Текст книги "Тигроловы"
Автор книги: Анатолий Буйлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Обойдя наконец бурелом и выбравшись на чистую прогалину, охотники увидели стоящего там тигра; метрах в пяти от него, нервно дергая хвостом, злобно лаял Барсик – весь бок его был в крови. Амур лежал сзади зверя и тоже лаял, но не злобно, а скорей обиженно, с подвывом и повизгиванием, точно жаловался. Барсик, не переставая лаять, медленно и осторожно подступал к рычащему зверю. Оглушительно рявкнув, тигр метнулся на собаку, но Барсик, мгновенно отскочив, стремглав пустился прочь, а сзади ловил уже длинный тигриный хвост Амур. Круто развернувшись, тигр с ревом бросился ловить Амура, но тот уже стоял далеко в стороне и готов был отбежать еще дальше. Тем временем Барсик, сделав полукруг, вернулся на прежнее место. Эту слаженную работу собак Павел, несмотря на свое крайнее волнение, тоже успел отметить. Но дальше все замелькало с быстротой неудержимой: тигр, повернув голову, коротко, с какой-то особенной злостью рявкнул и, задрав хвост, помчался вдруг галопом, но не на собаку, а на приближающихся к нему людей.
– Сымай котомки! Становись рядком! – властно скомандовал Евтей, освобождаясь от котомки и выступая вперед с рогатиной наперевес.
Вмиг сняв рюкзак и перекинув карабин с плеча за спину, Павел оказался рядом с Евтеем. Еще мгновение – и близко с Павловой рогатиной выставили свои Савелий и Николай. Краем глаза Павел попытался увидеть пятую рогатину, но ее не было ни справа, ни слева...
Ловким движением Евтей набросил на конец своей рогатины пустой дерюжный мешок. А тигр между тем, не обращая внимания на наседавших сзади собак, стремительно надвигался – неукротимый и зловещий. Все ближе! Ближе! Ближе! Вот уже видны его злые глаза, оскаленная пасть и прижатые к затылку уши.
– Держись, ребята! На прыжок идет! Я его отвлеку, а вы не зевайте, – прозвучал твердый и спокойный голос Евтея.
– Здоровый, черт! – заметил Савелий.
– Старайся, Павелко, на бок его сбить, когда он мешком отвлечется. Да не лезь вперед! Я приму его на себя, потом уж кидайся и ты.
– Крепко упрись, Евтеюшко, на тебя, на тебя идет! Не зевай, ребяты! Ишшо, ишшо подпусти его, Евтеюшко!
Потому ли, что Евтей стоял крайним и чуть впереди остальных, по другой ли причине, но, Павел это ясно видел, тигр бежал прямо на него, именно его злобно прожигал глазами, именно на него готов был обрушить всю свою накопившуюся ярость и силу...
Евтей стоит не шелохнувшись, выставив перед собой рогатину, чуть согнулся, напружинился, не сводя глаз с оскаленной тигриной морды, ждет какого-то особого момента. Перед самой рогатиной тигр резко затормозил всеми четырьмя лапами, широко распахнув пасть, оглушительно рявкнул, присел, собираясь прыгнуть, и в это же мгновение Евтей толкнул рогатину с висящим на ней мешком прямо в тигриную морду, но зверь с непостижимой быстротой и ловкостью перехватил лапами мешок и рогатину.
– Нава-ли-ись!! – истошно закричал Евтей, пытаясь вырвать рогатину.
Но, прежде чем раздался крик Евтея, Павел уже выцелил тигра и, чуть присев, вложил в рогатину всю силу ног, рук и корпуса, толкнул рогатину в тигриную шею и, к своему удивлению, увидел, как зверь легко опрокинулся на бок, замахав лапами, дико вращая глазами, клокоча и хрипя оскаленной красной пастью, попытался вывернуться и легко бы это сделал – Павел это сразу почувствовал и потому закричал с отчаянием:
– Навались! Увернется сейчас, увернется-а!!
– Доржи, Павлуха! Доржи! – откликнулся Савелий словно бы откуда-то издалека, но вдруг оказался рядом, и толстая ясеневая его рогулина обхватила и придавила к земле могучую тигриную грудь, а с другой стороны осторожно уже обхватывала и удерживала тигриный пах рогулька Николая. Евтей, вырвав наконец свою рогатину из звериных лап, придавил ею живот тигра. Тигр глухо рявкал, хрипел и отчаянно извивался, пытаясь сбросить с себя обхватившие и придавившие его рогатины.
«Но где же пятая рогатина? Их ведь пять должно быть», – недоуменно подумал Павел и, оглянувшись, увидел за своей спиной Юдова; в одной руке у него было ружье, в другой – рогатина.
– Юдов! Ты что стоишь, как в штаны наложил? – негодующе крикнул Павел, изо всей силы стараясь не дать тигру просунуть лапу в развилку рогатины. – Паразит такой... А ну помогай быстрей! Чтоб тебя... Помогай, говорю!!
Тигр уже просунул лапу в развилку рогатины и легко, будто между прочим, как ни упирался Павел, оттолкнул ее и, освободив шею, яростно зарычав, попытался схватить клыкастой пастью Евтея за ногу, но тот вовремя убрал ее.
– Юдов!! Мать твою... Оглох ты?! – гневно закричал Савелий, тоже с трудом удерживающий свою рогатину. – Брось ружье! Брось ружье, тебе говорят! К Павлу на помощь! Придавите ему шею скорей! Ох, мать вашу – сейчас извернется!
Павел вырвал рогатину и вновь придавил тигриную шею, но неудачно – тигр теперь уже заученным движением точно и быстро просунул лапу в зазор развилки, но в это время рогатина Юдова, меньшая по размерам, плотно обхватила горло и прижала его к земле. Почувствовав силу пяти рогатин, тигр, как показалось Павлу, сразу расслабился и посмотрел на обступивших его двуногих существ с удивлением и с паническим страхом. Но это длилось лишь несколько мгновений, и вот уже Павел почувствовал, как сжались и напряглись под рогатиной мышцы зверя, круглые янтарные глаза с зеленовато-карими зрачками дико завращались, заворочались и, наконец, вылезши из орбит, застыли, распираемые изнутри клокочущей дикой яростью.
– Ребятки! Крепше рогули держите! – тревожно предупредил Савелий. – Сейчас буйствовать начнет... Николай! Отпихни Амура – вишь, куснуть подкрадуется – озлит тигра чертов пес! Пни! Пни его...
Николай обернулся, собираясь отпихнуть ногой Амура, но тот, словно почувствовав это, торопливо, воровски куснул тигра за крестец и тотчас отскочил далеко в сторону. Тигр словно этого укуса и ждал: злобно рявкнув приглушенным горлом, вздрогнул, сжался и, с силой распрямившись, хрипло, яростно рыча, завозился, изгибаясь и водя тигроловов из стороны в сторону, замахал широченными лапами, увенчанными круто загнутыми, как стальные крючья, когтями, тщетно царапая мерзлое дерево рогатин. Прошло, вероятно, немало времени, прежде чем тигр опять успокоился. От напряжения у Павла совершенно онемели пальцы, сжимавшие древко рогатины, но зверь все продолжал извиваться, оглушительно рявкая. Наконец, сообразив, что ему не удастся ни сбросить с себя эти жестокие деревянные лапы обступивших его страшных существ, ни дотянуться когтями до их живого, дурно пахнущего мяса, тигр изо всей силы стал выкручиваться со спины на бок.
– Навались! Не давай ему на лапы подняться! Не удержим тогда, – забеспокоился Евтей и распорядился решительно: – Ты, Юдов, передай свою рогатину Павлу. Да не отрывай ты ее от шеи! – вскричал он испуганно и возмущенно. – Черенок ему свой передвинь – он его примет и будет держать шею вместо тебя, а рогатину Павла ты вынь да вставь к Савелию поближе – грудь надо крепше держать, чтобы на бок он не перевернулся. Понял, нет теперь? Вот так, правильно... А ты, Павелко, не дави, не дави так шибко! Рогатина тесная – вишь, как шею ему сразу придушил. Силу, что ль, не чувствуешь?
Наконец, измучив охотников и себя, тигр, расслабив мышцы, притих, перестал рявкать, но не сдался совсем, дрожа всем телом, притаился выжидательно, клокоча горлом, как притухший после извержения вулкан, без прежней бешеной ярости, но с какой-то словно бы осознанной расчетливостью стал внимательно следить за действиями своих врагов. Разглядывая глаза поверженного тигра, Павел поразился той сложной гамме чувств, кои неуловимо источались из их янтарной прозрачности.
– Ну, кажись, малость утихомирился, сердешный, – удовлетворенно сказал Савелий. – Не пора ли мне, Евтеюшко, вязать его?
– Сейчас проверим. – Евтей несколько раз подряд сильно надавил на рогатину. Тигр зарычал громче, злей, выпустил когти-крючья, чуть напрягся, но тут же и расслабился. Через минуту, вновь тщетно попытавшись разозлить тигра, Евтей кивнул, Савелию: – Давай, брательник, приступай!
Савелий, нетерпеливо ожидавший этого кивка, тотчас передал свою рогатину Николаю, снял из-за плеч тощий мешок, развязал веревки. По тому, каким сосредоточенным и серьезным было выражение лица Савелия, и по тому, как тщательно и в то же время с нервозной торопливостью он разбирал вязки, Павел сделал вывод, что процесс связывания не так уж прост и безопасен, как он это предполагал.
– Сейчас, Павелко, само ответственно дело пойдет, – словно прочтя его мысли, сказал Евтей. – Чуть прозеваешь, не углядишь – он тебя когтищами за нос и ухватит... Аккуратность тут нужна. Смотри – запоминай, как Савелий управляться будет с этим делом. Главное – неторопко вязать, но и не мешкать... – И, вспомнив о чем-то, вдруг осекся, нахмурился, посмотрел на Юдова: – А ты, паря, почему у нас за спинами остался, да еще с ружьем? Почему рогатиной, как все, не работал?
– Так я ведь, Евтей Макарович, думал, что надо одному с ружьем остаться – на всякий случай, – искренне и убежденно проговорил Юдов. – Для подстраховки я стоял...
– Вот оно что... «Для подстраховки»... – усмехнулся Евтей. – Ну-ну... Ангел-телохранитель...
– Да хватит тебе, дядюшка, парня смущать! – заступился за Юдова Николай. – С кем не бывает конфуза? Намеренья-то у него действительно были самые добрые, если разобраться по существу.
– Ну, ежели по существу, тогда конешно! – насмешливо сказал Евтей и, заметив, что Амур опять подкрадывается к тигру, топнув ногой, крикнул: – Амур! Нельзя!
От крика человеческого или от близости собаки тигр угрожающе зарявкал, заворочался, попытался вывернуться, но охотники сильней навалились на рогатины, и зверь вскоре успокоился, ровно и угрожающе заклокотал горлом, продолжая внимательно следить глазами за всем, что происходит.
Связывал Савелий тигра, как показалось Павлу, утомительно долго и излишне осторожно, словно мину обезвреживал, а было все просто: вначале бригадир набросил веревку с петлей на одну переднюю лапу зверя, затянув ее, он передал конец веревки Николаю, тот, изо всей силы натянув веревку, обмотал ее вокруг древка своей рогатины. Затем точно так же Савелий поступил и со второй передней лапой, но конец этой веревки передал уже Евтею, и Евтей, как Николай, обкрутил ее вокруг своей рогатины. Вырывая из веревочной петли лапу, тигр вместе с веревкой тянул на себя рогатину – выходило так, что он сам же себя давил двумя рогатинами и удерживал.
С большой осторожностью связав сначала передние, а затем и задние лапы и крепко стянув их веревкой друг к другу, пара к паре, Савелий выпрямился, взявшись рукой за поясницу, болезненно сморщился:
– Проклятущий радикулит! Как постою в наклон, так и деревенеет спина – хушь ты что! – Лошкарев старался говорить сердито, но глаза его при этом удовлетворительно смотрели на связанного зверя. – Ну-ну, порявкай мне ишшо, сейчас мы тебе, голубчик, пасть твою закроем... – Савелий вынул из кармана кусок обыкновенной бельевой веревки метровой длины, подошел к оскаленной морде тигра. – Ну, давай, Евтеюшко, с богом, ишшо одно дело сделам.
Евтей молча кивнул, отдал древко своей рогатины Павлу, подошел к тигру с затылка, встал на колени. Зверь беспокойно завертел головой, зарявкал, одновременно следя глазами и за Евтеем, и за Савелием. Бригадир, наклонившись над оскаленной тигриной мордой, приблизил к ней пустую рукавицу. Тигр, выпустив из внимания стоящего сзади человека, поднял голову, рванулся к рукавице, – этого и ждал Евтей. В ту же секунду крепко схватил он зверя снизу за уши. Такое бесцеремонное обхождение тигру чрезвычайно не понравилось. Он отчаянно задергался, яростно зарявкал, пытаясь вывернуть голову и схватить человека за руку, но тот держал его за уши жестко и цепко. Сломив тонкий прутик, Савелий сунул его торцом в распахнутую пасть, тигр тотчас закусил этот прутик.
– Ну вот, я же говорил, что закроем тебе пасть. – Савелий подергал прутик. Тигр глухо заурчал и еще крепче сжал челюсти. – Во-во, ишшо малость пофырчи. Ну-ко, Павлуха, одной рукой прутик держи, другой рогулю не выпускай, да прутик-то пошевеливай, потеребливай, а то он отплюнет его, да пасть свою опять раззявит. – Передав прутик, Савелий ловко обкрутил вокруг тигриной морды веревку, крепко затянул ее вначале на один, потом на другой узел, обвел длинный конец веревки вокруг тигриного затылка, продернул конец ее через специально оставленную возле левой губы петлю, затем туго натянул этот конец веревки и накрепко бантиком связал его с другим концом на зверином затылке – получился тугой намордник. В наморднике тигр потерял свой царственный, леденящий кровь голос, а только приглушенно рокотал и фыркал ноздрями, и в глазах его, напряженно вытаращенных, уже не было прежней ярости и взрывной затаенной силы, а угадывались только страх и желание свободы. Странно было видеть Павлу царя зверей в такой неприглядной, униженной позе; кроме гордости и торжества, Павел испытывал еще и чувство вины перед ним.
А Савелий между тем уже развернул большой рогожный мешок и подсунул его под тигриный зад. Убрав рогатины, охотники приподняли извивающегося тигра руками и стали заталкивать в мешок. Мешок хотя и был огромный, нестандартный, но зверь был больше мешка в два раза.
– Куда же мы его пихаем? Он же не влезет сюда... – засомневался Павел.
– Ишшо чего! Влезет, влезет, Павлуха, – изо всей силы надавливая руками на тигриный затылок, уверенно проговорил Савелий.
И точно, сколько ни упирался зверь, а мужики все же бесцеремонно затолкали его в мешок и, собрав над затылком рогожу, накрепко привязали к ней заплечные ремни.
– Не задохнется он там? – опять забеспокоился Павел.
– Да не бойся ты, – снисходительным тоном успокоил Николай. – Мешок ведь редкий, как решето, хватит ему воздуху. А то, что тесно ему, так это на пользу, иначе, дай свободу в мешке, он такие кренделя начнет выделывать – разорвет и вязки, и мешок.
– Кошка, она и есть кошка, – укладывая на бок вздрагивающий, рявкающий куль, многозначительно проговорил Савелий. – Эта кошачья порода гибкая, не то что собака или другая какая живность. Взять, к примеру, рукавицу вот эту. В энту рукавицу я тебе любого кота запихаю, а попробуй запихай в нее такого же размеру собачку!
– Запихашь, не запихашь, – ворчливо передразнил Евтей. – Собак скорей ловите, как бы за другим тигром не увязались, да быстрей пойдем на ключ – надо еще успеть отабориться засветло.
Быстро собрав разбросанные рюкзаки, мужики стали решать, кому первому нести мешок с тигром.
– Килограммов восемьдесят, пожалуй, будет, – приподняв мешок, уныло проговорил Николай.
– Да, не меньше пяти пудов, – согласился Евтей, с усмешкой поглядывая на топтавшегося в стороне Юдова, успевшего уже вскинуть на плечи свой тощий пионерский рюкзачишко.
– А может, Евтеюшко, стяжок вырубим да понесем его на стежке по двое? – неуверенно предложил Савелий.
– Ну уж нет, брательничек, на жерди-то этой будет он раскачиваться, как маятник, и тебя за собой водить. Идешь как пьяный – не ходьба это! Забыл, как в прошлом году тащили на жерди такого кота? Сам же матюгался...
– Так-то оно так, Евтеюшко, в мешке сподручней, конечно... – Савелий болезненно поморщился, удрученно вздохнул: – А все ж и в мешке тоже не малина, ташшить ведь его надо, окаянного...
– Давайте я первый его понесу, – предложил Павел.
– Погоди, охолонись пока, – остановил его Евтей. – Первый вот потащит Николай, пример вам с Юдовым покажет. Как устанет он, так Юдов спину подставляй, затем уж ты, Павлуха, свою удаль покажешь – вот и пойдет у нас дело кругом. – Евтей лукаво подмигнул брату: – Молодым – дорогу, старикам – почет! Ну-ко, подставляй-ка, племянничек, спину, сейчас мы с Павлухой навьючим на тебя.
Мешок оказался таким тяжелым, что Николай, сделав несколько неуверенных шагов, попросил вырубить палку-посох. Тигр продолжал глухо урчать и дергаться, и после каждого дергания его Николая либо бросало в сторону от тропы, либо толкало по ходу вперед. Пройдя с полкилометра, Николай попросил замену.
Юдов подставлял спину с таким видом, словно тигроловы собирались бить по ней палками. Хватило Юдова шагов на двести. Павел подставлял спину под мешок не без волнения, боясь оказаться слабей Николая. Но, пройдя с грузом несколько шагов, успокоился – такой вес приходилось ему нашивать множество раз, особенно на заготовке брусники. Очень часто там он приносил на приемный пункт не как другие, по пять-шесть ведер ягоды, а сразу десяток. Правда, тот груз все больше под гору носить приходилось и не дальше трех-четырех километров, этот же груз ворочается и дергается за спиной, и надобно идти не по твердой земле, а по рыхлым следам в снегу. Да и зимняя одежда пудовым привеском к телу прильнула, вольно не расшатаешься. И все же, если поднатужиться, можно пронести этот груз, если и не три километра, то уж два наверняка, а там передохнуть немного и дальше продвинуться.
– Не устал, Павелко? Давай подменим, – приостановившись, спросил Евтей.
– Нет-нет, рано еще. Вы мне след пробивайте. Как устану – сам скажу.
– Не мешай ему, дядюшка, рекорд ставить, – насмешливо сказал Николай. – Он сейчас поставил своей целью перекрыть мое расстояние в два раза.
– Не распаляй ты парня, – с притворной строгостью одернул Николая Савелий. – Ишшо и взаправду распалится и будет ташшить этого тигра до упаду, а нам потом придется обоих вытаскивать. – Последние слова бригадир произнес с явной насмешкой.
Павел обиженно опустил голову.
Через километр мужики стали с любопытством оглядываться на него. Парень устал, лямки мешка нестерпимо давили на плечи, но, ловя на себе любопытные взгляды, он упрямо, с какою-то даже злостью напрягал мышцы и шел, не отставая от тигроловов, нарочито твердым, пружинистым шагом. Наконец Савелий, не выдержав, приостановился, удивленно спросил:
– Неужто не устал ишшо? Давай подменим...
– Вы мне тропу бейте, устану – скажу! – сердито отмахнулся Павел и, спохватившись, добавил мягче: – Не беспокойтесь, Савелий Макарович, выше головы не прыгну.
Николай, шедший впереди, вначале тоже оглядывался на Павла, но вскоре перестал, пошел по целику быстрей, вероятно надеясь на то, что Павел не выдержит высокого темпа ходьбы и попросит замену. Но Калугин все не отставал, а тут и место открылось для табора такое, что лучше не придумаешь: и ровные сухие кедрины для нодьи, и молодой пихтач для сруба рядышком, и незамерзающий родник в двадцати шагах.
Помогая Павлу снимать мешок, Евтей, кивая на Николая, одобрительно шепнул:
– Молодец, Павелко! Крепко ты ему досадил. Так и дальше действуй – ничо-о, это им обоим на пользу, может, спеси поубавится.
Чтобы разгоряченный в мешке тигр не застудился, набросали на снег пихтовых веток, на ветки и уклали мешок. Нодью построили и зажгли уже в сумерках. Сруб для тигра ладили при свете костра и нодьи, и лишь в полночь развязали и выпустили в него зверя. Верх сруба завалили в два слоя толстыми бревнами. Предстоящая процедура пересадки тигра в сруб беспокоила Павла, он предполагал, что это дело сложное и трудное, что опять потребуется прижимать зверя рогатинами, опять он будет злобно рявкать, но оказалось все чрезвычайно просто: в углу мешка распороли сантиметров на двадцать шов. Евтей через образовавшуюся дыру засунул руки и ощупью спокойно развязал с тигриных лап матерчатые вязки. Затем он привязал к наморднику шнур, протянул конец его через дыру, тотчас же дыру тигроловы прикрыли руками, затем осторожно развязали верх мешка, и так же ощупью развязал Евтей на тигрином затылке концы намордника. Теперь осталось сдернуть намордник – для этой цели и была, оказывается, пропущена через дыру в углу мешка веревочка. Стоило потянуть за нее – и намордник снялся. Во время всех этих манипуляций тигр только глухо урчал, но не пытался ни укусить, ни царапнуть Евтея за руку, как этого ожидал Павел.
– Пока тигр в мешке и не видит света – делай с ним что хошь, – объяснял Евтей, – хоть когти ему там стриги, главное, чтобы свет к нему не попадал. Ну и руку, конечно, в пасть не суй – откусит! Если же он, когда ты его развязываешь, невзначай вонзит в твою ладонь коготь, постарайся не дергать рукой, а жди терпеливо, когда он сам вытянет его.
Затем тигра подняли на сруб, убрав с него два бревна, сунули мешок в образовавшийся проем и вытряхнули зверя. Пока тигр озирался, соображал, где он и что с ним, мужики вставили бревна на свое место да еще и придавили их сверху для надежности валежником. Сруб был небольшой – метра два в длину и метра полтора в ширину, высота – чуть больше тигриной холки; если делать сруб выше, зверь встанет на задние лапы, а передними разбросает бревна потолка. Все просто. Но не сразу дошли Лошкаревы до этой простоты. Много было, особенно в первые годы, неудач и срывов...
Привязав собак около сруба, промысловики, совершенно обессиленные, наскоро поужинав, улеглись вокруг ровно горевшей нодьи. Спали беспокойно. Ночью то и дело рявкал в срубе тигр, собаки поднимали лай. Проснулись задолго до рассвета. Павел чувствовал себя совершенно разбитым, тело его болело, точно побитое. С трудом поднявшись на ноги, отойдя от нодьи, он растер лицо и шею снегом. Стало немного легче. Завтракали торопливо, с таким видом, точно опаздывали куда-то.
«Вот чудаки, – недовольно подумал Павел. – Полчаса раньше, полчаса позже – какая разница? Уж нынче поспать-то можно было подольше...»
На рассвете, оставив Юдова у нодьи караулить пойманного тигра, вышли на поиски второго.
– Ежели тигра сёдни ночью не увела его, должон крутиться он где-то тут, неподалеку, – размышлял Савелий. – Даст бог – скрутим и второго, а там недельку ишшо с зообазой проваландаемся, придем домой, в баньке как след попаримся и айда на соболевку опять...
– Погоди соболевать да баниться, – сердито остановил брата Евтей. – Не говори гоп, пока не перепрыгнул. В сам деле, возьмет мамаша и уведет его сёдни ночью. Видал, как вчера она неохотно от молодых отбивалась? Преданная! Чего хошь от нее жди – любого сюрпризу.
Как в воду смотрел Евтей: тигрица действительно отыскала ночью своего детеныша и повела его рысью в сторону дубовской пасеки. Пройдя по следу километров пять и убедившись, что тигрица не намерена менять своего курса, бригада остановилась.
– Все! Теперича она постарается увести его как можно дальше, – с досадой сказал Евтей, обращаясь к Павлу. – Оставит его там-отко где-нибудь в глухом укромном месте, а сама завтра около сруба появится, второго зачнет выручать... – Он повернулся к удрученно стоящему Савелию. – Юдова одного у сруба оставлять нельзя: кто знает, сколько мы за этим тигром пробегаем, да и продуктов у нас немного... Разумней так сделать: вернемся сейчас к нодье, спилим оставшиеся три кедрины на бревна, чтобы три-четыре нодьи из них вышло, поставим их вокруг сруба. Потом вы все пойдете на пасеку, а я останусь караулить. На пасеке Юдов пущай возьмет продуктов и дует ко мне – вдвоем-то мы по очереди дежурить будем, отобьемся от тигрицы, ежели станет к срубу подступаться. Ну а вы втроем тем временем второго изловите. Юдов-то все одно не помощник для вас – обуза одна. – Евтей еще хотел что-то сказать про Юдова, но, брезгливо поморщившись, махнул рукой и принялся сердито сдирать с усов намерзший куржак. – Одобряешь, Савелко, проект мой? Ежели хочешь ты остаться у сруба – оставайся. А я с ребятами...
– Ишшо чего! – повеселевшим голосом воспротивился Савелий. – Я пойду с ребятами... Куды они без меня?
В вопросе этом уловил Павел самонадеянность, точно бригадир хотел подчеркнуть незаменимость своей персоны и свое явное превосходство над Евтеем, между тем, как считал Павел, дело обстояло совсем иначе...
Вернулись тигроловы на табор в полдень. Юдов, видимо, не отходил от нодьи ни на шаг – все лицо его было закопченно, словно у кочегара. Тут же рядом с ним стояло на боевом взводе и ружье.
– Ты, паря, лицо-то свое в божеский вид приведи, а то тигра увидит – до смерти испугается, – насмешливо сказал Евтей. – Снегом вон оботрись, да и автомат свой отодвинь подалее от огня – неровен час, расплавится, заодно и на предохранитель его поставь – прострелишь невзначай себя или из нас кого.
Узнав о том, что ему предстоит идти к пасеке и затем возвращаться опять к нодье, но уже без провожатых, одному, Юдов побледнел, спросил, нельзя ли остаться у нодьи, но, услышав о том, что ночью ожидается приход тигрицы, побледнел еще больше и угнетенно замолчал.
Свалив стоящие рядом со срубом сухие кедры, распилив их на бревна и сложив три нодьи, мужики оставили Евтею продуктов ровно на сутки и ушли на тигриный след. Тигрица, как и предполагал Евтей, вывела охотников точно на проселочную дорогу, недалеко от того места, где она пересекала ее прежде. Отсюда она повернула к устью широкого ключа, вершина которого едва угадывалась в сгущающихся сумерках.
– От шельма! Прямо в ключ повела, – чертыхнулся Савелий. – Ежели в самую вершину уведет – за день едва ли вывершим.
– Надо не проспать завтра, выйти с пасеки затемно, может, и успеем тогда, – неуверенно сказал Николай.
– Да уж, чай, не заспимся... Подыму я вас, не сумлевайтесь...
Выйдя на тропу, тигроловы оставили тут котомки, только Юдов взял с собой пустой рюкзачишко – завтра он должен нести в нем продукты.
Стемнело. Непроницаемо-темной стеной стоит вокруг тайга, и небо над ней – точно синяя мантия, усыпанная яркими блестками. Заснеженная проселочная дорога кажется Павлу продолговатым слабосветящимся облаком, плывущим в космосе из ниоткуда в никуда, и он, перебирая ногами по этому облаку, тоже плывет, плывет куда-то в морозную темень. Но вот сладко пахнуло дымком, приветливо и уютно замаячил в темноте желтый квадратик окна, и всколыхнулось уставшее тело, радостно потянулось к слабому тусклому огоньку.
Пасечник встретил тигроловов все с тем же искренним радушием, захлопотал возле плиты, выставляя на нее чайник, кастрюлю, налил в умывальник теплой воды, между делом тревожно спросил о том, где они оставили Евтея Макаровича и не требуется ли им помощь. Узнав, что Евтей жив-здоров, караулит пойманного тигра и ждет Юдова с продуктами, Дубов радостно закивал и тотчас же принялся щедро складывать у порога, где лежал рюкзак Юдова, банки с тушенкой, сухари, чай, крупу, сахар.
– Тут на полмесяца, Еремей Фатьянович, куды столько? – запротестовал Савелий. – Парень и не дотащит все это! На три, ну, на пять ден от силы возьмем, остальное все лишне, спасибо, выручил нас.
Спать улеглись тотчас после ужина, чтобы проснуться пораньше, но сон ни к кому не шел. Стали говорить о том о сем, сетовали на тяжкий, всегда опасный и ненадежный промысел да и заговорились до полуночи. И вновь, как в прошлый раз, хозяин пасеки, проснувшись задолго до рассвета, растопил печь, подогрел завтрак и лишь тогда разбудил гостей. Было еще темно, когда, позавтракав, тигроловы, все, кроме Юдова, собрались уходить. Юдов вдруг обнаружил, что у него оторвалась подошва олоча, и, сняв его, решительно сказал нетерпеливо поджидавшим мужикам, чтобы шли они своей дорогой, не теряя времени, а он, починив олоч, сам найдет дорогу к Евтею – слава богу, немаленький.
– И то верно, – кивнул Савелий. – Чо мы будем ждать тебя? Тропа утоптана – слепой дойдет по ней, не то что зрячий. Ежели тигрица где-нито рявкнет в стороне, или свежий след ее подсечешь – не бери в голову, не тронет она тебя, ну, стрельни для острастки пару раз и дуй своим ходом. Евтею скажи, чтобы сруб со всех сторон снегом бы привалил, а то сквозняк снизу, не дай бог, простудится зверь.
– А слышь-ко, Савелий! Погодь! Чуть не забыл – сухостойная голова, – остановил пасечник уже взявшегося за дверную скобу Лошкарева. – Там-отко, в Гнилом ключе, куда тигрица, говоришь, направляется, в самом верхотурье скала по-над ключом – изюбринные отстои там да солонец природный. Ну дак, чуть ниже скалы, у развилки, зимовейка имеется. Гости мои туда все ходют белку промышлять, про солонец-то я им не говорю – испоганют! В прошлую осень в зимовейке бывал я, а в энту осень не довелось, краем уха слыхал, что стояли там какие-то охотники. При мне посуда была там, пила, топор, дровишек оставлял я изрядно и все такое протчее, как подобает. Ежели нужда приспичит – имейте зимовейку на примете.
– Вот за это ишшо раз спасибо, Еремей Фатьянович! – с чувством поблагодарил Савелий.
– Вовсе не в подошве дело, – пренебрежительно сказал Павел, когда вышли на дорогу. – Просто побоялся Юдов идти ночью по тигриной тропе, решил белого дня дождаться.
– Знамо дело – испугался, – согласился Савелий. – Обувка у него, видал я, в полной исправности. Трусоват, трусоват, чо там говорить...
– А ты тоже, отец, хорош! – упрекнул Николай. – Зачем ты ему про тигрицу сказал? Только масла в огонь подлил.
– Ишшо чего! Я бригадир, мое дело упредить – пушшай настороже будет.
– Да он и так сейчас по следу будет идти со взведенным курком, без твоего упреждения!
– Ну и пушшай идет! Мое дело – упредить... Да и чо пристал ты ко мне со своим Юдовым?! – неожиданно разозлился Савелий. – Юдов! Юдов! След он показал нам не задарма, не за спасибо, – ворчал Савелий. – Слыхал, как вечером он, узнавши про то, что тыщу двести за тигра платят всего, сразу разочаровался? Даже челюсть у него отвисла. – Савелий засмеялся, раскашлялся и передразнил Юдова: «Всего тыщу рублей? На всех тыщу рублей? У-у-у, а говорили десять тысяч!» Слыхал – нет? Десять тыщ ему подавай! Широконько рот раззявил... Тьфу! – Савелий громко плюнул в темноту и замолчал.
Так до самого тигриного следа и шли молча. Там и застал их рассвет...
– Ну вот, полюбуйся! – тревожно воскликнул Савелий, указывая на тропу. – А ты даве упрекал меня: дескать, масло в огонь подливаю... Вот полюбуйся – сёдни ночью она по нашим следам уж прошла. Вот те и масло! Небось к Евтею уже подходила? Хреново ему без собаки! Чуть задремлет – она и сруб разворотит...
– Ничего, отец, сегодня она еще не осмелится близко к срубу подойти, а завтра они с Юдовым дежурство установят, – успокоил Николай.
– Вся надежда, что вдвоем, – вдвоем-то укараулят, поди?
* * *
Ключ Гнилой вполне оправдывал свое название; тигрица петляла, запутывая следы, и охотникам несколько раз пришлось пересечь болотистую, захламленную валежником пойму. Переходя ее последний раз, Савелий, споткнувшись, упал на валежину – лицо защитить успел, но стекло на часах разбил вдребезги. Это происшествие так расстроило его, что, выругавшись и плюнув с досады, он тотчас отстегнул часы и, широко размахнувшись, зашвырнул их в чащобу. Но, видно, правду говорят: «Одна беда не ходит, за собой другую водит». В полдень из-под самых ног у Павла выпорхнул рябчик. От неожиданности парень отпрянул, Барсик рванулся, вырвал у него поводок и начал ошалело гоняться за перепархивающей с места на место птицей.
