Текст книги "8том. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма"

Автор книги: Анатоль Франс

«Вот странный, сложный, восхитительный Стефан Малларме, невысокого роста, со спокойными жреческими жестами, опускающий бархатные ресницы на глаза, похожие на глаза влюбленной овечки, и мечтающий о поэзии, которая будет музыкой, о стихах, которые будут восприниматься как симфония». Так поэт, и не кто иной, как Франсуа Коппе, рисовал лет десять тому назад портрет своего товарища по Парнасу [553]553
  …своего товарища по Парнасу. – В юности Малларме примыкал к группе французских поэтов «Парнас».


[Закрыть]. Уже тогда Стефана Малларме в кругу ценителей считали певцом восхитительных и таинственных песен. Катюль Мендес мило говорил, что это, выражаясь школьным языком, «трудный автор».

Ни у кого из соприкасавшихся со Стефаном Малларме не возникало подозрение, что поэт умышленно прибегает к непонятности и из гордости стремится облечь себя туманом. Для друзей это был человек очень простой, очень скромный, отнюдь не стремящийся выделяться и изумлять окружающих. Нельзя было подозревать и о наличии какого-либо расстройства в его тонком, проникновенном интеллекте. В его речах всегда сказывался изящный, мечтательный, неизменно кроткий ум, вдумчивый и способный к восприятию пространных рассуждений. Следовательно, основ и причин исключительности этого поэта надо было с сочувственным вниманием искать в самой его философии. Стефан Малларме превосходный логик, и не так уж трудно было отыскать законы, управляющие его умом – одним из интереснейших и своеобразнейших среди умов нынешних деятелей искусства. Он – платоник. Вот в чем весь секрет.

Не мне принадлежит честь этого открытия. Многие уже отмечали это и, в частности, Жюль Леметр в следующих строках, сверкающих изысканной ясностью его ума: «Стефан Малларме (я цитирую страницу из „Современников“ [554]554
  …я цитирую страницу из „Современников“… – Цит. строки из статьи Ж. Леметра „Стефан Малларме“, напечатанной в журнале „La Revue Bleue“ и затем перепечатанной в сборнике литературно-критических статей Леметра „Современники“ (пятая серия, 1892).


[Закрыть]) – отчаянный платоник. Он верит в бесчисленные, непременные и неповторимые связи между видимым и невидимым… Он верит в своего рода исконную мировую гармонию, в силу которой определенные абстрактные идеи должны вызывать в совершенных умах определенные, соответствующие этим идеям символы. Или, другими словами, он верит, что точные соответствия между миром абстрактным и миром физическим установлены извечно, что божественный разум несет в себе синоптическую картину всех этих незыблемых параллелей и что, когда поэт их открывает, они возникают в его сознании с такой очевидностью, что уже нет надобности их доказывать». Следовательно, он темен наподобие гностиков или кабалистов, потому что для него, как и для них, все в природе лишь знак и соответствие. И, конечно, основная тайна, ключ к искусству Малларме, заключается именно в его теории аналогии. Эту теорию он разработал и в основном опубликовал, ибо, как я уже говорил, у него ум последовательный и систематичный. Теперь вы, пожалуй, спросите, берусь ли я все объяснить в его творчестве, значительная часть которого представляется загадочной. На это я отвечу, что объяснить не берусь, но из этого не следует, что я, как глупец, воображаю, будто непонятное для меня невразумительно вообще. Наоборот, я полагаю, что стоит только вооружиться ключом, и эти великолепные замкнутые покои станут доступны. Но я не платоник, я не гностик и плохо разбираюсь в систематических аналогиях. Вселенная изумляет меня скорее своей явной непоследовательностью, чем скрытой гармонией. Я не понимаю философии абсолюта и, следовательно, отнюдь не пригоден для истолкования трудных мест в произведениях Стефана Малларме, подобно тому как в средние века во Флоренции толковали Данте. К счастью, не столь уж необходимы глоссы и комментарии, чтобы наслаждаться многими строфами редкостного поэта «Иродиады» и «Послеполуденного отдыха фавна». Для этого достаточно немного чувства. Любить несколько строф, упиваться несколькими отрывками – это тонкое наслаждение, вполне соответствующее той склонности к лени или по меньшей мере к беспечности, которую я не могу в себе побороть. Итак, не посвящая ночей, как говорит Андре Шенье, «ученым бдениям» и выискиванию простого или тройственного смысла того или иного стихотворения [555]555
  …простого или тройственного смысла… стихотворения… – Малларме утверждал, что произведение искусства должно содержать три смысла; третий (высший) смысл способен постичь лишь «посвященный». Франс неоднократно высмеивал эту теорию.


[Закрыть](например,

 
Обломок царственный забвенных катастроф…),
 

мы, если хотите, подойдем к творчеству г-на Малларме с наиболее доступной его стороны, с самого гостеприимного его берега, напоминающего Вергилиевы лучезарные уголки, излюбленные альционами.

Прежде всего – рискуя огорчить поэта – я приведу одно из его юношеских стихотворений, изящный маленький памятник его ранней манеры, не включенный им в сборник избранных произведений, который назван в заголовке настоящей статьи. Это сонет в жеманном стиле, в стиле изящном и изощренном, который прочтут, я уверен, с большим удовольствием; он не утратил бы своего аромата даже в самой благоухающей антологии, собранной на берегах Линьона любым поэтом пасторальной школы:

 
ПРОСЬБА
На чашке вашей стать я Гебой был бы рад,
Чтоб вы меня могли прижать к губам в кармине.
Однако я – поэт и даже не аббат,
А потому на севр не нанесен поныне.
 
 
Хоть я, увы, не ваш любимый шоколад,
Не ваша дерзкая болонка, герцогиня,
Но раз вы дарите мне шаловливый взгляд
Рукой художника причесанной богини,
 
 
Прошу я вас, кто шлет на пажити сердец
Стада малиновых улыбок, тех овец,
Что вносят блеяньем безумье в души наши,
 
 
Прошу… и пусть Буше на веере потом
Изобразит меня нарядным пастушком…
 

Прошу позволить мне пасти улыбки ваши.

Это – драгоценная безделушка, это – чудо ювелирного мастерства. Г-н Малларме будет не прав, если откажется от этих ранних стихотворений, вышедших из его нежных рук. Ему все равно не удастся скрыть, что он ювелир. Он ювелир, был им и будет. Он остается золотых дел мастером, даже когда парит в облаках. Как отличный пример его второй манеры я приведу «Морской ветер», где, кажется, нет ничего, что могло бы смутить простого читателя, и всякому в этом стихотворении понравится непринужденная ясность образов:

 
Все книги я прочел; печалью плоть томится.
Бежать! Теперь познал я опьяненье птицы
Меж туч и пенных брызг неведомой волны.
Пускай сады еще в глазах отражены,
Но сердце, где звучит ночами голос моря,
Не в силах удержать ничто, – ни лампа, споря
С бумагой, что ее лучом обнажена,
Ни юная, дитя кормящая жена.
Плыву! Отваливай, о стимер, зыбля реи,
В широты дальние неси меня скорее!
Неистребимая надеждами тоска
Поныне верует в прощальный взмах платка.
Стволы и этих мачт, приманок урагана,
Быть может, накренит жестокость океана
Над шлюпками без мачт, вдали от островков…
О сердце, внемли же напеву моряков!
 

Я только что упомянул о второй манере Малларме. Быть может, я не прав, и это стихотворение, так же как и те, которые я приведу ниже, напоминает скорее раннее творчество Малларме, чем более позднее, и в самом деле поднимающееся ввысь чересчур круто, чтобы пройтись по нему в нашей краткой и легкой прогулке. Но на том склоне, которым мы ограничиваемся, нам захочется остановиться при виде меланхолического образа женщины, преображенной мифологическим вдохновением поэта в осенний пейзаж:

 
ВЗДОХ
Мой дух к тебе, сестра, – к челу, где видит сны
Спокойная печаль осенней желтизны,
И к беглым небесам божественного взгляда
Взлетели, как фонтан под грустной сенью сада,
Лазури верный, шлет свой вздох прощальный к ней!
К лазури октября, поры прозрачных дней,
Глядящихся в пруды, где лик их томный тонет,
Где листья медные пред смертью ветер гонит,
Поверхность прочертив холодной бороздой,
И, солнце блеклое влачится над водой.
 

Я восхищен этим поэтом; он бесконечно дорог мне даже в самых мимолетных озарениях, в самых кратких сверканиях, которые исходят от его стихов. Я люблю россыпь и осколки его творчества. Я считаю его, в некоторых мелких отрывках, непревзойденным поэтом. Что же касается его творчества в целом, я предоставляю судить о нем тем, кто, живя в непосредственном общении с поэтом, может внимательнее следить за развитием его мысли. Чтобы толковать его в частностях, надо быть его учеником.

Лично мне особенно нравятся незаконченные произведения г-на Малларме. Признаюсь, я бесконечно люблю все, что не закончено; мне кажется, что в мире существуют одни лишь фрагменты и обломки; они-то и дают чутким душам представление о совершенстве. Два наиболее обширных стихотворения называются «Иродиада» и «Послеполуденный отдых фавна».

В «Иродиаде» – вся прелесть, присущая фрагментам, и я наслаждаюсь в ней даже тем, чего не понимаю. Увы! надо ли в конце концов так уж хорошо понимать, чтобы любить? Разве таинственность иной раз не действует заодно с поэзией? Когда-то я требовал от стихов точного смысла. Я наслаждался ими не только душой. Это была ошибка. Со временем я понял, что совершенно излишне испрашивать согласия у разума, прежде чем наслаждаться чем бы то ни было.

«Послеполуденный отдых фавна» по сравнению с «Иродиадой» произведение более законченное. Откровенно говоря, я понимаю его не вполне. Но в цветистом, теплом его сумраке я различаю мысль, что желание – радость более упоительная, чем удовлетворение желания. И эта мысль, по-моему, высказана почти совсем ясно в следующих восхитительных аллегорических стихах:

 
Опять, лукавая свирель, орудье бегства,
Попробуй расцвести на берегах былых!
Я ж буду длить рассказ, горд шумом слов своих,
Пока, языческих богинь живописуя,
С их тени пояс вновь мечтой не отрешу я.
Так, если соком лоз себя я опьяню
И сожаление уловкой отгоню,
Я к небу подниму со смехом гроздь пустую,
И кожу светлую плодов, хмельной, надую,
И вплоть до сумерек смотрю через нее…
 

Все стихотворение «Послеполуденный отдых фавна» представляется мне глубоко философским. Будь я стариком и живи в провинции, я написал бы к нему комментарий тома в два in-8°. Это было бы приятнейшим времяпрепровождением. Но мне еще не слышится, как ракановскому Тирсису [556]556
  …как ракановскому Тирсису… – «Стансы об уединении» французского поэта Оноре де Ракана (1618) начинаются словами: «Тирсис, давно пора подумать о покое…»


[Закрыть], дружественный голос, советующий удалиться на покой. Я должен продолжать, не останавливаясь на символике фавна г-на Малларме. Кроме того, мне хочется поскорее сделать вам сюрприз и предложить вашему вниманию Малларме совершенно ясного, простого, прозрачного и все же по-прежнему очаровательного. Это будет Малларме в прозе, в прозе изысканной и нежной. Что же мне выбрать? Предо мною немало удачных, легких страниц, отмеченных одновременно и геометрической и поэтической ясностью. Когда г-н Малларме пишет прозой, он нарочито невразумителен. Вероятно, тут сказывается презрение к обыденной речи. Но не в этом дело. Люди часто бывают совершенны именно в том, чем они пренебрегают. В «Кандиде» больше таланта и совершенства, чем в «Опыте о нравах». Вот, например, прелестная страница, начинающаяся так:

«Кому же принадлежали эти фарфоровые часы [557]557
  Кому же принадлежали эти фарфоровые часы… – Начальные строки стихотворения в прозе Малларме „Дуновение зимы“.


[Закрыть], которые отстают и бьют тринадцать ударов среди гирлянд и божков? Подумай: ведь они некогда приехали сюда из Саксонии, совершив долгий путь в дилижансах».

Эта ясная греза полна очарования, и она открывает нам истинную природу г-на Малларме: он склонен к ясным, определенным мечтаньям. Но еще лучше обратить ваше внимание на следующий маленький шедевр; законченностью отделки он напоминает стихотворения в прозе Бодлера и вместе с тем очень характерен для г-на Малларме эллиптическим изложением мысли, сжатостью образов и плавным ритмом.

ОСЕННЯЯ ЖАЛОБА

С тех пор как Мария покинула меня, переселившись на другую звезду (на Орион? на Альтаир? или на тебя, зеленая Венера?) – мне всегда по душе было уединение. Сколько долгих дней провел я в одиночестве со своим котом! Говоря «одиночество», я подразумеваю отсутствие материального существа, кот же мой – спутник мистический, дух. Итак, я вполне могу сказать, что провел долгие дни в одиночестве со своим котом и в одиночестве с каким-нибудь из последних писателей эпохи упадка Рима; ибо с тех пор как белое создание перестало существовать, мне странно, необычайно полюбилось все, что выражается словом: крушение. Так, любимое мое время года – это последние, истомленные дни лета, на самом пороге осени, а любимое время дня, время моих прогулок, – это час, когда солнце отдыхает, прежде чем исчезнуть, когда его медно-желтые лучи ложатся на серые стены, а медно-красные – на стекла окон. Так же и в литературе мой ум ищет услады в умирающей поэзии последних дней Рима, но тех дней, когда еще не чувствуется ни малейших признаков обновляющего приближения варваров и не слышится лепета детской латыни первых христианских писаний.

Итак, я читал одно из этих драгоценных стихотворений (густые румяна которых пленяют меня больше, чем свежий румянец юности) и погружал руку в мех чистого животного, как вдруг у меня под окном томно и грустно запела шарманка. Она играла в большой тополевой аллее, листья которой казались мне угрюмыми даже летом, с тех пор как Мария прошла здесь, сопутствуемая свечами, в последний раз. Шарманка – инструмент грустящих; и в самом деле – рояль сверкает, скрипка пронизывает раненую душу светом, шарманка же, заигравшая в сумерках воспоминаний, погрузила меня в глубокие грезы. Вот она залепетала какую-то простенькую веселую мелодию, радующую сердца пригородных обывателей, мелодию старомодную, избитую. Почему же этот убогий напев так глубоко западает мне в душу и трогает до слез, словно романтическая баллада? Я не спеша упивался им и даже не бросил из окна монетки, – так я боялся пошевелиться и увидеть, что шарманка поет сама по себе.

Поэт ли, прозаик ли – и всегда поэт, – Стефан Малларме, как вы теперь убедились, может быть понят и вне того кружка, где его считают боговдохновенным и где ему внимают как мудрецу. Он оказал огромное влияние на молодое поколение поэтов. Господа Вьеле-Грифен, Шарль Морис, Дюжарден, Мокель, Ретте считают его непревзойденным мастером, а один из них сказал: «В искусстве он – наша живая совесть».

Нам, не принадлежащим к числу тех, кто вхож в это святилище и кто набожно поклоняется кумиру, хотелось бы, чтобы творчество мастера и его учение были не так зашифрованы и сокровенны. Но как не уважать эту душу – гордую и нежную, непреклонную и благожелательную? Как не поддаться прелести этого таланта, который сквозь сумрак излучает сияние, составляющее достоинство алмазов и драгоценных камней, и сверкает лучами, пронзающими сердце?

ПУБЛИЦИСТИКА. РЕЧИ. ПИСЬМА [558]558
  Публицистика Франса – неотъемлемая часть его творчества. Публицистичность, живой отклик на злободневные вопросы общественной жизни характерны для всех его наиболее значительных художественных произведений. Нередко Франс включал целые публицистические статьи или отрывки из них непосредственно в художественную ткань своих романов и рассказов. Так в книгу «Суждения господина Жерома Куаньяра» вошли фельетоны, написанные по поводу панамской аферы, в «Современную историю» – статьи, появившиеся в связи с делом Дрейфуса, в книгу «На белом камне» – статьи, посвященные событиям русско-японской войны
  Первые публицистические выступления Франса в печати относятся еще к концу 60-х гг., когда молодой писатель в ряде небольших заметок, появившихся в оппозиционной газете «Le Rappel», высказывал ироническое отношение к режиму Второй империи
  В середине 70-х гг. Франс начинает регулярную журналистскую деятельность: с 1875 по 1879 и с 1886 по 1893 г. он постоянный сотрудник газеты «Temps», где в литературно-критических статьях затрагивает и общественно-политические вопросы. С 1883 по 1896 г. Франс ведет еженедельный обзор политических событий – «Парижский курьер» в журнале «L'Univers illustre» (вначале совместно с журналистом О'Монруа, под общим псевдонимом «Жером», а затем – самостоятельно). В то время Франс еще стоял в стороне от передового общественного движения, в его статьях еще нет ни ясной политической позиции, ни острой сатиры. Со зрелой публицистикой Франса их роднит только антиклерикализм, который, постепенно усиливаясь, пройдет через все творчество писателя. В 80-е гг. сущность буржуазной демократии еще не ясна Франсу, он выступает главным образом против врагов Третьей республики, против попыток монархической реставрации
  В начале 90-х гг. во взглядах писателя намечается перелом. От скептического, пассивного созерцания Франс под влиянием обострившейся общественно-политической борьбы переходит к резкой и действенной критике буржуазной республики. Уже в 1893 г. в связи с панамской аферой он публикует в газете «Echo de Paris» несколько публицистических статей – «фельетонов» (в том числе «Дело о Миссисипи», 15 марта 1893 г.), разоблачавших коррупцию государственного аппарата, власть финансовой олигархии. К концу 90-х гг. Франс сближается с прогрессивными кругами, его критическое отношение к Третьей республике в эти годы углубляется. Публицистика занимает теперь в его творчестве весьма значительное место; усиливается публицистическое звучание его литературно-критических статей и художественных произведений. Тетралогия «Современная история», сборник рассказов «Кренкебиль, Пютуа и др.» убедительно свидетельствуют о росте публицистической и сатирической тенденций, об углублении демократизма в творчестве Франса, об усилении его интереса к социальным вопросам
  Франс резко порывает со многими старыми друзьями, от которых теперь его отделяет различное отношение к политическим событиям. Он сближается с социалистическими деятелями: с конца 90-х гг. его близким другом становится Жан Жорес, среди его друзей – социалист Шарль Лонге, активные дрейфусары – Фердинанд Бюиссон, Габриэль Сеайль. Франс уходит из реакционной газеты «Echo de Paris», начинает сотрудничать в левореспубликанских газетах и печататься в социалистической прессе
  С 1904 г., с момента выхода первого номера основанной Жоресом газеты «L'Humanite», и до 1924 г. Франс – постоянный сотрудник этой газеты. Многие его статьи печатались в «L'Humanite» в качестве передовиц
  В 1904–1908 гг. Франс публикует свои статьи также и в австрийской газете «Neue Freie Presse» (Вена), где ведет политический обзор под общей рубрикой «Венский курьер»
  В борьбе прогрессивных и реакционных сил, которая развернулась во Франции в конце 90-х – начале 900-х гг., Франс принимает самое активное участие. Подобно своему любимому герою господину Бержере, он покидает тишину кабинета и отдается разнообразной напряженной общественной деятельности
  Он выступает и председательствует на многих собраниях и митингах, принимает участие в защите Дрейфуса, участвует в работе народных университетов, знакомится с прежде совершенно неизвестной ему рабочей средой. Большинство его статей, вошедших в книгу «К лучшим временам», возникло из речей перед многолюдной аудиторией
  Одна из основных тем публицистики Анатоля Франса этого периода – борьба против клерикально-националистической реакции. В конце 90-х гг. давно назревавший конфликт между монархическо-клерикальными силами, военной кликой, с одной стороны, и демократическими кругами – с другой, чрезвычайно обострился в связи с делом Дрейфуса, о котором Ленин писал, что это «одна из тысяч и тысяч бесчестных проделок реакционной военщины» (Ленин, Соч., изд. 4-е, т. 31, стр. 78). 14 января 1898 г. Франс вместе с Золя подписывает петицию с требованием пересмотра дела Дрейфуса; он свидетель защиты на процессе Золя, дважды выступает на митингах в защиту подполковника Пикара, вскрывавшего преступления военной клики
  Борьба с реакцией усилилась в 1902 г. в связи с выборами в законодательные органы Франции, писатель принимал деятельное участие в предвыборной кампании, поддерживая «левый блок» – объединение республиканских буржуазных партий, к которому примыкали и социалисты. Он был председателем избирательной комиссии Шестнадцатого округа Парижа. Главная тема предвыборных выступлений Франса – разоблачение связей монархистов, клерикалов и националистов, разоблачение их заговора против республики, лживости их обещаний избирателям («О моральной стороне парламентских выборов», 21 декабря 1901 г.; «Речь о свободе выборов», 20 апреля 1902 г.). Большую роль в избирательной кампании сыграла речь Франса (4 мая 1902 г.), в которой он, характеризуя националистов, использовал сатирический образ трублионов («баламутов») из «Современной истории»
  В предвыборной борьбе важное значение имел вопрос об отношении к церкви. Борьба с церковью, с мертвящим христианским аскетизмом, с религиозным фанатизмом проходит красной нитью через все творчество Франса, начиная с ранней драматической поэмы «Коринфская свадьба» (1876) и кончая антирелигиозной сатирой в романе «Восстание ангелов» (1912). В публицистике 900-х гг. эта тема также получает значительное развитие
  Оперируя большим количеством фактов из истории католицизма, Франс доказывает, что церковь – самое страшное орудие реакции, что она – «давняя потребительница всякой мысли, всякого знания, всякой радости», что современная клерикальная партия – орудие политики папского престола, что она действует во вред интересам Франции. Вершиной антиклерикальной борьбы Франса можно считать его публицистическую книгу «Церковь и республика», вышедшую отдельным изданием в 1905 г., где дан краткий обзор борьбы Ватикана за политическую власть и критикуется политика французского правительства по отношению к католической церкви. Франс резко говорит об оппортунистической политике Гамбетты, который, выдвигая громкие лозунги, по сути дела уводил борьбу с церковью в область абстрактных рассуждений и теоретических дискуссий. Поддерживая в целом антиклерикальную политику радикального правительства Э. Комба, Франс критикует ее половинчатость и требует решительного и скорейшего отделения церкви от государства, полного освобождения народного образования из-под опеки монашеских, главным образом иезуитских, организаций. «Церковь и республика» – блестящий образец боевой публицистики Франса, книга написана живо, интересно и остро полемично
  Защищая избирательную платформу и кандидатов левого республиканского блока, Франс, однако, никогда не выступает апологетом Третьей республики; он постоянно говорит о забвении буржуазией демократических принципов, о нарушении конституции, о перерождении республиканских институтов и превращении их в ширму, прикрывающую происки финансистов и националистов. Несколько позже, в статье «Бессилие парламента» (1908), Франс объяснял нерешительность парламента в решении социальных вопросов тем, что в республике подлинными хозяевами стали финансисты, «парламент же является слабым отражением власти богачей». В 900-е гг. у писателя нет уже никаких иллюзий относительно сущности буржуазной демократии
  Выступает Франс и против империалистической внешней политики Третьей республики, – он осуждает участие Франции в расчленении Китая, борьбу за захват Марокко. Ряд своих статей и выступлений писатель посвящает судьбе угнетенных колониальных народов. Он один из организаторов широкой общественной кампании в защиту армян от преследований турецкого правительства, в защиту испанских крестьян, восставших против феодальных порядков в стране. 30 января 1906 г. он произносит большую речь «Против колониального варварства», где выдвигает тезис о равенстве всех рас и национальностей, говорит о преступлениях империалистических колонизаторов, о неудержимо растущем гневе колониальных народов против угнетателей. Так же, как в свое время Гюго, Франс выступает в защиту и поддержку борьбы угнетенных народов
  Важно отметить большое место, которое уделено в публицистике Франса 900-х гг. рабочему вопросу. Франс противопоставляет буржуазии новый класс – пролетариат, причем видит его творческие, созидательные возможности («Дидро, друг народа»). Он постоянно повторяет, что пролетариату принадлежит будущее, что пролетариат – решающая сила общественного развития (Речь на собрании народного университета «Социальное образование», 1902). Понимание исторической роли пролетариата – сильная сторона публицистики Франса 900-х гг
  Много внимания уделяет Франс проблеме социализма. Вопрос о социализме возникает в его публицистике еще в самом начале 90-х гг. В статьях, написанных под свежим впечатлением от первой первомайской демонстрации 1890 г., в статье «Социалистическая литература» (1892) Франс отмечает широкое распространение идей социализма среди рабочих. Тема социализма появляется в начале 900-х гг. и в художественном творчестве писателя («Господин Бержере в Париже», 1901). Господин Бержере мечтает о социалистической Европе, хотя для него так же, как и для самого Франса, социализм – это еще нечто неопределенное и неясное. Позднее Франс приходит к пониманию исторической необходимости социализма, единственного и закономерного выхода из противоречий капиталистического мира (книга «На белом камне», 1904). В многочисленных речах 900-х гг. («Дидро, друг народа» и др.) Франс подчеркивает свою веру в социализм – общество будущего. Однако воззрения Франса были далеки от научного социализма. На его взглядах сказалось влияние правого крыла французского социалистического движения, в частности влияние Жореса. Вслед за Жоресом Франс утверждает в книге «На белом камне» возможность перехода к социализму в результате мирной эволюции капитализма, путем завоевания социалистами парламентского большинства и простого выкупа у капиталистов средств производства. В предисловии к книге Эберлина-Дарси «Очерк коллективистского общества» (1908) Франс высказывает те же мысли об естественном, мирном перерастании капитализма в социализм. Поэтому в статьях и речах Франса начала 900-х гг., затрагивавших проблему социализма, вопрос о революции не ставился
  Ошибочные взгляды Франса на социализм и на пути его достижения во многом объясняются общим состоянием французского социалистического движения начала XX в. Оппортунистическое руководство французской социалистической партии всячески тормозило и сдерживало нараставшую революционную борьбу рабочих; Всеобщую конфедерацию труда, объединявшую большинство французских профсоюзов, возглавляли анархо-синдикалисты, подчинившие своему влиянию значительную часть рабочих. Известное влияние анархо-синдикалистских взглядов сказалось и в ряде речей А. Франса. Писатель неоднократно выступал с поддержкой деятельности Всеобщей конфедерации труда, приветствуя новые синдикаты (Речь на конференции учителей, 1906; Речь на митинге работников Электрической компании, 1906). Франс характеризует их как основную форму рабочего движения, ни словом но упоминая о роли и значении революционной рабочей партии. В духе ошибочных синдикалистских взглядов писатель утверждает, что профсоюзы должны действовать совершенно независимо от государства, что они должны заменить собой государственные органы будущего. В статье «Страх» (1908), рассматривая различные направления синдикалистского движения, Франс высказывается за развитие «мирного» синдикализма, восхваляет платформу центра
  Среди многочисленных публицистических выступлений Франса 900-х гг. особое место занимают его речи о народных университетах, о задачах искусства и просвещения. Франс принимал самое горячее участие в создании народных университетов, начало которым положили первые рабочие кружки самообразования, возникшие в 90-е гг. В период борьбы левого блока с националистической реакцией радикальная буржуазная интеллигенция поддерживала это движение; было организовано «Общество народных университетов», одним из членов которого являлся Франс. Народные университеты, сыграв определенную положительную роль в развитии просвещения среди рабочих, вскоре, однако, попали под влияние анархо-синдикалистов, стали центрами анархической пропаганды и перестали отвечать своим первоначальным целям
  Призывая рабочих овладеть знаниями, наукой, Франс обращается к ним как к созидательной силе будущего (Речь на собрании народного университета «Социальное образование», 1902). Франс подчеркивает, что знания, приобретенные рабочими, должны быть поставлены на службу борьбе пролетариата, способствовать достижению главной цели – его освобождения. Он возражает против попыток поставить преподавание в народных университетах вне политических проблем и задач рабочего движения, призывает сделать науку мощным орудием в борьбе с реакцией, с церковью, со всякого рода суевериями (Речь на открытии народного университета «Пробуждение», 1900; Речь на открытии социалистической типографии, 1901). В его речах звучит большое искреннее уважение к человеку труда, к народу-творцу, к тысячам безвестных и безымянных народных мастеров. Он протестует против презрительного отношения к физическому труду, что особенно ярко прозвучало в его речи в «Гражданском театре» (1900) и в речи, посвященной Дидро. Франс спорит с теоретиками «чистого» искусства, считающими прикладное искусство чем-то второстепенным. В прикладном искусстве, в творениях многих сотен и тысяч мастеров писатель видит проявление народного гения; для него существует лишь одно искусство, великое во всех своих подлинных созданиях. В обстановке усиливающегося влияния декадентства на французскую культуру конца XIX в. Франс говорит о необходимости демократизации культуры, приближения ее к народу. В 1901 г. он принимает участие в организации общества «Искусство для всех», поддерживает попытку Р. Роллана создать народный театр
  Франс, некогда скептик и эпикуреец, со снисходительной усмешкой взиравший на жизнь и людей, в начале 900-х гг. утверждает необходимость боевого гражданского искусства. За публицистическую страстность ценит он творчество художника Стейнлена («Слово о Стейнлене», статья в сборнике «Мастера-художники», 1902); видит величие Золя в том, что он «боролся с социальным злом всюду, где только с ним сталкивался» (Речь на похоронах Эмиля Золя, 5 октября 1902 г.). В речи, посвященной столетию со дня рождения В. Гюго (1902), Франс прежде всего говорит о Гюго как о писателе-трибуне, борце с общественным злом и несправедливостью. Интересно выступление Франса на обеде в редакции журнала «Les Lettres» 15 июня 1906 г., в котором он предостерегал молодых поэтов и писателей от увлечения «чистым искусством». Франс высоко ценил революционное искусство Горького, «поэта и человека действия»
  Наивысший подъем публицистической деятельности писателя, дальнейшее развитие и углубление его общественных взглядов связаны с русской революцией 1905 г. Франс и раньше внимательно следил за событиями в России. Весной 1901 г. он подписал протест против преследования русских революционеров; в годы русско-японской войны опубликовал несколько статей, разоблачавших захватнический, империалистический характер этой войны («Война», «Парадоксы русско-японской войны»). С момента первых известий о революционных событиях 1905 г. Франс выступает в защиту русской революции. Он основывает «Общество друзей русского народа и присоединенных к России народов» (февраль 1905 г.), его избирают председателем этого Общества. В манифесте Общества говорилось, что его «цель – каждодневная постоянная помощь освободительной борьбе русского народа». «Общество друзей русского народа» публиковало воззвания, петиции, протесты, организовывало многолюдные митинги, как правило, при участии Франса. Общество выпускало специальные периодические бюллетени о ходе событий в России. Большевистская газета «Вперед» в номере от 2 (15) марта 1905 г. сообщила своим читателям об организации и деятельности Общества, «руководимого известным писателем Франсом»
  Франс один из первых откликнулся на призыв газеты «L'Humanite» – помочь жертвам Кровавого воскресенья. Он подписал также протест против ареста М. Горького, опубликовал воззвание «Ко всем свободным людям», требуя освобождения «писателя, который принадлежит всему миру». Франс произнес шесть публичных речей в защиту русской революции. Он утверждал, что царизм обречен, требовал его уничтожения, подчеркивал общность мировой империалистической реакции: «Если в России – царизм, то в Англии, в Германии, в Соединенных Штатах Америки – империализм, в Бельгии – клерикализм, в Италии – реакция, во Франции – национализм» (Речь на митинге в защиту русского народа, 1 февраля 1905 г.). Франс разоблачал империалистических союзников царизма и призывал пролетариат к солидарности, к сплоченной борьбе «против всемирного триумвирата священника, финансиста и солдата». В каждой из своих речей он отмечал всемирное значение русской революции 1905 г. Следует отметить, что Франс правильно оценил значение всеобщей политической забастовки в России. В статьях о русской революции 1905 г. у него впервые появляется тезис о необходимости революционной вооруженной борьбы
  Борьба в защиту русской революции 1905 г. была непосредственно связана с борьбой против предоставления царскому правительству новых займов для подавления революция. Франс несколько раз выступает в печати против займа, горячо поддерживает обращение Горького «Ни гроша русскому правительству», вскрывает позорную роль французской финансовой олигархии в подавлении русской революции, преступный сговор мировой реакции. Позже, даже в самое тяжкое время разочарований и сомнений, Франс не переставал говорить о своем восхищении героизмом русских революционеров; на вечере в честь Веры Фигнер 17 апреля 1908 г. он заявил, что «эра революции в России еще не завершилась и самодержавие не одержало решительной победы»
  Предвоенные годы были очень тяжелыми для писателя. Поражение революции 1905 г. в России, раскол и ослабление французского рабочего движения, предательство многих социалистических лидеров, ставших министрами и расстреливавших рабочие демонстрации, усиление реакции в стране – все это порождает у Франса чувство глубокого пессимизма; он временно теряет веру в действенность революционной борьбы. Писатель почти не выступает с речами, реже печатает публицистические статьи. Одним из наиболее значительных его выступлений этого периода является статья «Страх» (сентябрь 1908 г.), где он говорит о ренегатстве социалистов Бриана и Вивиани и с горечью констатирует разобщенность рабочего движения. Интересно замечание Франса о том, что страх буржуазного правительства перед рабочим движением порождает политику жестокостей и репрессий, наподобие политики Клемансо, что империалистам выгодно запугивать народы войной, чтобы держать их в повиновении. Ряд публичных выступлений этих лет Франс посвящает разоблачению империалистической политики французского правительства, опасности войны (Речь к студентам, 1910). И в эти мрачные годы он все же сохраняет верность своим прежним идеалам, неоднократно говорит о своей приверженности идее социализма («Ответ господину Бернарду Шоу», 1913)
  В 1913 г. в Брюсселе, на открытии «Дворца грядущих времен», построенного рабочими, он вновь характеризует пролетариат как класс, которому принадлежит будущее. «Пролетарская правда» в номере от 25 декабря 1913 г. отметила эту речь Франса
  В начале первой мировой войны Франс на некоторое время оказался под влиянием шовинистической пропаганды. Это нашло отражение в его статьях, собранных в книге «На славном пути» (1915). Впоследствии писатель не раз говорил, что создание этой книги он считает самым постыдным поступком своей жизни. Уже в 1916 г. он выступает с осуждением войны, говорит о ее империалистическом характере, приветствует появление революционной книги Барбюса «Огонь». Позднее, в 1922 г., в письме к Марселю Кашену по поводу антивоенного романа Мишеля Корде «Доменные печи» Франс предельно четко сформулировал свое отношение к первой мировой войне: «Думают, что умирают за родину, а умирают за капиталистов»
  Новый подъем общественной и публицистической деятельности Анатоля Франса связан с событиями 1917 г. Великая Октябрьская социалистическая революция вернула престарелому писателю веру в революцию, в социализм, освободила его от чувства пессимизма, разрешила его мучительные колебания и сомнения. Этот перелом во взглядах Франса не успел найти отражения в его художественном творчестве (в последние годы жизни писатель выпустил лишь две книги воспоминаний: «Маленький Пьер» и «Жизнь в цвету»), но ярко проявился в публицистике. Известно около 50-ти статей и речей Франса, относящихся к 1918–1924 гг., в которых писатель выступал как один из друзей и защитников молодой Советской республики
  26 октября 1919 г. в «L'Humanite» был помещен протест французской интеллигенции против блокады Советской России – первой стояла подпись Анатоля Франса. В. И. Ленин в своем докладе на Седьмом Всероссийском Съезде Советов, 5 декабря 1919 г., отметил большое значение этого документа: «В том же номере „Юманите“ от 26 октября, который я цитировал, помещено заявление целого ряда представителей французской интеллигенции, французского общественного мнения. В этом заявлении, которое начинается подписью Анатоля Франса, где есть подпись Фердинанда Бюиссона, я насчитал 71 фамилию представителей буржуазной интеллигенции, известных всей стране, которые говорят, что они против вмешательства в дела России»(В. И. Ленин, Сочинения, т. 30, стр. 196.). Ленин видел в этом выступлении «третью победу, которую мы одержали над империалистической Францией внутри ее самой»(Там же.). 14 августа 1920 г. газета «L'Humanite» опубликовала призыв Франса защищать Советскую республику («Призыв к пролетариату»)
  В «Обращении к избирателям» (1919) Франс утверждает необходимость революционной борьбы с буржуазным обществом, но старые, не до конца преодоленные жоресистские взгляды все же сказываются в его призыве к «мирной революции». Однако знаменателен тот факт, что Франс увидел в Октябрьской революции событие, которое может изменить мир, которое впервые принесло человечеству «народную власть, действующую в интересах народа» («Пятая годовщина русской революции», 1922)
  Публицистическая деятельность Франса последних лет его жизни тесно связана с группой прогрессивных писателей «Кларте», созданной Барбюсом весной 1919 г. для борьбы против войны и интервенции. В. И. Ленин в специальном послании приветствовал деятельность «Кларте». Вместе с Барбюсом Франс – автор манифестов, деклараций «Кларте» – часто печатается в ее периодическом органе. Барбюс писал: «Нас вдохновляет пример первого мастера французской литературы, ее самого блестящего и любимого представителя – Анатоля Франса» («Речи борца»)
  В 20-е гг. писатель вновь возвращается к активной общественной деятельности. В 1920 г. он становится председателем Комитета по защите томящихся в тюрьмах борцов против войны, он призывает общественное мнение осудить решение суда, оправдавшего убийцу Жореса. Во многих речах Франса звучит тревога за судьбы мира, тревога, вызванная политикой империалистических держав (Речь на учительском съезде в г. Туре, 1919; выступление в Стокгольме, 1921). Проблеме мира было посвящено и последнее публичное выступление писателя – на праздновании его восьмидесятилетия в зале Трокадеро 24 мая 1924 г. Франс вновь говорил здесь о своей вере в социалистическое будущее: «Я более чем когда-либо верю в историческую миссию пролетариата и заранее приветствую грядущие победы социализма»
  В последние годы своей жизни писатель сближается с коммунистами. 11 января 1921 г. «L'Humanite» поместила портрет Франса работы Стейнлена с сообщением: «Анатоль Франс заявляет о своей солидарности с коммунистической партией». Об этом же сообщала и «Правда» в номере от 13 января. 23 января 1921 г. Франс писал своему другу и ученику Пьеру Кальметту: «Я всегда восхищался Лениным, но только теперь я действительно большевик сердцем и душой». Конечно, далеко не все в коммунистическом движении Франс понимал и принимал, но он все же имел полное право сказать о себе, что он «…старик, который, разделив все политические ошибки своего времени, понял в конце своей жизни, что правда лишь во власти Народа и для Народа»
  За плечами писателя лежал долгий и трудный путь, на этом пути у него было немало сомнений, колебаний и ошибок, но, пройдя его, он пришел к признанию революционной борьбы и социализма. Публицистика Франса – летопись этого сложного пути
  Выступая на многочисленных митингах, собраниях, заседаниях, Франс всегда полностью писал текст своих речей. Он неоднократно повторял: «Я обладаю красноречием только на бумаге… я не умею изъясняться иначе как с пером в руках…» Он тщательно отделывал каждое свое выступление, умело используя все богатство своей художественной палитры. В его речах звучит и патетика, и гневный пафос, и язвительный сарказм, и, конечно, излюбленная франсовская ирония. Франс насыщает свои речи мифологическими образами, всевозможными фольклорными и литературными параллелями, сравнениями. Любил он и резкий сатирический гротеск (предвыборные речи 1902 г.). Хотя все речи Франса писались, он, однако, умел придать им простоту и естественность непосредственного разговора, умел достигать общения с аудиторией
  При жизни писателя была издана лишь незначительная часть его публицистики: в 1902 г. вышел сборник «Социальные убеждения», включавший наряду с новеллами несколько статей Франса; в 1906 г. издатель Э. Пельтан напечатал в серии «Дешевая социальная и философская библиотека» три небольших выпуска статей и речей Франса под названием «К лучшим временам». В том же году эти выпуски (всего 48 статей) были объединены в книгу под тем же названием (по первоначальному замыслу она должна была называться «Для пролетариата»). Однако многие публицистические статьи и речи писателя 1898–1906 гг. не вошли в сборник. В полном 25-томном Собрании сочинений Франса, изданном в 1925–1935 гг. Кальманом-Леви, публицистика вообще не была представлена. Лишь в 1949 г. в издательстве «Editions Emile-Claude» в Париже началась публикация книги «К лучшим временам» в значительно дополненном и расширенном виде: том I, 1949 г., содержит публицистические произведения писателя 1898–1904 гг. (96 текстов); том II, 1953 г. – статьи 1905–1908 гг. (76 текстов); том III, 1957 г. – статьи 1909–1920 гг
  В царской России книга Франса «К лучшим временам» была строжайше запрещена. В докладе цензора В. К. Боаса Центральному комитету иностранной цензуры в августе 1906 г. указывалось, что выступления писателя и его «призыв: „Пролетарии всех стран, соединяйтесь для подготовки наступления социальной справедливости и всеобщего мира!“ – доказывают преступность содержания этой книги, вследствие чего она должна быть запрещена и невыдаваема частным лицам по просительным запискам…»
  Только после Великой Октябрьской социалистической революции, в 1925 г., публицистические сборники Франса «Социальные убеждения» и «К лучшим временам» были опубликованы в русском переводе в издательстве «Социальные проблемы»
  В настоящий восьмой том Собрания сочинений Анатоля Франса включены важнейшие статьи из последнего, расширенного издания книги «К лучшим временам», а также статьи и речи 1908–1924 гг., появлявшиеся в периодической печати того времени. Многие из них публикуются на русском языке впервые
  Знакомство с публицистикой Франса имеет большое значение для понимания всего творчества писателя, помогает читателю проследить идейное развитие Франса, его эволюцию от эпикурейца-скептика к писателю-борцу, другу русской революции 1905 г. и молодой Советской республики
  В публицистике Франса нашли отражение многие важнейшие события политической и общественной жизни Франции конца XIX – начала XX вв. Франс-публицист достойно продолжил общественно-демократическую традицию творчества таких великих французских писателей, как Вольтер, Гюго и Золя.


[Закрыть]

Речь в защиту подполковника Пикара [559]559
  В 1896 г., во время дела Дрейфуса, подполковник Пикар обнародовал документы, свидетельствовавшие о том, что истинным виновником приписанного Дрейфусу преступления был граф Эстергази. Под давлением общественного мнения правительство вынуждено было назначить пересмотр дела Дрейфуса. Националистическая клика боялась разоблачений Пикара на этом процессе, – он был подвергнут очередному аресту и, обвиненный в «разглашении государственной тайны», должен был 12 декабря 1898 г. предстать перед военным судом. 3 декабря 1898 г. Анатоль Франс выступил с большой речью на митинге в защиту Пикара. Эта речь была напечатана в газете «L'Aurore» 4 декабря 1898 г., включена в книги Франса «Социальные убеждения» (1902) и «К лучшим временам» (1906) под названием «Армия и дело Дрейфуса».


[Закрыть]

3 декабря 1889 г.

Граждане!

Мы собрались здесь, чтобы защищать справедливость, мы собрались здесь, чтобы потребовать полного восстановления законности. Мы собрались здесь, чтобы не допустить новых беззаконий, еще более чудовищных, чем прежние.

Какую силу противопоставляем мы нашим противникам? Какие средства используем для достижения своей цели? Силу мысли, могущество разума.

Мысль подобна легкому дуновению, но дуновение это опрокидывает все. Разум, даже если его притесняют и пренебрегают им, в конечном счете всегда одерживает верх, ибо жить без него невозможно.

Разум окажется на нашей стороне, – ибо он уже на нашей стороне.

После того как один военный суд осудил невинного человека, а другой военный суд оправдал преступника, тем самым осудив невинного вторично, нельзя допустить, чтобы третий военный суд подтвердил два незаконных приговора третьим, еще более незаконным, и наказал человека, виновного в героической любви к истине и в беззаветном служении справедливости.

Подполковник Пикар пожертвовал всем, чтобы удовлетворить требованию возмущенной совести; в этом состоит его преступление. Оно снискало ему уважение Франции и всего мира. Свет уже брезжит. Победа Пикара явится торжеством света.

Однако если мы уверены в конечном торжестве того дела, которому мы здесь служим, у нас вместе с тем достаточно оснований тревожиться за последствия безрассудных действий, которые влекут наших противников в бездну. Мы страшимся последней несправедливости или роковой ошибки. Нам страшно не за полковника Пикара, величие которого в этих испытаниях лишь растет; нам страшно за его судей, за родину, за человечество. Мы вправе опасаться всего; для этого у нас довольно причин. Разве в течение последней недели обвинители Пикара не дали нам нового разительного примера извращения истины? Разве мы не слышали, как генерал Мерсье назвал пустыми ухищрениями негодующие протесты французской мысли, восставшей против лжи и несправедливости?

Этому бывшему министру, отвергнутому своими же коллегами, со всех сторон кричат: «На вас падает серьезное подозрение в том, что вы пошли на гнусный подлог [560]560
  …вы пошли на гнусный подлог… – С ведома военного министра, генерала Мерсье, полковник Анри сфабриковал подложный документ, который фигурировал в процессе Дрейфуса как одно из важнейших доказательств его виновности.


[Закрыть], чтобы отдать под суд ни в чем не повинного человека, в том, что вы инспирировали его осуждение, не предоставив ему защиты, в том наконец, что вы совершили должностное преступление». И что же этот субъект нашелся сказать в ответ? Что все это пустые ухищрения! Он не оправдывается, не просит прощения, не возмущается, не молчит. Боясь отрицать и боясь признаться, он пытается нас запугать и угрожает нам мнимыми опасностями. А уж если эти опасности действительно существуют, то они являются делом его собственных рук и делом рук ему подобных.

Граждане!

Такому затмению умов, примеров которого можно было бы привести еще очень много, мы должны противопоставить рассудок, непоколебимый рассудок. Скажем врагам истины, являющимся в то же время врагами армии и отечества, скажем им: перестаньте поддерживать это непрочное здание лжи, которое грозит обрушиться на ваши головы. Преследование Пикара настолько чудовищно, что даже оправдание его не могло бы в полной мере восстановить справедливость. Довольно! Положите конец лжи и безрассудству! Прислушайтесь! Поймите! Внемлите предостережению первых вспышек молнии, разрывающей тучи, и поберегитесь надвигающейся грозы.

А вы, граждане, пришедшие сюда, чтобы защищать право, вы должны говорить только на языке разума и справедливости. Но пусть голос ваш прозвучит как раскат грома.

Речь на празднике народного университета «РАБОЧИЕ ВЕЧЕРА» [561]561
  В 1895 г. рабочий-краснодеревщик Эмиль Меро с группой товарищей организовал в пригороде Парижа общество самообразования «Рабочие вечера», положившее начало организации ряда народных университетов. 7 января 1900 г. был устроен праздник в честь пятилетия общества, который открылся речью Анатоля Франса. В 1906 г. эта речь вошла в состав книги «К лучшим временам».


[Закрыть]

1900 г.

Граждане!

Осознав, что невежество ведет к самой унизительной зависимости, вы пожелали от него освободиться. Понимая, что когда человек ничего не знает, он ничего и не может, и что необразованность подобна мрачной тюрьме, вы решили эту тюрьму разрушить. Вы попытались сделать это самостоятельно, своими собственными силами, без посторонней помощи и поддержки. Ваши усилия увенчались успехом. В течение четырех лет упорной работы, по мере того как расширялись ваши познания, вам пришлось также расширять и свою учебную аудиторию, ибо за это время к вам примкнуло немало новых товарищей. Начатое вами дело живет и разрастается. Вы дали ему простое и вместе с тем самое прекрасное наименование, назвав свои вечера: «Самообразование после работы».

Название это прекрасно, ибо прекрасно то, что за ним скрывается. Самообразование после работы: в этом сказываются непреклонность вашей воли, замечательные качества вашего ума и сердца. Учиться, в общем, не такое уж трудное дело, когда для этого имеется достаточно свободного времени; учение становится поистине увлекательным, когда это единственное наше занятие. Но чтобы сесть за книгу после напряженного и утомительного трудового дня, – для этого требуется большое усилие и выдержка.

Вы, граждане, сделали это усилие, у вас хватило выдержки, причем вы взялись за учение умело и энергично. Метод, которому вы следовали, превосходен. Не имея иной помощи, кроме той, какую могут оказать книги, вы прежде всего познакомились с положением нашей планеты во вселенной и бросили взгляд на другие миры, рассеянные в беспредельном пространстве. Разорвав пелену теологических представлений о небе, вы разрушили вместе с тем и былые суеверия. Употребив год на знакомство с истинным положением Земли среди других миров, вы в течение года изучали ее строение. Вы увидели, что жизнь, подобно античной Венере, возникла из горячей пены древнейших морей. В ту пору жизнь на земле была представлена простейшими организмами, постепенное изменение которых привело к современной фауне и флоре. Вы проследили, звено за звеном, всю цепь этого развития – от моллюсков и рыб до высших млекопитающих и человека. И в этой области вы отказались от теологических представлений, основанных на нелепых выдумках, и пришли к научному пониманию вопроса о происхождении человека. Вы видели, до чего слабым был род человеческий на заре своего существования, и вы восхищались долгими и настойчивыми усилиями, которые понадобились нашему столь немощному когда-то племени, чтобы создать мысль, искусство, красоту. Взгляд, брошенный в далекое прошлое, помог вам лучше понять, какую работу нам еще предстоит совершить, чтобы окончательно выйти из былого варварства и на смену звериному царству войны установить на земле человеческое царство, царство справедливости и мира.

Третий год вы посвятили изучению анатомии. Мне передавали, что наука об органах нашего тела и их функциях вас очень заинтересовала. Меня это не удивляет и очень радует, ибо неведение законов органической жизни порождало на протяжении столетий варварские предрассудки и жестокие обычаи, которые не отмерли еще и по сию пору.

И только после трех лет систематического самообразования вы приступили к занятиям с преподавателями-специалистами, к слушанию лекций по различным естественным наукам и по истории. На одном из таких занятий я присутствовал. Я был в равной мере восхищен и тем, как м-ль Бертши рассказывала вам о взятии Бастилии, и тем, как вы ее слушали, и, наконец, теми справедливыми замечаниями, которые вы, по своему обыкновению, сделали после лекции.

Вас, граждане, следует похвалить за ту энергию, которую вы проявили в предпринятом вами деле просвещения, и за ту организованность, с которой вы его осуществили. Одобрения заслуживает наконец и то, что вы постарались предостеречь себя от слишком поспешных выводов из полученных вами начальных знаний и от неуместного их применения. Вы пожелали пребывать в сфере чистой мысли и отвлеченных раздумий. Тем самым вы проявили мудрость. Однако если силой тащить науку в беспокойный мир общественного бытия – значит наносить ей оскорбление, то, с другой стороны, не обращаться к ней для выяснения законов жизни и принципов поведения – значит недооценивать ее великие возможности. Помните, граждане, что мы живем в такое время, когда социальные условия в целом еще зависят от верований и предрассудков, не только чуждых науке, но и противоположных ей; что научные представления должны заменить собою представления теологические во всех областях нашей деятельности и что дело, к которому вы столь благородно приступили, окажется напрасным, если во всех своих личных и общественных поступках вы не будете исходить из того понимания природы, какое сложилось у вас в результате добросовестного ее изучения. Помните, что против науки, которую вы так любите и которая придает вам столько сил, ополчилась сегодня несметная армия ретроградов, возглавляемая монахами-фанатиками. Помните, что теократический дух яростно атакует сегодня дух научного познания. Помните, что сейчас необходимо позаботиться о защите всех наших свобод и Республики, которая служит их единственной гарантией, и что именно нас, как поется в «Марсельезе», хотят снова превратить в рабов.

Пренебрегать возможностью использовать научные данные в общественной жизни – это значит принижать значение науки. Наука помогает нам в борьбе с фанатизмом в любых его проявлениях; она помогает нам создать свой собственный идеал справедливости, ничего не заимствуя из ошибочных систем и варварских традиций; наконец она побуждает нас отстаивать как высшее благо нашу свободу, которой грозит опасность. Вы, граждане, слишком преданно любите науку, чтобы не прислушаться к ее голосу.