Текст книги "О моём перерождении в сына крестьянского 1 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Спрятаться? Ну... сныкаться в подполе – идея уж слишком очевидная. Наверняка подпольных сидельцев тоже выжгут. Если вообще последовать этому выбору без выбора, лучше использовать колодец: он глубже. А я вдобавок могу дополнить эти смертельные прятки кое-чем ещё. Только действовать надо очень быстро и очень решительно. Когда эта шестёрка закончит с лёгкими мишенями и займётся поиском выживших, мне надо будет закопаться поглубже.

Один долгий миг я ещё колебался. Спасаться в одиночку или попробовать вытащить семью? Мои новые родители не вызывают у меня особо тёплых чувств. Это необразованные, грубые и ограниченные люди, не особо симпатичные. Но трудолюбивые, а мать ещё и заботлива. Да, они обычные и скучные, но они же не я – и не выбирали стать такими. И уж точно не заслужили насильственной смерти задолго до окончания положенного природой срока. Что можно сказать и о моей мелкой сестрёнке... невинном и милом даже существе, прямо сейчас тихо пускающем пузыри в люльке...

Так что же – спасать?

Нет.

Был бы я постарше и посильнее, хоть немного – мог и попробовать. А так... я совершенно не уверен, что сам-то смогу сделать задуманное, без всяких отвлекающих факторов. Да, попытка помочь родителям или хоть сестре – это очень правильно и героично, но при этом так тупо, что даже не смешно. И родным не помогу, и сам сгину.

Может, одну сестру я бы и потянул, вытащил, спас, но... что мне с ней делать потом, на пепелище, когда она будет орать от голода? Смотреть, как кроха загибается без молока?

Решено: бегу один. А над ними пусть смилуются добрые боги, если они вообще есть в этом мире.

Я подхватил одеяло (вообще-то просто кусок грубой, вдвое сложенной холстины, половина которой делала чуть мягче скамью, на которой я спал, накрываясь второй её половиной) и выскользнул из дома во тьму ночи, разбавленную тревожным мерцанием пламенных отсветов. По тёплому времени дверь никто не закрывал, так что не нашуметь оказалось просто.

И тут, стоило мне оказаться за порогом, как меня лизнуло волной очередной награды за деяния:

Получена особенность: Сирота по Выбору (ранг С – необычный)

В раннем детстве, задолго до обретения самостоятельности, вы отказались от семьи.

Преимущество: естественный порог развития параметра воля получает бонус +2 (2 → 4)(текущее значение – 2). Возможно повышение воли до 6 без штрафа, но с обычными ограничениями.

Недостаток: естественный порог развития параметра харизма уменьшен на 1 (4 → 3) (текущее значение – 3).

Вот так, да?

Ладно. Потом подумаю об этом. А то мне ещё в колодец лезть, стараясь не обронить «одеяло», и очень активно применять толком не отработанный кантрип. Как говорила с экрана одна Вивьен Ли, «я подумаю об этом завтра». Если выживу.

Мудрый человек, живший тысячи лет назад и не в этом мире, заметил: нужда – мать изобретательности. Вот и я почти без раздумий совместил решение сразу двух проблем в одном действии. Говоря проще, обмотал своим «одеялом» колодезную верёвку. Так и шанс, что холстина свалится в воду, практически исчез, и хват моих не особо сильных рук на верёвке стал крепче. Не хотелось бы рассадить по-детски нежную кожу на ладонях, ой не хотелось бы... а что до ведра – его я придержал усиленной Волшебной Рукой: той самой, которая соответствует чарам первого круга. И которая сейчас сыграла роль скорее Падения Пёрышком.

Конечно, на первом этапе своего побега под землю, быстро, но плавно опускаясь в колодец, я из-за этого чувствовал себя немного Мюнгхаузеном. Но странные ощущения – это скорее специфический выверт психики, своеобразная попытка к бегству от жуткой действительности. В глубину колодца звуки сгорающей, бессильной и умирающей (убиваемой) деревни доносились с лёгким искажением, но легче от этого не становилось. Наоборот. Я сморгнул слёзы (проклятое детское тело!) и усилил действие Волшебной Руки, сосредотачиваясь на происходящем в море маны.

(Кстати, первоуровневое заклинание – это уже не заговор-нулёвка. Мой резерв тает: не слишком быстро, но всё равно ощутимо. Пора приниматься за дело).

Вытянув один только указательный палец правой руки, я удлинил его незримым, но очень острым лезвием, которым и рубанул по стенке колодца, по одному из скользких брёвен. А затем рубанул снова. И снова. И снова. Вот она, сила магии в наглядном выражении: едва ли здоровый мужик с топором на моём месте смог бы справиться с такой же работой, даже имея прочную опору под ногами.

Хотя местные-то мужики, имеющие в силе хотя бы четвёрку, пожалуй, смогли бы...

Делать полноценный проход я не стал. И времени мало, и мана тает. Впрочем, в широченную – особенно для пятилетнего – щель на месте средней части одного из брёвен я протиснуться мог; а большего и не нужно. Вот колыбель сеструхина сюда бы не пролезла... чёрт, время! Вырубленную часть бревна я, избавившись от силового клинка на пальце, аккуратно спустил в воду обычной версией Волшебной Руки. И принялся рыть землю за щелью. Не руками, разумеется – они у меня нынче коротки – а помянутым выше неотработанным заговором Лепка Земли.

(Да, среди дээндэшных кантрипов есть обращающиеся ко всем стихиям. Есть воздушный Шквал, есть Формование Воды, есть Власть над Огнём – и Лепка Земли, ага. Но в моём рациональном сознании плохо помещалась мысль о том, что у земли есть некая особая стихийная сущность, через обращение к которой можно добиться некого особого эффекта. В итоге вместо Лепки Земли у меня снова получилось нечто странное, больше похожее на очередную вариацию Волшебной Руки – просто оптимизированную под сравнительно неспешные, грубые и мощные манипуляции с уменьшенным диапазоном. Сдвинуть, сжать, разрыхлить, изъять отсюда и пересыпать туда – такое. Причём оптимизация вышла кривоватой и затратной... но сейчас лишь этот неотработанный заговор отделял меня от смерти).

Первые этапы серединной части плана спасения потребовали от меня всего пары минут. Копать с помощью магии тоже можно быстро. Быстрее, чем работает мужик с лопатой, да. В общем, я прорыл себе в стенке колодца щель с габаритами ноль три на ноль пять на метр (высота-ширина-глубина). Быстренько убрал холстину с верёвки и, сложив вчетверо, набросил её на дно щели, куда затем перебрался и сам. Тихо выдохнув, использовал вторую Волшебную Руку, чтобы намотать верёвку на колодезный ворот – причём первую, повышенно прожорливую Волшебную Руку, которой я держал ведро и самого себя, я при этом с большим облегчением развеял. Очень вовремя: в резерве оставалась едва ли четверть от полного объёма.

Так. Срединная часть плана спасения – всё. Помедитируем, восстанавливаясь...

И параллельно прикинем, что делать с особенностями.

Что Адепт-самоучка, что Сирота по Выбору – хорошие особенности. Вкусные и полезные. Вот только жизнь моя сделала резкий разворот, и в свете этих событий надо бы вспомнить про некоторые факты. Причём в сочетании.

Факт первый: я достиг лимита на число особенностей. По хорошему, на четвёртом уровне их можно иметь только три, ещё одна досталась мне из-за моей самой первой особенности –Сохранивший Осколки Памяти. Но сейчас это уже потолок, пятой особенности мне раньше уровня так восьмого не видать.

Факт второй: число и качество особенностей напрямую влияют на качество класса, предлагаемого на десятом уровне.

Факт третий: особенности равного ранга можно сливать в особенность посильнее, а то и рангом выше. А ещё можно, чтобы усилить особенность или уменьшить её недостаток, влить в неё особенность, что уступает на ранг. Само собой, как обе сливаемые, так и вливаемая особенность теряются.

Обычно слияние особенностей невыгодно. Точнее, при таком размене теряется количество, но зато выигрывается качество. Меньше особенностей, меньше бонусов – зато сами особенности лучше, а их бонусы мощнее (впрочем, связанные недостатки обычно тоже). Потерять Адепта-самоучку с его бонусом к контролю мне совсем не хочется... а вот Сирота по Выбору скорее мозолит глаза. Бесит даже. Но...

Если я волью четвёртую особенность во вторую, Сироту по Выбору в Хитрую Мимикрию – это мне мало что даст. Большого усиления, я чувствую, мне не получить, а что до недостатка... в моих-то условиях этот недостаток – скорее преимущество.

Если же сливать две необычных особенности в одну... впрочем, при слиянии можно выбирать итоговый вариант. Может, мне удастся не утратить, а преобразовать Адепта-самоучку?

Решено: пробую!

Начато слияние особенности Адепт-самоучка (ранг С – необычный) и особенности Сирота по Выбору (ранг С – необычный)...

Слияние завершено.

Особенности Адепт-самоучка и Сирота по Выбору утрачены.

Получена особенность: Адепт-одиночка (ранг С – необычный)

Вы стремитесь к полной самостоятельности как в занятиях магией, так и в отношениях с людьми... что многим не нравится.

Преимущество: естественный порог развития параметра контроль получает бонус +1 (5 → 6) (текущее значение – 7). Преимущество: естественный порог развития параметра воля получает бонус +1 (2 → 3) (текущее значение – 2). Возможно повышение контроля до 9 и воли до 4 без штрафа, но с обычными ограничениями.

Недостаток: естественный порог развития параметра харизма уменьшен на 1 (4 → 3) (текущее значение – 3).

Вот оно как.

Преимущества суммировались, заодно слегка усохнув, недостатки сохранились, а особенность, полученная в итоге, стала чуть лучше. Всё ещё не ранг В, но уже куда ближе к нему.

А ещё, пока я тут валялся и занимался прокачкой, у меня практически восстановилась мана. Так что пора копать дальше. В идеале – так глубоко и далеко, чтобы меня не заметили. А если всё-таки заметят, то чтобы поленились выковыривать.

И да: надо организовать воздуховоды, чтобы не задохнуться тут ко всем чертям. Очень глупая смерть могла бы получиться. К счастью, моя версия Лепки Земли мало похожа на ролевую, так что наделать узких, изогнутых каналов, ведущих на поверхность далеко за пределами прямой видимости, мне будет не сложно. Как и устроить через них лёгкий сквознячок. Это оригинальная Волшебная Рука не могла ничего сделать с воздухом, – а вот моя, которая скорее телекинез, этого недостатка лишена.

Ну-с, приступим.

Следующие десять минут я упорно, как сумасшедший крот, закапывался всё глубже. Раздвигать плотную, глинистую почву предсказуемо оказалось просто с одной стороны и тяжело с другой. Мана на уплотнение земли улетала только в путь. Впервые во второй жизни я так активно расходовал резерв – и так рьяно его восстанавливал. Ведущую в колодец щель я при этом завалил наглухо: выживу – откопаюсь, а если меня или следы моей активности всё же заметят, то зачем упрощать той шестёрке наверху задачу по извлечению одного юного, но перспективного адепта из его бункера?

При этом за счёт уплотнения раздвигаемой земли объём этого, хм-хм, бункера неуклонно рос. На исходе тех самых десяти минут я уже мог встать на четвереньки, а через двадцать минут с момента побега – даже сесть, не наклоняя головы. Забурился я в недра очень даже основательно: до середины водоносного слоя и на добрую треть глубже, чем дно спасительного колодца. Магическим взглядом до поверхности я уже давно не доставал и очень хотел бы надеяться, что и меня с поверхности никто не увидит.

Следующие десять минут я копал каналы-воздуховоды. Для надёжности сразу несколько. Точнее, пять штук. Кривые, старательно имитирующие кротовьи норы. Копал наощупь, вне поля зрения, сам себе тихо удивляясь (хотя да: нужда – мать изобретательности, жить захочешь – не так раскорячишься...). Под конец я облагородил «бункер», выкопав в одном углу ямку для стока воды (после всех этих усилий жажда у меня уже разыгралась, а что будет через час? А через три? А через сутки? Потому что да: сидеть тут я намерен не меньше суток). В другом углу я организовал возвышение из рыхлой и мягкой земли, лёжа на которой, особенно если набросить прихваченную холстину, можно не бояться что-нибудь отморозить. При помощи изменённой Волшебной Руки создал слабый ток воздуха внутрь «бункера», а у потолка при помощи заговора Свет – пятно слабого, подстать огоньку свечи, но ровного и белого сияния.

Всё. Теперь только медитировать и ждать.

Улёгшись на приготовленном возвышении (кстати, лежалось на нём заметно удобнее, чем на лавке – практически как на перине, да: ибо никаких сучков, а все камешки заранее утоплены в стенах) и подумав немного, я погасил Свет. Сильно клонило в сон, но засыпать было как-то стрёмно. Если усну, моя эрзац-вентиляция может остановиться, и тогда я рискую задохнуться. С другой стороны, если те гады наверху будут искать выживших каким-нибудь ментальным радаром, мне лучше снизить свою, так сказать, ЭПР.

В общем, решено: сплю, но вполглаза, стараясь удержать Волшебную Руку от развеивания. Будет мне экстремальная тренировка, ага.

Сплю... уже почти, ещё немного, вот-вот...

...сон мой получился неестественным, слишком чутким – скорее эльфийская дрёма с оттенком глубокой медитации, чем человеческий сон. Однако выспаться всё же удалось.

Выспаться – и спастись.

Потому что проснулся я гордым обладателем седьмого уровня, даже уже на полпути к восьмому. А это с высокой долей вероятности означало, что моё развитие подтолкнул опыт, полученный за выживание в условиях, когда это самое выживание просто не предусматривалось. Ну и за подземные мои подвиги сколько-то накапало, конечно, включая освоение «эльфийской дрёмы» – но если верить ощущениям, самый большой шмат прилетел за то, что шестёрка налётчиков-поджигателей меня не нашла и свалила по своим делам. Жечь новые деревни, не иначе.

Вот как прокачаюсь, как найду уродов...

Стоп. И снова стоп. Прокачайся сперва, мститель-одиночка. Хотя бы до эволюции класса. Тогда уже могут появиться какие-то шансы.

Кстати, за три уровня мне прилетело пять очков развития. И встаёт вопрос: куда эти очки вложить? С учётом изменившихся обстоятельств, то есть способности Адепт-одиночка.

Вопрос, конечно, интересный. Манчкинской душонке традиционно хочется сразу всего, да побольше, побольше, побольше! – но желание это мы подавим железной рукой. План прокачки у меня был, так что проще всего следовать ему и не париться.

Итак, делай раз: качество плюс один, всего семь.

Делай два: сенситивность плюс один, всего десять.

Делай три: восприятие плюс три, всего пятнадцать.

И-и... всё. Больше вкладывать нечего. Причём что сенситивность, что восприятие разом упёрлись в потолок. При исходных семёрке и десятке я просто не могу повышать их дальше без штрафа. А оставаясь существом обычного ранга, восприятие не могу бустить даже со штрафом.

С другой стороны, восприятие 15 – это, доложу я вам, нечто. Особенно при корневой десятке. С ним я ощущаю магию более отчётливо, чем убогие обладатели единички в этом параметре, уже не в восемь раз, как было на двенадцати пунктах параметра. Чёткость восприятия ещё раз удвоилась. Как и его глубина.

Великолепно!

А если учесть ещё подросшее качество маны в моём резерве... кажется, я теперь смогу накладывать на себя простые усиления. То есть ускорять ток крови (или перекрывать – если ранен и надо блокировать кровотечение), разгонять регенерацию, стимулировать активность нервной системы...

Ладно. Эксперименты потом. Сейчас пора выкапываться. И... нет, ровно ничего хорошего меня там, наверху, не ждёт. Но придётся через это пройти.

Потому что других путей нет.

О моём перерождении в сына крестьянского 2

Этап второй

Следующие два года я просидел на пепелище Малых Горок. Вернее, под пепелищем. По здравом размышлении, куда-то бежать и что-то делать я не стал. Смысл? Телом я ещё ребёнок. Причём там, где воюют и заживо людей жгут. Сирота. Круглый.

Ну и кому я такой красивый нужен, кроме себя?

В общем, как я выкопался, так почти сразу и закопался обратно. Только уже без спешки и очень, очень основательно. В отгроханные (а позднее по мере необходимости расширяемые) тайные хоромы я стащил со всей деревни сохранившиеся припасы. С моей первоуровневой Волшебной Рукой я мог тягать и здоровенные мешки, и даже бочки ну очень солидного размера. С частыми перерывами на восстановление маны, но мог. Да, огонь уничтожил многое, но немало при этом и сохранилось – особенно то, что успели убрать в подвалы, подполы и ледники. А мне-то, с моей властью в том числе над холодом, обеспечить сохранность продовольствия большого труда не составило. Самое скоропортящееся я попросту заморозил – и за два года подъел едва ли половину запасов.

Всё же нападение случилось сразу после праздника урожая...

Что изменилось, почему я решил прервать своё достаточно комфортное и при этом плодотворное затворничество? Чего ради я сейчас стою на основательно заросшей дороге, что ведёт от моего мёртвого дома к Верхнему Пореченскому?

Если коротко и без деталей – я задолбался.

Мне не так уж много осталось до восьмилетия (говорили, что моё тело родилось зимой, а сейчас примерно середина осени, так что ждать уже не долго). Учитывая куда более обильное, чем у большинства крестьянских детей, и вполне разнообразное, здоровое питание, а также не менее регулярные и тоже вполне разнообразные физические упражнения, я вымахал довольно-таки недурно. Могу сказать, что мне девять, и едва ли мне не поверят. Даже за десятилетку могу сойти, пусть уже со скрипом.

Но это если я себе экстерьер не подправлю.

А я ведь могу.

Порог десятого уровня и взятие класса давно остались позади. Причём класс я выбрал хороший, довольно разносторонний: Маг Достоверных Иллюзий. Ну да В-ранговые, то есть выдающиеся, классы плохими не бывают. В моём арсенале, помимо десятка заговоров, хорошо отработанных даже с вариациями, есть полноценные заклинания, аналогичные чарам и первого, и второго круга. А если я хорошо сосредоточусь – смогу выдать и мощность, вполне достойную третьего круга. Что, прямо скажем, внушает... для моих лет так тем более.

Мой текущий уровень – тринадцатый. Ранг угрозы – необычный. У меня три общих особенности, причём две из них имеют героический А-ранг, да и третья отстала не сильно; сверх того одна классовая особенность, выдающаяся – собственно, как сам класс.

...и пока я нарабатывал вот это вот всё, я задолбался. Конкретно. Под самую пробку.

Которую, чую, скоро может вышибить с силой, достаточной, чтобы вторую космическую набрать. А может быть, сразу третью.

Достало!

Ещё в первой жизни я по своей натуре был ярко выраженным интровертом. Меня не напрягало, если целую неделю или две приходилось сидеть дома в одиночестве, не перемолвившись ни с кем ни единым словом. Вторая жизнь эту черту даже усугубила, превратив меня в настоящего отшельника. Потому как почти всю её сознательную часть я именно что отшельничал. Помаленьку дичая.

Но пусть проклянут меня все злые боги этого мира, буде таковые существуют, если я рад сидеть под землёй и в очередной раз разносить полигон всяким разным боевым!

Короче, люди. Вы мне нужны, если не для поговорить, то хоть для поругаться. Так что я иду искать.

И кто не спрятался – я не виноват.

– Фить! Пацан! Подь сюды. Ты чьих будешь?

Мелкий, обряженный в довольно чистые, но очень грубо скроенные и неладно сшитые обноски, по возрасту уже почти готовый принять судьбу – а если из ранних-даровитых, то, может, уже и принявший – остановился. Но подходить не стал. Просто медленным, не вполне естественным движением повернул голову на голос. Глянул из-под полуприкрытых век, бросил с полусонной ленцой:

– А ты сам-то чьих, дядя – и зачем интересуешься?

Однорогий Бык (для друзей и краткости просто Бык) насупился.

Происходящее ему разонравилось резко и в полноте.

Когда взрослый мужчина, имеющий рост под притолоку, кулаки в рубцах и неплохо развитый уже класс, обращается к незнакомому и нищему сопляку втрое моложе, этот самый сопляк не может вести себя вот так.

Вообще. Совсем.

Однако же вот, ведёт. Словно ощущает себя сильным, равным, а то и старшим. Ни опаски, ни пристойной и понятной ноты заискивания...

Это неестественно, это необъяснимо. А тем самым опасно.

К тому же сам сопляк выглядел как-то... неприятно. Вот вроде бы всё при нём: не урод, не рахит, не меченый. Волосы тёмные, обрезанные коротко и не особо ровно (самостоятельно ножиком резал, не иначе), глаза тёмно-карие, кожа бледная... хм, если так подумать, то даже слишком бледная, словно он из какого-то подземелья вылез... упитанный и крепкий, насколько можно понять вот так, по одному взгляду. Только всё равно какой-то неприятный. Словно червь дождевой: не опасен, можно брать руками...

Но всё равно не хочется.

Бык даже слегка пожалел, что вообще окликнул этого вот, но слово не воробей. И кореша рядом стоят: всё видят, всё слышат.

Придётся продолжать. А там как пойдёт.

– Я, пацан, из здешних. То есть зареченских. Волчанский. Однорогий Бык меня звать.

Опора на авторитет не помогла. В смысле, ничего не поменяла.

– Рад знакомству, – всё же поворачиваясь навстречу корпусом, но по-прежнему стоя на месте, странновато улыбнулся сопляк. – Ну а я ничей. Вернее, я свой собственный... мальчик.

– Сирота, штоль? Откуда?

– Издалека. Из Малых Горок, что в баронстве Хадер.

– Тю! – выдал один из корешей Быка, а именно Крыс Второй или Корноух. Хиловатый, зато башковитый (за что глава потайников зареченской стороны, Бурый Волк, его и ценил, а Бык внимательно слушал, почти не перебивая). – Так Малые Горки ещё в позатом году сожгли дотла. И жгли шедийские наёмники графа Корбанига, так что выживших там не было и быть не могло.

– Какая замечательная осведомлённость, – сказал пацан, к которому уже даже в мыслях слово «сопляк» лепиться не хотело. – Быть может, уважаемый – уж простите, что не знаю, как вас называть – в курсе даже и того, какие именно шедийские наёмники жгли баронство Хадер?

– А тебе зачем знать?

– Сейчас незачем. Мне так. На будущее.

И добавил странное:

– Мало ли как оно повернётся. Земля круглая, вдруг за углом свидимся? Не с наёмниками, так с тем же графом Корбанигом. У него же тут, в столице, свой домишко есть, а?

– Опасно говоришь, пацан.

– Жить вообще опасно. Но в колодце ныкаться, через трубочку дыша, пока твой дом горит так, что тушить некому, опаснее прям в разы. А слова – это так, колебания воздуха. Стоят ровно столько, сколько говорящий. Так что, уважаемый, новых подробностей про наёмников не отсыплешь? Или про графа?

– Про наёмников нет, а про графа можно, – медленней обычного сообщил Корноух, пристально вглядываясь во внезапного собеседника. – Но у таких слов цена есть, знаешь ли.

– Знаю. И готов проставиться хорошим пивом на всю честную компанию... для начала. Чтобы не на сухую разговоры разговаривать.

– Пацан, да у тебя ж нет на пиво, – не выдержал Бык.

– Есть.

Откуда появилась серебруха, Бык не углядел. Но появилась. Прозвенела-заблестела, запущенная в воздух с ногтя, упала на ладонь. Якобы деревенский якобы из Малых Горок накрыл её второй ладонью, развёл руками с широко расставленными пальцами, повертел кистями туда-сюда. Улыбнулся щербато.

Нет монетки.

– Ловко, – признал Крыс Второй. – Ладно, пойдём в пивную, посидим да погутарим.

– Ведите, уважаемые!

– Не. Ты вперёд, мы следом. Сперва туда, к домине о трёх поверхах, а там укажем, куда свернуть.

– Ну, можно и так.

Пока шли, угляделось ещё кое-что неправильное. Осанка, например. Черноногие ведь сызмальства сутулы – либо кажутся таковыми – потому как гнут спину и перед землицей, и перед начальством, даже самомалейшим. А пацан не сутул, выя у него для деревенского (или даже служилого, или купеческого) шибко жёсткая. Или вот руки. Не бывает таких у тех, кто ими хоть что-то делает! Нежные ручки, чистые, гладкие. Девичьи прям – и то у тех же швей погрубее, а о прачках и речи нет. В дерюгу одет, притом видно, что ношеную – но пахнет... можно сказать, что не пахнет вовсе. Разве что травами да чуток ещё дымом; и то слабенько так, малоубедительно.

А походка? Тихая да мягкая – чисто тать. Не матёрый, нет – но всё же, как мог бы завернуть под настроение Корноух, «склонность прослеживается».

Чем дольше глядел на нового знакомца Бык, тем крупней становились мурашки, марширующие у него по спине.

Находиться рядом с этим мутным мальцом, словно из разных людей сшитым магом-живорезом Багрового Ковена (из тех, которые ручных монстров на продажу кроят и могут, если не врут шепотки, человека раскроить не сильно хужей), хотелось всё меньше. Даже возможность хлебнуть дармового пивка уже как-то не радовала, если к ней такая вот кумпания приложена.

Но, опять же, слово сказано – не воротишь. Насчёт него всё тот же пацан сказал верно: цена ему та же, что говорящему. И кто попусту треплет языком, тот резко падает в цене.

Место, куда четверо привели одного, в столичном Заречье выделялось не сильно. Дом как дом: основание с полуподвалом кирпичные, притом кирпич – обожжённый, не сырец какой; первый и второй этажи деревянные, чердак под крышей жилой, сама крыша черепичная. Всё как у всех.

Вообще Заречье (если иметь в виду ту часть, которая во втором кольце стен) – вполне приличный конец. Мастеровой да служилый. Вот между вторым и третьим кольцами – там, конечно, да, приличий меньше. А уж что на выселках порой творится... впрочем, вот это недорогое, тихое место внутри второго кольца, где в полуподвале кормят и поят, а на этажах и под крышей углы сдают, тоже не такое простое. Обычное разве что с виду. И если не знать, что пониже подвала с ледником есть ещё один, не всем открытый подвал; а под тем подвалом – два прохода в уже настоящие подземелья.

– Ну что ж, вон там наливают обещанное, – спустившись всей компанией в подвал, Бык кивнул на угловую стойку у задней стены. – И там же платят. Вперёд, потому как в долг тут и мне не нальют. Дерзай!

– Во мне, конечно, есть дерзание, – бросил пацан, – но по такому поводу его расчехлять глупо.

Вновь трюк с малой серебрушкой, появляющейся невесть откуда. Снулый взгляд Толстухи Чи, которую так прозвали по незамысловатой логике полуподвальных остроумцев за телосложение швабры и полное отсутствие того, за что мужчине приятно подержаться. Не спеша подобрав серебрушку, Чи тихо звякнула ею о поцарапанную каменную пластину с вензелем коронного монетного двора. Вензель моргнул и начал переливаться серебром, свидетельствуя подлинность монеты.

Снова подобрав серебрушку, Толстуха бросила её в щель того ящика, что для серебра, и скучным голосом с лёгкой простуженной хрипотцой спросила:

– Чего изволишь?

– Вон тем четырём уважаемым людям – пива с закуской на ваш вкус. А мне – чистой воды и... да: порцию того, чем так завлекательно пахнет с кухни.

– Скоро всё принесут.

Что характерно – принесли. Всё и действительно скоро. Пяти минут не прошло.

– С вашего позволения, – сказал сидящий на скамье пацан, перетаскивая тарелку с высоковатого для него стола себе на колени, – перекушу по быстрому. Оголодал малясь, извините.

– Ништо, – откликнулся за всех Корноух. – Мы понимаем.

После чего бросил в рот солёный орешек и взялся за пивную кружку.

Что пацан ест вовсе не как оголодавший, Бык уже не удивлялся. То есть так-то да: своей ложкой, неведомо откуда появившейся (не иначе оттуда же, откуда и деньга), тот орудовал быстро. Но...

Сама ложка деревянная, что вполне по-бедняцки – только при этом очень тонкой работы. Без лака, просто с выжженным узором по тщательно отшлифованной поверхности черена, и узор такой мелкий, что не на всякой литой серебряной ложке найдёшь. Точно под размер именно этой руки, именно этого рта. Грошовый материал и дорогая работа, опять сочетание не сочетаемого.

Разглядеть черенок удалось легко, потому как рука пацана держала его не на деревенский манер, в кулаке, а по-господски: троеперстием. Ловко так, привычно.

И это лишь один штришок из многих.

Крестьянин еду ценит и мимо рта не проносит, но делает это совсем не так, как благородия. Если дитя не уляпывается едой... ай, что там рассусоливать. Для краткости: если некий шкет оставленную в углу рта подливу не слизывает языком и не подбирает пальцем, сразу тот палец облизывая, потому что у него в углах рта просто ничего не остаётся; если не набивает щёки и жуёт тщательно, не чавкая; если не кривится, что ему, с младых ногтей учителями этикетов застроенному, подали простецкое рыбное рагу, а рыбьи косточки не то съедает, не то куда-то аккуратно убирает, но не плюётся ими на пол, да ещё щурится с явным довольством... в общем, только то и ясно, что края не сходятся. Снова.

Устроив короткие переглядки с Корноухом, Бык дал понять, что окончательно отдаёт ему бразды правления этой телегой. Ему, Быку, для такого судьба разумения с мудростью отмерила маловато.

Крыс Второй привычно кивнул в ответ: мол, не тушуйся, прикрою.

Вот и славно, вот и хорошо. Откинувшись слегка, Однорогий Бык отпил ещё пива, сушёной рыбкой заел, приготовился наблюдать.

Вскорости, когда пацан доел (не забыв хлебной коркой аккуратно подобрать остатки: очередная деревенско-бедняцкая ухватка), разговор возобновился. С точки, которую следовало затронуть уже давно.

– Вперёд всяких разных тем, – сказал Корноух, когда пацан закончил есть-пить, – может, наконец имя своё назовёшь, а?

– Если с ответной любезностью, почему нет? Допустим, я Вейлиф. Из Малых Горок. А ты, дядя?

– Крыс Второй или Корноух, кому как больше нравится.

– Вот и познакомились. И поели, и попили. Пора вернуться к графу... как там его?

– Корбаниг имя роду его. Только... если я скажу, что старый граф в прошлом году скончался, новый же старому приходится племянником и в сожжении деревень по малолетству не замешан, что ответишь?

– Да ничего. Не замешан? Ему же лучше. Лично я таить злобу и готовить месть всему роду не стану. Если ты на это намекаешь.

– Да я человек простой, куда мне намёками словеса переплетать...

– Простые тоже разными бывают.

– Воистину так.

– По себе судишь?

– В том числе. Или ты – Вейлиф, хех – станешь настаивать, что впрямь в Малых Горках родился и рос? Вот прям стоять до конца, глаза в глаза?

Пацан вздохнул.

– Давай подмалюем чёрточки над буковками, – сказал он. – Допустим, что я родился именно там. Но не совсем обычным образом: можно сказать, из двух человек. Допустим, безымянный странник там, на пепелище, достал из колодца замерзающего Вейлифа. Выходить не смог, но успел наслушаться про бытность мелкого парнишки. Про семью его, про сеструху несмышлёную в колыбели, про отца с матерью, про родичей во втором и третьем коленах. Про всех, кто там же в одну недобрую ночь сгинул ни за чих собачий. Как Кализа-травница, Хомлон Капкан, Бажайя-лекарь, староста и все прочие. Допустим, решил безымянный взять имя Вейлифа, чтоб не ходить без имени, и при случае за судьбу сироты спросить с виновников. Но именно виновников и при случае, потому что жизнь ради мести – не самая лучшая жизнь... да и вовсе не жизнь, если подумать.