Текст книги "Семь дней Создателя"

Автор книги: Анатолий Агарков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

Упал сержант – фейс в арбузном соке.

– Убили! – пронёсся крик по площади.

– Вот он, вот! – мужик какой-то ко мне несётся и пальцем тычет. – Держите!

А я и не думал бежать – на, держи, смелый такой.

Мужик мимо с пальцем наперевес.

УАЗик ментовский выруливает. Сейчас сержанта подберут, очевидцев со свидетелями допросят и меня ловить начнут. Как раз времени до электрички дойти.

Не побегу, ни за что не побегу – иду, сам себя убеждаю. Даже не оглядываюсь.

– Эй, паренёк, – до сердечной боли знакомый голос окликнул из серебристой Ауди, стекло тонированное опустилось, и ручка помахала. – Садись, подвезу.

Ну, как не сесть, ручка-то женская, по всему видать – прелестная. Сел. Менты на площади сгрудились, сержанта очухивают. А мне и дела нет – интрига нервы щекочет.

– Кто вы? Почему голос ваш знаком?

– Только голос? – изящным жестом незнакомка сняла солнцезащитные очки.

Бог мой! Мирабель!

Но какова. Белые брючки и туфельки белые. Шляпка широкополая, с белоснежным страусиным пером – у миледи должна быть такая. Но вот чего не было у шпионки французского кардинала – белой блузки, едва-едва стягиваемой бриллиантовой застёжкой под высокой грудью. Помнится, у моей возлюбленной размера на два поменьше была.

Не перестаю дивиться причудам параллельных миров.

– Мирабель?

– Ага, кажется, мы действительно знакомы, – взгляд, речь и жесты самоуверенной светской львицы.

Откуда это у скромной содержанки? А вот голос прежний – голос сирены, зовущей в ночи.

– Только почему я тебя не помню?

– Зачем же позвали?

– Хотела сказать, напрасно рискуешь – этих остолопов кулаками не убедить. И увезти отсюда.

– Так увезите.

Мирабель запустила двигатель, развернула машину и не спеша покатила с привокзальной площади, вливаясь в общий поток автомобилей. Что там предпринимали менты по моему розыску, осталось позади, стало фактом пережитым, и требовало забвения.

– Куда?

Назвал дачный посёлок.

– Ну, или ближайшая остановка электрички в том направлении.

– Отвезу, а ты расскажешь, от кого узнал о моём имени.

А почему не рассказать? Надоело врать и напускать на себя менторский вид – всё-то я про вас знаю. Параллелики такие же люди, как и мы, в этом убедился ещё в первый визит в Зазеркалье. Это Билли нудит, что они де наше отображение. Разобраться – и не ясным станет, кто есть чьё отображение, где изначальное звено, а где производное.

…. Ауди упёрся подслеповатыми фарами в стальные ворота виллы. Мирабель выключила двигатель и погасила их. Слышней стала канонада надвигающейся грозы.

– Пожалуй, останусь у тебя ночевать – заслужил: ни одной, наверное, женщине не плели такую чушь, добиваясь расположения.

– Вы мне не поверили.

– А ты хочешь, чтоб тебе ещё и поверили – не много ли в один вечер?

Господи! Конечно, это не Мирабель. Не моя Мирабель. Думал, открывая ворота и пропуская Ауди под навес возле гаража.

– Билли, откуда эта миледи с внешностью и голосом моей возлюбленной?

– Отражение реального мира.

– Чувствую, с немалыми погрешностями.

– Ну, так прогони.

А я пригласил.

Вообще-то, дача не моя. Я её охранял и жил в маленькой сторожке в углу сада.

Мирабель эта метаморфоза ничуть не расстроила. Рухнула на широкую, в пол-избенки, постель, откинув руки за голову.

– Чем угощать будешь кроме баек?

Растерянным взором окинул обитель – на столе и полках книги, пробирки, мензурки с реактивами. В шкафчике….

– Есть пакетики китайской лапши.

– Экзотика студенческой жизни? Восхитительно! Но для романтичного ужина скудновато. Не находишь?

Пожал плечами. Я вообще обходился без пищи, исполняя роль тутошнего Алексея Гладышева – биолога-недоучки, но с амбициями Нобелевского лауреата. Даже арбуз нужен был для опытов – обитатель садовой лачужки стоял на пороге величайшего открытия вечности растительной жизни без репродуктивных способностей.

– В багажнике машины кой-чего для пикника – слетай, пока дождь не начался.

Слетать не удалось – ливень застиг и вмиг промочил до нитки.

Вернулся с пакетами – Мирабель на кровати не было. Она сидела за столом и просматривала мои записи.

Возникла неловкая пауза.

– Дождь?

Я молчал. Весь мой вид требовал ответа – что это значит? по какому праву?

– Я только хотела узнать: всё ли ты врёшь, – оправдалась Мирабель, забирая у меня пакеты со снедью. – Освободи стол.

Пришлось довольствоваться объяснением.

Гостья извлекла на свет Божий и водрузила на рабочий стол сторожа-алхимика коньяк, вино, деликатесы в банках, колбасы и соки

– Ножи, вилки, чашки, ложки есть?

Я стоял в углу, спиной к Мирабель, и тянул с себя намокшую одёжку.

– А ты отлично сложен.

Оглянулся. Мирабель присматривалась ко мне оценивающим взглядом.

– Отвернитесь.

– Ой, ой, ой! Благородная девица. Мужчинам идёт нагота. Будь я тобой – вот так бы по улицам ходила. Стой, стой! Не одевайся. Уравняемся.

Мирабель разделась очень быстро. И не отворачиваясь. И не требуя от меня отвести взгляд. Даже поощряла:

– Нравлюсь?

За окном была ночь и грохотала гроза. Голая Мирабель сидела на кровати, я в кресле без ремка на теле. Стол с яствами барьером между нами. Мы тяпнули коньячку по рюмашке, смаковали винцо, зажёвывая дольками консервированных фруктов.

– Ты не хмелеешь. А мне хочется быть пьяной.

– Зачем?

– А вот. Давай по полному.

В руках у нас двухсотграммовые стаканы с коньяком.

– За что?

– За нас. За эту ночь. За то, чтоб утром мы расстались и никогда больше не встретились.

На мою удивлённо вздёрнутую бровь Мирабель пояснила:

– Настоящая любовь может быть только мгновенной, разовой, как искра Божья, как молния. А потом начинается привыкание, сожительство, порабощение. И ложь…. Ложь…. Ложь! Самое ненавистное в этой жизни.

– У вас был несчастный брак?

Мирабель замахнула коньяк в несколько торопливых глотков, спрыгнула с кровати, метнулась к двери, распахнула, шагнула за порог, обернулась.

– Ха-ха-ха! Была ли я замужем? Я похожа на женщину, способную променять свободу на семейную каторгу?

Она разметала волосы по плечам, вскинула руки к разверзнутым небесам, и они щедро кропили её ладное тело крупными частыми каплями, более похожими на струи. Освещали стрелами громовержца. Грохот его колесницы придавил окрестность, сады и крыши, но не Мирабель. Она скакала в луже у порога, размахивая руками, то ли райской фурией, то ли адской гурией.

– Студент, кончай журиться, айда плясать.

Но меня не увлекала вакханалия.

– Тогда грей постель, – приказала гостья.

И я с охотой нырнул в кровать, до подбородка натянул ватное одеяло. Будто бронёй прикрылся – вернулись уверенность и ирония.

Мирабель сушила волосы полотенцем, изящно изгибая стан. Мой взгляд ей не понравился – она поджала губки.

– Теперь слушай сюда. Из того, что ты рассказал, правда, что мы с мамой жили на Готланде, и нарекла она меня Мирабель. Отец был русским моряком и после её смерти забрал к себе. Назвал Машей. По паспорту я – Мария Денисовна Забелина. Закончила юрфак и по распределению попала в столицу. Работаю судьёй в районном суде Москвы. Встречался ли мне человек по фамилии Гладышев? Да. И оставил о себе самые негативные впечатления.

– Вот как! – я тоже был не против поджать губы.

– Владимир Константинович, занимался фармакологией – разрабатывал и внедрял новые лекарства. На том и попался. Один из рекомендованных им препаратов был недоработан и повлёк ряд смертельных исходов. Но следствие провели безграмотно и обвинение развалилось. Я вынесла оправдательный приговор, хотя сомнения в обратном отсутствовали напрочь.

– И всё?

– Нет, не всё. Владимир Константинович страшно боялся на суде и своё счастливое освобождение из-под стражи истолковал неверно. Он почему-то решил, что обязан сим произведённому впечатлению, и решил его развить. Начал присылать цветы, подарки….

– Он был женат?

– Говорил, что разведён. В его квартире я не заметила женского присутствия.

– У вас родился мальчик?

– В том то и дело…, – Мирабель вытерла ноги, скомкала полотенце и швырнула в угол, где ворохом лежала моя сырая одежда. – Выпить хочешь?

– С тобой не интересно, – на мой отрицательный жест.

Налила рюмку коньяка, замахнула глотком. Двумя пальцами выудила из банки дольку ананаса, отправила в рот.

– Не интересный ты, говорю, собутыльник, посмотрим каков в постели.

Гостья погасила свет и нырнула под одеяло. Прильнула прохладным телом.

– Дверь открыта, – попытался сдержать её натиск, избавляясь от оптимизатора.

– Пусть, так романтичнее.

– Так был у вас ребёнок или нет?

– Потом все разговоры, – Мирабель обвила мою шею и прильнула губами. – Потом….

…. Гроза отдалилась, но невидимый во мраке дождь продолжал стеной качаться за порогом. Мирабель дотянулась до сигарет на столе, щёлкнула зажигалкой, высекая пламя.

– Не кури, – попросил я.

– Это хорошие сигареты, – Мирабель направила мне в лицо струйку дыма. – Зацени.

– В той жизни ты не курила.

– И родила мальчика твоему отцу.

– Костю.

Мирабель швырнула смятую сигарету в чёрный проём двери.

– В этой жизни всё не так. Гладышев подсыпал мне отравы, и случился выкидыш.

– Вы расстались?

– Потом было много мужчин, но никто из них не смог сделать меня матерью.

– Ты утратила способность рожать?

– Увы.

Мне стало жаль Мирабель. Притянул её голову на своё плечо, поцеловал макушку.

– Хочешь, помогу?

– Ты гинеколог?

– Я биолог и занимаюсь репродуктивной генетикой растений.

– Какая связь?

– Это сложно объяснить непосвящённому, но, если ты хочешь ребёнка, он у тебя будет.

– Нет, наверное, уже поздно в моём возрасте.

– Ерунда. Сколько примеров в мире…. Главное, чтоб желание было.

– Хорошо, юноша. Я хочу иметь от тебя ребёнка. Мы обсудим это утром. Ты отдохнул? Набрался сил? По пять капель примем и продолжим. Вино, коньяк? Нет, я смешаю коктейль, который сделает тебя могучим.

Мирабель позвенела посудой в темноте, вернулась ко мне.

– Прими.

Мы чокнулись и выпили.

Наверное, она что-то подмешала в пойло – какое-нибудь реактивное снадобье, делающее мужика неутомимым. Семнадцать потов сошло, я всё никак не мог излить свою страсть. Настонавшись, нарыдавшись, накричавшись подо мной, Мирабель готова была отойти ко сну:

– А ты продолжай, продолжай – я люблю вот так засыпать. И просыпаться.

Ну, уж дудки! Мы тоже не пальцем деланы. Извлёк из-под подушки оптимизатор и защёлкнул на запястье. В то же мгновение ощутил оргазм и через минуту провалился в небытиё.

Пробуждение было не лучшим в моей жизни. Да что там, совершенно отвратительным. Головокружение, тошнота, сушняк. Такое ощущение…. Не подмешалась ли простуда к похмелью?

– Ты куда смотрел, Билли?

– Тяжковато?

– А то. Небось, за грехи караешь?

– Бог свидетель – всю ночь за твою жизнь сражался.

– С кем, если не секрет?

– О, это изощрённейший из ядов – растворяется в крови бесследно. Ни какой криминалист не докопался бы до причины смерти.

– Меня пытались отравить? – открыл глаза, повертел головой.

Мирабель в сторожке не было. И никаких следов вчерашней нашей пирушки. Только мокрая одежонка лежала кучкой в углу. И полотенце сверху.

– Что это было, Билли?

– Думаю, любовные игры царицы Тамар.

– Полагаешь, она сознательно пыталась отравить меня? Зачем?

– Видно, не важный любовник – одноразовый.

– К чёрту иронию – мне действительно весьма отвратно. Впору аспирин глотать.

– Потерпи немного – кровь дочищу.

Мы снова в Зазеркалье. Мой двойник, тутошний Лёшка Гладышев, студент биофака МГУ, отличник и государственный стипендиат, победитель всевозможных олимпиад, активный участник Студенческого Научного Общества, сделал гениальное открытие. Суть его в следующем. Жизнь – не будем говорить обобщёнными категориями, а поскольку автор идеи ботаник, то и имел в виду жизнь растений – бесконечна. Природа определила её механизм плодоношением. Это решение поставленной задачи, но не единственное, решил наш герой. Более того – работала творческая мысль – это решение перечёркивает все остальные возможные. Производя на свет Божий плод, растение выносит себе смертный приговор, освобождает жизненное пространство для следующих поколений. Если переписать этот, заложенный природой алгоритм, любой представитель флоры будет существовать бесконечно, не страшась старения и естественного отмирания. То есть, нет семян – нет и повода покидать белый свет. Это революционное предположение Алексей озвучил на заседании СНО.

Ну что, реакция была вобщем-то предсказуема. Издевательские смешки вместо "браво!" и "ура!", покручивание пальцем у виска вместо аплодисментов.

– Я докажу! – хлопнул дверью докладчик и покинул альма-матер.

Что он мог доказать? Чтобы изменить заложенный природой алгоритм, надо, как минимум, знать генетический код объекта. Для студента-недоучки это весьма и весьма проблематично.

– Сопьётся и умом тронется, – спрогнозировал Билли мрачные перспективы гения. – Надо помочь.

– Помоги, – не загорелся я. – Подсунь анализатор или лучше аппарат по изменению генетического кода с функциями анализатора.

– Прыткий такой! С ними надо уметь обращаться.

– Научи.

– Чем так утомился? Не хочешь больше в Зазеркалье?

– Вот именно, Зазеркалье. Перевёрнутый мир. Сексуальные здесь Никушки там недотроги. Дашенька интриги плетёт….

– А четверокурсник Алексей Гладышев додумался до того, что тебе, дипломированному выпускнику биофака, и в голову не приходило.

Умеет спорить виртуальная скрипучка. Убедил, короче. Загнали мы душу гения в пятки, и балом начал править я. Впрочем, конечно же, Билли – мне достались побегушки.

Нужно было семя представителя однолетних растений. Если с ним всё выгорит, то с многолетками будет проще. Для этих целей и купил арбуз, а тут сержант тупоголовый – пойдёшь, когда разрешу. Ну, и…. Не сдержался, что говорить, но семечку арбузную не забыл сунуть в карманчик шорт, покидая место побоища.

Потом Мирабель – безумная ночь с грозой и отравлением.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. То есть, хотел сказать, работать можно.

– Ну, и ладушки. За дело. – Билли не терпелось.

Вынырнув из постели в чём мать родила, поместил арбузную семечку в анализатор и подключил ноутбук. Эксперимент начался. На мониторе заплясали цветные змейки – Билли приступил к расшифровке генетического кода. А я, натянув трикушку и застиранный тельник, занялся утренним моционом. Пробежался, искупался….

Через час.

– Как дела, Билли?

– Ну, в принципе, мне всё понятно – куда и как надо бомбить, чтобы это изменить.

– Бомби, стервятник Геринга.

– Останется посадить в горшочек и наблюдать в течение нескольких месяцев.

– Надеюсь без меня?

– Результаты арбузных опытов передам двойнику менделеевским сном, так что в принципе наша миссия завершена, если бы не пара обстоятельств. Менты московские с ног сбились, разыскивая обидчика сержанта – угораздило же тебя. Да ещё Мирабель – наверняка Их Честь просматривает в газетах криминальные вести, отыскивая заметочку о свеженьком трупике на известной виллочке. Не найдя, озадачится. Словом, плодотворный получился визит – на рупь помог, на два напакостил.

– Может, оставить ему оптимизатор?

– Нет уж, сам заварил – сам расхлёбывай.

– Дать сержанту в лапу – по бестолковке он уже получал.

– Если возьмёт, а нет – тебя осудят годика на два общего режима.

– Тогда Мирабель, её надо перетянуть на нашу сторону.

– Уверен, что получится?

– Не очень, но с этой стороны угроза масштабнее.

Разыскать судью Марию Денисовну Забелину большого труда не составило.

Вот я уже в зале заседаний, где она ведёт процесс. Строгий костюм под судейской мантией и лицо прекрасное сурово. Голос подкачал. У представителя Фемиды должен быть беспристрастный глас, чтобы осужденные с лёгким сердцем шли на зону – приговор им вынес сам Закон.

Увидела меня в толпе присутствующих, запнулась на полуслове, но справилась и закончила фразу. Замельтешил, заёрзал её взгляд – обвинитель, адвокат, подсудимый, свидетели и я. Путаться стала Их Честь в собственной речи – чего доброго, процесс сорвёт. Мне этого не надо. Поймал её взгляд, кивнул на дверь – обожду, мол – и покинул заседание.

В скверике сижу напротив дворца правосудия, на двери посматриваю. Люди вышли, курят не расходятся – перерыв, должно быть. Автозак подходит. Ага, засадила Мирабель бедолагу обвиняемого. Сейчас выведут. Нет, смотрю, как вошли вдвоём – вдвоём и вышли. Дорогу пересекли и ко мне.

– Гладышев? Алексей Владимирович? Пройдёмте с нами.

– А в чём собственно дело?

– Там объясним.

Подводят к автозаку, предлагают загрузиться.

Эй-эй-эй, что за шутки, ребята.

Ребят уже четверо: ещё двое в камуфляже не грубо, но настойчиво автоматами в будку подталкивают.

Поставил ногу на ступеньку, оглянулся на зарешёченные окна, – из какого наблюдаешь, дорогая? Ну-ну….

В отделении мне ничего не стали объяснять, просто заперли в просторную камеру без нар, стола и стульев – один нужник в углу. Или, как его по-тюремному – параша.

Сел спиной к стене, ноги вытянул и к Билли:

– Что-нибудь понял?

– Яснее ясного: вызовет следователь, покажет постановление об аресте, подписанное известной рукой, и….

– И?

– Короче создал ты проблем двойнику – земной от него поклон.

– Что делать?

– Ждать, думать, держать себя в руках.

– Обещаю. Теперь помолчи – вздремнуть хочу.

Не пришлось. Стальная дверь открылась, и вошёл сержант, арбузный крестник. За ним ещё четыре неандертальца в погонах. Ухмыляются. Дубинками в ладошки шлёпают – азарт нагоняют. Быть потехе!

– Встать! – орёт сержант.

– Оклемался? – вежливо, даже вкрадчиво интересуюсь.

– Ну, падла, щас урою! – и на меня с дубинкой.

Я и подниматься поленился, только ногу подставил, и сержант с разбегу ткнулся в неё причиндалами. Ой-ой-ой! Глядите на него, согнулся, как роженица. А вы что рыла вытянули? Бегом сюда. На показательные выступления мастера айкидо в застенках МВД.

Взгляд упал на незакрытую дверь – так вот он путь к свободе. К чёрту цирк! Добил сердешного ребром ладони по сонной артерии и за остальных. Никого не обидел.

В коридоре пусто. В дежурке дежурный. Пристукнул его в кресле и урну на голову водрузил. Перевёрнутую, понятно.

– Это лишнее, – ворчал Билли.

Я и сам понимал: дежурный капитан не причём.

– Как я тебе?

– Ни одного лишнего движения, как впрочем, и разумного. Что теперь с двойником будет?

– Да с таким открытием его в любой стране на руках носить станут – считай, Нобелевский лауреат.

– Чешем к канадской границе?

– Может, всё– таки попробуем с Мирабель договориться?

– Наивняк.

– Что ты понимаешь в женских сердцах?

– Ах, ну да, ну да….

Билли взломал сайт известного учреждения, и из интернет-кафе я вышел с домашним адресом судьи М. Д. Забелиной. Обманув домофон, проник в подъезд. На трели входного звонка никто не ответил. Набрал по мобильнику номер домашнего телефона, приложил ухо к двери – ага, трезвонит. Трезвонит, но трубку никто не поднял – пуста квартира.

– Не судьба, – с облегчением посетовал Билли.

– Ерунда. Тусуется где-нибудь в ночном клубе. Подождём.

– Дождёшься – ментов с пушками. За твой разбой в отделении весь город на уши поставлен.

– Пусть себе. Здесь им ума искать не хватит.

– Основная ошибка всех на свете неудачников – недооценка противника.

– Какие предложения?

– Смотаться.

– Есть другое – проникнуть в квартиру через форточку.

Опущу перипетии вознесения на высотный дом путём левитации. Ничего сложного – рраз, и на балконе. Главное, чтоб никто не видел.

В квартиру проник через форточку.

Гнёздышко царицы Тамар было уютненьким – с моим не сравнить. Обошёл, не включая свет, все помещения, чтобы убедиться, в своём полном одиночестве, и плюхнулся в кресло поджидать.

– Слушай, не вижу признаков порока – всё так пристойненько.

– А он может уходить корнями в голубое детство. Или с отцом твоим, опять же, принеприятнейшее было знакомство.

– Билли….

– Понимаю, сложно быть объективным.

– Это не объективизм, это отсутствие полутеней в образах. Отец бросил мою мать, но он любил меня. Костя стал негодяем, потеряв генетическую память, но он был моим братом. А ты сортируешь людей на плохих и хороших по сумме слагаемых поступков. Истории известны примеры, когда закоренелые преступники становились национальными героями.

– Это ты себя обеляешь – накостылял ментовскому отделению, а в кармане изобретение на Нобелевскую премию. Ты продукт другой среды, иного общества – здешний житель непременно подчинился бы сержанту, и….

– Но ведь он был неправ.

– …. и не было б конфликта.

– Чёрт с ними, ментами – поговорим о Мирабель.

– Тебе повезло, а скольким нет. Сколько она отправила на тот свет разовых своих любовников?

– Она не могла этого делать – судья.

– И заметь, справедливый. Впрочем, одно другому не мешает, а в госпоже Забелиной прекрасно уживается.

– Билли, в голове не укладывается: почему параллелики – плоть от плоти нашей, кровь от крови – так не похожи на нас.

– Обстоятельства, Создатель, обстоятельства лепят из вас людей среды. Какова она, таковы её обитатели.

– И какие нужны, чтобы из прекрасной женщины, судьи, сделать похотливую отравительницу?

– Считаешь, ковыряясь в чужих грязных поступках, человек закаляет собственную добропорядочность? Как бы ни так! Он постоянно находится на грани искушения – ведь другие могут.

– А страх неотвратимости наказания?

– Добавляет адреналину.

– Ну, хорошо, сейчас придёт хозяйка квартиры, и мы её подробно расспросим.

– Станет она говорить….

– Попытаемся.

Около полуночи заскрежетал ключ в дверном замке. Голос Мирабель:

– Всё, капитан, дальше провожать не надо.

Мужской голос:

– Позвольте осмотреть квартиру – минутное дело.

– Кто здесь может быть, и как бы он сюда попал? Нет, капитан, войдёте посмотреть, потом чаю попросите, а я устала. Нет, нет, идите уже – мне надо спать.

– Хорошо. Спущусь к машине, а вы через пять минут помаячите с балкона. Вас не затруднят, а мне будет спокойнее.

– Договорились.

Дверь щёлкнула английским замком, Мирабель сбросила в прихожей туфли вошла в гостиную, включила свет и увидела меня.

– Ты?

– Извини, без церемоний – надо поговорить.

Мирабель справилась с растерянностью, потянула из ушей драгоценности.

– Надеюсь, ты с добрыми намерениями?

– Исключительно. И потому ты можешь смело пройти на балкон и помахать провожатому.

– Они нашли меня в казино, – сказала Мирабель, отворяя дверь на балкон. – Сказали, что ты сбежал, и моя жизнь в опасности.

– Соврали дважды. Во-первых, известное учреждение покинул хоть и против желания его обитателей, но без спешки. А во-вторых….

– Во-вторых? – Мирабель скрылась на балконе, потом появилась и зашпингалетила дверь. – Уехали. А во-вторых?

– Как же могу покушаться на жизнь человека, которого люблю?

– Сколько угодно примеров. Тебе какой напомнить, из литературы или истории? Прости, переоденусь.

Хозяйка квартиры скрылась в спальне. Явилась в домашнем халате.

– Кофе хочешь?

– Если только за компанию.

Мирабель вышла из кухни не с двумя дымящимися ароматом чашками на подносе, а с никелированным пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.

– Извини, – сказала, присаживаясь на тахту, – мне так удобнее. Так о чём ты хотел со мной поговорить?

Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….

– Мир, в котором я живу, прекрасен – там нет вражды и злобы, безудержной погони за жёлтым дьяволом. Все люди счастливы и заняты любимым делом.

– Читала о таком в истории КПСС.

– Если угодно. Я одинок в том мире, ты в этом – почему бы нам не соединить наши судьбы? Я буду любить тебя, Мирабель.

– Не расслышала – я что получу с этого союза?

– Я буду любить тебя.

– И только то?

– Мы родим ребёнка и воспитаем его.

– Врёшь ты всё.

– Что мешает проверить?

– Лучше пристрелю, и газеты напишут: "Судья Забелина обезвредила опасного преступника".

– Тебе нужна такая слава?

– Развлечение.

– Не боишься гнева Фемиды, застрелив невиновного?

– Неповиновение представителям власти, сопротивление, нанесение телесных повреждений, незаконное проникновение в чужое жилище, шантаж…. Да тебя, дорогой, на всю десятку строгача можно размотать.

– Признание в любви, по-твоему, шантаж, а что тогда отравление?

– Вот видишь, ты всё-таки пришёл обвинять.

Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.

– Странно жизнь закручивает сюжеты – в той жизни ты спасла меня, пожертвовав собой.

– Время платить по счетам. Ты унесёшь в могилу мою тайну.

– Ты больна, любовь моя. Доверься, я излечу тебя.

– Ты неплохо держишься – не ползаешь в ногах, вымаливая жизнь.

– Ты не сможешь убить меня.

– Смогу, не сомневайся.

– Если ты нажмёшь курок, ты убьешь не меня – саму Любовь. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?

– Как загнул! Хочешь жить? Поползай на коленях: я тебя всё равно пристрелю, но минутой раньше, минутой позже – есть ведь разница.

Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался, к чему мои разглагольствования – она исполнит задуманное.

– Хочешь денег, Мирабель, много денег?

– Откупиться желаешь?

– Спасти двойника. У него в кармане изобретение на Нобелевскую премию, а за спиной ментовские ищейки, тобой кстати натравленные. Помоги ему выпутаться из передряги. Поверь, Алексей Гладышев в долгу не останется.

– В каком, говоришь, кармане? Выкладывай.

Я выложил арбузную семечку на подлокотник кресла.

– Издеваешься?

– Отнюдь. Из этой семечки вырастет нестареющее растение.

– И в чём соль?

– За это открытие гарантирована Нобелевская премия.

– Ерунда.

Зрачок пистолета настырно сверлил мой лоб.

– Мы жили в доме под платанами у самого моря. После твоей смерти в нём завелись две кошки. Думал, в чёрную воплотилась Костина душонка, а оказывается это две твоих половинки. Мне повезло там: я был знаком со светлой.

– Теперь и с тёмной.

– И жалею об этом. Позволь мне уйти

– Куда ты собрался, Гладышев-младший? Если за смертью, то она здесь.

И в тот момент прозвучал выстрел, негромкий, как хлопок шампанского.

Едва уловимое движение головы, и пуля, минуя цель, застряла в спинке кресла.

– Неужели ты не поняла, меня невозможно убить: я – человек другого измерения. Разве только….

Отстегнул с руки серебряный браслет.

Зачем? Быть может, очищал душу перед той, из-за меня погибшей Мирабель.

– Теперь стреляй.

И прозвучал второй выстрел.

Пуля пробила грудную клетку и остановила моё сердце. Прибывший эксперт следственной бригады констатировал мгновенную смерть на месте преступления, ибо разыскиваемый органами правопорядка гражданин Гладышев А. В. незаконно проник в квартиру судьи Забелиной М. Д. с целью…. Ну, явно не благотворительной. И был застрелен бдительной хозяйкой.

После проведения следственных мероприятий, труп погрузили в скорую и отвезли в морг. Следующим днём туда проник инструктор перемещений и забрал из бренных останков в контактор мою страждущую душонку.

Вот я на диванчике флаера, на руке оптимизатор, Билли в сознании.

Ворчит:

– Довыпендривался – угробил парня. Как биолог ты ему в подмётки не годишься. Такой гений, такой гений…!

Что сказать? Все там будем – цинично. Молчу – пусть выговорится. Даже поддакиваю:

– В чём ошибка?

– Ты – никудышный актёр, не умеешь вживаться в образ. Заполучил тело, и по барабану все условности – гнёшь свою линию. А надо вникать в обстановку, подстраиваться, учитывать коньюктуру, играть, словом. Неужто и к седым волосам не понял, что обстоятельства людьми управляют, а не наоборот?

Слушать слушал, но не соглашался.

– А те личности, что историю делают, тоже по течению плывут?

– И очень даже ловко, пристроившись к самой стремнине.

– Как же лидеры, которые впереди идут и за собой ведут?

– Миф: никуда они не идут и никого не ведут – ловко балансируют на гребне людского водоворота. Это тоже искусство, тебе, кстати, недоступное. Главное – вовремя озвучить формирующуюся в массах волю, и тебя назовут лидером.

– Говоришь убедительно….

– Могу и доказать.

– А докажи.

– А докажу. Но перед тем небольшое лирическое отступление.

Четвёртое моё путешествие в Зазеркалье началось от самого синего в мире.

Командиру БЧ атомного крейсера "Севастополь" капитану второго ранга Гладышеву А. В. был дан внеочередной краткосрочный отпуск с выездом на родину. Основание – телеграмма, в которой некто Чернова Л. сообщала, что Валентина Ивановна Гладышева внезапно умерла от сердечной недостаточности, и похороны состоятся в среду.

В среду…. В какую? Сколько их прошло с рокового дня? Судя по дате на телеграмме….

– Билли, голова не работает – сообрази.

– Отстал безнадёжно. Валентину Ивановну схоронили, когда "Севастополь" был в походе. Успеть бы теперь к Сороковинам.

– Может, самолётом?

– Так уже едем.

Действительно, спальный вагон покачивался, будто на лёгкой зыби. Колёса, выбивая морзянку, постукивали квадратами кругов своих по стальным рельсам. Тепловоз, напрягая лошадиные силы, тащил состав вглубь континента. В Башкирию. В далёкую страну моих предков.

Когда-то, во времена покорения Сибири и освоения Урала, отстал от ватаги донцов лихой казак Ефим Гладыш. Выбыл из строя по причине ранения. Выходили его в башкирской землянке местные жители. Зиму только с ним пронянькались, а стали родней братвы. Круглолицая дочка хозяина подарила пришлому любовь. И осел донской казак в лесах Уральского предгорья. Срубил дом на фундаменте, скотину завёл, межу вспахал, огород засадил, улья поставил. Научил родственников плуг в руках держать и пищаль. От этих стародавних времён берёт начало история села Гладышево.

Дед моего двойника, Константин Захарович, погиб в сорок пятом у стен рейхстага. Родителей он не помнил. Воспитанием занималась бабушка Валентина Ивановна, заслуженная учительница республики. Они ладили, пока Лёшка не подрос и понял, что бабуля строит его жизнь под себя – хочет выучить в сельского педагога и вернуть в село для продолжения династии. А парня манили дальние страны и большие города, скрип парусов, плач чаек, шум прибоя. Однажды решился и удрал из дома. Без всякого конфликта – не предупредив, не пригрозив. Просто собрал котомку с продуктами, запрыгнул на проходящий товарняк и был таков. Пересёк полстраны – где пешком, где на попутках. И вот оно, Чёрное море!

Потом нахимовское училище и первое письмо бабуле – прости, родимая. Она простила. Даже приехала в ВВМУ, когда вручали Алексею Гладышеву лейтенантские погоны и кортик. Она приехала, а он так и не удосужился за эти годы навестить её в родовом поместье Гладышево. Как удрал тайком в тринадцать лет….

И вот, спустя четверть века, блудный внук возвращается к остывшему очагу.

Прости, бабуля.

– Билли, зачем я в этом мире?

– Время покажет.

– Бабушку не воскресить. Какие неразрешимые проблемы могут быть у кавторанга Гладышева?

– А вот первая – на исходе четвёртого десятка морской волк не женат и не был. Тебя это не настораживает?

– Кто такая Л. Чернова? Уж не моя ли Любочка Александровна?