Текст книги "Сюжеты Ельцинской эпохи"
Автор книги: Андрей Мирошниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Нам не нужна война, нам нужен Гагарин
К войне в Югославии. 1999 г
1999
Натовские бомбардировки Югославии окончательно выявили тектонический перелом в массовом сознании россиян. Предчувствие укрепления «морально-волевых качеств» российского общества нашло полномасштабные подтверждения в марте 1999-го.
И это уже проявлялось не только на ментальном или политическом уровнях, но и на вполне брутальном в действиях и высказываниях большого количества людей. Будучи в конце марта в Москве, я видел, как толпа яйцами и чернилами расписывала свои новые настроения на стенах американского посольства. А милиция заботливо стерегла толпу, чтобы она… не вывалилась с узкого тротуара на проезжую часть – под колеса автомобилей, задорно клаксонящих в поддержку демонстрантов.
Другая кардинальная перемена – пожалуй, впервые широкие круги общественности оценивали что-либо в унисон с властями.
Вышло так, что, решая какие-то свои проблемы посредством войны в Югославии, Запад возбудил мощный порыв патриотизма в России.
Запад всегда был для России значимым «другим», возбуждающим ревность, зависть, ненависть, мобилизующим на догоняющее развитие. Все модернизации и неизбежно сопутствующие им расколы, начиная от Петра, через Ленина и заканчивая Чубайсом – все осуществлялись под влиянием западных образцов. Сегодня Россия переживает очередной крутой поворот в своих отношениях с Западом. Но главное – очнувшись от перестроечного гипноза вестернизации, Россия получила наконец шанс обрести собственную национальную идею, не навязанную сверху, выросшую из народных настроений. Спасибо Клинтону…
Теория заговора
До начала 1960-х Советский Союз мог более-менее успешно конкурировать с капиталистическими странами в индустриальном соревновании. Но в СССР не нашлось ничего, чем можно было бы ответить на постиндустриальный вызов цивилизации. Днепрогэс и ракеты СС-20 оказались бессильны перед джинсами «Ливайс» и ВИА «Битлз»…
Даже сам акт низвержения советской империи был хорошо поставленной культурной провокацией, показавшей технологическое превосходство Запада. Всем памятны первые встречи Горбачева с американскими лидерами, но мало кто знает о том, как писался их западный сценарий. Некий Владимир Лефевр, советский эмигрант, предложил Госдепартаменту США концепцию контролируемой конфронтации. Он описал этическую систему Запада как компромиссную, а этическую систему СССР – как конфронтационную (говорят, именно к этому лефевровскому описанию СССР Рейган потом выдумал образ «империя Зла»). Лефевр придумал, как помочь советским лидерам обмануть свою этическую систему. В рамках идеологии «win-win» (обе переговаривающиеся стороны выигрывают) было спровоцировано следующее решение: СССР объявляет об одностороннем моратории на ядерные испытания и тем самым будто бы одерживает моральную победу над оголтелым милитаристским Западом. Американские технологи додумались даже до того, чтобы в дальнейшем помогать Горбачеву обеспечивать приемлемый для советской идеологической машины уровень конфронтации с Западом. Но теперь то, что преподносилось в СССР как конфронтация, для Запада было компромиссом и обеспечивало превосходство западной этической системы (по Лефевру).
Таким образом, советская страна вроде бы продолжала бороться с американским империализмом, но теперь уже такими средствами, которые, по сути, обеспечивали победу США.
Начатую Горбачевым гуманизацию советского общества (демократия, гласность, общечеловеческие ценности, новое мышление) в дряхлеющей коммунистической идеологии тоже пытались поначалу преподносить как конфронтацию – вот, мол, с каким человеческим лицом может быть социализм в пику бесчеловечному капитализму. Но с точки зрения западной этической системы это был искомый компромисс: советское общество открылось западным культурным образцам. Которые в несколько лет довершили разгром советской цивилизации.
Если на минуту отказаться от суждений с точки зрения «наши – не наши», то приходится признать, что военно-индустриальная цивилизация СССР совершенно заслуженно проиграла более продвинутой постиндустриальной цивилизации Запада.
Вылупившаяся из советской скорлупы молодая-старая Россия, не сумев переоформить свою государственность применительно к постиндустриальному вызову, оказалась лицом к лицу с этими «иезуитскими» западными технологиями. У Запада не было причин останавливаться в своем победном шествии – теперь уже к мировым ресурсам сырья. И Россия на новом рубеже государственности, последнем и неукрепленном, оказалась под угрозой ассимиляции.
Покорение «Дикого Востока»
Конспирология – «наука» о заговорах – оперирует обычно тектоническими пластами: история описывается как глобальное противостояние атлантистов, евразийцев… Но все мы, живущие здесь и сейчас, испытали на себе постиндустриальный вызов Запада в своей конкретной и частной обыденности.
…В начале 1990-х Запад, помогая реформам, стал давать кредиты, много кредитов. Для того чтобы получить, например, кредит на обновление муниципального транспорта, был объявлен конкурс – российские города должны были представить свои транспортные проекты и разные «техусловия». Ростов-на-Дону, стратегический центр юга России, прислал подробную информацию о своей транспортной инфраструктуре, ее возможностях и недостатках…
Ростов оказался в числе победителей, кредит получил, накупил на него отработавших свой срок на Западе автобусов-душегубок… То есть деньги ушли туда, откуда пришли, только Ростов еще остался должен, и должен очень много – где-то половину своего годового бюджета.
Примерно в то же время в Ростове обосновался «Корпус мира» – американская неправительственная организация, содействующая чему-то там. Специалисты «Корпуса мира» объявили о программе стажировок российских политиков, директоров, предпринимателей на Западе. Чтобы попасть в программу стажировки, претендент должен был заполнить анкету и пройти отбор. В результате этой процедуры в «Корпусе мира» оказалось полное досье чуть ли не на всех представителей ростовской деловой элиты, добровольно собранное и предоставленное самими фигурантами и включающее даже информацию об их кулинарных предпочтениях…
Про «Корпус мира» даже в художественной литературе (встречается, например, у Лимонова) пишут, что его волонтеры не гнушаются подрабатывать в ЦРУ. Это как тассовская крыша для советской разведки. Но не стоит, конечно, думать, что организации, подобные «Корпусу мира», нацелены исключительно на шпионскую деятельность. Вовсе нет. Они действительно выполняли цивилизационную миссию – по их понятиям. Стажировки великая вещь, испытав непосредственно все прелести буржуазного быта, советский человек понимал, что что-то у нас не так. (Как сказал один из нынешних руководителей Ростовской области, бывший партийный деятель, в одном интервью лет пять назад: «Я все понял, когда впервые оказался на Западе…») Миссионеры реально вывозили прошедших отбор ростовчан на стажировки, помогали строить демократическое общество. Большое всепланетное демократическое общество с центром в Вашингтоне. Вряд ли их можно в этом обвинять – это их игра, и они делают ее очень качественно. Вопрос лишь в том, какой фигурой в этой игре оказались конкретные мы.
Был в том «корпусе» молодой американец по имени Джошуа. Мало кто помнит, но этот Джошуа году так в 1993-м даже выступал на Дне города на Театральной площади наравне с ростовским мэром – вот какая важная фигура была. «Я лублу Ростов!» – кричал Джошуа в микрофон… Вот с этим Джошуа и с «Городом N» связана одна забавная история. В 1994 году автор этих строк опубликовал большую статью обо всех этих транспортных конкурсах и стажировках, о доброхотном участии ростовской элиты в западных «цивилизационных» программах и о том, что не пора ли упереться в собственную гордость. Джошуа, прочитав статью, заподозрил в ней происки… английской разведки. Дело в том, что незадолго до этого в «Городе N» был английский журналист, который впоследствии издал в Великобритании книгу о предпринимательстве в России и там была главка о ростовском деловом еженедельнике «Город N». Видимо, сопоставив эти факты, американский волонтер и пришел к выводу об английских ушах в ростовской газете.
Ростов как плацдарм для соперничества американской и английской разведок – это, конечно, должно переполнять нас местечковой гордостью. Но симптоматично то, что местную контрразведку Джошуа в своих подозрениях в расчет вообще не брал. Таков тогда был уровень «сопротивления материала» в России.
В погоне за читабельностью приходится описывать тогдашнюю культурную экспансию Запада в шпионских терминах. Но эта экспансия проявлялась не только в сборе шпионской информации. Да и, по большому счету, дело даже не в экспансии, она не только есть – она должна быть! И даже так: когда ее не будет, тогда совсем уже плохи будут наши дела.
Вопрос не в устремлениях иностранцев (это их дело), а в наших морально-волевых качествах, в нашей способности ощущать свою государственную принадлежность. Есть такое подозрение, что государство состоит именно из ощущения гражданами своей государственной принадлежности. А уж потом – демократические институты управления, вооруженные силы, сбалансированные бюджеты и прочие необходимые атрибуты.
Перелом
Трудно сказать, когда и как наступил перелом в государственном самосознании россиян. Но можно уверенно утверждать, что это произошло не в политике. Политики были ориентированы либо на догоняющее Запад развитие («чужое»), либо на социалистическую архаику («прошлое»).
Сориентироваться на «свое» и на «будущее» помог спорт. Когда «Сьон» в 1997-м затеял позорную переигровку со «Спартаком» и спартачи разделали их под орех, стадион скандировал не «Спартак! Спартак!», а «Россия! Россия!». Когда изможденная Лазутина в Нагано на последних метрах дистанции подхватила огромное полотнище российского флага и «через не могу» донесла его до золотой медали, все отечественные СМИ отметили культовый пафос этого прецедента. Именно спорт дал молодому государству то, чего не умели дать политики.
Примерно в это же время пошла защитная реакция на засилие западных культурных образцов. Новая российская культура, не умея пока нарастить свое, обратилась к образцам советской поп-культуры, которые в условиях западной экспансии имели не только ностальгическое, но и отчетливое патриотическое звучание «Старые песни о главном», «Белое солнце пустыни» и т. д.
Но постепенно российский патриотизм стал использовать и современные общественно-значимые темы. Поменяли журналисты НТВ свое отношение к чеченским событиям, четко обозначилось негативное общественное мнение по поводу ущемления прав соотечественников в Латвии и т. д.
Как только проявился интерес избирателей к патриотическим темам, тут же к патриотической риторике подключились и политики. А уж они-то, спекулянты политической энергией масс, сумеют раздуть пламя из искорки патриотизма. Можно смело прогнозировать рост патриотических и державных настроений. Неясными пока остаются формы, в которые выльется патриотическая энергия общества.
Спасибо, Моника, спасибо, Билл
Утверждение не социологическое, а журналистское, для красного словца, массовое осмысление россиянами своей новой государственной идентичности стало фактом благодаря юной практикантке Белого дома. Брошенные для прикрытия Клинтона на Ближний Восток бомбардировщики ВМС США[22]22
Осенью 1998-го американские бомбардировщики победоносно бомбили Ирак, который как раз перед слушаниями по клинтоновскому импичменту стал представлять собой мировую угрозу из-за тайного производства химического оружия.
[Закрыть] восстановили весь Незапад против Америки. Потом американский коготок и вовсе увяз – надо было уже вступаться за кого-то на стороне мусульман и вместе со всем НАТО. Попалась Югославия. Подозрительные они какие-то, эти сербы…
Натовские бомбардировщики окончательно разбомбили российский миф-сказку о братской семье демократических стран, ждущей нас с распростертыми объятиями, о Западе как идеальном партнере-лидере и блестящей мечте всего человечества.
При Клинтоне Соединенные Штаты достигли небывалого могущества… и небывалых масштабов достигли антиамериканские настроения в мире и в России. Клинтон, плохой наследник прежних американских гипнотизеров, чего-то недосмотрел, и Россия стряхнула сладкий дурман Запада.
Возможно, Клинтон очень навредил Америке. Но главное – он дал России самый мощный после 1985 года импульс для реального государственного возрождения.
В новой России впервые возник мощнейший консенсус в обществе. Либералы-индивидуалисты спрашивают: ну и зачем нужен этот консенсус, чтобы снова стадом? Есть, конечно, и риск возврата к стаду. Но консенсус нужен для того, чтобы кончилась наконец гражданская война, чтобы разные части одного народа не враждовали друг с другом, позволяя себя под шумок грабить. Простой пример: фанаты ЦСКА и «Спартака», которые без драки не расстаются, вместе пошли митинговать к посольству США. Eggs not bombs. Их маленькая гражданская война кончилась. У них появилась объединяющая их идея, которая ими самими совершенно искренне была признана как более объемлющая по отношению к их фанатской вражде.
Благодаря натовским бомбежкам в России нашлась наконец консолидирующая национальная идея, возвысившаяся над политическими лозунгами гражданской войны. Пока что это идея конфронтации с зарвавшимся Западом. Но в перспективе это идея стать Незападом, доказать, что Незапад может сочетать свою культурную своеобычность с нормальным уровнем жизни и влиянием на международной арене.[23]23
Конечно, справедливости ради надо признать, что это все пока только антиколониальная идея. То есть идея, все равно ориентирующаяся по Западу.
[Закрыть] Нам не нужна война, нам нужен Гагарин! Да ведь это архетипическая русская идея, легко выплывшая из глубин нашего советского сознания! Только теперь это то, чего мы хотим, а не то, что нам внушает партия.
Этапы пути: ассимиляция, конфронтация, интеграция
Наверное, такая страна, как Россия, не может определить свою идентичность, ограничиваясь исключительно внутренним содержанием. Слишком огромная территория, слишком много этносов и субкультур. Да это и не только для России характерно. Для тех же американцев одним из базовых оснований идентичности является особая роль США в мире. Недаром же они при угрозе импичмента полагались на бомбардировки Ирака именно как на внутренний, консолидирующий нацию вокруг президента фактор. Поэтому и консолидация таких разных россиян на такой большой территории в их отношении к государству возможна только через их коллективное отношение к чему-то еще более крупному, чем Россия, к остальному миру, традиционно олицетворенному Западом.
И это вовсе не означает агрессивных претензий России на мировое лидерство – нет. Всего лишь особая роль. Тем более сам Запад, где-то чего-то так и не поняв в загадочной русской душе, подталкивает теперь Россию к самостоятельному обретению своей новой идентичности.
Так или иначе, Россия будет интегрирована в европейскую и мировую культурные системы. Но интеграция возможна при осознании собственного достоинства. В противном случае речь идет об ассимиляции. И если Запад навязывает свои культурные образцы, подслащивая их кредитами, то глупо отгораживаться китайской стеной. Надо брать предлагаемую помощь, брать культурные образцы (тем более что они действительно передовые). Но при этом надо помнить, во-первых, о ловушке кредитной зависимости, а во-вторых, о самодостаточности и достоинстве русской культуры.
Вопрос о будущем России сегодня сводится к формам реализации патриотической энергии россиян. Возможен фашистский путь – подавление «чужих». Возможен большевистский путь – насильственная мобилизация «своих» на конфронтацию с Западом. Но есть надежда, что такие настроения не возобладают. Для этого людям умеренным и просвещенным важно не замалчивать патриотические и державные порывы общественного мнения, а легализовать их в формах осмысленной общественной дискуссии, дабы не отдать эту тему на откуп радикалам. Патриотическая энергия россиян все равно будет искать выход. В предвыборной ситуации это может стать предпосылкой как прогресса, так и мракобесия. Будущее всегда требует усилий.
Однако же политическая оппозиция Западу, задающая тон для обретения новой российской идентичности, не должна стать основным содержанием новой российской цивилизации. Те же Штаты не только увлекаются внешней политикой, но и обеспечили своему народу огромный профицит бюджета.
Россиянам достаточно осознавать свою «отличность» и консолидирующую самоценность – это оставит возможность для взаимовыгодного сотрудничества с остальным миром. Направлять свою энергию надо не на критику Запада, а на возвышение собственного достоинства. Принизить Запад все равно не удастся – он велик и могуч. А вот возвысить себя – вполне по силам.
Апрель 1999 года.
Журналистика
О языковом космополитизме и речевом низкопоклонничестве
Нормы речи и гражданственности. 1997 г
1997
После выхода этой статьи в июне 1997-го коллеги с «Дон-TP» все-таки обиделись и пропесочили меня по «Дню Дона». Мол, умничает, а сам безграмотный. В качестве безграмотности приводилось употребление мною слова «низкопоклонничество»; оказывается, редакторы «Дон-TP» в словарях посмотрели и увидели там, кажется, что есть двойная норма: «низкопоклонство» и «низкопоклонничество», первый вариант более рекомендуем к употреблению… Я не смотрел эту передачу (а жаль: критику в мой адрес, как мне сказали, зачитывала очаровательная Виолетта Тагакова). Мне об этом рассказали читатели, которые звонили в редакцию и предлагали подать на «День Дона» в суд за нападки…
Но в конфликте виноват был все-таки больше я. Говоря о проблемах, конечно, никак не связанных с дикторами «Дон-TP» лично, я все-таки в полемическом запале допустил несколько задиристых реплик. Хотя всегда искренне считал, что основные дикторы «Дон-ТР» как профессиональные пользователи устной речи гораздо грамотнее меня. Как-то потом мы обсуждали эту тему с генеральным директорам «Дон-ТР» Николаем Чеботаревым. Николай Иванович, умудренный опытом человек, отнесся к той статье снисходительно, сказав, что сам разделяет мою точку зрения – проблема, описанная в статье, относится не к сфере грамотности, а к сфере гражданственности.
Тема в самом деле деликатная, и не только потому, что могут обидеться коллеги. Есть еще опасность при обсуждении подобных тем скатиться в крайность национализма и клаустрофобии. Надеюсь, сильно не скатился. Но считал и считаю, что в подобных вопросах надо проявлять определенную твердость. В конце концов, речь идет не о насильственном предписании для других, а всего лишь о проблеме личного выбора. Мне кажется, это единственно допустимый регламент в обсуждении подобных вопросов.
Официальная телерадиокомпания объявила давеча о двух своих акциях – украинском концерте в Ростове и интервью белорусского президента на «Дон-TP». Объявления донскими дикторами были сделаны на русско-украинском и русско-белорусском языках.
С экрана было объявлено, что в Ростов приезжают «популярные в Украине» исполнители. «В Украине» – звучит в эфире достаточно часто. Но так обычно говорят украинские собкоры российских телеканалов.
Желание украинцев переиначить русскую речевую традицию («на Украине») понятно: «в Украине» как бы подчеркивает независимый государственный статус Украины, тогда как «на Украине» передает, скорее, пространственное значение (сравните: на Кубе – на острове Куба, на Руси, на Ставрополье). <…>
Дальше: если говорить по-русски, то Лукашенко все-таки президент Белоруссии, хотя сами братья-славяне называют свою родину не иначе как «Беларусь». И это их святое право. Но наша-то Родина – Россия, и говорим мы, слава Богу, от рождения по-русски.
Если же повторять все иноязычные (пусть даже и близкоязычные) топонимы и самоназвания, штурмующие русский язык по той причине, что представители бывшей «семьи народов» хотят отомстить бывшему «главе семьи», то надо еще признать родными такие слова, как «Кыргызстан», «Алматы», «Башкортостан» и т. д.
Венцом артикуляционных экспериментов над родным языком должно стать слово «Хальмг-Тангч». Это Калмыкия. Однажды один из руководителей российского государства оконфузился: хотел для пущего протокола выговорить «Хальмг-Тангч», да не смог. Так может, и не надо было?
…Конечно, на самом деле главные дикторы «Дон-ТР» говорят по-русски во сто крат грамотнее, чем любой из журналистов «Города N». И эта статья – не брюзжание по поводу «чистоты языка». Новые лексические заимствования – не столько речевой феномен, сколько примета состояния духа.
Совершенно очевидно, что СССР развалился не от гонки вооружений, а от резинки типа «бабль-гам», от красоты джинсов «Ливайс», от замечательных песен ансамбля «Битлз». Советские идеологи не смогли ничего противопоставить ни бабль-гаму, ни битлам, ни ливайсам.
Нечто подобное – как и положено, в форме фарса – повторяется в последние годы. Только если раньше поклонились Западу, что выражалось в большом количестве американизмов и прочих романо-германских заимствований, то теперь агентами влияния оказываются слова «Ичкерия», «Хальмг-Тангч», «Тыва» и т. д. Возможно, это тоже проявление каких-то массовых комплексов российской интеллигенции: как бы испытывая вину за империализм прошлого, россияне готовы делать культурные уступки в межнациональном общении и коверкать родной язык.
Казалось бы, пустяк: ну, участились случаи употребления нерусских самоназваний, ну, участились случаи употребления предложно-падежных форм, учитывающих инокультурные претензии… Все это незаметно простому наблюдению. Но в массе своей эти маленькие культурные влияния сковывают морально-волевой потенциал новой российской государственности.
Плохо не то, что эти влияния есть. Они и должны быть. Плохо то, что россиянам не всегда хватает гражданской воли воспротивиться этим влияниям. <…>
Возможно, наши дидактические светила, опираясь на тезис об изменении языка в соответствии с социальными реалиями, скоро окончательно признают: правильно говорить «в Украине», а не «на Украине». Видимо, вариант «на Украине» будет признан простонародным, а «в Украине» – литературным, то есть образцовым. Однако, может быть, здесь стоит руководствоваться не только лингвистическими, но и патриотическими соображениями? Право же, «простонародный» вариант в данном случае лучше, потому что «простой народ», который имеется в виду, – это народ, родивший русский язык.
Дикторы центрального телевидения, кстати, болезнью заимствований давно переболели. Было время при Горбачеве, они тоже упражнялись в произношении «Молдова» и «Кыргызстан». Но сейчас среди профессионалов существует негласная конвенция: говорим по-русски. Пару лет назад в связи с той самой «Беларусью», заполонившей нашу речь, корректоры «Города N» провели производственное совещание и постановили: пишем по-русски – «Белоруссия».
Конечно, в случае с «Тринидад и Тобаго» не отвертишься, придется пользоваться туземным названием, но если есть эквивалентные русские названия, то пусть они охраняют в наших статьях нашу великую культуру.
Будущее России зависит вовсе не от собираемости налогов. Приметы возрождения России будут следующие. <…> Российские хоккеисты будут, стиснув оставшиеся зубы, громить соперника затем и только затем, чтобы над пьедесталом выше всех взвился флаг нашей Родины. Жалостливая российская интеллигенция пожалеет родную культуру, а не чужую, и выступит в защиту родного языка так же горячо, как она выступает порой против статей, подобных этой. Журналисты, политики, а вслед за ними и все русскоязычные россияне станут говорить «Белоруссия», «Киргизия», «Тува»… И вот сразу после этого, на следующий день, самым великолепным образом начнут собираться налоги.
А белорусов мы все равно любим. Потому что – а как же их не любить?[24]24
Еще интересная деталь в развитие темы «речевого низкопоклонничества». Когда готовил статью к публикации и прогнал через программу орфографической проверки, то обнаружил, что компьютер не знает слов «Тыва», «Хальмг-Тангч». Однако его уже научили словам «Кыргызстан», «Молдова», «Беларусь». Видимо, словарный запас орфографической программы была набран после первой – эсэнгэшной – атаки на русский язык. А ведь лет десять назад компьютер подчеркнул бы слово «Беларусь» как неправильно написанное.
Что же будут считать русским языком орфографические программы следующего поколения?
[Закрыть]
Июнь 1997 года.