то трусливо изгоняя роящиеся мысли на периферию сознания. Шейд. Избавившись от неотложных проблем с Корпусом, Римм заставил себя встать лицом к лицу со своими личными демонами. До того момента, когда эскадры пойдут в решающий бой, оставалось несколько дней и дальнейшее промедление становилось равносильно предательству.

   "Встретимся?"

   Слово далось непросто и ещё труднее оказалось отправить его в путь к адресату. Сообщение растворилось в информационной сети, а Римм попытался раствориться в безмыслии, отрешиться от будущего и ни о чём не волноваться – но у него, как обычно, не получилось. Когда в последний раз он чувствовал себя уверенно, спокойно и хорошо? Не вспомнить. Будущее продолжало давить, нависая непроницаемой плитой, скрывающей грядущие дни. Ещё один рывок. И ещё один. И ещё. Пока плита не треснет под ударами рвущегося к Мечте человечества и не рассыплется в прах... Или пока её тяжесть не похоронит все сомнения и надежды.

   Тихий звон дрожью прокатился по позвоночнику. Ответ. Больше нельзя бояться.

   «Давай. Помнишь галерею после танцев?»

   Воспоминание заставило его сперва покраснеть, потом – улыбнуться.

   "Помню."

   Спустя десять минут он уже стоял там – на границе владений ЭПГ, простёрших свои невидимые с земли террасы над Биомом. Небо здесь казалось ближе земли – жемчужно-серое покрывало, безбрежное и бесформенное царство простора, затмевало буро-зелёный ковёр, лежащий далеко внизу. Открытая галерея была пустынна. Когда-то белая, теперь она поблекла, оставшись немногим светлее распахнувшейся за перилами перевёрнутой бездны. По шершавым плитам скользил чудом уцелевший лист.

   Невысокая фигурка в чёрном мундире замерла у самого края – одинокая, неподвижная, совсем не похожая на ту озорную белку, которая зачем-то вклинилась в жизнь Римма вечность назад.

   Он подошёл и стал рядом, глядя в дымчатую даль. Нужно было что-то сказать, но все слова, как назло, куда-то исчезли. Римм открыл было рот, промолчал, глянул краем глаза на Шейд – недлинные растрёпанные волосы дрожали под порывами ветра.

   – Одуванчик, – вырвалось у него само собой.

   – Что?..

   – Ты – как одуванчик. Только не жёлтый и не белый, а янтарно-медовый.

   – Ну и как это понимать? – не поворачивая головы, проворчала она. – Спонтанный комплимент или ты так неуклюже пытаешься начать разговор?

   – И то, и другое.

   – Ладно. Считай, что комплимент мне понравился.

   Он вздохнул, собираясь с духом.

   – Прости. Торт мы так и не съели.

   – Не съели, – этом отозвалась она. – Но я не в обиде. Ты только за этим меня позвал?

   – Я не настолько ужасен.

   – Но почти.

   – Ты же сказала, что не в обиде.

   – А я и не обижаюсь. Просто констатирую факт.

   – Сдаюсь. Я почти настолько ужасен. Но за это я ещё десять раз попрошу прощения.

   – Мало.

   – Сто?

   – Дурак.

   – Наверное. Скоро мы атакуем Чужих...

   – И ты решил закончить все дела. Завещание уже написал?

   – Пытаюсь. Шей... Юля.

   Впервые за время разговора она повернула к нему лицо. Бледная улыбка легла на губы, но не отразилась в глазах. Они смотрели друг на друга не меньше минуты, и Римму не хотелось отводить взгляд от ставших незнакомыми черт.

   – Ты меня любишь? – спросил он в лоб.

   Шейд невесело рассмеялась.

   – Похоже на то. Смешно, правда?

   Римм снова запнулся, не зная, что сказать. Странные, болезненные, грустные чувства подступали откуда-то изнутри, пытались обрести плоть в словах, но не находили подходящих определений.

   – Я... Я не знаю, что я испытываю. Но использовать тебя не хочу. Прости.

   Она снова тихонько фыркнула.

   – Я к этому была готова. Ты же предсказуемый, когда до таких дел доходит. Прямой, как палка.

   Склонив голову, девушка наблюдала за выражением его лица, словно видела в нём нечто понятное лишь ей одной.

   – Что ты чувствовал, когда умирал? Там, в первом бою?

   Вопрос ослабил повисшее напряжение и Римм начал прилежно вспоминать.

   – Сначала – страх. Потом – какое-то запредельное ощущение. Не могу его описать. Будто становлюсь частью света.

   Послышался тяжкий вздох.

   – Для чего? – наконец вымолвила она.

   – Что – для чего?

   – Для чего ты рискуешь жизнью? Ради других людей?

   – Вряд ли.

   – Тогда зачем?

   Римм нырнул во мрак своей души и снова поднялся на поверхность. Открыл глаза – серый свет показался неожиданно резким.

   – Потому что это правильно. Меня мало волнуют другие люди. Я не горю желанием защищать кого-то конкретно. Но внутри есть какой-то эгоистический стержень, который хочет занять своё место в системе. Желает быть частью целого и приближать всеобщую цель.

   – Трудно?

   – Нет.

   – Раньше ты был более... Не знаю, как сказать даже. Живым, человечным, тёплым. А сейчас от тебя холодом тянет за километр.

   – Боишься замёрзнуть – не подходи.

   Он сам не понял, зачем произнёс эти слова, неожиданно отозвавшиеся резкой болью.

   – Вот как. Ладно, если не хочешь – не буду.

   – Мои желания не имеют значения.

   – Ты этому у коммандеров научился?

   – Это естественный процесс. Чем выше степень осознанности и чем больше ответственность – тем меньше ты принадлежишь себе. Я не собираюсь как-либо влиять на тебя. Ни отталкивать, ни сближаться. Вряд ли тебя такое устроит.

   – Ну, ты честен хотя бы...

   Облака варились в котле небес, и галерея выглядела неуютным, холодным местом. Волосы Шейд трепал ветер. Грустная улыбка на её губах медленно таяла, сменяясь странным, совершенно несвойственным девушке выражением – усталым смирением, под стать погоде и раскинувшейся за ограждением серости.

   Обнять её? Удержать? Будет ли это честно, хватит ли у него сил согреть чужую душу, когда не можешь согреть свою? Откуда это рвущее чувство, словно ты завис над бездной и не можешь шагнуть ни вперёд, ни назад? Так сложно протянуть руку... Так сложно закончить всё здесь и сейчас.

   Римм шагнул вперёд, заглянул в тёмную глубину распахнутых глаз и прижал девушку к себе. Она не вымолвила ни слова, и он тоже не сразу преодолел острую боль, причину которой всё искал и не мог найти. Нежность, отчаяние – своё и чужое, бьющееся в этом хрупком теле, долг и холод, надежда и неверие – всё смешалось, не позволяя привычно упорядочить свои мысли. Внутри царил тот же ветреный хаос, что и в небе над ними, и оставалось только одно – нарисовать хаос таким, какой он есть, отказавшись от структуры в пользу одного только образа.

   – Я попытаюсь выразить словами то, что чувствую. Как сумею. Выслушай меня – и тогда уже принимай решение.

   – Выслушаю.

   Он обнял Шейд ещё крепче. Ветер теперь кружил вокруг них, стараясь похитить остатки тепла, и двое смыкали объятия всё теснее, не позволяя стихии разрушить эту жалкую крепость.

   – Я не хочу тебя обманывать. Не думаю, что я тебя люблю. Прямо сейчас я чувствую нежность и просто не хочу тебя отпускать. Но это эгоизм, Юля. Я хочу согреться. Не хочу быть один. И по этой же причине мне хочется тебя оттолкнуть. Я стрелял в Эон Ли, но вместе с ней уничтожил кусок себя. Ничего нет. Ни сожаления, ни раскаяний. И одновременно – я не верю тебе. Порой я хочу сделать тебе больно просто потому, что это будет какой-то иррациональной местью реальности, забравшей у меня даже мечту о счастье. Я ведь больше не мечтаю. Не верю, что может быть хорошо. Меня и тянет к тебе, и отталкивает... Если вдруг решишь остаться – даже не знаю, что смогу тебе дать. И не знаю, смогу ли выбраться из экзекуторских лат. Даже когда всё кончится.

   Волосы Шейд пощекотали ему ухо. Потом послышался странный звук – сперва Римм подумал, что девушка плачет, но звук стал громче и перерос в хихиканье, вогнавшее экзекутора в ступор.

   – Римм, ты что, мозги потерял?

   – Э? – только и смог вымолвить он, попытавшись отстраниться, но обнимавшие его руки сжались сильнее, не отпуская.

   – Ты за своей командирской бронёй явно поглупел во всём, что не касается служебных обязанностей. Вредные коммандеры это эксплуатируют, а ты и рад. А в итоге – вот. Запинаешься, как подросток. Логика где твоя? Системное мышление? А?

   – Тебя разве не это во мне раздражало?

   – Раздражало! И сейчас раздражает. Но это же не повод совсем отпускать контроль над своим сознанием?

   – Что будем делать? – спросил он её вечность спустя, едва не растворившись в тёплых объятиях.

   – Что пожелаем, – серьёзно прошептали в ответ. – Ты боишься?

   – Боюсь.

   – Чего?

   – Души проникают друг в друга. Никогда – полностью, но всё-таки проникают, и в той области, где происходит диффузия, живёт уже не один человек – а двое. Но рано или поздно наступает момент расставания, и душа другого человека выдирается из твоей. Участок взаимопроникновения погибает, и ты остаёшься не только без того, что обрёл, но и без того, что имел раньше. Я прошёл этот путь и очень не хочу повторить его снова. И не хочу, чтобы по нему прошла ты.

   – Кто бы знал, какие страхи живут внутри нашего коммандера флота... Римм, мы можем умереть. Очень скоро. Ты ведь в курсе этой возможности, да?

   – Да, я знаю.

   – И при этом боишься эфемерных вещей, которые могу произойти когда-нибудь в отдалённом будущем. Римм, ты идиот! – неожиданно завопила она ему в ухо. – Тебе не страшно воевать, но страшно испытать немножко душевной боли, и то не наверняка?!

   Он не нашёлся, что ответить, а девушка тем временем требовательно заглянула ему в лицо. Её щёки покраснели, а в глазах плясали задорные огоньки – едва теплившееся пламя снова разгоралось костром.

   – Римм Винтерблайт, ты хочешь меня поцеловать?!

   – Я не...

   – Не мямли!

   И всё встало на свои места.

   – Да. Хочу!

   – Тогда чего ждёшь?!

   ***

   Получив вызов на совещание ЭПГ, Римм не особенно удивился. После встречи с Шейд все детали его личности наконец-то встали на свои места и перестали генерировать лишние колебания. Вызвали? Значит, у них есть на то причины, о которых ему сообщат... или не сообщат. Скучать, в любом случае, не придётся.

   И всё же коммандеры сумели, в очередной раз, его удивить. Не фактом встречи, но местом её проведения – настолько нетипичным для Ауры, что оно казалось кусочком иного мира.

   Колодец. Глубокий колодец в чёрной скальной породе, выточенный или выплавленный без всякого видимого смысла – если только не считать смыслом подавляюще мрачную атмосферу, от которой хотелось скорее выбежать вон. Все предметы, жилища, открытые пространства Биома дышали уютом, свежестью, светом – чем угодно, только не мрачной торжественностью на грани небытия, которой полнилось это помещение, увенчанное дырой в космос, из которой глядели вниз редкие неподвижные огоньки.

   На гладком дне колодца располагался круглый стол, окружённый шестью креслами. Всё – такое же непроглядно-чёрное, только в полированной крышке стола виднелись созвездия – но не те же самые, что в дыре наверху.

   Римма уже ждали и он, подавляя непрошеное волнение, занял единственное свободное кресло. Коммандеры сидели, не шевелясь, и выглядели жутковато – неподвижные манекены в рассеянном звёздном свете. Люди так не умеют, – мелькнуло в голове Римма, и он понял, что впервые подумал о членах ЭПГ как о существах другого вида. Специально ему показали эту нечеловечность? Или просто не сочли нужным её скрывать?

   Кресло оказалось до ужаса неудобным. О том, чтобы расслабиться и опереться на спинку, не могло быть и речи – и спинка, и сиденье были изготовлены из камня и располагались под прямым углом друг к другу. Для чего? Или тоже – странная традиция, истоки которой затерялись глубоко в прошлом?

   Актор начал говорить внезапно, без тех незаметных условностей, которым следует почти любой человек, обращающийся к аудитории. Голос его звучал ровно, холодно и глубоко – но не искусственно, как с облегчением понял Римм, поддавшийся угнетающей обстановке.

   – До начала операции остаётся менее пяти суток. Астрокоммандер, доложи, каковы текущие прогнозы её исхода.

   – Слушаюсь.

   Кинан выглядела чуть более живой, нежели остальные: на её выступающем из тени лице отражались следы эмоций.

   – Моделирование выполнено стратегическими интеллектами Ауры в соответствии с утверждённым планом атаки в семистах двадцати основных вариантах с учётом вариативных подмножеств. Оценочная степень достоверности моделирования – от ноля целых девятнадцати сотых до ноля целых восьмидесяти девяти сотых. Интегрированная оценка результатов моделирования – победа с вероятностью ноль целых семьдесят шесть сотых при достоверности девять десятых.

   – Иными словами, мы можем победить?

   – Именно так, хотя вероятность не настолько высока, чтобы исключить риск. Кроме того, остаются потенциально неучтённые факторы, оставшиеся без оценок и не включённые в моделирование.

   – Оценка потерь?

   – Максимальные потери при достижении заданного результата могут составить девяносто процентов внешних боевых модулей и восемьдесят два процента задействованного личного состава. Потери при средневероятном сценарии – восемьдесят и пятьдесят шесть процентов соответственно. Вероятность прорыва противника к Ауре – от шестнадцати до семидесяти процентов, ущерб – приемлемый.

   Пока астрокоммандер сообщала то, что наверняка уже знали все присутствующие, кроме самого Римма, он осторожно переводил взгляд от одного коммандера к другому, чувствуя себя так, словно подсматривает за чем-то сокровенным. Каждый был по-своему совершенен: более гармоничных черт, возможно, не имел никто на всей Ауре. Тайо – прекрасен. Настолько походит на сошедшего с небес бога, что даже царящая в колодце темнота боится коснуться его тонких черт. Актор – образец совершенного командира. Тоже красив, но красив как достигшая совершенства боевая машина. Игниса можно сравнить с огненным духом. Отстранённый, но внутри горит пламя творения. Гвин... Тут череда его размышлений споткнулась об острый блеск её глаз, и Римм понял, что не единственный, кто изучает чужие лица. Биокоммандер пряталась за белой маской, однако ей хватало одного взгляда – в нём соединились и тонкая улыбка, и странная тоска, и насмешка, и многое другое – недоступное дерзкому человеку, принятому в круг небожителей.