Текст книги "«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается"
Автор книги: Анатоль Имерманис
Соавторы: Гунар Цирулис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Я с тобой! – говорит Густав.
– Золотые слова! – орет Хеллер.
* * *
Венстрат собрал своих молодчиков в большом зале на первом этаже особняка. После телефонного разговора с Борком он вновь чувствует себя как рыба в воде. Дипломатичное обхождение с Тайминем, которого в два счета можно было бы сломить обычными методами, тонкая лавировка и бессмысленное торчание в этих неуютных комнатах – всем этим Венстрат уже сыт по горло. Теперь, по крайней мере, предстоит действовать, поставленная задача говорит об этом ясней ясного. И в голосе Венстрата проскальзывают хорошо знакомые его подручным интонации мурлыкающего кота. Они знают – чем тише он говорит, тем нетерпимей к возражениям.
– Здесь не должно остаться после нас ни малейшего следа, – отдает распоряжения Венстрат. – Ни намека на то, что мы тут были.
– Вылижем подчистую, – спешит заверить человек со шрамом.
– И чтоб ни одной пустой бутылки! Слышите, Смэш?
– А с певицей как быть? – интересуется полный мужчина.
«Ах, черт… Дикрозис в редакции… Дожидаться его прихода рискованно…» Венстрат колеблется не долее секунды:
– Тоже надо будет выкинуть вон отсюда. Смэш, вы матерый сердцеед, у вас богатый опыт; знаете, как отделаться от женщины. – Взблеск черных очков Венстрата мгновенно пресекает хриплый смех. – Кто тут рэкет? Вы, может, полагаете, что я вас развлекаю анекдотами? Нет, я командую! Останетесь последним, – обращается Венстрат к человеку со шрамом. – Не забудьте инструкции! Вы ничего не должны делать. Пальцем о палец не ударить! Не должны чинить ни малейших препятствий! Как только убедитесь, что его вывезли, сразу же смывайтесь!
– Фу-ты, – тихо отдувается человек со шрамом. – Третий раз твердит одно и то же…
В комнату вбегает человек в гольфах.
– Шеф… – взволнованно начинает он. Венстрат кидает на него уничтожающий взгляд.
– Операция еще не закончена. Как меня зовут?
– Виноват, господин Венстрат… Нора Берлинг приходила в порт. Хотела попасть на «Советскую Латвию».
– Ну, и вы что?
– Не допустил.
– Хорошо, – удовлетворенно кивает Венстрат. – И куда вы ее дели?
– Удрала! – Человек в гольфах пожимает плечами.
– Удрала?! – понижает голос Венстрат до еле слышного шепота. Неожиданный молниеносный удар кулака сшибает человека в гольфах наземь. – Я разве не сказал вам, что любого, кто попытается дать знать на корабль, надо пришить? Или вы хотите, чтобы из-за вас я отсидел те двадцать лет, что задолжал казенному месту?! Слушайте же вы, крысы! Я теперь сам отправлюсь в порт. Если здесь останется от нас хоть малейший след… полагаю, вам ясно, чем это пахнет. Думаете, законом? Нет, вот чем! – Коротким молниеносным жестом Венстрат выхватывает из-за пазухи спрятанный там в специальной кобуре револьвер и наставляет его на Смэша. – Ступай и скажи примадонне: если не удержит язык за зубами, обеспечу ее аплодисментами на том свете!
* * *
Задача Смэша легче, чем могла показаться в первый момент. По чистой случайности, он начинает разговор фразой, которая вызывает у неудачливой певицы условный рефлекс.
– Шеф велел сказать, гастроль окончилась. – И Смэш недвусмысленно указывает на дверь.
Ситуация не нова для Элеоноры. Не раз приходилось убедиться, что исправить ее не помогают ни просьбы, ни слезы, ни уговоры. Лучше не предоставлять им возможности унизить тебя лишний раз. И все же она не в состоянии удержаться от вопроса, хоть и заранее знает ответ:
– Где Тайминь?
– Не твое дело! Уехал кутить в столицу!
И вот она вновь шагает по улицам Криспорта. Рухнула еще одна иллюзия. Еще одно свидетельство того, что в этой части мира Элеоноре Крелле не видать счастливой жизни. Но она не отчаивается – ведь она нашла своего Аугуста! Рано или поздно пути их вновь пересекутся, чтобы никогда больше не разойтись… А до тех пор?
До тех пор надо где-то заработать себе кусок хлеба. К сожалению, ничто не говорит о том, что у хозяина «Веселого дельфина» дела пошли лучше. Ничего утешительного нет и в его словах:
– Вы что, смеетесь надо мной? А? – У хозяина кабачка не осталось сил даже для того, чтобы повысить голос. За эти дни зашел всего один русский, да и то в первый день. После того как команде запретили сходить на берег, он еще несколько раз присылал за пивом старика Серенса, а теперь… – Владелец кабачка беспомощно развел руками.
– Да, слыхала по радио, что «Советская Латвия» ушла…
– Что за ерунда?! Они бросили якорь на рейде.
На рейде?.. Услыхав это, Крелле выбегает на набережную. И впрямь «Советская Латвия» не ушла. Тайминь не одинок. До товарищей, в которых он так верит, до помощи, спасения – рукой подать. До спасения для Аугуста и для нее!
Крелле уже забыла, что совсем недавно сама же уговаривала Тайминя отказаться от родины, подписаться под клеветой и осесть в Криспорте. Какое ей дело до политики? Она только хотела пожить по-человечески: быть с любимым мужем, дома, в своей квартире, вырваться из нужды. Теперь, когда она видит совсем неподалеку пароход, она опять готова поехать вместе с Аугустом в Советский Союз, готова на все, лишь бы не остаться одинокой.
Уже довольно долго Элеонора ходит из конца в конец по темной набережной. Она замечает наблюдающего за ней мужчину, его лица не разглядеть в тени широкополой шляпы.
– Вы не скажете, как мне попасть на советский пароход?
– Очень просто. – Венстрат воплощение предупредительности. – Пойдемте! Я вас доставлю!
Элеонора Крелле идет вслед за ним – также как всю свою жизнь следовала советам сильных, энергичных людей. Довольная, что нет необходимости самой решать и действовать, она плывет по течению, которое смывает все лишнее, ненужное, нежизнеспособное. Следует, не догадываясь, что идет навстречу смерти.
Лодка отделяется от берега. Некоторое время еще слышен скрип уключин и тихие всплески весел. Затем лодка пропадает из виду, звуки стихают. И никто не слышит выстрела, внезапно рвущего вечернюю тишь, не слышит последнего крика Элеоноры Крелле, не слышит всплеска воды, которым ее безжизненное тело прощается с Криспортом.
6
Машинистка не может понять, что случилось с Дикрозисом. По обыкновению, он диктует так быстро, что за ним невозможно поспевать, и просто счастье, когда удается не переспросить слово в конце фразы. Сегодня же, напротив, после каждого абзаца он делает паузы, словно не в силах выжать мысль из мозга, переутомленного событиями. Вот и сейчас уже долго не слышно треска клавиш, а редактор все молчит и молчит.
По правде говоря, отнюдь не содержание статьи затрудняет сейчас ум Дикрозиса. Даже будучи разбужен среди ночи, он без натуги сочинил бы такой репортажик. Мешает сосредоточиться умопомрачительная мысль о том, что эта заметка, по всей видимости, последняя, которую он диктует в стенах редакции «Курьера Криспорта». Победа одержана, завтра надо отправляться вместе с Борком в столицу, где ждет работа иного, более широкого размаха, более значительное вознаграждение и, несомненно, более трудные и хлопотливые задания. Именно это сейчас занимает ум Дикрозиса. Справится ли, сможет ли удержаться на поверхности вод, где обитают акулы более хищных пород? Себе-то ведь можно признаться, что блестящий маневр Борка превосходит все доселе виданное Дикрозисом. Стоит ли садиться за партию с шахматистом, который видит игру не на три-четыре хода вперед, а умеет рассчитать все варианты и подготовить противнику ловушку, казалось бы, на ровном месте? Может, разумней остаться в Криспорте?
Дикрозис глядит по сторонам и понимает, что мысленно он уже распрощался со своим мрачноватым кабинетом, в котором навечно поселился запах дешевых сигарет и плохого кофе, с поблекшими литографиями на стенах и со стеклянной дверью, через которую хоть и можно видеть, чем заняты подчиненные, но которая и для него не исключает неприятного чувства пребывания у всех на виду. Второй раз возможность не представится, и потому надо рискнуть. А на прощание сочинить статью, которая заставит благонравных граждан Криспорта еще долгие годы вспоминать редактора Дикрозиса.
Он морщит лоб, пытаясь завернуть особо забористую фразу.
– С новой строки! – говорит Дикрозис. – Пишите!.. «Однако заблуждались те, кто считал, что это последний акт драмы». Точка. «За подписанием договора последовал сенсационный финал…» – Дикрозис снова морщит лоб. – Пишите! «В тот момент, когда торговый пароход «Советская Латвия» готовился покинуть наш порт, многие жители Криспорта, в том числе и ваш специальный корреспондент, были свидетелями постыдного происшествия…» Зачеркните последнее предложение! «Сенсационный финал, который разыграется в апелляционном суде…» Новый абзац… «Договор между судовладельцами и лоцманами будет аннулирован, ибо доказано, что бастующие действовали в соответствии с инструкциями иностранных агентов! Штурман с «Советской Латвии» Аугуст Тайминь, об исчезновении которого мы в свое время сообщали нашим читателям, руководил забастовкой лоцманов. Попытка этих темных элементов тайком доставить Тайминя обратно на борт судна потерпела неудачу благодаря бдительности нашей полиции. Не помог и хитрый маневр русских моряков встать на якорь на рейде, где легко было бы воспользоваться покровом темноты в своих целях. Советского штурмана арестовали как раз в тот момент…»
– Как интересно! – не удержалась от восхищенного возгласа машинистка. – Когда это произошло?..
– Дуреха! – обрезает ее Дикрозис. – Это все еще произойдет. Через час.
* * *
Темень сгустилась в капитанской каюте, но Акмен не включает освещение. Тлеет, потрескивая, табак в трубке у Дубова. Почему-то кажется, что в темноте легче разговаривать по душам. А у капитана накопилось так много на сердце…
– Читали радиограмму из управления порта? – Не дождавшись ответа, Акмен продолжает: – Через час при будет лоцман, и мы должны будем сняться с якоря.
– Может, он расскажет нам о Таймине, – говорит Дубов. – После ухода докеров мы окончательно отрезаны от города.
– Ничего хорошего не жду. У меня не выходит из головы визит начальника полиции. – Капитан большими шагами ходит по каюте. – Что за проклятое время, в которое мы живем! Помню, раньше не было латвийского парохода, с которого кто-нибудь не удрал бы в первом же заграничном порту. Надежда на лучшие заработки, поиски приключений да мало ли что… И никто из-за этого не подымал шума!.. Когда такой балбес через год, оборванный и голодный, заявлялся в консульство, ему давали денег на дорогу домой, и кончен бал. А нынче… – Он тяжело вздохнул.
– Проклятое не время наше, а эта холодная война, которая превращает всех нас, как партийных, так и беспартийных, во фронтовиков. – В голос Дубова, незаметно для него самого, закрадываются лекторские нотки. – Ты пойми, капитан, здесь мы больше не Акмен, Тайминь, Чайкин или Дубов со своими индивидуальными свойствами характера, здесь мы даже не являемся представителями определенной национальности или государства, мы все здесь – носители марксистской идеологии: большевики, красные, агенты Кремля, кому как понравится нас обозвать. Дома ты вправе выругаться, напиться, подраться – это твое личное дело. Здесь же за тебя в ответе весь Советский Союз – пожалуйста, не смейся! – также местные коммунисты.
– Бедняга Тайминь, – горько улыбается Акмен. – Над чем только ему не приходится ломать голову!..
Без стука открывается дверь. Входит чем-то взволнованный вахтенный штурман.
– Товарищ капитан! Пошли на палубу. На набережной что-то непонятное. Если не ошибаюсь, неподалеку от причала лоцманского катера.
В первый момент трудно разобрать, что могла бы означать суета на берегу. В мощный бинокль видны два человека, устанавливающие на пологой крыше склада мощный прожектор. Одна за другой подъезжают легковые и грузовые машины. Из них выходят люди, собираются в группы, выгружают киноаппаратуру.
– Это совсем не похоже на демонстрацию, – качает головой Дубов.
– Скорее, на киносъемки, – замечает Акмен. – Вон камера, видишь?
– А что же они собираются снимать? – Лицо Дубова хмурится. – Уж не нас ли? Знаем их съемки. Мы-то не полуголые девицы, не бандиты. А впрочем… – Он получше подстраивает бинокль. – Глянь-ка, вон и наш старый знакомый из желтой газетенки. – Дубов заметил Дикрозиса, который, растопырив руки, показывает на «Советскую Латвию». – Ясно, они что-то готовят нам на прощание. Держись, капитан!
* * *
Развалясь в любимом кресле консула Фрексы, Борк слушает последние известия.
«Завтра в парламенте начинаются дебаты по торговому договору с СССР, – рассказывает диктор. – Результаты предварительного опроса говорят за то, что оппозиции навряд ли удастся поставить на голосование вопрос о доверии и сорвать планы правительства. Самые разные слои населения одобряют мирную политику сосуществования. Кулуарные слухи о якобы предстоящем сенсационном заявлении депутата Борка следует рассматривать как неуклюжую попытку посеять тревогу в умах некоторых депутатов».
– Может, и в этот приемник встроен магнитофон, – ехидно замечает консул, – чтобы отравить вам настроение… Да, это был трюк – первый сорт, а то, что вы проделали с Тайминем…
– Чепуха! – Борк чувствует себя польщенным. – По сравнению с сюрпризом, который ожидает завтра нашего министр-президента… – Звонит телефон, и Борк снимает трубку. – Алло!.. Да, хорошо. Благодарю! – Борк встает. – Теперь дело идет к концу. А знаете что, консул?.. Я рад, что доиграна эта партия! Пора уже, звонил ваш Хеллер, через полчаса все закончится… Вы тоже поедете?
– В порт? Для какого черта?
– Хочу видеть этого штурмана… Сами посудите, я сыграл с ним целую партию, но противника своего ни разу не видел. Теперь, когда победа над ним одержана, надо было бы взглянуть на него. Поедем!
* * *
Особняк, в котором заключен Тайминь, в этот поздний вечерний час выглядит еще более заброшенным и мрачным, нежели днем. Охают и стонут, тревожно шумят в парке столетние дубы. Контуры здания неразличимы в темноте, светятся лишь два окна на втором этаже.
Завидев темный силуэт усадьбы, Густав загодя выключает фары и сбавляет ход. Старый «форд» тихо подкатывает и останавливается. Теперь машина находится под укрытием высокой каменной стены, и потому из дома ее не видно. Из машины вылезают Нора, Густав и седой лоцман, тоже решивший принять участие в этом рискованном деле, чтобы при надобности остудить пыл молодежи. В годы немецкой оккупации он неоднократно организовывал дерзкие побеги союзных солдат из лагерей военнопленных и потому считает, что без его личного участия это предприятие обречено на неудачу.
Густав и Нора достают из машины моток каната и перебрасывают его через каменную ограду.
– В какой комнате его держат? – спрашивает Густав.
– На втором этаже. Вон то окно, – показывает Нора. И, как бы подтверждая слова девушки, в черном квадрате, где смутно виднеется тень человека, вспыхивает и тотчас гаснет огонек спички.
– Пошел! – командует Густав и по канату ловко взбирается на ограду. – Давай за мной. Караульных не видно…
* * *
Норе и Густаву удается так тихо и незаметно подкрасться к зданию, что погруженный в свои мысли Тайминь ничего не слышит. В окно стукнулся камешек и заставил Тайминя отпрянуть. Вслед за камешком в комнату с шорохом влетает моток каната. Аугуст наклоняется, берет его в руки, дергает, подавая сигнал вниз. Затем со всей силой тянет. В окне появляется темная фигура. Тихо соскакивает с подоконника.
– Аугуст! – волнение сдавливает Норе горло.
– Свет! – тихо приказывает Тайминь и тут же сам зажигает спичку. – Малышка Нора?! Ты?! – Тайминь ошеломлен.
– Теперь не время уточнять, – шепчет Нора. – Мы приехали за тобой. Быстрей.
– Погоди… Где мой теплоход?
– Потом… надо торопиться… В парке как раз нет никого из стражи. – Не в силах понять причину его нерешительности, Нора тревожно спрашивает: – Что с тобой?
– Нора, где «Советская Латвия»?
– В порту. Именно туда мы и хотим тебя доставить.
Молчание. Затем Тайминь задумчиво, как бы про себя, произнес:
«Здесь… Значит, все же верят! Выходит, сообщение по радио – выдумка… Тогда все хорошо».
– Ясно! – Тайминь преодолел минутную слабость. Он выпрямляется и резко спрашивает: – В парке действительно нет ни одного часового?
– Да, да… Скорей! Дорога каждая секунда.
– Спасибо, – улыбается Тайминь. – Теперь иди. Я с вами не пойду!
– Что?! – Нора в недоумении даже пятится. – Так, значит, правда?.. Не может быть? Аугуст!.. Аугуст Тайминь! – Нора почти кричит, будто хочет докричаться до его совести.
Тайминь понимает, о чем думает Нора.
– Предатель? – коротко усмехается он. – Я предатель? – Тайминь трясет головой. – Нет, Нора! Раньше, когда еще не знал, что вы найдете меня, когда не знал, что мой корабль не ушел в море, когда ничего еще не знал… Мне было важно обмануть противника… Чтобы попасть в столицу… Там представилось бы больше возможностей бежать, добраться до советского представительства или до другого места, где я мог бы рассказать правду. Теперь это уже не нужно.
– Надо бежать! Не понимаешь разве? Через час «Советская Латвия» снимается с якоря и уходит.
– Пусть! Я должен остаться здесь! – твердо говорит Тайминь. – Пойми, Нора, речь идет не о моей личной судьбе, не о судьбе Элеоноры. Я не имею права бежать! Отсюда я должен выйти обвинителем. Обвинению необходимы доказательства. А если я сбегу, у меня их не останется. Даже на вас я не смогу сослаться.
Нора поражена:
– Это же безумие!..
– Это наша, советская тактика! В любых условиях бороться за победу… – После паузы Тайминь продолжает: – А теперь все зависит от тебя… Любым способом ты должна поставить в известность полицию о том, что я здесь… Именно полицию! Никого больше!
– Но полиция ведь с ними заодно…
– Разумеется… до тех пор, пока у моих противников есть шансы взять верх. В тот момент, когда начальник полиции почувствует, что его игра проиграна… Не будем терять времени! Надо поспешить! Пока «Советская Латвия» здесь, полиция не посмеет увильнуть…
– Возьми! – Нора сует Тайминю в руку «вальтер» старого лоцмана, добытый им когда-то в перестрелке с немцами. – Возьми же хоть это. Все-таки безопасней. Если они пронюхают, что полиция на подходе…
– Нет! – отказывается Тайминь. – Я торговый моряк. Оружия мы не носим.
– Ты от всего отказываешься…
– Напротив, – улыбается Тайминь. – То, что я без оружия, самое надежное мое оружие…
* * *
– Постойте, постойте… Да, да… Я вам верю. Но мне необходимо эти факты еще уточнить.
Оставив Нору, Густава и старого лоцмана в приемной, начальник полиции вбегает в свой кабинет. Впопыхах забывает выключить радио, бросается к телефону. Трясущимися пальцами набирает номер Борка.
«Коротко повторяем последние новости, – слышен голос диктора. – Завтра в парламенте начинаются дебаты по торговому договору с Советским Союзом…»
Начальник полиции не слушает. На лбу у него выступил пот. Борк не отвечает. Префект набирает номер администратора гостиницы.
– Срочно! Разыщите во что бы то ни стало! Может, он сидит в баре… Нету?.. Уехал?.. В порт? Проклятье!
Начальник полиции бросает трубку. Потом спохватывается и хочет набрать номер консула Фрексы. В этот момент до его сознания доходят произнесенные диктором слова:
«Лидер крестьянской партии сообщил, что ситуация в корне изменилась. Учитывая высказанное избирателями мнение, что торговый договор с СССР выгоден также и земледельцам, на заседании фракции принято решение поддержать правительство. Таким образом, рухнула последняя опора возглавляемой доктором Борком оппозиции. Как нам только что сообщили, министр иностранных дел господин Нордьюп посетил сегодня советского посла, дабы засвидетельствовать, что для розыска исчезнувшего советского штурмана будут предприняты самые решительные меры. Заодно он выразил благодарность Советскому правительству за помощь, предоставленную пострадавшим жителям Бергхольма…»
Последние слова префект полиции не слышит.
– Теперь я ему покажу! – произносит он сквозь зубы и бросается к двери.
* * *
Большая серая машина с погашенными огнями резко тормозит около усадьбы. Венстрат выходит и на миг прислушивается к тишине, в которой слышен лишь шелест листвы. Он смотрит в сторону особняка. Все окна темные, кроме крайнего на втором этаже. Венстрат удовлетворенно кивает. Это условный знак. Значит, все шло по плану. Тайминь совершил «побег», караульщики покинули дом.
Однако Венстрат не таков, чтобы целиком полагаться на своих подручных. Все они жалкие дилетанты. Все они думают лишь о том, как бы поскорей отработать, получить деньгу и задать стрекача. Вставляя ключ в замочную скважину ворот, Венстрат ухмыльнулся, вспомнив предупреждение Борка о том, что предстоит работа «в белых перчатках». А что? И в самом деле сработали так, что комар носу не подточит…
Венстрат проходит через парк и бесшумно отворяет дверь. Дом молчит. Вдруг на втором этаже он слышит подозрительный звук. Выхватив из-за пазухи револьвер, Венстрат на цыпочках идет по лестнице. Останавливается у двери, за которой слышны булькающие звуки.
Пинком распахнув дверь, Венстрат подымает револьвер, но рука тотчас опускается. Зрелище чересчур ошеломляюще, чтобы Венстрат мог отреагировать на него сразу.
На полу валяются несколько пустых бутылок. Посреди них сидит в стельку пьяный Смэш и досасывает из горлышка последнюю бутылку.
– Ты чем тут занимаешься, скотина?! – Венстрат взбешен, он буквально захлебывается от злости, и лишь шипение вырывается из его рта.
Однако смысл его слов до Смэша доходит.
– Я? А вы разве не видите? Все ушли, и я чуть не ушел, но гляжу, нельзя. Оставить столько добра! Вы же сказали, чтоб никаких следов, ни пылинки… Выбрасывать? Я, может, и преступник, но такого преступления совершить не могу… Ваше здоровье!
Венстрат не тратит слов попусту. По меньшей мере пять минут на Смэша сыплется град ударов. Всякий раз, как он падает на пол, Венстрат опять ставит его на ноги и колошматит дальше.
– Ну как? – спрашивает наконец Венстрат угрожающим шепотом.
Смэш встряхивается.
– Все в порядке, шеф… виноват, господин Венстрат… Весь хмель вылетел, жаль просто… Столько отменного питья, и все зря…
– Заткнись! Пошли!
Молча они вдвоем обходят помещение за помещением. Кое-где Венстрат обнаруживает мелкие упущения, но в целом ребята поработали хорошо. Осталась последняя комната – Тайминя.
– Проверил?
– Нет. Эту я должен был… Не успел еще. Думал, времени еще хватит, прежде надо вещественные доказательства ликвидировать.
– Пожалуй, ты и есть главное вещественное доказательство, которое надо бы ликвидировать, – негромко произносит Венстрат и отпирает дверь.
Венстрат включает свет. Комната пуста. Мебель стоит на местах.
Венстрат подходит к окну, смотрит вниз. Смэш идет за ним. Неожиданный резкий шум заставляет их мгновенно обернуться.
Притаившийся за дверью Тайминь, захлопнув ее, запер ключом и, прежде чем Венстрат успевает остановить его, выбрасывает ключ в окно.
Смэш бросается на Тайминя. Удар в челюсть отбрасывает Смэша в угол. Хныча от боли, он катается по полу. Как только Венстрат выхватывает револьвер, Тайминь подымает руки вверх.
– Ты здесь? – спрашивает Венстрат, не веря своим глазам. Мозг его работает с явной перегрузкой. Вопрос, почему Тайминь остался, кажется сейчас первостепенной важности. – Ты здесь? – повторяет он, как испорченный граммофон. – Разве тебя не освободили?
– Было такое намерение… Да мне понравилось ваше общество, решил остаться, – осклабился Тайминь.
– Послушай, ты! – Венстрат приближается к Тайминю. – Что все это значит?
– Ничего особенного! Хочу, чтобы вы немного побыли в моей шкуре, – спокойно отвечает Тайминь.
– Западня! – доходит наконец до Венстрата. – Встать к стенке! Лицом! Руки вверх! Пошевелишься – покойник!
Тайминь подчиняется.
– Взломать дверь! – приказывает Смэшу Венстрат.
Видя, что Смэшу не по силам обитая железом дверь, он сам приходит ему на помощь, Тайминь не теряется.
Прежде, чем Венстрат успел опомниться, оружие вырвано у него из рук.
– Так! Теперь поменяемся ролями, – улыбается Тайминь. – К стенке. Живей! И чтобы не шевелиться!
Венстрат вепрем бросается на Тайминя. Тайминь подымает револьвер. Смэш съеживается. А Тайминь, ногой отпихнув Венстрата, выстреливает весь барабан в окно. Звенит стекло. Гулко отдаются выстрелы в парке.
– Он спятил! – хрипит Смэш, наскакивая на Тайминя. Но Тайминь оказывается проворней. С последним выстрелом вылетает в окно и револьвер.
Схватка. Воспользовавшись моментом, когда Смэш придавил Тайминя к полу, Венстрат подбегает к окну и распахивает его. До земли не менее пяти метров.
За дверью шум, голоса. В пылу драки ни Венстрат, ни Смэш не слышат их. Шум приближается. Дверь сотрясают удары. Венстрат и Смэш из последних сил норовят высвободиться из железных рук Тайминя…
– Откройте! Полиция! – И тяжелая дверь заходила ходуном.
По полу катается клубок тел. С треском срывается с петель дверь. Врываются полицейские с префектом во главе…
В последнюю секунду вырвавшись из рук Тайминя, Венстрат добирается до окна. Изготавливается выпрыгнуть, но… внизу блуждают лучи от карманных фонарей полицейских. Дом оцеплен. Венстрат медленно поворачивается и также медленно подымает руки. У Смэша нет сил подняться. Он подымает руки, так и не вставая с пола.
Тайминь, шатаясь, подходит к начальнику полиции.
– Я штурман с «Советской Латвии», – обращается он к префекту.
– Знаю, господин Тайминь. Мы вас давно ищем.
– И только теперь отыскали?
– Лучше поздно, чем никогда! – шуткой пытается сгладить неловкость префект. – Арестовать! – указывая на Венстрата и Смэша, кивает он полицейским.
– Ну нет, это будет неучтиво! – улыбается Тайминь. – Разрешите прежде всего представить вам моих гостеприимных хозяев!.. Это господин Венстрат, его обычно величают шефом. А вон тот – господин Смэш!
– Знаю эту банду! – угрюмо бросает начальник полиции. – Не беспокойтесь, господин Тайминь! Все получат по заслугам.
– Остальные тоже?
– Разумеется. Мой девиз – закон и порядок. Но в первую очередь нам надо выяснить, кто в действительности принимал участие в вашем похищении, – говорит префект. – Это потребует известного времени. Запаситесь терпением.
– Могу вас избавить от этих затруднений… Запишите: депутат Борк! Консул Фрекса! Редактор Дикрозис!
На набережной народу все прибывает.
– Мне это не нравится! – гневно говорит Берлинг, показывая широким жестом на автомобили репортеров, фотографов, радиокомментаторов, на установленные в нескольких местах прожекторы. – Как я сразу не сообразил! Готов себя убить за это… – продолжает он. – Поведение Хеллера и его предложение мне с самого начала показалось подозрительным, но…
– О чем ты говоришь? – недоуменно спрашивает кто-то из лоцманов.
– О провокации! Ты что, не видишь, для чего они собрались на набережной? Тайминя встречают! – В его голосе звучит отчаяние.
– Я их предупрежу! – предлагает кто-то из лоцманов.
– Поздно! Они с минуты на минуту должны подъехать, мы уже ничего не в силах предпринять.
Консул Фрекса сидит в своей машине и поглядывает на часы.
– Запаздывают, – говорит он сидящему рядом Борку.
– Ничего, – улыбается Борк. – Стоит потерпеть.
– Господа, еще немного терпения, – радушно улыбается журналистам Дикрозис. – Еще минуточку терпения, и вы станете свидетелями неслыханной в Криспорте сенсации. Можете мне поверить! На такие вещи я мастак.
Журналисты отвечают на это признательной улыбкой.
…С командного мостика «Советской Латвии» Акмен с Дубовым напряженно наблюдают за необычной суетой на набережной.
– Что же они решили там учинить? – как бы самого себя спрашивает Акмен.
– Понятия не имею.
– Новую провокацию? В таком случае они опоздали. Через пятнадцать минут к нам на борт подымется лоцман.
– Лоцмана можно задержать. Не знаю, какая роль отведена нам в спектакле, но одно ясно: без нас он потерял бы всякий смысл.
Берлинг поглядывает на огни, обозначающие место якорной стоянки «Советской Латвии».
– Через десять минут я должен быть на судне, – негромко говорит он. – Стало быть, все произойдет в эти десять минут.
– Или не произойдет, – впервые за это время кто-то из лоцманов решается высказать надежду. – Они давно должны были быть здесь.
Атмосфера в гавани все больше сгущается. Консул Фрекса поминутно глядит на часы. Борк спокоен, хранит молчание. Дикрозис пытается утихомирить репортеров.
Где-то вдалеке сигналит автомашина. Все замирают. Автомобильный сигнал уже совсем близко. На набережной появляется старенький «фордик».
– Зажечь прожектора! – командует Дикрозис.
Набережную заливает ослепительный свет. Начинается невообразимая кутерьма. Журналисты выхватывают из карманов блокноты. Фотографы налаживают свою аппаратуру. Радиокомментаторы проверяют микрофон. Кинооператоры приводят в готовность камеры.
Но «форд» обгоняет другая машина. И тут тишину разрывает голос Дикрозиса:
– Вот вам, господа, обещанная сенсация! – исполненным осуждения жестом он показывает на Тайминя, который вылезает из машины в сопровождении Норы и старого лоцмана.
Какое-то мгновение Тайминь стоит неподвижно, будто специально позирует фотографам и киносъемщикам, которые с великой поспешностью снимают его. Затем он поворачивается к машине, из которой уже вылез начальник полиции. Префект любезно берет Тайминя под руку и ведет к причалу, куда, завывая сиреной, подруливает полицейский катер. На короткий миг наступает всеобщее замешательство. Затем раздаются ликующие крики лоцманов.
Консул Фрекса запускает мотор автомобиля.
– Эту кашу вы будете расхлебывать сами, – злобно говорит он Дикрозису.
– Идиот! Нашел время для упреков, – огрызается Борк. – Гони быстрее!
– Выключить прожекторы! – лишь теперь спохватывается Дикрозис.
Однако осветители не выполняют приказания. Камера продолжает съемку.
– Проклятие! – орет взбешенный Дикрозис. – Погасить свет!
Префект поворачивается к толпе.
– Лоцмана, который поведет «Советскую Латвию», прошу сесть в полицейский катер. Что же касается остальных, господа, то наш гость, господин Тайминь, благодарит вас за торжественные проводы.
И вот Тайминь снова занимает свое место на командном мостике. Рядом стоит Берлинг. На палубе префект беседует с капитаном и его помощником Дубовым.
Тайминь вполголоса разговаривает с Берлингом.
– Спасибо, – говорит Тайминь. – Тебе, всем вам и в особенности малышке Норе…
– Нет, спасибо тебе. – Берлинг кладет руки ему на плечи. – Ты же сам знаешь – не было бы тебя, многое пошло бы у нас наперекосяк. Борк долго будет тебя вспоминать.
– Да, как бы ни было трудно, а все же провел судно туда, куда хотел… Жаль только одно… Эх, если б можно было задержаться здесь хоть на несколько часов… Зайти к Элеоноре, поблагодарить и сказать, что жду ее…
– Об этом я позабочусь!.. Мы все позаботимся о ней… Ручаюсь, не пройдет и трех месяцев, как встретишься с ней в Риге.
