Текст книги "8том. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма"

Автор книги: Анатоль Франс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 51 страниц)

Речь на представлении в «ГРАЖДАНСКОМ ТЕАТРЕ» [562]562
  Одновременно с созданием народных университетов в конце 90-х гг. парижские рабочие сделали попытку организовать народные театры. «Гражданский театр», основанный в 1897 г., давал общедоступные спектакли в различных помещениях Парижа. Его деятельность горячо поддерживала группа прогрессивных писателей (Э. Золя, А. Франс, Р. Роллан и др.). В ноябре 1899 г. они опубликовали в журнале «La Revue de l'art dramatique» письмо к министру просвещения Франции с предложением поддержать идею организации народных театров. Однако министр отделался лишь пустыми обещаниями. 13 апреля 1900 г. перед спектаклем в «Гражданском театре» выступили А. Франс и Ж. Жорес. Речь Франса была напечатана в газете «La Petite Republique» 15 апреля 1900 г. под заглавием «Единство искусств»; позднее она вошла в книгу «К лучшим временам».


[Закрыть]

13 апреля 1900 г.

Гражданки, граждане! Я взял слово лишь для того, чтобы предоставить его Жоресу. Не менее, чем вы, я горю нетерпением услышать его. Он будет говорить о судьбах искусства в связи с прогрессом демократии. Тема эта не могла не привлечь внимания такого ума, как его ум, который глубоко волнуют проблемы справедливости и красоты. Между идеей справедливости и идеей красоты существует порою едва уловимая, но никогда не прерывающаяся, тонкая, но прочная связь; и подобно тому как свежесть листвы и пышность цветов дерева зависят от соков, питающих его ствол и ветви, развитие искусства определяется внутренним строением общества. Однако прежде, чем мы услышим мощный голос Жореса – отражение его могучего интеллекта, его речь, которая раскроет перед нами глубочайшие связи, тонкими нитями опутывающие социальное древо от его вершины до самого корня, я хотел бы, если позволите, в немногих словах подготовить вас к постижению самого понятия искусства в его единстве и полноте. Быть может, не бесполезно сразу представить перед вами искусство в целом и соединить в вашем сознании все его компоненты после того, как оно долгое время изображалось в искаженном виде, после того, как его пытались рассечь на две части, которые раздельно не могут существовать; после того, как было выдумано деление на высшие и низшие искусства, из коих одни назвали изящными, а другие прикладными, разумеется, давая тем самым понять, что последние, слишком связанные материалом, не возвышаются до уровня чистой красоты; как будто бы красота не возникает из соотношений и соответствий и не черпает в материале единственное средство для своего выражения! Деление это, внушенное порочной кастовой психологией, есть неравенство, столь же несправедливое, столь же нелепое, как и любое другое неравенство, постоянно насаждаемое среди людей и не имеющее корней в самой природе. На деле это разделение принесло не меньший вред тем видам искусства, которые помещались наверху, чем тем из них, которым отводилось место внизу. Ибо, если прикладные искусства от этого обеднели и опошлились, если с высот царственной гармонии подлинного мастерства они низошли до угождения грубым капризам роскоши и на время даже утратили вкус и стремление к тому, чтобы облагородить предметы, необходимые для жизни, то изящные искусства, оказавшись в одиночестве и в привилегированном положении, подверглись опасностям, порождаемым одиночеством, и им стала грозить участь всех привилегированных, тех, кому суждено влачить жалкое и бесплодное существование. Искусству угрожали два чудовища: художник, который не является мастером, и мастер, который не является художником.

Сотрем же, граждане, эти нелепые различия, опрокинем этот ненужный барьер и обозрим неделимое в своей единой основе искусство во всех его бесконечных проявлениях. Нет, не существует двух разновидностей искусства, искусств прикладных и изящных! Существует единое искусство, которое есть в одно и то же время мастерство и красота и которое, создавая вокруг нас прекрасные формы, выражая прекрасные мысли, стремится придать очарование нашей жизни. Художник и мастер творят одно и то же доброе дело: они способствуют тому, чтобы сделать человеческое существование приятным и радостным, тому, чтобы придать изящный и благородный облик нашему жилищу, городу, саду.

Они схожи друг с другом по своему призванию. Они друг с другом сотрудничают. Если признать, что ювелир Бенвенуто Челлини, лепщик Бернар Палисси, эмальер Пенико, гравер и чеканщик Брио, краснодеревец Буль, садовник Ленотр, – ограничиваясь хотя бы только старыми мастерами, – действительно создали замечательные произведения, то творчество ювелира, лепщика, эмальера, чеканщика, краснодеревца и садовника точно так же принадлежит изящным искусствам, как и творчество живописца, скульптора, архитектора. Но ведь вы, граждане, согласны с тем, что мастер, который нашел контуры для вазы и добился прозрачности эмали, собрат художнику, который создал линии статуи или выбрал тона для картины.

Приходите же вы, облекающие обыденные вещи в изящный наряд, приходите дружной гурьбой, приходите, граверы и литографы, формовщики глины, гипса, стекла и металла, шрифтолитейщики и типографы, печатники по ткани и бумаге, декораторы, ювелиры, лепщики, резчики по дереву, вышивальщики, ковровщики, футлярщики, переплетчики, мастера, художники – утешители, дающие нам наслаждение гармонией форм и очарованием красок, благодетели человечества, приходите вместе с живописцами, скульпторами и архитекторами! Крепко взявшись за руки, держите вместе с ними путь в страну будущего.

Оно сулит нам больше справедливости и счастья. Для него и во имя его вам предстоит работать. Более разумное и более счастливое общество создаст, быть может, более светлое и более прекрасное искусство. Художники, мастера, объединяйтесь, сплачивайтесь! Вместе ищите, вместе думайте. Слейте воедино ваши думы и ваши искания. Пусть тысячи и тысячи созидающих мыслей, тысячи и тысячи мыслящих рук работают в мире и согласии.

Слово предоставляется Жану Жоресу.

Речь по случаю открытия народного университета «ПРОБУЖДЕНИЕ» [563]563
  На открытии народного университета «Пробуждение» 4 марта 1900 г. выступили с речами Ж. Жорес, Ж. Аллеман и А. Франс. Речь Франса была напечатана 6 марта в газете «La Petite Republique» под названием «Пролетариат и наука»; в 1906 г. вошла в состав книги «К лучшим временам».


[Закрыть]

4 марта 1900 г.

Граждане!

Продолжая медленно идти вперед, преодолевая препятствия на пути к завоеванию власти и общественного влияния, пролетариат понял, что он должен уже теперь овладеть наукой и взять в свои руки то могучее оружие, которое дается знанием.

Всюду, в Париже и в провинции, возникают и множатся народные университеты, имеющие задачей приобщить трудящихся к духовным сокровищам, до сих пор составлявшим достояние буржуазии.

Ваш университет Первого и Второго округа, воодушевляемый благородным энтузиазмом, вступает в это великое движение с полным сознанием его важности. Вы поняли, что полезна лишь та деятельность, которая озарена светом науки. В самом деле, что такое наука? Что такое механика, физика, физиология, биология, как не познание природы и человека, или, точнее говоря, познание связей между человеком и природой и самих законов жизни? Вы понимаете, как важно для нас знать эти законы, чтобы подчиняться только тем из них, которые действительно непреложны, а не тем произвольным, подчас унизительным и тягостным «законам», которые навязаны нам невежеством и заблуждением. Естественные условия, вытекающие из устройства нашей планеты и нашего организма, до такой степени неотвратимы, что нам следует остерегаться зависимости от условий, которые сверх того навязываются нам произвольно. Предупрежденные наукой, мы готовы подчиниться природе вещей, и это добровольное подчинение является единственным, на которое мы согласны.

Невежество потому так и отвратительно, что оно дает пищу предрассудкам, отвлекающим нас от выполнения наших подлинных обязанностей, навязывая обязанности ложные, настолько обременительные, а подчас пагубные и жестокие, что в царстве невежества даже самые порядочные люди невольно становятся преступниками. История религии дает тому бесчисленное количество примеров: человеческие жертвоприношения, религиозные войны, преследования, сжигание на костре, монашеские обеты, отвратительные обряды, порожденные не столько злонравием людей, сколько их глупостью. Если задуматься над несчастьями, которые с незапамятных времен и до наших все еще варварских дней одолевают злополучное человечество, то причину их мы почти всегда найдем в ложном истолковании явлений природы и в какой-либо из религиозных доктрин, которые дают окружающему нас миру дикое и абсурдное объяснение. Физическое убожество влечет за собой несовершенство моральное, и этого достаточно, чтобы людские поколения столетиями рождались и умирали в пучине страданий и горя.

В пору своего долгого детства народы находились в кабале у страшных призраков, которых они сами себе придумали. И если мы начинаем наконец выбираться из теологического мрака, то полностью из его пределов мы еще не вышли. Иначе говоря, в медленном и неслаженном продвижении человеческого рода вперед начало каравана уже вступило в сияющие области науки, тогда как хвост его еще плетется среди густого тумана суеверий, в темном краю, наполненном злыми духами и привидениями.

Да, вы правы, граждане, что становитесь во главе каравана! Вы правы, что стремитесь к свету и обращаетесь за советом к науке! Конечно, после тяжелого трудового дня вам остается всего несколько вечерних часов на то, чтобы посовещаться с ней, этой наукой, которая медленно отвечает на наши вопросы и неторопливо, одну за другой, выдает свои бесчисленные тайны. Все мы вынуждены мириться с тем, что мы получаем от нее лишь крупицы истины. Но в науке следует учитывать метод и результаты. Из ее результатов вы извлечете все, что сможете. Что же касается метода, который дороже результатов, ибо он обеспечил эти результаты и обеспечит еще бесконечное множество других, – то метод вы сумеете усвоить, и он направит вашу мысль по верному пути в любых исканиях, которые вы сочтете полезными.

Граждане, название, которое вы дали вашему университету, убедительно показывает, что вы понимаете, что наступило время проявить зоркость в науке. Вы назвали его «Пробуждением», безусловно сознавая, что пришла пора рассеять призраки ночи и насторожиться в готовности защищать права разума от врагов науки и Республику от тех странных либералов, которые требуют свободы не иначе, как в ущерб свободе.

На мою долю выпала честь объявить о вашем благородном намерении и поздравить вас с вашим начинанием.

Я сделал это с радостью и по возможности в немногих словах. Я считал бы себя виноватым перед вами, если бы задержал, пусть даже на мгновение, тот час, когда вы услышите могучий голос Жореса.

Речь по случаю пятисотлетия со дня рождения Гутенберга [564]564
  24 июня 1900 г. «Французским союзом работников книги» было организовано чествование памяти изобретателя книгопечатания подвижными литерами Иоганна Гутенберга. Франс произнес вступительную речь, в которой он использовал только что написанную им для издателя Эдуарда Пельтана статью «О Иоганне Гутенберге с добавлением трактата Николя Ланжелье о призраках» (1900). Эта речь была включена в книгу «К лучшим временам».


[Закрыть]

1900 г.

Граждане!

Мы считаем за честь присоединиться к празднествам, которыми Страсбург и Майнц торжественно отмечают пятисотлетие со дня рождения Гутенберга.

Мне казалось, что по такому случаю уместно было бы рассказать вам как можно подробнее о деятельности великого изобретателя. Всех вас это интересует, и все вы хорошо в этом осведомлены, вы, неутомимые продолжатели Ульриха Геринга и Михеля Кранца [565]565
  …продолжатели Ульриха Геринга и Михеля Кранца – У. Геринг и М. Кранц – швейцарские печатники, основавшие вместе с Мартином Фрибургом в начале 1470 г. в Сорбонне первую французскую типографию.


[Закрыть]. А посему я могу сразу же приступить к сути дела.

Иоганн, сын Фриэле Генсфлейша и Эльзы Гутенберг, родился около 1400 года в Майнце. Он носил фамилию матери; это имя ему суждено было прославить. Выходец из патрицианской семьи, он покинул родной город в 1420 году после победы народной партии. Мы не знаем, чем он занимался в течение первых тринадцати лет своего изгнания, ставшего после амнистии 1431 года изгнанием добровольным. Однако известно, что в 1434 году он жил в Страсбурге и там настойчиво добивался ренты, которую муниципальные власти Майнца не спешили ему выплатить.

Уже тогда он работал или приступал к работе над изобретением, которое держал в секрете, как тайну искусства и ремесла. В ту пору не существовало ни одной мастерской, которая не имела бы своих секретов, и свято хранить эти секреты ученики и подмастерья клялись на евангелии. Можно предполагать, что Гутенбергу удалось то, к чему он стремился, ибо он взял себе партнеров, чтобы осуществить свое изобретение… Он заключил сделку с некиим Гансом Рифом, который ссужал ему средства и получал право на одну треть выручки. Вскоре условия были изменены, так как к делу присоединились Андрей Дритцен и Андрей Хейльманн, и предполагаемый доход следовало поделить на четыре части. Свои изделия компаньоны рассчитывали сбыть на ярмарке в Аахене, назначенной на 1439 год. Однако торжище на год отложили, и это несколько разочаровало кредиторов. К тому же Андрею Хейльманну и Андрею Дритцену показалось, будто Гутенберг скрывает от них некоторые из своих секретов. Сделка была расторгнута. Затем, получив от Гутенберга обещание, что он не станет скрывать от них ни одного известного ему секрета, они заключили новое соглашение и стали работать совместно. Андрей Дритцен умер, и, как полагают, прежде, чем удалось довести дело до конца. Его братья и наследники предъявили претензии на наследство, но так как Гутенберг им отказал, в 1439 году они начали против него тяжбу, которую проиграли. Однако ехать на ярмарку было уже поздно, и из этой затеи ничего не вышло.

В чем же состоял секрет Гутенберга? Об этом можно судить по некоторым высказываниям свидетелей и судей, выступавших на процессе. Там говорилось о каких-то «формах», о «свинце», о «прессе» и о том, «что нужно, чтобы прессовать» (trucken). Поскольку речь идет о каком-то изобретении Гутенберга, можно думать, что этот пресс, эти формы и этот свинец предназначались для печатания книг и что секрет его и был секретом книгопечатания. Правда, один из свидетелей показал, что секрет касался изготовления зеркал. Однако Библиофил Жакоб [566]566
  Библиофил Жакоб – псевдоним французского литературоведа и историка Поля Лакруа (1806–1884), который издал серию книг под названием «Нравы, обычаи средних веков и Возрождения».


[Закрыть]высказывает остроумное предположение, что зеркало, о котором говорит свидетель, это «Зерцало спасения» (Speculum humanae salvationis), широко распространенный в то время молитвенник, так что вполне можно было рассчитывать продать его в большом количестве на аахенской ярмарке. И если догадка Библиофила верна, то, следовательно, Гутенберг работал над своим великим изобретением еще до 1439 года. В этот период мы теряем его из виду и вновь встречаем лишь спустя девять лет в Майнце, где он под залог занимает сто пятьдесят гульденов. Для осуществления своего замысла он тратил большие деньги, и недостаток средств причинял ему большие огорчения. В 1450 году он вступает в сделку с золотых дел мастером Иоганном Фустом. Вот условия их соглашения: Иоганн Фуст и Иоганн Гутенберг заключали товарищество сроком на пять лет; Иоганн Фуст единовременно предоставлял Гутенбергу восемьсот гульденов из шести процентов под оборудование и обязывался ежегодно выплачивать триста гульденов на расходы по найму рабочих, на аренду помещения, отопление, пергамент, краски и прочее, получая за это право участвовать в прибылях. Но так как первоначальные затраты превысили ожидания, Гутенбергу пришлось в 1452 году заключить новое соглашение со своим кредитором, который отказался от получения процентов, причитавшихся ему по первому контракту, и сразу же внес сумму в восемьсот гульденов с тем условием, что он таким образом освобождается от уплаты ежегодных взносов, предусмотренных ранее. Предприятие изобиловало трудностями. «Несовершенство литер, – говорит А. Кефер, – их неровность, плохой пресс, похожий на виноградный жом, тормозили работу Гутенберга и Фуста. Служивший у Фуста Петер Шеффер из Гернстейма придумал более простой и совершенный способ изготовления шрифтов, ставших теперь разнообразнее». Таким образом, Гутенберг получил возможность печатать книги, применяя известные ему секреты. Но так как он не ставил на книгах своего имени, с уверенностью определить их удается не всегда. Он напечатал «Библию». Это не вызывает сомнений. Предполагают, что это большая библия, состоящая из 1282 страниц и напечатанная в два столбца по сорок две строки на странице, известная под названием Мазариниевой библии [567]567
  Мазариниева библия – библия из книжного собрания кардинала Мазарини (XVIII в.).


[Закрыть]. Это прекрасная книга; сделать ее мог только очень искусный мастер при помощи замечательных инструментов.

В то время папа Николай V давал индульгенции верующим, которые своими деньгами помогали кипрскому королю в крестовом походе против Турции. Николай V был настоящим ученым-гуманистом и замечательным библиофилом. Он не пренебрегал выгодами своего высокого положения, так что пожертвования не полностью шли на нужды христианских армий: некоторую часть его святейшество использовал для приобретения разрисованных манускриптов. Случилось так, что один из сборщиков денег, вносимых верующими в обмен на получение индульгенций, некий Павлиний Цапп, находился в то время в Майнце. Узнав, что Иоганн Гутенберг занимается печатанием, он решил поручить ему изготовление папских грамот, которые продавались верующим и в которых добрые люди могли прочесть, что на этом и на том свете они освобождаются от наказания за свои грехи, разумеется, в том случае, если признаются в них и покаются. Гутенберг выпустил два издания этих грамот. Применявшиеся им шрифты можно еще узнать во многих донатах. Грамматика, составленная в IV веке Элием Донатом, была первой книгой, которая давалась в руки маленьким школярам. Обучение начиналось с «Ars grammatical» [568]568
  «Грамматическое искусство» (лат.).


[Закрыть], откуда и пошло выражение: «Черти тогда еще зубрили свой донат». Поэтому книга имела очень широкое распространение. До изобретения подвижных литер донаты вырезались на деревянных досках и печатались как эстампы.

В Голландии донаты начиная с 1450 года печатались с помощью подвижных литер. Автор «Кельнской хроники», вышедшей в 1499 году, по этому поводу замечает: «Хотя искусство печатания в том виде, в каком пользуются им теперь, было открыто в Майнце, все-таки впервые мысль о нем возникла в Голландии. Толчок ей дали донаты, которые еще раньше печатались в этой стране. От этих донат ведет свое начало „искусство печатания“». Это верно, и открытие книгопечатания, как и все другие открытия, принадлежит многим людям. Ни одно изобретение в его полном и законченном виде никогда не возникало в мозгу одного человека.

Можно сказать, что в середине XV века идея книгопечатания носилась в воздухе. Аббат Рекен обнаружил недавно, что пражский ювелир по имени Прокопий Вальдфогель, поселившийся в 1444 году в Авиньоне, обучал тамошнего жителя, еврея Давина из Кадерусса, мастерству «искусственного письма». В 1446 году Прокопий Вальдфогель обещал снабдить этого еврея всем необходимым. Он заявил, что у него есть два стальных алфавита, две железные формы, стальной винт, сорок восемь форм из олова и различные другие формы, относящиеся к искусству печатания, diversas alias formas ad artem scribendi pertinentes. Отсюда ясно, что искусство, которому суждено было изменить мир, готово было родиться в Авиньоне, в Гарлеме, в Страсбурге, а возможно и в других местах христианского мира. Однако жизнь оно обрело и проявило всю свою силу несколько позже, во второй мастерской Иоганна Гутенберга в Майнце.

«Zum Jungen», дом, доставшийся Иоганну в наследство от дяди, дом, в котором он установил свои прессы, – вот где на самом деле родилось книгопечатание.

Этому человеку, наделенному столь изобретательным умом и столь сильной волей, открывшему искусство, значения которого он сам по-настоящему не понимал, не довелось воспользоваться плодами своих трудов. Проработав пять лет вместе с Фустом, он оказался не в состоянии выполнить обязательств, взятых на себя в отношении компаньона. Последний, будучи человеком богатым и суровым, предъявил ему иск и выиграл дело. 6 ноября 1455 года суд приговорил Иоганна Гутенберга либо возместить полученную ссуду вместе с процентами, либо отказаться от своего типографского оборудования. Не имея возможности вернуть Иоганну Фусту долг, он передал ему свою типографию и навсегда покинул дом «Zum Jungen», который так прославил. Он поселился в доме Гутенбергов «Bonimontis», принадлежавшем его матери. Он не отказался от искусства, которое создал и которое не давало ему средств к жизни. Он печатал книги с помощью одного из своих родственников по фамилии Бехтермунтце. Автор опубликованной в Риме «Хроники римских пап» утверждает, что в 1459 году Гутенберг печатал по триста оттисков ежедневно.

В 1465 году Адольф фон Нассау сделал его своим придворным, тем самым воздав должное его заслугам, а не состоянию, ибо в то время Гутенберг пребывал в нужде.

Он умер в Майнце в феврале 1468 года и был похоронен в монастыре францисканцев.

Спустя два года после его смерти магистр искусств Мартин Фрибургер из Кольмара, рабочие Ульрих Геринг из Констанцы и Михель Кранц, прибывшие в Париж для устройства там первой типографии, оставили в его пользу свидетельство, которое Гийом Фише, доктор Сорбонны, изложил в одном письме следующим образом:

«Они рассказывают, что неподалеку от города Майнца жил некий Иоганн по прозвищу Бонемонтанус, который первым из всех придумал способ печатания, позволяющий делать книги не с помощью тростника, как в старину, не пером, как это делаем мы сами, а при помощи медных букв, быстро, аккуратно, красиво (expedite, polite et pulchre)».

Несмотря на то что в наших сведениях о жизни Иоганна Гутенберга много неясного и недостоверного, он останется для нас изобретателем книгопечатания до тех пор, пока не удастся оспорить издание им Мазариниевой библии, ибо эта библия является первым памятником сложившегося и сильного искусства, между тем как донаты и другие печатные произведения, которые ей предшествовали, представляют собою не более чем опыты еще грубых и неумелых рук.

Такова, граждане, насколько мы можем о ней судить, деятельность Иоганна Гутенберга. Результаты ее намного превзошли ожидания этого старого труженика.

Быстро разнося по всему свету однажды выраженную мысль, печать в наше время стала самым мощным орудием прогресса науки и цивилизации.