355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Чеботарь » Заячьи петли в золотом тумане (СИ) » Текст книги (страница 7)
Заячьи петли в золотом тумане (СИ)
  • Текст добавлен: 4 декабря 2020, 23:30

Текст книги "Заячьи петли в золотом тумане (СИ)"


Автор книги: Анатолий Чеботарь



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

   Подняв велосипед, снова выбрался на дорогу и покатил в сторону городка. Неясное чувство тревоги крепло и увеличивалось, будто нависающая надо мной дождевая туча. Внезапно понял, откуда оно пришло: на велосипедном руле слева крепилось легкомысленное круглое зеркальце, и в него я увидел медленно едущую следом за мной машину. Не пытавшуюся меня обогнать, тащась где-то с километр следом. Подъехав к отвороту с Курживодской улицы наверх, на холм к дому, я остановился. Машина, темно-синяя «Шкода-Рапид», проехала мимо, я поймал направленный на меня острый взгляд сидевшего рядом с водителем мужчины. «Шкода» газанула, прибавила скорости и скрылась за деревьями. Сомнений быть не могло: за мной следили.


***




   Признаться, всегда завидовал людям, которые в любой обстановке и при любых обстоятельствах могут держаться ровно и спокойно. Я совсем иного склада. И леденящее душу осознание присутствия кого-то невидимого за спиной выбило из меня даже намеки на равновесие. Честно скажу: поначалу меня охватила паника, схватив за самое сердце. Сидел в отведенной мне комнате за столом, и все казалось, что за стеной дома кто-то есть. Пытался привести в порядок чувства, но получалось плохо, никак не выходило начать соображать, мысля трезво и логически. Логика и умение быть неподвластным чувствам – это, конечно, здорово, но я, признаюсь, так не умею. Да еще, как всегда, критическая ситуация наступила без предварительного уведомления и без запаса времени на её нейтрализацию. Нервы ни к черту, надо прямо признать. Я не мог себе позволить легкомысленно сказать «Поживем – увидим», для меня пословица звучит иначе и зловеще: если поживем, то увидим. В моем положении любые случайности толкуются только в направлении злобных происков. Но кто мог здесь следить за мной, зачем? И как можно было узнать, где я?


   Жутко было потому, что глубоко внутри я понимал: можно было узнать. Купить друзей невозможно, зато их можно выгодно продать. И это на меня давило, как чугунная плита. Но в предательство не верилось, – хотя бы потому, что маршрут поездки был только в моей голове. И вообще, в этом тонком деле я с самого начала рассчитывал только на самого себя, а себя предать я не мог. Нет, тут что-то другое. Пока не знаю, что. Пасут лично меня? Вряд ли. Если бы меня в чем-то подозревали – зацапали бы без церемоний, не играя в шпионов. Значит, всё же иное. Бросить всё, не доводя начатое до конца? Это означает сожаления на всю оставшуюся жизнь, и они меня просто съедят изнутри.


   И что мне теперь делать? В лес уйти и там шишки грызть, прячась от полиции? Нет, буду пробовать другие варианты. Мысль у меня была, я её усиленно думал, а через час вчерне и наспех уже составил план дальнейших действий. Не бывает безвыходных ситуаций, есть ситуации, выход из которых не устраивает. Приказав себе прекратить комплексовать и разыскивать виновных, я приступил к реализации задуманного. Вышел, сел на верного двухколесного Росинанта и покатил в центр Белы. Заехал в турбюро, потом исколесил все кварталы вокруг площади Масарика. Никого. Ни одного заинтересованного взгляда, а тем более – никаких хвостов. Нелюбопытные усталые прохожие, занятые своими делами жители окрестных домов, и ни с какой стороны не чувствуется интереса к моей персоне. Я бы его, этот интерес, интуитивно ощутил, как натянутая струна гитары начинает звенеть от порыва ветра, но – пусто! Неужели все-таки ошибся или впустую перепугался, приняв вежливость водителя, не обгонявшего меня, за слежку?


   Зашел в уже знакомый ресторанчик на площади, присел у того же окна. Есть не хотелось, просто положение обязывает изображать беспечного туриста, спокойно и с удовольствием наслаждающегося жизнью. На автомате попросил принести пива и блюдо «на зачатек», сидел с ничего не видящим вокруг взором и размышлял. Из головы не выходил вопрос: кого же заинтересовало мое появление? Очевидный ответ: настоящего наследника клада. Того, кому спрятавший в стену под окном драгоценности рассказал о них, а в указанном месте ничего не оказалось – или, точнее говоря, оказалось давно пробитое кувалдой отверстие и пустая ниша. Подумав, искавший делает логичный вывод: клад исчез во времена базирования рядом с местом его закладки советской воинской части. Но перед нашедшим сокровища вставала очень непростая задача их вывоза. Даже плохо знавший наши тогдашние реальности человек понимал, что перевезти через границу такой груз будет нелегко или вообще невозможно, будь он солдатом или офицером. Значит, клад до поры хранится где-то здесь, и за ним придут. Нужно только ждать. Неизвестно, когда наследник узнал про закладку футляра от противогаза в стену, а вот почему он не смог забрать его до того, как сержант Литвинов случайно долбанул своей кувалдой по кирпичам, мне как раз было понятно. В тетради дяди Коли об этом впрямую не было написано, но намеки на то, отчего он не решался долгое время даже на попытку приехать к месту службы, были. Я читал записи в другое время, когда прошлые секреты уже раскрылись, и причину знал: здесь, в Беле, находилась воинская часть, обслуживавшая секретный бункер с ядерными боеголовками для тактических ракет. Всего на территории Чехословакии было три таких хранилища – у города Билина объект «Явор-50», в лесах у Михова базировался «Явор-51», в Беле на горе находился третий, самый большой объект, «Явор-52». Появились хранилища давно, договор о размещении боеголовок на территории ЧССР подписали еще в декабре 1965 года, когда про события 1968 никто в Чехословакии и не помышлял. Наличие хранилищ и их расположение выдал чешский генерал-перебежчик Ян Сейна, и для НАТО факт существования таких интересных воинских частей и мест их базирования тайной не был с осени 1968 года. Советские войска покинули все три точки только в июле 1990 года, а до того прилегавшие к бункерам окрестности охранялись так, как и следует охранять ядерное оружие. Появление чужого человека вблизи объектов, даже вне зоны контроля, а просто мелькание где-то поблизости, вызывало самый живой интерес советской и чешской контрразведок, и любопытных ловили в окрестных местах, как карасей в пруду, стаями. Совсем не случайно прикрывал «Явор-52» именно разведбат – часть постоянной боеготовности с натасканными волкодавами-разведчиками, а не обычные «курки» – охранники из мотострелковых подразделений. Не наспех встал батальон «рексов» у подножия горы, где выше по склону находилось хранилище боеголовок. А дядя Коля, связист разведчиков, имел право и даже обязанность контролировать проложенные в зоне особого внимания линии и кабели связи. У него был допуск в совершенно секретную часть «Явор-52», и охранявшие эту зону советские и чешские военные не обращали внимания на его хождения прямо у них под носом – тянет человек службу и делает, что ему по службе этой полагается. Потому и мотался он со своей находкой по лесу, не боясь задержания, пока не определил ее на покой под тремя елями. А вот вывоз из этих мест чего-нибудь нетипичного и запрещенного был просто невозможен – контрразведка свое дело знала и подобного бы не допустила. Даже ехавших в отпуск офицеров и их семьи не из самого «Явора-52», а из соседних танковых и авиационных частей трясли, как фарцовщиков на таможне, что уж о солдатах говорить...


   Я вышел из ресторана, повертелся еще минут пятнадцать у городского замка и поехал к себе, в домик у купален. Вот так, половину дня убил, и не заметил. Неспешно крутил педали, смотрел по сторонам, при подъезде к подъему на взгорок меня догнала какая-то машина. Я спрыгнул, чтобы дать ей проехать – улочка в этом месте совсем узкая, да еще вдоль забора дома выкопана какая-то яма, делая проезд вообще проблематичным, – и потому увидел, что наверху, у ворот моего пристанища, стоит большой автомобиль, видна была его высокая крыша. Кто это там, к кому и зачем? Пересек дорогу, в кустарнике у обочины положил велосипед на землю и стал карабкаться вверх по недлинному крутому склону, залез выше его середины. Меня не видно ни с дороги, ни от дома, кусты закрывают полностью от всех взоров, но сам я отлично вижу стоящий у ворот полицейский микроавтобус, белый с зеленой горизонтальной полосой. На месте водителя сидит девушка-полицейская в голубой рубашке с коротким рукавом и форменной фуражке-восьмиклинке, второй полицай, мужчина в темно-синей куртке с погонами и серых брюках беседует с моим хозяином, а свою многоугольную фуражку вертит в руках. Вот он мне знаком: это его я увидел утром в проезжающей мимо «Шкоде», это его острый прожигающий взгляд так меня переполошил.


   Я спустился вниз и, обессиленный, сел прямо на сырую землю рядом с велосипедом. Прошло минут десять, полицейский автобус давно уехал, а я все сидел в кустах, и внутри меня распрямлялась до предела затянувшаяся утром пружина. Значит, это просто полиция, они заехали узнать, кто тут раскатывает в их сфере ответственности. Я знал, что по чешским законам приехавший в страну без путевки иностранец из государства, не являющегося членом Евросоюза, обязан в течение трех дней зарегистрироваться в полиции. При наличии путевки регистрацию проводит принимающая сторона – отель или турбюро. Если этого не сделать, то нарушителя могут выдворить из Чехии. Случаи экстрадиции были редкостью, особенно в туристических местностях, но все же место имели. Ничего хорошего и успокаивающего, конечно, в визите полицейских не было, забот мне это не сильно убавило. Но камень с души сняло тяжелый: значит, нет никакой слежки и никто меня не предавал, просто проверка. Отбой тревоги, хоть проблема и не снята. Впрочем, день-другой у меня есть, этого должно хватить. Вообще, время для меня сейчас даже не деньги, время – это жизнь. Шансов еще несколько дней погостить в Беле без проблем и без вопросов от властей у меня негусто, и есть смысл довести задуманное до конца, не мешкая и немедленно. Тем более, что солнце еще высоко – а значит, работать, негр, работать! И никому не интересно, что этого солнца из-за туч не видно.


   Поднял велосипед, выбрался из кустарника и по дорожке двинул в гору, к дому. От ворот увидел пани Илону, хлопотавшую под навесом. Подошел, поздоровался, поставил Росинанта. Хозяйка приветливо улыбнулась, спросила, где я побывал за день и как мне у них нравится. О визите полиции ни слова – а зачем же они тогда приезжали? Я рассказал про экскурсию по Беле и сообщил, что вечером уезжаю на автобусе встречать рассвет в замке Бездез – есть тут такое популярное развлечение для туристов, местные о нем тоже знают. Все было абсолютной правдой, купленный в турбюро билет на ночную попойку в замке уже с полудня лежал в моем кармане, и это один из пунктов моего плана. Пани Коучерова любезно предложила, чтобы до автобуса, останавливающегося на площади Масарика, меня подбросил Марек на байке, а то пешком далековато придется добираться. На том и сошлись, я пошел собираться. И отсыпаться, сколько успею. Как говорил наш инструктор по спецподготовке и единоборствам Димыч Канаев, усталый боец – это гарантированный провал задания. А провал для меня недопустим, наступает момент истины. Пора действовать, а не плыть по течению.


***




   Около восьми вечера я, умывшись и проверив экипировку, вышел с набитым рюкзаком. Марек уже оседлал свой гибрид мопеда и мотороллера и сидел на этом чуде посреди двора, свесив ноги и беседуя с женой. Усевшись не без труда позади хозяина, помахал пани Илоне, и мы поехали в центр городка. Добрались быстро, автобус еще не подъехал, но человек пять искателей приключений на свои нежные места ждали его у кафе с рюкзачками и сумками. Я завел пустой разговор, пытаясь задержать хозяина, чтобы он увидел мой отъезд, и затащил его на кружечку пива в кафе – благо, уговаривать не пришлось. Кстати сказал про то, что в турбюро предложили по сходной цене интересную экскурсию, и я могу остаться в пансионе возле замка еще на одну ночь. Марек на это легкомысленно махнул рукой, ведь все дни мной уже оплачены, заодно вспомнил – заезжал полда Новотны, просил постояльца зайти для регистрации в «stanici» – полицейский участок. «Полда» – чешский аналог русского непочтительного слова «мент», полицейского хозяин именовал не очень уважительно. Я с чистым сердцем сказал, что непременно это сделаю, когда вернусь. Рассеянно спросил, а что за человек этот Новотны, не придира ли, и ко всем ли он приезжает по поводу регистрации. Марек, как я и рассчитывал, смакуя пивечко, ответил вполне подробно: полицай служить начал очень давно, в Белу приехал откуда-то из Моравии тогда, когда сюда массово переезжали люди из разных частей Чехии взамен отселенных немцев, и да, зануда и придира, каких мало: ещё в школе доставал Марека и его друзей со своими нравоучениями и угрозами нажаловаться родителям, чтобы те надрали им уши. Но «cizinci» – иностранцы – до этого у них с Илоной ни разу не останавливались, и последний вопрос остался без ответа. Так, значит, на роль наследника клада полицай не вписывается, уже хорошо. Просто исполнение служебного долга, не более. Подошел автобус, забитый шумными и полупьяными пассажирами, мы попрощались и я уехал.


   Впрочем, уехал недалеко. Ровно до окраины Белы, где, вскочив с сиденья, попросил сопровождавшего пьяную компанию гида остановиться – забыл документы и телефон. Извинился за задержку и сказал, что до замка доберусь сам. Гид равнодушно глянул на растяпу и недоуменно пожал плечами, подразумевая, что никто и не собирался меня ждать. Автобус притормозил на обочине дороги, я спрыгнул и двинулся в обратном направлении. Не доходя до ближайших домов только что покинутого городка, свернул на ведущую в поле и лес за ним проселочную дорогу. На Белу опускались сумерки, а на меня – тревога перед неизвестностью. Чувство пережитой сегодня опасности добавило злости, силы и решительности. Я слишком долго разбегался, пора прыгать. И ускорил шаг. Да, на велосипеде получалось быстрее!


   Как там говорил Лонгфелло? «Решись – и ты свободен!» И в самом деле: решившись и начав действовать, я ощутил какую-то эйфорию и абсолютную уверенность в том, что все получится, до цели остается совсем чуть-чуть и до неё уже можно дотронуться, а чтобы взять в руки – нужно поработать всего одну ночь!


   До намеченного места добирался почти час, уже ощутимо стемнело. В пути никого не встретил, лишь раз вдалеке проехал по полю трактор, возвращаясь в сумерках домой с поля. Опять зарядил дождь, теплый и мелкий, но я уже шел по краю леса. Вроде и капельки не разглядишь, а побудь под такой вот сеющей с неба водичкой подольше – и промокнешь до исподнего, и потому набросил накидку, но уже камуфляжем наружу, а не ярко-желтой изнанкой. Бела, которую я обходил полями да опушками, покорно мокла под непрекращающимся дождем, в редких по позднему времени окнах горели огоньки. Какие рассветы можно встречать на Бездезе в такую погоду? Но это проблемы не мои, у меня дела посерьезнее. И дождь в решении этих проблем и преграда, и помощник. Вот и заброшенный немецкий ДОТ у дороги и пруда, мне сюда, в колючие кусты за ним. Дошел. Из припрятанного полиэтиленового пакета, которые многие у нас по неграмотности называют целлофановыми, хотя целлофан – это совсем другой материал, я извлек камуфляжной расцветки летний охотничий комбинезон, приобретенный в Пружанах, и переоделся в него. На ноги напялил резиновые бахилы уже местного производства, вчера купленные. Снятые одежду и обувь спрятал в пакет, завязал его и снова уложил в кустарник. Стемнело, вокруг тишина. Просидел возле ДОТа еще с полчаса, дождавшись глубоких сумерек и, чтобы время не прошло даром, перекусил прихваченными бутербродами. Выбрался на асфальт дорожного полотна, постоял, прислушиваясь и приглядываясь, и двинулся к перешейку. Взял из высокой травы возле тропинки уложенную в прошлый приезд пленку, начал карабкаться по склону. Через несколько минут осторожного передвижения дошел до ложбины, сложил груз и выглянул на дорогу. Все так же тихо и темно, никто тут по такому времени не ходит и не ездит. Вдали видны огоньки фонарей на улицах городка и доносится едва слышный отсюда лай собак в крайних домах и дачах у купален, по веткам успокаивающе шуршит мелкий дождь. Слазил в кустарник наверху, где ещё в прошлый раз оставил часть того, что мне сегодня потребуется, с мешком в руках спустился к месту раскопок. Достал из мешка ледоруб – он вместо кирки – и МСЛ – малую саперную лопатку с самодельной разъемной ручкой, мой главный инструмент. Коротковата эта лопатка, да зато легко прячется от любопытных глаз. Немного смекалки – и с помощью обрезка алюминиевой трубы и деревянной вставки МСЛ превращается в БСЛ – большую саперную лопату, а такой русская матушка-пехота землю половины Европы перекидала. На руки – перчатки, расстелил широкую полиэтиленовую пленку – выкопанную землю буду складывать на нее. Ледоруб за кайло, лопата – за ковш, я – за экскаватор. Что ж, начнем!


   ***


   Я долблю землю уже почти три часа, углубился больше, чем на метр, понемногу приспособился к тому, что в вырытой яме ужасно тесно, и весь грунт нужно в темноте складывать на пленку, а конца работе не видно. Устал, как слон, переносящий бревна за все стадо. Но деваться некуда, другого момента точно не будет. Если бы не камни, которые когда-то накидал в вырытое им укрытие дядя Коля, то я уже запаниковал бы: а там ли рою? Но не паникую, знаю: ковыряюсь где надо, каменная закладка это подтверждает. Копаю вплотную к камням без остановок, стараюсь не шуметь, реагируя замиранием при каждом громком звуке лопаты о булыжники и кирпичи, и вспоминаю слова отца: «Быстро – это медленно, но без перерывов». Соблюдаю завет, хоть и устал основательно, но время поджимает, летние ночи короткие. Потому остановки только для того, чтобы напиться, и я растягиваю удовольствие, по капле цедя влагу из пластиковой бутыли с водой и вытираясь после этого полотенцем. Да, еще единственный раз за все проведенное здесь время проскочила припозднившаяся машина, но свет её фар я увидел задолго до того, как она проехала по дороге прямо напротив раскопок, и потому не боялся быть обнаруженным. Да, заховал дядя Коля находку надежно, прятал по принципу «подальше положишь – подольше не найдут!» Наконец, когда небо ощутимо посерело перед рассветом, лопата звякнула о металл. Спокойно, а то сердце выскочит наружу! Подождал, прислушиваясь, снова взялся за инструмент. Подкопал снизу минут за тридцать, включил фонарь, с трудом вытащил из-под камней обмотанную уже сгнившей тряпкой алюминиевую коробку с облезшей зеленой краской по бокам. В ней – тот самый тубус от противогаза, вот он, под сорванной мной впопыхах алюминиевой крышкой. Тяжелый, однако, я раньше про вес как-то и не думал. Вообще, до этого момента где-то очень глубоко внутри жила боязнь, что времена спрятанных сокровищ остались далеко позади, в эпохе капитана Флинта, и лишь старая алюминиевая коробка из-под каких-то армейских причиндалов в моих ходуном ходивших руках убедила: вот он, клад, и он мой! Сердце мое билось быстро, как у лиса, только что выбравшегося из заваленной камнями норы.


   Рассказывать легче, чем копать, и даже закапывать назад, просто сбрасывая в яму землю. Все четыре удовольствия, и все для меня: ночь, дождь, ветер, холод. Да, холодно. Пока копал, было жарко, я весь взмок, а сейчас, присев перевести дух и дав успокоиться громко стучащему сердцу, чувствую, что не так уж и тепло. Ладно, предусмотрительно захватил две сменные футболки и махровое полотенце, есть чем вытереться и во что переодеться. В сухом не замерзну, здешний конец мая – это не в Сибири май.


   К рассвету закончил раскопки-закопки, тщательно и долго сметал еловыми лапами упавшую мимо пленки землю, уложил поверху дерн, утоптал, снова смел остатки следов земляных работ. Замаскировал самым тщательным образом следы своей преступной деятельности. Лапник, служивший мне веником, отнес в кусты наверху и разбросал там, на месте раскопок разложил специально собранные вчера в большой пакет давно высохшие еловые иголки, они прикроют то, что не сумел сокрыть я. От усталости к рассвету уже еле двигался. Улегся обессилено на сброшенную на дно ложбинки полиэтиленовую пленку, в предрассветных сумерках допил остатки кофе из термоса и последние глотки воды из пластиковой бутылки, добытый тубус уложил в рюкзак. Доел два оставшихся бутерброда с успевшим скукожиться сыром – не Бог весть что, но перекусить хватило, не похудею. Засунул за щеку кусочек рафинада, снова внимательно осмотрел место своих ночных мучений. Вроде аккуратно поработал и иголок хватило, в предрассветных сумерках ничего не заметно. Собрал все принесенное с собой и выкопанное из земли до последнего кусочка, сложил в два пакета. Один пакет, из-под еловых игл, но уже с другим содержимым, положил в выкопанную алюминиевую коробку так и непонятого мной назначения, в которой много лет хранился противогазный футляр, и осторожно спустился к пустынной в этот час дороге. Нет у меня ни машины, ни двухколесного бело-розового Росинанта, предстоит многокилометровая пешая прогулка по лесу и кустам вокруг Белы, на люди сейчас соваться нельзя. Переоделся там же, в кустарнике возле дороги у ДОТа, все снятое с себя утопил возле перешейка. Алюминиевая коробка с напиханным в неё содержимым беззвучно ушла под воду. Втолкнул во второй пакет пленку и перчатки, добавил уже разобранную лопатку, иначе не потонет. Булькнули в черную воду бахилы, я на всякий случай продырявил ножом их подошвы – так лучше затонут. Обе мокрые от пота футболки, полотенце и камуфлированный комбез разорвал на куски, завернул в эти обрывки фонарь с ледорубом и отправил туда же, в болото. Упокоились на дне заполненные водой термос и пластиковая бутыль. Еще одна бутыль поменьше, но с водой, лежит в моей сумке, это чтобы не умереть от жажды в неблизком пути в обход городка. Все, теперь чист, пора уходить до начала активного движения по дороге. Я уже порядком отошел от места раскопок, идя краем посветлевшего утреннего леса, когда хлынул такой дождь, будто все дни до этого он лишь собирался с силами. Вовремя пошел, нужно сказать. Как там фильм назывался? «И дождь смывает все следы»? Пусть смоет и мои. Забрался под ель и сидел, пережидая ливень под широкими лапами на сухих иголках. Ещё по службе в Сибири знал: ель вымокнуть не даст, росе осесть не позволит, под ней всегда сухо. Не удержался, размотал веревки и открыл тубус. Да, вот он, давно знакомый и впервые увиденный клад! На чистой футболке из своего рюкзачка разложил добытые трофеи, смотрел и свыкался с мыслью, что они реальны и принадлежат мне. Завороженно не мог отвести глаз от украшений и монет, открыл баночку из-под шоколада и убедился, что надеялся не напрасно: в ней лежали бриллианты. Трясущимися руками уложил все назад, проложив кусками прихваченного в сарае у супругов Коучеровых поролона, чтоб находка не дребезжала, и снова обмотал тканью – но уже другой, а не той, истлевшей за прошедшие годы. Адреналин переполнял, хотелось что-то делать, хоть просто бежать, а не сидеть спокойно и пережидать поток с небес. Удерживало то, что вид у меня, графа Монте-Кристо, покидающего свой остров, должен быть презентабельным, а не как у вымокшего бродяги без пристанища или только что вытащенного утопленника. Все же Европа...


   Дождь задержал прилично, я обогнул Белу и вышел к Млада-Болеславскому шоссе часа на два позже ожидаемого. Да и то потому, что случайно набрел на наезженную в поле и пустую после дождя дорогу, шедшую параллельно шоссе, по ней фермеры ездили на тракторах. Так что, ступив на асфальт, я имел вполне приемлемый вид случайно попавшего под непогоду небогатого туриста из цивилизованной страны, а потому смело поднял руку с большим пальцем вверх – международный знак автостопа. И к обеду вышел из попутки у сворота в Чисту, где в гараже у Зденека дожидался меня мой «Фолькс».


***




   Уже закончив писать, я несколько раз возвращался к этой главе. Что-то добавлял и переписывал в других главах своего рассказа, убирал длинноты или, наоборот, вносил пояснения, но – в других. А эта оставалась практически неизменной, не поддавалась переделке ни в какую. И я мучился, пытаясь передать накал, что был у меня в тот вечер, когда прошел по перешейку от безлюдной ночной дороги и забрался в ложбину на склоне. Когда, унимая стук сердца, взялся за ледоруб-кайло и, не снижая напряжения, подогреваемый этим накалом, не замечая времени и не обращая внимания на сбитые в кровь руки, копал землю, добираясь до клада. Но... не ложилось по-другому. Не шло, хотя написанное казалось мне слишком сухим, лаконичным, неэмоциональным. Никак не получалось передать ощущений, что были у меня в эти незабываемые часы, – я не находил слов для пересказа, хотя позже не один раз переживал эти чувства заново. Азарт? Вне сомнения. Но... что-то еще, что очень трудно выразить словами. Думаю, с теми моими эмоциями схож полет при первом в жизни прыжке в воду с десятиметровой вышки: вот пересилил себя и сиганул – и мгновенный жуткий ужас от высоты, от падения, а главное – от того, что назад ни за что не вернуться. А с ужасом смешивается и заполняет до последней клеточки невероятный, потрясающий восторг от того, что смог и решился, что оставил на площадке вышки свой страх. И ничего переписывать я не стал. Пусть глава останется сухим протоколом, хронологией той ночи.




***



 




   В раскрытое в поле и темноту июньской ночи окно влетали капли снова начавшегося дождя, он меня и разбудил стуком по крыше и подоконнику. Лежал, смотрел в слабо белевший потолок и думал, что жизнь полосата, а удача в большинстве случаев предвещает неприятности впереди. Да и вообще, долго хорошо не бывает, это нарушило бы весь жизненный строй.


   Господин Случай существует, вмешиваясь в нашу жизнь крайне несвоевременно, напоминая, что всего не предусмотришь. Когда я шел от шоссе к Чисте, забурчал телефон. Обычный мобильник, не тот, что на связи с Павлом Степановичем. Звонил Евгений из Пружан, новость была совсем неприятной: на чем-то попался Якут-Тадеуш. Его увезли в Варшаву, сейчас трясут всех, кто был с ним в контакте и до кого могут дотянуться, проверяют найденные у него записи. Я в них наверняка фигурирую, так что лучше пока с возвращением повременить, если не желаю попасть под тотальную проверку на польской стороне. Евгений будет держать в курсе и даст отмашку, когда можно ехать назад. Сообщит и о том, необходимо опасаться тщательной проверки или нет.


   Так, доигрался хрен на скрипке... Я просчитал варианты, и эйфория немедленно испарилась. Стоял окаменевшим столбом в ста метрах от первых домов близкой Чисты, тоскливо думая, что правы англичане: беда обрушивается не дождем, но ливнем. Прижало меня, я понял, крепко: в Чехии нахожусь нелегально, первая проверка документов полицией – и я буду депортирован, у меня нет ни чешской визы, ни «pozvАnМ» – приглашения, дающего право на посещение страны. А проверка такая очень вероятна, один раз я на нее уже почти нарвался. Если бы не случайная машина на дороге и моя остановка для ее пропуска – влетел бы в Беле сходу и по полной. С посещением местного обезьянника, с реальной перспективой подробного ознакомления и с другими прелестями чешской пенитенциарной системы. А в рюкзаке у меня... Срок немалый у меня в рюкзаке! Вот заловят с таким грузом, сидеть мне в этих благодатных краях лет десять, не меньше. Поскольку налицо незаконная попытка вывоза криминально полученных культурных ценностей. А потеря титула графа Монте-Кристо с одновременным приобретением совершенно иного статуса, совсем незавидного, ко всему приложится. Переждать здесь, у Зденека? Это значит, подставить его самого. Городок малюсенький, спалят сразу: незнакомый человек, по повадкам явно не чех. Не сидеть же мне в погребе! Можно попытаться выехать в Польшу, вряд ли мое исчезновение из Белы уже подняло волну и меня кто-то начал искать так быстро. Но... немалый шанс быть остановленным на границе: если поляки сработали четко по найденным записям Тадеуша и передали сведения по соседям, то машину задержат, зная, что её ищет польская сторона, да ещё налицо и незаконное пребывание в Чехии вместо разрешенного транзита. Камер на здешних дорогах, особенно возле погранпунктов, хватает, своими глазами видел. Даже если я перееду на польскую сторону, нет гарантии, что там меня не ждет теплый прием, – данные из списка Якута наверняка уже у пограничной стражи не только на границе с Белоруссией. И тогда читай всё сначала с того же листа, но с польским акцентом: задержание, тотальная проверка багажа. Картина мрачная, но достаточно реалистичная. А начинать все равно придется со Зденека. Объяснить, где находится его «Форд», полученный в прокат, и забрать свой «Фолькс». Впервые я пожалел, что клад уже выкопан и лежит в моем рюкзаке: выехать без него было бы на порядок легче и безопаснее, да и въезд в Белоруссию не сулил бы никаких проблем – хоть с Тадеушем, хоть без.


   Сожалеть о случившемся бессмысленно и контрпродуктивно, принимаю как данность. А начинать искать выход однозначно придется с мастерской Зденека. Я тоскливо двинул в сторону автосервиса на другом конце поселка. Дошел минут за десять. Первым меня увидел помощник Зденека Андрей, молодой молчаливый парень. Он что-то сказал, повернувшись вглубь мастерской. Вышел хозяин, с недоумением наблюдая за моим приближением – ведь, по всему, я должен был приехать на его «Фиесте», а не плестись, спотыкаясь, как шавка по канаве! Я подошел, Зденек мотнул головой в сторону входа в дом и зашел туда сам.


   Мы сидели вдвоем, за пять минут я все Зденеку рассказал – естественно, без посвящения в истинную цель своего приезда и о проведенных успешных раскопках. Не врал, просто кое-какие детали оставил при себе. А он и не пытался ничего выяснить сверх услышанного, руководствуясь старой чешской пословицей «Чего не знаешь – о том не горюешь!» Все так же молча вытащил уже знакомую мне бутыль сливовицы и выставил на стол закуску. Просидели допоздна, мало разговаривая и морща лбы. Дважды заходил Андрей, Зденек ему что-то говорил и куда-то посылал. Потом произнес сакральное русское «Утро вечера мудренее!» и отправил меня спать. Я быстро заснул и проснулся только глубокой ночью от шума дождя.


   Лежал и размышлял, что же делать, прикидывал варианты того, как выбраться из мышеловки. Самое простое – спрятать клад где-нибудь неподалеку и ехать домой. Единственное, чем рискую в этом случае при пересечении границы, – штраф за незаконное нахождение в Чехии, максимум – попадание в «черный список» на несколько лет, то есть вернуться сюда смогу не скоро. Обыскивать меня можно будет сколько угодно, никто ничего запрещенного не найдет, просто искать нечего! Проблема в том, что спрятать нужно так, чтобы никто ничего не заподозрил и никогда ничего не только не нашел, но и не взял в голову мысль что-то искать. Но это у дяди Коли было время и варианты, у меня ни того, ни другого. Я в незнакомой местности, без инструментов и знания реалий. Значит, вероятность приехать к выкопанной закладке и разбитому корыту высока. Лотерея: шанс на выигрыш есть, но все равно в итоге окажешься в проигрыше. Нет, не годится, надежно заскирдовать сокровища на скорую руку точно не получится! А иных мыслей в голову не приходило. Незаметно уснул, и приснилось, что стою почему-то на венгерской границе. Какие подвиги при этом совершил, не запомнилось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю