Текст книги "Заячьи петли в золотом тумане (СИ)"

Автор книги: Анатолий Чеботарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

   Его предложение совпадало с моими планами, мы обсудили детали, и наутро я вознамерился связаться с бывшими сослуживцами, – благо, в Сибири в это время день в разгаре. Документы в визовом центре я уже получил, но Павлу Степановичу об этом не сказал.

   А он протянул мне маленький пластиковый пакетик:

   -Это симка. Левая, не на тебя и не на меня записана. Купи дешевенькую трубку, звонок отключи и от чужих глаз спрячь. Но держи при себе всегда. Там всего один номер в памяти, это мой. Не тот, конечно, по которому ты и все другие звонят, но я по нему отвечу в любое время. Мало ли что... Ты понял?

   Да понял я! Как такая простая вещь самому в голову не пришла – вот вопрос! Или у Павла Степановича просто жизненного опыта, горько-соленого на вкус, поболее моего, потому и помнит о таких вещах? Перед уходом я протянул ему снимок портсигара, но он махнул рукой:

   -Оставь себе! У меня на флешке есть...

   Проводив гостя, снова уселся за компьютер. В последнее время мой интерес в Интернете сводился к изучению методов скрытой провозки грузов в легковых автомобилях. Я перечитал всю доступную информацию и уже составил примерный план своих действий. Осуществление такого плана в Уголовном кодексе именовалось словом «контрабанда» и, согласно статье 188 пункт 2, каралось лишением свободы на срок от трех до семи лет с конфискацией имущества. Ведь вывозимые предметы подходили под определение «культурные ценности», присутствующее в том же УК. На работе такое увлекательное чтиво исключалось: я хорошо знал, как негласно контролирует компьютеры сотрудников руководство. И иллюзий не строил, понимая, что отношения даже в дружном коллективе складываются в основном из служебного лицемерия. Поэтому к нарушению закона готовился только дома. Мне доводилось общаться с перегонщиками машин, гонявших из Европы подержанные тачки, не однажды слышал и рассказы о перевозке наличных денег для приобретения автомобилей и применяемых при этом ухищрениях по их запрятыванию для сохранности. Так то – деньги в не самых больших количествах, а здесь – коробка с драгоценностями, и попасться с подобным грузом при пересечении границы означает обеспечить себе гарантированное пребывание в некомфортных условиях на много лет. И следовало исключить любую ошибку, что сделать не получится в принципе. Это все равно, что прийти к совершенству: можно объявить, что вот он, идеал, но достичь его невозможно, как добежать до горизонта.

***

   Тут звякнул дверной звонок. Павел Степанович что-то забыл? Но звонили все настойчивее и требовательнее, а потом в дверь начали задорно молотить, и она застонала от попыток убрать с дороги препятствие, мешающее поскорее меня увидеть. Я уже знал, кто это так неудержимо ко мне рвется, еще до того, как распахнул двери, – Фред!

   Да, это был он. Фред среди своих, по паспорту и военному билету – Фарид Нугуманов, выдающаяся личность нашего гарнизона и всех тех точек страны, где довелось ему служить, к немалому геморрою начальствовавших над ним.

   Познакомился я с ним ровно в день прибытия к новому месту службы. С сержантом, дежурным по КПП, мы шли к штабу нашего полка – на территории военного городка размещалось несколько воинских частей, и он вел меня к своей. Навстречу нам по дороге двигались старший лейтенант с нарукавной повязкой «Дежурный по части» и живописного вида прапорщик в зеленой тюбетейке на голове взамен уставного головного убора. Они шли, мирно беседуя, а вслед им из открытого окна второго этажа здания штаба неслись крики высунувшегося по пояс полковника – комполка, как пояснил сопровождавший меня сержант. Смысл доносившихся слов, включая и ненормативную лексику, сводился к проклятиям до седьмого колена «этого паскудника» и всех его родственников, и взыванию к силам небесным с просьбой о самом жестоком наказании негодяя, опозорившего седины военного.

   Парочка поравнялась с нами, и прапорщик в тюбетейке со словами

   -О, а вот и мой новый начальник связи!– без церемоний шагнул ко мне, протягивая руку. Я пожал её, он представился:

   -Я Фред, начальник радиомастерской. Служить будем вместе, я ваш подчиненный. А это Костя Никодимов, зампотех нашего полка, но он пока зампотех, до приезда нового!

   Старлей Костя Никодимов подошел, козырнул и тоже пожал руку. Я представился, покосился в сторону открытого окна штаба, откуда за процедурой знакомства наблюдал, едва не вываливаясь из окна, прервавший рулады полковник:

   -Чего это он?

   Фред оглянулся, фыркнул и ответил:

   -Да он не со зла! Батя у нас мужик что надо, это я его разозлил, он и завелся. Я под арест отправлен за неуставную форму – он показал пальцем на свой необычный головной убор, – нам пора идти! Давайте, представляйтесь по команде, увидимся! – и вместе со старлеем двинулся дальше. Взглянув на расплывшуюся в умильной улыбке физиономию своего провожатого с КПП, я понял, что только что познакомился с местным любимцем и достопримечательностью военного городка. Так оно и вышло.

   Фред вырос в детдоме в Альметьевске, в Татарии. На татарина он походил, как ёж на собаку, то есть был белобрыс и голубоглаз. Впрочем, в Сибири мне доводилось видеть чистокровных татар, внешность которых покачнула бы от зависти любого арийца. Родителей Фред не знал, имя и фамилию ему дали в доме ребенка, а днем своего рождения он считал дату, когда появился в картонной коробке на пороге этого заведения, невесть кем туда принесенной. После окончания школы и до призыва в армию Фред работал электриком-киномехаником-радистом-все чего заставят в том же своем детском доме. А после службы остался на сверхсрочную. Горячий, как пузырящийся сыр в духовке, наивный и надменный одновременно, с замашками опустившегося аристократа и шикарной провинциальной фамильярностью в поведении, Фред был пофигистом, позером и веселым хулиганом. Незадолго до моего прибытия в часть он прославился на весь округ тем, что на дивизионном конкурсе самодеятельности с большим воодушевлением и артистизмом исполнял татарские народные частушки. Зал встречал его выступление овациями. Всё бы ничего, но приехавший на концерт по приглашению командования дивизии генерал-лейтенант из штаба округа был родом из Мамадыша и, несмотря на очень русскую фамилию Иванов, по-татарски разговаривал, как на родном языке. Изумленно выслушав лившиеся со сцены рулады, генерал и бровью не повел, но по окончании номера пожелал познакомиться с певцом. Польщенный Фред заявился на представление начальству прямо в сценическом наряде – шароварах, белой рубахе, бархатной жилетке и расшитой золотом тюбетейке. После взаимных представлений генерал Иванов попросил рассказать солиста, что же он такое спел всем на радость. Фред понес пургу про снега родных просторов и тепло отчего дома. Генерал выслушал его, приветливо кивая головой, а потом спросил по-татарски, всех ли командиров самодеятельный певец считает дураками или для кого-то делает исключения. Частушки, как оказалось, были матерными с первого до последнего слова. Слегка оторопев от звуков родной речи, Фред на голубом глазу заявил, что просто хотел повеселить народ, а ничего более веселого не подобрал. Первый приз за выступление был заменен на взыскание, что нимало не расстроило исполнителя, а переведенный текст частушек солдаты позже долго записывали в дембельские альбомы. Славен был Фред и своими амурными подвигами, за что получил псевдоним «Котяра». Вполне заслуженное звание, поскольку, испытывая странную тягу только к замужним дамам, со своей артистичной натурой не однажды умудрялся вляпываться в истории, заканчивавшиеся трепкой, возвращаясь затем к месту службы в самом жалком виде.

   При всем том парень он был толковый, недостаток образования компенсировал непрерывным чтением технической литературы. Познакомившись с возглавляемой им радиомастерской, я понял, что судьба свела меня с самородком: все было великолепно организовано, персонал – специалисты самого высокого уровня, а их ещё надо умудриться найти в общей солдатской массе и заполучить к себе. Лучшую характеристику ему дал наш комполка, пробурчав:

   -Умница и не подлый, но как люминесцентная лампа: светит ярко, а тепла нет. Сорочий характер: любит, что блестит, и не может без трескотни и скандалов.

   Служили мы с ним дружно, вполне устраивая друг друга. Как специалиста я уважал Фреда, без церемоний при необходимости обращался за советом. Он такое моё отношение ценил. На гражданку отправились вместе, при расформировании части. Фред тут же устроился в фирму по продаже подержанных сотовых телефонов. Говорили, что нашел общий язык с коллегами и занимался, преимущественно, тем, что начинку от старых аппаратов вставлял в корпуса новых, с престижными лейблами, и покупатели на такой суррогат находились. И вот он на моем пороге – как всегда, побитый жизнью, но веселый. В женских брюках стыдливо-розового цвета, плотно облепивших его бедра, он походил на гусара, на ногах – домашние туфли с загнутыми носами, как у старика Хоттабыча. Завершал его своеобразный по набору составляющих наряд не гармонировавший с креативными портками и турецкой обувкой поношенный офицерский бушлат без погон прямо на голое тело. Типичный персонаж из анекдота про обманутого мужа и хитрую жену, спровадившую через балкон друга сердечного от взоров супруга-ревнивца в том, что под руку подвернулось.

   Мы прошли в комнату, сели за стол. Фреда уговаривать поужинать не пришлось, он смёл все вновь выставленные из холодильника закуски без стеснения, проглатывая деликатесы, минуя процесс пережевывания, попутно повествуя о своих проблемах. Впрочем, в его изложении они таковыми не выглядели – так, мелкие препятствия на широкой дороге к счастью. Включая поспешное бегство в чём Бог послал от очередной пассии с оставлением у нее всего имущества. Предприятие его аккурат как две недели назад накрылось медным тазом, директор исчез вместе с задержанной трехмесячной зарплатой. Всплыло всё только что, дня четыре как, персонал сразу же разбежался. Жильё у Фреда было: его однокомнатная квартира в двух трамвайных остановках от военного городка терпеливо дожидалась своего непутевого хозяина. С работой планировал определиться в ближайшее время, а пока пришел ко мне за помощью – хотел одолжить на месяц-два мою «девяносто девятую», которую по легкости характера считал ненужной мне. Выслушав планы по зарабатыванию денег, один авантюрнее другого, и все – на грани криминала, все – на моей машине, поколебавшись, я предложил ему попробовать поработать таксистом. А для себя наметил переговорить с Павлом Степановичем по Фреду и тем закрыть вопросы, с которыми столкнулся когда-то сам. На том и порешили, договорились о встрече, и Фред ушел. В моих старых джинсах, подаренной футболке и не новых кроссовках стильность Фреда как-то притухла, но всё же это была нормальная одежда, а не те легкомысленные доспехи, в которых он появился на моем пороге.

   ***

   На следующий день в обед я заехал на Блошку – так испокон народ кличет площадку за Центральным колхозным рынком (тоже историческое название, какие нынче колхозы?). Магазинчики, киоски и прилавки со всякой всячиной заполняют всю невеликую территорию этого царства частного предпринимательства, не стихавшего, по рассказам, ни в годы строительства ударными темпами социализма, ни в войну, ни после неё. Тем более, сейчас. Я прошел к нешумным точкам, торгующим телефонами всех моделей и назначений, в основном, мобильными. Предлагалась техника новая и старая, потрепанная и не очень, разного качества и происхождения, в том числе, похоже, ворованная или добытая иными неправедными путями. И лишь на небогатом прилавке у самого забора увидел разыскиваемое – неновый мобильничек Philips Xenium NRG. Взял его в руки, осведомился о состоянии и спросил цену. Услышав астрономическую величину, в ответ назвал продавцу адрес, куда он может пойти и там просить такие деньги за барахло, и двинулся прочь. Был немедленно остановлен негоциантом, выслушал панегирик в адрес телефона и фирмы Philips. Сказал, что ищу донора для другой трубки, и назвал свою цену, от которой у купца случился обморок. В конце концов, ушел, неся в кармане телефон. Ничего в нем необычного нет, кроме одного, – он работает и от аккумулятора, и от «мизинчика», батареи ААА. Мало ли где окажешься при такой вот жизни, и нет рядом розетки, а батарейку найти можно в любом киоске. Вернувшись к себе, вставил полученную от Павла Степановича симку, подобрал подходящий чехольчик из кордуры и пристроил трубку с запасной батарейкой на брючный ремень, присоединив к уже висевшему там чехлу со складной дубинкой ESP. Ее мне подарил наш зам по безопасности, продемонстрировав возможности скромной с виду малышки на безвинном мешке с песком. Впечатлившись увиденным, я теперь всегда носил ESP на поясе.

   Вернувшись в банк, созвонился с Павлом Степановичем и поговорил о Фреде. Рассказал об этом чуде без утайки, потому желания сотрудничать с таким экзотом у собеседника не было совсем, что не удивило. Но всё же он проскрипел своим могучим голосом согласие встретиться для знакомства. На большее я и не рассчитывал.

   А после трех часов, когда я сидел у Данилова в кабинете, позвонила из приемной управляющего встревоженная Тамара и сообщила, что для меня принесли телеграмму. Через минуту я развернул бланк, прочел и положил его перед Николаем Ивановичем: «Срочно приезжай батя плох совсем Геннадий. Факт болезни Пономарева Владимира Николаевича удостоверяю, главный врач Слюдянской районной больницы Кавешников. Подпись главврача райбольницы гор. Слюдянка и печать больницы заверяю оператор связи Слюдянского почтового отделения N 665904 Ярченко». Да-а, пришлось побегать Гене Комарову, чтобы сообщить мне о плачевном состоянии неведомого ни мне, ни ему самому гражданина Пономарева, заверив телеграмму у главврача. Николай Иванович начал сочувственно расспрашивать, а я, в свою очередь, сочинять про степень близости и прочие детали. И, благородно отказавшись от предложенной материальной помощи для оплаты неблизкой дороги (как я потом объясню, сдавая билеты в бухгалтерию, что вместо Иркутска поехал в Прагу?), я написал заявление об отпуске. Договорился с Николаем Ивановичем, что не уеду раньше, чем полностью закончу дела. Меня ж не на похороны или свадьбу вызывают, день-два терпит.

   Вернулся к себе, забрал из сейфа драгоценную тетрадь дяди Коли и поехал её перепрятывать. Местом хранения определил гараж отца, заброшенный и неиспользуемый. Машины в нем давно не было, она постоянно находилась на стоянке рядом с домом. В гараж я не заезжал со времени, когда мы с дядей Колей ставили машину на колеса, то есть почти год. Но замки-самоделки на воротах были надежными, а само сооружение – крепким и неприметным. Покрутившись по городским улицам и убедившись, что никто за мной не едет, я приехал в гаражи, зашел в свой и положил упакованную в слои пленки тетрадь за фальшпанель электрощитка – тайник надежный и известный только отцу и мне. Теперь только мне...

   Дальнейший мой план был прост. Приобретаю подержанную машину, желательно «Шкоду». Еду в Пружаны, оттуда – в Польшу, двигаюсь на юг, в Чехию, поселяюсь в отеле возле Белы или Махова озера и откапываю сокровища. Прячу их в автомобиле, снова еду в Польшу, потом в Белоруссию, оттуда домой. Планируя свое будущее путешествие, я не столько переоценивал себя, сколько недооценивал еще не опробованные или вовсе неведомые мне препятствия. И потом, по собственному опыту знал, что все планы идеально работают только до начала их применения, а затем неизбежны случайности или просто непредсказуемость реакции окружающих, так что для начала вполне подойдет схема действий безо всякой детализации.

***

   Первое из непредсказуемых препятствий появилось, когда я, вернувшись из гаража, сидел за своим рабочим столом: сработала наша с сисадмином ловушка, засекла попытку установить на мой компьютер мониторинговую программу. Кто-то захотел знать содержимое моих файлов. Причем, этот «кто-то» не с Интернета вынырнул, а находился во внутренней сети банка. Но не знал, что я ждал такого события и приготовился к нему, установив сразу две профессиональные антишпионские программы. Два часа мы с системным администратором втихую выясняли все обстоятельства происшествия, но нашли, в конце концов, «точку ввода», что мало дало: комп стоял в пустом сейчас кабинете отпускника. По ряду признаков, как мы считали, вычислили круг тех, кто мог это сделать, с уверенностью процентов в восемьдесят. По-видимому, кому-то из них хорошо заплатили, если согласился на такое: вероятность провала высока, банковский работник – не самый бедный человек, а «волчий билет» в довесок к увольнению при поимке гарантирован, и найти хорошую работу, имея такие отзывы из нашего банка, будет невозможно. А может, запугали или чем-то крепко зацепили и шантажировали. Я нехотя дал себя уговорить нашему сисадмину Лехе Рыжкову молчать о случившемся для поддержания его реноме. Хотя, честно сказать, это я его о такой услуге должен был просить. В свою очередь, Леха поклялся ничего не предпринимать до моего возвращения из отпуска, но контролировать действия засланного казачка из нарисованного нами круга: компьютер-то в отпуск не едет, остается стоять на моем рабочем столе, так что самое время попробовать в него залезть и кое-чего оттуда скачать или, наоборот, вкачать. Я мог, конечно, убрать его со стола в свой сейф, но боялся насторожить любопытных недоброжелателей: практики такой в банке не было, а необычные поступки без внимания не остаются. Договорились с Лёхой, что после моего отъезда он вытащит из системника блок питания «в ремонт», да и просто присмотрит за кабинетом.

   Так, похоже, за меня взялись всерьез. Вчера вечером заметил стоявшую прямо напротив подъезда машину. Обычная, неприметная, но я ее здесь раньше никогда не видел. У каждого двора свои правила, и жильцы нашего дома рядом с детской площадкой или, тем более, прямо на ней свои фаэтоны и кабриолеты не ставят, это были явно чужие. Некто, укрытый за глухой цыганской тонировкой «в антрацит», хотел видеть всё вокруг, но сам остаться незамеченным, вот только не учел нюанса с местом стоянки. Через лобовое стекло я поймал цепкие взгляды в свою сторону водителя и пассажира. Сегодня вот комп... Пора валить из-под пристального внимания господина Климова. Вот он удивится, узнав, что я внезапно убыл в восточно-сибирском направлении! Правда, и план мой при этом серьезно корректируется: ехать придется поездом, отказавшись от приобретения автомобиля, ведь для всех я еду в Иркутск. Купить авто где-то поближе к границе не проблема, но на транзитных номерах меня в Европу не пустят. А ехать в Чехию без машины не имеет смысла, разве что проверить целостность дяди Колиной закладки... Ладно, вспомним любимую присказку одного генерала: «Нет безвыходных ситуаций, есть растерявшиеся люди!»

   Позвонил Павлу Степановичу, обговорили завтрашнюю встречу с Фредом. Бравого и непутевого бывшего прапорщика определили на месяц-два в ночную смену. Правильно, конечно: приглядеться нужно к человеку, да и мешаться под ногами новичок не будет, пока не узнает обычаев и правил. С тем и уехал домой – сегодня пораньше обычного.

***

   Немного о географии. Наш город – не самый крупный железнодорожный узел. Практически, тупик. Поезда ходят, конечно, но выбор маршрутов невелик. Улететь тоже можно, но в день всего четыре рейса. Пассажиров поездов и самолетов Климов и его люди могут легко проконтролировать, у него как раз есть соответствующие административные возможности. Тем более, что сейчас не только в аэропорту, но и в железнодорожных кассах на поезда дальнего следования билеты продают только с предъявлением паспорта. Меня контроль никак не устраивал, и я решил доехать до ближайшей крупной узловой станции Крестовая на электричке. Название значащее: через нее поезда шли с востока на запад и с севера на юг, а также во всех мыслимых сочетаниях сторон света, потому и Крестовая. Расположена станция в двухстах километрах от города, доехать можно электричкой и автобусом. Автобус я отверг: долго, тряско, а главное – малолюдно, кто-нибудь да запомнит. Решил ехать электричкой, и не с вокзала, а с промежуточной остановки на другом конце города. Вот завтра и отчалю от родного берега в неизвестность.

   На лавочке у подъезда томился, дожидаясь меня, Фред. Площадка, где вчера скучали допоздна неизвестные в тонированной тачке, сегодня пуста, – то ли еще не приехали, то ли сняли дозор. Мы поднялись в квартиру, я проинструктировал его, рассказал, куда и когда подъехать, кого спросить. Наставлял долго, слишком хорошо знал слабости бывшего подчиненного, и заставил все записать для памяти. Достал ключи от машины, чтобы отдать их Фреду. Тот отвел глаза:

   -Да я уже посмотрел все. Рулевое нужно подрегулировать, «яйца» постукивают, а так порядок!

   Так, этот негодяй без спросу брал мою машину и ездил на ней, не заботясь о получении разрешения на то от хозяина. Его стиль, я мог бы и сразу догадаться. Стойки амортизаторов, в просторечии «яйца», постукивают давно, это правда. Ладно, раз взялся за гуж... Автомобиль Фред знал, ухаживать за ним умел и водил виртуозно, тут я спокоен. Закончился разговор стыдливой просьбой начинающего «бомбилы» дать взаймы старые брюки и какую-нибудь ненужную изношенную курточку вместо спецовки – чтобы было в чем залезть под машину до получения застрявших у зазнобы собственных вещей. Вытащил из коридорного шкафа хранившуюся там неведомо для чего – вот на такой случай, наверное, – давно не надеваемую одежду, среди которой был и мой древний армейский спортивный костюм, в нем я иногда занимался в качалке, дожигал на тренажерах. Фред тут же напялил его и с пакетом снятой с себя верхней одежды отправился на стоянку к машине.

   Часа через полтора после его ухода зажужжал вибратором мой секретный Philips, впервые с момента приобретения. Я схватил его, произнес:

   -Да?

   Звонивший помолчал, потом голос Павла Степановича спросил:

   -Ты где? С тобой все в порядке?

   Так, что-то в лесе сдохло, не иначе! Я недоумевающе ответил, что да, в порядке, и сижу я у себя дома. Он прервал меня приказным тоном:

   -Немедленно потуши везде свет, сиди тихо, никому не открывай! Я подъеду, зайду сам, ключ ты мне дал. По телефону тоже никому не отвечай! – и, помолчав, сообщил: -Только что «скорая» увезла со стоянки от КПП человека, вытащили из-под твоей машины. Кто-то столкнул её с домкрата. Видно, думали, что это ты под ней – и отключился.

   Я кинулся к выключателю, погасил свет и вырубил бормотавший в углу телевизор. Осторожно выглянул в окно из-за шторы: площадка перед домом пуста, у подъезда тоже никого нет. Может, эти самые молодцы, что стояли здесь вчера, и сдернули домкрат, уронив машину на Фреда? Плохую шутку сыграла с ним обновка: видевшие раньше меня в этом одеянии не разобрались, кто под машиной, и сымитировали падение с домкрата. Да, за мою скромную персону взялись серьезно, и не факт, что дадут мне возможность спокойно уехать, как я планировал.

   В замке завозился ключ, дверь открылась на секунду, впустив в коридор свет с лестничной площадки и Павла Степановича. Он вошел, тихо закрыл замок, я встречал его посреди комнаты. Подойдя, он неловко меня приобнял:

   -Живой-здоровый! А мне ребята, что волну «скорой» слушают, позвонили, говорят, вызов на стоянку у КПП. У меня сердце ёкнуло, приехал. Вижу – ведут кого-то от твоей машины, санитары поддерживают, и одет в твой спортивный костюм. Набрал, а ты отвечаешь! В общем, Фреда придавило, но не сильно, подробности будут позже. Я в больницу звонил, есть там у меня контакт. Те, кто на стоянке управился, пока думают, что это тебя увезли. Пусть думают. Разберутся, конечно, но не враз. Плотно они в тебя вцепились! Человека изувечить – это не в пустую квартиру зайти. Так что времени – в обрез. Сегодня, может, и не придут в гости, но лучше тебе прямо сейчас подорваться и судьбу не испытывать. Давай, собирайся, а квартира на нас. Ты как, готов?

   Я готов. Пути внезапного отъезда готовил загодя, не привлекая внимания, чтобы у следивших за мной и опасения не возникло, что я их учуял. Рывок из-под присмотра должен стать для них полной неожиданностью. Первым с моей дорожной сумкой в руках вышел Павел Степанович, спустился вниз и на первом этаже выключил свет во всем подъезде. Я сорвал с вешалки свою кожаную куртку и, стараясь сделать это бесшумно, закрыл дверь и присоединился к нему. Прошли вдоль дома, прижимаясь к стене, зашли за угол. Метрах в пятидесяти, заросшие кустарником и травой, еще держались плиты ограждавшего военный городок забора. Тихо и темно, свет только из окон домов. Пройдя вдоль ограждения метров триста, подошли к сдвинутой плите, именно здесь поколения самовольщиков покидали пределы части. Через щель я выбрался наружу шустро, а габаритный Павел Степанович попыхтел, едва не застряв. Вниз, наискосок по крутой насыпи, сбегала тропинка. Прошли по ней и вышли к заброшенному мукомольному заводу, ворота которого были закрыты навсегда тяжелой якорной цепью. Безлюдная городская окраина, темно, лают собаки, вдалеке посверкивает искрами трамвай. Павел Степанович достал из кармана куртки телефон, пикнул кнопками и сказал в него несколько слов. Перебрали до прихода машины то, о чем не успели проговорить, он спросил, нет ли нужды в деньгах, я отказался. Неподалеку остановилась легковушка, два раза мигнули фары. Мы обнялись, и я уехал.

   По ночным улицам поехал к товарной станции, там промежуточная остановка электрички. То есть, почти к станции. Последние события подтвердили, что доверие – штука опасная и очень неблагодарная. Поэтому конечной точкой поездки я назвал водителю такси троллейбусный парк метрах в трехстах от нужного мне места, а уйти отсюда можно в десяти направлениях. Доехали, я вышел и без оглядки двинулся вдоль застывших на ночь рогатых машин. Такси сзади газануло, шум двигателя стал стихать, вот скрылись сигнальные огни. Я повернул назад и двинулся к товарному двору. Залез в кусты за платформой, пересидел до утра и без десяти шесть, не выспавшись и подрагивая от утренней прохлады, забрался в вагон электрички. Он почти заполнился едущими на работу железнодорожниками: этот ранний рейс был их рабочим поездом, обычных пассажиров мало. Сидя подремал на обтянутом дерматином жестком сиденье, и около девяти утра сошел на Крестовой.

***

   Небольшой городок, а точнее, пристанционный поселок. Железнодорожный узел с вагонным и локомотивным депо, громада зернового элеватора рядом, автобаза, молокозавод с птицефабрикой – вот и все предприятия. В поселке по главной улице лет тридцать тому назад построили десяток трехэтажных домов, все остальные строения одноэтажные. Домики живописно разбросаны по окружающим холмам, зеленеют цветущими садами. Я выпил чашку кофе в станционном буфете, единственным его достоинством было то, что он горячий. Ознакомился с расписанием: да, сразу два поезда нужного мне направления проходят через Крестовую, уехать можно ежедневно. То есть, сегодня утром прошел один, завтра поутру подкатит другой. Годится. Вышел на крыльцо вокзала, осмотрел окрестности. Привокзальная площадь давно превратилась в постоянно действующую ярмарку: жители соседних сел с молочной и мясной продукцией и урожаем с участков, автолавки с разными товарами расположились по ее краям. В центре, со стоящего посреди клумбы пьедестала, покрытый облезшей серебрянкой вождь указывал рукой на крышу вокзала, за его спиной облупившиеся колонны Дома культуры. Курьерская скорость покидания своего жилья не дала возможности собраться как следует и забрать оставленные в ванной на последний момент мыльно-рыльные принадлежности, не до них было. Не беда, вот сейчас пойду и куплю бритву с полотенцем.

   Неспешно двинулся вдоль рядов торговцев, обозревая их нехитрый и не очень разнообразный товар, слушая обрывки разговоров. В маленьком магазинчике – я уже отвык от таких, два на два метра, – купил разовые бритвенные станки, полотенце, лосьон и пену для бритья, непременные зубную пасту со щеткой в круглом пластмассовом футляре. Вышел на улицу, и тут неожиданно и громко тренькнул телефон: пришла СМС. На звук обернулась группа стоявших у фургона парней, посмотрели внимательно и отвернулись. Их взгляды, мутные, как у дохлой стрекозы, с презрением на все взирающие, и одновременно цепкие, как репейник, а также специфический вид и небритые постные морды заставили насторожиться. Пока бояться нечего, здесь людно, но нужно быть повнимательнее.

   Да, непростительная ошибка: впопыхах оставил в своем основном телефоне прежнюю сим-карту, а вычислить по ней при желании мое нынешнее местоположение – как два байта отослать! И не вычислили ли уже? Вот эти молодцы за машинами не меня ли выглядывают? Затолкав покупки в сумку на боку, а сумку положив в большой пакет, зашел в безлюдный тупичок за углом магазинчика и, достав телефон, перекачал все номера с симки в его память, а потом вынул из него сим-карту.

   Зер шлехт подкрался незаметно: подняв голову, увидел направлявшихся в мою сторону двух парней с нецензурным и глумливым выражением на лицах. Как раз из тех, что цепко осмотрели меня у фургона. Быстро они среагировали. А я крупно прокололся, начав искать тихое местечко, и, уйдя от людей, глупо подставился. Один, повыше, направился ко мне развинченной походкой раненого пингвина:

   -Слушай, мужик, дай позвонить своей! Ушел из дома пораньше и телефон забыл!

   Его ухмылка не оставляла надежд на то, что все пойдет по принятому этикету. Второй из друзей-подонков заходил сбоку, отрезая от прохода к тротуару и мерзко улыбаясь: развлечение «мы вдвоем и испуганный фраер» им по душе. Он шел в мою сторону тоже как-то враскорячку, словно страдал обострением геморроя. Мода у них так ходить, что ли?

   Только моральным уродам может нравиться, когда их боятся. Эти как раз из таких.

   Я не знал, случайно они вышли на меня или их кто-то навел, да это не главное. Людьми эти двое не были никогда, разве что в далеком детстве. Ненавижу негодяев, получающих удовольствие от унижения других. И они ведают и знают, что творят. Еще как ведают! Я не выглядел, как рохля со справкой об освобождении от физкультуры, но они вдвоем, а потому беспредельно наглые и бездумно смелые. Но не бдительные. Не медля, я выхватил из поясного футлярчика ту самую складную дубинку. Взмах руки – и из моего сжатого кулака выскочила стальная палка с кругляшом на конце. Высокий враз перестал резвиться, ошарашенно глядя на появившийся из ниоткуда блестящий стержень, и прыгнул в мою сторону, пригибаясь и так пытаясь уйти от удара. Но моя хитрющая рука уже описала полукруг в воздухе и врезала ему по переносице в высшей фазе его полета. Я не целился, так получилось. Не долетев, он взвыл и рухнул подбитой птицей. Второй не увидел момента возмездия и потому остановился, с недоумением глядя на вдруг утихшего лежащего подельника. Ему досталось по руке выше локтя, и вроде даже послышался хруст. Этот свалился, согнув колени, почти беззвучно, только застонав. Перешагнув через павшего бойца, я ткнул концом дубинки в землю, снова складывая ее, вышел из тупичка, бросил в урну так и зажатую в левом кулаке переломленную симку и двинулся прочь. Да, симпатично начался день, ничего не скажешь!