Текст книги "Тигроловы"
Автор книги: Анатолий Буйлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– Держись, держись, родимый!! Не допущай его до себя, не допущай!! – точно издалека услышал он. – Не допуща-а-ай!
Но зверь уже опять прижал уши и, не обращая внимания на наседавших сзади собак, готовился к прыжку.
– Куда, паразит?! Куда?! – испуганно закричал Павел. – Я тебе прыгну!! Я тебе прыгну!! – И с тем же, вероятно, отчаянием, с каким курица-наседка кидается на разъяренного цепного пса, он сделал два шага вперед, резко ткнул концом развилки в оскаленную тигриную пасть.
Тигр сомкнул челюсти, рванул рогатину на себя, Павел качнулся, но устоял на ногах и тоже, с подступившей вдруг злостью, рванул рогатину к себе, пытаясь вырвать ее, но не смог; в это же время справа и слева от него послышался шорох, замелькали ноги, полы шинелок, чья-то рогатина ударила тигра сбоку в шею. Зверь качнулся, но еще две рогатины тотчас опрокинули его на бок в снег. Павел на мгновение растерялся, не зная, куда ткнуть свою рогатину: кругом пыхтели, хрипели, что-то кричали, матерились. Тигр, сбитый на бок, раскидывая лапами снег, поднимал голову и, выплевывая из пасти куски коры и дерева, страшно выпучив от напряжения глаза, пытался упереться задними лапами во что-нибудь, но, не находя опоры, елозил по снегу из стороны в сторону. В это место, в мягкий тигриный пах, изо всех сил и надавил Павел рогатиной.
– Вдавливайте, вдавливайте его поглубже в снег! – звучал голос Евтея. – Крепше шею держи, Николай! Ах ты, держи его... Мать твою!..
– Убери, Евтейка, ногу, ногу, говорю, убери! Шшас он тебя за ногу поймат – вишь, вишь, целит?!
– В снег его глубже, брательник! В снег! Кинь ему в пасть мешок. Где мешок? Мешок где?
На тигриную морду падает мешок, зверь глухо, утробно рыча, ловит его лапами, сжимает челюсти – охотникам только этого и надо: навалившись, они переворачивают чуть расслабившегося тигра на спину и вдавливают его в снег. Держать стало сразу легче. Однако, скоро почуяв обман, тигр отбросил мешок и принялся царапать и отталкивать рогатины. Вновь навалились, предельно напряглись тигроловы.
« Эх, еще бы одного человека!» – подумал Павел.
– Ишшо бы человечка одного! – точно угадав мысли его, воскликнул Савелий. – Подтолкни ему, Николай, мешок к морде, может, ишшо отвлекется?
Несколько раз тигр пытался буйствовать, взрывался, и всякий раз, когда удавалось сдержать и погасить его буйство, Павел удивлялся этому и не без страха ожидал следующего взрыва. Пальцы у него онемели, и он с тревогой подумал о том, чтобы не отморозить их вовсе. В левом кармане его лежали запасные кожаные перчатки; улучив момент, когда тигр опять отвлекся мешком, Павел освободил левую руку, вынул перчатки и, помогая себе зубами, быстро надел их – и вовремя! Тигр ударил лапой подкравшегося к нему Амура, пес, взвизгнув, отлетел в снег, обиженно залаял и стал заходить с другого бока. Нахальство собаки, вероятно, и привело тигра в бешенство. Собрав все силы, он рванулся, оглушительно рявкая. Но устояли тигроловы и на этот раз. Лишь через час или больше зверь перестал вырываться, и Савелий, передав рогатину Николаю, приступил к связыванию лап. Связывал он этого тигра точно так же, как первого, только с большей осторожностью и медленней.
В объемистый мешок тигра удалось запихать только до половины. Недолго думая, Савелий достал из Евтеева мешка двухметровый кусок бязи, обмотал ею голову тигра и грудь его, затем Евтей вырубил еловую жердь, к ней и прикрутили веревками спеленатого зверя. И лишь после этого тигроловы обнаружили, что нет на площадке жигайловского кобеля...
Спустившись вниз, в молодой ельничек, откуда тигр выскочил на Савелия, Евтей обнаружил там растерзанного Валета. Барсик на этот раз не пострадал, у Амура было надорвано ухо, но это ему попало от тигра уже тогда, когда зверь был прижат рогатинами.
– Придется платить Жигайлову сто рублей, – поморщился Савелий.
– Жалко пса, – сказал Евтей, обращаясь к Павлу, разглядывающему свою изодранную тигром шапку. – Ничо-о, Павелко, зашьешь, носить будешь как память – фартовая шапка!.. – Евтей задумчиво оглядел вершины кедров. – Два часа связывали – ишь как кругом вытолкли!.. Сухостоя для нодьи не видно. Придется этого битюга волоком вниз тащить до подошвы. Килограммов сто двадцать – сто пятьдесят в нем будет. Поканителимся мы с ним теперь, ох и поканителимся...
Стащив тигра волоком до подошвы сопки, охотники километра полтора несли его на жерди, на плечах, пока не увидели два сухих, годных для нодьи, кедра. Сруб и табор ладили при свете костра, едва не падая от усталости. Всю ночь тигр рявкал и гулко стучал лапами по бревнам, сотрясая сруб, не давая измотанным людям спокойно спать.
Утром, еще при лунном свете, Павел с Евтеем ушли в поселок и через три дня привезли на леспромхозовском вездеходе большой, сделанный из толстых плах и обитый сверху кровельным железом, ящик. Вместе с ними приехали и добровольные помощники: начальник лесоучастка, солидный седоватый мужчина в шапке из меха выдры, и участковый милиционер, молодой белобрысый парень.
* * *
...Весть о том, что охотники поймали тигра и привезли его в зверопромхоз, облетела весь поселок еще прежде, чем тигр действительно был привезен туда. Поэтому, когда к сторожке Хохлова подъехал вездеход, недостатка в помощниках не было – ящик с тигром буквально облепили, подняли, как пушинку, и поставили под окно сторожки, куда указал Савелий.
Мужики стали просить бригадира показать им тигра.
– Нельзя его шибко нервировать, спокой ему нужен, – неуверенно сопротивлялся Савелий. – Ишшо разольется у него желчь от нервного стрясения, а нам сдать его надобно в полном здравии...
– Да мы одним глазом посмотрим, жалко тебе, что ли? – выступил вперед широкоскулый верзила в замасленной телогрейке и в таких же замасленных ватных штанах. С подчеркнутой небрежностью облокотившись на ящик, он нетерпеливо смотрел на Савелия: – Ну так чо, батя, разрешаешь посмотреть на зверюгу вашу? А то говорят кругом – тигренка поймали, а там, может, и не тигренок вовсе... Полудохлую кошку затолкали туда...
– Ишшо чего! Болташь языком, как трепало мочальное! – рассердился Савелий, но вдруг, помягчев голосом, вкрадчиво сказал: – Не веришь, так открой заслонку, вон под рукой у тебя – посмотри... Токо лицо поближе к решетке придвинь, а то темно там – не разглядишь... – И подмигнул Евтею.
Павел, уже знавший о том, что тигр всегда чрезвычайно раздражается, когда человек слишком близко приближает лицо свое к щели сруба и тем более к решетке, с напряженным любопытством наблюдал за парнем.
– Ну давно бы так, батя! А то нельзя да нельзя. Все можно, если осторожно! – Верзила легко отогнул два больших гвоздя, удерживающих щит, отставил его в сторону и, не раздумывая, присев на корточки, приблизил лицо свое к решетке: – Эй, зверь, зверище, где...
В это же мгновение весь ящик вздрогнул, громыхнул, возле решетки распахнулась красная языкастая пасть и так рявкнула, что даже ожидавший этого Павел вздрогнул. Толпа зевак отшатнулась, а верзила, упав на спину и тут же мгновенно вскочив на четвереньки, по-обезьяньи сделал два больших прыжка в сторону, затем, испуганно оглянувшись, вскочил и, стараясь перекрыть дружный хохот мужиков, смущенно сказал, все еще с опаской поглядывая на решетку:
– Не ожидал я... Думал, маленький... Сказали, тигренок. Ну чо вы гагочете? Сами вот приблизьтесь к нему – посмотрим тогда... – И, махнув рукой, подобрав оброненные рукавицы свои, не оглядываясь, пошел прочь.
– Э-эй, Глотников! Вернись! Еще один разочек поцелуй тигреночка! Ха-ха-ха! Глотников! Ты зачем воздух нам испортил?
Тигроловы довольны, но особенно доволен Савелий: поглаживая бороду, он прямо-таки цветет от удовольствия.
– Ну, теперь ему целый год не дадут житья, – сказал Евтей.
Насмеявшись, мужики подошли к решетке поближе и стали уважительно смотреть на рычащего тигра.
К вечеру охотники ждали грузовую зообазовскую машину, но вместо нее к сторожке подкатил «газик».
– Корреспондент приехал! – посмотрев в окно, сказал Савелий.
В словах его Павел не уловил и тени удивления, но прозвучали они, как ему показалось, чуть-чуть снисходительно и с такой уверенностью, будто корреспондент просто обязан был появиться здесь, если не сегодня, то завтра.
– Молодой или старый? – спросил Евтей.
– Да в летах уже, с пузом, на пузе два аппарата.
– Ну, значит, из краевой газеты, не меньше, – с улыбкой заявил Евтей...
– Ишшо один вышел из кабины, хотя нет – энта шофер... – Савелий, отпрянув от окна, сел к печке и напустил на себя самый беспечный вид, явно переигрывая в этом.
Раздался шорох шагов, дверь без стука распахнулась, и на пороге встал небольшого роста толстый человек в ондатровой шапке, в черном новом полушубке и в новых же, из собачьего меха, унтах.
– Здравствуйте, товарищи тигроловы! – Одутловатое, гладко выбритое лицо корреспондента расплылось в улыбке. – Я к вам от Томаза Георгиевича. Вчера он мне сказал, что вы большого тигра поймали. Прямо из Владивостока сюда к вам прикатил. Томаз Георгиевич велел передать вам, чтобы вы день-два подождали тут – машина поломалась у него и клетку для тигра заказали новую сварить.
– Проходите, садитесь, пожалуйста, – сказал Николай, подставляя корреспонденту свою табуретку.
– Нет-нет, спасибо, у меня очень мало времени. Завтра к утру я уже должен сдать материал в газету. Давайте, пока еще светло, выйдем на улицу, и я там сделаю несколько снимков! А потом я с удовольствием попью с вами чайку, заодно и побеседуем! – Говоря все это, корреспондент не снимал с лица своего дежурной улыбки, и голос его звучал неестественно бодро, и громко, и излишне панибратски.
На улице корреспондент фотографировал тигроловов во всем их походном снаряжении. Савелия, державшего на поводке Амура, он поставил впереди, затем Евтея с Барсиком, а уж потом Николая и Павла.
– А забор на карточке виден будет? – озабоченно спросил Савелий, кивая на забор, возле которого стоял.
– Не беспокойтесь, вместо забора будут деревья! Так, хорошо! А теперь, Савелий Макарович, становитесь вот сюда, я вас отдельно сниму. Сороковой – роковой тигр, об этом надо написать! Это не каждый день происходит.
Корреспондент снимал Савелия с рюкзаком и без рюкзака, с одним лишь карабином и с лыжами на плече, и без лыж. Савелий делал вид, что все это порядком уже ему надоело и он вынужден терпеть, – на самом же деле снимался, как заметил Павел, с большим удовольствием. Отсняв половину пленки, корреспондент попросил открыть заслонку решетки и показать тигра, предусмотрительно отойдя от ящика на несколько шагов. Сфотографировав через решетку морду рычащего тигра и не удовлетворившись этим, он вдруг, осененный какой-то радостной мыслью, торопливо подошел к бригадиру:
– Савелий Макарович! А нельзя ли как-нибудь сделать так, чтобы вы держали тигра за уши? Представляете, какой юбилейный снимок получился бы?! Бригадир тигроловов Савелий Макарович Лошкарев держит рокового тигра за уши! Колоссально!
– Ишшо чего! Этого нельзя, – нахмурился Савелий.
– Ну почему нельзя? А если попробовать? Давайте попробуем!
– Он уже пробовал, – усмехнулся Евтей. – Покажи-ка, Савелко, гражданину корреспонденту отметину.
– Да чо там показывать, ну вот она. – Савелий задрал на левой руке рукав и показал над запястьем большой старый шрам.
– Да-а, крепко он вас укусил, кре-епко! – покачал головой корреспондент и, секунду помолчав, неуверенно предложил: – А может, дырку в ящике пропилить, а когда он голову высунет, вы схватите его? Такой бы снимок на обложку журнала... – Но, увидев, что Савелий и на это предложение собирается ответить отказом, упредил его: – Ну нельзя, так нельзя. Я не в претензии. Хотя жаль, искренне жаль! Такой снимок журналы всего мира обошел бы... Ну тогда не будем терять время, пойдемте чай пить. – Голос корреспондента как-то сразу поблек, чувствовалось, он очень расстроен тем, что не получил здесь того, на что рассчитывал.
По причине ли расстройства, или потому, что кружки охотников были не слишком чисты, он, отказавшись от чаю, тотчас же принялся задавать Савелию вопросы и кратко записывать его ответы. Вначале Савелий отвечал неохотно, односложно, но затем оживился и принялся жестикулировать, рассказывая корреспонденту попутно о том, что того вовсе, должно быть, не интересовало. Терпеливо выслушав Савелия, журналист записал имена и фамилии членов бригады, облегченно вздохнув, спрятал было блокнот под полушубок, но снова выдернул его и обратился к Савелию:
– Да, Савелий Макарович, еще к вам один вопрос. Вот вы уже тридцать лет возглавляете бригаду, глава династии, но все-таки когда-то придется уступить эту должность. Как говорится: «Учитель, воспитай ученика». Кому вы передадите свои знания, свой богатый опыт, кому доверите продолжать свое ремесло? Вот, я вижу, сын ваш, Николай Савельевич, поймал с вами двадцать тигров, значит, ему и продолжать династию? – Корреспондент выжидательно смотрел на смутившегося вдруг Савелия. – Кто продолжатель, кто наследник ваш? – Авторучка корреспондента что-то уже нетерпеливо выводила в блокноте.
Пауза затягивалась. Теперь уже не только корреспондент, но и тигроловы смотрели на бригадира с напряженным интересом. Почувствовав это, Савелий, виновато покосившись на Николая, сокрушенно сказал:
– Не-ет, сын у меня токо помогат, когда в отпуске. У него хлопотная должность в городе. Стал быть, бригадирствовать ему недосуг... – Савелий вновь покосился на сына – тот смотрел на отца и удивленно, и сердито, и сконфуженно. – Да вот, стал быть, пошел сынок у меня по другой стезе, – уверенней продолжал Савелий и перевел взгляд свой на сидящего в углу Павла.
– Так что ж выходит, Савелий Макарович? Учитель, значит, не воспитал ученика, и дело ваше сходит на нет? – разочарованно спросил корреспондент, закрывая блокнот.
– Пошто не воспитал? Ишшо чего! – Савелий измерил корреспондента снисходительным взглядом и, погладив бороду, с искренним убеждением и достоинством сказал: – Не боись, наше тигроловско дело не утухнет! Передадим его, будь покоен, в хорошие настоящие руки! – И, помолчав для вящей значимости момента, кивнул на Павла: – Вон где сидит мой ученик, так и запиши в своей тетрадке – Павлуха Калугин, дескать, продолжатель лошкаревского семейного дела. Вот он вам, настоящий, коренной таежник, настоящий, без подмесу, тигролов!!
– Но ведь он всего двух тигров с вами поймал, и уже продолжатель?
– Да в том дело рази? – оскорбился Савелий. – Два тигра... Да энти два тигра, может, ишшо дороже моих сорока.
– Ого! Это уже интересно! – оживился корреспондент и, расстегнув две верхние пуговицы на полушубке, умостившись за столом поудобней, вновь раскрыл свой блокнот и стал расспрашивать Павла, сколько ему лет, кем работает, где родился и почему он выбрал себе такое опасное ремесло. Ответы молодого тигролова явно не удовлетворяли его. Записав в блокнот необходимые данные и отодвинув его от себя, он, навалившись грудью на стол, решил, видно, вызвать Павла на живую беседу:
– Так, значит, Павел, с детства вы мечтали тигроловом стать? И вот мечта ваша осуществилась... Н-да, это, безусловно, приятно. А вот расскажите, Павел, о своих первых ощущениях, когда вы увидели тигра... Страшно было? Только честно!..
Павел видел, что корреспондент в душе очень хочет получить отрицательный ответ: «Чего, мол, там... Совсем не страшно». Но, не кривя душой, сказал:
– Как же не страшно, конечно, страшно, все-таки тигр, царь зверей...
– Значит, все-таки страшно было? Так, так... Ну а что вы чувствовали в то время, как боролись со своим страхом?
– Как боролся? Очень просто боролся. Есть ведь чувства, пострашнее физического страха...
– Например?
– Например, ответственность, чувство долга.
– Ага, ну понятно, понятно. Павел, и все-таки мне бы очень хотелось знать подробней о ваших ощущениях. Ну вот, к примеру, что вам запомнилось больше всего в этом тигрином походе, что взволновало вас и что сейчас волнует? Ради бога, Павел, без стеснения!
– Да я и не стесняюсь, с чего вы взяли? На ваш вопрос сложно и долго отвечать, да и вряд ли интересно это будет вам...
– Ну что вы, Павел, зря-а! Ей-богу, зря. Мне, как журналисту, любой штрих человеческого характера чрезвычайно важен. Ты уж мне поверь. Если есть у тебя что-то на душе – вот и выскажи, воспользуйся случаем. – Губы корреспондента слегка дрогнули, он смотрел на Павла снисходительно и нетерпеливо.
– Ну хорошо, я воспользуюсь, – вдруг рассердился Павел. – Вот вы спрашиваете: что запомнилось мне в тигрином походе? Отвечаю: люди запомнились! Дела их – хорошие дела и плохие... Трелевочный трактор запомнился, в тайге брошенный! – Павел посмотрел на тигроловов – Евтей и Савелий одобрительно кивали ему. Лицо Николая выражало скуку. Корреспондент тоже кивал одобрительно, но в блокнот ничего не записывал; серые, чуть навыкате глаза его, кроме простого любопытства, больше ничего не выражали. – Многое запомнилось, – тихо продолжал Калугин, обращаясь уже не столько к корреспонденту, сколько к Евтею и Савелию. – Да, многое запомнилось и о многом подумалось... Ну и тигры, конечно, запомнились – красавцы! Великолепные звери! – Павел посмотрел на Евтея, сосредоточенно пощипывающего бороду, чуть помедлив, решительно сказал: – И все-таки не чувство восхищения испытывал я при виде того, как человек держит царя зверей за уши, а чувство вины и чувство тревоги. Тревожно за зверя и тревожно за человека...
Залаяли собаки, с улицы послышались возбужденные детские голоса. Корреспондент встал, торопливо спрятал блокнот, застегиваясь, отступая к двери, с любопытством смотрел на Павла.
– Да, а вы мне понравились, интересный вы человек, интересный! Очень жаль, что мало времени у нас. Но я надеюсь, мы еще с вами встретимся.
Сразу после ухода корреспондента в сторожку пришла целая делегация школьников с просьбой показать «настоящего живого тигра». Пришлось Савелию не только показать его ребятишкам, но и долго рассказывать, как ловили зверя. Наконец ребята ушли, и Савелий ворчал, что замучили его окаянные сорванцы вопросами. Однако лицо его выражало довольство. Вскоре опять залаяли собаки. На этот раз тигра пришли смотреть две женщины, работницы столовой. Потом до самых сумерек приходили учителя, солдат, приехавший на побывку, примчался на «газике» сам директор леспромхоза с женой и сыном, и, наконец, уже в сумерках, к ящику подошел какой-то пьяный мужик и принялся, не обращая внимания на лай собак и грозное тигриное рычание, открывать щит. Савелий, увидевший это в окно, крепко выругавшись, выскочил из сторожки, схватил приникшего к решетке мужика за полу телогрейки и оттащил в сторону. Пьяный оказался Глотниковым – он рвался к тигру на единоборство:
– Сейчас я голову отверну вашей паршивой кошке! Глотников обиду не прощает! Я счас ей рыкало заткну...
Вышедшие из сторожки тигроловы пообещали Глотникову затолкать его в ящик к тигру, и, когда эта угроза не остановила мужика, они перебросили его через забор – это подействовало.
* * *
Ты, отец, не забудь составить ведомость, – напомнил Николай. – А то протянешь резину... Давай составим и сразу отдадим начальнику...
Чтобы не стеснять Лошкаревых своим присутствием при дележе заработка, на который, как по уговору, так и по собственному убеждению, он не имел права, Павел, сказав, что должен отбить матери телеграмму, вышел из сторожки.
– Видал, брательничек, каков Калугин? – кивнул Евтей на дверь: – Думаешь, почему он ушел?
– Да смекаю... Делите, дескать, как хотите, мне вашего не надобно.
– Так, Савелко! Именно так! Смекай...
– Да чего там смекать, дядюшка? Просто корчит из себя бессребреника, а на самом деле идет сейчас на почту, а в душе один вопрос – денежный!
– Ты, племяш, по себе всех не равняй, – строго сказал Евтей.
– Ладно вам, ишшо раздеретесь, – перебил спорящих Савелий. – Давай пиши, Николай, пиши скорей.
Николай принялся писать под диктовку отца.
– Так. Пиши. Ведомость на распределение заработка за двух отловленных тигров. Общая сумма за двух отловленных тигров составляет две тысячи четыреста пятьдесят два рубля. Рубли пиши прописью. Та-ак... Дальше. Бригада тигроловов в составе: бригадир – Лошкарев Савелий Макарович; члены бригады – Лошкарев Евтей Макарович, Лошкарев Николай Савельевич, написал?
– Написал. Итого?
– Нет, не итого! Погоди... – Савелий вопросительно посмотрел на Евтея: – Как с Павлухой поступим, Евтеюшко?
– А это вы промеж себя решайте, брательничек. С Николаем решайте. Как решите, так и будет.
– Ну а ты? Ты-то как думашь?
– А никак я не думаю – чо мне думать? Ты бригадир, ты и думай... – Евтей с нарочитым равнодушием посмотрел в окно.
– Стал быть, тебе все едино? – усмехнулся Савелий. – Ну а ты, сынок, как думашь об энтом деле? Надобно Павла записывать, али, как условились, пушшай остается без пая?
– А мне тоже все равно, отец, как решите, так и будет!
– Ты не психуй, я ведь советуюсь, чтобы не было обиды промеж нас.
– А чего тут советоваться, отец, по-моему, договор дороже денег?
– Так-то оно так, – неуверенно согласился Савелий. – А все ж надобно это дело пересмотреть – неувязка тут, проруха выходит. Человек-то ловил? Ловил! Жизнью своей рисковал, надсажался, тебя же таскаючи... С промхоза его увольняют – через нас, стало быть, пострадал...
– Мы тут ни при чем, отец! Сам он напросился.
– Да я не про то! Не про то совсем! – рассердился Савелий. – Я ведь говорю, что нехорошо обижать человека, а ты мне виноватого скорей отыскивать.
– Ты тоже, отец, не кипятись, дело не только в деньгах, а и в принципе – он ведь знал, на что шел, и сам это условие выдвинул.
– Он-то выдвинул, а нам надобно его задвинуть, как ты энтого не могешь понять? А ишшо образованный...
– Ну так задвигай, что ко мне-то претензии предъявляешь? Я свое мнение сказал.
– Да ну тебя! – досадливо отмахнулся Савелий. – Я ему про Фому, а он мне про Ерему. Ну скажи, Евтеюшко, ты свое мнение – писать или не писать Калугина?
– Я уж тебе сказал, брательничек. – Евтей, нахмурившись, продолжал смотреть в окно. – Как решите вы, так и будет.
– Тьфу! С вами недотолкуешься. Пиши тогда Калугина!
– Ну, как хотите, я свое мнение высказал. – Рука Николая неохотно легла на бумагу. – Написать нетрудно, да только возьмет ли эти деньги сам Калугин? Он ведь самолюбивый и гордый!
– Пиши, пиши, не сумлевайся! – решительно успокоил Савелий. – Откажется не откажется – это его дело, а наша задача – ведомость составить.
– Ежели ото всего сердца да настойчиво предлагать, то и не откажется, – помягчевшим голосом сказал Евтей, одобрительно кивая Савелию. – Кроме того, ежели фамилия Павла будет в лицензии указана, тогда Попич не сможет его уволить.
– Вот и выход нашли! – обрадовался Савелий. – Пиши дальше. Записал Калугина? Теперь две тыщи раздели на четыре части – скоко получается?
– Я уж разделил. Шестьсот тридцать рублей получается.
– Ну вот, стало быть, так. Хорошо! А теперь пиши отдельно, кому сколько мы должны из общей суммы уплатить. Перво-наперво за собаку Жигайлову клади сто рублей. За первый след Юдову пятьдесять рублей...
– Этому можно было бы не платить и за след, – возразил Николай.
– Да, этому я бы тоже не стал платить за след, – охотно поддержал племянника Евтей. – Пятьдесят оплеух ему, или того вернее – штаны спустить да перед всем поселком по заднице.
– Так-то оно так, – почесал затылок Савелий. – А все же за след надобно заплатить – марку фирмы нашей держать надобно...
– Это верно, марку держать надо, и подлеца гладить по голове резона нет... А слушай-ка, Савелко, – взбодрился Евтей, что-то вспомнив: – След-то Юдов у Цезаря за бутылку перекупил, сказывал Еремей Фатьянович, вот и давай эти полста рублей на его имя отложим.
– Ну, это другое дело! – сразу обрадовался Савелий и даже вздохнул облегченно. – Пиши на Цезаря.
– Цезарь – это же кличка, ты что, отец? Нужна настоящая фамилия.
– А шут его знат, какая у него фамилия настояшша? Пиши – Цезарь. Найдут! Так, далее... Пиши ишшо полста рублей за второй след Артемову Ничипору – молодец, вовремя позвонил на зообазу. Теперь на продукты истратили сто рублей. Вот, кажись, все! Шшитай теперь итог, да вычти от каждой фамилии, по скольку останется?
– А что тут считать? Остается каждому по пятьсот тридцать восемь рублей.
– Ну вот и отлично! – облегченно вздохнул Савелий. – Ежели все тигры карантин пройдут, через месяц и получим денежки.
– Подфартило нам здорово, – улыбнулся Евтей, – кажный год бы вот так фартило... А помнишь, Савелко, как мы с тобой за тем трехпалым целый месяц ходили?
И Лошкаревы принялись вспоминать о том, сколько раз им приходилось гоняться за одним тигром по месяцу и более, а, бывало, выходили из тайги ни с чем.
Заслышав шаги Павла, Евтей радостно вскинулся:
– Вы ему пока не сказывайте про то, что в ведомость его включили. Убери, Николай, бумажки со стола, спрячь!
– Убери, убери, – согласно закивал Савелий.
– Ну вот, уже и в дипломатов превратились! Скоро по имени-отчеству начнете его величать, – язвительно сказал Николай, но ведомость все-таки спрятал.
* * *
Загрузив ящик с тигром в машину, укрыв его брезентом, тигроловы пошли в сторожку пить чай. Во время чаепития начальник зообазы подробно расспрашивал Савелия о том, как был пойман этот большой тигр. Затем, задав Павлу несколько вопросов, удовлетворенно покивал, приценивающе оглядел парня, улыбнулся:
– У меня к тебе, Павел Калугин, конфиденциальный разговор. Пойдем-ка на улицу, поможешь мне в одном хорошем деле.
Не поняв заковыристого слова. Савелий привстал из-за стола:
– Может, ишшо помощники нужны, Томаз Георгиевич? Так мы тоже поможем.
– Нет, не-ет, мы сами двое справимся!
Недоуменно пожав плечами, встревоженный Калугин вышел вслед за начальником. «Интересно, зачем я ему потребовался для секретного разговора. Уж не Попич ли что-нибудь наплел про меня?»
Зайдя за машину, начальник зообазы сказал:
– Я тебя, Павел Калугин, знаешь, зачем позвал? Не знаешь? Очень харашо! А теперь слушай миня внимательна. Корреспондент, каторый был тут у вас, сказал, что Савелий Лошкарев сильна хвалил тибя. Говорил, наследник ты. Прадалжатель династии Лошкаревых – так, да? Сичас я беседовал с Лошкаревым Евтеем. Слушай, этот мужик – бальшой галава имеет! Он тоже тибя хвалил.
Пропуская все это мимо ушей, Павел напряженно ждал, когда начальник доберется до сути.
– Я тибя долго не задержу, – продолжал тот, заметив нетерпеливый взгляд парня. – Время – деньги, это я понимаю! Значит, так, абъясняю бистро нашу ситуацию. Но ты ответ давать не тарапись. Семь раз будишь мерить – патом ответишь. Значит, так. В районе вашего села, на Змеиной горе, арганизуется для нашего хозяйства новый заказник. Нужен егерь. Маладой, сознательный, энергичный егерь, этат егерь будит звералов! Этат егерь будит получать задание на отлов диких коз, кабанов... Этат егерь будит палучать лицензии на отлов тигров! Представляешь: егерь палучает лицензии и арганизовывает бригаду? Ти будишь арганизовывать бригаду! Ти сможешь арганизовывать бригаду? Сможешь тигров ловить?
– Смочь-то смогу... – растерянно сказал Павел. – Но вы меня совсем ошарашили, – признался он. – Даже сообразить не могу сразу, что ответить. Ловить тигров я согласен – к этому и стремлюсь, но ловить буду в прежнем составе, разумеется... Еще очень многому надо мне научиться у Лошкаревых.
– Ну, правильна! Правильна! – обрадованно закивал начальник. – Очень правильна размишляешь – учись на здоровье! Значит, егерем согласен работать?
– Тигров ловить согласен, а егерем... Егерем работать – не знаю. Никогда не думал об этом.
– А ты не тарапись думать – я тибе сразу не требую ответить...
– Надо мне сначала охотничий сезон закончить, план по пушнине выполнить...
– Виполняй, дарагой! Виполняй! Мне твое принципиальное согласие иметь нада. Сегодня думай, завтра думай, на этой неделе пазванишь, ладна? Вот и дагаварились! Оклад маленький за егерский служба, сразу предупреждаю, но будишь тигров лавить, коз диких лавить, слушай, миллионером станешь!..
– Хорошо, Томаз Георгиевич, с тиграми у нас вопрос решен, а с егерством я подумаю и после Нового года непременно позвоню. Кажется, рейсовый автобус идет – надо быстрей собираться.
– Ну, я на тибя надеюсь, Калугин, ми с табой далжны сработаться. Я не пойду старожку – душна там. Шоферу скажи: пускай машину заводит. Про лицензии Лошкаревым пака не говори...
– О чем это вы там секретились? – настороженно спросил Савелий вошедшего Павла.
– Егерем предлагает мне быть в новом заказнике.
– А где заказник?
– Прямо за речкой, на Змеиной горе.
– Ну-у, паря, так это вить самы хороши места! И что ж ты ему ответствовал?
– Сказал – подумаю.
– Соглашайся, Павелко, соглашайся! – с жаром стал убеждать Евтей. – В промхозе тебе уже житья от Попича спокойного не будет, за кажным шагом он твоим теперича уследит. И на тигров не пустит.
– И все-таки я подумаю, Евтей Макарович, очень уж должность щекотливая...
Просигналил автобус.
– У тебя, Калугин, совсем неверное понятие о практических вещах... – ворчливо сказал Николай, но не закончил.
– Давайте быстрей выносите вешши, а я поведу собак в автобус, – проговорил Савелий, суетливо одеваясь.
...В автобусе, отвернувшись к окну, Павел думал о предложении начальника зообазы. И так и эдак прикидывал, а выходило одно: согласиться на должность – значит поссориться со многими сельчанами, в том числе и с самым близким другом – Колькой Кузьминым. Ведь на территории будущего заказника многие охотники-любители ставят капканы на колонка и норку, а по осени успешно белкуют и бьют копытного зверя. Пять-шесть из всех охотников имеют и лицензии на отстрел копытных, и договора на добычу пушнины, остальные промышляют самовольно, пользуясь слабым контролем охотинспекции. Да и какой может быть контроль, если все три зверопромхозовских егеря в ноябре-декабре тоже, как и штатные промысловики, охотятся каждый на своем участке, делая инспекторские рейды лишь в конце промысла?.. Оно, конечно, понятно, окладишко у егеря с гулькин нос, а заработать хочется не хуже других – вот и развелось множество браконьеров. Заказник не обрадует и законных и незаконных охотников. Будут лезть в него, и придется отбирать капканы, составлять протоколы... Павел вообразил, как он составит протокол на своего соседа, дядю Васю Плещеева, славного, доброго мужика. Представил, как будет писать протокол на друга своего, и твердо решил отказаться от егерской должности: «Нет, не по мне эта служба, не по мне. Тигров ловить согласен, а егеря поищите себе другого...»
* * *
В большом рабочем поселке Базлаиха пассажиры решили пообедать, но столовая оказалась на ремонте. Двое парней вызвались сбегать в магазин, но и тут не повезло: магазин закрылся и должен был открыться только через сорок минут. Парни принесли с собой две свежие газеты, развернув их и просмотрев, заоглядывались на Савелия. И сейчас же газеты пошли по рукам, и все читавшие их непременно оборачивались и смотрели на бригадира тигроловов. Во взглядах их Павел улавливал кроме простого любопытства еще и уважение, и неподдельный восторг.
