Текст книги "Тигроловы"
Автор книги: Анатолий Буйлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Ну, как спалось, Евтеюшко? – подходя к костру, участливо спросил Савелий.
– Как у Христа за пазухой, братец, – сердито проворчал Евтей, снимая с таганка закипевший чайник. – Спрашиваешь, будто не знаешь, как на уклоне возле нодьи спать.
– Да знаю, как не знать, – виновато признался Савелий. – Хреновое место попалось. Нодья хороша, а место – вишь какое...
– Да вижу, вижу, не слепой, чай. Тебя я, што ли, упрекаю? Сам привел сюда вас, сам и место неудачное выбрал.
– Ну, ничо, Евтеюшко, ничо... – Савелий широко с удовольствием зевнул. – Следующую нодью на хорошем месте поставим.
– Кто знает, может, и на худшем. Буди Николая-то, хватит, поди, спать, рассвета дожидать не станем, пока луна ярится, можно и при ней по тигриному следу идти.
– И то верно, Евтеюшко, кто рано встает, тому и бог дает, – охотно согласился Савелий. – Мороз-то седни, мороз... – И, зябко поведя плечами, пошел к нодье будить разоспавшегося Николая.
* * *
Выйдя на тигриный след, Евтей пропустил Павла вперед:
– Иди-ка, Павелко, у тебя глаза позорче моих, не ровен час, в лунном свете тигриную тропу с кабаньей перепутаю. Когда совсем развидняется, тогда подменю тебя.
«Я могу и без подмены по любым следам ходить», – подумал Павел. Но вслух ничего не сказал, только кивнул и быстро уверенным шагом пошел по следу.
Вскоре рассвело, но Евтей сзади молчал. Солнце поднялось над сопками. Евтей по-прежнему не окликал Павла, и Павел воспринял это молчание как знак одобрения. Так и вел он бригаду до самого вечера, там, где надо, легко и быстро распутывая тигриный след. Тигроловы ни во что не вмешивались, видно, проверяли Павла.
Место для нодьи Павел тоже выбирал сам. И когда подтаскивали бревна, командовал Павел: «Раз-два, взяли! Ищще, взяли!»
Место оказалось ровное и защищенное от ветра с одной стороны склоном сопки, с другой – густым елово-пихтовым лесом. И даже незамерзающий ключик-родник протекал рядом с нодьей. По бокам нодьи из валежника соорудили две стенки полуметровой высоты, загребли их снегом с внешней стороны, и получился табор – хоть куда!
Лицо Евтея удовлетворенно сияло. И даже Савелий, сдерживающий свои положительные эмоции к Павлу, не выдержал и, взглянув со стороны на ровно пылающую нодью и на уютный табор, покачав головой, одобрительно сказал:
– Ишь ты, шельмец какой! В батьку своего пошел.
На этот раз одинаково хорошо было спать у нодьи и с той, и с другой стороны, но все же, как заметил Павел, Николай выбрал себе место, где была мягче и толще хвойная подстилка. И еще невольно подметил Павел, что ночью подшуровывали нодью он и Евтей, два раза и Савелий просыпался, а Николай то ли не в силах был проснуться, то ли просто не считал нужным делать это.
Истину говорят – все познается в сравнении. В сравнении с прошлой ночью Евтей с Павлом спали по-царски и выспались вдосталь, поэтому и припозднились – вышли на тигриную тропу уже перед самым восходом солнца. Савелий ненастойчиво предложил Павлу отдохнуть от вчерашнего и идти сзади, но Павел пожелал идти первым.
– Не мешай ему самоутверждаться, – вступился за Павла Николай. – Пускай шпарит вперед, пока весь пар из него не выйдет. Когда выдохнется, сам пристроится сзади.
– А ежели у него этого самого пару на сто лет припасено? – спросил Евтей, вызывающе поглядывая на племянника.
– Посмотрим, посмотрим, дядюшка...
Тигры в тот день еще четыре раза пытались охотиться на кабанов, но всякий раз те спасались бегством.
– Видно, плохо вас мамаша обучила – избаловала! – ворчал Савелий. – Столько зверя кругом, а вы ишшо не задавили даже поросенка.
– По-моему, тут причина в том, что они друг другу мешают, – раздумчиво сказал Евтей. – Слышь, Павелко! Заметил ли ты, что к зверю подкрадывается да идет на прыжках токо одна тигричка, а самец либо со стороны пытается зайти, либо вовсе топчется сзади? Заметил?
– Нет, не заметил, – признался Павел, досадуя на то, что не обратил внимания на такую важную деталь.
– Так в следующий раз приметь. Еще имей в виду, что у тигрят одного возраста всегда тигричка взрослеет раньше самца и охотиться она раньше начинает, и хитрее она, и гораздо злей и проворней, хоть и ростом поменьше.
– Этого я не знал, Евтей Макарович, спасибо за науку.
– Ну вот, то-то же, спасибом не отделаешься, – польщенно заулыбался Евтей.
К полудню тигры поднялись на вершину хребта и долго шли по заросшему мелкой березой плоскогорью. Кроме рябчиковых набродов, здесь не было никаких иных следов. Убедившись в том, что плоскогорье не сулит им ничего хорошего, тигры вновь спустились на середину склона, но и здесь уже не было зверя – начались густые перестойные пихтачи, которые все копытные, кроме кабарги, обходят. По пихтачам, несмотря на отсутствие ориентиров, тигры не петляли, как ожидал Павел, а шли ровно, как по компасу, и наконец вышли из пихтачей на крутой солнцепечный склон, под которым блестел черными пятнами и полосами не замерзший еще до конца ключик. За ним, уходя вдаль, простиралась речная пойма, заросшая могучим смешанным лесом. Здесь, на солнцепеке, звери пролежали несколько часов – обе лежки протаяли до самой земли.
Не спрашивая согласия тигроловов, Павел решительно снял карабин, сбросил рюкзак, положив на тигриную лежку рукавицы, сел на них и, щурясь встречь солнцу, с блаженством расслабил мышцы. Остальные тоже не без удовольствия последовали его примеру. Здесь, на южной стороне, мороз почти не ощущался, сочно голубело небо, ласково светило солнце, лепетал неподалеку талый ключ, шелестели на елках и выводили замысловатые нежные трели клесты. Так бы и сидеть, и сидеть на этом, залитом ласковым солнечным светом склоне и сто, и двести, и тысячу лет!
– Сиди не сиди, а цыплят не высидишь! – первым поднялся Савелий. – Ежели тигры в пойму пойдут, придется, наверно, через протоки перелезать: вода, вишь, не везде замерзла.
– Да, хорошо сидеть, а идти надо, – с сожалением сказал Евтей и, оглядевшись, вздохнул. – Веселое местечко! Вот тут бы на угорье зимовьюшку срубить...
Павел упруго поднялся, взвалил на плечи рюкзак и молча стал спускаться по следу.
...Перейдя через ключ, тигры долго шли пойменным лесом, пытаясь охотиться на изюбров, следами которых была испещрена вся пойма. Но чуткие животные убегали задолго до подхода тигров, да и невозможно было к ним подкрасться незамеченным, на расстояние прыжка, – пойменный лес был редок и хорошо просматривался. Убедившись в том, что и здесь не лучшее место для охоты, звери вновь поднялись в сопки и стали бродить по старым кабаньим тропам.
Наступили сумерки. Охотники выбирали кедр для нодьи и устраивали табор уже в темноте. Ночь была пасмурная, теплая.
«Будет снег, – подумал Павел сквозь дрему. – Раз оттепель – значит, снег». Он вспомнил, что и небо сегодня было сочно-голубого цвета – это признак оттепели.
Евтей и Савелий тоже думали о предстоящей перемене погоды, но думали с беспокойством и тревогой.
Снег пошел на следующий день.
– Ну, теперь хана тигриному следу – заметет! – упавшим голосом сказал Савелий.
– Раньше смерти помирашь, – упрекнул брата Евтей. – Может, пронесет еще, видишь, снег-то валит, а небо тонкое, наскрозь просвечивает.
Слова Евтея оказались верными. Через несколько минут снегопад прекратился, туча прошла, и свежевыпавший снег ослепительно заискрился на солнце. Припорошенная тайга точно и сама посвежела, сделалась уютней, веселей и просторней.
Очередную нодью сделать пришлось почти на вершине сопки. Здесь гулял пронизывающий ветерок, но вниз, в более тихое место, спуститься тигроловы не рискнули: там темнели сплошные ельники, а елка для нодьи не годится, горит она, правда, хорошо, но сильно трещит и стреляет долго тлеющими искрами и целыми угольками. Упадет горящий уголек спящему на одежду – вот тебе и дыра. Уж лучше здесь, хотя и на ветру, но у жаркого, ровно горящего кедра переспать, к тому же – не надо отклоняться от маршрута, силы тратить понапрасну – следы тигриные в десяти шагах от табора, утром встал на них и шагай себе прежним маршрутом.
* * *
Утро выдалось пасмурным. Тигриный след вывел на вершину сопки к невысокой скале. У основания ее, под могучим, в два обхвата, кедром, тигры ложились отдыхать, но пролежали недолго, лежки не успели даже обледенеть: голод гнал зверей, не давая им покоя. Обойдя скалу, поднявшись на нее по отлогой стороне и постояв наверху, тигры рысцой побежали вниз по распадку.
– Ну, слава богу, кажись, зверя почуяли, – сказал Савелий, – а то ведь так и помереть недолго с голодухи.
– Может, тигрицу опять услыхали? – осторожно спросил Павел. – В таком густом ельнике вряд ли копытный зверь стоять сейчас будет.
– Да, похоже на то, – кивнул Евтей. – Кабан сейчас на желуде, на орехах кедровых, изюбряк – на пойме... Разве что кабарга шастает в ельниках, мох с деревьев объедает. Или просто поблазнилось тиграм что-то. Да что гадать, вот чуток пройдем еще – и все станет ясно.
Через несколько шагов тигроловы увидели сразу несколько следов, расходящихся веером. Тигры здесь ходили и туда и обратно. Евтей громким шепотом окликнул Павла:
– Стой, Павлуха! Видишь, тигриные тропы кругом? Это неспроста, значит, где-то там давленина.
– Посмотрите на Барсика и Амура. – Савелий кивнул на собак. – Чуют что-то. Следы-то, правда, недельной давности, и на этой давленине вряд ли уже застанем тигров, но как знать, может, сохатого завалили, тогда этого мяса надолго им хватит, и как раз застанем их... Как думаешь, Евтеюшко?
Евтей внимательно посмотрел на Барсика. Пес, слегка натянув поводок, напряженно смотрел в низовья распадка; ноздри его, втягивая какой-то подозрительный запах, слегка подрагивали; уши стояли торчком и были направлены в ту же сторону – в темный, припорошенный снегом ельник.
– Что-то чуют, – согласился Евтей. – Но если б тигры там были, Барсик давно бы уж рвался, сам знаешь, как он бесится...
– Думаешь, нету их там?
– Да кто их знает. Что гадать, пройдем еще, как найдем свежий след, так и ясно станет.
– Вот место дрянное. – Савелий огляделся, недовольно морщась. – Ежели тут ловить придется – ни одной рогатины не видать. Из чего рогатины-то рубить?
– Погоди ты о рогатинах думать, – с досадой отмахнулся Евтей, двигаясь по правому краю тигриных следов.
С громко бьющимся от волнения сердцем Павел двинулся вслед за Евтеем. Вот оно – начало! Быть может, уже через несколько минут он услышит леденящий душу тигриный рев, увидит яростные глаза зверя и страшную оскаленную пасть...
В ельнике все следы сошлись в одну торную тропу. Тигроловы молча шли по ней, чутко прислушиваясь, напряженно всматриваясь. Собаки по-прежнему прядали ушами и смотрели по ходу тропы, но делали это спокойно, без азарта. Внезапно идущий сзади Евтея Барсик стал что-то вынюхивать на тропе, но Евтей дернул его за поводок, и пес неохотно засеменил вслед за хозяином. Павел ковырнул носком олоча снег в том месте, где нюхал Барсик, и выбросил на тропу обглоданную кость.
– Евтей Макарович! Стойте!
Обернувшись, Евтей осуждающе покачал головой:
– Зачем так громко разговариваешь? Спугнешь тигров раньше времени...
– Я нечаянно, забылся, – смущенно проговорил Павел. – Тут вот кость чья-то обглоданная...
– Какая ишшо кость? – Савелий недовольно обошел Павла. – Где кость?
– Да вот она, лежит на тропе.
Опережая Евтея, Савелий поднял кость, похожую на обрубленную человеческую руку с растопыренными пальцами, недоуменно осмотрел ее и вдруг произнес удивленно и растерянно:
– Так ведь это – тигриная лапа! Обглоданная!..
– Ты что, отец, не перепутал ли? – Николай взял кость у отца, разглядел ее и, удивленно покачав головой, передал ее подошедшему Евтею.
– В самом деле, лапа тигриная...
– Что бы это значило? – угнетенно спросил Николай.
– А то и значит, – уныло сказал Евтей, передавая находку Павлу, – что один тигр другого съел. Ходили-ходили, добычу поймать не смогли, оголодали вконец, ну и подрались, наверно. А может, один из них заболел и сдох, а другой, чтобы добру не пропадать, съел его. Съел и ушел восвояси! Вот и вся история! – Последние слова Евтей произнес громко и с раздражением. – Вот невезенье! Стоко дней тропили их – и все кобыле под хвост. Тьфу!
– Ты бы не лаялся громко-то, – неуверенно попросил Савелий. – Может, второй-то тигр лежит тут недалеко, спугнешь его...
– Как же, станет он неделю дожидаться нас! Видишь, костомаху как вылизал, оскубал? Ему этого мяса на три дня. Изголодавшийся зверь долго на одном месте лежать не станет.
– А все же, Евтеюшко, на всякий случай ишшо до места дойдем без шуму давай, – может, тама он и есть как раз.
– Ну пошли, пошли, все одно надобно это место отыскать.
Теперь Евтей шел по тропе решительным шагом и вскоре, приостановившись, выгреб ногой на обочину обглоданную берцовую кость, затем, через несколько шагов, пинком отбросил в сторону часть позвоночника. Но вот тропа вновь разбилась на несколько перепутанных, широко разбегающихся следов. Все они были той же недельной давности. Посовещавшись, тигроловы решили не распутывать следы, а просто прочесать их. Евтей пошел вправо по краю следов, Савелий влево, а Павел и Николай, отойдя друг от друга шагов на полста, пошли по центральным тропам.
– Ежели случайно тигру увидишь, не вздумай стрелять по ней, – предупредил Савелий Павла перед тем, как разойтись. – Тихонько от нее отступи подальше и тогда уж голос нам подай – мы к тебе прибежим.
– А если он прямо на меня пойдет?
– Ну, тогда вверх над ней стрельни – убежит она, а мы тогда собак отпустим, а ты по ее следу беги, и мы тоже на след ее выйдем.
– А если он не убежит, а кинется на меня, можно стрелять в него? – продолжал допытываться Павел.
– Ну, ежели совсем опасно станет... тогда конечно, а все ж постарайся как-нибудь, тово, выкрутиться – напугать ее...
Сейчас, прокрутив в голове весь этот разговор с бригадиром, Павел с лихорадочной поспешностью думал над тем: чем же, кроме выстрела, можно остановить нападающего тигра? «Может, зажечь ветровой спичкой пластмассовую расческу? Но пока буду пенал откручивать, да спичку вынимать, да пока зажгу ее, тут мне тигр голову пять раз успеет откусить. Вот опять, кажется, что-то лежит на тропе...»
Павел ковырнул ногой снежный бугорок и вывернул переднюю лопатку тигра. «Ишь, как потрудился, до блеска обглодал... Вот прыгнет сейчас из-за той вон валежины, и ты, братец Калугин, не только спичкой не успеешь чиркнуть, но и за карабин взяться не успеешь».
Он подозрительно посмотрел на лежавшую впереди толстую валежину, усмехнулся словам Савелия: «А все ж постарайся как-нибудь, тово, выкрутиться...» Да уж, конечно, ежели прыгнет, постараюсь на лету ее сшибить, не промахнуться. – И, подумав так, он снял с плеча карабин и взял его наизготовку. – Вот так, Савелий Макарович, вернее мне будет с ней переговоры вести».
Благополучно обойдя подозрительную валежину, Павел вновь вышел на тропу и, не увидев на ней свежего следа, успокоился, но карабин оставил в руках. «Береженого бог бережет», – эту поговорку часто внушал ему отец. Но что там впереди, в мелком густом ельничке? Почему так возбужденно растенькались синицы? Может, над зверем тенькают?
Чтобы не скрипели подошвы о твердый снег тропы, Павел пошел рядом с ней по целине, внимательно ощупывая глазами каждый подозрительный бугорок впереди, каждое пятно, не забывая между тем скользнуть взглядом по сторонам, да и назад оглянуться иногда, но это уже просто на всякий случай, перестраховки ради. Вот уже синичье теньканье совсем недалеко. Да вон же они – сидят на пушистой елочке, перепархивают с ветки на ветку, и то одна, то другая вниз пикируют. Что же нашли они там интересного? К той же елке и тропа ведет, а вон еще две тропы туда сходятся, и по-прежнему не видно свежих следов.
Осторожно подойдя к елке, Павел увидел под ней хорошо утоптанную, присыпанную свежевыпавшим снегом площадку. Утоптана она была не звериными лапами... Вокруг площадки снег тоже весь перетоптан.
Поставив затвор на предохранитель и закинув карабин за спину, Павел подошел к елке, высмотрел на площадке продолговатую ямку и, встав на колени, сдул с нее весь пушистый снег. Он увидел отпечаток олоча, подшитого рубчатой подошвой, вероятно, от покрышки мопедного колеса. Такие подошвы многие охотники подшивают теперь на кожаные улы – и мягко ходить, и не скользко, хоть с горы, хоть на гору, да и подошве износу нет. Смутно догадываясь о происшедшем здесь, Павел, чтобы проверить свою догадку, отломил еловую ветку и начал сметать ею снег с площадки – под снегом всюду проступали пятна крови. Все больше удивляясь, он увидел еще одну лапу и обглоданную кость, кажется, шейный позвонок. Концы фаланг на лапе были не обгрызены, как казалось на первый взгляд, а ровно срезаны в суставах ножом... Павел внимательно огляделся кругом и заметил на стволе светлую полоску – след свинцовой пули. Жакан ободрал кору на высоте колена. Стрелял человек стоя – пуля прошла чуть под углом сверху вниз. Павел прикинул, откуда удобней всего было стрелять в стоящего за елкой тигра, получилось, что стрелял не ближе и не дальше того молодого густого ельничка. До него метров тридцать – удобная дистанция даже для самого плохого ружья. Поднявшись с колен, Калугин принялся громко сзывать тигроловов.
– Ну, понятная картина, – осмотрев место происшествия, сказал Евтей. – Там, за ельничком, стоит избушка, я, когда сюда подходил, заметил крышу ее между деревьями. Видно, тигры, пересекая распадок, там, вверху, услышали собачий лай, ну и пришли сюда собачатиной полакомиться. Ну а собака их учуяла, стала лаять. Тут хозяин или хозяева к ельничку подошли, убили тигра, шкуру ободрали, все шито-крыто!
– А обглоданные кости? Почему они так далеко, в разных местах, а не в куче здесь? – спросил Павел.
– Все просто, Павлуха, ободранного своего собрата тигр побоялся рядом с избушкой есть, а утаскивал его по частям подальше, чтоб никто ему не помешал. Как съел всего, так сразу без задержки и ушел. Охотники не ожидали, что кто-то подойдет к избушке по тигриным следам, вот и бросили мясо без опаски: местечко тут, вишь, какое уремное?
– Чтоб им пусто было, паразитам! – выругался Савелий. – Четыре дня гонялись за тигром, а пришли к костям!
– Дурачье! – презрительно сказал Николай. – Напакостить грамотно не сумели – ведь река рядом, взяли бы уж да замели следы, в прорубь ведь можно было тигра по частям спустить – и дело с концом! Никакого криминала! А теперь вот криминал, да еще какой – тысяча рублей штрафа с конфискацией оружия, с лишением права на охоту.
– Надо ишшо доказать сперва, – неуверенно возразил Савелий. – Вишь, следов-то свежих нету, охотники поди убегли из зимовья?
– Так ведь это, отец, просто выяснить, кто они и откуда. Сейчас придем в зимовье, и все станет ясно. Прихвати-ка, Павел, эти костомахи с собой, они у нас как вещественное доказательство будут, – начальственным тоном сказал Николай.
Павел недовольно поморщился, но поднял кости и, зажав их под мышкой, побрел вслед за Лошкаревыми.
Зимовье оказалось неподалеку от ельничка, на самом берегу реки. Свежих следов вокруг избушки не было – это подтверждало предположение Савелия, что охотники «убегли». Зимовье было новое, рубленное в прошлом году и крытое толем.
– Не наших охотников работа, – определил Евтей. – Рубили халтурно, паз не выбирали – бревна впритык, да и стропила не по-нашему сделаны.
– Это, однако, с верховьев охотники, из Кругликовского промхоза...
– Ну вот, видишь теперь сам, что нетрудно установить, чье зимовье, – торжествующе подхватил Николай. – Кругликовский промхоз известен, а промхозу известно, разумеется, кто охотится в этом зимовье, – вот тебе и все следствие!
– Видно, как шкуру сняли с тигра, так на другой день и смотались отсюда, – сказал Евтей, подходя к двери.
В зимовье оказалось чисто и уютно: с двух сторон возле стен нары; между ними – большое окно с двойной рамой; стол слева от двери, перед маленьким, как амбразура, оконцем. На стенах висело три полотенца; в щель бревна были воткнуты три зубные щетки и три ложки, на гвоздях над оконцем – три кружки. Три спальных мешка, лежащих на нарах, тоже свидетельствовали о том, что охотников в зимовье было трое.
Павел взял лежащий на нарах журнал «Огонек» и прочел вслух фамилию подписчика: «Федюков».
– Ну вот, пожалуйста, еще вам одна улика! – торжествующе сказал Николай. – Фамилия одного браконьера известна, остальные сами отыщутся...
– Это, конечно, сынок, ежели взяться теперь за энто дело – тут и искать нечего, сразу найдут. – Савелий повернулся к брату: – Ну чо, Евтеюшко, чо делать будем?
– Что делать? Печку вот сперва растопить надобно да чайку попить, – проворчал Евтей. – Холодище тут!
Около печки не было ни полена дров и ничего сухого для растопки. Выйдя из зимовья, Павел торопливо выбрал из поленницы сухих дров, настругал топором мелких щепок и, пока Евтей ходил с чайником на речку, затопил печь. Всегда относясь к чистоплотным охотникам с уважением, о хозяевах избушки он думал с презрением – не столько потому, что сорвали они отлов тигра, браконьерски убив его, сколько за то, что, уходя из тайги, не позаботились о том безвестном человеке, который может вольно или невольно забрести в их жилище. Они не сделали того, что обязан делать, выходя из тайги, каждый таежник – оставлять в жилище сухую растопку и спички, и, хотя бы небольшой, запас еды.
– Ну дак чо делать-то будем, Евтеюшко? – вновь повторил свой вопрос Савелий, когда избушка нагрелась и тигроловы, не раздеваясь, а лишь сняв шапки, уселись за стол пить чай. – Будем второго преследовать али бросим его?
– Я думаю, Савелий, овчинка выделки не стоит. – Евтей расстегнул шинель, пригладив бороду и усы, осторожно хлебнул из кружки горячий чай, слегка обжегшись, отодвинул кружку. – Сам посуди, брательник: лицензии у нас две, погонимся за этим тигром, допустим, благополучно отловим его, а второго тигра – все одно искать придется? Так не лучше ли у той тигрицы, которую найдем, не одного тигренка взять, а двух? А этот черт нам собак выведет из строя, чует мое сердце. Они ведь к зимовью на собачий лай пришли, не иначе.
– Значит, предлагаешь искать других?
– Предлагаю искать других. Не теряя времени, надо вернуться в поселок и там поспрашивать мужиков, может, кто и сообщит о следах: сейчас многие любители из тайги вышли, кто орехи бил, кто белковал – наверняка кто-то видел следы.
– А мне кажется, дядюшка, лучше бы нам выйти в Кругликово, там и справки наведем о следах. Заодно и в промхозе заявим о случившемся. Пускай этих браконьеров накажут как следует, чтобы и другим неповадно было. Ведь не оставим же мы это дело безнаказанным?
Евтей усмехнулся:
– Насчет браконьеров ты правильно, племяш, мыслишь – наказать их надобно и непременно. Да вот смотри, что выйдет из этого. – Евтей опять осторожно отхлебнул из кружки и, убедившись, что чай уже остыл, сделал несколько торопливых глотков. – Так вот, племяш, смотри, что выйдет. Во-первых, у нас лицензии на отлов только до Нового года действительны, а там неизвестно, продлят их или нет. Во-вторых, и у тебя отпуск не на год даден, а сколько мы еще за тиграми пробегаем, тоже неизвестно.
– У нас еще месяц в запасе.
– Погоди, не сбивай меня. Месяц – это не так уж много, пролетит – не заметишь. В-третьих, нам до Мельничного идти полтора дня, а до Кругликово – три дня. Вот уж два дня потеряем и силы потеряем. Да там, пока заявим да пока соберутся, раскачаются охотинспекторы, еще два дня, да придется вести их сюда и показывать – вот тебе еще три дня – неделя ушла? Ушла. Это, ежели гладко все пойдет, а то, может, и с задорами, тогда и не рад будешь, что ввязался в это дело.
– Что ж ты, дядюшка, предлагаешь оставить все безнаказанным? – спросил Николай.
– Пошто оставить? Не-ет, этого дела оставлять нельзя! – Евтей нахмурился. – Придем в Мельничное, сообщим егерю Беспалову – пущай нашими следами придет, удостоверится и сам этим делом занимается – это его кровная работа, а наше дело – сообщить куда следует и тигров побыстрей поймать.
– А пойдет ли Беспалов ишшо на чужую территорию – это ведь Кругликовский район, а не наш? – засомневался Савелий.
– Пусть попробует не пойти – за это ответит по всей строгости! Браконьерство он обязан пресекать в любом месте, где оно обнаружится, – другое дело, что разбирательство он передаст не в свой район, а в ихний.
– Ну и ладно тогда, это уж их дело, – удовлетворенно закивал Савелий. – Пушшай разбираются, да и наказали бы их. Сотня тигров осталась в тайге, а и тех без жалости стреляют.
Перед уходом Евтей сложил найденные кости тигра под окном избушки и загреб их снегом, снег притоптал, пояснил:
– Это вещественное доказательство. Скажем егерю, где кости лежат, ежели он пойдет сюда – откопает их, заодно и другие поищет на тропах, ежели этих мало окажется.
– Разумно, дядюшка, разумно, – похвалил Николай. – Из тебя бы вышел хороший следователь.
– Следователь, не знаю, вышел бы али нет, а вот воспитателем при тебе я мог бы стать – это уж точно, токо вместо уговоров взял бы на вооружение хороший сыромятный ремень...
– Это для чего еще, дядюшка?
– Не для чего, а для кого, племянничек!
– Значит, для меня? – широко заулыбался Николай.
– И для тебя, и для других, кто неучтив со старшими и кто не радеет на работе. Нынче многих ремнем стегать пора – сверху донизу.
– А если, дядюшка, у тебя объявится воспитатель? И если он, стегая сверху донизу, как ты говоришь, стеганет и тебя? – Николай многозначительно повел глазами.
– Ну, ежели и у меня воспитатель объявится, возражать не стану и спину готов подставить под ремень, ежели это общему делу поможет.
– Шутишь, дядюшка!
– Ей-богу, подставил бы! – серьезно сказал Евтей. – Вот деда взять твоего, Макара. Спроси-ка у Савелия, как он нас воспитывал. Крут был с нами до беспощадности, бил нас чем попадя, до крови, по-настоящему бил, а вот поди же, никто из нас, четырех братьев, не в обиде на него. А почему? Потому, что бил-то он нас справедливо, за дело. За ложь бил, за безхозяйственность. Бросил я как-то хомут на пол в конюшне, не повесил его на стену; он меня уздечкой так отхлестал – до сей поры, глядя на хомут, задницу чешу. Ежели бьют справедливо, какая тут может быть обида?
– Ну, вы тут ишшо поспорьте, поспорьте, а мы вот с Павликом пойдем, однако, – сердито проворчал Савелий и, повернувшись, зашагал к реке.
– И то верно, заговорились, – виновато кивнул Евтей и, подбросив на спине котомку, торопливо принялся отвязывать нетерпеливо приплясывающего и повизгивающего Барсика.
* * *
В Мельничное тигроловы пришли в девять часов вечера. У Евтея были тут знакомые, он предложил зайти к одному из них, наиболее гостеприимному, но, поразмыслив, неуверенно сказал:
– Кто его знает, примет ли он такую ораву на ночлег, да еще с собаками? Да и самим неудобно людей беспокоить. Ежели б друзья были, а то просто знакомцы. Пойдемте лучше в промхоз в сторожку определимся, там мы никого не стесним и сами не стеснимся, а сторож только рад будет.
На том и порешили. Поселок был небольшой, из трех вытянутых параллельно берегу реки улиц; центральная освещалась электрическими лампочками, подвешенными на верхушках столбов. Редкие прохожие мало обращали на промысловиков внимания, здесь привыкли ко всякому бродячему таежному люду: то геологи, то лесоустроительная экспедиция, то туристы, ну, а охотников и своих предостаточно.
Сторож промхозовской территории и заготпункта, высокий горбоносый старик с бороденкой, похожей на клочок прилипшей к подбородку пакли, увидав гостей, действительно обрадовался:
– А-а, кажись, опять к нам тигроловы пожаловали? Проходите, проходите, не стесняйтесь. А где же тигры ваши?
– Тигры наши в тайге бегают, их ишшо найти надобно, – сказал Савелий наставительно.
– Как же – найти? Вы мне сказки потом расскажете, знаю я вашу конспирацию. – Сторож заговорщицки подмигнул мутно-голубым слезящимся глазом. – На зообазу поди отправили тигров-то?
– Да не поймали мы! – сказал Николай, устало сбрасывая рюкзак и оттаскивая его в угол.
– Да вы чо, я же вот вчерась в газетке читал, там про вас все пропечатано; дескать, бригада Савелия Лошкарева вышла в верховья Уссурки на отлов тигров и после десяти дней преследования пленила двух полосатых хищников. Так и пропечатано: «Двух полосатых хищников»! А вы мне мозги засоряете. – Сторож снял с вешалки полушубок, надел его и стал медленно застегивать пуговицы, обиженно моргая.
Тигроловы недоуменно переглянулись.
– Вы что, серьезно читали про нас в газете? – недоверчиво спросил Николай, проходя к столу и усаживаясь на табурет.
– Ну а как же, шутка, что ли? Вот этими своими собственными глазами читал. – Сторож постучал себя согнутыми пальцами в переносицу. – А вы мне мозги засоряете, конспирируетесь... Две недели в тайге пробегали – и пусты? Кто вам поверит? Дураков нема-а...
– Что, так прямо и написано, что уже поймали двух тигров? Именно поймали?
– Не «поймали» именно, а «пленили» именно! Так и пропечатано: «Бригада пленила двух полосатых хищников», – слово в слово.
– Вот дают! – с веселым восторгом воскликнул Савелий. – Мы ишшо и свежего тигриного следа не видали, а уже готово – отловили!
– Это они авансом отловить нам дозволили, – устало махнул рукой Евтей. – Услыхал какой-нибудь досужий корреспондентик, что в лес ушли, ну и быстрей, чтоб никто другой не опередил, застолбил золотую жилу...
– А вы чо, рази вправду не изловили? – понизив голос и с каким-то даже испугом, спросил сторож.
– Ну дак сказали же, – подтвердил Савелий.
– Значит, газетка-то наврала про вас, али как? – растерянно спросил сторож у Николая, считая его, вероятно, самым авторитетным.
– Ну зачем же так прямолинейно? – усмехнулся Николай. – Вот Евтей Макарович деликатней выразился – не наврала, а просто аванс нам выдала. Ушли в тайгу тигроловы – значит, поймают...
– Во дела! – Сторож нерешительно потоптался и присел на дощатый топчан, выставив, словно на обозрение, большие, черные, еще нерастоптанные валенки. – Да-а, ну и ну... Стало быть, конфуз с газеткой вышел? Может, они того... как его... ошиблись? Может, их самих в заблуждение ввели? – все никак не мог успокоиться он. – Бывает же так... наговорит охламон какой-нибудь, а ему и поверют... Чо делать-то теперь будете – опровергание напишите в газетку?
– Да успокойся ты, дед! – рассмеялся Николай. – Ничего страшного не случилось.
– Как не случилось? А еслив не поймаете?
– Еслив не поймаем, дед, все равно опровергание писать не будем, – насмешливо сказал Николай и, спохватившись, что сторож может обидеться, добавил мягче: – Придется взять встречные обязательства и поймать этих усатых полосатых хищников.
