355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Мирошниченко » Сюжеты Ельцинской эпохи » Текст книги (страница 14)
Сюжеты Ельцинской эпохи
  • Текст добавлен: 15 мая 2017, 19:00

Текст книги "Сюжеты Ельцинской эпохи"


Автор книги: Андрей Мирошниченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Будущее по-прежнему требует усилий

Полгода страна жила ожиданием рокового выбора. Выбор свершился. Казалось бы, можно расслабиться – защитили, мол, демократию. Однако обнажившиеся в ходе предвыборной кампании особенности существующего режима не могут не внушать тревогу за будущее того самого «курса реформ», который возобладал. Государство может вернуться к бюрократическому авторитаризму и без помощи коммунистов – слишком уж оно усилилось. Особенно серьезной угрозой после удачных президентских выборов, после опрометчиво скоротечных процессов федерализации и в связи с предстоящими местными выборами может стать местечковый авторитаризм.

Теперь предстоит присматриваться к новым очагам политического напряжения – Лебедь, Дума, правительство, регионы, ожидаемая инфляция.

Июль 1996 года.

97-й год был потрачен на перетряску аппарата
Губернатор В. Ф. Чуб перетряхивает администрацию после череды победных выборов. 1998 г
1998

Это традиционная ежегодная городэновская статья-отчет, где мы пытаемся высветить главную тенденцию уходящего года (моя сфера ответственности – в политике). А 1997 год был интересен тем, что это был год после выборов всех уровней власти. Тогда сложилось такое действительно странное положение вещей, когда бюрократический аппарат, выигравший в 1996 году выборы на всех уровнях власти, просто потерял всякий страх за свое кресло. Ужас что творилось – такая была победная эйфория и ощущение чиновниками собственной безнаказанности. Одни (местные главы) осмелели оттого, что избрались и губернатору теперь формально не подчинялись. Другие считали, что помогли самому губернатору избраться и теперь могут делать, что хотят. Это было серьезнейшей управленческой проблемой, и уже к середине 1997 года Ростовская область, державшаяся всегда в середняках, вдруг показала совершенно провальные результаты социально-экономического развития. И вот губернатору В. Чубу предстояло решить эту проблему, причем решить в новых условиях – когда уже нет механизмов прямого административного воздействия на избранных местных глав. Именно тогда руководство области начало вырабатывать новые управленческие схемы, основанные уже на управлении информацией и интересами, а не только приказами.

Главным политическим процессом ушедшего года в Ростовской области была борьба губернатора Владимира Чуба со своим собственным аппаратом, расслабившимся после победы Чуба на губернаторских выборах.

Головокружение от успеха

В большинстве местных выборных кампаний переизбирались действующее главы исполнительной власти. Психологическим следствием таких кампаний стало обилие дутой предвыборной статистики, хвалебных материалов о том, что все в Ростовской области хорошо. А если что нехорошо – вот-вот станет хорошо. В течение полугода (осень 1996-го – весна 1997-го), пока шли губернаторские и вслед за ними – выборы муниципальных глав, раздувались достижения и пресекались попытки критики.

Чиновничий аппарат и так не очень-то руководствуется таким критерием, как результативность. А в ходе выборных кампаний результативность совсем уступила место критерию-двойнику – «хорошей отчетности». Если же в течение месяца-двух, отпущенных на предвыборную кампанию, чиновник постоянно упражняется в бравурных рапортах, то после победы патрона на выборах он естественным образом успокаивается, уверует сам в свои благополучные отчеты и начинает бездельничать, воровать и разбазаривать пуще прежнего. А чего бояться, наша ведь взяла! Похоже, именно этот сдвиг в чиновничьей психологии и произошел в начале 1997 года.

И вдруг к июню 1997-го выясняется, что по основным показателям социально-экономического развития в I квартале Ростовская область свалилась в самый низ воображаемого рейтинга регионов. Промышленный спад на Дону составил 25 %! Для сравнения: на Кубани – 20 %, на Ставрополье – 9 %, в Волгоградской области – 4 % и т. д. Во многих регионах подъем. В целом по России подъем составил 0,б%! Хуже Ростовской области оказались лишь несколько регионов с красноречивыми названиями – Таймыр, Чукотка, Бурятия.

Социально-экономической ситуации – ей ведь все равно, чей патрон победил. Ей подавай квалифицированные управленческие услуги.

На фоне предвыборной эйфории и послевыборного благодушия результаты квартала и полугодия прогремели громом. Сразу забеспокоились в Москве: что это там на Дону творится?

Я тебя породил, я тебя и посажу

Должно быть, областному руководству было непривычно и неуютно чувствовать себя в числе отстающих. В середине июня губернатор Владимир Чуб собирает областной «партхозактив», чтобы предварительно подвести итоги полугодия. Собрание можно считать внеочередным и чрезвычайным, так как по срокам оно не совсем соотносится с календарными периодами отчетности. Губернатор сам чувствует какую-то связь между прошедшими выборами и угрожающим ухудшением социально-экономической ситуации. «Я говорил, что мы идем на выборы одной командой, но это не означает индульгенции на пять лет, – заявляет он сподвижникам. – Если будут какие-то нарушения, я стану принимать самые серьезные меры, начиная с вас, уважаемые заместители. Мы все грешим какой-то предвыборной эйфорией. Дела идут плохо не только по объективным, но и по массе субъективных причин».

Аппарат и в самом деле распоясался. На собрании приводятся многочисленные факты злоупотреблений: обильную практику получили договоры фиктивного страхования, давшие вторую, и гораздо более приятную, зарплату некоторым чиновникам; на фоне экономического спада на 10 % возросла экономическая преступность; зафиксировано 103 факта получения взяток. А бюджетные сборы исполняются на 40–50 %. Владимир Чуб прямо угрожал подчиненным, что передаст все материалы «в первый ряд» (где сидели начальник УВД и областной прокурор), если нерадивые чиновники не одумаются и не возьмутся за выправление ситуации.

Еще более резкие обвинения в адрес собственного аппарата произносил В. Чуб через пару недель, в начале июля. Видимо, Москва все больше высказывала неудовольствие по поводу состояния дел на Дону. Незадолго перед повторным собранием губернатор имел неприятный телефонный разговор с президентом. «Мне стыдно было разговаривать с президентом, – сказал В. Чуб, открывая совещание. – Президент очень обеспокоен. Хуже нас только автономные округа».

Опять губернатор сослался на пагубность выборных привычек чиновников. «Приучили глав… – заявил он, имея в виду привычку местных глав просить дотаций в области, а не искать денег у себя в районе. – Я понимал, что делал зло, но важно было решать выборные задачи. Это уже в крови у нас».

В речи губернатора прямо звучали необычные подтексты: хватит, мол, воровать и разбазаривать, а то плохо будет! Для пущего устрашения на арену был выпущен начальник контрольного управления области Валерий Хрипун, доклад которого походил на криминальную сводку: необоснованное завышение тарифов, нецелевое использование средств, раздутые штаты, расхищение бюджетных денег. Да все с фамилиями, многие обладатели которых сидели тут же, в зале. Впервые увидевшие такой откровенный разнос, журналисты радовались и ужасались фактуре. А губернатор напоследок опять пригрозил: «Предостерегаю в последний раз!»

Где моральный кодекс строителей капитализма?

Надо сказать, что вся эта критика смотрелась довольно странно. Власть обличает как бы сама себя (что по местным меркам смотрится необычно), да еще в присутствии журналистов. Видимо, губернатор, которого вообще-то трудно обвинить в пристрастии к публичным выступлениям, преднамеренно сделал эти разносы открытыми, чтобы встряхнуть свой аппарат посильнее, добавить неприятных ощущений с помощью прессы.

Областной руководитель впервые столкнулся с управленческой проблемой не институционального (хороший режим или плохой), а психологического и даже культурного характера. Качество человеческого материала команды, победившей с ним на выборах, оказалось таково, что в условиях послевыборного расслабления бессовестность, нерадивость и косность взыграли с особым размахом. Ибо после победы на всех выборах естественных ограничений для этих чиновничьих пороков вроде как и не осталось. А «социально-экономическая ситуация» трещит по швам, и Москва смотрит на былого хорошиста строго. И губернатору пришлось придумывать новые способы укрощения распоясавшегося аппарата.

Кстати, сами чиновники, особенно самоизбранные местные главы, оценивали потуги губернатора весьма скептически и даже втихаря огрызались на губернаторские эскапады. Непосредственные подчиненные Чуба рассчитывали, видимо, еще постричь купонов от того, что были с ним в одной команде на выборах. Местные же главы наверняка уповали на независимость, данную им всенародным избранием. В общем, сами по себе публичные разносы вряд ли привели бы к желаемому результату. Надо было угрозы чем-то подкрепить.

Пришла беда – отворяй ворота

Конечно, основные перипетии борьбы губернатора со своим аппаратом от глаз общественности были сокрыты. И вот из глубин этой сокрытости вдруг стали появляться слухи о нездоровье губернатора.

Надо сказать, что Ростов в точности повторяет московские события: выборы президента – выборы губернатора; болезнь президента и все, что с этим связано, – болезнь губернатора и все, что с этим связано. Официальных сведений о болезни губернатора не было, было известно только, что у него больное горло, слухи стали доносить, что в конце сентября ему поставили какой-то плохой диагноз и он может отойти от дел.

В таких условиях задача усмирения аппарата вообще трудноразрешима – аппарат уже стал втихомолку делить места под будущего губернатора.

Не загадывай, а то проиграешь

Естественно, стали обсуждать кандидатуру вероятного преемника. Согласно молве, на эту роль естественным образом могли бы претендовать областной премьер Анпилогов, представитель президента Усачев, руководитель аппарата Кузнецов. Из фигур второй очереди в вымышленный список попали ростовский и таганрогский мэры Чернышев и Шило и даже почему-то яблочный депутат Госдумы М. Емельянов.

Теперь, когда все прошло и успокоилось, интересно оценить шансы этих кандидатур. Безусловными лидерами считались Анпилогов, Усачев и Кузнецов. Ростовский Чубайс (в смысле аппаратных умений) Сергей Кузнецов, конечно, является грамотным игроком, и практически все областные назначения проходят через него, а это немало. В последнее время он стал заметно больше внимания уделять публичной политике, видимо, чувствуя, что одними аппаратными усилиями карьеры не сделаешь. С другой стороны, Кузнецова считают «серым кардиналом», а перейти из этого качества в роль «политика прямого действия» нелегко, если не невозможно.

Впрочем, на статус «серых кардиналов» может претендовать вся эта тройка. У Виктора Усачева и Виктора Анпилогова тоже есть свои аппаратные вертикали и свои группы поддержки. Но наибольшую известность в народных массах, пожалуй, имеет представитель президента В. Усачев. Однако это преимущество вряд ли стало бы решающим, если бы он в гипотетической ситуации соперничества не сумел бы договориться с «друзьями-соперниками».

Мэры Чернышев и Шило в отличие от первой тройки имеют хороший опыт публичной политики и всеобщих выборов (правда, выборы эти проходили в тепличных условиях). Голоса родных городов этим мэрам в какой-то мере обеспечены (преимущество у Чернышева – в Ростове больше избирателей), но на поддержку глубинки они вряд ли смогут рассчитывать (особенно Чернышев – из-за всегдашней нелюбви «провинции» к «столице»). Что же касается Михаила Емельянова, то он, безусловно, политик из структур законодательной власти, откуда перейти на пост единоличного главы исполнительной власти вряд ли кто решится (и вряд ли у кого получится).

Кстати, «занесение в списки» слегка затруднило жизнь М. Емельянову. Точно также мог испытывать дополнительную неприязнь со стороны отдельных областных ведомств и ростовский мэр. Да и в триумвирате наверняка происходило тревожное прощупывание друг друга.[18]18
  Нет ничего более тревожащего для видных сановников, чем публичное обсуждение их карьерных перспектив. Некоторые из поименованных, как мне известно, после этого «анализа» их «губернаторских» претензий стали даже наводить обо мне детальные справки и подозревать в «заказе» этой статьи… друг друга. Наверное, и на просвет читали, и справа налево. Впрочем, с этой ситуацией – с поиском преемника – Ростовской области пока еще только предстоит столкнуться. И даже трудно сказать, как скоро.


[Закрыть]

Дело в том, что при всем видимом иерархическом единстве в аппарате власти всегда есть внутрикомандные кланы и группировки. Между ними нет вражды, есть здоровая конкуренция за право влиять на решения Владимира Федоровича. Латиняне это называли «разделяй и властвуй», сейчас же это называется «система сдержек и противовесов». При наличии сверхфигуры губернатора эта система работает более-менее согласованно и стабильно. Но совершенно очевидно, что в случае неожиданных перевыборов все «друзья-соперники» быстренько перессорились бы и не смогли бы выступить коалицией «курса реформ».

А это значит, что на теоретических выборах победил бы самый главный и самый давний кандидат – лидер коммунистов Леонид Иванченко. Осенью коммунисты заметно оживились (что полезно для них в любом случае: все равно надо участвовать в выборах в областное Собрание).

На Дону сложилась тяжелая социально-экономическая ситуация, губернатор нездоров – в этих условиях коммунисты просто обязаны были раздувать слухи про тяжелую болезнь губернатора и грядущие перевыборы, чтобы разогреть местную публику и обратить внимание Москвы на возможность перемен в Ростовской области. В самом деле, при случае коммунисты вполне могли бы сторговаться с Кремлем и получить Ростовскую область (от которой, по их мнению, при Чубе осталась «одна треть») в обмен на принятие бюджета или, например, Налогового кодекса. Возможно, широким распространением слухов о нездоровье В. Чуба Ростовская область (да и в Москве уже поговаривали о болезни ростовского губернатора) обязана именно коммунистам. Им это больше всего выгодно.

Так что осенний отпуск губернатора, который связывали с его болезнью, никак не поспособствовал укреплению аппарата. И даже наоборот. Как всегда в выборной (псевдопредвыборной) ситуации, в правящем лагере пуще прежнею развернулись интриги, подкопы, возродились двойная мораль и тревожные ожидания. Заволновались финансово-промышленные магнаты, бизнес которых зависел от благосклонности властей, и стали чуть ли не открыто подыскивать подходящих преемников.

В общем, куда уж тут до управления социально-экономическими процессами. (Надо оговориться: конечно, все вышеописанное – ерунда и домыслы. Никто из вышеназванных деятелей ничего такого о перевыборах и думать не думал, и вообще такой ситуации и в помине не было. Да и как можно-то? Это все враки от журналистов.)

Вот приехал барин и рассудил

В начале декабря надежды коммунистов на скорые перевыборы губернатора рухнули. Владимир Чуб появился на сессии областного Собрания, и хотя говорил по-прежнему с хрипотцой, но выглядел отлично – свежо и бодро. В отпет на предложение депутата Бовы пояснить слухи о своем нездоровье Чуб рассмеялся и дал понять, что недругам «надеяться не на что». В эти же дни с опровержением слухов выступили представитель президента В. Усачев и спикер Собрания А. Попов. В общем, тема угасла практически мгновенно.

Весь год, несмотря на отсутствие или присутствие губернатора, в области продолжалась реорганизация областной администрации. Еще в конце выборного 1996 года некоторые областные департаменты были реорганизованы в министерства, чтобы у области были свои министры, как у «взрослых» субъектов федерации – республик.

Но настоящая реорганизация была связана с беспрецедентными кадровыми перестановками. В течение года из администрации ушли заместители губернатора и министры: Кобцев, Хомяков, Гребенюк, Овчаров. Пришли Степанова, Хижняков, Швалев, Литвинов, Станиславов. На уровне вице-губернаторов поменялись руководители всех основных направлений – сельского хозяйства, промышленности, строительства.

Кадровые перестановки не коснулись лишь финансово-бюджетного направления, да укрепили свои позиции руководители аппарата С. Кузнецов и В. Хрипун; к ним присоединилась З. Степанова. Было усилено направление работы по связям с общественностью: опытная Н. Бабич возглавила свежесозданный департамент по печати и телерадиовещанию, а на ее место пресс-секретаря пришел Л. Ковалев; эти назначения тоже считают сильным решением губернатора.

Сохраняет свой пост первый вице-губернатор и премьер областного правительства В. Анпилогов. Но появление второго первого вице-губернатора Ивана Станиславова уже породило слухи о судьбе первого первого. Иван Станиславов явно получил от губернатора очень серьезные полномочия, он проводит в отсутствие Анпилогова заседания правительства. Возможно, тренируется.

Своих побили. Забоятся ли чужие?

Наиболее серьезные кадровые перестановки произошли как раз после череды летних губернаторских нагоняев. В. Чуб показал нерадивым сподвижникам, что команда может обновиться не только в результате выборов. Так что хватит бездельничать.

В условиях послевыборной эйфории («на пять лет теперь все дозволено») это были самые эффективные способы воздействия на разгулявшийся аппарат. Конечно, судить о влиянии кадровых перестановок на социально-экономическую ситуацию еще рано, но на умы чиновников третьего-четвертого эшелона такие перемены не могли не повлиять. Да многих уже и снесло этой кадровой волной.

Журналист всегда рискует, хваля кого-либо, но все же надо признать: губернатор выдержал испытание своего аппарата «медными трубами». Теперь, и в Кремле могут убедиться, что на Дону ситуация под контролем и необходимые меры вроде бы приняты.

Жаль только, что для этого понадобился целый год, в течение которого собственно управление социально-экономическими процессами в области было просто провальным. Весь год был посвящен, по сути, аппаратным разбирательствам да финансовым авралам (пенсии, недоимки, зарплаты бюджетникам). Кредитов набрали выше крыши. За послевыборный год успели еще больше окрепнуть олигархические связи, в результате чего успешно развиваться могут лишь несколько больших проектов. Не получив должного внимания со стороны властей, инвестиционный потенциал региона растрачивается впустую.

Говорят, что президент первый срок работает на перевыборы, а второй – на историю. Губернаторство двумя сроками не ограничено, но все ж таки Владимир Чуб губернаторствует уже второй срок. Проблемы с командой вроде удалось уладить. Сразу в начале нового года администрация предложила областному Собранию законопроект о поддержке инвестиционной деятельности. В российском правительстве 8 января утверждена программа социально-экономического развития Ростовской области, предполагающая государственную поддержку инвестпроектов донских предприятий. Все это хорошие предзнаменования: похоже, в 1998 году власти, изрядно обновившись, смогут уделить больше внимания развитию местной экономики.

Январь 1998 года.

Кумовская Россия vs правовое государство
О борьбе россиян с веяниями европейской демократии. 1999 г
1999

Многие ценности перестройки, столкнувшись с российскими реалиями, дали странные метаморфозы. В этой статье рассматривается конфликт пресловутого «правового государства» с традиционным укладом российского общества, где главные вопросы решаются не по праву закона, а по праву знакомство.

В России созданы все необходимые демократические институты: выборные президент и парламент, многопартийность, местное самоуправление и т. д. Однако существуют эти институты как будто в специально выделенном пространстве. Страна же на самом деле живет по каким-то иным законам.

Кумовство спасает провинцию от беспредела

Открытие дела, получение кредита, защита от бандитов, приобретение дома или машины, обучение детей в приличном месте и многое другое – для всего этого есть правовые, социальные и экономические механизмы, установленные государством. Но все знают, что решение больших и малых жизненных проблем эффективно лишь тогда, когда есть нужные связи.

Знакомство с нужными людьми, прямое или через общих знакомых – вот главный социальный капитал россиянина. Перекрещивание этих знакомств образует квазиобщественную систему неформальных связей, основанных на кровном или приобретенном родстве, совместном обучении или работе, принадлежности к определенной территории и т. д. В русской традиции это явление называют кумовством.

Члены кумовского сообщества связаны некими взаимными обязательствами, которые предполагают обычно обмен услугами. Кто чем располагает, тот тем и должен порадеть за своего (естественно, с поправкой на иерархический статус), зная, что в нужный момент и за него порадеют. И это не «услуга за услугу», а потому что «свои люди», потому что так прилично между «своими».

Кумовская мораль крепко держит ценз – как прилично и неприлично поступать. Если кто-то поступит неприлично, то он рискует впоследствии потерять возможность пользоваться услугами членов кумовского клана, а то и стать отверженным, скатиться по социальной лестнице. Кстати, не зря местечковые сообщества боятся «залетных отморозков» – те не включены в систему взаимного морального сдерживания и потому несут угрозу кумовской общественной упорядоченности.

Сегодня именно кумовство спасает небольшие сообщества от криминального беспредела. Как бы ни кривились цивилизованные люди по поводу азиятских обычаев российской глубинки, но именно провинциальное кумовство остается единственным, если не последним, моральным предохранителем против тех способов конкуренции, которые применяются в столице.

В Москве нет достаточной плотности кумовских отношений: слишком большое разнообразие интересов, да еще и географически многие представленные в Москве интересы имеют немосковскую прописку, нет чувства сбережения «своего» места и т. д. От этого действуют законы дикой конкуренции: расчистить место, подставить, кинуть, убить «чужого» – не зазорно. А если так, то потом возникает соблазн и со «своими» не церемониться…

В провинциальных кумовских сообществах этого нет и вряд ли появится, потому что «у нас так не принято», «у нас свои обычаи». Как ни парадоксально, эти пресловутые «рука руку моет», «круговая порука», «как не порадеть за родного человечка» – последний рубеж, на котором удерживаются общественные представления о приличии, последний рубеж человечности.

Делай что прилично – и будешь членом кумовского клана и сообщества кумовских кланов со всеми вытекающими отсюда благами и оберегами. Если будешь прилично и подобающе себя вести, то с возрастом будешь подниматься вверх по кумовской иерархии, так как ее верхние этажи естественным образом освобождаются. Размеренный, благообразный и надежно упорядоченный ход жизни, который принципиально не нуждается в юридическом регламенте. Закон такому обществу не нужен! Закон не учитывает человеческий фактор, он сделан для незнакомых между собой людей, он принципиально бесчеловечен.

Закон – это предъявленная форма регламента для сообществ, размеры которых не позволяют действовать кумовскому регламенту. Закон – регламент более крупного сообщества, где все не могут быть знакомы со всеми, пусть бы и через общих знакомых. Поэтому кумовское сознание, в принципе, признает верховенство закона. Но это лишь дань кумовского общества цивилизации. На самом же деле кумовство принципиально противостоит закону, нарушает закон (но «по-приличному»; приличия надо соблюдать!). В своей вотчине (а этой вотчиной остается вся Россия в масштабе местечек) кумовской регламент главнее, потому что ближе к телу – из-за своей человечности, хоть и понимаемой по-азиатски. Такой вот двойной стандарт – закон вроде выше, а кумовской регламент главнее.

Правовой регламент предписывает и карает, традиционный или обычный (основанный на обычаях) регламент тоже предписывает и карает. Правовая мораль судит с точки зрения «законно – незаконно», обычная мораль судит с точки зрения «прилично – неприлично». Где-то посередине, по идее, должна находиться общественная мораль, которая должна удостоверять, с одной стороны, прямую зависимость между «приличным» и «законным», а с другой – прямую зависимость между «неприличным» и «незаконным».

Но если обычный регламент противостоит правовому, то куда склонится общественная мораль? Какими общественными предписаниями руководствоваться человеку, если он видит, что от бандитов, например, лучше защитят кумовские связи (даже с теми же бандитами), чем закон? Если бизнес успешнее делать в соответствии с кумовским, а не правовым регламентом? Социальная практика показывает: эффективно то, что «прилично» по кумовскому регламенту, а не то, что «законно» по правовому регламенту. По полному кругу жизненных проблем кумовской регламент оказывается эффективнее, надежнее и человечнее правового.

Так возникает конфликт, в ходе которого кумовской регламент становится теневым, а правовой регламент просто предъявляется на уровне публичных или политических отношений. Оба института не в силах подчинить друг друга. В конце концов в конфликте правового и кумовского сознания наступает своего рода паритет, устраивающий всех, – правовому сознанию удобно быть фасадным, кумовскому сознанию удобно быть теневым.

Теневая экономика как спасение от реформ

Зависимость «теневое реально и эффективно, реальное и эффективное – в тени» постепенно укрепилась. Правовая, «белая» экономика разрушается, а теневая экономика амортизирует для рядового человека последствия этого разрушения. Безумные налоговые и экономические законы, которые в принципе не могут быть подкреплены общественной моралью («законно-прилично-эффективно»), выбрасывают человека на улицу, где его, если он хоть на что-то способен, подбирает теневая экономика, которая дает ему рабочее место на рынке или в банде. Так возникает теневой рынок труда, который питает теневую экономику, с ее теневым налогообложением, теневым оборотом капитала, теневыми «правоохранительными» органами и т. д. Там люди находят спасение от реформ. Как кумовская мораль спасает провинцию от криминальной анархии, точно так же теневая экономика спасает более-менее проворного человека от разрушительного последствия экономических реформ. Если бы не теневая экономика, социальный протест уже давно приобрел бы масштабы революции. Ну а так протестуют только те, кого не пригрело теневое государство, кто пал жертвой государства номинального: шахтеры, учителя, военные…

Так что теневая экономика, произросшая в результате противостояния кумовского и правового регламента, является важнейшим амортизирующим социальным фактором. Она компенсирует моральное и психологическое отставание общества от реформ государственного устройства.

Есть, однако, какое-то ощущение ненормальности всего этого…

Не может, или, лучше сказать, не должно государство быть сиамскими близнецами, из которых один – тупой красавчик на показ Западу, а другой работоспособный урод для внутреннего пользования.

Извращение ориентиров

Почему-то так сложилось, что закон социально неэффективен. В правовом поле эффективным оказывается вовсе не то, что является эффективным на самом деле.

Перевернутость критериев эффективности породила, к примеру, такое чудовищное явление, как долговая экономика. Во всем мире официальным критерием экономического успеха любого предприятия является объем капитала. У нас – объем долгов. Долги являются средством перекупки или перераспределения собственности, напитывают (и успешно!) экономические и хозяйственные связи, циркулируют на специфическом рынке долгов, на котором они перепродаются с конечной целью предъявить их государству. А государство предъявляет долги Западу, чтобы получить новые долги и вложить их обратно в свою экономику.

Удостоверением «приличного» социального и государственного статуса предприятия является вовсе не объем капитала, а размер долга. Если у тебя большие долги, значит, ты точно имеешь бюджетообразующее значение – это самый верный критерий. Новое предприятие может стать значимым только в том случае, если сразу же обретет огромный пакет долгов. Кумовские связи предпринимателей используются для того, чтобы получить от власти побольше долгов. Но такое удается немногим, поэтому среди новых предприятий очень мало солидных… Самое страшное, что об этом феномене все реже говорят как о ненормальном явлении.

Государственная шизофрения приобретает устойчивость, самовоспроизводится, грозит стать главной чертой национального менталитета. Просто поразительно, насколько порой естественно лгут ответственные лица, с пафосом говоря о том, что на самом деле совершенно наоборот! И они знают, что наоборот, и все знают, что наоборот, и все знают, что они знают, что наоборот, но это никого не смущает. Гражданское двуличие, двойная мораль пронизали все сферы общественной и частной жизни. «Прилично» вовсе не обязательно «законно», публично вовсе не то, что есть на самом деле, двойные стандарты эффективности смещают оценочные акценты, раздваиваются общественные ориентиры, люди не стремятся к тому, о чем объявляют, и не объявляют о том, к чему стремятся…

Когда традиции отстают от законов

Как возник этот разрыв между правовым и обычным регламентом? Очевидно, что кумовство было всегда, и в России есть некая предрасположенность к воспроизводству противостояния между кумовским и правовым регламентами. Реформы неимоверно увеличили этот разрыв.

В советское время тоже существовала двойная мораль. Но реформаторы взялись реформировать не мораль, а государственную правовую систему, строить «правовое государство». Видится в этом что-то монетаристское. В экономике монетаристы стоят на том, что прежде всего необходимо сформировать финансовую систему, а экономика сама собой перестроится нужным образом. Саморегулирующийся, мол, рынок. Нельзя сказать, чтобы получилось… Нечто подобное было и в сфере общественных отношений: реформаторы полагали, что надо создать демократические законы и институты, а общество потом само собой перестроится нужным образом, породит соответствующую общественную мораль.

Не то чтобы не получилось, а получилось прямо-таки наоборот – вроде все необходимые демократические формы (многопартийность, президентство, парламентаризм, выборность и все, что с этим связано) есть, а демократического содержания в обществе нет, да и человеческий облик утрачивается. Правовой регламент рванулся вперед, обычный регламент откатился назад – к архаичным откровенно-кумовским формам.

Но коль скоро они обречены сосуществовать, то в образовавшемся разрыве двойная мораль достигла чудовищных масштабов. Чем больше разница потенциалов, тем выше напряжение шизофрении. Каждое новое правовое установление тут же порождает теневое установление, предписывающее, как его обходить. Это даже уже обычаем стало: при появлении каждого нового закона обсуждать перспективы, возможности и даже оптимальные механизмы его неисполнения (можно вспомнить, например, уже не режущие слух дискуссии и публикации о схемах ухода от налогов, способах фальсификаций на выборах и т. д.). Получается, что чем больше правового регламента, тем больше и теневого? Сколько общество еще выдержит, прежде чем станет буйнопомешанным?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю