Текст книги "«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается"
Автор книги: Анатоль Имерманис
Соавторы: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Путь в несколько метров до входа в надстройку казался Зигису длиннее, чем весь Атлантический океан. Наконец и он преодолен. В коридоре сухо и тепло. Зигис пошел к каюте Алисы, оставляя за собой широкий мокрый след.
Он постучал. Один раз, еще и еще.
Тишина. Он нажал дверную ручку. Дверь была не заперта.
Графин с водой опрокинут. Со стола упала книга и мокнет в луже. Иллюминатор открыт настежь, и шторы отчаянно полощутся на сквозняке. От волн, разбивающихся о борт, в каюту залетают стайки соленых брызг. На койке – Алиса. Лежит, словно неживая.
– Алиса! – крикнул Зигис.
Девушка не отозвалась.
Зигис выбежал.
Шторм в Атлантике! Это уже не волны, а водяные юры, вздымающиеся в бескрайнем океане, для которого горделивый «Тобаго» Квиесиса – крохотный челнок. И все же он, поминутно зарываясь носом в лавину воды, упорно прокладывает себе путь к острову Хуана.
Шторм штормом, но не только он вызывал беспокойство команды. Никто в эту ночь не мог забыть, что за дверью на двойном запоре томится человек, которого на острове Хуана ждет пожизненная тюрьма, а возможно и смерть. Человек, который еще несколько часов тому назад был никому не известен, но о котором теперь думали все.
Люди не разговаривали. Они не привыкли облекать свои чувства в слова. Но по тому, как один, вернувшись с вахты, швырнул в угол плащ, как другой в смертельной усталости повалился на койку, но не мог сомкнуть глаз, по тому, как неподвижно стоял у дизелей Цепуритис и не расслышал сердитого окрика старшего механика, – по всему было видно, что и в людях бушевала буря.
Свадруп бесился. Обороты винта были так малы, будто его приводила в движение старинная паровая машина, а не новейшие безукоризненные дизели. И на этот раз дело не в топливе, не в шторме. Дело в машинной команде. Достаточно посмотреть на лица мотористов, чтобы понять, откуда этот черепаший ход. Конечно, это умышленный саботаж! Свадруп не мог обнаружить дефекта. Криком он мог только сорвать свою злость. Но Цепуритис ответил ему таким грозным взглядом, что у механика слова застряли в горле. Свадруп ожидал каждую минуту, что из переговорной трубки прогремит ругань капитана Вилсона за постыдно тихий ход. Но трубка молчала. Скорость так и не превысила шести узлов до конца вахты.
Когда Цепуритис вошел в кубрик, навстречу ему пахнуло горьким дымом. Люди сидели и мрачно курили. Это было единственное, что они еще могли делать. Цепуритис присел на край койки.
– Закури, – сказал Курт, протягивая ему пачку «Трефа».
Цепуритис взял папиросу и поглядел на руки матроса. Товарищи подшучивали над Куртом, говорили, что он расходует треть своей зарплаты на мыло. Сейчас его руки были немыты. Галениек бросил одну папиросу, закурил другую, сплюнул.
– Я им посворачиваю шеи! – заорал он вдруг.
– Кому?
– Да обоим! А этому шпику в первую очередь!
– Ну-ну, полегче, – осадил его боцман. – Насчет угроз тоже статья в законе имеется.
– А то, что делают они – убийство! – не выдержал Цепуритис. – Насчет этого в твоем законе ничего не сказано? Ну, говори, заячья твоя душа!
– Ты что, очумел? Пусти!
Лишь сейчас до Цепуритиса дошло, что он трясет боцмана за шиворот.
– Не стоит, Цепуритис, боц не виноват, – сказал Антон и вздохнул. – Неужели так ничего и не придумаем? Жаль человека…
– А что? Если уж Алисе не удалось уломать отца… Что мы можем?
– Отказаться идти на этот проклятый остров, и делу конец! – воскликнул Август.
– Бунт? Как в твоих романах, да? – покачал головой Курт.
– Знаете, чем это пахнет? – Боцман обвел всех многозначительным взглядом.
Команда это знала. Она могла выдержать натиск океана и оказаться бессильной перед одним человеком. Потому что он был хозяин судна. Потому что в его руках деньги и власть. Потому что он хозяин команды, а людям надо работать и есть. Всю жизнь они отдавали свой труд хозяину. Это стало для них привычкой, и до сих пор такой порядок вещей казался им вполне нормальным. Но в нынешнюю ночь, когда каждый оборот винта приближал судно к острову Хуана и курс нельзя было изменить ни на градус, они по-иному взглянули на свою жизнь. То, о чем думали все, высказал Цепуритис:
– Эх, кабы наша власть!
…Артур не находил покоя ни на миг. Радиоприемник молчал, но Артуру казалось, что он слышит слова диктора. И все время одни и те же: «Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся… Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся… Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся…» Артур треснул кулаком по аппарату. Зачем он дал слово Квиесису молчать?
Зигис рассказал ему про переживания Алисы. Теперь он знал: Алиса любит другого. Человека, жизнь которого в опасности. Этого человека можно спасти. Все зависит от Артура. Если он будет молчать, она потеряет любимого человека. Если заговорит, она потеряет судно. А он? Для него Алиса так или иначе потеряна.
Артур достал фотографию. Ту самую, что вырезал когда-то из «Атпуты». Вся в белом, с ракеткой в руке, Алиса была красива и элегантна. Именно так должна выглядеть дочка судовладельца Квиесиса. Трудно представить ее в стареньком платьице, моющей пол в убогой квартире. Каково ей будет, если господин Квиесис потеряет «Тобаго»?
Он хотел убрать портрет, но что-то мешало ему это сделать. Глаза. Ее глаза. Они смотрели на Артура с упреком. Они говорили. Но что?
Нет, он не смеет молчать. Алиса должна знать все – пусть решает сама. В его жизни от этого, во всяком случае, ничего не изменится. Все равно у него не оставалось никакой надежды. Он осторожно спрятал портрет в карман и направился к двери.
Алиса не видела, кто вошел в каюту. Она лежала, зарывшись лицом в подушку, плечи вздрагивали.
– Мадемуазель Алиса, – шепотом позвал Артур.
– Что вам надо? Уходите! – Алиса даже не подняла головы.
– Послушайте меня… Это очень важно!
– Важно? – Нельзя было понять, смеется она или плачет. – А что теперь важно?..
В этот момент судно снова качнулось, волна ударила в иллюминатор, сбила со стола стакан. Осколки разлетелись по полу.
Артур подскочил к иллюминатору, силясь закрыть его.
– Надо закрыть… В такой шторм это опасно, – бормотал он.
– Пусть! Лучше утонуть, чем…
Артур оставил иллюминатор и бросился к Алисе.
– Но его же можно спасти! Потому я и пришел… Ваш отец…
– Отец? Вы думаете, я не сделала всего… Говорила, умоляла… Вы его не знаете. До этого разговора я тоже не знала его. Только бы его пароход уцелел, только бы наживиться… хотя бы ценою жизни других…
– Ваш отец… – снова заговорил Артур.
– Нет у меня больше отца!
– Господин Квиесис просил меня не говорить… ради вас… И ради вас, Алиса, я готов на все. Но я не могу… я не могу больше молчать! Вы любите Дрезиня. Его нельзя выдавать испанцам…
– Нельзя… Чего нельзя? Почему нельзя?
– Они не имеют права высаживать Дрезиня на остров Хуана. Теперь уже не имеют права! Сегодня по радио сообщили…
– Что? Ну, говорите же!
– В Латвии установлена власть трудящихся.
– Ну и что? – не понимала Алиса.
– А судно – это все равно что часть территории Латвии, – старался, как умел, пояснить Артур. – Если там выпустили коммунистов из тюрем, то и Дрезиня должны освободить. Теперь дело за командой.
– Артур! Правда?!
Алиса вскочила, обняла радиста, уткнулась лицом ему в плечо. Произошло чудо. Чудо, о котором она мечтала все эти полные мук часы. Павил, ее Павил спасен! Ни о чем другом Алиса не могла теперь думать. Она даже не соображала, что, вставая на сторону Павила, она тем самым выступала против отца, против всей той жизни, которой она жила до сих пор, – беззаботной, обеспеченной и сытой. Ей даже не приходило в голову, что во главе с Дрезинем команда может лишить Квиесиса судна, что от следующего шага зависит не только судьба Павила, но и ее собственная. Только о Павиле думала она. Вне себя от волнения Алиса громко воскликнула:
– К матросам! Скорее к матросам!
Ночь. Шторм. И два человека, спотыкаясь, бегут по палубе. Их поминутно окатывает океанская волна, с трудом они достигают бака.
– Цепуритис! Он спасен! – кричит Алиса с порога кубрика.
Паруп еще не спал.
Вдруг он услыхал необычный шум. Прислушался. Донесся возглас: «Судно наше!» Ему стало все понятно.
Сейчас же к Свадрупу! Он подбежал к двери. Но в коридоре уже шумели матросы. Опоздал!
Паруп опустился на стул. Трясущимися руками достал из шкафчика коньяк. Бутылка – она не раз помогала скрыть его истинное лицо. Быть может, она спасет его и сейчас. Он наполнил две рюмки. Ждал – ничего другого не оставалось.
Шум в коридоре стих. Может, еще не все потеряно? Попробовать пробраться?
Паруп тихонько притворил дверь. Просунул в щель голову. Никого. Хотел выйти, но тут же отскочил назад. Однако Валлия успела заметить его.
– Товарищи!
Паруп вздрогнул, услышав это слово.
– Вот он, этот гад!
Моряки ворвались в каюту Парупа. Их было много. Куда бы Паруп ни направил взгляд – кругом были враждебные лица.
– Выпьем! – Его голос звучал неуверенно, хрипло. – В такой день нельзя не чокнуться. Прозит, друзья!
– Черт тебе друг! – крикнул Август.
Паруп выхватил пистолет. Галениек рванул его руку вверх, и пуля впилась в потолок.
Паруп схватил бутылку. Занес над головой. Хотел метнуть ею в противника. Промахнулся. В следующее мгновение его руки уже были скручены за спиной. Матросы расступились. Из каюты Парупу была одна дорога – под замок.
В полной форме айзсарга Свадруп влетел к капитану.
– Как вы можете спать, господин капитан?! На судне мятеж!
В одну минуту Вилсон был на ногах. Увидел растрепанные волосы старшего механика, побледневшее лицо, френч айзсарга. Хотел о чем-то спросить, но промолчал.
– Господин капитан, дорога каждая минута! Необходимо вооружить офицеров. Надо перестрелять бунтовщиков! До острова Хуана дойдем сами. А там…
Вилсон тяжелой походкой вышел из рубки. Перегнувшись через поручни, капитан вглядывался в темноту, слушал возбужденные возгласы матросов.
– Черт побери, что тут творится? – крикнул он резко.
– В Латвии власть трудящихся! – отозвался чей-то голос.
– Ну, что я говорил?! – суетился Свадруп. – Если не будем бороться, нам конец!
Капитан протянул руку.
– Ключ от оружейного шкафа! Всех офицеров немедленно ко мне!
– А господина Квиесиса?
– Пассажирам тут делать нечего. В критические минуты за судно отвечает только капитан.
– Будет исполнено!
Свадруп убежал. Матрос хотел броситься за ним, но Вилсон загородил ему путь.
– Назад! Пока что я здесь командир! – Он повернулся к Карклиню: – Позовите этого проклятого радиста!
Вилсон тяжело сел. Как всегда при волнении, заныла левая рука. Та, что пострадала в Моонзундском проливе. В памяти почему-то снова всплыла Балтика, миноносец «Отважный», бурные митинги Февральской революции, матросские комитеты. После этого он демобилизовался, вернулся в Латвию, поступил на службу в пароходное общество Квиесиса.
Двадцать лет обеспеченной жизни. Впереди обеспеченная старость. Домик в Айнажах. Туда на лето будут приезжать внуки. Долгие зимние вечера можно будет коротать со старыми друзьями, вспоминая о пережитых штормах, о приключениях в далеких гаванях. Двадцать лет верной службы – сперва на «Виестуре», потом на «Кримулде» и теперь на «Тобаго»… Даже это дорогое судно доверил ему Квиесис. А сейчас? Как сейчас поступить ему, капитану Вилсону? Долг платежом красен, верность за верность! И все же в глубине души Вилсон признавал, что чувствовал бы себя куда лучше, если бы в этот решающий час кто-то другой мог определить курс судну…
– Вы меня звали, господин капитан? На пороге стоял радист.
– Это что еще за шутки? В первом же порту соберете свои манатки! И я позабочусь, чтобы вас не взяли ни на одно другое судно, ясно? – При всей строгости этих слов голос Вилсона звучал спокойно, почти утомленно. – То радио испорчено, то снова заработало. С новостями первым делом в кубрик! Что здесь, в конце концов, – судно или ярмарка? А капитану и полсловом не обмолвились. Рассказывайте все, как было!
– Простите, господин капитан… Но господин Квиесис…
Запинаясь, Артур сообщил о передаче из Риги, о своем обещании молчать. Теперь он полностью осознал свою вину. Теперь у капитана есть все основания для того, чтобы выкинуть Артура за борт. Но Вилсон ничего подобного не предпринимал. Он молчал. Это молчание казалось Артуру нестерпимо тягостным. Он повернулся и шмыгнул из штурманской рубки.
Капитан не заметил, как остался один. Значит, Квиесис ему все-таки не доверяет. После стольких лет! Быть может, Квиесис прав, может, он умнее, дальновиднее… Да, Квиесис знал, что за внешним равенством скрываются обычные отношения между господином и слугой. С той лишь небольшой разницей, что слуга дипломатично именовался господином капитаном. Но почему же и команда не доверяет ему, почему никто не пришел к своему капитану? Неужели он сидит между двух стульев и совершенно одинок на этом судне? Седой человек. Старый человек, у которого большая часть жизни уже позади, сейчас снова оказался на распутье. Он должен решить не только свою судьбу, но и судьбы многих людей. Спасти для Квиесиса судно и для себя капитанское жалованье означало потерять родину… Нельзя полагаться только на себя, надо выслушать других…
Наконец наступила настоящая жизнь. Наконец Алиса решала сама – за себя и за других тоже. Наконец и в ее жизнь вошло нечто великое, возвышенное. Она чувствовала себя свободной, совсем свободной. И как странно, что чуждое доселе понятие «Жизнь – наша! Судно – наше!» вселило в нее ощущение свободы.
– Судно наше!
Этот клич звучал в ушах Алисы, когда она подымалась за Цепуритисом на палубу. «Наше!» Ее и Павила, всех этих чудесных людей, от которых до сих пор ее отделяла невидимая стена… На палубе было темно. Через борт хлестала волна. Раньше ей было бы страшно. Теперь это доставляло радость. Хотелось стать наперекор стихии. Ведь она шла на помощь любимому человеку. В руке Алисы зажат ключ. Ключ от шкиперской, где заперт Павил. Ключ, который откроет дверь в другой, новый мир. И по этому миру она будет шагать рядом с Павилом!
За ней шли Галениек, Зигис, все, кого раньше Алиса знала лишь как матросов на ее пароходе, а теперь считала своими друзьями. Ветер распахнул тонкий жакетик, трепал волосы, швырял в лицо брызгами. Пусть! Только бы скорее, скорее!
На двери висел большой замок.
– Дайте ключ мне! – крикнул Цепуритис.
– Я сама!
Замок упал. Волна смыла его за борт. Дверь распахнулась. В темном четырехугольнике появился силуэт человека.
– Павил!
– Алиса! Ты!
Они обнялись – двое, которых свел вместе трудный час.
Павил через плечо Алисы увидел сгрудившихся моряков. Значит, не Алису надо благодарить за освобождение, а Цепуритиса и этих ребят? Но что общего у дочери судовладельца с командой?
– В чем дело, Цепуритис?
– Мы победили! В Латвии – рабочая власть! Судно наше!
Лишь теперь до сознания Дрезиня начали доходить слова Цепуритиса. Его освободила Советская власть. Власть трудового народа, за которую он боролся в Латвии, в Испании, во Франции. Павил глубоко вздохнул, словно желал убедиться, что мечта его жизни сбылась наяву, а не во сне. Он высоко поднял голову. Где-то над палубой, как фонари над укрепленным фортом, светились окна штурманской рубки. Борьба не кончена, ее придется продолжать здесь, на судне.
– Ребята, пошли к капитану!
Капитан Вилсон принял решение. Он медленно спускался навстречу команде. Кое-кто из матросов в нерешительности повернули было обратно, другие отвели взгляды.
– Ну, говорите! – крикнул Вилсон. – Что здесь происходит?
Ему ответило несколько голосов наперебой.
– Черт подери, будет наконец порядок? Скоро все начнут совать нос, куда надо и куда не надо! В мое время на кораблях Балтийского флота выбирали комиссаров.
– Это измена родине! – простонал Свадруп.
– Можете пожаловаться господину Квиесису, – усмехнулся капитан.
– Дрезиня! Дрезиня комиссаром!
Вилсон оглядел Павила с головы до пят и наморщил лоб.
– Разве так должен выглядеть комиссар на приличном судне? В моей каюте найдете бритву.
Вилсон остался один. Да, решение принято правильное. И все же на губах у капитана промелькнула грустная улыбка, когда он сквозь рев шторма услыхал внизу голос Дрезиня:
– Наши братья в Латвии завоевали свободу. Это судно тоже часть нашей родины. Оно больше не принадлежит и никогда не будет принадлежать Квиесису. Однако захватить власть – это еще полдела. Ее необходимо удержать! Впереди еще много трудностей, но я убежден, что мы их преодолеем.
– Справа по борту – маяк, – доложил вахтенный. – Остров Хуана, господин капитан.
– Не господин, а товарищ капитан, – спокойно поправил Вилсон. – К черту этот проклятый остров! Штурман Нордэкис, что вы там копаетесь, где карта? «Тобаго» меняет курс!
Шторм стих неожиданно, и лишь тяжелая зыбь напоминала о ночном неистовстве океана.
«Тобаго», гордость торгового флота Латвии, продолжал резать форштевнем просторы Атлантики. На его борту к берегам Америки плыли восемь тысяч тонн консервов, спичек и первосортных яиц, двадцать восемь человек экипажа, три пассажира и один беглец, волею команды ставший комиссаром корабля.
«…Шестьдесят миль. Сила ветра: 1 балл; волнение: 5 баллов; видимость: отличная. Особые происшествия: в связи с установлением в Латвии власти трудящихся управление судном взяла на себя команда. Капитаном оставлен Оскар Вилсон, комиссаром выбрали Павила Дрезиня, о чем в судовых документах сделана соответствующая запись. Вахту сдал в 8.00. Первый штурман Нордэкис».
Нордэкис, как всегда, аккуратно навинтил колпачок авторучки, дождался Карклиня и вышел из рубки. В глаза хлестнул залитый утренним солнцем океан. Широкая грудь его вздымалась, как после марафонского бега. Проходя мимо бывшей каюты Парупа, Нордэкис заглянул в иллюминатор.
Комиссар судна спал. По лицу его перебегали зыбкие блики. Солнечные зайчики то гладили подбородок Дрезиня, то блуждали по небритым скулам. Но вот лучик скользнул по векам спящего.
Дрезинь проснулся. Он увидел бритвенный прибор. Кисточка в засохшей мыльной пене, рядом лежит чистая бритва. Дрезинь усмехнулся. Хорошо, что ночью он не рискнул воспользоваться этим старомодным орудием капитана Вилсона. В такую качку ничего не стоило перерезать себе горло. Подходящий момент для самоубийства, что и говорить!.. Такая мысль могла еще прийти в голову, когда он сдыхал в туннеле без хлеба, без воды, без надежды. Или в шкиперской – когда он догадался, что его ждет расправа на острове Хуана. Ведь сегодня он был бы уже в лапах фашистов!.. Если бы команда не узнала об установлении Советской власти на родине и если бы судьба не столкнула его с Алисой!.. Коммунист, боец интернациональной бригады, комиссар корабля и… дочка богача.
Дрезинь улыбнулся и принялся за бритье.
Алиса спала глубоким сном. Шторм и события прошедшей ночи измотали ее, и она повалилась на койку, даже не в силах стянуть с себя мокрую одежду. Так же после изнурительной вахты спали матросы – люди, которых она сегодня ночью впервые назвала товарищами. Алиса спала и счастливо улыбалась во сне.
Пробили склянки. Алиса открыла глаза. Какой беспорядок в каюте! Руки Алисы уже потянулись к кнопке звонка – пусть придет Валлия со щеткой и тряпками… Нет, она приберет сама. Это и будет началом новой жизни. Что бы ни ждало ее впереди – радости или горести, а справляться с ними ей предстоит самой. И прежде всего надо разделаться со старым.
Поджав губы, Алиса без стука решительно вошла в каюту Квиесиса. Вошла и опешила. В каюте царил такой же хаос, как и у нее. В кресле у окна, по-барски закинув ногу на ногу, сидел Август и что-то читал.
– Где отец?
Август смутился. Он ведь тоже был причастен к тому, что произошло. Хотя можно считать, что Квиесис еще легко отделался: в романах взбунтовавшаяся команда просто выбрасывает судовладельцев за борт акулам. Но с другой стороны, Алиса славная девушка, и Квиесис ее отец…
– Что с отцом, я вас спрашиваю.
– Ничего страшного. Господин Квиесис в шкиперской…
– Понимаю. В общем, ничего не изменилось. Были господами одни, теперь стали другие – вот и вся разница…
В первый момент Алиса даже не узнала Дрезиня. Чистый комбинезон. Гладко выбритое лицо помолодело и точно озарилось внутренним светом. «Оно и понятно: победитель!» – с горечью подумала Алиса.
Дрезинь протянул руку и шагнул к ней.
– Видишь, ради тебя я расстался с бородой… Как же мне отблагодарить тебя, Алиса?
– Отблагодарить? – горько усмехнулась она. – Я для вас… А вы сажаете отца под замок. Я еще понимаю – Парупа! Он заслужил…
– И Квиесис под замком?
– Да. Ведь он, как бы там ни было, мой отец. Свобода… я представляла ее несколько иначе… Неужели свобода для одних всегда за счет неволи других?..
А он-то думал, что может спать спокойно. Какой из него комиссар, если он даже не знает, что происходит на судне!
– Это больше не повторится!
И он имел в виду не арест Квиесиса, а все, что может случиться, если он будет безмятежно спать. В борьбе за корабль опасны не только враги. Опасны и друзья, превратно понимающие, что такое свобода.
Когда Квиесиса выпустили, он долго стоял на пороге и мигал глазами, пока привык к яркому дневному свету. Потом, так же как с дневным светом, свыкся со своим новым положением на судне. Постаревший, осунувшийся, долго еще благодарил он Дрезиня тихим дрожащим голосом:
– Я понимаю, понимаю, власть меняется… Правильно, надо было прочистить мне мозги. Я теперь многое передумал, по-новому стал смотреть… А своей каютой я могу пользоваться? Или вы займете ее как комиссар корабля? До Сантаринга я могу и в салоне спать. Мы ведь идем в Сантаринг, не так ли?..
«Мы ведь идем в Сантаринг, не так ли?» – все еще звучало в ушах Дрезиня, когда он вышел на палубу. Свирепые пенные гребни исчезли, точно солнце растопило снежные верхушки валов. Но валы еще зыбились вокруг корабля, тяжелые, мутно-зеленые. Ждали подходящей минуты, чтобы вновь обрушиться на палубу. Вглядываясь в океан, Дрезинь продолжал думать о Квиесисе.
Раздумья эти прервало появление озабоченного Цепуритиса.
– Ну что?
– Свадрупу заступать на вахту, а он отказывается.
– Без него обойтись можно?
– С грехом пополам.
– Тогда лучше, чтобы он вообще не совался в машинное отделение. А если передумает, то приглядывайте за ним.
Цепуритис недоуменно покачал головой.
– Что же остальные станут делать, если Свадрупу можно без дела ошиваться? Галениек только того и ждет…
– За ребят не беспокойся. Потом поговорим с ними.
– Но уж к капитану ты, Павил, сразу сходи. Старик чертом глядит.
Дрезинь направился на капитанский мостик. Чем выше он поднимался, тем сложнее казалась ему его задача. Впервые он окинул взором сразу все судно. В нем же добрых сто метров длины! Трубы, вентиляторы и спасательные шлюпки, лебедки и прочие непонятные механизмы. Плавучий дом стоимостью в несколько миллионов. Его обязательно нужно сберечь для родины!
У штурвала, который Дрезинь представлял себе гораздо большим по размерам, стоял Зигис. Лоб юноши лоснился от пота. Все новые и новые капельки собирались над бровями. Чтобы повернуть штурвал, не требуется почти никакого усилия, именно потому и трудно удержать судно на курсе. Штурман Карклинь, иронически щурясь, поглядывал, как пыхтит паренек.
– Правее, еще правее! – командовал он. – Ты что, малый, думаешь, если руль взяли коммунисты, так правь только влево?
Вилсон стоял у окна и смотрел на волнующийся океан. Дрезинь видел только спину капитана. Спина сутулилась, серая фуфайка собралась в складки, точно лоб, сморщенный от забот.
Дрезинь поздоровался.
– Привет! – весело откликнулся Зигис и тут же вновь прильнул глазами к компасу. Но поздно – корабль успел отклониться от курса.
Слава богу, обошлось без окрика: Карклиню подвернулся новый повод для иронии.
– Здравствуйте, товарищ комиссар! Как поживает товарищ Алиса?
Вилсон не ответил на приветствие и даже не повернулся.
– Товарищ капитан, я хочу от имени всей команды поблагодарить вас за ваше решение, – начал Дрезинь.
Вилсон молчал.
– Нам надо бы обсудить дальнейший курс… Вилсон не выдержал и круто повернулся к нему.
– Со мной? Ушам не верю! А вот когда господина Квиесиса под замок сажали, так это вы не обсуждали! То, что он был хозяином здесь, – еще не преступление, дьявол вас разрази! И я бы другому не подарил, привали мне от отца такое наследство… По мне, пусть он хоть трижды капиталист! Для капитана он – пассажир.
– Это произошло без моего ведома. Квиесис уже выпущен…
– Вот, вот! Гром тебя ушиби – это что, судно или притон анархистов? Каждый делает, что ему в голову взбредет, а мне об этом ни полслова… Может, капитаном уже поставили Зигиса, и вы пришли сказать, чтобы я отправлялся на камбуз чистить картошку? Скажите честно, Дрезинь, что у вас на уме?
– То же самое я хотел спросить у вас.
– Очень мило… Так вот, намотайте себе на ус: мне поручено привести судно в Сантаринг, и, независимо от того, кто его хозяин – Квиесис или другой, – я свой долг исполню! Я капитан и не могу делать то, что мне заблагорассудится.
– Мне кажется, было бы разумнее сначала связаться с Ригой.
– Это ваше дело. Но я сдам груз законным владельцам и вернусь на родину с чистой совестью. Я за порядок, Дрезинь. И предостерегаю вас: если хотите вообще что-нибудь доставить домой, не очень-то потакайте разным галениекам. Они вам все трюмы взломают и корабль вверх килем перевернут, если только отпустите вожжи…
Капитан взглянул на часы.
– На первый раз, Зигис, довольно, передай штурвал Зандовскому. Пора тебе позаботиться насчет обеда. И передай Валлии, чтобы накрывала в кают-компании на столько же приборов.
– Но ведь Парупа не будет.
– Зато будет товарищ Дрезинь.
– Я, признаться, думал вместе с командой…
– Мало ли что вы думали! Комиссар на корабле причисляется к офицерам… Должен быть порядок.
В кубрик утреннее солнце не заглядывало, и все же там царило праздничное настроение. Во всяком случае, пока не ворвался Галениек.
– Нет, вы подумайте, не только выпустил, но и каюту вернул! В трюм бы его надо! Туда, где его шпроты и спички. Чтобы протух там разом с экспортными яйцами.
– И меня выставил, – присоединился Август. – У такого окна, как в каюте Квиесиса, за один день всего «Фантомаса» можно проглотить. А тут пятьдесят страниц отмахал – и уже глаза болят.
Курт, кончив утюжить робу, аккуратно сложил ее.
– А я полагаю, что дело есть дело, без дисциплины теперь тоже нельзя, – отозвался он. – Раз выбрали Дрезиня комиссаром, пусть он и распоряжается. Ему лучше знать, что делать.
– Он?! – взвился Галениек. – Да у него просто ум за разум зашел! Квиесис его испанцам собирался выдать, а Дрезинь ему пятки лижет.
– Вот и мне сдается, что неправильно это, – поддержал его Антон. – Уж коли тот его на верную смерть посылал, так пускай теперь на своей шкуре узнает, что это такое.
– Это будет просто месть, – возразил Цепуритис. – А сейчас не время сводить личные счеты. Никому это не нужно, и меньше всех Дрезиню.
– Ну, если так… – тут же согласился Антон. – Мне ведь не жалко, пусть господин Квиесис живет в прежней каюте.
– Так какого же черта мы бунт подымали? – не унимался Галениек. – Господа так и остались господами, только еще один прибавился. Не будет из этого добра, я вам прямо скажу. Надо было Квиесису намять бока и закинуть подальше, хоть бы на тот же остров Хуана. Воздух был бы чище.
– Ты, Галениек, власть трудового народа, видно, так представляешь – не жизнь, а кабак без хозяина, – заметил Цепуритис. – Пей кто хочет, а платить не надо.
– А выпить бы не мешало, – послышался в дверях голос боцмана. – Ведь как-никак нынче чуть не государственный праздник. Когда праздновали помолвку хозяйской дочки с этим… и имя-то выговорить тошно. Зато он хоть знал, что людям для души надо…
– Правильно, теперь дело за Дрезинем, – сказал Антон. – Достанься эта Алиса мне, я бы уж развернулся!
– Говорят, у Квиесиса есть настоящий ямайский ром! – крикнул сверху Август. Он уже успел пристроиться у иллюминатора на койке Антона. – С индианочкой на бутылке.
– Никакой выпивки! – заявил Цепуритис.
– А что, разве вином баловаться запретил старик Маркс, а не Магомет? – проворчал боцман и, увидев Зигиса, добавил: – А к обеду оно не мешало бы…
Галениек жадно хлебнул ложку супу и тут же выплюнул.
– Тьфу! Ну и помои! Ничуть не лучше, чем при Квиесисе. А наверху небось обжираются. Пошли, братва!
Увидев в кают-компании Дрезиня, процедил сквозь зубы:
– Так и знал! Мы тут революцию делаем, а комиссары пенки слизывают.
– Ну, что я вам говорил? Если их к рукам не прибрать, они вам на голову сядут, – проворчал Вилсон, обращаясь к Дрезиню. Затем встал и резко сказал: – Во-первых, Галениек, вы должны были спросить у меня разрешения войти в кают-компанию, а во-вторых, что вам здесь надо?
– То же, что и вам. Хоть капитан, хоть матрос – каждый о своем брюхе думает. Если уж теперь наша власть, так и кормите по-человечески. Что за баланду нам Зигис принес? В рот взять тошно!
– Ну что ж, садитесь обедать с нами; – спокойно, не повышая голоса, предложил Дрезинь. – Валлия, подайте тарелки.
Антон в нерешительности топтался у двери. Галениек как ни в чем не бывало уселся и налил себе полную тарелку. От первой же ложки физиономия его вытянулась.
– Виноват, осечка… Один – ноль в вашу пользу. А кто нас заставляет давиться этой баландой? Трюмы полны консервов и яиц.
– Груз есть груз, – напомнил капитан.
– Господина Квиесиса разорить боитесь?
– Прошу прощения, гражданин, – вмешался Квиесис. – Я, конечно, понимаю, что мое слово теперь ничего не значит. Я ведь теперь только пассажир… Но этот груз принадлежит вовсе не мне, он давным-давно оплачен.
– Это мы еще выясним, – заметил Дрезинь. – А пока что…
– А пока что, впроголодь жить, да? – перебил его Галениек. – Этот номер не пройдет! Или сам распорядись, или мы сами…
– Ну и неразбериха у тебя в голове, Галениек! «Распорядись»!.. Теперь все важные вопросы будем решать сообща. Сперва надо установить связь с Ригой, а там видно будет.
У двери крохотной радиорубки «Тобаго» сбилась чуть ли не вся команда. Даже Валлия пришла чистить свои ножи и вилки на ботдек. Галениек готов был выставить оттуда Артура, лишь бы самому пролезть внутрь. Но на этот раз без радиста не обойтись. И Галениек со вздохом пропустил капитана, Дрезиня и Нордэкиса. Хорошо, что дверь прижали и теперь ее не закрыть: можно хоть заглянуть.
Все взгляды были устремлены на Артура. Отстучав позывные, он настроился на волну Риги.
– Что это здесь, митинг?
Над трапом появилась голова юнги.
– Заткнись, а то… – рявкнул было Галениек, но, ощутив на плече тяжелую руку Цепуритиса, осекся и добавил беззлобно: – Сам не видишь? Человек работает, на новое правительство радио настраивает…
Артур нервничал. Ведь волна должна была обежать полсвета. Снова и снова посылал он в эфир позывные Рижского порта. Но Рига не отвечала. Вдруг Артур насторожился, рука его потянулась к карандашу. Все затаили дыхание.
