Текст книги "О моём перерождении в сына крестьянского 1 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Это хорошо?

– Если не переусердствовать, то неплохо. Конечно, в круге стихийных энергий нам, Ассурам, куда ближе вода и земля, но и огненная с воздушной полезны. Хотя бы для баланса.

– Тогда приятного аппетита вам, – Сам-Знаю-Кто вложил дольку мордорина в уста Лейты... очень тщательно и, как ей показалось, с долей опаски следя за тем, чтобы не коснуться её тела даже кончиками пальцев. Жест чистой заботы, лишённой любого намёка на... фривольности.

На краткий миг женщина посочувствовала ему. Маг достаточно могущественный, чтобы спокойно жить в Лесу Чудес, пусть и не в самых заповедных глубинах его; лишённый вместе с частью памяти своего места в мире, но всё равно не утративший ни природной сострадательности, ни великодушия; носящий отметины своей инаковости, как бездомный странник – пыльный выцветший плащ в заплатах, привычно и смиренно... он мог бы стать хорошим героем в истории трагической, с самого начала обречённой любви...

Да. Определённо.

Только вот Лейта Ассур прекрасно знала разницу между романтическими фантазиями и отнюдь не такой красивой реальностью. Было бы странно не постичь эту разницу, прожив на свете без малого восемь десятков лет и перед последней злосчастной экспедицией успев принять роды у старшей внучки. Да и Сам-Знаю-Кто едва ли мог оказаться поклонником литературы для девиц околосвадебного возраста.

Поэтому она ни словом, ни взглядом не намекнёт, что за своё спасение могла бы отблагодарить чем-то более весомым. А он, очевидно, всеми силами постарается даже не намекать, что надеется на нечто большее, чем простая, совершенно невинная и естественная симпатия.

Так будет проще. Для всех.

– А хотите мясной бульон? Только не забудьте проверить и его!

– Хочу. И не забуду.

Дни наедине со спасённой и (к счастью, быстро) выздоравливающей дамой стали для меня самым настоящим испытанием. Во-первых, приходилось постоянно следить за тем, чтобы не выбиваться – ну, хотя бы не сильно выбиваться – из образа Сам-Знаю-Кого: калечного на память и внешность, довольно наивного, но доброго и милосердного отшельника, повелевающего различными магомеханическими устройствами, а на досуге мастерящего даже такие странные штуковины, как говорящие головы. Просто потому что – по приколу, из прихоти, для забавы. А во-вторых...

Во-вторых, хотя Лейта Ассур со всей деликатностью ещё в первый день общения донесла до меня информацию о том, какой чудесный у неё родился правнук (что в буквальном переводе с женского на общечеловеческий означало, вероятно, нечто вроде «прости, без шансов, я уже давным-давно занята»), но она оставалась целительницей. Высокой ступени, едва ли ниже пятидесятой... а если и ниже, то совсем чуть-чуть.

И аристократкой. Представительницей страты, что тысячи лет совершенно буквально занималась улучшением породы всеми доступными средствами. Возможно, втихую даже запрещёнными законом косметическими улучшениями фенотипа балуясь.

Иначе говоря, благодаря чисто внешним данным эта прабабушка выглядела звездой «Плейбоя». Ни единого изъяна ни на лице, ни в теле; ни с какими натяжками больше двадцати пяти не дашь.

А я...

То ли просто подошло время, то ли сказалась магическая диета, то ли аукнулся резко скакнувший уровень (уже тридцать шестой, между прочим! Ну да об этом позже...), а скорее всё сразу плюс весьма благоприятный природный манофон, но я прямо-таки попёр в рост. Как молодой бамбук, чтоб ему всегда хватало солнышка. И это совершенно не шуточки, да и не преувеличение: измеряя сам себя, я обнаружил, что за одну лишь неделю вырос почти на сантиметр, а в весе прибавил почти килограмм.

Если закосплеить мемного любителя экстраполяций, который про «торты лучше заказать оптом», при сохранении существующей тенденции меня ждала годовая прибавка в росте-весе соответственно до полуметра и до полуцентнера. Что явно и резко выбивалось за любые разумные рамки человеческой нормы. Впрочем, я не собирался бить в набат по этому поводу. Будучи в своей первой жизни лично знаком с двенадцатилетним акселератом ростом в метр восемьдесят с хвостом, который при разговоре производил впечатление вполне разумного, хорошо контролирующего себя парня лет примерно семнадцати (разве что с подбородком, не требующим бритья, и с высоковатым для юноши голосом), я не имел ничего против того, чтобы наконец-то слегка сократить разницу между своей формой и внутренним содержанием. Даже если бы ценой за это стали боли роста, я бы охотно перетерпел неудобства.

Проблемой был не ускоренный рост, проблемой было общение с Лейтой Ассур.

Чтоб вы лучше понимали градус неудобства: ради спасения (без шуток прекрасной) дамы я впрямь её раздел догола, а потом закутал в этакую медкапсулу, версия големно-фэнтезийная. Встроенный в сию «медкапсулу» Биобустер успешно снабжал меня тоннами интереснейших данных, но дело не только в этом. Пациентку со всех сторон идеально облегала моя иллюзия, которую я ощущал почти как себя.

И словно этого мало – вы ведь помните, какое у меня восприятие?

Во-о-от.

Я мог сколько угодно отводить прочь взгляд мясных глаз своего мясного тела, я мог изобрести новый тип медитации, предназначенной строго для ужесточения самоконтроля и микромимики (не только мог, но и сделал, потому что это стало вопросом стыда и позора, то есть избегания их), но отказаться от драного вуайеризма с помощью своего практически всенаправленного, частично совмещённого с осязанием и даже ощущениями вкуса-запаха, восприятия?

Миссия невыполнима! То есть буквально и вообще. Хотя я особо и не пытался.

Наблюдение за тем, как функционирует организм потомственной высокоуровневой целительницы – что ж, только ради пары часов такого наблюдения стоило заморачиваться со спасением Лейты и всем этим джентльменством. Работа её ауры; данные, снимаемые Биобустером; сравнительный анализ духовной анатомии незрелого мужчины (меня) и более чем зрелой женщины...

Мой внутренний маг-исследователь метался по своей виртуальной лаборатории в перманентном экстазе. Мой внешний экстерьер Сам-Знаю-Кого хранил пристойную невозмутимость. Ну а встроенный в меня природой мальчишка... он тоже пребывал в перманентном экстазе, и если бы я не укрощал его прям ежечасно и ежеминутно, мог бы натворить тех ещё дел.

Когда Лейта окрепла достаточно, чтобы я решился выпустить её из «медкапсулы», первичный период тотального и непрерывного ощупывания иллюзией завершился. Но стало ли мне легче? Как бы не так! Ведь теперь я мог вволю любоваться, как госпожа сидит, ходит, поводит плечами, поправляет волосы, наклоняется, привстаёт на цыпочки, потягивается, осторожно выполняет разминочные движения... с одной стороны – чистый пир для очей моих, услада воображения. С другой – не менее чистая пытка. То, что морально-волевая и романтически-сладкая, отнюдь не делало её менее пыткой.

А у меня, между прочим, ещё и волосы в рост пошли. Везде, где положено. А утренняя проблема любого молодого половозрелого самца миновала меня исключительно потому, что простой сон я давно привык заменять «эльфийскими медитациями» и контролировал в том числе просвет сосудов.

Массаракш на ровном месте.

...впрочем, всё это чистой воды лицемерие. Очень и очень сомневаюсь, что хоть один мужчина нормальной ориентации, оказавшись на моём месте, отказался бы от возможности безнаказанно поглазеть со всех доступных ракурсов на поистине роскошную женщину в самом соку. И сам я точно такой же, да. И недовольство моё рождено исключительно двумя факторами: тем, что я не могу пойти дальше любования, и тем, что бушующий в крови гормональный коктейль не позволяет адаптироваться.

Говорят, если мужчине повезло сойтись с настоящей красоткой, идеальной с точки зрения его вкуса на все 100%, то примерно на третий день он... привыкает. То есть по-прежнему хочет её и видит в ней свой идеал, но того первичного состояния с полным отвалом башки уже нет. Пик страсти сменяется плато. Оно всё равно много выше равнины, но гладкое. Спокойное. Уверенное.

Есть маленький нюанс: сказ о мужчине-которому-повезло – он про мужчину. А я – ребёнок, что лишь превращается в такового физиологически. Учитывая же скорость, с которой восстанавливаются дети моих лет... в общем, даже мастурбация слабо помогает.

В присутствии гостьи, часами напролёт – только самоконтроль, только хардкор!

Ну да ладно, бог с ними, моими обоюдоострыми радостями пубертата, наконец-то штурмующего недостижимые небеса. Куда интереснее радости более интеллектуального толка.

Несколько раз понаблюдав за сотворением формулы асхитаро тегринзи чомпак (или, как меня просветила Лейта, при бытовом именовании просто чар Съедобно Или Нет), я попросил свою пациентку проверить, правильно ли эту формулу использую я сам; уверенность в правильности у меня отсутствовала полностью, так как хотя я и скопировал, насколько мог, колебания чужой ауры – и даже в некоторой доступной мере движения внутренних токов энергии – но нюансы...

Последовала дискуссия, в ходе которой разверзлась бездна взаимного непонимания. Для начала, что было вполне закономерно и ожидаемо, выяснилось, что госпожа Лейта не понимает моей самопальной терминологии, а я, соответственно, не разбираюсь в той общепринятой терминологии, которой владеют маги, образованные хотя бы на уровне домашнего обучения.

Собственно, для очень многих вещей я даже не давал себе труда придумать названия, потому что зачем они нужны вообще, когда вот же, всё ясно и очевидно: повтори это вот так и получишь такой-то эффект. Но просто по косвенным итогам взаимных расспросов я установил, что моя гостья-пациентка имеет пиковыми параметрами качество и контроль, а восприятие у неё – ну, какой у меня могла быть без Адепта Совершенства энергия. То есть четвёрка, много пятёрка.

Сразу встаёт интереснейший, пусть лично для меня и отдающий академизмом, вопрос: а как же учатся творить свои чары люди, благодаря высочайшему контролю способные направлять ману с прямо-таки непревзойдённой тонкостью – где-то раз в тридцать, если не сорок точнее человека с единичкой – но вынужденные делать это чуть ли не вслепую и очень-очень осторожно, так как высокое качество делает любые движения маны опасными (в первую очередь для чародея, конечно)?

Что ж, если немного подумать, то ответ становится очевиден.

Если человек с таким профилем судьбы рождён в роду потомственных магов с именно таким вот профилем, пусть даже род этот находится на грани вырождения и постоянно пребывает в состоянии дефицита ресурсов, то на время первичного обучения, начинающегося лет в пять-шесть, ребёнку дадут артефакт Око Мага (бонусы +2 к сенситивности и восприятию), усадят в фокал-позицию парного ритуала Обратного Зеркала с кем-то из старших родичей, а затем этот вот старший или старшая – желательно подбирать пару одного пола с ребёнком – примется чаровать. Медленно, плавно, медитативно. Покуда дитя, ещё даже не принявшее судьбу, пытается... нет, не повторять – просто прочувствовать происходящее.

В первое время такие сеансы будут длиться минут по 10-15, не более, потому что способность ребёнка как следует концентрироваться весьма ограничена. Но потом длительность начнёт увеличиваться.

Помалу, очень осторожно, пойдут в ход зелья ноотропного действия и эликсиры для улучшения концентрации. Пусть не лучшие из лучших: роду без манора тяжко живётся, приходится не выращивать или собирать, а покупать многие ингредиенты, что всегда обходится дороже; но даже простые эликсиры отличаются от зелий тем, что имеют накопительный эффект. Понемногу меняют принявшего. Улучшают. Развивают. В деликатный период до принятия судьбы это очень важно, поскольку способно поднять вес каждого из столпов грани разума (того, что я зову персональными параметрами второй подгруппы) на один, два, при везении и таланте дитя – даже три пункта...

Когда дитя научиться ощущать правильное и безопасное течение маны (да-да! Не видеть, а именно ощущать: Ассурам как целителям осязание важнее магического зрения), оно может начать попытки повторить воздействие своими силами. Конечно, до принятия судьбы почти ни у кого и почти ничего не получается; но при большом таланте можно ещё в нежном возрасте получить родовую особенность, облегчающую тонкие манипуляции, а если точнее, снижающую риск негативных воздействий.

Сложно недооценить подобную особенность: ведь она относится не только и не столько к самому будущему магу, сколько к его будущим пациентам. Не особо восприимчивые, Ассуры нашли выход из положения в получении особенности, на самом глубоком уровне впечатывающей в них клятву Гиппократа. Точнее, принцип «не навреди».

Если эта родовая особенность, именуемая Нежное Касание, не раскрывается до принятия судьбы (а большинству не везёт – и Лейта некогда оказалась именно из большинства), то её непременно берут во время принятия судьбы.

Второй особенностью обычно берут Зрячие Руки или аналоги: то, что ценой радикального падения радиуса магического зрения подарит в обмен то самое магическое осязание повышенной контрастности и глубины. Как будто смотришь на всё через огромную лупу: происходящее далее вытянутой руки навсегда оборачивается мешаниной размытых пятен, как при тяжёлой близорукости – но зато уж то, что близко, начинаешь видеть отлично и даже в дополнительных красках. Ну, для Ассур – чуять, да.

Третьей же обязательной особенностью рода, которую при наличии среднего таланта берут на старте (но Лейте снова не повезло: её талант оказался низким и взять третью особенность удалось только на четвёртой ступени), являлось смещение маны к живе. К антиподу маны смерти и распада. Хорошая, даже идеальная синергия с Нежным Касанием, да и со Зрячими Руками; опираясь на три таких ценных и сильных особенности, родичи моей гостьи без труда выходили на тропу с родовым целительским классом, именно так и называемым: Целитель Ассуров. Который окончательно закрывал им путь боевых магов, да и многие другие чары делал почти недоступными – но не всем же шеи ломать и деревни жечь, надо кому-то и лечить? Ну, кроме как жрецам с профильными Договорами, дарующими чудеса исцеления...

Лейта охотно делилась со мной этими, в сущности, простейшими и совершенно не секретными сведениями, видя мой искренний интерес к теме.

Так вот, возвращаясь к теме правильности формулы чар Съедобно Или Нет. Произнося её, гостья формировала аурой этакий щуп (легко могу повторить и повторяю духовным метаморфизмом), касалась им исследуемого объекта (тоже повторимо), а вот потом начиналось, мнэ... ощупывание, обнюхивание, облизывание, просвечивание, взвешивание и ещё уйма всяких оценок материала способом, для меня почти совершенно непрофильным. Правда, стоит заметить, что несмотря на определённую извращённость сего метода – на кой нужно облизывание, если я могу просто увидеть больше, чем оно способно дать даже в глубокой теории? – специализированные чары второго круга, помноженные на опыт целителя-диагноста, позволяли безопасно узнать много такого, для установления чего мне приходилось идти на определённый риск. Например, тонкие «иммунные» реакции на состав маны: если мне для этого следовало положить кусочек проверяемой еды на язык и на добрую минуту сосредоточиться на трансе познания, анализируя реакцию своего духовного тела на частицу духовного тела потенциальной пищи, то чары Съедобно Или Нет производили соответствующий тест удалённо и почти моментально.

А ещё, что лишний раз подчёркивало радикальную разницу наших путей и пропасть между имеющимися способностями, Лейта эффективно определяла чарами такое, что я определить не мог вообще. От слова никак. Например, риск вторичных отравлений (это когда нечто не ядовито само по себе, но составляющие его вещества при переваривании распадаются на ядовитые или «просто» вредные для человеческого организма). Ещё она довольно точно могла назвать сочетаемость продуктов. Не вкусовую, хотя и её тоже – для определения наилучших сочетаний вкусов существовали модификации Съедобно Или Нет в родах потомственных поваров – а диетическую. Что с чем съесть, чтобы улучшить всасывание (как, к примеру, жирная пища улучшает процент усвоения жирорастворимого бета-каротина), чего лучше бы употребить побольше, потому что организму вот прямо сейчас чего-то содержащегося в именно этом не хватает, а что будет лишним, потому что это избыточные углеводы, которые прямо сейчас не требуются.

В общем, расширение кругозора получилось славным. А ведь это только один разговор из многих и многих! Я не просил об этом напрямую, а также всячески избегал любого намёка на возможную грубость, навязчивость и неделикатность – и всё же госпожа Лейта, снизойдя к моей необразованности, как я сам снизошёл к её беде, стала моим учителем.

Ничего секретного, повторюсь – просто курс младшей школы магии, то, что обычно потомственные чародеи узнают в районе лет десяти и чуть позднее. (Самое время, хе-хе).

Но видит великий в питательности своей Летающий Макаронный Монстр: мне этого не хватало!

О моём перерождении в сына крестьянского 7

Этап седьмой

Когда с уровнем 36 мне пришло ещё одно свободное очко развития, я обратил взгляд на это:

Третичная способность 9 (ранг В – выдающийся): комбинирование чар школы иллюзий с чарами иных школ облегчено. Требования для метамагии соответствующего направления значительно снижены.

Вполне логичный выбор для повышения. Хотя бы в силу того, что у меня есть Плащ Мороков и Биобустер, а также вершинная, двенадцатая классовая способность, которая про вложение в иллюзии чар иных школ (прямой путь к эрзац-артефакторике, кстати, и той же големике, и ещё пока даже не знаю, чему...). Поэтому расставался с очками я без сожалений – и результат меня порадовал:

Третичная способность 9 (ранг А – героический): комбинирование чар школы иллюзий с чарами иных школ значительно облегчено. Доступно комбинирование в едином плетении трёх чар (с пропорциональным повышением круга по сложности). Требования для метамагии соответствующего направления существенно снижены.

Про комбинацию «трёх в одном» пояснять излишне.

Наконец-то я могу не выбирать, что же именно мне вплести в Паучий Прикид: Плащ Мороков или Биобустер? Даёшь интегральные чары пятого круга, Броню Героя! Да!

Что же до разницы между «значительно» и «существенно» в последнем предложении описания – ну, это примерно разница между выдающимся и героическим. Плюс один к грейду. И это тоже чувствуется прям отлично, особенно в случае использования всё той же Брони Героя.

Достаточно сказать, что я могу вызвать свою Тень, оставаясь в БГ. То есть вот только-только влез на уровень, давший доступ к чарам пятого круга, можно сказать, за самый краешек заступил – и уже могу параллельно их поддержанию вызывать чары четвёртого круга! Окрутение невероятное, честно, просто голова кругом...

И прямо-таки на кончиках пальцев это чую: ещё немного, ещё чуть-чуть, почти вот-вот– и мой ранг угрозы, замерший на грани самого высокого В, перешагнёт в начальный, но уже А.

Иначе говоря, по гильдейской системе я вот-вот смогу претендовать на первую золотую звезду.

А у меня ведь даже сороковой уровень не взят...

Вот что (уже неплохо развитый) героический класс делает! Не крест животворящий, но тоже мимо с постной мордой не пройдёшь. Я крут, я уже могу в Магистериум Магнум поступить.

...а потрахаться до полного удовлетворения, до звона в башке – не могу. Чёрт. Ещё немного, и я всё-таки паду достаточно низко, чтобы изваять себе куклу для этого самого. Очень натуральную причём: я фигни не делаю, а мои иллюзии до четвёртого круга включительно очень, очень проблемно отличить от реальности, так что эта Иллюзия Вайфу даже на крайне придирчивый взгляд выйдет... правильной.

И даже лучше. И. Де. Аль. Ной.

Но.

Есть у меня также предчувствие, что за создание Иллюзии Вайфу и её употребление по назначению система мне отвалит такую особенность, которой я буду не рад от слова вообще. Я и с говорящими-то головами, зацикленными на своём споре о триглавах с пятижопами, по краешку прошёлся, вот прям чую жо... эм... чую. Не так, как при первых испытаниях Тени Иллюзиониста, в ином разрезе; и всё же был, был у меня момент, когда ещё немного, ещё чуть-чуть – и мне стало бы совсем стыдно за очередную лихо упоротую фигню.

Только доля здоровой самоиронии уберегла. Тот факт, что я рассматривал говорящие головы не как суррогат реальных собеседников, а строго как модели для отработки методики. Практикум по вложению программ изменений в динамические иллюзии.

Ну и ещё – способ подшутить над своей гостьей. Слегка так, безобидно.

А вот с Иллюзией Вайфу мне такое не светит. Заниматься сексом, храня самоиронию... не, люди так не могут. По крайней мере, мне подобные. Да и потерять девственность в новом теле хотелось бы всё-таки по-человечески, а не по-магически.

Но необходимый самоконтроль уже достал. Надеюсь, хотя бы гостья-пациентка, как неисцелимый источник раздражения и восхитительного напряжения, скоро свалит... ведь свалит?

Костёр огромен, он высотой с дом. И сложен из цельных брёвен – не таких монументальных, как старые ходарру с их двух– и трёхметровыми в обхвате стволами, но тоже внушительными: самые тонкие – с бедро взрослого мужчины, самые толстые – с его же грудь. Битые сутки с ним возился, пока всё толком организовал: срубил-перетащил-подсушил-сложил. Даже с магией тот ещё квест вышел.

Этот костёр – погребальный.

Сразу семь тел возложены на него, но Лейта тихо шепчет поминовение только двоим из покойных. Тем, кто при жизни верно служил её роду и пал с кличем «за Ассур!»

Имена пятёрки остальных неведомы ни ей, ни мне; неведомы – и не интересны.

Не люблю бандитов. Пусть скажут спасибо, что их телам предоставлена честь сгореть вместе с теми, кого они убили. Впрочем, что они скажут-то? Их души давно канули в море маны... и, скорее всего, растворились без остатка. Гарантированное сохранение души, пусть в изменённой форме – это для жрецов, посвящённых Договора. Насчёт остальных мне ещё предстоит выяснить, что там в посмертии творится и насколько байки об узких тропах Левобережья правда, а насколько – просто привычная по первому миру религиозная фантазия разума, не готового встретить небытие с прямой спиной.

Но уже мой случай наглядно подтверждает, что всё может оказаться не так... однозначно. И что с посмертием бывают, хм, варианты.

Тем временем дошептав и отступив, Лейта, не поворачиваясь, попросила:

– Господин Сам-Знаю-Кто, огня.

– Как пожелаете.

Указующий жест, в котором нет нужды, но который всё равно что-то затрагивает в глубине души, и вот уже сравнительно тонкие ветви в середине пирамиды брёвен вспыхивают спичками. Пламя растёт и захватывает смолистое, заранее подсушенное дерево очень быстро: в конце концов, я продолжаю помогать ему своим пирокинезом. Буквально минуты три – и бушующий жар становится таков, что моё лицо могло бы ощутить себя как в хорошо протопленной сауне, не защищай его слой плотной иллюзии. Но Лейта стоит немного ближе, а на ней Маски Фантомаса нет...

Делаю шаг и второй. Опустив одну руку, поднимаю вторую.

– Благодарю, – выдыхает Лейта, прикрытая от огненного неистовства прозрачным прямоугольным экраном – этакой увеличенной версией полицейского щита, придерживаемого мной за правый угол.

– Вижу, вы высоко ценили их.

– Да. Я... не знаю, что теперь передам детям.

– Вы...

– Они были не только моими Защитниками и вассалами, – впервые за всё время знакомства гостья перебила меня. Совершенно беззлобно, но резко. – Они были моими мужьями.

Молчу. А что тут скажешь? Чем изрыгнуть нечто дежурно-формальное, тупо-изумлённое или того хуже – бестактное, мудрее просто стоять и защищать от погребального жара женщину, чья потеря как-то резко прибавила в весе. И ведь ни намёком, ни жестом, ни взглядом не выдала себя!

Если хотя бы половина гриннейских аристократов такова...

Трескучий гул огня напоминает о чём-то первобытном. Вероятно, именно так варварские предки провожали в последний путь своих доблестных: тот не воин, кого не провожают в посмертие трупы убитых его рукой врагов, ставшие последним ложем для его израненного тела. Да и сцена, в которую я вмешался тогда своей Тенью... она теперь тоже заиграла новыми красками.

А вот родня, выпавшая мне в моей второй жизни, до сих пор не отомщена. Пусть мы никогда не проявляли особых родственных чувств, пусть я... не важно. Но я намеренно не спешил с расследованием, потому что не имел средств даже провести его, не говоря уже о том, чтобы предпринять меры по... итогам. Ибо неспроста говорится, что месть лучше подавать холодной. А если месть покажется слишком громким словом – справедливость тоже вполне подойдёт. В любом случае я не спешил, потому что промедление выглядело разумным.

Но теперь в моём распоряжении есть сила героического класса. Не пора ли начать раздавать долги?

Если их вообще ещё есть кому раздать...

Конус кострища с оглушительным треском провалился сам в себя. Пламя вместе с искрами лихо взметнулось к небу и словно осело. Судя по цвету, такой жар испепелит не одну лишь плоть, но и начисто съест кости, как братец Логи из скандинавской легенды про Тора в Утгарде.

– Пойдём, – сказала Лейта. И подала пример, разворачиваясь прочь.

Для подъёма на платформу своего «дома на дереве» я использовал имитацию магомеханического подъёмника. Впрочем, не такую уж имитацию, если подумать: платформа, изображающая ограждённую перилами открытую лифтовую кабину, подъёмная механика – верёвка, шкивы талей, барабан, зубчатые шестерни передаточного устройства... всё сделано из плотных иллюзий, как и приводной мотор, но при этом сделано совершенно достоверно с точки зрения всяческих сопроматов и ньютоновых физик; только сняв кожух с мотора, поймёшь, что это фикция.

Магия, что ловко притворяется механикой. Примерно так же, как я сам в меру своих возможностей притворяюсь кем-то вроде Создателя Чудесных Вещей (думаю, название моего подменного класса может звучать как-то так).

Молча зашли мы на платформу. Молча подождали, пока она вознесёт нас вверх. Молча сошли с малой, лифтовой, на большую стационарную площадку «дома».

– Господин Сам-Знаю-Кто...

– Госпожа Лейта?

– Давайте присядем и поговорим.

Так мы и сделали, после чего моя гостья сказала:

– Я должна вновь просить вас о помощи.

– Какой именно?

– Вы уже понимаете, что путь Ассуров сопряжён... со слабостью. Для нас вассалы-Защитники – не прихоть, а необходимость. И теперь, когда я осталась одна... что ж. Я знаю, что прошу многого, но всё же прошу: сопроводите меня до лагеря ходоков, где обосновались мои сородичи. Я могу...

– Хорошо.

– ...выделить долю в... что?

– Я согласен сопровождать и защищать вас. Право, не так уж сложно было предвидеть эту просьбу и заранее обдумать ответ.

– Но ваша внешность!

– Это не великая проблема, – сказал я. С тихим, как бы пневматическим шипением, завершённым чуть более громким щелчком, мою голову накрыл зеркально блестящий круглый шлем, похожий на шлем скафандра, а нечеловеческие руки тем временем скрылись в толстых перчатках. – Как видите, – голос мой стал глуше и ниже обычного, – мне вполне под силу замаскировать... лишние детали. Так даже удобней: в замкнутом пространстве костюма легче создать атмосферу повышенной влажности.

– О! Так значит, вы прячете тело не только из-за... мне следовало быть внимательней и догадаться раньше, что на открытом воздухе кожа... подводного существа может страдать.

– Учитывая обстоятельства, небольшая невнимательность вполне простительна. Кроме того, это всё не ваша вина, а мой личный выбор. Не беспокойтесь о таких мелочах, прошу.

Да, эти мелочи, на которых сыплются шпионы. Но в целом я до сих пор считаю идею выстроить убежище на дереве для как бы человеческой химеры, что как бы сбежала из лап Багрового Ковена, очень тонкой и отменно обыгрывающей особенности психологии беглеца.

Человек, превращённый в земноводное, а тем паче в водное существо, будет прятаться подальше от воды. А то и возненавидит воду вообще. Это не гарантия, но шансы велики. Как велики и шансы на то, что он воспользуется подходящим предлогом, чтобы вернуться в общество других разумных... хотя бы на время. Лейта точно знала, что Сам-Знаю-Кто не против общения, а совсем наоборот. Однако уверенности, что общение не с одной, довольно сильно зависимой от него и «безопасной» женщиной, равно готовности общаться с многими людьми в куда менее безопасных условиях, она питать не могла.

Что ж, я развеял её страхи.

А вот свои...

Лес ходарру – мрачное место.

Ближе к вершинам, на той высоте, где расположилось «убежище», в котором мы провели неделю, всё не так плохо и даже наоборот. А вот если смотреть с земли...

Поверхность усеяна опавшей листвой характерной формы: почти правильный большой круг, за ним круг поменьше, за ним ещё меньше – и так до самого кончика. Обычно в листе ходарру шесть-семь таких сросшихся краями кругов, отчего он слегка напоминает дубовый. Но если лист дуба при увядании желтеет, потом краснеет или буреет, то листья ходарру (и так довольно тёмные, плотные и толстые) чернеют. Ещё на ветках. Опадают же, почернев на четыре пятых, а то и полностью. Земля плотно усыпана этим мрачно-траурным покровом, сквозь который почти ничего не способно прорасти. Мёртвая поверхность, ещё и вяжущая стопу не намного хуже, чем песок пустыни.

И по сторонам виды не лучше. Мощные, диаметром метра два-три, а то и больше, стволы одеты в кору настолько насыщенно тёмно-коричневую, что от чёрной она отличается скорее косметически, на какие-то малосущественные доли оттенка, не имеющие практического значения. А наверху всё плотно, в несколько ярусов перекрыто тёмно-зелёной, жадной до любого лучика, почти не просвечивающей листвой вечнозелёных растительных исполинов... которых, право, хочется назвать вечночёрными.

Даже разгар ясного дня под сенью рощи ходарру оборачивается буро-зелёными сумерками. День пасмурный здесь подобен очень позднему зимнему вечеру. Вечера сродни ясной ночи среди полей, когда окрестности более-менее освещены луной. Но и хмурые, угрюмые вечера эти бледнеют, если сравнить с ночами. О! Ночи ходарру своей молчаливой властью превращают в царство уже совершенно непроглядной тьмы... Но это только если говорить об обычном зрении, которое обеспечивают глаза.

В зрении магическом роща ходарру преображается радикально.

Днём она в чём-то подобна дну тропического моря; хотя это не самое удачное сравнение, но лучшее подобрать мне сложно. Опавшая листва под ногами тихо преет сильно рассеянной маной смерти и распада, словно задавая базовую, басовую ноту; но весь лес – единый гимн тысячам оттенков триединой смеси воды, воздуха и жизни. Это практически рай фитоманта. Низшие духи флоры роятся здесь во множестве, водят хороводы у приветливо мерцающих стволов, завиваются спиральными дорожками и собираются в облачка. Иногда из таких облачков рождаются духи покрупнее и порельефней, но чаще собрание низших не заканчивается ничем, просто распадаясь на отдельные крошечные сгустки. Этакое промежуточное звено – не то крупный планктон, не то мелкая рыбёшка вроде мойвы. Бессмысленная, бесстрашная, беззаботная.