Текст книги "Заячьи петли в золотом тумане (СИ)"

Автор книги: Анатолий Чеботарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

   Фирсенко за время монолога не проронил ни слова, только стоял и бледнел, да рубашка на нем в минуту стала мокрой. Он вышел в сопровождении сотрудника службы безопасности, зашедшего в кабинет из приемной, следом за ними засеменил на выход из своего угла главбух. Серов косо глянул в его сторону, сказал:

   -Задержитесь, Валентин Васильевич. Все случившееся – это ваша вина немалая, таково мое мнение. Третий случай в подчиненной вам службе – не многовато ли? Мы прочешем ваши кадры очень пристрастно, но хочу сказать всем присутствующим: покупают тех, кто продается, но никогда нельзя купить тех, кто не меряет жизнь на сумму прописью, для кого репутация и честь – не пустые звуки. Признавать собственные ошибки тяжело, но иного выхода нет ни у вас, ни у нас! Слишком дорого эти ошибки обходятся для каждого. Подумайте все над этим. Свободны!

   Мы с сисадмином вернулись к себе, зашли в мой кабинет. Лёха был мрачен, как вдовий траур, у меня настроение игривым тоже не назовешь. Тут в дверь слегка стукнули и вошел наш начальник службы безопасности. Удовлетворенно гукнул, что не придется искать сисадмина, и сел на стул возле моего верстака. Поднял на нас глаза, вздохнул:

   -Ну, что вы так скособочили свои морды лица? Переживаете, что причастны к наказанию? Я вот Лёхе хотел тайну приоткрыть небольшую. Фирсенко готовил все обстряпать так, чтобы шишки – прямо в мешке – свалились на твою голову. То есть, все свои грехи он щедро подарил бы тебе, ты б и отдувался. И если бы мы не присматривали за ним во все глаза, то так бы и произошло: он сбоку и ни при чем, а Рыжков виноват, недоглядел, принеся банку немалый убыток своим ротозейством. Долго бы ты после этого здесь работал и куда бы тебя взяли после такого провала, в какую солидную фирму и с какой зарплатой? На вот, почитай на досуге, тоска и пройдет! – и он сунул Лёхе несколько отпечатанных на принтере листков бумаги. После чего повернулся ко мне:

   -Ну, а ты чего, Вадим? Что вы затеяли игры в Шерлока с Агатой? Почему ко мне сразу не пришли, как только обнаружили у себя шпиона в компе? Дети, чистые дети, ей-богу! Фирсенко вон с вами ни разу не пошутил, его дико раздражало и бесило, что каждый из вас умнее и может то, чего он ну никак! И это главный мотиватор того, что он делал. Хитрый, коварный, неумный. Вы что, думаете, его перекупили потому, что здесь, в банке, ему недоплачивали? Как бы не так! Ямы рыл вам и всем всюду, где мог, ладно мы в курсе были. А вы теперь сидите тут, скорбите. Эх, либералы... – и вышел, прикрыв за собой дверь.

   Посмотрев вслед ушедшему, Лёха уселся сбоку от стола и углубился в переданные бумаги. Я занялся сортировкой накопившейся почты и оглянулся, только услышав за спиной звериный рык. И замер в изумлении, увидев перед собой не сисадмина, а гладиатора перед выходом на арену. Издав непередаваемый звук, Леха продолжил излияние эмоций другими, вполне связными словами, повторить которые я не могу в силу их стопроцентной принадлежности исключительно к ненормативной лексике. Вроде в интеллигентной семье вырос, мехмат университета закончил, мюсли на завтрак и фруктовый кефир перед сном, – но лексика портового грузчика, на которого из поднимаемой сетки свалился незакрепленный мешок, перед его излияниями выглядела бы бледно и невыразительно. Из произносимого им цензура оставила бы немногое, чаще всего мелькало «Убью!... Гаденыш!... Ублюдок!...» После чего, все с той же осанкой гладиатора, сисадмин удалился к себе в сильном волнении. Да, надо будет почитать, что там такое Фирсенко замышлял, что даже всегда индифферентный Лёха вынес ему однозначный приговор.

   Вечером, когда почти все сотрудники банка уже были дома и переваривали у телевизоров свой ужин, я достал портсигар, положил его на стол и пододвинул закрепленную на штативе лупу с кольцевым освещением. Долго разглядывал нанесенные золотыми припаянными нитями рисунки на обеих сторонах. На лицевой – узоры по краям и стилизованный щит по центру, на нем две готические буквы О и М. На реверсе изображена девочка-эльф со стрекозиными крыльями, парящая над цветком. По краям от стрекозы – все те же узоры, точное повторение тех, что на аверсе. Достал из шкафа цифровой фотоаппарат, из ящика стола – взятый на время под честное слово у завхоза большой бархатный вымпел с золотом вышитой надписью «Победителю соцсоревнования – коллективу Каратинской птицефабрики. 1982 год», висевший над его головой в рабочем кабинете. Цвета он скорее бордового, а не красного, мне такой для фона и нужен был. С обратной стороны вымпела надписей не было, только золотисто-желтая бахрома окантовывала его край. Дольше всего провозился с мерной линейкой, копируя ее с переданной мне Павлом Степановичем фотографии портсигара, сделанной в ювелирном салоне. На том снимке был точно такой бордовый бархатный фон, и я хотел его повторить. В конце концов, догадался залезть в Интернет и там нашел и распечатал искомую линейку. Положил вымпел на стол, портсигар сверху, линейку для масштаба – рядом. Снял аверс и реверс, а также портсигар в раскрытом виде. Следил, чтобы красивая золотистая бахрома по краям вымпела в кадр не попала, вроде удалось.

   Придя домой, зашел на форум фумофилистов . Так именуются коллекционеры разных курительных принадлежностей – трубок, мундштуков, папиросных коробок. В том числе – портсигаров. С форумом уже познакомился, особенно с «гуру» этого вида коллекционирования. С удивлением обнаружил в ареопаге Руслана Хасбулатова, того самого председателя Верховного Совета, разогнанного в 1993 году. Он, оказывается, страстный собиратель курительных трубок, в его коллекции их более 500 штук. Но мне нужен знаток именно портсигаров, а не всего понемногу или мундштуков и сигарных коробок. Нашел троих наиболее знающих и солидных, все – из России, предметом владели досконально. Выбрал одного, Всеволода из Санкт-Петербурга. Возраст – к пятидесяти, грамотная речь, нет ошибок в текстах при общении с такими же коллекционерами, не склонен к эпатажу и не очень эмоционален. Живет в городе, где антиквариат привычен и специалистов такого профиля хватает. Написал ему еще вчера, получил адрес лички, поскольку трезвонить на всю Вселенную об имеющемся у меня предмете не хотел. И, обработав сделанные фото, отправил свои вопросы с иллюстрациями на личную почту Всеволода, набрав в форуме, где он сидел почти безвылазно, просьбу посмотреть личку. Суть письма такова: дальний родственник незадолго до своей кончины показал ювелирам имевшийся раритет, предположительно из платины, его материальность подтверждается только сделанными антикварами фотографиями принесенной вещи. Как и когда она к нему попала, неизвестно. Сделки не состоялось, позднее портсигар в вещах родственника обнаружен не был, ищем. Город провинциальный, антиквары тоже, то есть квалификация их, увы... Нужна консультация знающих людей, на самом ли деле это дорогостоящий аксессуар или, может, и усилий к поискам прилагать не стоит?

***

   Ответ пришел быстро – уже следующим вечером я читал присланные Всеволодом материалы. Среди снимков, вздрогнув, увидел точную копию своего портсигара, – и, только присмотревшись, заметил на его крышке другие буквы – А и Е, тоже готическим шрифтом. А вот девочка-эльф со стрекозиными крыльями была та же, да и внешний вид артефакта с присланной фотографии был явно лучше , чем у найденного мной. Итак, что это и откуда? Изделие фирмы «Майле и Майер», город Пфорцхайм, Германия (Meyle & Mayer, Pforzheim). Фирма основана Виктором Майером в 1890 году, до этого он поработал у знаменитого Карла Фаберже, а потом до 1917 года сотрудничал с Питером Карлом Фаберже и выполнял его заказы в своей мастерской. Фирменным знаком изделий была стрекоза с изогнутым хвостом, клеймо ставилось обычно с внутренней стороны изделий. А еще на многих портсигарах, шкатулках, табакерках фирмы это насекомое присутствует в том или ином виде – чаще всего как основной рисунок на крышке, иногда как дополнение к другому узору. Мой портсигар изготовлен не ранее первого десятилетия начала ХХ века, именно тогда фирма начала производить изделия из золота и платины почти массово. Позднее, в 1907 году, их вид изменился: на золотую и платиновую поверхность начали наносить прозрачную эмаль, технологию получили от Фаберже из России и освоили в своих мастерских. Так что дата изготовления не очень точна, но определенно между 1905 и 1907 годами. Все до одного портсигары делались под заказ и имели на лицевой крышке инициалы владельцев поверх стилизованного щита, буквы исполнялись из золота готическим шрифтом. Но общего списка заказчиков нет, неизвестно и точное число изготовленных раритетов, достоверно известно о девяти существующих на сегодняшний день. Мой – десятый. По слухам, владелец мастерских Виктор Майер поджег свою контору после того, как власти обязали его представить данные о заказчиках, материале изготавливаемых предметов и прочем. Доказать умысел хозяина не смогли, но число заказов у Майера после пожара выросло в разы: сгоревшие в огне конторские книги самым лучшим образом рекомендовали его, подтверждая, что владелец всеми силами сохраняет анонимность заказчиков, невзирая ни на какие обстоятельства. Впоследствии фирма значительно расширилась, дожила благополучно до наших дней, пройдя через две войны, и процветает поныне без смены адреса. Известна тем, что её мастера принимали участие в изготовлении медалей сразу для двух Олимпиад – Берлинской 1936 года и Мюнхенской 1972 года. Получить от фирмы подтверждение, что конкретный предмет изготовлен именно её мастерами, можно, но вот кто был заказчиком – не разглашается ни при каких обстоятельствах, инициалы так и останутся нерасшифрованными.

   В конце письма Всеволод ответил на мой вопрос: портсигар вряд ли может быть ключом к чему-либо, при всей своей дороговизне это ведь почти массовое изделие, известные образцы – близнецы полные, абсолютно одинаково оформлены – за исключением инициалов владельца на крышке. Может быть, эти буквы что-то и где-то значат, но ему о таком неизвестно. Кстати сообщил, что в двух из дошедших до наших дней портсигарах был секрет: вкладыш для сигар вынимался, под ним находились дорогие владельцу реликвии. В одном – миниатюрный портрет молодой женщины, в другом – вручную написанная на тончайшей коже молитва на латыни. Но и там, и там визуально было видно, что одна часть вставлена в другую, в моем случае такого нет.

   Далее Всеволод осторожно высказался, что если раритет найдется, то вряд ли он будет так уж интересен новым владельцам, это ведь не их семейная реликвия. И в этом случае он готов поспособствовать его продаже людям, которые предложат реальную и очень достойную цену, значительно превышающую ту, что могут дать ювелиры как за лом драгметалла.

   Похоже, я запустил шмеля в спокойную жизнь коллекционера: его зацепило, он понял, что не из пустого любопытства задаю такие вопросы. Наверняка по своим каналам информацию про еще один, неведомо откуда выплывший уникум уже слил, и получил заказ на аксессуар. Вот и еще один канал для реализации привезенного мной из Чехии клада. Непроверенный, но буду держать его в резерве и на заметке. Сев за клавиатуру, отстучал благодарность за исчерпывающий ответ, пообещал непременно и сразу же сообщить, если пропажа будет найдена, и что Всеволод – первый из тех, к кому обращусь с предложением о продаже. В общем, сыграл простака и лоха ушастого. Не МХАТ, конечно, но для нас, провинциалов, сойдет. Рассеянно спросил, а сколько может стоить это немецкое изделие?

   Конечно, вопросов у меня было немало, но задавать их Всеволоду я поостерегусь. Ответы попробую найти не на форуме, и искать буду тихонечко-тихонечко, на кошачьих лапах.

***

   Наутро я не отправился на работу, а остался дома дожидаться мастеров по установке стальных дверей. Провозились они почти до обеда, так что в банк приехал с задержкой и уже на входе от охранника получил вводную: следовать в кабинет управляющего, меня там ждут. Думал, что продолжится разговор по устранению следов от нахождения в банке Фирсенко, но нет: секретарша Тамара прошептала «Гость!» и, распахнув двери кабинета, кивнула в сторону комнаты отдыха. В традицию, что ли, входит ежедневное посещение мной этого помещения?

   На низеньком столике стояла бутылка «Мартеля» и два снифтера, а в кресле сидел неопределенного возраста мужчина – точно за пятьдесят, а сколько именно – не понять. Лицо закаменевшее, желваки на скулах, но выражение какое-то беспомощное, будто у него связаны руки. Глаза водянисто-голубые, направление взгляда сразу и не поймаешь. Шеф представил его:

   -Знакомьтесь, Вадим, это мой коллега из Прибалтики Виктор Иванович Котов. Вместе учились в финансовой академии, знаем друг друга не один год. У него есть разговор, я прошу вас вслушаться и, по возможности, помочь ему. Хотя бы советом, а лучше – делом. Виктор Иванович, ты излагай, а я пока еще один бокал достану. Для плавности нашей беседы и смазки мозгов.

   Мы уселись за столик, я выслушал каменнолицего. Суть такова: в этом банке Котов с командой появились совсем недавно. И при основательном ознакомлении с делами в чреде постоянной купли-продажи проскочили пробуксовки, наведшие на подтвердившуюся мысль о наличии людей, передающих информацию конкурентам. В нынешней ситуации сотрудник, сливающий инсайдерские данные, недопустим даже теоретически, означая в перспективе крах банка, не меньше. Надеяться отыскать предателя силами службы безопасности было наивно – весь коллектив достался в наследство от прежних владельцев. Многие сотрудники уже годы как знакомы, тесно связаны корпоративно и не только. Поэтому тайны существовали только для чужих. В том числе и для новых владельцев банка, что нравиться им не могло. Вот неделю назад Виктор Иванович обнаружил, что руководитель безопасности давно и тихо пристроил своих родственников в разных структурах родного учреждения, в таких условиях рассчитывать на результат от проведенной той же службой проверки нельзя. Уволить всех, сменить персонал – означает остановить работу надолго, потерять клиентуру и прибыль.

   Я сидел, слушал банкира, приглядывался к нему. В его голосе за интеллигентной мягкостью сквозила жесткость человека, привыкшего отдавать распоряжения. Я понимал, почему Котов здесь. Если бы не паутина интересов и негласная помощь общины банкиров, накрепко связанных между собой невидимыми делами и интересами, многие эти учреждения давно бы закрыли свои шикарные офисы. В тонких подковерных финансовых делах почти всегда выигрывает умеющий ждать, но времени на ожидание как раз не было. Понимая, что попал в цейтнот и может быть растоптан, раздавлен обстоятельствами, как лягушка слонами, он приехал за помощью. У себя Виктор Иванович Котов – Хозяин, а Хозяин не имеет права на слабость в глазах подчиненных. И помощи он мог просить только у кого-то на стороне.

   Усевшись втроем за низенький столик, мы начали обсуждение, прихлебывая «Мартель» и закусывая его по-плебейски оливками с тунцом. Вчерне через час родился ни с одной стороны топором не обтесанный план, начали его обкатывать и обтесывать до уровня, когда хоть издали он будет похож на гладкий шар. Ясно, что устройство на работу заведомо проверенного и опытного в подобных делах специалиста не даст ничего, от него все секреты будут спрятаны надолго. Нужен некто со стороны, это должен быть человек в коллективе временный по определению и объяснимо любопытствующий, но не вызывающий своим перманентным интересом тревоги и даже вопросов у персонала. Результат наших посиделок был таким: в Прибалтику еду я и сисадмин Леха Рыжков, повод – плотно познакомиться с действующей в банке автоматизированной системой и структурой внутренней сети. Причина понятна и проверяема: в нашем родном монастыре, откуда мы прибыли, задумали крутую реорганизацию для усиления контакта с зарубежьем. Заказали и ждем новый сервер, но самой системы еще нет, ищем образец для быстрой адаптации. Наш банк, очень кстати к сложившейся ситуации, в прошлом году объявил о ребрендинге в работе с зарубежными коллегами, сейчас эта публичность играла на наш зреющий в муках коварный план. Все сказанное сомневающиеся легко могут проверить – доступна информация и о покупке сервера, и про ребрендинг, а вся история – с бородой и историей, то есть не на ходу и не вчера придуманная. Для специалистов и любопытных, желающих узнать, зачем мы приехали, правдивость мотивов подтвердится на раз и стопроцентно. Потому двух российских стажеров-айтишников, повсюду сующих свой нос, персонал воспримет спокойно. А дальше – как ляжет карта и какая выпадет фишка. Или какую фишку удастся стянуть с чужого стола.

   ***

   Вечером, когда все сотрудники уже разошлись по домам, а Серов с Котовым уехали думать свои думки на дачу, я привычно сидел у себя в кабинете-мастерской. Было над чем пораскинуть мозгами, предстоящая командировка вряд ли станет приятной прогулкой. Выезжаем не завтра, сначала Виктор Иванович залегендирует в своем банке наше появление и подготовит нам безопасное логово, которое мы как бы случайно снимем на время командировки. Дел до отъезда – только отгребай! То же затыкание дыр после Фирсенко отнимет немеряно времени и сил, а таких прорех накопилось не две и не три. Но больше всего беспокоило то, что начинающаяся игра – сложная и непонятная партия как по правилам ведения, так и по предсказуемости результата. Как бы меня не раздавило в ней.

   Открыл на компьютере свою электронную почту. Увидел несколько новых сообщений, одно – от Всеволода из Санкт-Петербурга. Обычно избегаю читать присланное мне на личный почтовый ящик на рабочем компе, но тут решил изменить правилам и посмотреть, что он там отстучал. Открыл – и оторопел: вот это я понимаю – цена на портсигар! Да, я знал, что вещь дорогая и уникальная, но не ждал, что с таким количеством нулей! Так, а тут еще и текст прицеплен. Все так же осторожно и иносказательно Всеволод предложил услуги специалистов, заинтересованных в положительном результате поисков искомой вещи, и снова настоятельно попросил держать его в курсе, как развивается дело, нет ли добрых новостей, не блеснул ли артефакт своими гранями хотя бы издали. Отвечу ему попозже, из дома, а сейчас еще раз взгляну на находку. Открыл сейф, извлек портсигар и положил его перед собой на стол. Снова, включив лампу на лупе со штативом, разглядывал непримечательную коробочку серо-стального цвета с золотым узором. Парила вот уже больше века девочка со стрекозиными крыльями, тускловато отсвечивали так и не понятые О и М.

   Потянулся к телефонному аппарату на углу стола, набрал Леху Рыжкова: мне хотелось уточнить, смогут ли вычислить меня по адресу электронной почты, а то специалисты от Всеволода захотят познакомиться поближе вопреки моим желаниям. Лёша ответил подробно: ай-пи адрес смогут вычислить только динамический, приблизительный. Понятно, что номер дома и квартиры они не получат никак. Но что станет доступно любопытствующим? Страну увидят стопроцентно, регион – тоже. Населенный пункт, если он крупнее хутора, идентифицируют однозначно. То есть, город отправки-получения почты знать будут. Точнее локализовать не сумеют. Учитывая, что в городе проживает свыше миллиона населения, а число провайдеров хорошо заваливает за сотню, то искать можно долго. При этом наверняка светанувшись: специалисты такой поиск обязательно отсекут и в своей среде озвучат информацию о странных розыскниках. Так что, если вдруг колыхнется спокойная поверхность, мы точно будем в курсе. Уже хорошо. Поговорив еще немного о предстоящей поездке и о планах на неделю, я повесил трубку и при этом неловко задел портсигар. Он упал со стола на пол, звонко ударившись, и внутри него будто что-то звякнуло. Гильотинка отлетела, что ли? Не хватало мне его только сломать! Подняв, открыл и глянул вовнутрь. Нет, это не гильотинка, она цела. А вот пространство для сигар сместилось от удара и под ним стала видна вдруг образовавшаяся миниатюрная, еле заметная, но видимая глазом щель.

   Когда наклонил штатив лупы и вгляделся, сердце едва не выпрыгнуло наружу – прямо как в то утро, когда вытягивал алюминиевую коробку с кладом из-под груды камней в Беле. Да, емкость для сигар явно вставлена в основной футляр, просто сделано это было очень тщательно и потому незаметно даже при взыскательном осмотре. Взяв из стола тонкую часовую отвертку, я слегка поддел отошедший край емкости и извлек её из портсигара. Под ней в образовавшейся полости лежала выцветшая четвертушка темной бумаги, дрожащими руками я достал ее, развернул и положил перед собой. Коричнево-желтого цвета, явно не портрет и не молитва. Денежный знак, банкнота, понял я. Обрезанная наискосок по краю купюра, никогда мной не виданная, с лицевой стороны более тёмная, с обратной стороны почти желтого цвета с примесью горчично-коричневого. Может быть, эту примесь в цвет добавило время. Осторожно взял в руки, посгибал и даже понюхал. Да нет, не разваливается, не отсырела и не истлела, хоть и лежит в тайничке очень давно. Положил её под лупу и рассмотрел внимательнее.

   Минут через сорок, наплевав на собственные запреты (не забыть завтра сказать Лёхе, чтобы почистил все следы моих сегодняшних поисков!), я уже знал все об обнаруженной находке. Двадцать рейхсмарок, отпечатаны в Германии в октябре 1924 года, почти за десять лет до Третьего рейха. На лицевой стороне – картина немецкого художника Ганса Гольбейна Младшего «Портрет женщины», один угол срезан – вместе с номером. Скорее всего, эта старая купюра – пассворд к банковскому счету, ключик к получению вложенных очень давно денег. А срезанный уголок лежит где-то в Швейцарии или Лихтенштейне, в одном из многих банков этих стран, дожидаясь момента соединения с остальной частью банкноты с присущим не только бумаге терпением... Банковский билет достаточно редкий, но не коллекционный, просто их напечатали не очень много. Имел хождение ограниченное количество по времени, но его использование в качестве пароля для доступа к счету в неведомом банке неизвестной страны определило какое-то другое обстоятельство. Может быть, в момент открытия вклада он просто оказался под рукой, став паролем и надеждой на безбедное будущее, – кто теперь скажет? Очередной кроссворд для моего, уже привыкшего к непрерывным загадкам, мозга. Ключ в моих руках, мелочь и сущая ерунда – отыскать замок, который этот ключ откроет.

***

   Вы не удивитесь, если я вам скажу, что этой ночью я почти не спал и провел её – почти всю – за компьютером? Результаты моих поисков оказались не слишком обнадеживающими, если не сказать сильнее, но ведь и жить пустыми надеждами есть ещё большее безумие. Уж извините меня за цитирование Сервантеса с небольшими искажениями: не выспался, знаете ли...

   Позвонил Павлу Степановичу, попросил при возможности заехать, навестить – хотел показать ему находку. Интуиция его не обманула, портсигар действительно оказался с секретом. Тот приехал после обеда, вежливо навестил Серова и Данилова в их кабинетах, после чего зашел ко мне. Закрыв дверь на ключ, я положил на стол платиновый аксессуар с вынутым нутром, а рядом – банковский билет из далекого года, когда не было на свете белом не только нас обоих, но и наши папы с мамами еще не родились. Он, осторожно взяв в руки, рассмотрел сначала портсигар с вынутым нутром, потом придвинул лупу на штативе и долго разглядывал купюру. Отодвинув стойку штатива, на вращающемся стуле повернулся ко мне: «Ну, и что это? Очередная загадка?» Я начал рассказ: в начале уже ушедшего века, как раз в двадцатые-тридцатые годы, появилась мода на номерные счета в швейцарских банках. Существовали они и до этого, но широкой популярностью не пользовались. Но недавно закончившаяся Первая мировая война, её в те годы именовали Великой, заставила многих думать о сбережении средств иначе, чем в предшествующее мирное десятилетие самого начала ХХ века. Европа понемногу приходила в себя, мир, казалось, пришел надолго, однако хлебнувшие лиха жители недавно благополучных стран уже не очень доверяли тишине и спокойствию. Для банкиров из Швейцарии, Лихтенштейна и прочих Монако этот период стал золотым в буквальном смысле, деньги потекли рекой. И очень часто при открытии вклада пассвордом счета, то есть его номером и обеспечением доступа к нему, служили денежные купюры, иногда очень даже экзотичные. Главным в них была не редкость, а наличие повторяющихся знаков – обычно номера банкнот. На втором месте было качество бумаги купюры, обеспечивавшее ее беспроблемное хранение. Купюра разрезалась, одна часть передавалась в банк – для идентификации, вторая оставалась у владельца. Для доступа к счету, получению или добавлению средств, необходимы были обе части, подмена невозможна – не сойдутся номера. А линия разреза или разрыва была дополнительным элементом секретности, попробуй ее подделать!

   Павел Степанович сидел, внимательно слушал, уважительно поглядывал на изображение дамы в странном платке на банкноте. Потом, похмыкав по своему обыкновению, спросил:

   -Значит, Климов искал этот портсигар, потому что думал, что в нем может быть что-то подобное. Понятно. Но вот нам-то что делать, когда мы нашли то, чего и не искали? Бежать с мешком для денег в этот самый банк?

   Тут я развел руками: а куда бежать? В какой банк? В Швейцарии их больше сотни, кантональных и частных, работавших в те годы и существующих поныне, открывавших номерные счета. А еще банки в Люксембурге, Лихтенштейне, Монако, Андорре. В какой из них стучаться? Да и не ждет нас ни один банк в Европе с такой вот находкой. Допустим, каким-то чудом мы узнали, где этот счет, в каком из банков был сделан вклад. Приходим с найденным паролем, а нас с улыбкой и очень доброжелательно просят убедительно пояснить, что мы и в самом деле имеем отношение к счету и не нашли банкноту на улице. До 1991 года в Швейцарии или Люксембурге можно было открыть счет в пользу третьего лица, чье имя так и осталось бы неизвестным. В этом случае подписывалось специальное соглашение, и банк не отвечал за ущерб, наносимый клиенту при использовании счета случайными лицами. Каждый вкладчик получал специальную кодовую таблицу из несколько цифровых комбинаций. Цифры в ней шифруются символами, именно по ним банк опознает клиента при контакте. До сих пор Интерпол пытается рассекретить такие вот авуары: русских дворян, германских нацистов, коммунистов из СССР и других европейских стран. Пока все их немалые силы потрачены впустую: банки берегут свою репутацию и информацию открывают неохотно. Но великие системы рождают великих мошенников: достаточно получить эти таблицы и ... плакали денежки. Что и случалось регулярно: человек в обмен на жизнь и свободу кому угодно расскажет любые свои секреты. Оттого таких полностью обезличенных вкладов всегда было немного, всего 5-7% от всех номерных. Потому что и в минувшие предвоенные годы, и сегодня при открытии номерного счета банк все же требует личного присутствия вкладчика, а это гарантирует, что деньги не попадут в чужие руки. Процедура несложная: заполняется заявление и в первый и последний раз предъявляется паспорт. Отличие номерного счета от обезличенного в том, что подлинное имя владельца известно очень ограниченному кругу высших должностных лиц банка и никогда не вносится в базу данных, доступную рядовому сотруднику. Но оно известно! И кто угодно воспользоваться счетом не может, а вот обезличенным – может!

   А теперь – о грустном. Владельцы вкладов погибали в войнах или просто умирали, а наследники пытались утраченное получить.  В 1993 году в Швейцарии учредили специальный институт содействия в розыске средств и вступления в права владения, называется Office of Swiss Banking Ombudsman. Чтобы получить деньги со «спящих активов» (dormant assets), нужны документы, подтверждающие наследственные права. И если таких документов представлено не будет, банк вправе отказать в выдаче вклада на основании того, что предъявившее на вклад претензии лицо действительного отношения к нему не имеет. Точка и финиш. Счет считается «спящим», если в последний раз клиент связывался с банком 10 лет назад. Общий срок, когда можно вернуть средства, составляет 60 лет. То есть, можно попытаться получить вклад, если в последний раз операции по счету производились в 1956 году. Швейцария недавно опубликовала имена 2600 владельцев невостребованных последние 60 лет счетов, чтобы попробовать отыскать наследников. Кроме того, разыскиваются владельцы 80 банковских ячеек. Если деньги со счетов и ценности из ячеек за год не будут законно востребованы, то все передается государству. Так что вряд ли нас очень ждут в неизвестном банке неведомой страны, время ушло, и можно смело забыть про найденную реликвию. Или даже передать банкноту Климову в СИЗО на память, пусть она греет ему душу. Проку от неё никакого, сувенир – и не больше.

   Павел Степанович поскреб подбородок:

   -А я видел когда-то фильм, там при сносе старого дома нашли портфель. В Ленинграде, вроде бы. А в портфеле том «катенька» – сторублевка царская, и номер её – шифр к сейфу с ценностями в швейцарском банке, они туда еще до революции были положены. И их получили!

   Я согласно покивал головой:

   -Да, было такое кино! Фильм назывался «Дела давно минувших дней», в нем Владимир Этуш снимался. «Катенькой» купюру называли из-за портрета Екатерины II. На нашей банкноте вон какая-то тётка в платке, а там царица. Только автор сценария понятия не имел об условиях хранения ценностей в швейцарских банках и придумал все. Легенда.

   Павел Степанович сидел, задумчиво крутя в руках купюру, потом сказал:

   -Ну, хорошо. Но не мог же Климов знать про этот вкладыш в портсигар! Про него никто знать не мог! Что же он тогда искал его так упрямо?

   Сев напротив, я пододвинул к Павлу Степановичу лежащую на столешнице книгу, потрепанный том в синем переплете:

   -Климов, похоже, при всей своей подлючести и цинизме впечатлительный человек. Где-то даже романтичный, не смейтесь. Помните, вы рассказывали в первый день моего приезда, как его брали? И он при аресте попросил разрешения взять с собой томик Дюма, лежавший у него на столе. Очень удивил оперативников, да и книга была библиотечной. Заместитель главы города если брал книги из библиотеки, то только из центральной городской. Я сходил туда, за шоколадку заглянул в его формуляр. Это был другой Дюма, Дюма-сын. Литератор малоизвестный, помнят разве что его «Даму с камелиями», по этому роману Верди написал оперу «Травиата». Так вот, Климов в камеру с собой взял второй том Дюма-сына, а первый он даже не читал, со второго начал. Может, на руках эта дама была вместе со своими камелиями, но вот так случилось. Почему этот кекс вообще вдруг взял Дюма в руки – знает только он и вряд ли кому об этом скажет. И том этот у него уже третий год на руках, представляете? Я нашел точно такую же книгу, того же издания, вот она. И в этом, втором томе, – пьесы «Незаконный сын», «Жена Клода», «Мсье Альфонс», «Принцесса Багдада». В двух из четырех пьес есть схожий сюжет, неосновной и едва мелькающий, но есть: в старых портсигарах – в отцовском в одной пьесе и дедушкином в другой – случайно обнаруживаются когда-то давно спрятанные там живописные миниатюры невероятной стоимости. Когда младший Дюма это писал, такие мини-картины во Франции были в большой моде. Действующие лица, конечно, разные, сами пьесы тоже не похожи ни в чем, а вот поворот такой и там, и там. Описаны портсигары между делом, но так, будто автор держал их в руках. Что возможно, ведь у Дюма-отца их была солидная коллекция. А портсигар дяди Коли по времени изготовления и даже по форме близок к тем, что у Дюма в его собрании, да и недешев. Вот Климов и решил, что внутри исчезнувшего артефакта, явно не массового производства, есть что-то ценное, точно как в пьесе. А вбить себе в голову он умеет. Помните, мы смеялись над тем, что он обожает фильм «Кобра» со Сталлоне и готов его смотреть третью сотню раз подряд?